Представим, что у них всё хорошо

Вечер. Пётр лежал на диванчике в небольшой комнатке, что называл "кабинетом", все потому что только там он мог запереться, чтобы его не трогали. Но теперече дверь была открыта, а все потому, что ждал Николая. В руках была какая то книга о религии, зачем? Не знал. Просто интересно. Слыша шаги, Верховенский поспешно встал, подходя к порогу помещения. — Nicolas, ты? — Я. Увидя Петра, Николай улыбнулся и тепло обнял. В одной руке у него была коробочка, что пока что прятал за спиной. Пётр так же приобнял его, мягко улыбнувшись, отложил книгу на небольшой столик, кратко целуя партнёра в щеку. — Как ты? Устал ли? — Немного устал, благодарю. Что насчёт тебя? — Ставрогин всё улыбался, выжидая нужный момент, вторую руку тоже убрал за спину. — А как я могу быть? Устал конечно, но это не страшно,свет мой, совершенно не страшно. Не хочешь выпить? Чай, кофе, быть может алкоголь? — Пьер отошёл к столику, зажигая свечку — А сильно устал? Выпить.. А ты чего хочешь? — Сильно. От чего врать? Мне то все равно, что пожелает душа твоя, то и я буду) Верховенский присел прямо на стол, что было привычным жестом для него, смотря все на Николая. Тот, в свою очередь, даже не удивился этому. Подошёл ближе и стал поглаживать по руке. — Давай тогда алкоголь, расслабишься хоть, от мыслей отдохнёшь) — Чудно, давай. Что предпочтешь? — поцеловал в уголок губ Николай улыбнулся чуть мягче. — Вино, если есть) — Обижаешь, конечно есть, — Пьер спрыгнул и вернулся с двумя бутылками вина, одну протянул Николаю, — Прошу) — Благодарю. — улыбнувшись, одной рукой взял бутыль, — У меня кое-что есть для тебя) — Неужто? За что же и что?) Верховенский с явным интересном глянул в чужие глаза. — Просто за то, что ты есть и со мной) Николас протянул небольшую продолговатую коробочку. Пётр неуверенно взял ту, рассматривая, а потом немного приоткрыл. — Не бомба?) — А зачем мне тебя убивать?— ухмыльнулся — Ради удовольствия, может) Пётр полностью открыл коробку, увидя там револьвер, глаза даже заблестели. Металл сверкал, оружие пахло деревом. Это была новейшая модель, что сложно достать. — Он же дорогущий... — даже неуверенно взял в руку, рассматривая. Николас кивнул. — Да-с, дороговат немного) — Ба, ты верно с ума сошел! Я же до гроба не расплачусь с тобою... Нет, я безмерно благодарен! Но не стоило... Правда, я не заслужил этого от тебя. Верховенский крепко обнял Ставрогина, что на секунду даже стало стыдно за свое поведение и в принципе планы. — Заслужил ты всё, мой дорогой. А деньги – это ничто. Просто какие-то бумаги.. Николай обнял того в ответ, расплывшись в улыбке, гладя по спине. — Но в этих бумагах зачастую кроется многое.. — Верховенский прикрыл глаза, задумавшись. — Мне всё равно не жалко тратить их на тебя, — Николас сжал ткань чужого пиджака и тихо добавил, — Как и всё в этом мире~ — Ты сейчас на полном серьезе?.. Я не должен тебе за это? Может... Ты хочешь что-нибудь? Я должен что-нибудь сделать? Пьер, немного, отстранившись, смотрел в глаза. Он в принципе не привык к такому отношению, что даже растерялся, бегая глазами по всему Николаю, и держа его за руку. — Что ты, ты ничего не обязан. Извини, что когда-то обращался к тебе по другому Ставрогин лишь улыбался, чуть сжимая чужую ладонь и гладя её пальцем. — Это не ты... Не ты и никто не должен извиняться. Пьер немного улыбнулся, чувствуя... Привязанность снова что ли. Вновь обнял, кладя голову на чужую грудь. Николай обнял его в ответ настолько мягко, насколько только мог. В голову вновь закрадывались мысли о манипуляциях, но он пытался всячески их отогнать, так как сейчас по правде любил и не хотел