Заботиться о жизни из другого мира — все равно, что заботиться о самом мире, не так ли? Альбедо
***
Тарталья Возможно ты какой-нибудь речной дух? Небольшой, едва сильнее человека, и к тому же связанный обязательством исполнить одно желание любого, кто поможет тебе добраться до твоего сада, если ты вдруг заблудишься, или тебя ограничат в передвижениях, и без посторонней помощи не обойтись. Поскольку ты не слишком рассеянный дух, да еще и изрядный домосед, у тебя практически не бывает с этим никаких проблем — ты наблюдаешь издалека за другими духами, и иногда даже помогаешь им самостоятельно, поскольку считаешь, что требовать целое желание за то, с чем и так можно справиться самому — наглость. На твоей памяти, которая насчитывает не одну сотню лет, тебе пришлось исполнить желание лишь пару раз. И все эти разы были связаны с морой, кладом или наделением несметного богатства. Ты решаешь разбавить свой опыт чужим и отправляешься в небольшую прогулку, заглядывая к старым знакомым, и все их рассказы приводят тебя к неутешительному выводу. Все, что нужно спасителям от духов — это деньги, и такой расклад оставляет тебя немного разочарованной, и высокомерной по отношению к таким узколобым и меркантильным существам, как люди. До этого момента ты чувствовала небольшое напряжение, когда покидала свой сад. Казалось, что в какой-то момент ты попадешь в руки не к тому человеку, и он потребует у тебя невыполнимое и ужасное желание, и тогда твоя жизнь оборвется, поскольку несоблюдение контракта карается смертью. Но спустя столько лет выжиданий и напрасных страхов, которые ни разу не были оправданы, ты расслабляешься, и начинаешь чаще прогуливаться, уходя все дальше от сада, подныривая под опасные валуны, и веселясь от облегчения, что они на тебя не свалились. Адреналин гонит тебя вперед, суля новые ощущения, новые знакомства и виды, и ты окончательно теряешь бдительность, становясь из самой настороженной феи самой легкомысленной. И когда камень, придавивший тебя к земле, и перекрывший тебе все пути отступления стирает улыбку с твоего лица, все о чем ты можешь думать, это твоя собственная глупость. Вкус свободы стер границы между тобой и обычными людьми, между тобой, и более сильными твоими друзьями, и ты совершенно забыла, что не можешь проходить сквозь камни, и не имеешь достаточно осязаемое тело для того, что бы своими силами разобраться с этой проблемой. Панически перескакивая из одного облика в другой, становясь то рассеянным сгустком энергии, то обратно полу-человеком, ты в конце концов решаешь надеяться на волю случая. Дорога, возле которой тебя и прижало к земле, не слишком людная, но пара человек в день проходит. Может быть, думаешь ты, кто-то обратит внимание на странные камни, и из любопытства остановится посмотреть, в чем дело. И ты начинаешь тихо шуршать маленькими булыжниками, периодически останавливаясь, чтобы прислушаться, не слышны ли шаги, или, может, скрип повозки. Но за каменной преградой тихо, никаких человеческих шумов, которые раньше приводили тебя в ярость, поскольку распугивали твоих рыбок в озере, а сейчас стали бы музыкой для ушей. Так продолжается не один день, по твоим не очень точным подсчетам, пару недель, прежде чем ты, устав надеяться, погружаешься в своеобразную спячку, балансируя на самом краю сознательности. Тебе вспоминаются рыбки, их изящные хвосты, мерцающие в глубоком прозрачном озере, и вода, меняющая свой цвет от бледно голубого, почти бесцветного, до насыщенного темного цвета. Ты вспоминаешь грязь и камни, кусты и деревья, сады других фей, и странные травы, растущие около их садов. У тебя была длинная жизнь даже по меркам духов, и когда ты думаешь об этом, что-то внутри тебя тает, заставляя тебя грустить. Возможно, твое время уже давно пришло? Возможно, ты не дождешься помощи, и стоит прямо сейчас положить конец твоим метаниям? Ты почти уже не двигаешься, плавно повиснув в воздухе, просто ждёшь. Любому ожиданию должен наступить конец, но твоего все никак не видно, и это так сильно расстраивает тебя, что поразмышляв ещё немного ты решаешь развеять себя; если через еще одну неделю к тебе не придет удача, и эти камни, затертые взглядом до дыр, такие знакомые, но такие скучные, не исчезнут, открывая дорогу на свободу, ты лишишь себя страданий. Ты уже даже не сердишься. Ни на себя, ни на них, ни на причину их падения, и уж тем более не на судьбу, которая решила проверить тебя на прочность, свалив на тебя такие ощутимые трудности. Проходясь взглядом по маршруту трещин, изученных вдоль и поперек, ты тянешься руками к маленьким булыжникам, начиная ими шуршать. За каменной стеной тихо. Ты закрываешь глаза, погружаясь в краткий сон, чтобы завтра сделать то же самое. На третий день ты шумишь камнями почти беспрерывно, подкатывая парочку своих любимцев к щелям внизу. Они недостаточно большие для тебя, но для них в самый раз, и ты с жалостью кидаешь их туда, думая, что видишь их в последний раз, как и своих любимых рыбок, но ничего не можешь поделать с охватившем тебя желанием попробовать выбраться отсюда. На пятый день, когда в руках у тебя остаются по камню на каждую, ты затихаешь. На шестой день камень остаётся один, и ты впервые даёшь себе возможность скорбеть. На седьмой день ты почти ничего не делаешь — все кажется тебе таким напрасным, что ты