***
День был полон разочарований. Своих они не нашли, да ещё и пару раз чуть не нарвались на немцев. Жорка был в ярости. Он не верил, что немцы прорвались так далеко и так быстро. — Ну не может быть их тут! Не. Может. Быть. Кто-то же должен их остановить! — в сердцах говорил он, чуть ли не хватаясь за голову. — Остановят их где-нибудь, товарищ лейтенант. Обязательно, — пытался утешить только что вернувшийся с разведки Петька и сообщил. — Дальше болото, товарищ лейтенант. Что будем делать? — Большое? — без интереса спросил Хорышев. — Да, не обойти. — Как думаешь, сможем перейти? — Я веткой попробовал, нашёл хорошее место. Посидите, товарищ лейтенант, я нам слеги сделаю. Через минут десять старательный сержант ножом обрабатывал найденные ветки. Хорышев хотел было предложить помощь, но мысли о немцах под Москвой и потерянных друзьях его опять захватили. Он еле держался от желания взять автомат и пойти расстрелять первого попавшегося гитлеровца, чтобы сделать хоть что-то, а не просто шататься по лесу. Но каждый раз его останавливала рациональность и крошечка уверенности в том, что, если он дойдёт до своих и ему дадут взвод или роту, он сделает больше, чем расстреляет пару фрицев и погибнет. Крошечка этой уверенности рушилась в его сознании от понимания, что при нём его рота была уничтожена. Какой из него командир? Он в очередной раз потерял друзей: Розанова и Фугу, потерял нового друга Сухомлина. Живы ли они? Он каждый день крутил это в голове, и всё не мог примириться с их возможной смертью. Он, возможно, окончательно бы свихнулся, если бы не решил внезапно написать письмо Динке. Как и когда он его отправит, он не знал, но ему было всё равно. Он скорее всего его и не отправит никогда. Он достал бумагу и карандаш и стал старательно выводить буквы, вкладывая в них буквально всю боль последних дней. Петька искоса наблюдал за этим действом, обрабатывая древесину. Слегу себе он уже сделал давно, а слегу лейтенанта он делал тщательно и со знанием дела. Петька был родом из маленького села под Калугой, он рос в близком контакте с природой и лесом, и леса в этой местности знал хорошо. Здесь, под Спас-Деменском, он, конечно, не был, но знание леса и его законов помогало ему и здесь. Он знал, что в лесу, даже среди немцев, он выживет. Он не сгинет в болоте, не умрёт от голода, не будет убит зверем или нацистом. Нацисты не знают лес, так как он. Не знает леса и городской лейтенант. Поэтому Петька будет оберегать своего ротного и не даст ему сгинуть. Петька никогда не был лишён любопытства, даже излишнего, и иногда это ему оборачивалось очень плохо. И сейчас, Петьке было очень любопытно, кому же пишет лейтенант. Он видел, что лейтенант сейчас не в лучшем своём состоянии, и кому же он мог доверить свои сокровенные мысли? С ним ротный не особо разговаривает, только по делу. А Петька не мог найти слов, чтобы докопаться до причины его переживаний и поддержать ротного. — Кому письмецо, товарищ лейтенант? — не утерпел Петька. — Девушке одной, — отрезал Хорышев и, всё ещё видев вопросительное выражение лица Петьки, добавил. — Не моей. Просто прошли вместе через многое, и теперь как бы дружим. Для Петьки фраза «как бы дружим» говорило о том, что лейтенант не очень рад этому. А на Хорышева вдруг нашло настроение разоткровенничаться. Тем более, ему было как-то совестливо чуть ли не каждый раз бурчать и строить из себя сурового командира перед Петькой, который спас ему жизнь и делает для него больше, чем обязан делать боец для командира. Он достал из нагрудного кармана фотографии и протянул их Петьке. — Вот она у меня какая, — с ноткой гордости сказал Жорка, а на душе у него сразу потеплело. — Динкой зовут. Динка — это единственное хорошее и светлое в его жизни, как он сам сейчас для себя