Завещание фараона

Кони неслись крутым берегом. Золотые стены Фив, мерцающие призрачным голубым заревом в лунном сиянии, становились всё дальше и дальше… Агниппа обернулась, бросив последний взгляд на город и на громаду Та Дехент, тёмную на фоне южного серебряного неба – и тронула повод скакуна. Всадники перевалили через вершину холма, и столица Египта скрылась из виду. - Мы свободны!.. – крикнула царевна навстречу ветру и, отпустив повод, галопом пустилась вниз по склону, раскинув руки и смеясь от счастья. - Да не совсем, о царевна! – в тон ей крикнул советник и пришпорил своего скакуна, догоняя девушку. – О пресветлая, мы только потеряли из виду Фивы. - Это добрый знак, Мена! Теперь нам надо съехать с дороги и свернуть в пустыню, ведь верно? – живо обернулась к старику Агниппа. – И никто никогда не догадается, что мы сделали! - И никто не найдёт наших костей, - с самым серьёзным выражением лица кивнул бывший лазутчик фараона. – Их обглодают шакалы и грифы. - А я думала… - С повелителями пустыни, Сетхом и Сохмет, нельзя шутить, о царевна. Придётся нам ехать по дороге. Разумеется, ночью, а днём находить укрытие. Поверь, это не так уж и сложно, вдоль берега хватает рощ и оазисов… Агниппа только смущённо улыбнулась в ответ. - Я полагаюсь на тебя, Мена. - Знаешь, мне доводилось прятаться… - смеясь, хмыкнул он. Кони легко уносили своих всадников в ночь. Пыльные схены ложились под копыта. Звёзды катились по небу. Ветер свежел, и вот на горизонте, над песками Ливийской пустыни, огромным пылающим диском взошло солнце – внезапно и быстро. - Славься, Амон! – крикнула радостно царевна, протягивая к нему руки. – И да хранит нас твоя милость!.. Дай нам новую жизнь, о юный Гор, сияющее утро! - И дай нам победу над нашими врагами… - под нос пробормотал Мена. Нужно было искать укрытие. Увы, Агниппа не могла ехать столь же быстро, как привык ездить он, воин и разведчик, и потому его расчёты добраться до ближайшего оазиса прежде, чем взойдёт солнце, провалились к Апопу – и это не могло не беспокоить советника. Но девушке о его тревогах знать вовсе не обязательно. - Поедем быстрее, о царевна, - мягко заметил он. – Скоро уже день, а здесь открытое место… Только и оставалось, что молиться богам о заступничестве. Погруженный в свои мысли, Мена не сразу заметил, как потемнело вокруг, словно опустились сумерки. На солнце наползало дрожащее рыжее марево, а ветер продолжал набирать силу: лихорадочно, рывками, словно поднимал огромную тяжесть. По дороге пронеслись маленькие пылевые смерчи, запутались в траве обочины. Воздух загустел, как гнилая вода. Солнце – распухшее и тяжёлое – скрылось за завесой бурой мглы. - Агниппа, стой! – крикнул советник в сгустившийся мрак. – Спешиваемся! Девушка испуганно посмотрела на старика, но выполнила приказ. Дёрнув своего коня за повод, Мена заставил его опуститься на колени. - Делай как я! – коротко велел старый разведчик Агниппе. – У седла фляжка. Смочи водой какие-нибудь две тряпицы, одну намотай на морду коню, другую – себе на лицо. Укройся за конём и, когда начнётся, опусти голову. Едва они оба последовали этому совету, как ветер взвыл, словно тысяча демонов – и мир захлестнула красная мгла. Агниппа только испуганно всхлипнула, прижавшись к тёплому лошадиному боку. Её конь, повинуясь инстинкту, уткнулся мордой в плечо хозяйки, тоже пытаясь защититься от бури. Ветер свистел, набирая