***
Сначала возвращается боль. Тело ломит, мышцы ноют и их словно растягивали до предела всю ночь. Даже мысль о том, чтобы пошевелиться, кажется болезненной. Поэтому для начала Тэхён раскрывает глаза, сразу же готовясь зажмуриться от слепящего солнца, но в комнате царит уютный утренний полумрак и плотные шторы на окне спасают его от этой участи. Однако веки всё равно нестерпимо тяжёлые и глаза ощущаются слипающимися и чертовски опухшими. А боль в голове такая давящая, что Ким почти уверен, его собственные глаза ему ещё и не по размеру. Ко всему прочему у него ужасно сухо в горле, словно вместо привычной слизистой внутри всё обёрнуто наждачной бумагой. Наверное, минут десять он просто лежит, не находя особого смысла вставать. Рассматривает помещение, наконец признавая в нём свою комнату в родительском доме, которую покинул при поступлении в университет. Целую вечность назад. С того дня он тут так и не был. Напряжённые отношения с родителями стали причиной тому, что двери в отчий дом для него были закрыты долгие годы. Хотя, говоря по правде, Тэхён никогда и не пытался больше их открыть. Почему он пришёл сюда, после своей истерики на могиле брата? Воспоминания о вчерашнем дне пронзают его грудь стальными прутами и крошат рёбра. Тэхён судорожно выдыхает, сжимая пальцами край одеяла и жмурясь, потому что под веками печёт от подступающих слёз. Он так виноват… Бесконечно виноват перед Миндже и перед родителями. Смерть брата стала для него тогда сильнейшим ударом, однако он вёл себя так, словно это было ударом лишь для него. Хотя и понимал в глубине души, что мать и отец переживают случившееся ни каплю не легче. Однако при этом продолжал быть безалаберным, грубым, отстранённым, не шёл на серьёзные разговоры и целенаправленно отдалился от семьи. Что привело в итоге к расколу в их отношениях. Сначала мать душила его отчуждённостью, а затем тем, что присматривает за его жизнью, как ему тогда казалось, с чрезмерной внимательностью. Но на самом деле она просто ужасно боялась, что может потерять и второго сына тоже. А Тэхён лишь бесконечно сбрасывал её звонки, врал, пробовал «взрослую» жизнь и ошибался. В какой-то момент мама перестала звонить первая и пропасть между ними начала казаться Тэхёну непреодолимой. Отец же просто закрылся в себе и Тэхён последовал его примеру, не попытавшись даже построить между ними взаимопонимания. Миндже была одной из его ошибок в те годы. Но не потому что она встретилась ему и забеременела. А потому что он потерял её. Самостоятельно лишил себя женщины, которую так отчаянно любил, просто потому что был не готов к сложностям ответственности, был не готов стать мягче и научиться подстраиваться даже минимальных вещах. Теперь Тэхён понимал, что все его якобы принципы — просто дешёвое дерьмо. Но те года уже не вернуть и не исправить ошибок прошлого, тем более что лучше сейчас подумать о тех, что он уже совершает. Возобновляя отношения с будущей женой своего лучшего друга, которая носит его ребёнка. Если бы это услышала его мама… Она бы наверняка была в ужасе и ярости. Тэхён жалобно всхлипнул, осознавая всю мерзость и ничтожность ситуации и самого себя. Когда-то давно он надеялся, что сможет вырасти хорошим человеком. Дальше надежд это не ушло. Он плачет не долго. Слёз почти нет, а жжение в горле и глазах становится почти невыносимым, и альфа откидывает одеяло словно одеревеневшей рукой, медленно садясь и почти наслаждаясь тем, как перед глазами расплывается темнота. Так ему и надо, он слишком легко отделался для того, кто допустил аварию, где пострадала Миндже. Всё ли с ней в порядке? Хочется найти телефон и позвонить, но это также кажется слишком сложным. Позже, он пока не найдёт смелости для этого. Постепенно, сидя на кровати и уставившись в одну точку, он приходит в себя и даже выходит в коридор, прихватив из спальни свою старую одежду. Едва не пошатывается, ступая нетвёрдо. Тело потрясывает, и он понимает, что прилично вспотел, пока спал. Кажется, он заболел. Насколько это его сейчас волнует? Меньше, чем должно бы, ведь воспринимается это скорее как заслуженное наказание. Вода в душе кажется обжигающей, но на удивление возвращает телу подвижность и хоть какую-то силу в конечности. После того, как альфа приводит себя в порядок он не без труда натягивает уже ставшую недостаточно просторной одежду. Всё же со