решил. А всё остальное… Было сметено войной и этим проклятым октябрьским наскоком немцев. Петька внимательно рассмотрел фотографии и заключил: — Красивая… А волосы какие?.. — Рыжие. Жорка в очередной раз представил её себе. Да, она очень красивая. И волосы у неё красивые, цвета солнца и морковки. — Ничего себе! Таких днём с фонарём не сыщешь. И где она нынче? — Ох, Петька, всё же тебе расскажи. Лётчица-истребитель она. Служит на север от Москвы. — Эка девка даёт! Где ж такую сыскать-то можно? — Такая может только с неба свалиться, — он улыбнулся воспоминанию первой встречи. — Когда мы из Бреста прорывались, она с парашютом выпрыгнула, её немцы гнали, мы её раненую и нашли. Петька, видимо насмотревшись, вернул фотографии Жорке. Тот взял их, посмотрел на них, и Жорке стало немного лучше в душе. Душу облегчил и разговор с Петькой, и Гоша решил его продолжить. — А у тебя, Петька, есть какая-нибудь зазноба? — Да что Вы, товарищ лейтенант. Так, пару раз танцевал с одноклассницей, и всё. — А где семья? — Мамка с батькой и младшие брат с сестрёнками в селе под Калугой. На двух старших братьев похоронки уже пришли. У мамки с батькой только я, Васька, да Танька с Дуней осталися. — Прости, я не знал. — Ничего, товарищ лейтенант. Вы же не знали. Как думаете, фрицы не доберутся до села нашего? — Не доберутся. Надо верить, Петька. Верить и сражаться. — Верить и сражаться — это понятно, но вот наш батальон, неужель плохо сражался? И всё равно немцы прорвались. А нынче, как сражаться? Мы всё по лесу шляемся… — Выйдем к своим, Петька, и будем сражаться. И на этот раз выстоим. Не можем не выстоять, — говоря это Петьке, он пытался успокоить самого себя. — Тебе ещё долго эту палку делать? — Слегу. Вы спите, товарищ лейтенант. Я как раз подежурю. Жорка прилёг. Разговоры с Петькой всё-таки хорошо на него влияют. Лёгкий и непринуждённый Петька как-то разгружает его переживания, облегчает их что ли. Что-то явно магическое есть в этом пареньке. Октябрь был в самом своём начале, и было уже довольно прохладно. При разгроме батальона ни Петька, ни Хорышев не взяли свои шинели, и Жорка, лежа на опавших пожелтевших листьях, чуть ли не трясся от холода. Благо заснуть у Жорки вышло довольно быстро. Болото выглядело устрашающе. Какие-то пузыри лопались на поверхности. Хорышев даже слегка вздрогнул. Он вспомнил, как в подобном болоте в Белоруссии утонул Михин. — Не бойтесь, товарищ лейтенант, это из болота газы выходют. — Да что в этом страшного, — соврал Жорка. — Я тогда первым пойду. Идите за мной след в след. Перед тем как передвинуть ногу проверьте место слегой. — Слега — это эта палка? — Жорка показал на врученный ему кусок дерева. — Да, — Петька легко посмеялся над незадачливостью лейтенанта. — Дайте мне ваш автомат, а то утопите ищо. — А тебе не тяжело будет? — Не, я привычный. Я тащил и Вас, и винтовку, и автомат. — Я, кстати, так и не сказал тебе «спасибо». Спасибо, Петька. Спас мне жизнь. Буду должен. — Не стоит, товарищ лейтенант. — Прости, что так равнодушно к тебе относился в первое время. Я просто был в некой прострации. Прости. — Да что Вы, товарищ лейтенант. Всё хорошо. А что такое «прострация»? — Давай после болота объясню, хорошо? А то стоим как дураки здесь, языками треплем. — Да, конечно. Петька резво взял автомат у Хорышева, подобрал свою слегу и стал тыкать ею в болото в разных местах. Видимо найдя подходящее место, шагнул туда одной ногой. Жорка вцепился в свою слегу и следил за Петькой, который шагнул уже второй раз. Тяжело вздохнув и решившись, Жорка начал свой путь за сержантом. Осторожно прощупывая дно слегой, Гоша медленно продвигался по болоту, иногда его нога слегка застревала, и ему казалось, что он тут потеряет сапоги. Противоположный берег был виден, и, в принципе, был