***
[Три года назад] Ветер впивался в тело мощными потоками, дорога гладко стелилась под рычащим, железным зверем. Глубоко в груди пульсировала неутолимая жажда скорости, вынуждающая гнать дальше, до боли стискивая пальцы на руле. Он ни разу не пожалел о том, что забрал этот мотоцикл у родителей. Тэхён до сих пор задыхался от чувства власти, расползающегося по венам вместе с кровью, от волнующего удовольствия, рождённого крепкими объятиями любимой за талию. Они едва могли в полной мере насладиться этими поездками. Неутолимое желание из раза в раз вынуждало садиться и гнать. Просто вперёд, порой долгие часы, прерываясь лишь на торопливые, жадные поцелуи в тени деревьев, полные чего-то неуловимого, неповторимого, но желанного. Они были ненасытны, когда дело касалось впечатлений, скорости и друг друга. Никто не разбирался властвовала ими глупость юности или безрассудная влюблённость. Тогда в мире не существовало ничего кроме них двоих, мотоцикла и бесконечной дороги. *** Миндже с наслаждением рухнула на плед, вытягиваясь среди сочно зеленеющей травы, игриво обнажая подтянутый, плоский живот и стройные, босые ножки. Её глаза роскошно переливались в золотистых лучах медленно заходящего солнца, она лишь прошептала что-то, унесённое тёплым порывом ветра, прежде чем альфа накрыл её своим телом, с жадностью цепляя полные, жаждущие губы. Внутри всё вскипало, дрожью в руки отдавалось нетерпение, стягивающее узлом желание. Тэхён вновь и вновь оглаживал уже хорошо заученные изгибы, мягко зарываясь в нежную кожу. Он не мог насытиться, с бесконечным удовольствием подаваясь навстречу раскрытой и честной в своих чувствах перед ним девушке. Это казалось удушающей агонией наслаждения, ради продления которой он был готов на всё. Она тихо шептала сбивчивые, неровные мольбы, скребла крепкий изгиб лопаток ногтями, стискивала густые тёмные пряди, тянула к себе, задыхаясь от ощущения горячего языка на густо пахнущей тонкой коже. Он так хорошо знал её, каждую мелочь, она не боялась быть настолько уязвимой лишь с ним. Миндже не хотелось сдерживаться здесь, в уединении от людей. На лоне природы она с жаждой отдавалась горячим рукам, получала столько, сколько желала, не боясь осуждения и последствий. Она могла быть собой, любой из своих ипостасей, Тэхён принял бы её любой и это осознание приторно сладко стягивало изнутри, ослепляя. Короткая дрожь в последний раз содрогнула податливое, пластичное тело, она почти задохнулась пряным запахом трав, когда перед ней открылось ослепляющее голубое небо, лишь слегка подёрнутое оранжевыми всплесками расползающегося заката. Тэхён прижал её к себе, жаркие губы исследовали изгиб плеча, шеи, чувствительное ушко. Она улыбалась, бездумно, совершенно счастливо поглаживая сильные пальцы на своём животе, пока перед глазами рябили переплетающиеся, колыхаемые ветром травы. — Я люблю тебя. Пожалуйста, никогда не забывай эти минуты. — тихо и бархатисто, с осадком лёгшего утомления. — Не говори так. Это не последний раз, когда ты сможешь сказать мне о своей любви. — чуть болезненно, хотя тогда она и надеялась, что была неправа. — Я тоже люблю тебя. Тэхён хорошо помнит, что тогда нежные губы дрожали, а пальцы, стиснувшие его плечи, не хотели разжиматься ни на секунду. Они так боялись прерывать эти мгновения, они боялись торопиться. В любом бокале кончается вино. Они чувствовали, что их нектар почти на исходе. Нежный, уже чуть прохладный вечерний воздух тончайшей тканью струился по обнажённой коже. Миндже с наслаждением, неторопливо закусывала клубникой, так прекрасно сочетающейся с алым изгибом её губ. Взгляд девушки постоянно терялся среди травы и деревьев, словно она видела куда больше просто леса и растительности. Тэхён не понимал её, но что-то глубоко внутри тянулось к ней, чувствовало первозданную привлекательность и непостижимость её существа. Она была так прекрасна в любом своём мимолётном жесте, сорвавшемся с губ звуке. Уголки её губ лишь чуть дрогнули, когда заботливые руки укутали хрупкие плечи, притянули к нежному поцелую в висок, зарылись в спутанные волосы, нежно расчёсывая. Она чувствовала мерное дыхание позади, подкармливая жадного зверя внутри невесомыми ласками чужих пальцев. Ей хватало лишь лёгкого касания, чтобы начать желать всего Тэхёна, против воли дразнящего её своей бесподобностью. — Самая красивая. Знаешь? — Конечно, ты говоришь мне это каждый раз. Неужели так любишь? — Больше жизни. Она лишь покачала головой. Чуть снисходительно, словно грустно. Её тяготило что-то, но Тэхён знал, что спрашивать бесполезно. Он поймёт, когда настанет время. Сейчас же хочется как следует вкусить последние капли вина. В последний раз насладиться сладкими нотами бархатистой кожи на языке.***