позволяешь себе последнюю вольность. Ты прощаешься с камнем, как если бы он был живым питомцем, попавшим сюда по ошибке глупого хозяина. Только в отличие от тебя, у него еще есть шанс выбраться наружу. Ты гладишь его пальцами, улыбаясь и нашептывая слова утешения от его лица. Тебе бы хотелось услышать их от кого-то, но когда рядом кроме тебя никого, сойдёт и камень, верно? Ты очень долго держишь его в своих руках, и он даже немного нагревается, когда ты находишь силы наконец отпустить его. Твои внутренние часы говорят тебе, что через полчаса неделя подойдет к концу, и будет весьма благородно отпустить его пораньше. Это милосердие — не показывать любимым своих слез и своего страха. Ты прощаешься с ним в последний раз, и кладешь его на землю, прямо около самого большого отверстия. Камень слабо освещается снаружи, и ты по лежащим на нем теням понимаешь, что время пришло. Вечер уже наступил, подгоняя ночь. Наклоняясь вперед и подталкивая его рукой, ты уже не чувствуешь тепла, только горечь. Камень проваливается наружу, и ты даёшь себе секунду перевести дыхание. Внутри тебя, как и внутри твоей тюрьмы пусто. Не осталось ни одного твоего друга, с которыми ты коротала время. Не осталось тебя. Тени смещаются в сторону, густеют. Твое время вышло. Ты закрываешь глаза. Первый камень, который слетел прямо на тебя, камень, который ты ненавидела так яростно, что процарапала в нем дыру, трещит, осыпаясь крошкой. Ты вздрагиваешь, задирая голову кверху. Второй, третий, сотый, все камни вокруг тебя начинают дрожать. Надежда глухо стучит в тебе, такая потерянная, как и время, что ты потратила здесь впустую. Ты закрываешь глаза. Камни не перестают дрожать. Значит ли, что твое время ещё не вышло? Значит ли, что они упадут и раздавят тебя окончательно? Даже в смерти ты не найдешь от них покоя? Ты дрожишь, но это дрожь ярости. Почему этот мир так несправедлив к тебе? Неужели ты не заслужила уйти спокойно? Каменная тюрьма ломается, осыпая тебя пылью. Ты открываешь глаза, прижимая к ним ладонь, и смотря сквозь пальцы — за столько времени в темноте ты отвыкла от света, и даже вечернее солнце жгло тебе лицо, как в самые жаркие дни прошлого. Перед тобой лежал камень. Ты узнала его сразу же, не задумываясь. Это был именно тот камень, с которым ты рассталась пару минут назад. Сама не понимая, зачем ты это делаешь, ты наклоняешься, поднимая его, стремясь согреть. Ты думаешь, что поднимаешь его вместе с собой, но на самом деле ты просто оседаешь на колени, и прижав его к груди начинаешь всхлипывать, и терять очертания своей формы, вновь становясь полупрозрачным духом. Ты плачешь, а перед тобой стоит человек. И хотя он еще не вернул тебя в твой сад, ты готова выполнить любое его желание. Твое время еще не пришло.***
Его зовут Тарталья, и ты хочешь вернуться обратно под камни.***
Когда ты только оказалась под камнями, ты начала отсчитывать время. Не очень четко, с погрешностью примерно в день-два, но довольно точно, чтобы сказать, сколько времени рыбки продержатся без твоего ухода. Вообще-то, они были вполне самостоятельными, ведь это были обычные дикие рыбы. Но поскольку они находились рядом с твоим садом, ты чувствовала ответственность за них, и постепенно начала приручать их, подкармливая чем-то вкусным, и тратя запасы сил на улучшение качества воды. Спустя примерно месяц после того как ты была завалена камнями, ты перестала считать. Скорее всего рыбки уже мертвы, и тебе осталось не так уж и много, подумала ты. Поэтому ты перестала считать, и абсолютно потерялась во времени. — Что же здесь случилось? — твой голос тихо дрожал, доносясь до Тартальи скорее через слово, но он так часто слышал этот вопрос за последние пару часов, что даже не стал прислушиваться, спокойно следуя за тобой. По правде сказать, он даже не пробовал ответить, просто потому что не знал, что сказать. Не знал, почему у тебя такое удивленное лицо, когда ты смотришь на завитые плющом руины. Не знал, почему ты петляешь между камней и деревьев, иногда резко взлетая вверх или вниз, вместо того чтобы вести его по прямой. Он ничего о тебе не знал, но очень быстро все понял. Первое, что он сказал тебе на этот счет, было «Я, вероятно, задержался с твоим спасением, а?» и улыбнулся так, что ты сразу поняла — это самая странная улыбка, и самый странный человек, который тебе когда-либо попадался. Второе, что он тебе сказал, было «И кто кого будет вести?» когда ты, вспоминая свой маршрут пыталась вывести вас к своему саду, и свернула направо, а он — пошел не сворачивая. Третье, что он тебе сказал, было «Меня зовут Тарталья», когда он устал от твоего молчания, и попытался выйти на диалог. Ты промолчала, но не из-за неприязни, которая появилась у тебя значительно позже. Ты просто не помнила, как говорить, и с трудом возвращала себе это знание. В конце концов у тебя не было причин его опасаться или избегать. Именно он вел тебя домой, а не ты его. Он сказал, что видел не так давно пустующий сад, и по описаниям тот полностью походил на твой. Разве что он промолчал про рыбок и озеро, и тебе было тревожно думать об этом. Тарталья просто казался тебе довольно странным. Начиная от его внешнего вида и заканчивая голосом, все выдавало в нем чужака. Иностранца, как он выразился. Он бросал на тебя короткие, изучающие взгляды, но не выглядел особенно удивленным, из