не так далеко, но добраться туда было очень сложно. Жорка выбился из сил уже после пяти шагов. Его ноги как будто нагрузили центнером кирпичей, каждое поднятие ноги требовало неимоверных усилий. Ему было жалко Петьку, который ещё тащил винтовку и автомат. Петька шёл уверенно, временами оглядываясь на Хорышева, который заметно отставал. Петька временами останавливался, ждал лейтенанта, который из последних сил пытался преодолевать болото. Болото яростно сопротивлялось, словно не хотело, чтобы по нему бродили люди. — Давайте, товарищ лейтенант, немного осталось, — пытался подбодрить лейтенанта Петька. — Ага, ага, — тяжело вздыхая сказал Жорка. В один момент Петька всё же дождался Хорышева и те наконец-то шли, как и полагается. След в след. Это было на руку Хорышеву, так как… Он оступился. Сбился с курса Петьки, и плюхнулся в болото, которое тут же стало его засасывать. Ему стало страшно. Он не планировал погибать вот так. В болоте. На войне нужно погибать от пули или осколка врага, а не так глупо. Только это в почёте. Жорка барахтался, пытаясь выбраться. Петька, который тоже ни на шутку испугался, протягивал ему свою слегу, чтобы тот за неё схватился. — Хватайтесь, товарищ лейтенант!!! — во всю глотку кричал он в панике. Барахтаясь, Гоша пытался схватиться за протянутую слегу, но болото всё засасывало его и засасывало. Петька в кромешной панике аккуратно пытался подойти к нему, сам рискуя провалиться. Один раз ему показалось, что он оступился… А у Жорки тем временем на поверхности оставались только лицо и рука, пытающаяся дотянуться до спасения…ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
22 апреля 2024 г. в 18:12
Петька всегда знал, что жизнь любого командира в разы ценнее, чем его — жизнь простого крестьянина из-под Калуги. Что ему, простому солдату нужно делать? Слушаться командиров, да стрелять и убивать. А командирам думать нужно, чего Петька, круглый двоечник в школе, делать не любил. Поэтому он, не задумываясь, прикрывая собой, под пулями, дотащил оглушённого Хорышева до спасительного леса. Петька был, конечно, не сильно подходящей комплекции для ношения на себе человека, но бросать командира он не станет. Он дотащит его чего бы ему это ни стоило. Таков уж Петькин характер.
Танки невозмутимо продолжали движение, не особо заботясь об убегающих в лес солдат. Лишь изредка какой-нибудь заскучавший танк посылал снаряды в лес. Это хладнокровное, безразличное движение вперёд, вглубь обороны, несмотря на убегающего противника, пугало Петьку, не перестающего тащить Хорышева.
Отсутствие преследования немцев давало шанс Петьке и остальным убежать в лес, а позже и добраться до своих. Петька уже выбивался из сил, с каждым метром тащить Хорышева становилось всё сложнее и сложнее. Но останавливаться и пытаться его разбудить, пока он ещё слышит разрывы немецких снарядов, очень опасно. Петька уже хрипел от усердия, второе дыхание уже давно было израсходовано. Остатки роты он уже давно потерял где-то в лесу, и найти их было почти невозможно, сколько бы Петька ни оглядывался по сторонам и ни кричал.
Обычно весёлый и непринуждённый Петька начал отчаиваться. От усталости он больше не мог идти, и он всё же остановился. Прислушался. Звуки боя наконец-то утихли, а где-то впереди журчал родничок. И Петька решил, что это самый лучший момент для того, чтобы разбудить Хорышева и осмотреть родничок на предмет питьевой воды. Он начал бить Хорышева по щекам, трясти его, всячески пытаясь привести того в чувства. После нескольких минут таких яростных попыток, лейтенант наконец-то стал подавать признаки жизни. Он лениво открыл глаза, посмотрел непонимающим ничего взглядом на Петьку, приоткрыл рот, чтобы справиться с шумом в ушах и наконец спросил:
— Что случилось? Где мы? Где батальон?
