Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Мф. 5:3
I
1949 г.
Он проверил содержимое внутреннего кармана и, убедившись, что все на месте, по неширокой гравийной дорожке пошел в сторону аллеи. День был погожий, и солнце, пригревавшее ярко-зелёную траву, светило в спину. Маленький человек, он, казалось, совсем терялся среди всего этого обилия мрамора. Мужчина едва ли успел сделать несколько шагов в сторону машины, как дядя окликнул его: — Ты разве не поедешь с нами? — Прости, дядя Киван, меня уже ждут. Тирион Ланнистер последний раз мутным взглядом скользнул по невысокой земляной насыпи, и бодро зашагал прочь. Позади него, отбрасывая на кладбище Голгофы свою величественную тень, возвышались небоскребы Большого Яблока. С трудом забравшись в черный автомобиль, он с силой захлопнул дверцу и отдал водителю приказ ехать домой. — Я правильно понимаю? — Именно туда. В окне калейдоскопом мелькали ряды гранитных плит. Множество и множество незнакомых людей, которые когда-то держали в руках этот мир; теперь же у них в друзьях были лишь птицы, трава и черви. Тирион отвернулся и, еще раз нервно проверив внутренний карман, небрежно бросил: — Дядя Киван совсем рехнулся. Водитель, чье лицо можно было увидеть в зеркале заднего вида, вопросительно сдвинул брови. — Эпитафия, — пояснил младший Ланнистер. «Отче! прости им, ибо не знают, что делают», — покачал головой он. — Будто она в жизни слишком мало начудила. Давайте-ка еще и тут всем покажем. — Ей подходит, — коротко ответил мужчина за рулем. — Письмо еще оставила, — не унимался Тирион. — Их итак там на целую книгу наберется. «Когда ты молода, они считают, ты ничего не знаешь. Но я знала тебя, играющего в прятки и подарившего мне свои выходные». Как ей вообще приходило в голову такое писать? — Вы сами говорили, она была не в себе. Тирион хохотнул, не сдерживаясь. — Не в себе! Это еще мягко говоря. Она писала что-то вроде: «И, когда мне стало казаться, что я старый кардиган у кого-то под кроватью, ты надел меня, и назвал своей любимой». Чушь какая! — И что же, вы их все прочитали? Тирион на мгновение растерялся, так и оставшись с открытым ртом, но ничего не произнеся. — Я должен был быть в курсе, — ощетинился он. — Несомненно. Я ведь вас не осуждаю? — Черт бы тебя побрал. Оставшуюся дорогу они ехали в напряженной тишине, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Наконец, автомобиль свернул на нужную улицу, и Тирион вздрогнул. Там, почти в самом конце дороги, пугая и восхищая соседей одновременно, стоял старый дом. Он выглядел почти заброшенным — ни цветов, ни кустарника — лишь устланная ковром лужайка. Машина остановилась. — Давненько вас здесь не было, — подал голос водитель. — Я бы еще столько же сюда не ездил, — он прервался, затих, а потом глухо продолжил. — Мне нужно… побыть одному. Дом встретил его пылью и тишиной. Ни слуг, ни официантов, ни мужчин во фраках, спешивших поскорее удалиться в кабинет к отцу. Мебель, картины и скульптуры были прикрыты полотнами белой ткани, и лишь отсутствие толстого слоя пыли на полу говорило о том, что иногда сюда все же кто-то заходит. Не смотря по сторонам, Тирион быстрыми шагами направился наверх. В кабинете отца ткани не было. Наоборот, судя по всему, здесь даже наблюдались определенные признаки жизни: одинокий стакан толстого стекла, недопитая бутылка виски и письма… Множество писем были сложены в несколько аккуратных стопок, белизной конвертной бумаги выделяясь на фоне темного дубового стола. Уверенным прыжком плюхнувшись в кресло, Тирион вытащил из внутреннего кармана заветный конверт. С дрожью выдохнув, он взял нож для писем, вскрыл его, и, достав сложенный втрое листок, принялся читать. Глаза его быстро бегали по строчкам, написанным дерганым, едва различимым почерком, а губы беззвучно проговаривали слова. Закончив, он налил себе виски, выпил, и прочел письмо еще раз. Ближе к полудню Тирион вышел из дома и снова сел в свой автомобиль. На этот раз водитель обошелся без указаний. Солнце в обед пригревало куда сильнее, чем утром, и им пришлось открыть окна, чтобы впустить немного свежего воздуха в салон. Они двигались по Бродвею в сторону Пятой Авеню, когда встряли в пробку. — Этого только не хватало, — возмутился Тирион, который и так всю дорогу жаловался за запах бензина. — Быстро проскочим, — пожал плечами водитель. В ответ Ланнистер что-то пробубнил себе под нос и откинулся на сиденье. Спустя несколько десятков утомительных минут, во время которых не утихали автомобильные гудки, он не выдержал и как следует ругнулся. — Проявите терпение. — Я и есть чертово терпение! — взвинтился Тирион, тут же успокоившись. — Столько лет терплю свою семью, что мог бы за это медаль получить. — Ну, теперь уж вам не о чем беспокоиться. — Как бы не так! — он хлопнул рукой по сиденью. — Дядя Киван нанял адвоката. — Не думал, что он решится. — На старости лет захотел поиграть в главу семьи. Чушь! Ничего у него не выйдет. — Уверен, у вас нет причин для беспокойства. — Да ты, мать твою, просто издеваешься? — Куда уж мне? Рассмеявшись, Тирион спрятал лицо в ладони. Где-то слева снова раздался автомобильный гудок, обозначивший конец его терпения. Сообщив водителю, что пройдется пешком, он хлопнул дверцей и вышел в жаркую суету улицы. Эмпайр-стейт-билдинг, как всегда, унижал своей монументальностью. Тирион, поморщившись, посмотрел вверх, на пронзающий небо шпиль, прежде чем войти. Вот он, венец творения человека, как могло показаться — целый город в одном бетонном муравейнике. Представляться ему было не нужно, и, масляно улыбнувшись девушке-администратору, Ланнистер вошел в лифт с группой людей, тоже направлявшихся наверх. Несмотря на обилие офисных работников, мужчина сидел за столом один. Короткая стрижка, легкая седина на висках и треугольная бородка — всем своим видом он напоминал скорее коммивояжера, чем журналиста. Даже костюм у него был из темно-бордовой узорчатой ткани, будто он только недавно вышел из загородного клуба для лондонских денди, а не из здания редакции. Недовольно скривившись, Тирион, не здороваясь, сел напротив. Мужчина читал книгу. Обнаружив, что он не один, тот нехотя оторвался от страниц и поднял голову, встретившись взглядом с Ланнистером. — Очень