чего ты сделала вывод, что с феями он уже имел дело. Да он и сам об этом рассказал, когда вы почти были на месте. Похоже, что времени прошло действительно очень много, поскольку ни на одном из старых мест фей больше не было, а там где они могли бы быть, стояли пустые сады. Тогда-то Тарталья и начал искать их владельцев, просто из интереса. Он не знал, что за спасение что-то дадут, и было приятно удивлен, когда первая же спасенная фея открыла ему сундук. Поэтому он пару раз пошутил о том, какой, должно быть, большой клад ты хранишь, раз решила ради его защиты спрятаться так далеко от дома, и в таком труднодоступном месте. Ты посмеялась, наконец полноценно вдохнув воздух. Годы, а может и столетия без воздуха, без света, без чего-то кроме камней заставляли тебя резко менять маршрут, вспархивая на ближайшие ветки, и наоборот, устремляясь к земле, где цвели цветы, и шумели животные. Единственным напоминанием о каменной тюрьме для тебя стал твой невольный спаситель — тот самый маленький камешек, который ты вытолкнула последним. Именно по нему Тарталья определил, что шумы не были обманом слуха, а вылетающие из-под груды камней булыжники — обманом зрения. Он проходил мимо места, где была ты дважды. И оба раза ты по счастливому стечению обстоятельств набиралась сил и шумела камнями. Так что ты без лишних слов, и под его насмешливым взглядом взяла камень с собой, и теперь радостно ворковала с ним, показывая ему старые-новые дороги, и знакомя его с пролетающими мимо пейзажами. Вы добрались к саду когда солнце окончательно село, и ты не сразу узнала свое место. По правде сказать, ты боялась, что это место окажется твоим садом. Но именно так все и было, когда твой спутник осторожно присел на корточки и сдвинул в сторону пышные ветки куста, открывая вид на полуразрушенный домик. Ты остановилась, положила камень около подножия, и застыла. Это означало только одно — огромная пропасть прямо рядом с твоими ногами и небольшой ров — это все, что осталось от твоего озера, дерева, под которым ты дремала, и рыбок, следов которых не было видно даже на грязи. Ты вспомнила, как мало знакомых фей встретила по дороге, и как много — разрушенных зданий, арок и колонн, которые при твоей жизни были еще цельными. От твоей прежней жизни не осталось ничего. Уменьшаясь в размерах, чтобы занять свое место, ты посмотрела Тарталье в глаза, и приняла окончательное решение. — На самом деле, я могу исполнить желание. Он остановился, почти развернувшийся, чтобы уйти. По наклону его головы, и расположению ног было видно, что он приготовился искать в высокой траве сундук, чтобы открыть его и убраться отсюда, навсегда забыв о тебе, и о том, как он спас тебе жизнь. Тебя это, конечно, устраивало, в конце концов вы были друг другу никем, и он, вероятнее всего делал все это только «огромного сундука, который прячет такая забавная и скрытная фея»… — Желание? Но ты просто чувствовала, что обязана ему больше, чем другие феи. — Я исполню одно твое желание. За то, что ты вернул меня домой. Тарталья снова оказывается рядом с тобой, и выражение на его лице изменилось, скрывая странную улыбку, и показывая его внимательный взгляд. Ты выдерживаешь его только потому, что сейчас находишься на своей территории, в своем более сильном облике в виде сгустка энергии. И хотя ты не уверена в том, что ты видишь, тебе кажется, что его взгляд стал более… пугающим. — Что бы ты хотел получить на прощание от «скрытной хранительницы большого сундука сокровищ»? — ты не улыбаешься, но небольшая доля веселья проскальзывает в твоем тихом голосе, и он улавливает эту шутку, снова меняясь обратно, становясь обычным Тартальей, который шутил всю дорогу. Минуту он просто молчит, играя с тобой в переглядывания, и ты его не торопишь. Отступать от своих слов не хочется, но ты уже и не уверена, что хотела бы давать такому странному парню что-то кроме сундука с деньгами, как вдруг он начинает шевелиться и протягивает тебе руку. — Ты провела меня до своего сада, теперь я покажу тебе свой. Ты очень сильно об этом пожалеешь.***
Альбедо Он не может точно сказать кто ты. Даже перерыв все доступные ему источники информации, сравнив все иллюстрации и описания с тем, что видят его глаза, и что показывают его опыты, Альбедо трудно определить, кто или что ты. Наверное, роль во всем этом играет тот факт, что и ты не особо можешь ему помочь. Похоже, что несколько столетий в заморозке вечных льдов на Драконьем Пике повредили твою память, и ты едва можешь сказать, как тебя зовут, что ты ешь, как спишь, и чем занимаешься в обычное время. Он узнает это сам, и вообще берет твою жизнь в свои руки, потому что отчасти чувствует себя ответственным за то, что вытащил тебя из глубокого сна, и отчасти — потому что ему хочется изучить тебя получше. Единственное, что он знает наверняка, ты — не человек. Единственное, что ты знаешь наверняка — он тебя спас. Для него немного непривычно находиться в компании с тем, кто взаимодействует с другими еще меньше, чем он. Ты почти не обращаешь на него внимание — не разговариваешь с ним, ничего от него не просишь, и постоянно порываешься куда-то уйти, разумеется ничего ему не сказав. Он считает твою социальную неловкость большой проблемой, так как почти каждое его слово ты воспринимаешь по-своему, ему приходится признать, что для тебя