Орнейские хроники 2

Интерлюдия Морьяк Лунный свет преломлялся в витражах узких окон бывшего храма Пастыря, на мраморных плитах лежали багряные и охряные пятна, придавая храму сходство с преддверием Нижнего мира, и впечатление еще больше усиливалось от отсветов пламени факелов, вставленных во вмурованные в стены кольца. На полу, в центре зала, был начерчен углем огромный восьмиугольник, в центре которого находился огромный плоский валун. По разным сторонам от него застыли два человека, однако человеком в полной мере можно было назвать лишь одного из них. На жертвеннике стояло выточенное из алебастра и раскрашенное изваяние долины Венаско. Отроги Эстийского и Арьегского хребтов, изгибы горных речушек, дороги и густые леса, домики деревень, поля возле них и там, где хребты почти смыкались, — крепость в пятиугольнике стен, на которых даже можно было разглядеть крошечные фигурки солдат. Изваяние поражало точностью, казалось, что время под воздействием колдовства лишь на мгновение остановилось, и долина вот-вот оживет. Впрочем, колдовство вершилось. Шаман и посланец Сугаара взывали к своему повелителю. Ночь полнолуния, ночь, когда границы миров истончаются… В храме присутствовал король Лодо с небольшой свитой. Когда Йахаб заявил о намерении нанести магический удар по альбийской крепости, дабы враги устрашились, а колеблющиеся уверились в могуществе Сугаара, он пожелал увидеть все собственными глазам. Скрестив ноги, он сидел в установленном для него кресле. Вместо Амарры чуть позади и справа стоял маршал Савиньи и еще несколько человек — командующих полками и представителей знатных родов. Лодо иногда поворачивал голову в сторону подданных, словно по выражением лиц стремясь прочитать их мысли, и его взгляд задерживался на графе Соланже. Из аристократии только он да маркиз Шетари до сих пор не надели знак Сугаара. Маркизу, старому другу отца и только по этому причине уцелевшему после провала заговора Вермадуа, это было простительно: Лодо пригласил его, чтобы показать отпрыскам мятежных родов, что не держит больше зла, а вот упрямство Соланжа… Впрочем, во всех других отношениях граф оставался наипреданнейшим вассалом короны. Успеется… тем более, он чуял, что ритуал изменит все. Напряженную тишину нарушил низкий голос Беласко. — Этор-ри-и, Сугаар! Эхо заметалось под под высокими сводами храма. Йахаб вытянул над жертвенником левую руку, правую, с зажатой в ней Звездой, поднял вверх и шипяще отозвался: — С-с-сантис-сем дегу-у! Лунные лучи коснулись реликвии, и камень запульсировал, меняя цвет с синего на густо-фиолетовый. С пальцев левой руки демона потянулись нити тумана, завиваясь в сферу. — Ерактуш-шь с-сур! — крикнул Йахаб. В теплую летнюю ночь ворвалась зимняя стужа, от резкого порыва ветра большая часть факелов погасла. Лодо уловил за спиной движение и невнятный ропот, приглушенно охнул Савиньи. Не обращая внимания на смятение, король подался вперед, жадно всматриваясь в происходящее. В зале сверкнула молния, туман комом упал на крепость и расплескался, обвивая белесыми языками стены и башни… …Поток несет на северо-запад, и пелена, застилающая недружественные земли, проясняется. По горным тропам идут вооруженные люди, прры и галейцы. Луна морозно отсвечивает на дулах мушкетов. Однако среди них нет ни Беласко, ни Йахаба. Неужели предсказание не сбудется? Взор Лары смещается восточнее… Аверн. Древняя, еще Эпохи Тьмы крепость и тревога сжимает сердце. Изъеденный временем камень низких стен, кое-где носящих следы ремонта, осыпавшиеся зубцы. Большой отряд входит в ворота, Лара узнает едущего впереди вельможу в кирасе и шлеме с алым плюмаже — граф Люмаж… Комендант с искаженным от гнева лицом стоит перед ним, человек в жреческой хламиде набрасывает удавку на шею коменданта. Не удается различить лицо, но в фальшивом жреце заключается опасность. Яркая вспышка привлекает внимание: на северо-востоке, в Галее. Осознание приходит внезапно: Звезда! Вершится ритуал, и над Орнеем возникает угольно-черная воронка. Будто открываются двери, ведущие на изнанку мира… Лару обдает морозом, отбрасывает прочь, она вновь