силу, и, кроме этого свиста, во всём мире не было ничего: лишь обжигающее дыхание урагана… «О светлый Гор, защити нас…» - только и могла мысленно молиться царевна. Вокруг росла гора песка, заметая беглянку и коня. Царевна не могла бы сказать, сколько это продолжалось. Просто в какой-то миг поняла, что вихрь теряет остервенение, а мгла рассеивается… Вокруг вновь посветлело. Агниппа с трудом смогла поднять голову. С плеч и волос покатились тяжёлые сухие струи. Конь, фыркнув, вскочил на ноги, храпя и мотая головой, и едва не уронил свою хозяйку. Пошатываясь и цепляясь за повод, Агниппа выкарабкалась из песчаного холма, наметённого ураганом. Вокруг простиралась пустыня… Сотни барханов, куда только хватало взгляд – и лишь Нил под обрывом, всклокоченный, жёлтый – гордо и несгибаемо нёс свои воды к морю. Подошёл Мена. Лицо его было серым и сухим, как у мумии, и безмерно усталым. - Попей, девочка, - тихо сказал советник, протягивая флягу. – Коней мы напоим в оазисе… - Но ведь рядом Нил? – робко заметила царевна. – Да, там сейчас, конечно, у берега песок, но… - Там крокодилы, - невесело усмехнулся воин. – Едем, о царевна! Девушка облизнула пересохшие губы. Потом, словно вспомнив, сделала глоток из фляжки. - Куда же мы поедем, Мена? Дорогу замело. Сами боги против моего бегства… - бледнея, прошептала царевна. - Не говори глупостей! – отрезал старик. – Дорогу в скором времени расчистят, но мы, разумеется, не будем этого дожидаться. Боги на нашей стороне, девочка… - мягче добавил он. – Смотри, ветер ещё не утих, он заметёт наши следы. А те, что мы оставили ночью на дороге, сейчас стёрты волей властелинов пустыни. Вознеси им хвалу и благодарность. - Может, Сетх и вправду покровительствует мне? – невесело усмехнулась девушка, садясь на коня. - Как всем рыжеволосым, моя царевна, - хмыкнул Мена. – Так что не унывай – и в путь! Кони, радуясь свободе, помчались дальше, разбрасывая фонтаны песка. Стелясь позёмкой, заметал за ними тропу ветер… Пыль пустыни, сброшенная с его крыльев, падала в Нил, на мутную взбаламученную воду… Вскоре впереди показалась роща: оазис, к которому стремился Мена. Лошади, чуя воду, прибавили шаг. …Они пили жадно, фыркая и поводя боками, пока хозяева, спешившись, устраивались на привал у озера, под тенью густых деревьев. Старый лазутчик, развязав сумку, извлёк оттуда хлеб и сушёное мясо и, разделив пополам, протянул своей спутнице. Благодарно кивнув, царевна с аппетитом вонзила белые зубки в жёсткий кусок, только сейчас осознав, что голодна. Мена ел медленней, вслушиваясь в робкие голоса успокаивающихся после бури птиц и поглядывая на коней. Животные были невозмутимы, птицы мирно пересвистывались в листве – и он выдохнул с облегчением. - Тебе надо поспать, девочка. Я разбужу тебя… - А ты, Мена? Ты устал не меньше… - нерешительно пробормотала царевна. - Я привык не спать сутками. К тому же, когда ты проснёшься, я, если всё будет хорошо, тоже прикорну… - улыбнулся советник. – Ты спи, девочка. Спи… Агниппа улыбнулась в ответ и, подложив под голову дорожную сумку, мгновенно провалилась в сон. Её разбудило прикосновение к плечу. Девушка проснулась мгновенно и, вскинувшись, села, тревожно глядя на Мена. Он стоял, прижимая палец к губам. - Сюда едет всадник. Я заметил его из-за деревьев… Надо уходить. - А следы?.. Наши следы на земле?.. – на одном вздохе прошептала Агниппа. Мена пожал