жизнь по сути началась заново. Поэтому он выделяет в своем графике время специально для тебя, и каждый день учит разговаривать, читать и писать, правильно себя вести, в его понимании, соблюдать определенные правила, и приличия. Альбедо даже подумывает вернуть тебе старые воспоминания, и поэтому берет тебя с собой, когда изучает древнюю цивилизацию Сал Виндагнир. Он начинает постепенно заваливать тебя все новыми и новыми терминами, понятиями, но в твоих глазах нет и намека на узнавание. Ты просто учишь что-то новое для себя, не более. Дни с твоим приходом становятся для него не такими рутинными, но он очень быстро начинает воспринимать тебя как кого-то вроде Сахарозы — ассистент, человек, на которого можно переключиться, и с кем можно передохнуть, только гораздо скучнее, поскольку все твои мысли, по сути, его. У тебя пустая голова, и ему не очень интересно ее наполнять, он просто не подходит на роль морального наставника, поэтому продолжает учить тебя алхимии и истории, и даже дает в руки карандаши с бумагой. Ты почти как Сахароза, поскольку, ко всему прочему, не имеешь никаких амбиций, кроме странного желания вырваться из лагеря и удрать в бушующий снежный шторм. Когда он совсем разочаровывается, и продолжает возиться с тобой уже как с равным, разумным человеком, когда он почти теряет надежду выйти через тебя к каким-то более глубоким тайнам Драконьего Пика, ты что-то вспоминаешь. Однажды он просто просыпается, и узнает, что тебе удалось сбежать; с нарастающим раздражением и страхом прерывает свою деятельность и рыщет по снегу, заглядывая в каждый угол, боясь обнаружить тебя замерзшей насмерть, или убитой чудовищами, или в плену у Фатуи. Но чего он точно не ожидал увидеть, так это огромного куска льда, застывшего посреди заброшенных руин. И в этом куске льда он находит тебя. Точь-в-точь в такой же позе, в точь-в-точь таком же состоянии, и даже с таким же бессмысленным взглядом, направленным на него. К своему ужасу, он обнаруживает, что ты его совершенно не помнишь, и по сути, твоя память, та ее часть, которая была связана с ним, и со временем после первой разморозки полностью исчезла из твоей головы. И это уже гораздо интереснее. Он временно откладывает другие свои проекты, и сосредотачивает свое внимание полностью на тебе. Как так получилось? Что именно произошло, и когда? До того, как ты попал в лед, во время заморозки или в тот момент, когда он тебя оттуда вытащил? Делаешь ли это ты, или это происходит под воздействием внешнего влияния? Отличается ли состав льда, в котором находилась ты, от состава льда, который раскидан повсюду на Пике? Альбедо хочет узнать. Он начинает вести отдельный журнал, полностью связанный с тобой. Как и ты, он начинает все с нуля. Твое обучение, его торопливые заметки. Твои попытки уйти, и его попытки проследить твой маршрут и твою логику. В какой-то момент он просто решит не удерживать тебя, а пойти следом, поскольку знает, что ты не сможешь объяснить ему, куда хочешь попасть, и что тебе проще будет его отвести, поэтому он собирается, одевает тебя потеплее и на протяжении всего пути держит за руку, потому что не уверен, что сможет угнаться за тобой, если тебя снова переключит в безумный режим. В такие моменты он старается не отходить далеко, потому что это обычно весьма интересное зрелище: ты постоянно дергаешься, таращишься в точку в пространстве, хотя там ничего нет, говоришь странные вещи на древнем языке Сал Виндагнира, и снова, и снова рассказываешь ему обрывки своих воспоминаний о том, как на гору упал Шип Небесной Стужи, и как ты была этим напугана. Это, пожалуй, единственное воспоминание, которое к тебе вернулось цельным куском, из чего он сделал вывод, что тебе как минимум пять сотен лет. И это забавно, наблюдать за твоими полу-животными, полу-детскими привычками, твоими трудностями с общением, письмом и чтением, элементарными навыками ухода за собой, и знать, что ты старше его в больше, чем двадцать раз. Когда же он наконец решает пойти с тобой, чтобы увидеть куда ты его приведешь, ты уже будешь знакома с ним несколько лет. В отличие от первого раза, когда он успел провести с тобой лишь полгода, прежде чем твоя память снова была стерта, в этот раз вы оба знакомы друг с другом гораздо лучше, и имеете много совместного опыта за плечами. Это и становится главной причиной, почему в этот раз ваш эксперимент ждет сокрушительный успех.***
Если бы он мог вернуть время назад, и предупредить себя не возвращать тебе память, он так бы и поступил.***
Судя по всему, в прошлые разы, когда кто-то доставал тебя из льда, что-то шло не так. Ломалась какая-то внутренняя система, отвечающая за сохранность твоего мозга, а вместе с ним и воспоминаний. Иногда он думал, что это может быть связано каким-то лимитом по времени, так как ты могла вдруг перестать понимать, что он говорит, или начинала общаться исключительно на своем древнем языке, и ему нужно было доставать словарь, и долго переводить даже самые простые фразы, ведь ты говорила невнятно, а иногда и вовсе с акцентом. Он обдумывает это, и все другие странные моменты, анализируя все, что он тебе знает, пока вы поднимаетесь все выше, уходя от лагеря. Альбедо думает, что ты приведешь его к одному из тех мест, где он тебя уже находил, в первый раз или второй, но ты приводишь его прямо на самую