манипулировать. Пётр же наоборот старался убрать чувства любви и тяги. Это было не просто, ибо действительно любил ещё с самого начала. В конце концов тихо шепнул: — Я люблю тебя.. Николас поверил. Окончательно. Окончательно понял, что у него по правде остались чувства и сейчас Ставрогин в душе радовался, как ребёнок оттого, что это взаимно. Вместо слов по типу "я тоже", чуть отдалился, чтобы можно было видеть чужое лицо и мягко поцеловал в губы. Петруша мягко ответил ему, кладя руку на чужую щеку. Они всё таки выпили, сейчас Верховенский сидел на подоконнике, посматривая на Николая и в окно. Всё таки начал ему вновь твердить про свои мысли. — Этот иерархический централизм необходим, вот только чтобы закрепить его фундамент, нужно столько крови. Но опять таки, посуди, без крови нет свободы, нет ничего. Я убийца и моральный урод, но что же, раз живу так. И я даже готов наказание понести, но не буду ошибаться, сдаваясь сам. Поймают, ну так и пусть) Ставрогин уже был пьян, так как пьянеет легко, а потому если он начнёт вести себя странно... То это не он. — Поймают ладно, а если убьют? — посмотрел в глаза. Пьер тоже смотрел в очи напротив, разводя руками. — А на каких фактах? Как найдут? — А ты собираешься сбегать, как крыса? Николас поджал губы. — Почему же "как"? Напротив, я не отрицаю, что ещё тот трус. Сбегу,если то потребуется. — Так не делается, если возглавил, а потом сбежал, пока все борятся... — Ставрогин выпил остатки вина. — А мне плевать! Воспитывался так. Мне плевать на чувства, ну конечно не на все. Взять же тебя, я же почему то люблю тебя, но если быть откровенным, то и боюсь. Боюсь до дрожи. А судить тебе легко, ты сам трус. Похуже меня. Жалкий и низкий, разве я не прав?) Николас прикусил губу, опустив взгляд и кивнул. — Похуже тебя.. А из-за чего меня бояться, если знаешь, что я трус? — Манипулятор.) Ты игрок, игрок при том за экраном. Стоит тебя прижать и все, вся твоя героическая маска упадет и я буду выше. Надо лишь знать, куда давить. А без этих знаний, я лишь твоя кукла. — А ты знаешь?.. — он вновь посмотрел в глаза и сглотнул поступивший к горлу от страха ком. — А для чего тебе знать о моих мыслях и знаниях, неужели ты не счастлив сейчас? Ставрогин положил свою ладонь поверх чужой. — Счастлив до безумства, но мне просто интересно, стоит ли напрягаться рядом с тобой. — Не стоит, милый, зачем же? Давай в твоих глазах все будет розово и приятно, хорошо?) — поцеловал в лоб. Николай молча отрицательно покачал головой. Пётр погладил того по волосам. — Ну будь умницей и слушай меня, пожалуйста. Ставрогин резко схватил Петра за руку и сжал её. — Я никого и никогда не слушаю. — Ну-ну, не шали, не шали! Я же по хорошему к тебе, а ты как обычно. — мягко высвободил руку. — Не могу по другому, слишком вспыльчив. — Всё хорошо.Но ты подумай хорошенько, хорошенько подумай над тем, кто ты есть таков вообще на самом деле. Бес ты, иль имеешь право на прощение и любовь? Николас расширил глаза и облокотился на стену поддоконика, глубоко пав в раздумья. Верховенский начал наблюдать за ним, допивая остатки вина. — Николя, милый, я скажу тебе то, что коли ты пытаешься придти к счастию и жаждишь ласки и морального спокойствия, то ты живой. Ты жив ещё и способен выручить из жизни ценности. Ты ещё ой как многого будешь достоин. Ставрогин посмотрел в глаза напротив. — А что насчёт тебя?.. — А что я? Сам то как думаешь? — Я не понимаю тебя и не пойму никогда, ты словно сюжет с неожиданными поворотами на каждой странице. Потому и не смогу дать ответ. — Тогда я дам! Только ненавидеть будешь. Знаю я. — Никогда... Я слишком полюбил тебя, уже не смогу