***
В авиашколе Динка была почти что круглой отличницей; инструкторы её то хвалили, то наоборот ругали её за излишнее легкомыслие. Инструкторы ругались не зря: Динка и вправду иногда была слишком легкомысленна и поэтому часто проказничала, но помаленьку. Учиться ей нравилось; не зря же она уговаривала отца! Ей было не то чтобы легко, обучаться лётному делу не так-то просто, ей было легко учиться, так как это ей нравилось. Когда ты делаешь то, что тебе нравится, на душе у тебя легко и спокойно. Так как Динка была единственной девушкой во всём училище, то к ней было приковано особое внимание. Многие пытались найти к ней подход, но та давала отпор. Ей самой пришлось делать себе репутацию, чтобы заслужить уважение однокурсников и быть с ними на равных. Это было сделать довольно сложно, но у неё получилось, правда цена была высока — пришлось сидеть на гауптвахте. История эта началась с обычного теоретического занятия, каких у молодых лётчиков было огромное множество. — Самолёт валится в штопор только при грубейших ошибках пилота. Ошибок не будет, соответственно, не будет и штопора, — говорил инструктор, размахивая карандашом. Инструктор — сорокалетний капитан Голубев, известный своим послужным списком. Он был и в Испании, и на Халхин-Голе. Однако после его списали по ранению (ему ампутировали левую руку). Теперь он, опытный боевой лётчик, вынужден учить молодняк. Ему это нравилось, и не нравилось сразу. Нравилось из-за того, что это было ответственное и важное занятие, он гордился тем, что от него зависит профессионализм молодых лётчиков. Не нравилось из-за того, что с учениками было порой сложно, сложно было заставить молодняк забыть о желании шалить, о своей легкомысленности, и серьёзно относиться к жизни. Голубев пользовался уважением и симпатией курсантов за человечность, за полезные советы не только в области лётного дела, но и в области реальной жизни. Было видно, что ему не всё равно, что он правда беспокоится о каждом. Учебный класс находился под открытым небом. Просто большой стол, по разные стороны которого сидели ученики. Инструктор стоял напротив короткой стороны стола перед доской. Вот и получилось место обучения будущих командиров лётчиков. Динка сидела с карандашом в руках, иногда она засовывала карандаш за ухо. Тетрадь её была порядком исписана. Она всегда очень подробно вела конспекты занятия. Рука уставала, но зато зачёты и контрольные ей удавались с успехом. — Как же выйти из штопора, товарищ инструктор? — спросил Даниил Зарецкий, светловолосый бойкий паренёк из городских. Он обычно выступал главным объединителем будущих лётчиков, поскольку обладал каким-то неведомым Динке авторитетом. — Чтобы выйти из штопора, курсант Зарецкий, нужно: быстро и до отказа отклонить педали в противоположную сторону вращения самолёта, а ручку удерживать в нейтральном положении. Через полвитка отдать её от себя и после замедления вращения и выхода самолёта из штопора вернуть в нейтральное положение. Записали? — Так точно! — прокричали курсанты. — Чем больше расстояние самолёт пролетел в штопоре, тем сложнее вывести самолёт из штопора. Если опоздать с выводом, высоты может не хватить. Чем раньше, тем лучше. Поняли, что штопор — сразу начали выполнять мои инструкции. Понять не сложно: из-за отсутствия скорости, самолёт просто провалится вниз. А вообще, не совершайте ошибок, тогда и мои инструкции не понадобятся. Чего я вам и желаю. Эта часть занятия взбудоражила молодняк и открыла весьма затейливый спор. Уже упоминаемый Даниил Зарецкий собрал всех на лавочке и с победоносным выражением лица заявил: — Спорим, я ниже всех из штопора выйду? Он сидел уверенно, откинув руку на спинку скамейки и положив ногу на ногу. «Вот же расфуфыренный петух», — подумала Динка. Она тоже участвовала в таких сходках, иначе можно было совсем отбиться от коллектива. — А спорим! — этим азартным молодым человеком был Роман Ильинский. Он был правой рукой Зарецкого, они очень часто устраивали споры и пари. Ильинский протянул руку Зарецкому для заключения сделки. Тот осмотрел всех и спросил с явным вызовом: — Только мы вдвоём? — Давайте я тоже, — сказали где-то позади. — Кто же это? А ну выходи! — Зарецкий явно ехидничал. Голос был женский, а значит это мог быть только один человек. — Я это, — перед Динкой расступилась толпа и она оказалась прямо перед Зарецким. — Ах, принцесса! Не ваше это дело в мужские споры лезть! — Чего это мне нельзя? — возмутилась Динка, всё больше раздражаясь. — Эта принцесса вас всех уделает! Вокруг послышался ехидный шёпот. В Динку явно не верили. Но Зарецкого эти слова просто завели. Ему был брошен вызов, вызов посильнее, чем от Ильинского. Ильинский уже был неинтересен публике. Он стоял чуть поодаль от всех и наблюдал