вершину, под застывший в небе Небесный Шип. Ты становишься на каменную дверь, ведущую в древнее подземелье, и задираешь голову вверх. По твоей реакции, и крепко сжатым и переплетенным с ним пальцами, он понимает, что тебе здесь не нравится. Но еще он понимает, что это именно то самое место, до которого ты хотела добраться. И ему, как и тебе, не остается ничего другого, кроме как ждать. Вы разбиваете новый лагерь, и приступаете к работе. Вернее, он приступает к отложенной работе, а ты просто засыпаешь, отключаясь, словно у тебя села батарейка. Не то чтобы раньше было по-другому, большинство обычных вещей ты делаешь странно, да и сам Альбедо не очень от этого далек, но даже для него и тебя в этот день ты ведешь себя немного страннее. Когда ты будишь его посреди ночи, тихо вздыхая и теребя за рукав, он поначалу не понимает, что видит перед собой. Ты словно во льде, но в то же время и вне его. Он проводит рукой по твоей в попытках нащупать пульс, но совершенно безуспешно. И только сейчас до него начинает доходить осознание того, что у тебя его не было и раньше? Очень многое, что сейчас заметно, раньше просто проходило мимо его взгляда. А может он просто принимал это как должное? Теперь он точно знает, кто ты. И он зашел слишком далеко, чтобы теперь так просто отступить.***
Дайнслейф Он прекрасно знает, кто ты. Даже лучше, чем ты сама. Он поклялся быть твоим мечом и щитом, быть последней преградой между опасностью и тобой. И он тебя презирает. Все в тебе, включая твои мысли и чувства касательно него, вызывают у Дайнслейфа желание разделаться с тобой. Но, к сожалению, он уже очень давно не может даже найти тебя, не то что как-то воздействовать. Ты — высокомерный, хвастливый, эгоистичный и ревнивый бог Селестии, именно ты причина падения его прекрасной родины. И именно из-за тебя он чувствует непрекращающееся жжение глубоко в душе. Он хочет найти тебя и сломать. Ему нужно знать, сколько боли ты сможешь выдержать, прежде чем сломаешься также, как едва не сломала его. Он хочет знать, есть ли у тебя хоть какие-то чувства. Дайн выслеживает тебя, словно гончий пес, словно стрела, выпущенная из лука, словно клинок, вытащенный из ножен специально ради тебя. Ты его худший кошмар, его единственный враг и его настоящая мечта. Когда он находит тебя, ты беспечно прогуливаешься по Бездне. Один твой вид, сожаление написанное на твоем лице, которое он распознает не иначе как самодовольство, заставляет его действовать быстрее, чем он успевает об этом подумать. Вся его сила обрушивается на тебя в один миг, чтобы раздавить, уничтожить, стереть из этого мира. Из мира, который был уничтожен во многом благодаря тебе. Во многом из-за тебя. Во всем виновата ты и он. Он готов искупить эту вину. Но когда он дотрагивается до тебя, осевшей на пол, задыхающейся, с едва заметными очертаниями, он понимает, что напал на свой собственный мираж. Его же мир, погибший, и брошенный на произвол судьбы издевается над ним, подкидывая ему твой образ снова и снова, чтобы он в полной мере осознал, как глупо было доверять богу Селестии. В его мыслях ты вскрикиваешь, зовешь его по имени, умоляешь не делать этого, но его уже не остановить. Дайн не признается себе, что помимо ужасных сцен твоей смерти, продуманных до мелочей, он также вспоминает каждый твой нежный взгляд, каждое твое слово и руки, гладящие его волосы, твое лицо, приблизившееся к его лицу, и твои улыбки, которые он считал своим личным достижением, ведь ты так редко улыбалась. Все это был обман.***
Он находит тебя, по-настоящему находит, и его ноги и руки на миг слабеют, когда он готовится нанести удар. Так он и понимает, что это ты, не иллюзия, не обман его воспаленного разума; никто другой не сможет сейчас помешать ему закончить свою месть. Ты оборачиваешься, тоже что-то почувствовав, и у него перехватывает дыхание. Твое лицо, абсолютно лишенное эмоций, такое же как и у него. Ты изменилась, как и он. Ты стала такой же, как и он. Он стал таким же, как и ты. Все мысли, связанные с тобой, все время, что он прокручивал у себя в голове последние моменты Каэнри’ах, чужие стоны, сотни смертей, и ужасное чувство беспомощности мощным потоком выбивают из него любые другие чувства кроме злости и желания убивать. Все это не важно, он наносит удар — ты не сопротивляешься. Он бьет, концентрируясь на твоих слабых местах, планируя, как обойти защиту, как увернуться от ответных ударов, но… их просто нет. Ты позволяешь ему делать все, что вздумается, и это только еще больше злит его. Он в ярости, но в его голову начинают забираться странные, темные мысли. После стольких лет тщательных планов, после всех его предположений о твоей реакции, он совершенно потерян, и от того становится еще более опасным. Значит, ты действительно признаешь свою вину? Ты понимаешь, как сильно он хочет твоей смерти? И ты готова просто дать ему то, ради чего он готов был отдать свою жизнь, отдаешь просто так? Ты снова используешь его в каких-то своих целях? Он кричит на тебя, повалив на землю, впивается пальцами в шею. Знаешь ли ты, чего ему стоила любовь к тебе? Ты молчишь, принимая все, что он говорит, позволяя сжимать горло, позволяя выплеснуть весь гнев. Он прерывисто дышит, вытирая слезы с твоего лица, и прижимает твои кисти к своим губам. Дайнслейф так рад знать, что ты жива. Ведь он думал, что после того как ты помогла ему сбежать, остальные боги Селестии нашли тебя раньше, чем он. Он думал, что кто-то успел добраться до тебя раньше, чем он.***
