Кляксовые истории

Опустевшее, но не заброшенное черепашье логово встречало непривычной мертвенной тишиной. В нос резко ударил могильный смрад еще на входе. Длинноволосый брюнет с проседью поморщился. Глаза заслезились, в горле жгуче запершило от сладковатой, трупной вони. Сделав моральное усилие над собой, гость медленно поплелся в глубь, будто сомневаясь, что переживет очередной визит в мрачный мавзолей, освещенный редкими аварийными фонарями красного оттенка. Алые стеклянные полушария, редко размещенные по периметру, заменили основные верхние лампы, невесть каким образом проработавшие очень долгое время, однажды автоматически вдруг переключившись на запасные. Высокие стены словно сдавливали, потолок, казалось, обрушится, а пол провалится, погребя завсегдатая рядом с обитателями могилы навечно. Находиться в склепе с каждым приходом становилось сложнее. Но перестать навещать смотритель не мог. По пути он поправлял сдвинутые крысами предметы, разгонял обнаглевших тараканов, снимал паутину, отмечал перегоревшие лампочки, брал на заметку замену обветшавших вещей, ощупывая с тоской и смахивая пыль. Удивительно, как быстро дом приходил в запустение, когда в нем отсутствовали живые хозяева, не смотря на все старания поверенного лица. С замиранием сердца завсегдатай вошел на кухню. Потемневшее иссохшее тело, склоненное над сковородой, пошатнулось от движения за лакированным панцирем. Посетитель спас чучело от падения. Пододвинул ногой табурет, подавляя рвотный рефлекс, и усадил горе-повара с прогрызенным насквозь грязно-белым колпаком. Разбросанная повсюду отрава и ультразвуковая ловушка более не справлялись должным образом с отпугиванием вредителей. Судя по всему, досталось и усопшему, о чем свидетельствовали отверстия в верхних конечностях и отсутствие фаланг на нижних. Пустые глазницы из-под оранжевой маски зловеще улыбались из-за просвечивания красного оттенка. Поправив тушу Микеланджело для устойчивости, мужчина обрызгал друга чем-то из баллончика с самодельным составом. Постоял, оценивая работу, и, сглотнув, покинул некогда объединяющее семью место. Как наяву вспыхнули воспоминания задушевных бесед за непомерно мелким для мощной братии обеденным столом: Леонардо чинно заваривал чай в углу; Рафаэль строгал ветчину и хлеб на бутерброды; Донателло грел руки о пол-литровую кружку кофе; а Микеланджело вытаскивал исподтишка все самые вкусные шоколадные конфеты. Сердце пропустило удар. В додзе Леонардо безмятежно медитировал практически как живой. Сохранившееся немного лучше, чем у младшего брата, обезвоженное и обезжиренное тело неким необъяснимым образом удерживалось в позе лотоса. Подобно статуе, лидер почивал на излюбленном месте. Воображалось, что ниндзя вот-вот поднимет веки и недвижимо поздоровается, вернется к блужданию между сплетения тонких нитей космических энергий. Чего в нынешнем положении другу не хотелось, чтобы не схлопотать невзначай кондратия. Он сбился со счету, сколько раз посещал обитель мутантов. Вероятно, сотни, десятки сотен. Но каждый раз встречался с ночными героями в амплуа реалистичных ужасающих кукол как впервые. Скрипнул пол под ногами. Гость не рискнул приблизиться, трухнув. Издали внимательно рассматривал черепаху, светя карманным фонариком, отчего безмятежное выражение старшего жутко искривилось в недовольной гримасе. Убедившись, что в тренировочной порядок, пришелец живо вспоминал спарринги воинов: бойкого непробиваемого Рафаэля, грозу уличных подворотен, чьи кулаки отведали не один ряд раскрошенных зубов; ловкого прыткого Микеланджело, против чьей проклятой юркости и скорости никакая сила не способна была совладать; хладнокровного грациозного Леонардо, чья отточенная острым разумом стратегия неминуемо приводила к победе команды; расчетливого гениального Донателло, чья невероятная мощь изобретения метко таранила цель без лишних телодвижений, но с гарантированным разгромом врага. Мужчина ввел пароль на сенсорной панели. Двери разъехались со скрежетом чуть дергаясь, намекая, что требовалась обработка маслом. Смотрителя воротило от запаха реагентов и лекарств, все еще не выветренных полностью. Его замутило, но завсегдатай остался, чтобы оглядеть некогда большое, просторное помещение, ставшее тесным из-за мании обитателя к конструированию и исследованиям разного рода. В лаборатории каждый инструмент, каждая склянка, каждый образец были расставлены в одном лишь ботану известном порядке. Далеко не всегда в алфавитном, по цвету или размеру. Но, если кто-то внимательно наблюдал за тем, как умник быстро выбирал из кучи необходимое, систему можно было просечь. В дальнем углу ученый мутант так и застыл, работая