Но Петька очевидно не стремился отвечать на его вопросы и отрезал:
— Товарищ лейтенант, сидите здесь, я скоро приду. Если что, кричите.
Если бы Жорка был в полном сознании, то он, наверное, бы изумился, что лейтенанту приказывает что-то делать сержант. Но сейчас он был в смятении и не понимал, что ему и думать. Он поднялся, сел, огляделся. Последнее, что он помнил, это то, как он бежал с приказаниями к остаткам своей роты, а потом пустота… И как же он оказался в этом лесу? Что в итоге стало с батальоном, куда ушли немецкие танки… Почему рядом с ним только один Петька?.. Где Фуга, Розанов, Сухомлин?.. Ответов на эти вопросы Жорка не находил, а их носитель ушёл куда-то в непонятном направлении.
Некоторые ответы, в принципе, можно было найти и самому, просто поразмышляя. Но понравятся ли ему эти ответы? Если они вдвоём в лесу, звуков боя не слышно, значит остатки батальона всё-таки ушли в лес, а значит немецким танкам больше ничего не противостоит. Танки скорее всего ушли на шоссе на Юхнов, а потом куда они пойдут? На Москву? А есть ли там кто-то, кто их остановит? Или ситуация с полком Комарова повторится и там? Эти размышления пугали Жорку, и чем дольше он думал, чем дальше заходила его мысль в стратегию немцев, тем хуже ему становилось. В нём пыталась теплиться надежда на то, что немцев всё-таки где-то остановят, не оставят же это всё просто так! Не пустят же без сопротивления нацистов прямо в столицу! Нет, не пустят. Сейчас Петька вернётся, и они вдвоём быстро дойдут до своих, где уже будет более серьёзная оборона, чем было у их полка, и там они точно остановят немецкие бесчинства.
К счастью, Петька вернулся раньше, чем Жорка своими размышлениями успел бы полностью загнать себя в упаднические настроения. Он пришёл с двумя фляжками и с подозрительно хорошим настроением, непонятным Жорке.
— Родничок питьевой оказался, — сообщил Петька. — Как Вы себя чувствуете, товарищ лейтенант? А то я Вас тащил, тащил, а Вы всё не просыпались. Пришлось Вас по щекам бить, Вы уж извините.
— Батальон где? — не обращая внимания на вопросы Петьки, спросил Жорка. — Почему ты один-то оказался?
— Я Вас тащил. А остальные… в лесу где-то разбежались, ну я их и не нашёл.
— Где батальон? Где комбат? Почему отступали неорганизованно? — Жорка слегка повысил голос.
— Да там, когда Вас оглушило, такое началось…
Жорка скептически посмотрел на Петьку, встал, подошёл к Петьке и строго заглянул ему в глаза.
— Разбежались, значит, что ли? — Жорка взял Петьку за грудки. — А командиры вам на что? Комбат, Алимов?!
— Я Вас тащил, я не видел… Товарищ лейтенант…
— Где батальон? Где моя рота?
— Я не знаю…
Жорка наконец отпустил Петьку, сел на землю и сказал, вздохнув:
— Эх, вы, бойцы Красной Армии…
Жорка закрыл лицо руками, протёр его ими и стал оглядываться. Решив найти хоть кого-то, он резко встал и пошёл.
— За мной, — сказал он Петьке. — Автомат мой забрал?
Петька подал Жорке его ППД, и Жорка отправился бездумно ходить по лесу, временами окликая кого-нибудь из батальона. Петька виновато бродил следом за ним и не совсем понимал смысла этого мероприятия, но для лейтенанта это было важно.
— Неужели не найдём никого… Неужто никто не прорвался?.. — приговаривал Жорка, интуитивно меняя направление своего путешествия.
— Товарищ лейтенант, мы сейчас заблудимся. Или на немцев нарвёмся.
— Неужто нет никого… Ни Коли Розанова, ни Никиты, ни Миши Сухомлина… Петька, как же так, а?..