за разыгрывающейся сценой. — Ладно, спорим, — наконец сказал Зарецкий. — На что? — Давай после решим. — После так после, — Зарецкий пожал плечами. — Завтра учебные полёты. На них? — Замётано, — сказала Динка и пари было заключено. Сразу же полетели ставки. Курсанты люди конечно небогатые, но азартные до мозга костей. Ставки распределились таким образом: процентов 75 поставили на победу Зарецкого, 20 на Ильинского и только 5 процентов на Динку. Это был один деревенский паренёк, Гришка Васильев. Тихий спокойный, сидел всегда рядом с ней. Вечером, после занятий, был час свободного времени. Курсанты собрались в местном селе Кача, с недавнего времени, то есть с марта 1939-го, его передали Севастополю. Село совершенно небольшое, находилось оно на побережье Чёрного моря. Курсанты сидели на лавочке, тут же были и местные незамужние девицы, желающие захватить себе в плен кого-нибудь из курсантов. Известный на всю Качинскую авиашколу гитарист Петька Фролов запевал песни на гитаре. У него был прекрасный голос с хрипотцой, все его заслушивались. Он, наравне с красавцем Зарецким, был главным фаворитом у местных девиц. Динка была для них чужой. Её ни курсанты не принимали, ни местные девицы. Рядом с ней трясся только Васильев, бог знает, почему он всегда оказывался рядом с Динкой. У неё были кое-какие теории на этот счёт. За полгода одиночества Динка уже привыкла к этому, про себя складывая впечатление о своих однокашников. Зарецкий появился не сразу. Он шёл в компании какой-то «особо» удачливой девицы, на которую сразу же устремились несколько завистливых и ревнивых взглядов. Девица эта была одета, как при параде. Нарядное голубое платье, крупные серьги на ушах, косметика. Волосы у неё были тёмные, но глаза были зелёные, и вообще вся она была светлая. Правда, Зарецкий быстренько избавился от неё, однако та не сильно то и расстроилась. Было видно, что Зарецкий уже откуда-то пьяный. — Опять горланишь, Фролка? — Зарецкий сел рядом с гитаристом и приобнял того за плечи. — Я пою, Данила, пою, — обиженно сказал Фролов. — А есть разница? — Есть, Зарецкий. — Да ну! Не будь такой букой, Фролка! Зарецкий тем временем продолжал донимать людей. У того пуговица плохо застёгнута, у другого выражение лица не такое, у третьего пилотка не так надета. Динку, как и всех, это уже начало раздражать. Вопрос был лишь в том, кто первым всё это остановит. — Господин Зарецкий, может вы оставите в покое людей? Ваше не совсем трезвое состояние не позволяет вам их донимать, — это была Динка. Зарецкий отреагировал мгновенно. Он подошёл к Динке почти вплотную. — А вот и наша принцесса. Что, не нравлюсь? Неймётся? Ты же первая в штаны наложишь! — Сейчас ты у меня в штаны наложишь, Зарецкий. — Ух, какие мы злые! Ух! Не суйся в воду, не зная броду! Тебе не место в авиации! Где это видано, чтобы сталинским соколом стала женщина! Динка была в ярости. Таких сильных эмоций она ещё не чувствовала никогда. К слову, напряглись все. Динка видела, что Васильев переминает пальцы, готовя кулак к бою. — Возможно, я маленько глупенькая и плохо объясняю. Ну что там… — сказала она и съездила ему кулаком по носу. — Тогда ладно, я не обижаюсь. Иди проспись, — добавила она. Небольшие вечерние посиделки застыли в глубоком потрясении. Гитарист Петька сидел с круглыми глазами, таких круглых глаз вы больше нигде не увидите. Ильинский растеряно стоял, держась за голову. Васильев стоял с открытым ртом, прикрывая его руками. Зарецкий, вытирая кровь из носа рукавом, смотрел на Динку безумными глазами. Динка такими же глазами смотрела на Зарецкого, потирая ушибленный кулак.ГЛАВА ВТОРАЯ
14 августа 2022 г. в 16:00
Мать долго хлопотала, переживала, собирала Динку. В чемодан, который в итоге оказался неподъёмным, она наложила вещи на все случаи жизни. Нельзя было даже представить такого случая, для которого не было чего-то в чемодане. Казалось, будь её воля, так она всю квартиру бы запихала в этот чемодан. Динка, когда увидела, что натворила мать с чемоданом, половину оттуда выбросила.
— Мам, зачем мне лекарства? Там явно будет врач! — выкидывая вещи и разбрасывая их по всей квартире, говорила Динка. — А это зачем?
— Как зачем, Диночка? Чтобы тепло было! Это же и зимой!
— Мам, там всё выдадут! Кому на руку, что я там от холода погибну?
— Ой, делай, что хочешь! — в сердцах сказала мать. — Я же о тебе думаю, чтобы всё хорошо было, чтобы ты не болела, чтоб училась хорошо!
— Мама, всё будет хорошо, — она подошла к матери и крепко обняла её. — Не волнуйся ты так! Ну? Ничего со мной не случится!
Мать заплакала, кудрявые волосы её поникли. Она всё не могла отпустить дочь в свободное плавание, она всё ещё казалась ей той весёлой, рыжей с веснушками озорной девчонкой, ковыряющейся в песочнице.