времени старшей школы он прилично так вырос, однако хотя бы не выглядит как взрослый перекаченный мужик, напяливший шмотки старшеклассницы. Именно когда Тэ тянется повесить полотенце — в дверь раздаётся взволнованный стук. Даже спустя годы Ким понимает, что это может принадлежать лишь его матери. — Ты проснулся? Как себя чувствуешь? — голос по ту сторону обеспокоенный и чуть более хриплый, и тихий, чем в воспоминаниях. Вместо ответа альфа лишь открывает аккуратно дверь, выглядывая и замечая женщину, которая почти ошеломлённо его осматривает, словно ожидала увидеть кого-то другого. Однако это мимолётная эмоция быстро сменяется слабой грустной улыбкой и блеском подступающих слёз в глазах. Они почти одновременно подаются на встречу, сцепляясь крепкими объятиями. — Сынок… Как же я скучала… Ты так давно не был дома, я… — она прерывается тихим всхлипом и альфа жмурится болезненно. — Я знаю… Я виноват. Я не должен был покидать тебя и отца, нужно было хотя бы иногда звонить. — сказать это оказывается тяжело, горло дерёт сухостью и пережитая боль от разрыва с семьёй вновь накатывает огромными волнами, затапливая сознание. — Не только ты виноват… Мы все допустили это, забыв, что… Что Тиен не хотел бы этого. Что мы семья. И что мы любим друг друга несмотря ни на что. — она чуть отстраняется и мягко обхватывает его лицо тёплыми и нежными ладонями, Тэхён ощущает, как по щекам ползут скупые жаркие слёзы и как пальцы матери мягко стирают их. — Не плачь, Тэ-Тэ, теперь всё будет хорошо. И он верит.***
Почти ничего не изменилось. Даже запах дома остался прежним. Тэхён не мог перестать рассматривать такой знакомый, по-настоящему родной интерьер, втягивать аромат варящейся каши и вслушиваться в мягкие напевы матери, которые никогда не попадали в ритм. Отец обнял его, почти до боли похлопывая по плечам и стискивая, едва Тэхён несколько минут назад зашёл на кухню. Он постарел за чуть более чем три года разлуки, словно став ещё более уставшим, чем ранее, однако силы в нём по-прежнему было немерено. В этом Тэ убедился, когда его плечевые кости жалобно заскрипели от силы обхвата. Теперь же он сидел напротив за столом, следил за тем, чтобы Тэхён пил чай с мёдом и смотрел этим своим внимательным глубоким взглядом, как тогда, когда Тэхён был ещё совсем сопливым мальчишкой и приходил с улицы в синяках и ссадинах, а потом отказывался говорить, кто ему их наставил. Тогда отец смотрел так, и мальчишка признавался, позже сидя у того на коленях перед телевизором и жалобно шмыгая носом, получая столь необходимое утешение и чувство защищённости. И Тэхёну этого взгляда до сих пор хватало, чтобы дышать полной грудью и позволить отложить саморазрушающее чувство вины на потом. Он верил, что всё будет хорошо теперь. Во всяком случае он ощущал готовность сделать всё ради этого. Он будет с Миндже, даже несмотря на то, сколько боли они причинили друг другу, он расскажет Чонгуку всю правду… Он… — Кушай. Ты совсем осунулся. Побудешь у нас несколько дней, пока не поправишься. Я так испугалась, когда ты завалился к нам домой ночью, весь мокрый от снега и в слезах… — ладонь матери мягко растирает его плечи, пока Тэхён небольшими порциями опустошает тарелку с кашей. Он планировал отправиться к Миндже в больницу, но явиться туда в таком состоянии будет не лучшей идеей, теперь понимает. Тем более что его гложет страх того, что Миндже, возможно, вообще не будет рада его видеть. А потому достаточно будет звонка, по крайней мере сейчас. Пока же альфа наслаждается воссоединением с семьёй, решая начать рассказ о своей жизни, ведь всё же пусть вопросов от родственников не прозвучало — это было необходимо для каждого из них — проложить мосты через пропасть незнания длиной в года.***
