Завещание фараона

Луна плыла над Фивами, похожая на жемчужину, заполненную светом, и её мерцание струилось на бескрайние пески, на таинственные своды скальных гробниц в Та Сет Аат , у подножия величественного пика Та Дехент , подобного в этом неверном сиянии древней огромной пирамиде, на пустынные улицы и площади, на тёмные воды Нила. Пьяно и трепетно благоухали сады, смешивая свои ароматы с запахом нильского белого лотоса. Улицы опустели. Лишь редкий прохожий, запоздав, торопливым шагом направлялся домой. Огни гасли один за другим, городом завладевали темнота и тишина. Только во дворцах слышалась музыка и крики: то веселилась знать, празднуя рождение наследницы. Жрецы запирались в храмах и приступали к ночным молитвам. Воры выходили на промысел. Полуночная стража начала свой предпоследний обход. Прячась в густых тенях, по улицам ехал всадник на вороном коне, ведя в поводу белого скакуна. Лицо человека было скрыто низко надвинутым капюшоном, а копыта лошадей обмотаны плотной тканью. Не спеша, но и не мешкая всадник держал путь сквозь паутину улиц к окраине и, наконец, добрался до известной башни. Там он спешился и без стука вошёл внутрь. Его ждали. Девушка-рабыня провела Мена в комнату царевны. Тишина в коридорах, по которым шли советник и служанка, нарушалась лишь мирным посапыванием спящих стражей: зелье, данное Агниппе, подействовало прекрасно. - Да хранят вас боги, господин, - прошептала невольница. – А я сделала всё, что могла… - Ты едешь с нами? – спросил Мена. - О нет! – пылко возразила служанка. – Простите меня, господин мой, я боюсь. Солнцеподобная не снизойдёт до мести такому ничтожеству, как я, если сочтёт, что меня опоили, как стражников, но если я отправлюсь с вами и нас поймают, мне не сносить головы. Поймите меня, господин мой… Советник кивнул и, откинув портьеру, вошёл в комнату Агниппы. Тут ничего не изменилось. Всё так же равномерно горели светильники, бросая скользящие блики на мрамор стен и потолка, всё так же ветер чуть шевелил края занавесей, что скрывали балкон… Только на полу, возле дивана, высилась пушистая груда, золотясь в свете пламени. Агниппа, в мешковатом наряде бедняка-еврея, стояла у окна и, чуть сдвинув штору, напряжённо всматривалась в ночь. В этой одежде, с длинными рукавами и в плотных штанах, девушка походила на мальчишку-подростка… - Я вижу, ты готова, о царевна, - только и сказал советник. - И не пожалела своих волос, - всхлипнула рабыня. – Такую роскошь – и отрезать! - Молчи, - не оборачиваясь, уронила дочь фараона. – Волосы отрастут, а жизнь не вернёшь… Когда мы уедем, сожги их. - Примета плохая, о пресветлая, - пискнула девчушка. - Сожги, - не терпящим возражений голосом отрезала Агниппа. – Не время для суеверий. - Мы чего-то ждём, госпожа? – спросил Мена. Девушка глубоко вздохнула. На секунду прикрыла глаза, собираясь с духом. Благодаря богов, что Мена не догадывается о её слабости… - Нет, Мена, - решительно ответила она, подходя к своему советнику. – Ждать нам здесь нечего. Идём! – она кивком указала на два небольших мешка, брошенных на диване. – Возьми, там деньги. - Сколько? - Четыре аттических таланта золотом. Мена восхищённо покачал головой. Девочка не постеснялась забрать все деньги, что казна отвела на её содержание… - Великолепно. И я захватил с собой кое-что… конечно, не талантами, но два кошелька с золотом есть, - улыбнулся советник. – Ну, ещё серебро и медь на мелкие расходы… Агниппа серьёзно кивнула. - У меня тоже кошельки с серебром и медью за поясом. А в рукавах кое-какие украшения. Но только продадим мы их уже за пределами Египта и в крайнем случае. Хорошо? - Верно. Колечки и ожерелья дорого стоят, но могут навести на наш