Пак-торчит мне деньги-Чимин:
«Тэ, у Чонгука, кажись, гнездование началось. Он спёр из гардероба твой плащ и сидит, замотавшись в него».
Тэхён хмурится, набирая ответ:«Где вы?».
Пак-торчит мне деньги-Чимин:
«Я увёл его с пары, мы сидим у широкого окна на втором этаже».
Вы:
«Ок, сейчас приду».
Омега быстро закидывает ручку и телефон в сумку, молча встаёт со своего места и выходит из аудитории под вопросительные взгляды одногруппников. Ему, честно говоря, вообще плевать на то, что подумают они и препод (который, кажется, даже не заметил его ухода), ведь его парню сейчас он нужен намного больше, чем уголовному праву Кореи. И он, наконец-то, понимает, почему так вяло себя чувствовал. Это состояние Гука передалось ему, ведь благодаря меткам друг друга они тесно связаны. И омеги чувствительнее альф, так что состояние пары чувствуют более чутко. Чонгук сидит на подоконнике, прижав колени к груди и с головой спрятавшись в чёрный плащ своего омеги. Сопит что-то себе под нос, сильнее стискивая напряжёнными пальцами тёмную ткань. И как можно глубже втягивает в себя запах её хозяина, который очень его успокаивает. Он весь как натянутая струна, его немного подташнивает и откровенно бесит бесконечное разнообразие феромонов, витающих в стенах универа. Тэхён быстрым шагом идёт к ним, благодарит Чимина за то, что тот предупредил его о состоянии младшего. Альфа лишь отмахивается, мол, не за что его благодарить, обещает прикрыть Гука на следующих парах и уходит обратно в аудиторию, оставляя омег наедине. Ким подходит ближе к сжавшемуся тельцу на подоконнике, аккуратно, — чтобы не нанести стресс Чонгуку, который сейчас в очень подвешенном состоянии, — раскрывая вороты плаща и сразу же натыкаясь на сверкающие глазки-бусинки, загоревшиеся счастливым блеском при виде него. — Буб, — негромко зовёт его Тэ, накрывая горячую щёку младшего ладонью, мягко оглаживая. Чонгук негромко вздыхает, прижимаясь к ней теснее, и, чуть повернув голову, тычась носом в запястье, которое является одним из тех мест, где природный аромат исходит сильнее всего. — Сильно плохо? — Они все воняют, — хнычет младший, морща чувствительный в период гнездования нос. Тэхён его прекрасно понимает, ведь и сам является омегой. В это время запахи абсолютно всех людей, кроме собственного и своей пары, раздражают неимоверно. — Ещё и пялятся все, потому что у меня запах усилился, — ворчливо добавляет. Тэхён хмурится, недовольно поджимая губы и цепляя подбородок младшего пальцами, мягко принуждая посмотреть на себя. — Кто пялился? Я им задницы отстрелю, — абсолютно серьёзно обещает Ким, припоминая, куда положил подаренный отцом пистолет. Хрен он кому позволит безнаказанно жрать глазами своего парня. Тэ терпеть не может, когда кто-то из альф или бет пытается подкатить к его омеге или начинает флиртовать. Собственнические инстинкты в такие моменты взрываются, как проснувшийся впервые за столетие вулкан. А тем более сейчас, когда у младшего омеги началось гнездование, и он максимально уязвим, и нуждается лишь в тепле и заботе, а не похотливых взглядах и хищных оскалах. Чонгуку вообще откровенно плевать на любого, кто не Ким Тэхён с его запахом ириса, сочетающим в себе разные ароматные вкусные нотки. Младший негромко смеётся, притягивая Кима поближе к себе, чтобы заключить в тесные объятия. Укутывает их обоих в широкий плащ старшего, сцепляет ноги на талии Тэ и заключает смуглую шею в кольцо рук, пряча в нём и своё лицо. И расслабляется, счастливо задохнувшись в любимом аромате. Всё напряжение спадает, оставляя лишь каплю раздражения от всё ещё витающих в воздухе незнакомых феромонов; омега внутри Чона податливо прикрывает глаза, сворачиваясь клубочком. Чувствует рядом своё, свою пару, а не кусок тряпки, из которой он, как полицейская собака, тщательно вынюхивает любимые нотки пудры, асфальта после дождя и малины. — Потом отстрелишь, сейчас я тебя никуда не пущу, — мычит в смугловатую кожу, жадно прижимаясь к ней губами и довольно жмуря глаза. Если прислушаться, то можно услышать и негромкое грудное урчание. Чонгук чувствует себя таким уставшим. Омеги вообще впадают в гнездование только тогда, когда морально или физически устают, или испытывают сильный стресс, и их организм требует побыть капризным ребёнком и устроить «ленивый отпуск-перезагрузку», контактируя только со своей парой. Ну, или с самим собой, если таковой нет. Спят очень много, становятся зависимы от запаха и самой пары, нуждаются в максимальном комфорте. Зато через пару дней возвращаются в привычный ритм жизни как совершенно другой человек, преисполненный силами. Тэхён моментально забывает о своей кровавой мести «глазастым придуркам», нежно клюёт парня в висок, укладывая руки на тонкую талию, спрятанную тканью нежно-розового, — как его собственная рубашка, — мягкого свитера. Традиция у них с Чонгуком такая: по возможности каждый день одеваться в одинаковые цвета. Это, по их мнению, даже прикольнее, чем парная одежда. Старший мягко поглаживает омегу по спине, поправляя немного съехавший с его плеча плащ и податливо отклоняя голову немного назад, когда Гук с пыхтением елозит носом рядом с кадыком Кима, несильно прикусывая его зубами. Ждёт некоторое