дай мне силу, я отворю любые двери,
я убью любого зверя
ты мне веришь?
Сергей втягивает голову в плечи, сутулится так, что метр восемьдесят, за которые так легко отхватить обидное «шпала», превращаются в метр шестьдесят, и проскальзывает между длинными столами к своему месту. Голова раскалывается после очередного ночного кошмара, а в Большом зале сегодня шумнее, чем обычно — парень прослеживает взгляды перешептывающихся и вздрагивает, когда замечает на другом конце Слизеринского стола новенького. Точно, и как он мог забыть? Последние два дня вся школа об этом судачит — новенький, переведённый из Колдовстворца оканчивать седьмой курс. Обычно группы студентов из других школ приезжают по обмену на год, с первого сентября, но сейчас за стенами замка ноябрь, а причины перевода новенького окутаны строжайшей тайной — поговаривают, там даже кто-то умер. Серёжа скептически относится к слухам: не верится, что Макгонагалл может принять в школу убийцу. Его веру в директора, похоже, разделяют не все — вокруг новенького на три метра пустые сидения. Откуда-то сбоку раздаётся взрыв хохота, и Серёжа вздрагивает, опускает голову пониже на всякий случай. Он разглядывает новенького сквозь отросшую челку. У того густые брови, растрёпанные волосы и нос, явно сломанный и заживший без магического вмешательства. Магглорождённый? Он сидит за столом, плечи широко расправлены, спина неестественно прямая. Ему страшно, вдруг понимает Серёжа. Его внутри, наверное, колотит от страха, но он другой — не втягивает голову в попытке спрятаться от чужих взглядов. Новенький поступает наоборот, и это так круто, что Разумовский не может оторвать глаз от его напряжённой фигуры. — Эй, Разумовски, куда уставился? На плечо опускается рука, парень от испуга дёргается, роняет бокал. Морс разливается по столу розоватой лужицей, стекает на колени. Сергей подскакивает на ноги, но тяжёлая ладонь толкает его обратно на лавку. — Ты куда рванул-то? — громкий, знакомый до рвотных позывов голос раздаётся прямо над ухом. Сережа морщится, пытается отвернуться, потому что от тёплого дыхания на шее по телу разбегаются мурашки омерзения. — Пусти, Купер, — просит он тихо. От пальцев, сжимающих плечо, наверняка останутся синяки, морс тонкой струйкой стекает на мантию. Если не почистить, останутся липкие пятна. — Ты как-то не очень вежливо просишь, — с сомнением фыркает однокурсник. Сергей сжимает и разжимает кулаки в рукавах мантии, ногтями царапает ладони. — Пусти, пожалуйста. — Что, прости? Я не расслышал. Больше всего на свете Сергею хочется сейчас откинуть голову назад и разбить Куперу нос, а затем встать и сломать по очереди каждый из пальцев, сжимающих его плечо. Ярость, обида и стыд вспыхивают в нем так, что в глазах темнеет, но он знает, что отвечать насилием нельзя. Устраивать драку в Большом зале — не слишком-то умно для лучшего ученика на курсе, напоминает он себе между ударами сердца. Сначала декан Вильямс снимет баллы, затем завхоз назначит отработку, а вечером свора Купера подкараулит в подземельях, и он проведёт все выходные в больничном крыле. — Пусти меня, пожалуйста, — громко повторяет Разумовский. Ладонь на его плече сжимается на прощание, а затем соскальзывает, проезжается по спине прежде, чем исчезнуть. Серёжа вскакивает, передёргивает плечами в надежде стряхнуть ощущение прикосновения, а затем подхватывает сумку и, толкнув плечом Купера, вылетает из Большого зала под чьё-то мерзкое улюлюканье. Непрошенные, злые слезы застилают глаза — Сергей смаргивает их, опускает голову пониже, чтобы чёлка падала на лицо, почти наощупь добирается до ближайшего туалета. Он опирается о край раковины, старается не смотреть на свое отражение, пока переводит дыхание. До начала уроков еще почти час — достаточно времени, чтобы уйти достаточно глубоко в Запретный лес прежде, чем его хватятся. Ещё можно успеть подняться на Башню астрономии — если очень постараться, он сумеет пробить защитные чары, преграждающие студентам выход на смотровую площадку. Мерлин, о чём он вообще думает? Сергей сжимает виски, дышит через нос медленно, размеренно. — Экскуро! Разумовский подпрыгивает, дёргается так, что ударяется плечом о стену. В метре от него стоит новенький — Сергей успевает заметить, как его волшебная палочка запрыгивает в потайной кармашек в рукаве мантии. Сережа выхватывает свою палочку, направляет её в новенького, но тот лишь вскидывает руки, демонстрируя раскрытые ладони. — Ч-что ты делаешь? — голос предательски заикается. — Почистил твою мантию. Голос у новенького мелодичный, самую малость хрипловатый. Сергей переводит взгляд на свою мантию, на которой теперь нет и следа морса, и медленно опускает