след. Что ж, надо спешить. Помоги-ка мне! – велел Мена рабыне, протягивая один из мешков. - Да хранят нас боги! – вздохнула царевна, решительно ступая в коридор. Советник и служанка последовали за ней. …Рыжий свет светилен на стенах. Тишина и треск пламени. Пляска теней на лицах спящих охранников. Стук сердца в горле. Наконец в лицо подул ночной ветер. Перед царевной распахнулись двери темницы. Пофыркивая, снаружи ожидали кони. - Один белый?.. Его же видно в темноте! – девушка недоумённо обернулась к советнику. Тот невозмутимо приторочил к седлу свой денежный мешок и обернулся к рабыне, забирая у неё другой, чтобы навьючить второго скакуна. - Это лучшие кони во всём Египте, о пресветлая. На белом поеду я, вороной предназначен тебе. Агниппа кивнула и легко запрыгнула в седло. Конечно, египтяне редко ездили верхом, это считалось недостойным знатного человека, но Мена, будучи лазутчиком фараона, владел искусством верховой езды – и учил ему царевну, когда опальная дочь владыки Та-Кем приезжала в гости к своему советнику, в его загородное поместье, где им никто не мог помешать и вызнать, что старик для этих уроков просил девочку-подростка переодеваться мальчишкой. Словно чувствовал, что однажды ей понадобится умение ездить верхом… Как сейчас Агниппа была благодарна Мена! - Сожги мои волосы! – напомнила она рабыне и, тронув узду коня, последовала в темноту за своим верным советником. Ночь укрыла всадников от глаз служанки… …Агниппа чуть натянула повод, когда из мрака выступила громада ворот. - Тихо, - прошептал советник. – Подожди здесь. Мена подъехал к будке часовых, спешился и вошёл внутрь. И вернулся через несколько минут в сопровождении двух солдат и офицера. - Открывайте, - вяло махнул начальник караула, рассеянно крутя в руках какой-то свиток. Ворота бесшумно приоткрылись, и Агниппа, не дожидаясь приглашения, выехала из города. Спустя минуту её нагнал Мена. - Что ты им сказал? – спросила девушка. - О, я им всего лишь отдал приказ, заверенный начальником фиванской стражи, - лукаво улыбнулся старик. – Думаю, бедняга попотеет, пытаясь объяснить солнцеподобной, каким образом он у меня оказался! Агниппа звонко рассмеялась, запрокидывая голову. - Ну ты же не просто так считался одним из лучших лазутчиков фараона! Старый воин негромко рассмеялся в ответ, и путники скрылись в темноте ночи.

* * *

Белое и голубое. Белый мрамор потолка, голубой – стен. Золото светильников. Воздушная кисея драпри – над нишами, где прячутся музыканты. Ковры, на которых кружатся персидские танцовщицы… Стройная смуглая женщина лет двадцати двух утомлённо прикрыла глаза, вытянувшись на диване. Свет дробился в драгоценных камнях браслетов, скользил по иссиня-чёрным прядям, сиял в рубинах урея, венчавшего голову… Кобра, готовая к броску. Рубины служили диадеме-змее глазами. И рубины украшали золотой пояс на изящной талии. Белое платье из воздушнейшего льна окутывало грациозное тело… Тени от длинных пушистых ресниц дрожали на щеках – пока красавица вновь не открыла очи. Глубокие, миндалевидные, чёрные, под тонкими изогнутыми бровями… И их надменный взгляд как нельзя подходил к чёткой, неумолимо правильной линии губ. Великая царица Верхнего и Нижнего Египта, солнцеподобная Нефертити… Венценосная со скучающим видом смотрела на танец. Никто, взглянув на её совершенную красоту и безмятежную позу, не сказал бы, что только сегодня утром эта женщина перенесла тяжёлые роды. Лишь бледность и круги под глазами могли указать внимательному наблюдателю на её усталость. Похоже, Нефертити нечем было заняться. Лишь время от времени она поглядывала на падающие песчинки в часах – которые стояли на столике рядом, вместе с кувшином вина и