плечами. - Мало ли путников ищут приют в оазисе?.. Царевна кивнула и, не задавая более вопросов, вскочила в седло. Ветви кустов, качнувшись, скрыли беглецов. …И вновь под копыта ложились заметённые песком схены дороги. Солнце клонилось к вечеру, и от барханов протянулись длинные густые тени. Усталое разбухшее светило медленно валилось за Нил. Чёрной грозной тучей шёл на Египет мрак – тяжёлый и непроглядный. Мена с удивлением всматривался в эти странные сумерки, вслушивался в их поступь… Они заполнили всё небо, лишь далеко у заката ещё горело больное бледное зарево. И над миром грохнул глухой мощный раскат. Небо расколола огненная трещина. И землю с небесами сшил холодными нитями ливень… Вода хлестала, превращая песок в грязь, и ветер порывами нёс струи над встревоженным Нилом. - Боги, что это?! Мена смеялся, запрокинув голову и подставив лицо яростным потокам, ловя на ладони стремительные капли. - Мена, что это?! – снова крикнула Агниппа. - Дождь! – наконец сквозь смех ответил советник. – Как же это здорово, девочка! - Мне страшно!.. - Брось! Обычная вода, - Мена обернулся к девушке, изумлённый и радостный. – Это невероятно, дождь над Египтом… В первый и последний раз я видел его в долине Нила много лет назад, ещё мальчишкой. И тогда тоже, конечно, очень испугался… - Старик весело хмыкнул. – А вот потом, в Хеттском царстве и в Греции, мне не раз доводилось промокать до нитки. Добрый знак, о царевна! Девушка придержала повод коня. - Мена, я должна вернуться… Я должна взойти на жертвенник. Это гнев Осириса! - Осирис не повелевает дождём, - коротко возразил Мена, тоже останавливаясь. – Не говори глупостей, девочка. - Откуда взяться здесь туче? – бледная как тень, прошептала беглянка. – Это чудо, явленное богами. Они разгневаны! - Вздор! – разозлился старик. – Дождь, конечно, принесло с Тростникового моря или с Великой Дуги. - Темно, как в полночь! Туча закрыла даже лик Амона!.. – уже не владея собой, кричала девушка. У неё начиналась истерика. – Боги отвернулись от меня!! Мена влепил ей крепкую затрещину. Агниппа схватила ртом воздух и умолкла на полуслове. - Это. Просто. Гроза, - чеканя каждое слово, жёстко произнёс воин. – Если же тебе так хочется видеть какое-то знамение в дожде, то подумай вот о чём. Верховный бог эллинов, Зевс, повелевает молниями. Не он ли посылает тебе знак, что Эллада ожидает тебя? Так что оставь сомнения! Твой выбор сделан. - Но… - Ты царевна, Агниппа. Царям не к лицу колебания. Ты дочь владыки Египта, и, поверь, никакие знамения не могли остановить его, если уж он что-то решал. Колебания погубили твою мать… и однажды я уже совершил ошибку, позволив её страхам взять верх над здравомыслием. Теперь я не повторю этого и спасу её дочь, несмотря на всех богов, сколько их ни есть!.. Агниппа лишь коротко всхлипнула. Пожалуй, только Мена и видел в ней настоящую царевну… Правда, и требовал со своей венценосной приёмной дочери соответственно. - Прости, Мена. Я… Конечно, вода освежит наших коней. - Без сомнения, о царевна, - улыбнулся советник, трогая повод своего скакуна. – Прикажешь ехать дальше? Девушка кивнула. Разбрызгивая грязь, кони помчались в грозу, во мрак, разрываемый вспышками молний… Нил клокотал. Ревущий бурный поток кипел мутной пеной, крутя и ломая упавшие деревья. Измочаленные ветви пальм, словно в мольбе о помощи, вздымались из волн к небу, на краткий миг возникая