возненавидеть. В этот миг Пётр начал смотреть в чужие глаза, заглядывая внутрь, начиная тихо, словно шептал молитву, или же проповедь. — Я есть гниль. Я бес и иуда. Неужели простой человек будет убивать, один за другим, что совесть не тронет? А не трогает она, ибо ее нет. Я вырос в одиночестве и холоде, мне не читали на ночь сказки, мне не давали конфеты, я не ждал вечерами отца, с мыслью о том, что мы будем ужинать всей семьёй. Я не познал любви. Я один, всегда один. Осуждение, слухи, сплетни обо мне были всегда. — в его глазах сверкнули слёзы,но он не обращал внимание, — я хотел... Хотел внимания. Я мог быть добрым и отзывчивым, я бы не опустился до того, что есть сейчас. Я хотел друга. Хотел жену, детей, работу. Что получил? Моральные травмы, ссадины, порезы на руках и одну только муть. Ненавижу себя и свою жизнь. Но живу, вот она! Тяга к жизни и страх умереть. Я не имею чувств, что ты! Почему я тянулся к тебе? Я видел в тебе мать, отца, брата, друга, супруга! Я видел в тебе луч света, последнее плечо поддержки. Сейчас же...Ничего. Во мне пусто. — на том отвёл взгляд, тяжело вздохнув. Ничего не говоря, Ставрогин просто обнял его. Очень крепко обнял. — Ты не видишь во мне ничего, но изливаешь мне душу? Так к тому же и целовал сегодня, хотя в тебе пусто? Что-то не сходится.. — Одержимость. Ты не понял? Одержимость и тяга к заботе. Я буду ее искать всегда лишь в тебе. — не ответил больше ничего, смотря куда то в одну точку. — С этого момента я буду давать столько заботы и внимания, сколько потребуется. — сильнее сжал ткань чужой одежды. — Врешь.. Зачем тебе это? Зачем... Я, я просто... — Нервно вздохнул, опуская голову и медленно обнимая в ответ, — я псих. — Я знаю. Знаю прекрасно. Но не вру... — поцеловал в макушку — Я брошу.. Не захочу, а невольно сделаю тебе больно. Ты готов к этому? Я совершенно не управляю своими эмоциями.. — с каплей надежды взглянул в чужие глаза — Я уже знаю, что в итоге приведёт к этому. Если надо будет, то я готов.. — сказал как-то нехотя, также смотря в глаза — Я просто боюсь сам себя.. Что сделаю в следующую минуту не знаю. — Немного отстранился, подпирая голову рукой. — Никто не знает, то в тебе и прекрасно.. — отвёл взгляд на окно, подтянув колени к себе. Пьер медленно встал, вскидывая голову наверх, тихо шепнув: — Как же я хочу быть идеальным для тебя.. Ставрогин смотрел на него через отражение в стекле. — Ты и так идеален. И не надо мне ничего больше. Только ты. Такой, какой есть. Верховенский даже слегка улыбнулся. — Коль.. я действительно тебя люблю. — Подойдя, кратко поцеловал. От того в душе у Николая что-то будто зацвело. Ответил на поцелуй со всеми чувствами, что только мог выскребать из самых дальних уголков своей души, а когда Пьер захотел отдалиться, одну руку положил на его голову и не позволил этого сделать. Руки по хозяйски двигались по чужой спине. Пётр лишь немного расслабился, отвечая на поцелуй с некой заторможенностью. В голове все пыталось, революционер не мог разобраться в себе и сейчас просто не думал, целуя эти прекрасные губы. Николас осторожно слез с подоконника, чтобы не разрывать поцелуй. Они игнорировали лёгкий недостаток кислорода. Сейчас лёгкие Ставрогина заполняло что-то другое. Почему "что-то"? Он прелестно знает, что это. Это розы. Да-да, именно розы. Пьер был именно розой. Алой. Красный цвет – цвет страсти. Их любовь Шипы – он опасен для многих и раскрывается далеко не всем, а ещё он остр, словно шип. Красота – внешняя и внутренняя, и там и там есть прелестная красота, только внешнюю замечают все. И внешняя красота – его поведение, его любовь к аккуратности, то, что ему наплевать на