блюдом с фруктами. «Солнцеподобная, тебе ни в коем случае нельзя тревожить себя до тех пор, пока последняя песчинка не упадёт вниз», - так сказал жрец. И едва эта последняя песчинка покинула верхнюю колбу, царица, сверкнув глазами, села. Резкое движение причинило боль – женщина сжала мгновенно побелевшие губы, чтоб сдержать стон. Взмахом руки Нефертити приказала танцовщицам удалиться. Музыка стихла. В наступившей тишине звонко прозвучали два хлопка, и на зов вбежала рабыня. - Начальника стражи ко мне, - приказала царица. Голос её был глубоким, и в нём слышались металлические нотки. Рабыня поклонилась и, пятясь, скрылась в дверях. Потрескивало пламя в светильнях, да из коридора слабым эхом доносился приказ, что сейчас летел от часового к часовому: «Начальника стражи к солнцеподобной!» Нефертити задумчиво созерцала длинные ногти на руках, потом – узор на позолоченной коже сандалий… Наконец занавес входа распахнулся, и пред царственными очами предстал высокий плотный мужчина в длинной схенти и кожаном нагруднике поверх тонкой рубашки, покрытой на плечах воротом с красными полосами – как полагалось всем военным. Начальник фиванской стражи Ани. Мужчина опустился на колени перед владычицей Египта, целуя пол. - Солнцеподобная звала меня? - Да, - последовал холодный ответ. – И мне пришлось ждать. - О, прошу прощения, солнцеподобная. Я не ожидал вызова посреди ночи… - Несомненно. Для начальника стражи полная неожиданность, что его может позвать царица. - Прошу простить, солнцеподобная… - пробормотал воин. - Я надеюсь, тебя задержало выполнение твоих прямых обязанностей. Я слушаю. Ани невольно провёл языком по губам. Бледнея под ледяным и бесстрастным взглядом. - Что именно интересует мою госпожу?.. Глаза Нефертити сверкнули гневом, и она с ужасающим спокойствием проговорила: - Неужели ты ничего не знал о дополнении к завещанию фараона? А, глаза и уши Фив? - Я?.. Я… знал… - Где сейчас Агниппа? - В башне, о солнцеподобная… - в замешательстве вытолкнул солдат, уже понимая, что это – неправильный ответ. - Иными словами, ещё на свободе! – брови царицы сошлись к переносице. – Почему? - Но ведь твоя сестра неприкосновенна… я ждал приказа, о царица! - Приказа?.. – царица закатила глаза. Рубины в урее полыхнули пламенем: свет заиграл в них от движения венценосной. – Зная о дополнении?.. – Нефертити язвительно усмехнулась. – Воли Аменхотепа-Осириса для тебя недостаточно? Лучше бы тебе было честно признаться, что ты понятия не имел о ней!.. Стражник судорожно вздохнул. - Твоя воля, о солнцеподобная, намного важнее для меня… - Как я могла выразить тебе сегодня свою волю? Боги, верните разум этому человеку! Я сегодня была несколько занята. Я, знаешь ли, дала Египту наследницу! – Царица помолчала, успокаиваясь, а потом заговорила быстро и чётко: - Сейчас ты отправишь людей к Агниппе и Мена. Её советник очень опасный человек… Он умён – не в пример тебе, – храбр, опытен и верен ей, как пёс. И я боюсь, как бы мы не опоздали… Кстати, о Мена. Ты видел его сегодня? - Да, о царица. - Когда? Где? - Утром он ждал у тебя приёма, но ты никого не принимала, и это понятно, - Ани чуть покраснел под насмешливым взглядом Нефертити. – Потом я встретил его у царских конюшен. Мена, как всегда, был одет роскошно, ведь он любит блистать… Я втянул его в разговор. Он, оказывается, выбирал лошадей для предстоящих скачек и уже уходил, когда мы столкнулись. Мы заехали ко мне, попили вина… потом Мена ушёл. Он собирался в храм Осириса… не мог же я мешать его молитвам! - Какой болван… - устало прошептала царица, запрокинув голову на спинку дивана и прикрыв глаза рукой. – Какие люди мне служат!.. Выпрямившись, Нефертити устремила на