***
Был дождливый серенький ноябрь. Я шла домой, невесело шлёпая ботинками по лужам, держа в руке коробку с эклерами и визуализируя себе чашку с горячим чаем да хорошую книгу. Казалось бы, самый обычный день, который не должен нести в себе никаких неожиданных поворотов судьбы, но резкое ощущение опасности, окатившее с головы до пят мелкой волной мурашек и раздражающего зуда, никоим образом не вписывалось в его рамки. Удар. Я снова опоздала, не смогла ничего сделать со своим предчувствием, отчего голова взорвалась болью, а перед глазами расцвели багровые звёзды и круги. Сознание провалилось в темноту.***
Когда я открыла глаза, то не сразу поняла, где я и кто. Голова гудела как колокол, в который бьют со всей дури, и это с учётом того, что ты внутри, а легкое чувство тошноты и путанность в мыслях совсем не помогали собраться. Проморгавшись, я поняла, что, во-первых, я привязана к чему-то холодному, во-вторых, немилосердно болит ещё и нога: то ли подвёрнута, то ли сломана; ну и, в-третьих, похоже, у меня галлюцинации. Я была на кладбище. Привязана я, судя по ощущениям, к памятнику или высокому фигуристому надгробию. Передо мной полукругом стояли какие-то психи в чёрных плащах-балахонах и белых масках. Между мной и этими непонятными личностями валялся на боку гигантский котёл. В основании полукруга уверенно и надменно держался, судя по всему, главный псих: высокий мужик, также в плаще, явно накинутом на голое тело, с изуродованной рожей нездорового серого цвета, какая бывает у людей после пересадки кожи вследствии пожара или других трагедий. Нет волос, носа, губ, только прорези глаз, тонкие линии рта и ноздрей. Рядом с ним сгорбился убогий, невысокий, полный человек, какой-то весь пыльный, скукоженный, с серебристым протезом вместо руки. Что-то мне это напомнило, но боль в голове и адреналин, плеснувший по венам, не давали сосредоточиться. Этот хрен, — главный псих, — сатанински хохотал, показывая на меня и крича: «Я убил его! Наконец-то, я убил его!» Я слегка отвела взгляд в сторону, чтобы осмотреться, и увидела справа от себя очень привлекательного молодого человека. К сожалению, он был мёртв: пустые глаза смотрели в ночное небо, грудная клетка не двигалась, зрачки были расширены. Рядом с его вытянутой в указующем жесте рукой лежал увесистый золотистый кубок. Не знаю, с чего бы это, но лютая злость вдруг закипела во мне. В порыве ярости я представила, как поднимаю этот кубок и его мраморным основанием бью психа с явным комплексом Бога, возомнившего, будто бы он имеет право решать, кому жить, а кому — умирать, прямо в его мерзкий серый лоб. В голове вспыхнула яркая, на удивление четкая картинка этого действия. Безумное желание воплотить его в жизнь заполнило меня с головой: я зацепила кубок взглядом, а потом метнула взгляд в этого хохочущего упыря. А кубок взял и полетел. И реально шарахнул мужика в висок. Я ошарашено распахнула глаза, глядя, как этот псих пропадает в кровавых брызгах и вспышке света вместе с кубком, стоило им соприкоснулся. Вокруг воцарилась оглушающая тишина. Однако члены непонятной кладбищенской секты не заставили себя долго ждать: их фигуры начали исчезать в клубах черного дыма, сопровождаемые приглушенными хлопками. Через пару секунд я осталась одна, привязанная к памятнику, ночью, на кладбище, в компании трупа. Зашибись! Слегка потрепыхавшись, я поняла, что оказалась в безвыходном положении. Я попыталась растянуть верёвки, то втягивая живот, то напрягая, и меня не оставляло ощущение какой-то неправильности, однако от стресса я не обращала на него внимание. В конце концов, сейчас всё, блять, неправильно! Я непонятно где, непонятно как я тут оказалась, какого-то хера я связана и, в дополнение ко всему этому, похоже, я только что убила человека, и совершенно неважно, что он и на человека-то похож особо не был! От истеричных мыслей меня отвлекли неизвестного происхождения звуки. Что-то полыхнуло, хлопнуло, и ко мне кинулись два мужика. Один старый, бородатый, в какой-то лютой хламиде, с длинными белыми волосами, а второй — молодой, весь в чёрном. Лица нормальные, человеческие, без масок или серой кожи, но я всё равно испугалась и задёргалась сильнее. — Гарри, Гарри, ты жив! — закричал старый слегка надтреснутым голосом, а я начала вертеть головой. Тут ещё Гарри какой-то был, оказывается? Но подбежали они ко мне. Молодой махнул палочкой и путы ослабли так резко, что я осела от неожиданности, приправленной страхом. — Мистер Поттер, что у вас болит? — на этих его словах я натурально охуела. Брюнет жёсткими руками обхватил мою голову, приподнял лицо и заглянул в мои глаза своими — жгучими и черными. Единственное, на что мне хватило мозгов, это закрыть глаза и представить себе море. Серое, питерское море финского залива. Такое, со свинцовой водой, которая лизала каменистый пляж. Я настолько боялась, что я схожу с ума, что просто автоматически ушла в себя, отключившись от внешнего мира. Так, думай Таня, думай. Скорее всего, тебя так ебанули по голове, что ты видишь качественные глюки. Слишком качественные, потому что помимо тактильных ощущений были звуки, мысли, запахи: меня окутало ароматом полыни, тимьяна и миндаля; я ощущала на лице сухие грубые пальцы, слышала, как ко мне обращались, чувствовала холод и сырость земли, натёртую верёвками кожу запястий, боль в повреждённой ноге… Блять! Я ничего не понимаю! — Я ничего не понимаю, — простонала я и с ужасом поняла, что говорю ломающимся мальчишеским голосом. О-ху-еть. — Охуеть! — заорала я и задёргалась, пытаясь вырваться из жёстких рук, случайно опёрлась на больную ногу и завыла ранеными зверем. На меня неожиданно накатила дурнота и темнота, и я, ища умиротворения, с облегчением в неё провалилась.