чужое мнение, а значит, живёт он для себя. Но внутреннюю способен принять не каждый. Внутренняя красота в нём – это его "бесовская" половина. Все его страхи и помешанность. Ведь все, ВСЕ считают это отвратительным, а Николай любит это. Просто обожает. Это его любимые черты в нём. Стебель, такой длинный, красивый, в котором таится сок, то есть вода, что жизненно необходима, но под шипами.. Это нужда Петра. Нужда в забота и поддержке, что ему правда необходимы, но он скрывает это всё ото всех под маской бесчувственной твари. Ото всех, кроме Николаса. Эти розы наполняли сердце Ставрогина сейчас, он чувствовал, как щекотят его лепестки и как больно ему от шипов. И кислород ему был ни капли не нужен, ему нужна была эта боль от шипов Верховенский закрыл глаза, медленно, запуская руку в чужие волосы, и пытаясь прочувствовать абсолютно все. Ставрогин был и останется идолом. Его идолом, которого он боготвороряет не смотря ни на что. Ненавидит и любит одновременно. Сейчас в нём играли именно эти две стороны. Когда уже Пётр был на грани и боль в груди от недостатка воздуха сковала, мужчина нехотя отстранился, смотря в чужие глаза. Они голубые и чистые, почему то в них он увидел что-то, что заставило по щеке скатиться слезе, которую Николай немедленно вытер. — Отчего плачешь, Петь?.. Пьер смотрел не отводя взгляд, а потом медленно стянув перчатку огладил чужую щёку. Ставрогин очень удивился, сердце заколотилось в тысячу раз быстрее, он сразу же положил свою ладонь поверх, прижимаясь к ней, боясь, что снова спрячется под чёрную ткань. — Твои прекрасные руки... Но ты же сам просил никогда не снимать перчатки с тебя?.. — Не обращай внимания на мои слезы... Я лишь, вспомнил кое что.. Немного помолчав, Верховенский дрожащими руками снял и вторую перчатку, медленно отложил их на стол. Руки протянул перед Ставрогиным, немного отходя, чтобы было удобнее. — Я доверяю тебе... Снова, пожалуйста, я тебя прошу, поклянись здесь и сейчас, видя мои руки перед тобой, сожми, и поклянись что не соврал что любишь, что не будешь играть со мной.. Сделав шаг вперёд, Николай сжал чужие ладони, сильно, но не настолько, чтобы причинить боль и упал перед ним на колени. — Я клянусь.. Но только прошу, Пётр, поклянись сейчас и мне, я же знаю, что ты тот ещё манипулятор, поклянись, что не оставишь в самый трудный момент, не вставишь нож в спину, именно в этих отношениях не убежишь, словно крыса.. Обещай, что будешь любить и доверять и дальше. Обещай, что не будешь никогда ничего скрывать или недоговаривать, не будешь лгать, даже если это в моё благо. Ты знаешь, прекрасно знаешь, я прощу всё, даже измену, лишь бы ты не вставлял нож в спину, лишь бы не предавал, навсегда уходя к другим. Прошу... Пётр осторожно опустился перед Ставрогиным так же на колени, сжимая чужие руки, прикрывая глаза. — Обещаю. Я клянусь, Коль. Ты можешь мне верить. Николай судорожно запустил одну руку в карман. — Если могу.. Если клянёшься...— осторожно вытащил из кармана два кольца, — Я носил их всегда, выжидая удобного момента. Сразу, как только понял, что ты для меня не просто игрушка, я купил их и положил в карман, но момента никак не было для этого... —заглянул в глаза с надеждой. Верховенский медленно взглянул на него, слегка улыбнулся, но позже улыбка стала немного шире, он бросился к Николаю на шею, обнимая. Отстранившись, Пьер тоже посмотрел в чужие глаза — Ты знаешь мой ответ..) Ставрогин свободной рукой обнял его, по щеке скатилась слеза счастья. Кивнув после слов Петра, мужчина осторожно надел кольцо на его безымянный палец правой руки, а второе на свой и вновь посмотрел в эти прекрасные светлые глаза.