стражника взгляд, полный гнева и презрения. Золото урея ослепительно горело под пламенем светильников. - Агниппа уже всё знает. Она всё знает!.. Надо спешить. Что ещё сказал тебе её советник? Где он будет вечером? - Он… хотел посетить Город Мёртвых… - А сейчас он где? - Полагаю… у себя… Царица! Я думал… Лицо солнцеподобной потемнело. Тонкие ноздри затрепетали, в глазах заплясали бешеные молнии. - Отлично, - немыслимо ровным голосом произнесла она. – Немедленно стражу к Агниппе и Мена. – И, не сдержавшись, Нефертити крикнула: - Может быть, ты хоть на этот раз не будешь «думать»!.. Ани, ещё раз поцеловав пол у ног солнцеподобной, выбежал из зала. Нефертити прикрыла глаза. Боль… Сильная боль опоясывала живот, сводя с ума. Наверное, не следовало так волноваться из-за какой-то рыжей девчонки, которая никуда не денется… Кусая губы, чтобы не застонать, царица вновь хлопнула в ладоши. - Жреца Аменемопе ко мне. Пусть принесёт что-нибудь от боли. Шелест минут… Шорох одежд… Жрец склонился перед солнцеподобной. Внимательный взгляд, озабоченно нахмуренные брови, капли из прозрачного пузырька в кубок с вином… - Тебе необходим покой, о солнцеподобная. Молодая женщина обессиленно вытянулась на диване и прикрыла глаза. О боги, если бы она ещё могла позволить себе этот покой… - К вам начальник стражи, - послышался от входа негромкий голос рабыни. - Царица никого не принимает, - сурово ответил жрец. - Принимает, - Нефертити, сжав губы, села. – Ступай, Аменемопе. Придёшь через десять минут. Зови! – велела она рабыне. Ани вошёл очень неуверенно и, опустившись на колени, не смел поднять голову. - Я слушаю, - поторопила его солнцеподобная. - О царица… - воин всё же поднял голову и мигнул, не выдержав взгляд дочери Ра. – Прости меня… Они… Агниппа и Мена… Они бежали! - Бежали?.. – хмыкнула царица. – Немедленно отряды ко всем городским воротам! Сейчас ночь, они никуда не денутся из города. На рассвете их… - Царица… - сдавленно пробормотал стражник. – Они покинули Фивы. - Что? - У них… через седьмые ворота Северной стены… они показали приказ… подписанный мной. Я не знаю, как… вероятно… когда Мена гостил у меня… я… Царица поднялась. Чело её было мрачнее тучи. Неистовое пламя билось в глазах, когда солнцеподобная смотрела на распростёртого у её ног человека, рвалось наружу. Она заговорила – медленно, с расстановкой, и тон её мог поспорить своим безжалостным холодом с ночной пустыней: - Если ты хочешь жить, то поймаешь Мена и Агниппу. Разошли гонцов с их описанием по всему Египту. Пусть скачут и день, и ночь, потаёнными тропами, и в бурю, и в жару. Объяви высокую награду: поймавший беглецов получит столько золота, сколько весит сам. И если этой девчонке удастся ускользнуть от тебя… Клянусь Сохмет, тебя бросят в клетку с голодными львами!.. Ступай. Начальник стражи поклонился и оставил покой дочери Солнца бледный, как полотно. Примечания: Та Сет Аат – древнее название Долины Царей. Та Дехент – с древнеегипетского переводится как «пик». Древнее название горы Эль-Курн (Аль-Корн). Предпоследний обход полуночной стражи - примерно час ночи. Аттический талант равнялся 26,2 кг серебра или 2,62 кг золота. То есть каждый из всадников вёз чуть больше пяти килограммов. Седло. Конечно, египтяне в XIV в. до н.э. не знали сёдел и подков, но я надеюсь, что читатели простят мне этот несущественный анахронизм, не влияющий на сюжет, тем более что ездить верхом они в этот период уже начали, хотя такой способ передвижения не считался подобающим знати. Египетский лён в тонкости и лёгкости не уступал шёлку: 1 м2 льняной ткани весил всего 5 граммов. Схенти – набедренная повязка мужчин-египтян. Поддерживалась поясом и украшалась передником.