рад, что вы пришли, — одними губами улыбнулся Петир Бейлиш, и в уголках глаз его появились хитрые морщинки. — Между прочим, занимательное чтение. Он слегка приподнял книгу, чтобы Тирион смог увидеть название. — Серьезно? — искренне удивился он. — Вам будто больше заняться нечем. — О, я занимаюсь как раз своей работой, — он сделал глоток кофе из маленькой белоснежной чашки. — Не думал, что ваш брат такой романтик. — Был им, — Тирион махнул рукой официантке. — Очень давно. Он заказал бурбон со льдом и, когда его принесли, Бейлиш отложил книгу в светлой обложке, загнув уголок страницы, на которой остановился. Он сложил руки в замок и, с той же хитрой улыбкой посмотрев на Тириона, медленно, будто специально растягивая слова, произнёс: — В истории вашей семьи много пропущенных страниц, — он смотрел на собеседника немигающим взглядом, а в глазах его бесились чертята. — Одну страницу я точно перевернул с удовольствием, — осторожно, даже боязливо, ответил Тирион. — А я бы, знаете, с удовольствием перечитал ее еще раз. — Вы действительно любите копаться в чужом грязном белье. — Попробуйте, — в глазах Бейлиша загорелся лукавый огонёк. — Вам тоже может понравиться. — Сомнительные авантюры были по части моего брата, уж простите, — с каждым новым ответом лицо Тириона становилось все недовольнее, и он сидел, весь напрягшись. — Почему он уехал из Нью-Йорка? Вопрос был простой, и Бейлиш задал его со всем искренним интересом, на который, наверное, только был способен. — Война меняет людей. — Ну что за проблемы! — рассмеялся Бейлиш и Тириона передернуло. — Джейме часто так говорил. И много счастья ему это принесло? — Я надеялся узнать это от вас. Тирион расхохотался, привлекая внимание клерков в накрахмаленных воротничках. — О чем? — сквозь смех спросил он. — О том, что приносило счастье моему брату? — он перестал смеяться и лицо его тут же помрачнело. — Бросьте, вы ведь не дурак, Бейлиш. Вы ведь читали книгу. Глаза журналиста распахнулись и он театрально прикрыл рукой рот, изобразив удивление. — Так, значит, это правда! — Не знаю, что вы там себе надумали, но из меня вы и слова не вытащите. — Бросьте, мистер Ланнистер, вы ведь знаете, что я вам нужен, — уверенность Бейлиша граничила с фарсом. Тирион сделал большой глоток бурбона, разгрыз оставшиеся льдинки и отставил в сторону стакан. — Мне нужен юрист, а не вы. — Знаете, когда Наполеон решил захватить Москву, русские сожгли город, не оставив ему ничего, кроме пепелища. — И знать не хочу, к чему вы клоните. Закинув ногу на ногу, Бейлиш сбросил свою напускную несерьёзность, как змея кожу, и вкрадчиво произнёс: — Я знаю, чего хочет ваш дядя. Но захочет ли он был главой такой семьи? Тирион прищурился. — И чего же вы хотите? — О, — впервые за весь разговор улыбка Бейлиша была искренней. — Всего и сразу.II
1922 г.
В северных предгорьях Альп, утопающая в зелени лесов, стояла большая трехэтажная больница. Обустроена она была в старом особняке, который прежнему владельцу пришлось продать из-за долгов. Перед парадным входом располагался круглый искусственный прудик, в котором частенько плавали птицы, а сзади, едва заметная, была тропка, ведущая к озеру. Особенно живописным это место было летом, когда огромные кроны деревьев, покрытые упругой зеленой листвой, словно одеялом, укрывали все вокруг. Молодой доктор, едва успев подняться на второй этаж, наткнулся на Серсею Ланнистер, выходившую из своей палаты. — Отец ждет меня к ужину, — с порога заявила девушка своему психиатру. Ее растрепанные волосы украшало перо, а сама она была одета в бело-золотое платье, не скрывавшее ее болезненную худобу. — Вы знаете, он не терпит опозданий. — Ваш отец в курсе наших встреч, не беспокойтесь. — И все же, я должна идти. Девушка чинно вышла из комнаты и направилась в сторону лестницы. Доктор Дайвер встретился взглядом с обеспокоенной медсестрой. — Не могли бы вы?.. — Серсея обреченно остановилась перед ступеньками. — Конечно, конечно, — заторопился Дик. Доктор услужливо предложил ей руку, и девушка последовала за ним, ступая боязливо и осторожно. Внизу она коротко поблагодарила его и вышла на улицу, направившись в сторону озера. — Милое летнее дитя, — покачала головой медсестра, следовавшая за ними. — Как жаль, что она сошла с ума. Будьте осторожны, доктор, — на последнем предложении женщина рассмеялась, толкнув Дика в бок. — У меня полно забот, — заверил он. — Этот скорпион жалит, когда дает сдачи, — Дик виновато улыбнулся. — Отправлю кого-нибудь за ней присмотреть. — Не стоит, — покачал головой Дайвер. — Уверен, она ушла смотреть на озеро. После полудня доктор отложил бумаги, надел пиджак и сам направился по тропинке вниз. Девушка сидела там, обхватив колени и глядя на неподвижную воду. Ее губы шевелились, руки изредка дергались, но рядом не было ни одной живой души. Взгляд Дика был усталым и хмурым. Сильно шурша ногами в траве, он подошел к ней, но садиться не стал, лишь сложил руки в замок, смотря в том же направлении, что и она. — Завтра придет почтальон, — невзначай бросил Дик, будто разговаривал и вовсе с водой. — Вы приготовили письмо? Серсея подняла глаза на него, потом резко опустила, вырвала клочок травы рядом с собой и бросила в сторону. На кончиках ее пальцев остались комки земли, но она, не замечая этого, снова обхватила ноги поверх светлого платья. — Стоит мне сесть за стол, как буквы разбегаются в стороны, — сквозь зубы ответила она. — Никак не выходит. — Я думал, вы любите письма. — Не могу больше их писать, — девушка отвернулась, и Дик видел только ее пальцы, теребившие подол платья. — Когда я смогу уехать домой? — она смотрела на Дайвера исподлобья, совсем по-детски, с наивностью человека, искренне хотевшего получить простой ответ на свой простой вопрос. — Думаете, вы уже готовы? — Дик вопросительно приподнял брови. — Мои дети нуждаются во мне! — безапелляционно заявила Серсея, опираясь на ладони. — Кто я такой, чтобы отбирать у них мать? Идемте, пора обедать.***