Тэхён до боли стиснул тонкое запястье. Глаза напротив искрились обидой, непониманием, ответной яростью. Альфа задыхался, словно его топили, утаскивая на тёмное дно. Он не видел света, понимая, что всё построенное за месяцы рушится прямо в его ладонях. Его же руками. — Я и не ожидала другого. Глупо было надеяться, что ты окажешься готов к этому. Смотреть на тебя противно, делаешь вид, будто не виноват. — она рвётся в его руках, лишь больше раня и разжигая пламя войны между ними. — Ты сама не готова к ответственности и ребёнку. Тебе и я, и уж тем более семья со мной не нужна. Пытаешься меня виноватым выставить, будто не ты первая усомнилась в наших отношениях. — Посмотри мне в глаза и скажи, что эти месяцы были игрой. Иначе я не понимаю, как ты можешь говорить о том, что мы не готовы и не справимся. Кажется это ты рассказывал мне сказки о том, что нашей любви всё по силам преодолеть. — Это серьёзно, Миндже. Это касается не только нас, но и ребёнка! Почему ты не понимаешь, что всё слишком неясно! Даже твои родители… Ты же сама знаешь, что они… — Что они? Против тебя и наших отношений? Да, я знаю. Но ты не сделал ничего, чтобы изменить это и стать лучше для меня. Ты и не пытался понравиться им! — Тэхён лишь на мгновение содрогнулся, обнажая слабость и промелькнувший в глазах испуг. — Потому что ты говорила, что любишь меня не смотря на то, что я не соответствую ожиданиям твоих родителей! Ты говорила, что для тебя не важно кто я и мои родители. Я был идиотом, если считал, что фифа вроде тебя может не врать мне в лицо. — шепчет надломлено, отворачиваясь и жмуря глаза в надежде на то, что всё происходящее — сон. — Я…Никогда не врала тебе… — она дрогнула, отшатываясь, дрожащими руками стискивая края деревянного стола, в панике пытаясь воспроизвести сказанное. — Да что ты. Не заметно. — он отвернулся, сжимая кулаки, в последний раз прокручивая в голове сказанное девушкой, почти физически ощущая каждый вонзённый в спину острый, беспомощный взгляд. Внутри рвалось сожаление о вырвавшихся словах, сжигало изнутри то, о чём умолчал. Он чувствовал, как между ними расползается трещина, которая будет становиться лишь больше и это злило, лишая последних остатков рассудка. Хотелось во что бы то ни стало убедить себя, что происходящее — не его вина. — Тэхён, мои родители могут принять тебя, нас, нашего ребёнка. Нам просто нужно постараться. Жизнь не бывает без лишений ради выгоды. Нам нужно просто потерпеть, пока мы не встанем на ноги и… — она мягко поворачивает его, сжимает напряжённую ладонь, укладывая на пока ещё совсем плоский живот. — Пожалуйста… Давай попробуем. — Ты правда думаешь, что я буду прогибаться под тебя и твоих родителей просто чтобы соответствовать каким-то установленным ими стандартам? Как плохо ты меня однако знаешь. Или ты просто такого низкого обо мне мнения? Тебе нужен я или образ, навязанный с детства родителями? — он щурится, с отвращением отдёргивая руку из бережной хватки, внутри клокочет раненая гордость — Ты либо принимаешь меня и нашу любовь без лживых фильтров, либо это конец. Выбирай. — Тэхён… Ты же знаешь, что я не смогу… Они моя семья и мне даже пойти некуда. Это же ради ребёнка, как ты не понимаешь? Я прошу лишь понимания и терпения, ради нас. — тёплые слёзы коротко стекают по щекам, смазывая дорогую тушь, лишь на долю секунды сердце альфы стискивает сожаление. — Ты всё сказала. Любовь не терпит фальши, Миндже. Я по крайней мере такие чувства неприемлю. Я люблю свободу и независимость, ты знаешь это лучше всех остальных. Жаль, что я и тебя не смог научить любить это, уважать и принимать себя естественной, не следующей чьим-то слепым ожиданиям. Мы слишком разные. Он разворачивается, покидая квартиру. Миндже ещё секунды после этого слышит его шаги, повторяющиеся в голове слова. Сумасшедший хоровод мыслей оглушает, дыхание перекрывает тугой ком. Вырвавшийся надломленный крик позволяет вздохнуть, в полной мере ощутив сводящую с ума боль. Она резко падает на колени, коротко скребёт пол пальцами, позже в ужасе цепляясь за живот. Уже в истерике, едва осознавая происходящее ей удаётся позвонить.***