Сяо Ты такая же, как и он. Сяо считает, что это единственная вещь, с которой он никогда не сможет смириться. Многие годы вы не находили общего языка, и пересекались только в бою, когда контракт с Мораксом буквально приказывал вам работать вместе. Вы прошли не одно сражение, но это не укрепило ваши отношения, а наоборот, лишь вызывало общее недовольство. Все, что связывало вас, делало хоть немного похожими — общая судьба. В остальном, в принципах, в тактике и ведении боя, в характере и в выборе оружия, в отношении к окружающему вас миру и даже к самому контракту с Гео Архонтом, вы были абсолютно разными. Иногда вам становилось скучно, и приходилось тренироваться вместе, чтобы отточить свои навыки, или не растерять уже приобретенные. Вы делали это вместе не совсем из-за контракта, здесь он не имел особого веса. Это было связано с уровнем ваших сил — со временем вы оба стали самыми сильными среди Адептов, и другим было слишком опасно соперничать с вами, или становиться тренировочными манекенами, ведь вы совершенно не сдерживались, когда дело касалось битвы. На время тренировки он относится к тебе практически как к своему врагу, и даже позволяет себе задеть тебя в пылу схватки своим копьем. Разумеется это случайность, разумеется он чувствует сожаление. Ровно до того момента, пока ты не посылаешь ему открытый удар в ответ. Тогда он совершенно перестает себя контролировать, и из более мирного ваш поединок перерастает в открытое столкновение. Он просто хочет ощутить твою кровь на своих руках, нанести тебе не один десяток ран. Сяо так часто смотрит в твои глаза, что даже когда его взгляд направлен в сторону, он уверен, что в них пылает абсолютно точно такая же решимость, но каждый раз вас кто-то останавливает. Обычно за тренировкой следит Гань Юй, и иногда даже сам Моракс своим незримым присутствием дает понять, что он не потерпит кровавой расправы между союзниками. Но в какой-то момент, момент после смерти Повелителя Камня, и до того дня, когда Сяо узнает, кто такой Чжун Ли, вы выходите друг против друга без сторонних наблюдателей. У вас совершенно развязаны руки, и ситуация усугублена вашими старыми и новыми конфликтами — вы оба огорчены и скорбите от потери Архонта, и оба недавно долго спорили о соблюдении контракта, и о том, кто на чьей стороне находится. Ты, как один из самых мятежных и самовольных Адептов предпочтешь поддержать идеи Цисин, поскольку слова Кэ Цин глубоко запали тебе в душу, в то время как Сяо следует воле Моракса, и желает нести месть за того, кого считал самым дорогим и важным божеством в мире. Любое твое слово лишь подливало масла в огонь и бредило его старые раны, поэтому в какой-то момент он не смог удержать себя, и прямо посреди разговора нанес удар копьем наотмашь. Глубокий кровоточащий порез, пересекший твою руку, сам вид крови, твое растерянное лицо, и очевидное преимущество в битве подстегнули его наступать дальше. Он видел, что ты не готова к битве, что ты не желаешь ее, и это злило его, вводило в состояние азарта, заставляло наносить удар за ударом, в надежде, что ты очнешься и встанешь рядом с ним, как равная. — Неужели ты стала настолько слаба духом? Это смерть Властелина Камня повлияла на тебя? Я всегда знал, что мы слишком разные, но неужели ты не хочешь отомстить тому, кто разрушил наш контракт? — он хватает тебя за волосы, заставляя посмотреть ему в глаза, маска постепенно рассеивается, открывает его искаженное злостью лицо, и ты выдыхаешь воздух сквозь стиснутые зубы, — Разрушил то, что нас связывает? Он не особо понимает, что имеет ввиду, говоря эти слова. Но уверенность растет, и если его природа, сама его суть говорит через него именно этими словами, то он подчинится и проигнорирует догадки, проигнорирует твой взволнованный взгляд. Он чувствует, он действует полагаясь на инстинкты, он верит, и пусть его вера будет слепой, по крайней мере у него есть ориентир. — Тебе… не кажется, что эти слова должна была произнести я? — ты переводишь дыхание, и когда он немного расслабляется, выворачиваешься из захвата, и перехватываешь контроль над ситуацией, — Разве ты не видишь, что мир вокруг меняется? — и отступаешь, складывая оружие и вытягивая руки в сторону. Тебе нужно время все обдумать, тебе нужен покой. — Мы — неизменны, — но на что ты рассчитываешь, зная Сяо также хорошо, как и себя? Конечно же он никогда не отступает с поля боя, и его лезвие прижимается к твоей шее, когда он тянет тебя к себе, — У нас есть своя судьба. И я заставлю тебя подчиняться ей. Ты такая же, как и он. Сяо считает, что теперь это единственная вещь, которая держит его в этом мире.***