Она очень долго молча смотрела в окно, неустанно ковыряя небольшие ранки на пальцах, прежде чем все-таки заговорила. — После рождения Тириона отец на все лето отправил нас в Англию к тете Дженне. — Почему вы вспомнили об этом? Она, не сдержавшись, нервно хохотнула, а потом снова стихла и пояснила слегка хриплым голосом: — Уиндермир, — выражение ее лица было наполнено детской непосредственностью. — Простите, но я вас все ещё не понимаю. — Чёртово озеро в Англии, — со смесью злобы и небрежности бросила она вполоборота и снова устремила свой взгляд в окно. — Джейме гонял там лебедей, — ее лицо немного смягчилось. — Один даже чуть не укусил его. — Вы хорошо помните это лето? — Лучше любого другого. Она так ловко меня обманула. — О ком вы говорите? Серсея устало вздохнула и, не отрывая взгляда от происходящего на улице, быстро затараторила: — По вечерам я спускалась на кухню и угрожала прислуге расправой, если они скажут, где я, а потом пряталась под стол и плакала. Вскоре Джейме нашёл меня, и ему я уже не могла ничем пригрозить, — она сжала руки в кулаки. — Он все рассказал тете Дженне. — Вы злитесь на брата? Она нахмурилась, но пропустила вопрос мимо ушей. — Тетя Дженна отвела меня к озеру и сказала, что здесь живет озерная фея. Я могу рассказать ей все, о чем хотела бы рассказать маме, и фея обязательно ей передаст. — Вы ей не поверили? Крепко схватившись за ручки кресла, она повернулась и посмотрела доктору прямо в глаза. Тот в ответ лишь вопросительно приподнял брови, хотя кожа, покрытая мурашками, и выдавала его. — Хуже, — горько усмехнулась Серсея. — Я поверила ей настолько, что до сих пор хожу к любому чертовому озеру. А теперь я хочу, чтобы вы ушли прочь. Сегодня я слишком устала.***
— Знаете, что самое грустное во всем этом? — злобно выплюнула Серсея. Доктор Дайвер, делавший записи в блокноте, поднял голову. Его взгляд, тоскливый, полный сожаления, видимо, приободрил девушку. Она расправила плечи, выжала из себя кислую улыбку и, без малейшего колебания, выпалила: — Они все сделали именно то, чего давно и хотели — избавились от меня. — Уверен, — робко начал Дик, — ваша семья л… — Я больная, а не глупая, — покачала головой Серсея. — Есть лишь один Ланнистер, который меня любил, — обреченно произнесла она. — Мой брат. Ее слова, судя по всему, смутили Дика, и он поспешил снова углубиться в свои записи. — Не уверен, что это действительно так, покачал головой он. — Брат принуждал вас к связи? Поймите, это не такое редкое явление, как вам может показ… — Явление? — прищурилась Серсея. — Был у вас когда-нибудь человек, который находил ответы на все ваши «что, если»? — она едко улыбнулась. — А потом мама умерла, и… — она остановилась и поежилась. — Прошу вас, продолжайте. — Все говорят про нас эти ужасные вещи, — она покачала головой, — но никто не понимает главного. Мой брат, — она приподняла брови, — единственный человек во всем этом мерзком мире, которому на меня не плевать, — выдохнула Серсея. — И почему мне должно быть дело до мнения остальных? — Любовь бывает разной, — покачал головой Дик. — Зачастую она совсем не лечит. — Здесь есть церковь, знаете? — деловито поинтересовалась Серсея. Доктор опустил глаза в свои записи, давая ей высказаться. — Я хожу туда каждое воскресенье. Святой отец читает проповедь, а я смотрю на чертова Иисуса и думаю: «Если твой мерзкий отец считает то, что происходит между нами, грехом, зачем же он тогда сделал нас близнецами?». — Простите, — не поднимая глаз подал голос Дик, — но не всех близнецов связывают такого рода отношения. Серсея его уже не слушала. Улыбаясь мечтательно и безумно, она напевала себе под нос: — Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая-Болтая собрать. Дик вздохнул: — Я должен отвести вас в палату. — Ну, уж нет, — заявила девушка. — Сначала я хочу увидеть детей. Вы постоянно лишь обещаете. Губы доктора Дайвера тронула улыбка, хотя он так и не поднял своих печальных глаз. — Конечно, — ответил он. — Только сделаем вам укол. Вы же не хотите их напугать?***
Дик посильнее толкнул лодку, сам запрыгнул в последний момент и, усевшись поудобнее, налег на весла. Серсея сидела смирно, с детской непосредственностью рассматривая что-то в воде, и лишь искоса посматривала на своего врача довольными глазами. — Прекрасная погода сегодня, — осторожно начала она, — вы не находите? — Не обессудьте, но я уже с десяток раз пожалел, что поддался вашим уговорам, — волосы и рубашка Дайвера взмокли, а сам он хмурил лоб — не то от солнца, не то от напряжения. — Зачем мне жить возле такой красоты, если нельзя насладиться ей в полной мере? — Припоминаю что-то подобное в Библии, — уголком губ улыбнулся Дик. — Кажется, все не очень хорошо закончилось? — Сегодня вы мне не нравитесь, доктор. У моего отца была яхта. Он меня никогда с собой не брал, только Джейме. Говорил, что ходить под парусом — не женское дело. И где он теперь? Она улыбнулась широко, открыто, затмевая своей улыбкой все остальное. Дик опешил, не в силах продолжать грести. — Стал кормом для червей! — Серсея расхохоталась, сначала заливисто, но через время ее смех все больше походил на безумный лай. Дик бросил весла и, раскачивая лодку, перебрался к ней. На лице его был неподдельный ужас. — Миссис Баратеон! — он попытался поймать ее руки и посмотреть в глаза, но Серсея картинно отвернула лицо и, с силой толкнув Дика, отползла немного назад. Когда доктор Дайвер плюхнулся в воду, над Цугским озером снова был слышен ее смех. — Корм для червей! — продолжала повторять она, когда мокрая голова Дика показалась из воды. — Давайте руку, доктор. Вода холодная, как бы вам не простудиться.***