из тьмы при трепещущей вспышке, и снова скрывались во мраке. Беззвучно, и оттого немыслимо жутко, огромный пласт берега осел в обезумевшую реку прямо перед Агниппой. Всадница едва успела натянуть повод, вскидывая коня на дыбы. Плеск и грохот падения на миг перекрыли рёв урагана, а затем все звуки снова поглотило воющее неистовство бури. Девушка оцепенела. Мена, подъехав, взял за повод её скакуна и отвёл подальше от обрыва. Агниппа сидела, как каменная. - С тобой всё хорошо, девочка? – заботливо спросил старик. – Надо держаться подальше от воды… Царевна облизнула губы. На языке таял вкус дождя… Она зажмурилась. Боги… Столько лет терпеть презрение близких, косые взгляды придворных… И вот она – долгожданная свобода! Ну неужели ради свободы нельзя потерпеть ещё немного?.. Песчаная буря, страшная гроза… Всего-то! А там, позади, Нефертити… И жертвенник. - Всё… хорошо… - вытолкнула из себя девушка. – Всё в порядке, Мена… Едем! Немеющими пальцами она разобрала повод. Перед глазами всё плыло и качалось. По лицу и губам стекали струи, за воротник с промокших волос скатывались капли, сырая одежда липла к телу… Боги… Только бы не упасть с коня… Мена бросил на свою спутницу короткий взгляд и лишь безмолвно покачал головой. Сверкнула молния, и при её резком свете беглецы заметили вдали низенькую хибарку под навесом. - Жильё, - мягко произнёс старый солдат, наклоняясь к Агниппе и чуть сжав её плечо. – Крепись, моя госпожа. Ещё усилие! Девушка медленно кивнула, словно во сне, и тронула узду. Несколько минут сквозь хлещущие струи дождя и ледяной ветер, сквозь пульсацию крови в висках… Такая тёмная ночь – или это темнеет в глазах? Кони остановились, вздрагивая и поводя боками. Грохотал гром, с папирусного навеса водопадом низвергались кипящие струи, дерево, примостившееся над самым обрывом, гнулось, словно тростник, под ударами бури, но за бычьим пузырём, что защищал подслеповатое оконце, горел огонёк. Мена спрыгнул с лошади и направился к двери. Дождь хлынул с удесятерённой силой. Агниппа устало уткнулась в жёсткую мокрую гриву. Голова кружилась… Царевна уже почти не осознавала, что происходит вокруг. Мена громко стучал, потом колотил в двери, но путникам никто не спешил открывать… - Сетх вас побери!.. – в сердцах рявкнул вельможа, пнув хлипкую дверцу ногой. – Сдохли, что ли?! Выломаю, отродье!.. Он коротко оглянулся на свою госпожу – и успел заметить, как та медленно заваливается набок, соскальзывая с коня. Вскрикнув, Мена подбежал и подхватил девушку. Она была без сознания. Сурово сжав губы, советник, держа на руках свою приёмную дочь, направился к хибарке. Выражение его лица не обещало ничего хорошего бессердечным обитателям домишки. По крайней мере, дверь старый солдат намеревался выбить одним пинком. Ночь прорезала рыжая полоска света, и в образовавшуюся щель выглянула женщина в белом домотканом покрывале, наброшенном на голову. - Кто здесь? – громким испуганным шёпотом спросила она. Мена вышел на свет. - Добрая женщина, - сдержав своё раздражение, мягко проговорил он, опасаясь ещё больше напугать крестьянку, - пусти нас. Мы бедные путники и едем издалека, нас застигла буря. Моему сыну плохо. Дай нам приют на одну ночь! Видимо, крестьянка ожидала увидеть вовсе не их. Не дав Мена закончить, она широко распахнула двери и посторонилась, давая пройти. - Что ты, что ты! Заходи! – зачастила она. – Боги, дитё