За окном шёл снег. В этом году зима радовала жителей Сеула обильными осадками и удивительно хорошей погодой, пускай и очень уж холодной. Чимин обожал снег и холода совсем не боялся, а потому сейчас сидел на своём рабочем столе, укутанный в тёплый плед и следил взглядом за небом, с которого сыпались потрясающие снежинки. Они кружились, изредка цепляя друг друга и в итоге сливаясь вместе навсегда в ровный снежный пласт. Иногда в детстве Чимину хотелось быть маленькой снежинкой, чтобы проделать этот короткий путь падения, так похожего на полёт, и навсегда уснуть, став частью пушистого сугроба. Когда он стал старше эта мечта забылась, да и снег был нечастым явлением в Сеуле, однако сейчас почему-то воспоминания о детстве вернулись, погружая омегу в мысли о собственной жизни и одиночестве. Хотя, теперь он не одинок. — Как красиво… Тебе тоже нравится? — он опускает ладонь на свой живот, мягко поглаживая кожу и лёгкую округлость, которая уже появилась и по странному волновала каждый раз, когда Чимин касался живота или видел себя в зеркале. Разговаривать с ребёнком начало входить в привычку Чимина почти сразу, это позволяло не чувствовать себя таким уж одиноким. Он любил своего малыша и собирался стать любящим родителем, даже несмотря на то, каким несчастным и напуганным сделала его беременность поначалу. Ведь виновата в этом была даже не сама она, а обстоятельства. Малыш же наоборот станет для него отрадой и самым близким человеком, омега верил в это. Дверь открылась, мимолётно скрипнув, впуская Сумина в маленькую комнатку омеги. Тот сразу же нахмурился, находя сына восседающем на столе перед окном, но Чимин этого не увидел, потому что не спешил поворачиваться к родителю, отрывая себя от созерцания снегопада. — Что за поза? Тебе стула мало? — однако затем он сразу поправляет волосы, словно прерывая себя и не дожидается ответа, продолжая — Собирайся. Я записал тебя в платную клинику на УЗИ. Мы так там и не были, а это необходимость. Голос папы звучал строго, но не злобно, благодаря явившемуся сразу после звонка Чонгуку и тому, что он согласился взять его замуж и оплатить все расходы на лучшую клинику в Сеуле. Чимин не знал конкретно, что альфа наобещал его родителям, но те выглядели более чем удовлетворёнными и даже в отношении сына стали мягче, полностью перестав кричать на него и обвинять. Чимин был рад этому, но его тошнило от того, что это лишь по причине согласия Чонгука участвовать в жизни ребёнка и Чимина, а также, конечно, и его возможности обеспечить для него всё необходимое. Чимин ощущал себя странно, когда понимал, что Чонгук не отвернулся от него и действительно делает всё это, собираясь… Что? Вернуть их отношения? Нет, скорее он хочет держать удобного омегу рядом, гася собственное чувство вины, и чтобы тот растил его сына. Или дочь. Чимин никогда не задумывался, кого хочет. Он неторопливо и чуть неуклюже слезает со стола, приступая к сборам в молчании. Вскоре они с папой садятся в машину, уезжая из пригорода ближе к центру. Отец альфа не выразил желания участвовать во всех этих «омежьих» делах и Чимин был даже рад. Добираются они около получаса, Чимин наслаждается не прекращающимся снегопадом и не отлипает от окна, Сумин сохраняет молчание. Клиника выглядит роскошно даже снаружи, внутри она совсем не похожа на то, что Чимин ожидал, со всем этим своим уютным интерьером и запахом ароматических палочек, а также редкими картинами и плакатами с животиками и детишками. Однако Чимин всё равно ощущает страх и волнение. Хочется сжать ладонь папы и найти успокоение в этом, но омега совсем не хочет рисковать и навлекать на себя его гнев, а потому просто теребит кончиками пальцев край собственного свитера. Сумин проверяет их запись у стойки и вскоре ведёт сына за собой в указанном работником направлении. Затем они попадают в кабинет, где их встречает омега лет сорока с небольшим. Вежливо улыбающийся даже глазами. У Чимина от его мягкого тона и вежливого обращения удивление отображается крайне очевидно, пока он садится на стул, едва не промахиваясь. Вопросы, которые задаёт врач, вполне стандартные, он просто сверяет некоторые данные и вносит новые, спрашивает о самочувствии и взвешивает, а также измеряет обхват живота, после чего они наконец приступают к УЗИ. Чимин слегка дрожит от холодного геля на своём животе и скользящей по нему штуке, которая иногда давит пугающе, пусть и не больно. — Так… Вижу плод, беременность внутриматочная, всё хорошо, развитие плода соответствует сроку в одиннадцать недель. Чимин пялится в экран широко раскрытыми глазами, смотря на своего малыша. Совсем крохотного человечка, но уже живого, с ручками и ножками. Внутри растёт какая-то тёплая пульсирующая волна, которая колется под кожей и расползается где-то под рёбрами. Потрясающе… Это действительно его ребёнок. Их с Чонгуком ребёнок. Вот прям самый настоящий. Он станет родителем! Это оказывается поражающим, но почему-то страха Чимин не испытывает. С