На улице, укрывая всех своим мерным шумом, шёл дождь. Доктор взглянул на часы, а потом снова в окно. Черный автомобиль остановился у самого входа, и из него вышел высокий мужчина в светлом плаще. Зонта у него не было, отчего мужчина сразу промок, и вид имел весьма жалкий. Достав из багажника чемодан, он попрощался с водителем, и, с трудом ступая по мокрому гравию, направился к двери. Зрелище за окном тут же наскучило Дайверу, и он метнул короткий взгляд в сторону графина с коньяком. Пробормотав что-то себе под нос, доктор отвернулся от графина, сел за стол и уверенным жестом поправил галстук. В дверь постучали. — Войдите, — голосом немного более грубым и низким, чем он обычно говорил, откликнулся Дик. Когда мужчина вошёл, на какое-то мгновение глаза доктора распахнулись от удивления, после чего он выпрямил спину и, откашлявшись, произнёс: — Рассказы не врут. Вы, и правда, поразительно похожи. Здравствуйте, — он встал и через стол протянул мужчине ладонь для приветствия. В ответ тот улыбнулся и поднял правую руку. Рукав немного опустился, открывая деревянный протез. — Различить будет нетрудно. Я — Джейме, — улыбнулся блондин, — Джейме Ланнистер. Дик застыл, не зная, что ответить, все еще держа руку для неслучившегося рукопожатия вытянутой. — Но это еще ничего, — продолжил Джейме, — со мной служил один парень, которому отстрелили яй… — Стало быть, вы военный? — Дик медленно убрал протянутую руку, немного сжав пальцы. От напускной шутливости и след простыл, стоило Джейме услышать вопрос. — Был когда-то, — на Дайвера он не смотрел, и не было понятно, адресована ли вообще кому-то эта фраза. Доктор поспешил сесть, жестом указав Джейме на стул напротив. Он рассматривал его взглядом пристальным и холодным, выжидая, пока брат Серсеи заговорит первым. Сам Джейме, оглядевшись, нетерпеливо спросил: — Где Серсея? Ей уже сказали, что я здесь? Доктор долго рассматривал стопку исписанных листов, лежавшую перед ним, прежде чем поднял тяжелый взгляд на собеседника. — Встречи не будет, — проговорил он тоном, не предполагавшим возражений. Джейме улыбнулся лишь уголком рта, и в глазах его загорелся хищный огонек. — Слышал, мой отец жертвует немалые суммы этой больнице, — он выпрямил спину, положил ногу на ногу и удивленно приподнял бровь. Весь его вид говорил о том, что, несмотря на увечье, он все еще лев, и свое место в пищевой цепочке получил не просто так. Глаза Дика расширились, он обомлел, но, когда его испуг вызвал довольную ухмылку на лице Джейме, прищурился и улыбнулся в ответ. — Хорошо, что вы сами вспомнили об отце. От его лица мне даны весьма четкие рекомендации о круге лиц, который может ее посещать, — тон Дика, спокойный и уверенный, заставил Джейме сжать левую руку в кулак. — Письменные рекомендации, — пояснил доктор, кивая куда-то в сторону сейфа, — и вашего имени, увы, я в списке не заметил. Будьте вы сыном самого дьявола, я… Джейме прищурился. — Простите, — перебив доктора, он пожал плечами, — не сразу признал в вас одну их охотничьих собак моего отца. — Выбирайте выражения, мистер Ланнистер. «Приказы», — он откровенно насмехался над этим словом, — вашего отца для меня значат не больше, чем ваши угрозы. Я — врач, и все, что меня волнует — состояние моих пациентов. — Она — моя сестра. Дайвер улыбнулся, широко и доброжелательно. — Что же вы раньше об этом не думали? Джейме вскочил, собираясь что-то ответить, когда в кабинет вошла медсестра. — Доктор Дайвер, — обратилась она к Дику, попеременно смотря на двух мужчин, застывших перед ней. Джейме грозно нависал над Диком, но вовсе не он из них двоих выглядел человеком, побеждавшим в споре, — Миссис Баратеон уже ожидает вас в лаборатории. — Спасибо, — кивнул Дик. — Мы скоро придем. Когда дверь за медсестрой закрылась, Джейме подошел к окнам, вглядываясь в круги на воде, которые оставляли капли дождя. — В лаборатории? — вполоборота спросил он, напряженно прищурившись. –Вы знаете, что ставить опыты над моей сестрой – незаконно? — его улыбка и пристальный взгляд говорили о том, что лев вышел на охоту. — Если в этом кабинете и есть кто-то, наплевавший на законы, то этот человек — не я. Глаза Джейме расширились от ярости. — Вы ходите по очень тонкому льду, Дайвер. Дик устало вздохнул. — Идемте, и вы сами все увидите, — приглашающим жестом указав на дверь, ответил он и взял со стола коричневую папку. Комнатка, в которую их привел Дик, была маленькая, и стоявшие там стол и два стула едва в ней помещались. На стене висели две пары наушников, а прямо перед столом было большое окно со слегка затемненным стеклом, одного взгляда в которое Джейме хватило для того, чтобы тут же рвануться к двери, располагавшейся левее. Дик тут же преградил ему дорогу. — Не делайте этого, ради всего святого! Джейме слушал его вполуха, взволнованно глядя в окно. На его лице отражалось недоумение. Там, в другой комнате, сидела его сестра, увлеченно рассматривавшая собственные пальцы. В какой-то момент она подняла голову, смотря прямо на Джейме, а потом снова вернулась к своим рукам. — Она вас не видит и не слышит, — спокойно пояснил Дик. — Ей это сейчас ни к чему. Садитесь, Ланнистер, и просто смотрите. Оставив Джейме в одиночестве, Дик вышел, запер дверь и, поздоровавшись с Серсеей, переключил несколько тумблеров на небольшом щитке у двери. Пленочный диктофон закрутился, начав запись. — Что мы здесь делаем? — поинтересовалась Серсея. Она рассматривала белые стены и огромное зеркало с опаской, нервно стуча по столу пальцами правой руки. — Просто беседуем, — улыбнулся Дик, садясь напротив нее. Он раскрыл папку, которую все это время держал в руках и, без особого интереса вглядываясь в страницу с фотографией, задал первый вопрос. — Ваше имя? Серсея рассмеялась, вопросительно глядя на Дайвера. — Это какая-то шутка? Вы знаете, как меня зовут, доктор. — Назовите ваше имя, — слова Дика звучали скорее приказом, чем просьбой. Серсея съежилась на своем стуле. Улыбка пропала с ее лица, и она, опасливо озираясь, ответила: — Серсея Ланнистер. Дик вздохнул. — Возраст? — Я родилась в самом начале века. Какой сейчас год? — Тысяча девятьсот двадцать второй. — Значит, мне двадцать два. Легко считать, правда? — снова улыбнувшись, она посмотрела на Дика, сурового, бесстрастного, и, не найдя на его лице ответной улыбки, отвернулась. — Расскажите о вашей семье. Серсея, откинувшись головой на спинку стула, недовольно сморщилась и вытянула руки, крепко держась за подлокотники. — Прошу вас, давайте отсюда уйдем. Может быть, дождь уже кончился, и я могу посмотреть на озеро? — Простите, но сегодня нам нужно поговорить, — Дик был непреклонен. — Мой отец — Тайвин Ланнистер, — рассматривая потолок, будто вспоминая, начала она. — А мама умерла совсем давно. Я ведь говорила вам, правда? От ваших уколов я ничего уже не помню. — У вас есть братья? — Двое, — выдохнула Серсея. — Тирион и… — скривившись, она уткнулась лицом в ладонь. — Джейме! — девушка расхохоталась. — Джейме! Мой брат-близнец. — А муж? — Дик продолжал невозмутимо, методично просматривая свои же записи в папке. — Был когда-то. Роберт. Он