простудишь! До чего довёл, а!.. И какие демоны вас гнали? Чего бы вам в оазисе не переждать? – ворчала она, запирая двери. – Разве можно так над мальчишкой изгаляться? А? Я тебя спрашиваю! Она погрозила Мена кулачком, словно «дитё» было её кровным, и, в обход хлипкого стола, повлекла старика к очагу, к двум папирусным циновкам, разостланным прямо на голой земле. Других постелей в доме просто не имелось. - Вот. Вот сюда положи… Ах ты, деточка… - подперев рукой щёку, сокрушённо качала головой хозяйка. – Умаялся-то как, бедолага! Сейчас, в тепле, в покое, очнётся… Веки девушки дрогнули. - Мена… - слабо прошептали её губы. – Мена, где мы?.. Убогая каморка, освещённая лишь очагом, за ним – смутные очертания грубо выструганных домашних богов… Два расхлябанных стула, расшатанный стол, ткацкий станок и сундук у дальней стены составляли всю обстановку глинобитного домишки. Хозяйка, хлопотавшая у этого жалкого стола, сухощавая и подвижная, походила на домовитую мышку. Когда-то, бесспорно, это была красивая женщина, и её чёрные, по-прежнему молодые глаза с лукавинкой, и изгиб тонких бровей, и остренький нос – всё было бы неотразимо, если бы не лёгкая сеточка морщин, избороздивших смуглую, уже далеко не нежную кожу. Из-под белого головного покрова выбивались чёрные пряди, в которых уже змеились серебристые ниточки. И всё же гибкая фигура в коричневом домотканом платье вполне могла бы принадлежать юной девушке… Агниппа перевела вопросительный взгляд на своего советника. Он улыбнулся, сжав её руку. - Ничего, сынок, - незаметно подмигнул он царевне. – Всё хорошо. Эта женщина приютила нас. Как ты себя чувствуешь? Агниппа слабо, понимающе улыбнулась. - Папа… - нежно выдохнула она, кончиками пальцев проводя по щеке, изрезанной морщинами. – Со мной всё хорошо, благодарю… Мена ласково убрал со лба девушки мокрую прядку, чувствуя странную резь в глазах. - Мне надо позаботиться о конях, - поднялся он, отворачиваясь. – А ты лежи, отдыхай и ни о чём не беспокойся. Измученная царевна лишь обессиленно опустила ресницы, благодарно улыбнувшись. Мена вышел из дома, на миг встревожив пламя очага порывом ветра. Дверь хлопнула, но вой бури доносился, хоть и приглушённо, даже сквозь стены. - Ах, боги, ревёт-то как… - покачала головой крестьянка. – Весь дом трясётся! Храни нас Амон, лишь бы берег не подмыло, а то так и рухнем в реку, крокодилам на корм… Агниппа вскинулась, как подброшенная. - Лежи, лежи, деточка… - улыбнулась женщина. – Не обращай внимания на мою болтовню. Глянь – тут у нас дерево рядом, его корни, скажу тебе, так обрыв держат – никакой демон не осилит! Сохранят боги… Обидно вот только, если под мостками сарайчик с лодкой размоет… Ну да нечего худое кликать! - Такая… такая буря… - прошептала девушка. Говорливая хозяйка внимательно вгляделась в неё, чему-то улыбнулась и вздохнула. - Ох, что ж делается-то, а?.. - снова начала сыпать она словами. – Две бури в один день! Ох, не иначе знак какой боги посылают Египту… понять бы ещё какой! Ну, ярость Сетха я могу ещё понять, но что сейчас делается! Что делается!.. Где ж видано такое, чтобы вода с неба падала?.. Дверь снова хлопнула, и в комнатушку зашёл Мена. С его плаща лило ручьём, прямо на земляной пол; насквозь мокрые волосы налипли на лоб. Старик постоял какое-то время под испытующими взглядами женщин, а потом слабо улыбнулся. - Привязал коней под навесом, - тихо