над чем-то удивительным. Тлеющее тело Донателло с накинутым поверх белым халатом блаженно глядело в микроскоп. Одна одеревеневшая рука придерживала рычаг фокусировки оптики, а другая лежала на планшете, вероятно, записывая вслепую результаты. Поправив съехавшую лабораторную накидку, гость сжал кулаки и стиснул зубы от переполнявших эмоций, покидая обитель науки. Раньше он редко бывал в лаборатории. А если и находился в святая святых, то, как правило, по прискорбным причинам. Друг черепах отлично помнил тот день, когда серьезно ранило младшего: он вместе с Рафом придерживал окровавленного ревущего мутанта, на кого отчего-то не подействовал наркоз, зато выброс адреналина позволил сорвать кожаные фиксирующие крепления; пока Донателло, ругая себя за то, что не достаточно пополнил запас анестетиков, штопал брата, будто лоскутное одеяло; а Леонардо, стоя бледной тенью позади, готовой вспыхнуть сверхновой, механически ассистировал с отсутствующим лицом. Ожидало самое сложное. Ноги подкосились, дыхание перехватило, тело прошибла холодная колкая дрожь. Взмокла от липкого пота спина, а в горле пересохло. Мужчина облизнул побелевшие обветренные губы и со скрипом опустился рядом с телом Рафаэля на перекошенный от времени, повидавший многое, семейный диван Хатамо истертого бледно-голубого цвета. — Привет, друг. Как ты? Я вот соскучился. Хмуро сдвинутые вниз надбровные дуги рептилии от иссыхания упали еще ниже. Труп предсказуемо благо молчал, вперившись в выключенный телевизор, где последний раз транслировали излюбленные закадычными друзьями бои без правил. Кейси посидел, поминая прошлое разглядыванием пятен, едва заметных в полумраке тревожного свечения. Здесь разлита кола, там уронили пиццу, а тут кто-то раздавил плитку шоколада. Посетитель мемориала, вдыхая, прикрыл глаза. Представилось, как шумная зеленая компания словно вчера бушевала, неугомонно веселясь при просмотре нового детективного блокбастера: Микеланджело выдавал по сотне предположений о сюжете в минуту, разбрасывая чипсы и попкорн от каждого вскакивания при неожиданном зрелищном эпизоде; Рафаэль недовольно ворчал, призывая с помощью рычания и демонстрации увесистого кулака у челюсти младшего заткнуться; Донателло скучающе молчал, предположив события от и до после первых пяти минут просмотра, изредка добавляя бесячее «Я же говорил», за что получал обиженные и агрессивные ахи за очередной спойлер; Леонардо шикал на троицу за галдеж, представляя, как связывает братьев и заклеивает рты скотчем, дабы насладиться культурным отдыхом без нервного тика. Кейси Джонс не помнил, как в состоянии аффекта притащил погибших друзей в канализацию. Был ли он один, участвовала ли Эйприл при том безумии. Понятия не имел, как пришло в голову проштудировать Интернет в поисках инструкции по мумифицированию. Даже не представлял, как спокойно, взяв самую большую тележку, наполнил корзину солью и прочей продукцией для консервации. Консервации мутантов. Мумифицирования друзей. Он не был ученым, чтобы придумать, как бы поместить в формалин или сохранить покойников иными, более чистыми и менее пугающими методами. Но похоронить черепах не смог. Тем более не позволил бы себе и никому другому их превратить в прах. Здравый смысл перекрывало желание как можно дольше оттягивать момент настоящего прощания. Не так страшна встреча со смертью, как проводы умерших, когда вас разделяют разные формы бытия без возможности повернуть время вспять, чтобы изменить судьбу. — Ты охренел, Джонс? Похорони уже нас наконец. А лучше сожги. Отпусти и смирись, – хриплым, булькающим, со щелчками голосом пробасила мумия. Душа ушла в пятки. Мужчина схватился за сердце.

***

Патлатый вскочил с постели в своей холостяцкой берлоге. Отдышавшись, трясущимися руками мужчина схватил че-фон с прикроватной тумбы. Под впечатлением от кошмара несколько раз провел ладонью по лицу, словно смывая остатки перенесенного страха. После трех гудков из трубки послышалось заспанное недовольное бормотание: — Че те нужно, Тарзан? На часы смотрел? Я только лег! С головой не дружишь звонить в шесть утра?! — Раф, как же я рад тебя слышать, дружище! А… Вопрос на засыпку. Ты предпочел бы погребение или кремацию? — Ты что, пьян? Ждешь не дождешься, когда же я уже сдохну, чтобы мое богатое приданое досталось тебе по наследству?! А вот фигу на постном масле не хочешь?! Отправлюсь на тот свет только вместе со своим добром, ты от меня ни черта не получишь! — Ладно-ладно, понял. Не кипятись. Люблю вас, парни. — Иди в задницу, Джонс! Проспись! Разговор оборвался. Парень глупо улыбался, смахнув скупую, но горькую, измученную, тяжелую, обжигающую слезу. 05.–06.09.2022, 13–40