***
Снов не видел. Только тьма и мучения. Наверное, я заразился каким-то неизлечимым недугом. Со слов умного необычного человека, я подвергся мутации. Несколько месяцев не мог прийти в себя. По меркам котов, выпал из нормальной жизни на годы. Меня ломало. Болело буквально все не прекращая. Кости, мышцы, органы. Кажется, даже шерсть било агонией. Озверел. Умирал. Воскрешался. То пожирал не в себя годовые запасы. То впадал в кому. Менялся. Передвигаться на четвереньках постоянно стало неудобно. Появилась тяга чаще копировать поведение двуногих. С ужасом осознал, что лапы вытянулись. Уродливое подобие конечностей пугало. Зато я стал большим, как рысь. А после вовсе как волкодав. Начал понимать многое. Почти все, что доносилось из ртов черепах, становилось мне интуитивно понятным. Только сказать в ответ было тяжело. Почти невозможно. Поддавались лишь отдельные жизненно необходимые легкие слова. Когда я произнес первое слово внятно, все были ошарашены. А еще на меня зачем-то напялили подгузник. Чтобы, цитирую, «яйцами не светил». Вот что они имеют против моего достоинства, я не соображу. Ходить на лоток в таком виде неудобно. А как территорию метить, вовсе промолчу. Но приходилось мириться с этим, ведь тело меня плохо слушалось. Такими странными лапами стащить тряпки не удавалось. А приходилось пробовать, хоть не желал учиться новому. Шумный белый камень с угрозой брызг никак не вязался у меня с туалетом раньше. Я привередлив к личной гигиене. Ухаживать за собой по-новому стало непривычно, но возможно. С краном худо-бедно да, но с душем не подружился. Хозяин заметно повеселел, когда мне удалось потихоньку мяуканье превратить в полноценную членораздельную речь. Я впитывал общение домочадцев, как губка. Слушал. Повторял. Вспоминал. Наконец-то однажды вышло хорошо. Когда я научился осмысленно говорить, узнал, что «кризис пройден». Радостное событие отметили. Благо перестали сюсюкаться, умиляясь успехами. Ходил на задних лапах неуклюже. Сложнее всего было управлять на передних новыми культяпками, похожими на человеческих червяков. Длинные неудобные непослушные отростки. Поэтому ел без столовых приборов. Но уже за столом, как старшие. Без ругани занять свое место на полу. Это было приятной привилегией. Откуда я знаю такие выражения, не могу ответить. Умник считает, что в подсознании хранится много случайной информации. Она перекладывается на мои уста из-за мутагена. Но я и без него был разумным существом. Развивался после мутации скачкообразно и хаотично. Добрая подруга черепах принесла мне азбуку. Сам научился читать по слогам. Не понравилось. Но умение полезно. Охотой перестал заниматься. Тяга постоянно быть хищником иссякла вместе с уверенным прямохождением на двух лапах. Дохляков не приносил. Но гонял грызунов по привычке. Вскоре я добровольно согласился ходить в шортах с прорезью для хвоста, чтобы никого не смущать. Научился нормально пользоваться унитазом и раковиной. Удерживал ложку. Цивилизованный. Старого себя забывал. Но отдельные обрывки помнил четко. Друг Майки был очень заботлив, пока я болел. Он долго грустил и часто плакал, пока я терял одну кошачью жизнь за другой лежа подключенным к хитроумных писклявым блокам. Ухаживал как мать за новорожденным беспомощным котенком. Немного стыдно. Постоянно быть грязным и ходить под себя невыносимо гадко. Хотелось как-то отблагодарить за все. Выяснил, что двуногим не очень нравились мои подарки старого образца. Так я познал эмоцию «разочарование», неведомую ранее. Мне выделили отдельную комнату. Бывшая кладовая пришлась по душе. Узко, темно, тесно. Как в коробке. Тепло и уютно. Старого ревущего монстра со шлангом оттуда выселили. Жаль, но кататься на убирающем блине, что его сменил, не удавалось больше. Он остался. Спать на кроватях вместе с другими не разрешали. «Неэтично». С этим понятием мне непросто. Пульверизатором с водой меня уже было не напугать. Не хотели, значит, так нужно. Только Майки был не против, чтобы я дремал в его спальне, когда мне захочется.***
