Другими глазами

Чарли понимает все с первого взгляда. Ну, может быть, со второго. Не во время гонки от левиафанов, чуть позже. Когда на автобусной остановке братья обнимают ее на прощание и усаживают в прохладный салон автобуса, следующего куда-то в Небраску, на лице Сэма проступает слишком явное облегчение. — Пока, сцуки. Она на самом деле уверена, что больше никогда этих двоих не увидит, когда через тонированное стекло считывает с губ Дина: "Она, как сестренка, которую я никогда не хотел". Сэм буркает в ответ неразборчиво что-то. Моргает, когда автобус урчит голодным китом, плавно выворачивая на дорогу. Чарли цепляет наушники и врубает на полную катушку "Пинк Флойд". Сэмми, ты можешь быть спокоен. Здесь тебе точно ничего не грозит. Она уверена, что Винчестеры в прошлом. Вот только жизнь сталкивает их опять. В бункере, что безумно похож на тот самый дом, которого у нее не было с самого детства, Чарли снова ловит на себе этот взгляд. Виноватый и немного тревожный. Ей не нужны слова или какие-то объяснения. Братья. Винчестеры — много больше, чем братья. Одно существо, организм, по какому-то недоразумению оказавшийся в разных телах. Ей не нужны слова. Достаточно взглядов и этих почти бессознательных прикосновений, когда одному непременно требуется убедиться, что с братом все хорошо, что он жив, что он в полном порядке. Ей не нужны объяснения. Достаточно видеть, как Сэм готовит брату завтрак утрами, как Дин все время держит его в поле зрения, как касается невесомо, пальцами скользит по кисти, передавая бутылку с пивом или кухонный нож, книгу, мешок с каменной солью, склянку с кровью ягненка. Ей не странно, что персонал в тех отелях, где они останавливаются на ночевку, всегда принимают их не за братьев — за пару, возможно, женатую уже много лет. Ей не странно, и дело тут совершенно не в сексе. Хотя при ней они делают вид, что спят в разных спальнях. Однако на утро у Дина во всю шею — свежий вишневый засос, который он потирает, отпивая свой сладкий утренний кофе. Дин Винчестер — тот еще сладкоежка. — Упал... — бормочет, смущаясь и прячет в кружку глаза. Сэм делает вид, что не слышит, помешивая жарящийся бекон у плиты. Упал, ну конечно. Брату на губы? Ей не странно видеть их полувзгляды и слышать их полуфразы, которые посторонний никогда не поймет. А для братьев это — обычный, рядовой разговор. Ей не странно, что Сэму даже не нужно смотреть на него, чтобы знать, когда брат весел или расстроен. Чувствовать, что тот начинает болеть. Это работает в обе стороны, безусловно. Ей не странно наблюдать, как работают братья над делом. Пока один ищет подсказки в заметках отца, второй шерстит интернет в поисках новых зацепок. Они могут поменяться без единого слова, и один всегда продолжит с того именно места, где остановился второй. Ей не странно, ведь это нормально. Завидно, наверное, чуть-чуть. Ведь когда у двоих есть связь такой силы, им не страшно вообще ничего. Даже смерть. На нее Винчестеры просто плевали. — Он всегда заботится обо мне. С тех пор, как мама погибла. — Сэм большой, но по бункеру ходит беззвучно. Как хищник, вышедший на охоту. — Я знаю, я ведь читала все книги Чака, ты не забыл? — Чарли сонно моргает, отключая свой ноутбук. На сегодня, наверное, хватит. Сэм складывает руки в карманы толстовки. Еще вчера ее носил Дин. Меняться вещами — это тоже привычка. Поправляет ремешок от часов на запястье, рукой нервно ведет по своим волосам. Дин всегда потешается над прической принцессы и кучей средств для волос, которые стоят на полочке в душе. Дин смеется, но для него эти волосы — фетиш. Прошлой ночью в душе Чарли слышала, как он брату, задыхаясь, шептал: "Сэмми, боги, твои волосы, Сэмми". В бункере вентиляция звуки разносит просто прекрасно. Еще бы понять, как им об этом сказать. — Точно. И помнишь, что я всегда забываю купить Дину пирог. Сэм морщится. В прошлый раз она, например, не забыла и заработала полный восторга взгляд его брата. — Сэм. Мы просто работаем вместе над делом, а потом я уеду. Ты не должен реагировать так, будто я собираюсь забрать у тебя брата. Он полностью твой. Целиком. Даже если бы мне не нравились девушки. То, как он глядит на тебя... То, что значите вы друг для друга. Соперников и соперниц никогда не будет, пойми. Он опускает глаза и очень сильно краснеет. — Знаю. Я... Я... Понимаешь, так долго мы были только вдвоем. Наверное, это привычка. — Наверное, это любовь. И капелька ревности. Перестань. Кто я такая, чтобы судить? Мне, наверное, даже немного завидно. Ваша связь — это узы особого рода. Пойми, я вас очень люблю. Тебя и Дина, как моих старших братьев, которых не было никогда. Но кто-то третий у вас здесь рушит всю гармонию, я понимаю. — И мы тебя... любим. Последнее слово дается с трудом, но он себя заставляет сказать. Ведь это — чистая правда. Разве стал бы иначе он ревновать? Как мальчишка. — Прости. За это вот все. — Ерунда. Он улыбается ей очень неловко и уходит в комнату, где обычно спит Дин. Закрывает двери их общей спальни и бормочет что-то в ответ на тревожный вопрос. Чарли улыбается в пустоту немножечко грустно. — Все в порядке, мальчики. Я понимаю. Я понимаю. Все хорошо.