Жорка стоял посреди леса, растерянный, держа свисающий автомат за ремень на опущенной руке. Неужели никто не прорвался? Неужели все разбежались в разные стороны без всякой организации?.. Неужели они с Петькой единственные в этом лесу? Из всей роты с ним остался только один Петька…
— Ты знаешь, как вернуться к тому родничку? — после десяти минут молчания и простого стояния на месте наконец подал голос Хорышев.
— Можем попробовать, товарищ лейтенант.
Петька неуверенной походкой повёл лейтенанта по лесу. Он, конечно, как деревенский житель лучше ориентировался в лесу, но после беспорядочного бега Хорышева найти родник было довольно сложно. Петька пытался найти знакомые места для ориентирования, а Жорка не понимал, что делать дальше. Он безвольно плёлся за сержантом, опустив голову и автомат.
Спустя непродолжительное время брожения по лесу, Петька наконец-то снова наткнулся на спасительный родничок. Был уже вечер. Солнечный день понемногу уменьшался, и долгих светлых летних дней нужно было ждать целый год.
— Заночуем здесь, — после долгих размышлений, сказал Хорышев. — Дежурим по очереди.
— Тогда я первый, товарищ лейтенант.
— Хорошо, — Жорка посмотрел на часы и нехитрыми вычислениями сосчитал. — В 3 ночи меня разбудишь.
Жорка боялся, что из-за всех этих потрясений, он не сможет заснуть. И правда, поначалу он ёрзал и мучился, обдумывая ещё раз сегодняшний день и ту катастрофу, которая произошла. В глубине его ещё теплилась надежда, что это всего лишь их участок такой невезучий, и на других всё спокойно. Другая его часть говорила, что такое большое количество прорвавшихся танков и другой техники — это вряд ли просто тактический успех… Он переживал за своих друзей: Розанова, Фугу, Сухомлина… С первыми двумя Жорка столько прошёл, они единственные, с кем его не познакомила война. Но вскоре его всё же сморило. Усталость, словно нескончаемые немецкие танки, сломила сопротивление командира Красной Армии.
Просыпаться на дежурство не хотелось. Но вот, Петька тормошит его, и приходится вставать и снова бодрствовать, снова бороться со своими параноидальными мыслями… Нет, он не трусил. У него не было желания уехать куда-то на восток, в Сибирь и даже подальше, наоборот, он был готов биться и сражаться каждый божий день, лишь бы эти мысли не воплотились в реальность. И это его стремление сражаться до конца никак не устраняло его страхи насчёт будущего его Родины. И самое ужасное, что даже несмотря на первые неудачи Красной Армии, он всё ещё верит в её силу, мощь и способность победить треклятых нацистов, даже с их продвинутой техникой и тактикой. И его вера сталкивалась с реальностью, и он каждую секунду основательно боролся с нотками разочарования.
В конце концов, он решил отвлечься, думая, что делать дальше. В темноте он пытался рассмотреть карту. Наверное, логично, что им нужно продолжать двигаться на восток, на Юхнов, надеясь встретить там своих и на то, что они не сочтут их за дезертиров. Ведь дезертирства как такового не было: часть была разбита и приказ отступить был. Хорышев прикинул их примерный путь, и снова его мозг погрузился в тяжкие думы.
Петьку Жорка разбудил, когда только-только началась утренняя заря. Петька бодро вскочил, улыбнулся первым лучам солнца и спросил:
— Ну что, товарищ лейтенант, куда мы?
Кажется, что у Петьки нет всех тех тяжких дум, которые овладевают Хорышевым, что он особо ни о чём не задумывается. На миг Жорке захотелось тоже так же ни о чём не размышлять и просто плыть по течению. Но два кубаря на петлицах не давали ему такого выбора. Он командир. Он должен думать не только о себе, но и о других.
— На восток. На Юхнов.
— Хорошо, — непринуждённо сказал Петька, взял свою винтовку, всячески показывая, что он готов идти.
Жорка наконец встал, и они отправились в путь. Жорка рассчитывал найти своих если не сегодня, то завтра уж точно. Но как же он ошибался…