не любил, когда я кричу. — Давно вы замужем? — Вышла, как только Джейме уехал. Отец сказал, что так будет лучше. — Лучше… — Дик задумчиво повторил за ней. — Лучше для кого? — Конечно же, — девушка лукаво улыбнулась, — для меня. Доктор Дайвер хмуро поглядел в зеркало. — Расскажите о ваших детях. Серсея, до этого никак не хотевшая сидеть на месте, и крутившаяся на стуле, замерла, сложила руки в замок и боязливо поглядела на доктора. — Джоффри, Мирцелла и Томмен. Они — хорошие дети, и скучают по мне. — Опишите их. Серсея обмякла на стуле, нервно крутя руки. — У них золотые волосы и зеленые глаза. — Как у вас и вашего брата? — Прекратите, — едва не плача взмолилась она. — Расскажите о ваших отношениях с Джейме, — Дик был настойчив, и явно не собирался уступать. — Мы… Вам все равно не понять, доктор, — она рассматривала его скучающим взглядом, то и дело отвлекаясь на зеркало. — Кто из вас был инициатором? Брат заставлял вас? — Я… Мы… Мне не нравится этот разговор! — совсем тоненькая, хрупкая, она смотрела на Дика с неподдельным ужасом. — Вы утверждаете, что отец ваших детей — ваш брат, миссис Баратеон? — Прекратите! — она хлопнула ладонью по столу, подняв на Дика безумные, полные ярости глаза. — Хватит! Она вскочила со стула так быстро, что тот тот упал, а она так и стояла, опершись ладонями на стол. — Все ваши слова — ложь, — шипела Серсея, — вы только обещаете, но ничего мне не даете. Где мои дети?! Я хочу их увидеть немедлен… — У вас нет детей, Серсея, — спокойно проговорил Дик, сложив руки на груди. Он все еще продолжал сидеть за столом с раскрытой папкой, и смотрел на девушку открыто и устало. — Нет, и никогда не было. Я вам говорил. — Не лгите мне, прошу! — злые слезы полились из ее глаз и она, скривившись от отвращения, резко оторвала руки от стола, будто он вдруг нагрелся до нестерпимой температуры. — Вы потеряли ребенка в прошлом году. Это я вам тоже говорил. — Глупый Дик! — она рассмеялась и покачала головой. — Вам все равно меня не обмануть. Мы с Джейме заберем детей и уедем в Англию, где нас никто не найдет. Никто! Она резко рванула ко второй двери, дернула ручку, но, обнаружив, что и та заперта, начала бездумно колотить по ней кулаком. Когда сил у нее больше не осталось, она разрыдалась, прижавшись мокрой щекой к стене. Услышав шаги подошедшего Дика, она опустилась на пол, отгораживаясь от него рукой. — Вся королевская конница, — бормотала Серсея, — вся королевская рать. — Сестра! — крикнул Дик куда-то в дверь, продолжая стоять возле девушки на расстоянии вытянутой руки. — Не может Шалтая… — Вы в безопасности, обещаю. –…не может собрать. — Сестра! Следом за звуком ключа, поворачивавшегося в двери, вошла медсестра со шприцом в руке. Они с Дайвером переглянулись, и он, едва заметно помотав головой, присел рядом с девушкой. — Тише, — прошептал он. — Закройте глаза. Серсея, прятавшая мокрое от слез лицо, послушно убрала протянутую руку и зажмурилась. — Представьте, — голос Дика был убаюкивающий, будто бы это не он сейчас расспрашивал ее с таким пристрастием, — что вы у озера. Вы ведь ничего не боитесь, когда гуляете там? Она помотала головой, и Дик, ловко обхватив ее запястья, кивком скомандовал медсестре. Та отточенным, почти механическим движением сделала укол; спустя несколько мгновений напряженные мышцы Серсеи расслабились, дыхание стало ровным, и, все еще всхлипывая с закрытыми глазами, девушка пробормотала: — Мне так хочется спать. — Идемте, — медсестра осторожно потянула ее за руку, — я вам помогу. Когда они ушли, Дик еще несколько минут сидел, рассматривая носки своих ботинок. Потом он выпрямился, поправил галстук, забрал со стола папку и, достав из кармана ключи, открыл дверь в комнату, где сидел Джейме. Тот едва успел встать, сняв наушники, когда доктор Дайвер, с отвращением глядя в побелевшее лицо, схватил его за левое плечо и ударил по лицу.***
Чем ближе время подходило к отъезду, тем больше он начал говорить. — В детстве она боялась грозы, — лицо его приобрело то улыбчиво-замученное выражение, которое бывает у изрядно выпивших мужчин, к коим он и относился. На его скуле багровел огромный синяк, к которому Джейме, слегка морщась, прижимал кусок замороженного мяса, завернутого в носовой платок. — Она об этом не рассказывала. — Конечно, не рассказывала, — несмотря на боль, ему хватило сил скривиться по-ланнистерски надменно. — Я — ее врач. — И определённо не хотите оказаться в ее постели, — усмехнулся Джейме. Дик прищурился. — Это непрофессионально. По-дилетантски. Джейме скривил губы. — Не держите меня за идиота. Если бы все мужчины в мире поступали, согласно правилам, нас обоих бы тут не было. Дик нахмурился, но отвечать не стал. — Откуда вы узнали, что она так любит озера? — небрежно, будто бы невзначай спросил Ланнистер. — Уиндермир, — доктор будто вмиг протрезвел, вслушиваясь в слова собеседника, — она рассказывала мне про Уиндермир. Джейме нахмурился, отложил в сторону свой компресс и, взяв стакан, сделал большой глоток. — Озеро, куда приходили умирать поэты… Она всю жизнь мечтала поехать туда. — Мечтала? — Дик насторожился. — Там живет наша тетя, Дженна. Серсея все порывалась к ней в гости, но так и не сложилось. — Простите? Не сложилось? — Отец вечно говорил, что время неподходящее. — И вы никогда там не бывали? — Нет, — Джейме посмотрел на него, как на умалишенного. — Она рассказывала, что вы ездили туда после смерти матери. — По-вашему, сколько нам тогда было лет? Дайвер не смог сдержать смех, вырвавшийся на свободу. — Посмотрите, до чего вы ее довели, — он посмотрел на Джейме тепло, почти по-отечески. — Вам, Ланнистерам, когда-нибудь приходило в голову, что она — живой человек, а не ваша игрушка? Джейме оскалился. — Я ее люблю, — вкрадчиво проговорил он, слегка прищурив глаза. — Впрочем, вам, Дайвер, все равно не понять. — Отчего же, — улыбнулся доктор. — Может быть, я верю в целительную силу любви. — Была у вас когда-нибудь сестра? — Мы сейчас не обо мне говорим, — приулыбнулся доктор. Джейме помрачнел и опрокинул в себя виски, будто на дне стакана были ответы на его вопросы. — Иногда мне кажется, что она просто где-то оставила часть себя. — А где же вы оставили вашу? Джейме сглотнул. — В Нью-Йорке.III
1930 г.