детьми тяжело, он знает это, но само осознание, что он подарит жизнь крохотному комочку счастья, который будет похож на него или Чонгука, который будет любить его и которому Чимин сможет подарить всю свою нерастраченную нежность — это делает его очень счастливым и Чимин даже вытирает выступившие вместе с улыбкой слезинки. Оторваться от экрана очень сложно, как и от снимков, которые затем ему протягивает врач. Сумин не может сказать, что чувствует, смотря на экран. Что-то знакомое и почти забытое ворочается в груди давящим комом сплетённых эмоциональных нитей. Примерно это он ощущал, когда забеременел сам и впервые полностью осознал, смотря на экран во время УЗИ и позже держа маленького Чимина на руках. Нежность?Волнение? Возможно, но Сумин точно не назвал бы это любовью. Как бы он ни старался, но полюбить своего сына и мужа у него так никогда и не вышло, возможно он просто был не способен на это. Видимо, как и стать хорошим отцом, учитывая, что сейчас Чимин лежит беременным здесь, будучи несовершеннолетним. Однако он лишь тяжело вздыхает, не желая заниматься бессмысленными терзаниями, а потому только выслушивает рекомендации врача и отвечает «Да», когда тот спрашивает у омеги, будут ли они наблюдать беременность именно в их клинике. Вопрос об аборте не стоял изначально, даже если бы этот Чонгук не объявился. Сумин внутренне понимал это ещё тогда, когда Юнги рассказал ему о найденном тесте на беременность в сумке Чимина. Теперь же, когда он увидел своего внука на экране аппарата УЗИ, то лишь утвердился в этом мнении. В машине Чимин продолжает улыбаться, держа снимки малыша и не сводя с них глаз. Сумин не торопится заводить машину, потирая ладони и выдавая своё волнение. В какой-то момент он протягивает руку, как-то неуклюже накрывая своими пальцы сына. Чимин выглядит ошеломлённым и смотрит на него так, будто у отца выросла вторая пара ушей прямо на лбу. Сумин ощущает какое-то странное першение в горле, которое всё не может вырваться словами, когда ловит этот недоумевающий и беззащитный взгляд, а маленькие пальцы сына ощущаются очень горячими и непривычными. — Я хочу, чтобы ты знал, что не будешь брошен нами даже несмотря на свою беременность и то, что ошибся. Ты всё равно наш сын, Чимин. — он не может сказать «мы любим тебя», эти слова ощущаются палкой поперёк горла и остаются не озвученными. Чимин ошеломлён, он смотрит несколько секунд молча, ощущая себя дико от ситуации, в которую попал. Это точно его о-папа сейчас говорит что-то такое? Этим мягким и чуть взволнованным тоном? Держит его за руку? Чимин прикусывает губу, ощущая, что глаза вновь пощипывает от подступающей влаги. Тянется вперёд, мягко заключая плечи родителя в кольцо рук и ненадолго прижимаясь к нему и втягивая чуть терпкий аромат его туалетной воды. Внутри быстро-быстро колотится сердце и расползается что-то очень похожее на счастье, самое настоящее, согревающее куда лучше горячего чая или самого мягкого пледа. — Спасибо. Я люблю вас. — голос омеги немного срывается, выдавая его уязвимость, но Сумин впервые не выражает недовольства этим, поглаживая сына по спине сверху вниз несколько секунд, прежде чем отстраниться первым и завести машину, глуша при этом неловкость, повисшую в транспорте. Чимин спокойно отстраняется сразу же, возвращаясь на место и пристёгиваясь, после чего всю дорогу светит маленькой, мягкой улыбкой и не может перестать рассматривать снимки, прокручивая в голове слова папы, от которых всё внутри переворачивается в самом приятном смысле. Родители никогда не говорили ему ничего подобного, а потому для Чимина это действительно значимые слова, особенно учитывая его тяжёлый период. Конечно он понимает, что их отношения не станут сильно лучше от этого и его беременность совсем не панацея — а лишь обещание новых и новых сложностей, однако он всё равно счастлив. И готов ко всему, что вновь подкинет ему судьба, по крайней мере уверен, что выбора «не справится» у него просто нет. В данный момент в нём растёт эта тёплая уверенность и желание великих свершений ради его счастья и счастья его ребёнка. В моменте же хочется написать Юнги, тёте Йеон, Чонгуку, приглашая их на празднование Нового Года завтра, хочется упаковать наконец все купленные для близких подарки… Хочется проникнуться атмосферой праздника, приготовить традиционные блюда… Хочется…