заметил он. – Ну и ливень! Хлещет как из ведра. - А ты плащик-то сыми, сыми, мил человек! – зачастила хозяйка. – Да повесь над очагом, обсуши. Мальчонка-то тоже своё пускай сымает, и идите к столу, кушайте, - крестьянка с улыбкой кивнула на накрытый стол. Там, прямо на чёрствых хлебных лепёшках, заменявших тарелки, лежала просяная каша. А в центре стоял глиняный кувшин – с обычной водой. Советник опасливо покосился на царевну. Не оскорбит ли её подобная скудость?.. Агниппа поднялась, цепляясь за очаг, и, пошатываясь, подошла к столу. - Благодарим тебя, добрая женщина, - сердечно произнесла дочь фараона. – Мы с удовольствием разделим твою трапезу. Облегчение мелькнуло во взгляде советника. - Только, к сожалению, переодеться нам не во что, - заметил Мена. - А ничего, - махнула рукой крестьянка. – Погодите-ка, я сейчас тебе одёжу сына дам, а паренёк вон, пусть в холст завернётся, я недавно соткала, ещё ничего сшить не успела. Большое полотно и лёгкое… давай-давай, деточка, не смущайся! А коль смущаешься, я отвернусь. - Спасибо тебе, - искренне произнёс Мена. – Как твоё имя, добрая женщина? - Катути меня зовут. Катути, - ответила женщина из сундука, в котором копалась, извлекая одежду. – На, мил человек! – сунула она в руки Мена изрядно поношенную, но чистую схенти и широкое грубое полотно. Потом женщина отвернулась к стене, чтобы не смущать своих гостей; Агниппа юркнула за очаг, пока Мена переодевался, и, стащив с себя холодную мокрую одежду, завернулась в безразмерное полотно, как в простыню. С украшениями, что были припрятаны в рукавах, пришлось повозиться, перекладывая в предусмотрительно прихваченную дорожную сумку, но, слава богам, хозяйка ничего не заметила. Советник быстро покончил с переодеванием, и, хотя царевне было непривычно видеть этого великого воина и знатного вельможу лишь в схенти, девушка, сдержав хихиканье, прошла к столу, пока Мена развешивал над очагом их вещи. - Мы готовы, Катути, - позвала она хозяйку, когда старик вернулся. - Ну, давайте есть! – улыбнулась крестьянка, с предвкушением потерев ладошки. – Не взыщите: как говорится, чем богаты! Агниппа ела с небывалым аппетитом, уплетая холодную кашу за обе щёки, и Катути, облокотившись на стол и подперев голову рукой, с нежностью смотрела на это. - Оголодал-то как, бедолага… Откуда ж вы так едете-то? - Из Ниута, - бесхитростно ответила царевна, прежде чем Мена успел открыть рот. - О-хо-хо, не близко… - вздохнула женщина. – А у меня вот сынок в Мен-Нефер сейчас, на заработки подался. – Катути поморщилась. – Пьяница несчастный… поди, опять всё пропьёт, все мы в долгах из-за него… - она встряхнулась. – Что это я вас глупостями извожу? Устали ведь, горемычные? Давайте-ка спать! Ты, мил человек, на сундуке поспи, а мы с мальчонкой у очага, на циновочках. - А что ж ты сразу двери не открыла, Катути? – внезапно спросил Мена. Женщина поморщилась, отводя глаза. - Да так… мало ли… кого в такую непогодь принести может. Мена чуть нахмурился, но ничего не сказал. Агниппа, сладко зажмурившись, потянулась, и впрямь похожая на мальчика со своей короткой стрижкой. Волосы медно блеснули в свете очага. - Ой, и в самом деле, папа, давай спать. Я с ног валюсь! Старый солдат улыбнулся, все вышли из-за стола, и вскоре в маленьком домике воцарилась полная тишина: люди сладко спали, а за стенами плакал ветер и шуршал дождь по старенькой крыше…