Первый солнечный луч, пробившись сквозь неплотно задернутые шторы, разделил лицо спящего мужчины на три полосы — две серые, обесцвеченные, и одну яркую и пышущую жизнью. Мужчина поморщился, сквозь сон прикрыв лицо ладонью, и перевернулся на другой бок, предлагая лучу разукрасить его светлую макушку разными оттенками золотого. Левую руку он едва успел вытянуть вперед, как вдруг резко поднялся в кровати, смотря на лежавшее рядом одеяло и часто моргая. Одеяло зашевелилось. — Черт, — под нос себе выругался Джейме, и провел рукой по лицу, будто пытался таким образом прогнать с себя остатки сна, еще недавно такого мирного и безмятежного. Часы на стене показывали семь тридцать до полудня. Джейме откашлялся, заглянул под одеяло и, с облегчением выдохнув, пошатываясь, поднялся с кровати. Выглядел он помято — золотистые волосы были всклокочены, один глаз покраснел, а само лицо опухло. Сделав всего несколько шагов, он снова выругался, услышав звон упавшей пустой бутылки, которую он случайно задел ногой. На этот раз одеяло зашевелилось куда сильнее, и уже через мгновение из-под него показалось женское лицо. Широкое, с плоским носом, оно было покрыто веснушками, а копна коротких соломенных волос придавала ему и вовсе мальчишеский вид. — Все в порядке? — спросила девушка, глядя на Джейме своими большими, словно у коровы, глазами цвета сапфира. Ужас на мгновение отразился на мужском лице, прежде чем Джейме взял себя в руки, чтобы, снова откашлявшись, ответить: — Ты кто, женщина? — два простых слова мигом лишили взгляд голубых глаз всякой надежды. — Бриенна. Бриенна Тарт. Ты разве не помнишь? — она, слегка надувшись и покраснев, натянула одеяло до самого подбородка, в то время как сам Джейме рыскал взглядом по комнате, в тщетной попытке что-то найти. Наконец, удача улыбнулась ему, и, осторожно пройдя к столику, на котором стоял графин с водой и стакан, он налил туда воды и выпил ее всего за несколько жадных глотков. — Прости, — нахмурившись, пожал плечами он, — но тебе лучше уйти. — Но ты говорил… — Урок первый: не слушай, что говорят мужчины. Они врут, — попытался отшутиться он, хотя Бриенна и не была похожа на ту, кто эту шутку поймет. Она продолжала угрюмо глядеть на него, придерживая одеяло, пока он, догадавшись, не отвернулся и с надуманным увлечением не стал рассматривать мелкий узор на обоях. Одеваясь, она все же смахнула с лица предательскую слезинку, но, когда Джейме обернулся, ее лицо имело скорее агрессивный вид. — Это бесчестно, — в лоб заявила она, совершенно не стесняясь. — Я однажды поступил честно, — горько усмехнулся он. — Расплачиваюсь за это почти всю жизнь. — Ты!.. — она с досадой махнула рукой, но, так и не закончив, мигом выскользнула из комнаты. Когда ее шаги удалились, а потом хлопнула входная дверь, Джейме снова опустился на кровать, свернувшись калачиком. Спрятав лицо в ладонях, он зарыдал. Спустя время всхлипы прекратились, его тело перестало дрожать, хотя он и продолжал лежать поверх скомканного одеяла, когда в квартире раздался звонок. Джейме перевернулся на спину, пустым взглядом рассматривая невысокий потолок, а аппарат все трезвонил и трезвонил, с каждой новой трелью разрушая хрупкое спокойствие прохладного утра. Наконец, звон прекратился, оставив после себя лишь зябкую тишину, и Джейме перевернулся на бок, вглядываясь в окно. Солнце уже было прикрыто тучами, и свет пробивался лишь смазанным бесформенным пятном. Пролежав так несколько минут, он снова лег на спину. Звонок раздался во второй раз. Наконец, ругнувшись, Джейме поднялся с кровати, и, завернувшись в одеяло, босыми ногами протопал на кухню. — Вставай, дамский угодник! — раздался из аппарата веселый голос. — Или ты забыл, что сегодня у нас визит на ткацкую фабрику? — С тобой забудешь, — пробурчал Джейме, вяло оглядываясь по сторонам. За окном послышался шум. — Не опаздывай! — рявкнул напоследок голос в трубке. Джейме устало вздохнул, прошлепал к холодильнику, достал оттуда коричневую стеклянную бутылку пива и, незатейливым движением сорвав крышку об край стола, сделал жадный глоток. Пиво полилось по подбородку и он, вытерев правой рукой надоедливые капли, с отвращением взглянул на обрубок. Минут через сорок Джейме, гладко выбритый и причесанный, в сером костюме и белой рубашке вышел из дома. Улица встретила его недружелюбно. — С дороги! — выкрикнул мужчина в холщовом комбинезоне. Джейме посторонился, без интереса оглядевшись по сторонам. Рабочие, множество рабочих с плакатами шли по улице, на ходу расталкивая прохожих, и невольно вовлекая зевак в свое шествие. Слившись с толпой, Джейме прошел с ними до остановки трамвая, щурясь, стоило редким солнечным лучам пробиться сквозь редкие тучи. Трамвай, движение которому рабочие перекрыли, стоял на месте. Увидев водителя, курившего неподалеку, Джейме махнул ему левой рукой. — С самого утра идут, — покачал головой шофер, бросая окурок на брусчатку. — Кроме как на машине через Сену не перебраться. — Должны же они когда-нибудь закончить, — пожал плечами Джейме. — Ага, когда дубинками разгонят, — улыбнулся собеседник. Перекинувшись с мужчиной еще парой фраз, Джейме развернулся и, идя на этот раз против движения толпы, снова направился в сторону своего дома. Достав ключи из внутреннего кармана пиджака, он нехотя открыл дверцу и сел в автомобиль. Внутри уличный гомон, теперь доносившийся через стекло, звучал приглушенно, разделяя пространство в машине и мир вокруг. Взгляд Джейме упал на пассажирское сиденье. Там лежала книга в простой светлой обложке. Надпись с серыми буквами гласила: «Белая книга. Джейме Ланнистер». Заведя мотор, он осторожно развернул автомобиль и выехал на улицу, которую шествие миновало. Спустя полквартала дорога совсем очистилась и он, вдавив педаль газа сильнее и заставив мотор зарычать, повел машину к мосту.***
— Я так считаю, — начал черноволосый мужчина, дыхнув на объектив и протерев его краем рубашки, — если уж они решили на всю округу орать, как им плохо живется, так пусть почувствуют, что это на самом деле такое. Джейме улыбнулся, покачав головой. — Насилие — это не ответ. — А ты у нас, смотрю, любитель мирных переговоров? Джейме положил деревянную руку ладонью вверх и кивнул на нее головой. — Я знаю, о чем говорю. — Насилие — это когда ты мне свою книжонку втюхиваешь, — рассмеялся фотограф, и, сняв аппарат с шеи, положил его на стол. Он проверил, закрыта ли крышка на объективе и посмотрел на Джейме. — Ну не люблю я про рыцарей. Ты бы ее детишкам из приюта показал. — Как тебя вообще взяли работать в газету? — А я и не пишу для нее. Они вместе рассмеялись, и Джейме откинулся на спинку стула, рассматривая город с летней веранды. — Я люблю Париж. — Местных баб ты любишь, а не Париж, — буркнул Бронн, но тоже сел поудобнее. — Я вот одного не понимаю — зачем такому принцу, как ты, прозябать в этой богемной помойке? Чем тебе не угодили голубые гортензии, божественность денег и кашемир? — Да, да, красные гоночные автомобили и закаты, — усмехнулся Джейме. — Все вы так думаете. — А что я не так сказал? Жил бы сейчас в особняке с какой-нибудь королевой Нью-Йорка. Был бы у меня такой папаша, я бы в жизни от его