Итэр Он набрел на тебя на пляже, и с тех пор не может выкинуть из головы. Ты словно сошла с какой-то древней сказки, вся покрытия чешуей, с мокрыми волосами, и пугающим взглядом, с зрачками, которые точно не могли принадлежать человеку. Сначала он подумал о тебе, как о гибриде человека и рыбы, в других мирах он слышал, что к таким как ты обращаются словом русалка. Но когда он встретил тебя еще раз, уже гуляя у воды на острове Ватацуми, он пересмотрел свое мнение по поводу твоего происхождения. Ты оказалась не гибридом, а мифом, еще одной, более пугающей историей, смежной по смыслу с рассказами о русалках. Ты была чем-то, что ты называла «нуре онна», а когда он не понял тебя, попробовала объяснить словом «подводная нечисть» и уж точно не прохлаждалась, сидя на камнях, и не зазывала путешественников каким-то особым пением. Ты действовала более… Неоднозначно. Сначала, когда ты напрямую сказала ему, что без лишних угрызений совести питаешься теми, кого можешь затянуть под воду, он не поверил. Конечно, он сталкивался со многими жуткими и странными существами, и их бытом, но в твоем случае он решил, что ты его отталкиваешь. Это он мог понять, для тебя случайно увидеть «чужеземца» несколько раз подряд явно не могло остаться без подозрения. Когда же ты принялась раз за разом рассказывать ему о тех, кого уже успела убить, Итэр в полной мере осознал, что ты такое. Испытал ли он страх и неприязнь, и наконец-то позволил себя отпугнуть? Неважно, ты была этому рада. Но, видимо, что-то в тебе его зацепило, как ты и предупреждала, когда говорила о странной обаятельности, которая была присуща вашему виду. Он встретился взглядом с тобой, и любопытство взяло над ним верх. Он приходит к озерам, чтобы собрать растущие возле воды цветы, или половить рыбу, и когда видит твою макушку, всплывающую над поверхностью воды, он говорит, что не хотел тебя тревожить. Но он никогда не уходит, не поговорив с тобой, или не понаблюдав. Ты довольно прохладно относишься к этому — нет никаких предпосылок к опасности, ничего, что могло бы предупредить тебя о его натуре. Итэр сам приходит к тебе, по ночам, и рассказывает о том, скольких он убил в этом мире. Да, все они монстры, но разве между вами нет какого-нибудь родства? Если бы он набросился на тебя в первую же встречу, и прикончил, было бы это убийство равносильно убийству условного хиличурла? Ты не мыслишь такими категориями. Для тебя убийство — способ выживания. Ты никого и никогда не убиваешь ради удовольствия, или ради защиты, потому что на тебя никто не нападает, и тебе некого защищать кроме себя самой. Он говорит, что сочувствует тебе, не понимая, что ты не просто смиряешься с одиночеством, а наоборот, находишь его лучшим состоянием, самым подходящим для таких, как ты. Поэтому его разговоры о семье и сестре оставляют тебя равнодушной, и ты даже заставляешь его переводить тему, видя, как сильно он меняется, когда заводит речь о важных для него вещах. Тебе не нравится его серьезность, но и излишняя радость при виде тебя вызывает одно сплошное недоумение. Тебе не нравится, ни когда он улыбается, ни когда шипит от боли, ни когда он приносит тебе подарки, ни когда его долго нет рядом. Он просто тебе не нравится, но ты не можешь отходить далеко от воды, а после первой попытки уйти в соленую воду, когда он нашел тебя на берегу, ты не хочешь проверять себя на прочность. Ты можешь только прогуливаться по траве в виде животных, птиц или маленьких детей, когда он не приходит к тебе, потому что только в такие моменты ты и можешь охотиться. Несмотря на то, что он тебе не нравится, ты не хочешь, чтобы он видел тебя такой, какой ты по сути и являешься — жестокой, жадной, вечно голодной убийцей. Он тебе не нравится. Но ты нравишься ему. Итэр говорит тебе это, когда помогает добить барахтающегося в воде человека, чтобы тебе было проще утянуть его на дно. Вода окрашенная кровью, кровь в твоих волосах и на твоем лице. Кровь на его руках, и одежде, кровь в воде, потому что он впервые лезет в воду, когда ты тоже там. Ты ему нравишься, говорит он тебе, и к сожалению, он гораздо быстрее тебя осознает, что ты никогда не пыталась причинить ему вред. Его руки проходятся по твоим мокрым волосами, перехватывают твои ладони, и прижимают их к его лицу. Может, потому что ты все-таки тоже что-то к нему чувствуешь?***
Чжун Ли Несведущие люди назвали бы тебя Адептом. Впрочем, смертные именно так тебя и зовут, Адепт Янтарного озера. Гибрид дракона и… еще одного дракона. Полудраконий дракончик, довольно слабый, как для божества, к которым себя причисляешь по праву наследства, но достаточно сильный, чтобы люди из местной деревни каждую неделю приносили тебе небольшие дары, поклоняясь, как своей защитнице. Ты предпочитаешь, чтобы с тобой обращались по-простому, но тебя превозносят, считая, что ты как-то связана с Мораксом. Если бы ты будущая могла вернуться в эти мгновения своей длинной жизни, ты бы была поражена такой дальновидности обычно столь недальновидных существ. Моракс, или Чжун Ли, за обликом которого было трудно распознать Повелителя Камней, наведывается в твою обитель, чтобы проверить слухи, связанные с этим местом. Он удивлен, что остались еще Адепты, столь отдаленные от Ли Юэ, и от остальных, что даже он не может толком вспомнить кто ты, и какое предназначение у тебя было во время великих войн. Но даже узнав, что ты относительное юное существо, он не выглядит расстроенным. Наоборот, узнав тебя получше, он открывает в себя странное чувство, которое пока не может понять. Он приглашает тебя на прогулки, в надежде на изменения, которые по его замыслу должны коснуться всех, кто хоть как-то связан с прошлой эпохой, но Чжун Ли не до конца понимает, пока ты сама не говоришь ему, что не связана контрактами или какими-то запретами. Ты свободный дракон, Адепт, существо. Кем бы ты ни была, ты свободна, и