оказывается над Квилианом. Так происходит что-то невообразимое. Крепость затопил туман, вернее — не туман, а нечто, обладающее собственным разумом, грузно ворочается, урчит. Убивает. И само пространство содрогается вдруг в пароксизмах невыносимого страдания… …Тишина была настолько полной, что казалось, что кровь набатом стучит в висках. Луна заливала окрестности, и сколько Тоне не вглядывался в сторону перевала, он не мог различить ни малейшего движения. — На башне? — крикнул он часовому на донжоне. — Ничего, сьер майор! — Все спокойно, сьер Тоне, — подтвердил стоящий рядом сержант и подавил зевок. — Скоро и светать начнет. — Упасет, поди, Странничек, видано ли дело… — Смотри в оба, — перебив его, строго сказал Тоне. — То не знаешь, есть у пирров привычка нападать, когда чуть забрезжит. Он оглядел еще раз поля и вьющуюся меж них дорогу и повернулся, чтобы спустится во двор, как вдруг порыв ветра пронесся над крепостью. Тоне поднял голову и обомлел: с неба на них опускалось крутящиеся серое облако. — Тревога! — заорал он, выдергивая из-за пояса маску. — Надеть маски! Затем подскочил к завороженно уставившемуся на облако сержанту: — Где маска?! Надевай! Сержант медленно повиновался и потянул с плеча мушкет. — За дорогой следи, сейчас и полезут! Поспешно натянув на голову клювастое уродство, Тоне выхватил из кобуры пистолет и обернулся на двор. Часть солдат, уже в масках и с мушкетами в руках, бежали на стены, часть застыли, пялясь в небо. Тоне пальнул в воздух: — Чего рты раззявили?! К бою, чтоб вас Твари дрючили! Стекляшки в маске запотели; ругаясь сквозь зубы, он перезарядил пистолет и вновь задрал голову. Облако уже касалось рваным брюхом вершин башен. — Запаливай, Энри! И в этот миг сверху раздался первый крик — утробный, скорее звериный, чем человеческий. Тоне видел, как часовой заметался по площадке и, побежав ко краю, выметнулся за зубцы. Тело упало с глухим, шлепающим звуком. Все замерли. — Что, демоны меня дери, происходит?! С другой стены донесся еще один крик. И еще, уже ближе. А затем будто полчище демонов набросилось на них. Туманные сгустки обволакивали солдат, те падали, катались по плитам двора. У тех, кто был без масок, кожа мгновенно покрывалась кровавыми волдырями, несчастные раздирали себе лица ногтями, и бились в судорогах, захлебываясь кровью. Хрипы и вой обезумевших людей ввинчивались в мозг, оглушали, не давая отвести взгляд от творившейся жути. Позади сержант срывающимся голосом забормотал молитву, и Тоне вышел из оцепенения. Мгла надвигались с противоположной стороны и пока не добралась до них. Но он отчетливо осознавал, что это конец. Странное спокойствие охватило его. «Сигнал!» Часовой погиб, не успев подать сигнал, и в Карде еще долго ничего не узнают. Тоне заозирался, взгляд его упал на сложенные в пяти туазах горшки с Дыханием дракона — подарок от этррурского лекаря. «Помирать — так чтоб демонам жарко стало!» — залихватски подумал он. — Разжигая фитиль! — рявкнул он сержанту. Руки у того ходили ходуном, и Тоне вырвал мушкет. Сержант попятился, потом бросился бежать — коменданту гибнущего Квилиана уже не было до труса никакого дела. Сдерживая дрожь в пальцах, запалил фитиль и в несколько прыжков он оказался рядом с чудо-оружием, но и колдовской туман — вот он. Обжигающе лизнул кисти рук, проник под бесполезную маску. У смерти отчего-то был запах цветов. Тоне задержал дыхание, чтобы не спалило легкие прежде чем он сделает то, что нужно. «Ничего, с этакими дивными огнями враз по Звездному Мосту пролечу…» Он поднес фитиль к одному из запалов, торчащих из горшков. Маска, казалась, припаялась к лицу. Лопнула кожа на губах, невыносимо жгло глаза, но лишь тогда, когда заискрил запал, Тоне позволил себе закричать… … В ночи полыхнуло, чуть дрогнула земля, и рокот взрыва отразился от скал. Сидевший на деревянном обрубке гонец вскочил, глядя в сторону Квилиана. Над крепостью стояло подсвеченное оранжевым и багровым облако, в котором что-то двигалось… Или кто-то, огромный, многорукий… — Странник, спаси нас и помилуй! — гонец очертил перед собой знак рассеченного круга и бросился к коню.