Она ничего не чувствует. В палате тихо и чисто, это сводит с ума. Она запуталась во времени и ей так страшно от того, что Тэхён не приходит. Почему-то она действительно верила, что нужна ему. Что он не сможет без неё. Видимо всё было куда проще и лживее, чем ей казалось. Как наивно и глупо, но это так соответствует их любви, она с самого начала была слишком неестественной. Принять, что она потеряла ребёнка оказалось довольно сложно. Две недели после она всё ещё верила, что беременна. Осознание случившегося пришло ночью, когда квартира была окутана тяжёлой тьмой, а её дрёма была как всегда уязвима и неглубока. Завибрировал телефон, отражая сообщение от Тэхёна. «Мне жаль». Жаль? Это то, что он может сказать на её признание в том, что она потеряла ребёнка? Эта ярость, нахлынувшая в ту же секунду, подкреплённая ужасом осознания, медленным принятием и совершенным бессилием стала тем, что позволило ей жить дальше, не оборачиваясь. Она могла лишь заставлять себя делать вид, что всё хорошо. Она не видела других шансов, ведь казалось, что произошедшее имело значение лишь для неё, что эта боль существовала только в её сердце. Мир был безразличен к ней, хотя хотелось, чтобы всё существо мира выло о её боли и лишении. Её не верилось, что Тэхён смог закрыть глаза на их не родившегося ребёнка, на сошедшую за считанные минуты к нулю любовь. Принять это пришлось, она не пыталась искать ему оправданий — не было сил. Собственная слабость начала унижать, нестерпимо печь изнутри. Почему она не может просто отбросить и забыть? Сколько можно уже изводить себя рыданиями по ночам в пустоту? Она просто поставила цель — теперь будет счастлива в независимости от того, сколько боли придётся причинить другим. Она заслужила, а потому путь прокладывать будет, ориентируясь лишь на выгоду. Симпатии, страсть, любовь — это то, что ослабляет, разрушая силу человеческой личности. Она не пройдёт через этот Ад снова.***
Тэхён плохо помнил эти недели. Он пил, просыпался, пил и засыпал снова. Память услужливо подкидывала ложные воспоминания, мучащие сны, после которых просыпаешься в поту и ужасе. Мыслей не было, как и желания жить. Он почти не выходил из дома, потому что каждый раз хотелось брести вдоль улиц Сеула, с завистью смотря на счастливых и беззаботных, а это медленно убивало. Он до сих пор слабо понимал, что произошло, а после двухнедельного запоя едва мог вспомнит их последний с девушкой разговор. Сэмюэл утешал его и пытался растрясти, убеждал, что это к лучшему и что Миндже всегда была недалёкой стервой, требовавшей слишком многого. Тэхён соглашался на автомате, не имея сил копать до правды. Со слов друга, девушка даже не потрудилась написать за все две недели, а значит ей плевать. Устроила показушную ссору и пошла искать вариант получше. Тэхён не верил, но и встреч не искал, боялся убедиться в правдивости слов Сэма и не вынести разочарованного, пренебрежительного взгляда красивых глаз. Пришедшее с рассветом сообщение девушки было дежурным, холодным и пренебрежительным. Альфа ответил также, боясь выставить на показ то, каким жалким его сделала утрата. Да и не могло никакое сообщение передать это чувство, это цунами, вымывшее всё уцелевшее и надеявшееся из разбитого сердца. Мир сомкнулся в одну болезненную, пульсирующую в груди точку, а потом продолжил жить, как ни в чём не бывало, словно ребёнка, ссоры, расставания — всего этого просто не было. Тэхён сдался, понимая, что жить можно лишь в этом ритме, делая вид что прошлое не держит за шею, что он не просыпается каждый год несколько недель в холодном поту, содрогаясь от кошмаров. Каждый раз, в одни и те же даты. Он не ставил себе целей и условий на будущее. Просто жил, стараясь не выделяться из общей массы «нормальных» людей. Собственные муки казались чем-то инородным, но почему-то прижившимся. Тэхён за улыбкой прятал ответы о его демонах. Окружение чаще всего было безразлично, тревожась лишь из норм приличия и только больше раздражая напускным волнением. Чонгук тогда сказал: «Не хочешь рассказывать о прошлой подружке? Ну и не надо, никому кроме тебя нахрен не сдались все эти страдания, вынашиваемые из года в год. Только твоя же проблема, правда? Они лишь делают вид, что могут понять и хотят, а на самом деле каждый заботится лишь о себе и своих проблемах. Их у любой твари хватает, а потому не забывай кому и о чём говоришь. «, а Тэхён поверил и согласился. Почему-то после этого он действительно понял, что Чонгук — именно та отдушина, которую он искал. Была в нём эта эгоистичная, до тошноты грубая честность.***
[Настоящее время] Миндже задыхается, чувствуя как на её плечо капают горячие слёзы. Они сидят на полу, Тэхён стискивает её так, словно это единственный способ не позволить им окунуться в эту боль ещё раз. Его прерывистое дыхание убивает. Почему так больно видеть слёзы того, кто казался сильным и не сожалеющим все эти годы? Так больно понимать, сколько времени утоплено в страданиях и сожалении, слепой вере в очевидности прошлых поступков. Они были так глупы. — Я не могу искупить эту вину. Ты знаешь, что ничто не изменит прошлого и не умалит моих ошибок. — Тэхён, прошлое и не нужно менять. Мы можем лишь поставить точку в нашей истории сейчас, по-настоящему отпустить. Только тогда мы сможем быть счастливы, сам знаешь… — Нет… Я не хочу. Миндже, мы столько упустили. Я врал себе всё это время, отравлялся воспоминаниями и сожалениями. Не могу так больше. Не хочу вновь окунаться в эти мучения, Миндже… Отпускать тоже не хочу. — Не говори такого. Ты знаешь, как я слаба сейчас. Тэхён, уже поздно что-то менять и пытаться исправить. Я беременна и не откажусь от этого теперь. У меня есть Чонгук и я просто хочу семьи и спокойствия. — Не обманывай себя, не пытайся. Я знаю, что ты не будешь счастлива. Чонгук не будет счастлив. Вы оба не заслужили мучить друг друга. — он жмурится, оставляя невесомый поцелуй на изгибе изящной шеи, выдыхает жадно и горячо — Ты знаешь, что я приму. В этот раз я готов. Просто дай мне шанс, Миндже. Нашей истории не нужна точка сейчас.Чонгук поймёт, мы оба знаем, что он страдает сейчас. С дрожью она цепляет его руки, мягко поглаживающие чуть выпуклый живот. Надломленный голос кажется вымученным и совсем слабым. Тэхён не отпускает, лишь надрывно дышит жаром в чувствительную шею. — Кажется мы не можем любить друг друга без ошибок, да? — Плевать. Позволь мне поставить ещё много-много запятых в нашей истории. — Скажи… Ты правда любишь меня? — Больше жизни.***
Чонгук закрывает лицо руками, с дрожью в пальцах массируя виски. Он закончил работу почти два часа назад, но просто не нашёл сил подняться, вернуться в свою квартиру так, словно всё как обычно. Сил играть на публику не осталось. Его душили невыплаканные сожаления, ложь, с которой он оставил своего омегу. Он переоценил себя, раз считал, что сможет жить дальше, просто забыв о том, что подарил ему Чимин, о самом омеге, о том что он сам сделал с ним. Хотелось мучить себя, раз за разом карая за каждую слезинку на красивом, юном лице, но у него не осталось сил и на это, да и разве он не страдал каждую секунду? Сколько тысяч таких секунд он уже вынес? Ему казалось, что он сходит с ума, медленно умирает от удушающей жажды. Ему нужен был Чимин, словно омега за считанные недели стал центром его мира. Его рвало изнутри ощущение недосказанности и незавершённости. Он ушёл, казалось, обрубив все связи, но что-то было не так. Где-то в глубине души не давало покоя. Возможно тогда, в торговом центре он увидел в лице омеги немую муку? Почувствовал его боль в этом мимолётном взгляде на него? Возможно ему просто хотелось верить, что Чимин не смог так легко отпустить его? Почему тогда он сделал вид, что не заметил, почему позволил Миндже прижаться к себе? Он не понимал и просто желал сдаться, найдя утешение и спокойствие в ногах омеги. Ему стало так плевать на гордость, на всё то, что ранее правило его решениями. Ему просто хотелось к Чимину.