тебе нравится та жизнь, которой ты сейчас живешь. Он может понять эту точку зрения, но для этого ему потребуется не один день размышлений. Как консультант, более тесно связанный с историей Ли Юэ, ее культурой, он начинает замечать, что твое присутствие сильно изменило долину в которой расположено твое Янтарное озеро, и изменило в лучшую сторону. Возможно даже чересчур, думает он, когда в деревню, которая поклоняется тебе, как своему защитнику и покровителю начинают стекаться новые жители из других, менее благополучных мест. У тебя нет конкретной привязанности к стихиям, ты просто дрейфуешь в потоках энергии своих предков, и стараешься сдерживать ее полную силу, поскольку тебе с детства твердили об опасности этой артерии, на которой и находиться ваш дом. От родителей уже давно нет вестей, настолько давно, что ты о них уже не беспокоишься, мысленно простившись с ними. Чжун Ли говорит тебе, что ты превосходно справляешься со своей работой, и даже по привычке хочет тебя как-то поощрить, словно вы и правда связаны, но встречает твердый, но не грубый отпор. Ты знаешь себе цену, знаешь цену чужим словам, и знаешь, что если он не заключит с тобой контракт, вы сможете поддерживать те же беззаботные дружеские отношения, что и раньше, и именно этого тебе и хочется. Моракс, который обычно просит не называть его Мораксом, появляется перед тобой только в облике человека, в то время как ты — всегда дракон, и это создает некоторые непонимания со стороны других людей, которые тоже пришли, чтобы поблагодарить тебя и пообщаться с тобой. Почему ты обращаешь особое внимание на этого человека? Он ведь даже не из деревни, которая находится под твоим контролем. Чжун Ли не пропускает ни одного такого слова, ни одной фразы. Он все еще размышляет о тебе, и природе твоей силы. Сидя на берегу озера, из которого ты обычно выходишь, он отслеживает взглядом буйно растущие лилии, лотосы, детей, снующих вокруг. В деревне так много детей, жалуешься ему ты. У тебя добрый голос и мягкое свечение, исходящее от твоего тела, и это привлекает их больше необходимого. Когда ты отдыхаешь на траве, то постоянно просыпаешься от того, что к тебе кто-то пришел, и лег под бок, словно ты их огромный источник тепла и заботы, хотя ты не делаешь ничего особенного. Моракс вежливо смеется, предлагая взять и часть ответственности на себя, но уже совсем без смеха отмечает, что твои земли с каждым годом становятся все более плодородными, что даже камни у берегов твоего озера, и горы, окружающие долину, и горы, на которых она стоит, все это находиться в удивительно гармонии друг с другом. Здесь более мягкая трава, здесь множество гео-бабочек, как и во всех обителях Адептов, и все пейзажи напоминают ему о чем-то старом, полузабытом, но родном, как понятие дома, или семьи. В конце концов Чжун Ли делает правильные выводы, и делится своими наблюдениями с тобой. Постепенно, выдавая информацию по крупицам, подводя тебя к мысли о том, что ты божество, дракон, ответственный за размножение. Это объясняет его странные чувства, возникнувшие при вашей первой встрече, и не проходящие даже спустя много лет. Ведь Моракс, Властелин Камня, и просто Чжун Ли, каким ты его всегда знала, тоже дракон.***
Беннет В какой-то момент Беннет обращает внимание на то, что ты не стареешь. Он растет, становится выше, старше, опытнее. Но он так привык к твоему облику, к тому какая ты обычная, даже с кошачьими ушами, ведь ты из Спрингвейла, ты сама ему об этом рассказывала, что совершенно не заметил, как из вас двоих вырос только он. Он все чаще помогает тебе добраться до высоких мест, хотя раньше вы вместе придумывали, как достать что-то, что находится за пределами ваших рук. Ему приходится объяснять возникающие в дороге недопонимания, потому что из-за твоего внешнего вида и роста, тебя начинают принимать за ребенка, а его за твоего сопровождающего, старшего брата, а в худших случаях и похитителя; ведь вы очень часто спорите в пути, и теперь он может просто закинуть тебя себе на плечо, и сделать все по-своему, потому что помимо роста и внешнего вида изменился и баланс ваших сил, теперь физически он сильнее тебя. Беннет не хочет спрашивать у тебя напрямую, кто ты на самом деле, потому что он даже мысли не допускает, что ты его обманываешь. В конце концов ты так похожа на Диону, и вы родились в одном месте, наверное у вас есть связь, и возможно даже родственная, в маленьких деревнях все друг другу отчасти родня, и все про всех знают, разве нет? Как оказывается, никто в Спрингвейле тебя не знает. Не в том виде, в котором ты гуляешь последние годы. Предок Драффа упоминает вскользь об оборотнях, которые как и дикие кабаны раньше водились в местном лесу, но сейчас считались вымершими. Или, по крайней мере, ушедшими. Их давно никто не видел, даже сам он, Олаф, вспомнил эту старую историю не потому что она происходила в его время, а потому что разговоры Беннета напомнили ему о еще более старой легенде, переходившей в их семье как сказка на ночь. Возможно, ты и Диона как-то связаны, но совсем не так, как Беннет думал вначале. Он не задает вопрос напрямую, но ты всё чаще видишь в его взгляде интерес. Это ты та, кто прокляла Диону и превратила ее в себе подобную? Можешь не отвечать, он все равно тебе больше не верит. Но продолжает упрямо оставаться рядом с тобой.