денежек бы не отлип. — Скажу по секрету, — заговорщически начал Джейме, — не в деньгах счастье. Бронн фыркнул. — Я тебя раньше не знал, но особо счастливым ты сейчас не выглядишь. — У меня для этого свои причины, — он ненадолго задумался. — Ты слышал про Черный четверг? — А как же. — Мой отец его не пережил. На этот раз усмешка брюнета была невеселой. — Поди прямо посреди Уолл-стрит в обморок грохнулся? Вопрос так и остался без ответа. Спустя несколько минут миловидная официантка, в вырез блузки которой Бронн вглядывался с особым увлечением, принесла им бутерброды с болонской колбасой и бутылку божоле. Брюнет было открыл рот, очевидно, собираясь сказать что-нибудь неуместное, но Джейме его вовремя прервал, с улыбкой поблагодарив девушку, после чего она удалилась. — Всю малину мне испортил, — пробурчал Бронн, когда убедился, что девушка их уже не слышит. — Подыщи себе лучше богатую вдову. — И то верно. Ели они молча. Бронн изредка прикладывался к вину в отличие от Джейме, который чуть ли не залпом выпил первый бокал, а с каждым новым лицо его становилось все довольнее. — Чего лыбишься? — нахмурился брюнет, делая большой глоток. — На твоем месте я бы так на него не налегал, — Бронн кивнул на бутылку. — Трамваи уже ходят? — Сам доеду, — отмахнулся Джейме. — Ох, не доведет тебя это до добра. — Разве это проблема? — улыбнулся блондин. — Нет такой невзгоды, которая бы сломила Джейме Ланнистера. — Вот они, слова привелегированного белого ньй-йоркца! Мужчины снова рассмеялись. Закончив с вином, Джейме расплатился с подошедшей официанткой, а Бронн надел на шею фотоаппарат; они оба встали и направились через дорогу к месту, где был припаркован автомобиль. Когда Бронн закурил, Джейме тоже попросил сигарету. Днем тучи развеялись, и солнце светило ровно, заставляя поблескивать хромированные детали машины. — Хорошо, — довольно улыбнулся Джейме, затянувшись. — Знаешь, я даже пешком пройдусь. — Уверен? — Если я в чем и уверен, так это в том, что тебе стоит пойти со мной. — Мне завтра в редакцию утром, — отмахнулся Джейме. Они докурили, попрощались, и Бронн, махнув другу напоследок, ушел, насвистывая под нос незатейливую мелодию. Джейме в последний раз оглядел улицу, поправил растрепавшиеся золотистые волосы и сел в автомобиль. Он завел мотор, посмотрел на свою книгу, все еще лежавшую на сидении, где ее оставил Бронн, и нажал на газ.IV
1917 г.
Ее одинокую фигуру он увидел на пирсе. Ночь была ветреная, волны с беспощадным шумом разбивались об деревянные балки. Брызги летели во все стороны, и было видно, что от влаги ее волосы начали виться тонкими кольцами. Джейме поспешил, по пути снимая с себя куртку, которую он до этого наспех успел накинуть. Услышав шаги, она обернулась, и он успел заметить, как испуг сменился какой-то нездешней, отстраненной радостью в ее глазах. — Простудишься, — пожал плечами он. Благодарно улыбнувшись, она завернулась в куртку и потянула его к себе. Не сопротивляясь, он присел рядом, и она положила голову ему на плечо, обнимая левой рукой. — Уже полночь? — плотнее прижавшись к нему, спросила Серсея. — Да, — кончиками пальцев Джейме гладил ее мокрые волосы, и сестра тянулась к этим прикосновениям, как кошка, соскучившаяся по человеческому теплу. — Вот и август стал просто моментом в прошлом. Джейме ничего ей не ответил, только обнял сильнее, будто, не сделай он этого, она растворится в ночи, ускользнет, как дым сквозь пальцы. Эта ночь все еще хранила в себе отголоски их шепота. «Ты уверена?» «Как никогда раньше.» Его ладонь задержалась у нее на щеке, а потом, будто забыв обо всем, он потянулся к ее лицу с поцелуем. Она ответила охотно, пылко, и через мгновение уже не он был главным. Серсея взобралась брату на колени и уже было откинула его спиной на доски, когда он ее мягко остановил. — Т-ш-ш, — ласково улыбнулся он. — Тебе нужно отдохнуть. И почему мы раньше этого не делали? Серсея снова села рядом, обхватив колени руками, и больше не смотрела ему в глаза. Джейме хотел осторожно убрать прилипшую прядь волос от ее лица, но она потянулась в сторону, надев маску безразличия. — С тобой все хорошо? Взгляд ее грустных глаз бегал из стороны в сторону, челюсти были сжаты, но, наконец, она повернулась к брату и, вглядываясь в лицо, словно наблюдая за его реакцией, спросила: — Мы же теперь всегда будем вместе, правда? Прошла секунда, две, пять — пауза перед его ответом была непростительно долгой. — Убирайся, — прошипела она, оттолкнув Джейме рукой. — Я хочу быть только с тобой! — Убирайся к чертовой матери и больше никогда не показывайся мне на глаза. — Послушай меня! — Ты такой же, как и все, Джейме, — ее дыхание было тяжелым. — Даже хуже. Он не пытался подойти к ней ближе, чем она к себе подпускала, но и уходить тоже не спешил. Наконец, она вытерла едва выступившие слезы руками, и сама шагнула в его объятья. — Прости, — прошептала она. — Мне страшно, и я не знаю, что делать. — Я с тобой, — обнимая, он гладил ее по волосам. — Когда я с тобой, ты не должна ничего бояться. Идем в дом, ты замерзла. Завернувшись в одеяло, словно кокон, она сидела на кровати, слишком большой даже для двоих. Джейме открыл окно, впуская немного соленого воздуха в комнату. — Я знаю, о чем ты думаешь. Она бросила на него взгляд, почти безразличный. — Очень в этом сомневаюсь. — Я не жалею, — он развернулся к ней, загораживая спиной луну. — Даже не смей так думать. Утром они поехали завтракать кафе, и Серсея была веселее, чем обычно. Она звонко смеялась, подшучивала над братом и кокетливо строила глазки официанту, к раздражению Джейме. Когда он одернул ее, едва ли не рыча, Серсея ответила: — Ты боишься, — простая фраза, она развеселила ее куда сильнее вчерашней бутылки вина. — Не веди себя так, будто ничего не изменилось. — Ты боишься! — она хохотала, звоном своего смеха заставляя солнце сиять ярче и наполняя своей радостью ленивую жару сентябрьского утра. — Ничего не боятся только дураки, дорогая сестра. А я себя таким не считаю. Они еще долго сидели, потягивая остывший кофе, и Серсея больше не пыталась его задеть. Она, наоборот, будто и вовсе была не здесь, спрятавшись куда-то в свои мысли. Засмотревшись на гладь воды, она пропустила, как брат ее окликнул. — Что? — Я должен кое-что тебе сказать. Блаженная улыбка тут же исчезла с ее лица, она сжалась, смотря в ответ жестким взглядом. — Не говори того, о чем пожалеешь, Джейме. — Отец… Америка скоро вступит в войну, так он считает. На мгновение ее глаза распахнулись от чистого, какого-то даже животного страха, но она так и продолжила сидеть, отгородившись от мира, и ничего брату не отвечая. — Если так произойдет… Это будет мой долг. Ее губы скривились, и она отвернула голову в сторону. — Я не могу тебя потерять, Джейме, потому что ты никогда не был моим. — Не надо. — Знаешь, желания было достаточно. Для меня было достаточно. Он сжал правую руку в кулак и сжал зубы, говоря сквозь них. — Это ненадолго. Простая формальность. А потом я вернусь к тебе. Ты ведь будешь мне писать? — Письма на фронт? — она рассмеялась. — Я вернусь, и все будет хорошо. — И что ты мне предлагаешь? — она ощетинилась. — Жить надеждой на это?V
Наши дни.