Наружу по-прежнему не выпускали. Не хватало глотка свежего воздуха. На улице мысли, говорят, приводятся в порядок. А у меня все время хаос в голове: звериное вперемешку с человеческим. Формулировки чаще обрывисты. Я всегда подозревал, что зеленые рептилии не люди, а только похожи на них, поэтому они очень осторожны. Но я же тоже умел ходить бесшумно и незаметно! Когда не топотушил специально, чтобы разбудить на кормежку пораньше. Мне было грустно взаперти одному и я как-то спросил у Майки: — Когда возьмешь на прогулку? — Таким, как мы, опасно быть наверху, – виновато промямлил друг. — Но вы же рискуете. Кот ночное тихое животное, – высказался я. – Мы умеем прятаться по природе. Я по-прежнему ловок и гибок. — Может, ты и прав. Давай сегодня позже? – улыбнулся черепаха. — Правда? – я сильно обрадовался. Запрыгнул на колени, чтобы поласкаться мордой, и случайно повалил на панцирь хозяина. — Кланк, пушистик, ты уже слишком большой мальчик, – прокряхтел Майки. – Слезь, пожалуйста! — Забыл. Извини, – я послушал. За соблюдение этикета строгий двуногий щедро вознаграждал сушеными куриными лапами. Но иногда я проявлял характер. Конечно, уже не гадил мимо. Но незаметную пакость мог совершить. Ибо нефиг! — Да все нормально, дружище, – трехпалая рука почесала меня за ухом. — Мр-р-р, – сладостно протянул. – Почему так редко гладишь? — Рыжик, сложно объяснить, что я чувствую, глядя на тебя, – парень тяжело вздохнул. – Ты уже не мой домашний любимчик питомец. А чей же? Хозяин меня больше не любил? Он отрекался от привязанности? — Потому что… другой, – продолжал травянистый. – Новый. Но я не могу сказать, что ты раньше не был нам членом семьи и другом, а стал только теперь. — Тогда в чем проблема? – я искренне пытался понять. — В какой-то степени мне неловко перед тобой. За то, когда ты становился невольным свидетелем чего-то… непотребного, вроде того. Хотя для тебя все казалось нормой. Но перед собой, пожалуй, больше, – черепаха заломил руку на затылок и покраснел. – Мы как бы оба мальчика. А если будем лежать вдвоем, поглаживая друг друга… Как-то это неправильно. — Но вы прижимаетесь с братьями друг к другу, когда смотрите в ящик, – я упрямился. Для кошек нормально спать клубками рядом, прижиматься, чтобы было уютнее, теплее и безопаснее независимо от пола. — М-м-м. То немного другое, – Микеланджело задумался, не найдя подходящих слов. Конечно, ведь мы семья. И тоже друг другу не просто товарищи, но и названные братья. Аргументов не нашлось, и весельчак почесал мне шейку. Я уронил щеку в его ладонь. Потерся. — Знаешь, по правде, я мечтал, чтобы ты заговорил. Понимал меня. В облике кота, – откровенно говорил хозяин. – Думаю, многие владельцы питомцев ловили себя на подобных мыслях. Но, когда ты стал мутантом, оказалось, что это... морально непросто. — Я уже знаю такое. Нужно быть осторожнее с желаниями. Сбылось, но по-другому, – я уткнулся носом в ладонь. — Верно, – Майки выглядел опечалено и подавлено. – Я безумно рад сложившимся обстоятельствам. Но в то же время мне тебя жаль. — Мне жалеть не о чем, – уверил я и посмотрел проницательно. Я уже мог смотреть прямо в глаза, не моргая, без ощущения враждебности. В небесных напротив почудилось смятение. — И, если на чистоту, я чувствую себя виноватым за то, что не досмотрел и тебе придется столкнуться с той же болью, что нам с братьями, – смурно улыбнулся друг. — Пустяки, Майк, все отлично, – я растянул рот. Оскал в общении с двуногими возымел совсем иной смысл. Положительная энергия. Мои острые зубы их не страшили. К сожалению, отпугнуть, когда не хотел общения, мне их было больше нечем. — Это лучше, чем потерять друг друга. Наша мини-команда никогда не унывает. С первого дня знакомства и навсегда. Да? – я протянул лапу, как в кино про людей в костюмах. — Да, – Майки широко улыбнулся в ответ и пожал руку. 06.01.21, 9-15