палочку. Его рука дрожит так откровенно, что, даже попытайся он проклясть новенького, вряд ли бы попал даже с метра. — Я о помощи не просил, — огрызается Сергей, отворачиваясь. Его тошнит от стыда, от мысли, что новенький видел ту сцену в Большом зале, а теперь видит его наверняка покрасневшие глаза и трясущиеся пальцы. Позорище. — Иди куда шёл. Мне защитники не нужны! — выплёвывает он невпопад, злится на себя ещё сильнее за глупые слова. Не то чтобы новенький предлагал свою защиту. — Если бы я считал, что тебя нужно защищать, вмешался бы ещё в Большом зале, — фыркает парень. Сергей недоверчиво смотрит на него сквозь чёлку. Парень обходит Разумовского — Серёжа дёргается, когда новенький легко касается его локтя, подвигая, — подхватывает с пола сумку с книгами, отряхивает от пыли. — Ты мог защититься, но не стал. Значит, на то были причины, — он протягивает Серёже сумку. — Олег Волков. Сергей пару мгновений мечется взглядом по его лицу, ищет подвох. — Сергей Разумовский, — наконец представляется он и, выхватив сумку, вылетает в коридор. *** В расписании сегодня Чары и Травология, а после обеда сдвоенные Зелья, но на занятии новенький не появляется. Наверное, это логично, думает Серёжа: если Волков приехал только утром, ему нужно время, чтобы освоиться, разложить вещи, пройти акклиматизацию, смириться со сменой часовых поясов, в конце концов. Серёжа все понимает, но всё равно то и дело оглядывается, сканирует окружающее пространство взглядом сквозь рыжую чёлку. Сегодня ему особенно сложно сосредоточиться. Разумовский первый на курсе по Чарам и поэтому не зубрит вместе со всеми уничтожающие чары — вместо этого он сидит на самой дальней парте, уткнувшись в учебник расширенных чар, который, по словам Флитвика, пригодится ему для поступления в Лондонскую Магическую Академию, однако тема разнообразия способов нанесения отменяющих чар сегодня его мало заботит. Серёжа думает об утреннем инциденте с Купером — по позвоночнику скатываются мерзкие холодные мурашки. Серёжа ненавидит чужие прикосновения, и отпечаток ладони одногруппника между лопаток жжет фантомным холодом. Он вспоминает издёвку в голосе Купера, смешки случайных свидетелей их недостычки, свист в спину. Мерзко, так мерзко и так стыдно, что становится жарко, и краска уродливыми малиновыми пятнами заливает лицо, шею. Серёжа горбится еще сильнее, сползает по стулу ниже, поднимает учебник так, чтобы спрятаться за ним по самую макушку. Слабый, никчёмный, глупый, думает он, пока буквы знакомого, и всё же чужого языка скачут перед ним по страницам. Как можно быть таким… таким? Нелепым, неуместным, уродливым… Серёжа жмурится, и перед глазами вспыхивает образ — бледное лицо, непроницаемые карие глаза, ровные жесты. Ну не могло же новенькому и в самом деле быть не страшно в его первый день в новой школе? *** Несмотря на царящий в голове бардак, Серёжа зарабатывает факультету целых двадцать баллов за день — пять за верный ответ на Травологии и ещё пятнадцать за идеально сваренное зелье. За ужином к нему подходят сокурсники, радостно кивают. До конца семестра остаётся чуть больше месяца, по количеству баллов Слизерин с Когтевраном идут нос к носу, каждый выбитый балл на высоком счету. Благодаря Серёжиному вкладу факультет вновь занимает лидирующее положение. Разумовский неловко улыбается в ответ на похвальбу, встряхивает чёлкой так, чтобы упала на глаза. Он не особо азартен, для него важнее общий балл в личном деле, чем битва факультетов, и всё же это приятно. Настроение приподнимается, и его не портит даже насмешливое фырканье Купера и его компании с другого конца стола. «Я заработал двадцать баллов за один день, — думает Серёжа, копаясь вилкой в своей тарелке. — А что сделал ты? Я умнее тебя. Я выпущусь с медалью и поступлю в академию — а что после школы будешь делать ты?» Купер перехватывает Серёжин взгляд и, ухмыляясь, толкает языком щёку изнутри. Разумовский вспыхивает и отворачивается. Аппетит пропадает окончательно. *** Серёжа не видит новенького в Большом зале ни на обеде, ни на ужине, и он уже начинает опасаться, что Волков был всего лишь плодом его окончательно слетевшего с катушек воображения, поэтому он даже немного удивляется, когда вечером видит того в слизеринской гостиной, окруженного любопытными учениками. В животе что-то неприятно ёкает — что-то до нелепого похожее на «отойдите от него, я с ним первым заговорил утром», — поэтому Серёжа отмахивается от глупых неуместных мыслей и поднимается по лестнице в спальню. Он старательно не смотрит ни на новенького, ни на собравшуюся вокруг него толпу и всё же успевает выхватить из гула болтовни чей-то нелепый вопрос вроде «а правда, что