Услышав мелодию, она щелкнула пальцами, и на мгновение задумалась, а потом выпалила: — «Совсем нет луны»! Ее спутник улыбнулся, опустив глаза. — Нэт Кинг Коул, ага. — Очень старая песня. Они едва не забыли отсканировать штрихкоды своих электронных билетов, когда вошли в большой дом, удивленно рассматривая его изнутри, будто затерявшиеся путники старый замок. В колонках, висевших на стенах, играл джаз. Музыка была ненавязчивой, скорее создающей нужную атмосферу, и они, перешептываясь, как задумавшие что-то непутевое дети, скорее поспешили пройти в гостиную. Ее глаза засияли, когда они, открыв дверь, наконец, вошли. Комната была просторная, светлая, а посреди нее, ловя на себя солнечные лучи от окна напротив, стоял широкий диван. Он был огорожен столбиками, соединенными тонкими канатами, а рядом находилась табличка, сообщавщая, что этот самый диван имеет какое-то там отношение к Чиппендейлу. Впрочем, диван так и остался без внимания, когда девушка увидела настоящее сокровище этой комнаты. Почти вся огромная стена была прикрыта слегка желтоватым стеклом, за которым висело множество писем — единственное, что осталась от той, кто когда-то жила здесь. Словно забыв о своем спутнике, девушка подошла как можно ближе, всматриваясь в исписанные разными чернилами клочки бумаги. Он покорно ждал ее рядом, изредка посматривая на какие-то из писем сам, когда встретился глазами с чернокожей женщиной. Она появилась, словно из ниоткуда, и бесшумно наблюдала за ними. Блондин легко коснулся плеча девушки и она, бросив в его сторону вопросительный взгляд, тут же заметила вошедшую и сама. — Удивляет, правда? — улыбнулась женщина. — Это восхитительно! Мы ведь с вами переписывались? Женщина кивнула и подошла ближе, тоже приглядываясь к стене. — Вот она, вся жизнь человека. Меня зовут Дилси. — Тейлор, — ответила блондинка. — «Но хватит ли этого, если со мной ты никогда не найдешь покой»… — прочитала девушка, развернулась к своему спутнику и, найдя в его глазах одобрение, молча потянулась своей рукой к его. — Мой дед знал ее, — задумчиво произнесла женщина. — Он работал здесь, когда эта семья еще сияла в лучах своей же славы. — Великая американская династия, — согласно кивнула блондинка. — Что вас сюда привело? — Любопытство, — пожал плечами мужчина. Следующий час они провели, блуждая по дому в компании Дилси. Она была смотрительницей музея, и работу свою любила, оттого экскурсия оказалась особенной интересной. Казалось, она знает каждую дощечку в этом доме, каждый уголок и каждую царапинку. Последнее помещение, куда они вошли, было старым бальным залом. Тяжелые шторы, окна от пола до потолка, старый рояль — немного воображения, и можно было представить, как он наполнен людьми, пианист выводит причудливые мелодии и в воздухе витает запах шампанского. Теперь же здесь висели старые фотографии. Возле одной из них девушка остановилась. — Еще не знают, что их ждет, — покачала головой она. Черно-белая фотография была сделана возле дерева в саду — на ней Ланнистеры были еще детьми. Джейме широко улыбался фотографу, держа за руки брата с сестрой, Серсея недовольно щурилась, а Тирион рассматривал собственную обувь, будто забыв, что его фотографируют. — Интересно, если бы изменилось что-то одно, была бы жизнь совсем другой? — Теперь уже не узнаешь. Из дома они вышли, когда уже вечерело. — Так странно, — уже сидя в машине, после долгого молчания, наконец, произнесла она. — Здесь ведь когда-то жили живые люди, а теперь… Он повернулся к ней, заводя мотор. –… теперь они — слова и фотографии. Девушка покачала головой. — Нельзя поместить всю историю человеческой души на булавочной головке. — Знаешь, у меня есть идея. Она повернулась к нему, вопросительно подняв брови. Взгляд ее был теплый, усталый. — История, — пояснил он. — Кто, как не ты, сможет все рассказать? Машина тронулась, оставляя позади дом, который с каждой секундой становился все меньше и меньше, а потом и вовсе исчез за поворотом. Он пережил одну войну, затем вторую, а когда все его старые обитатели ушли, стал трепетно хранить память о них. Этот дом помнил мальчика, который никогда не отступал. Другого мальчика, который стремился найти свое место в мире. И девочку, всегда знавшую, что на самом деле важно. Теплыми летними вечерами, если очень внимательно прислушаться, здесь все еще можно было услышать их заливистый смех и оживленные споры. История их жизни, их любовь проживет еще долго, передаваясь, как народная песня.
Здесь вы познакомитесь с Диком Дайвером, героем укравшей мое сердце книги Фицджеральда "Ночь нежна", увидите, что стало с Серсеей, и как сложилась жизнь у остальных героев.
Очень тоскливо ставить точку, но у всего бывает конец, и эта работа тоже к нему подошла. Благодарю всех, кто следил за нелегкой жизнью Ланнистеров и попутно наслаждался шедеврами Тейлор Свифт!