в Колдовстворце у вас в замке живёт медведь». В ответ Олег смеётся, его мягкий хрипловатый смех перекрывает гомон толпы, и Серёжа ускоряется, заходит в спальню, захлопывает за собой дверь и прижимается к ней спиной. Всё очень, очень плохо, понимает Серёжа, тупо уставившись на дополнительную кровать, по воле мироздания расположившуюся почти вплотную к его собственной. Всё очень, очень плохо. *** Серёжа спит очень мало — часов пяти обычно вполне хватает. То ли особенность организма, то ли давно сбитый режим — наверняка он не знает, да и узнавать не горит желанием. Разумовский дожидается, пока сокурсники поднимутся в спальню и начнут готовиться ко сну, а затем выскальзывает в гостиную. Здесь почти пусто, разве что за гобеленом в дальнем углу, судя по всему, кто-то целуется. Серёжа в отвращении морщит нос, устраиваясь в кресле у камина, и уже было собирается навести вокруг себя заглушающие чары, когда на соседнее кресло без спроса плюхается новенький. — Привет, — как ни в чем ни бывало произносит Олег. Он откидывается на спинку кресла, потягивается. Серёжа отводит взгляд. — Привет, — отвечает он, потому что ну а что еще скажешь. Разумовский медлит немного, размышляя, но чавкающие звуки с другого конца гостиной не оставляют ему выбора, и он наводит чары вокруг них обоих. — Я думал, ты пошёл спать? Олег пару мгновений вглядывается в пляшущий в камине огонь, затем смотрит на Серёжу и улыбается. — Не спится. Утром немного подремал, когда вещи разбирал. — Понятно, — тупо кивает Серёжа, не зная, что еще сказать. Столько всего вертится на языке, и ничто из этого не кажется уместным. Олег смотрит на него выжидающе, и Серёжа поглубже закапывается в кресло, залезает в него с ногами, пряча пушистые шерстяные носки в полах длинной мантии. Зачем Олег подсел к нему? Он хочет поговорить или просто посидеть, и Сёрежины нелепые попытки завязать разговор не в тему? Мысли мечутся в голове, чтобы отвлечься, Разумовский берёт первую попавшуюся книгу со стола, раскрывает её на случайной странице. Тишина становится тяжелой, практически давящей. Кажется, Олег тоже это чувствует, садится ровнее. — Я, наверное, тебе мешаю, — странным голосом произносит он. Серёжа вскидывается прежде, чем новенький успевает встать и уйти. — Вовсе нет! — он закрывает книгу, кидает на Олега взгляд сквозь чёлку, сцепляет пальцы в замок с такой силой, что костяшки белеют. — Слышал, ты сегодня заработал кучу баллов факультету? — вдруг хмыкает Волков. В его голосе уважение, и Сережа опять заливается отвратительным румянцем. Одно радует — в тусклом свете камина это уродство не должно слишком сильно бросаться в глаза. — Не такую уж кучу, — он неловко пожимает плечами. Олег его будто и не слышит: — Вообще, соревнование факультетов — это интересно. В Колдовстворце не так, — он улыбается своим воспоминаниям, и Сережа сам не замечает, как уголки губ дёргаются в ответной улыбке. Он прячет лицо за отросшими прядями и прислушивается. — У нас там слегка… Перенаселено, и на каждом факультете ещё по четыре отделения на курсе. Раньше существовала система соревнования, но она была такой сложной, что в итоге всем стало наплевать, и… Серёжа слушает, не перебивая, рассказ Олега о школе, в которой и сам Разумовский учился бы, если бы не уехал с родителями в Ирландию в глубоком детстве. Волков рассказывает живо, интересно, богатая фантазия Серёжи рисует ему детство, которого не случилось. Возможно, если бы они остались в России, родители не погибли бы и первого сентября его бы в школу — загадочный, манящий Колдовстворец, а не холодный каменистый Хогвартс, — провожали они, а не перепуганная маггловская заведующая детского дома. Возможно, в замке, затерянном среди Уральских гор, он пришёлся бы больше ко двору — рос бы обычным мальчишкой, таким же, как все, а не тощим высоченным сиротой с непривычным именем. Возможно, они с Олегом познакомились бы ещё на первом курсе, стали бы друзьями. А может, нет. У Серёжи в голове сотни вопросов, но он сдерживается, ничего не спрашивает — лишь жадно проглатывает всё, что Олег рассказывает сам. Волков говорит много: описывает замок, учителей, отличия российского квиддича от английского, но Разумовский не обманывается его показательной болтливостью — за всеми этими словами новенький о себе толком ничего и не рассказывает. Серёжа пытается прочесть между строк ответы на свои вопросы, но не выходит. Кто такой Олег Волков? Почему он здесь? Когда часы бьют три пополуночи, они поднимаются в спальню. Серёжа переодевается в пижаму за плотно закрытым балдахином, прислушивается к звукам, раздающимся с соседней кровати. Он засыпает быстро и, впервые за долгое время, спит без кошмаров.