время, когда его парень окончательно забьёт свои лёгкие родным ирисом, и только потом предлагает, прижимаясь щекой к каштановой макушке с рыжими кончиками: — Поехали домой? Построим тебе гнездо. Гук согласно угукает, но ног и рук не расцепляет, капризно кривя губы. Хоть убейте, но самостоятельно выпустить омегу из своей хватки он не может. Всё его нутро вопит не отлипать от Тэ ни на секунду, ведь без него плохо. Сам Тэхён негромко хихикает, быстро чмокая его в покрасневшие от частых покусываний губы. — Буб, ты что, хочешь, чтоб я тебя на ручках унёс? — Надорвёшься, — прилетает ему незамедлительный ответ, сопровождаемый весёлым смешком. Старший строит оскорблённое лицо. — Так вот какого ты обо мне мнения? — драматичным голосом наигранно хнычет Ким, ни на секунду не прекращая гладить омегу по спине и массировать заднюю часть шеи. Чонгуку сейчас как никогда нужен физический контакт со своим парнем. — Ты подтягиваешься максимум семь раз, — гогочет негромко, не отлипая лицом от плеча Тэ. Тот возмущённо пыхтит. А потом внезапно замолкает, и младший настороженно понимает, что сейчас тот ляпнет что-то наподобие: — Зато на весу тебя спокойно беру, — самодовольно звучит сверху. Чонгук краснеет кончиками ушей и смущённо шлёпает своего бойфренда по груди, недовольно бубня об отсутствии такта у старшего. Тэхён лишь хмыкает, довольный собой. И чья бы корова мычала. В обычное время Гук и сам не брезгует шептать похотливые фразочки в ухо Тэ, пока они сидят в многолюдном кафе вместе со своими друзьями. Но когда он гнездится, то становится смущающимся малышом, который, кажется, о сексе знает только из учебника биологии. Почему так происходит — непонятно. — Нет уж, я сам, — с огромным трудом он всё же отрывается от хёна, получает свои утешительные поцелуи по всему лицу и спрыгивает с подоконника. Правда всю дорогу до такси жмётся к боку Тэ всем телом, как продрогший котёнок, при любой возможности тычась носом во вкуснопахнущую шею. И прячет свою правую ладонь, переплетённую с пальцами Тэ, в кармане собственного пальто (которое шатен был вынужден надеть на себя, ведь Гук ни под каким предлогом не отдавал его плащ), смешно морща нос и фукая, когда чувствует чересчур крепкие ароматы альф. Они ему никогда не нравились; его очень напрягало то, как они пытаются давить на омегу, не любящего это. Пара заваливается в такси, где Тэ сразу же закидывает ноги Гука на свои бёдра, прижимая к себе за торс и укладывая двухцветную макушку на своё плечо. Кутает парня теснее в свою верхнюю одежду, накрывая голову воротом, чтоб кроме ириса Чон не слышал ничего. Чонгук не сопротивляется, как тряпичная кукла позволяя Тэ делать всё, что тот захочет. Знает просто, что старший очень хорошо о нём позаботится, ведь во время своих гнездований получает не меньший уход. Случайно Тэхён пересекается глазами с водителем-альфой, смотрящим на них в зеркало заднего вида. И взгляд у него блестящий, заинтересованный, голодный. Нацелен на выглядывающую из-под плаща макушку. Кима это вводит в лёгкое бешенство. — Хули пялишься? На дорогу смотри, — угрожающе рычит шатен, теснее прижимая к себе уже начавшего клевать носом Гука. Накрывает его спину руками в защитном жесте и накидывает подол плаща на крепкие ноги омеги, обтянутые белой тканью зауженных брюк. И скалится на альфу, уничтожая взглядом. Водитель вздрагивает, поджимает недовольно губы и возвращает своё внимание на дорогу. Правда продолжает бросать короткие взгляды на парочку сзади, стараясь незаметно принюхаться к «не буйному омеге». Пахнет кардамоном вперемешку с чем-то сладким. Чонгук внезапно задирает голову и тянет Тэ к себе за шею, накрывая пухлые губы старшего своими и затягивая в неторопливый, но глубокий поцелуй. Тэхён с удовольствием отвечает, зарываясь пальцами в чуть жестковатые прядки Чона и бросая насмешливый взгляд на вытянувшееся от удивления лицо альфы. Тот наверняка думал, что они максимум очень близкие «подружки-омежки», — мерзкое прозвище, которым омег нарекли как раз-таки альфы, — а на деле вот оно как. Ким мысленно ликует и обожает Чонгука за то, что тот неосознанно показал этому водиле, что не все омеги заинтересованы в их «горячих дубинках в штанах». К слову, они целуются на протяжении всего оставшегося пути, издавая негромкие чмокающие звуки и еле слышный скулёж Гука. Таксист же максимально жал на педаль газа, не желая смотреть на издевательский взгляд и чужие милования. Кое-как они добираются до квартиры, в которую Тэ Чонгука буквально волочит, ведь тот максимально размяк и ослаб, желая поскорее плюхнуться в кровать и свернуться клубочком в гнезде из вещей старшего. А ещё в квартире он наконец-то чувствует себя в безопасности, ведь здесь только их с Тэ запахи и родной уют. Тэхён укладывает младшего на не заправленную с утра постель (они дико опаздывали), сам аккуратно раздевает, не делая резких движений. Дарит череду быстрых поцелуев в просяще вытянутые губы, даёт облизать свою шею и отходит к шкафу, чтобы достать свою одежду. Чем больше его запаха, тем комфортнее Гуку будет и тем быстрее гнездование закончится. Душевное состояние Чона придёт в норму. Ким, не оборачиваясь, бросает все свои вещи на кровать, слыша шелест, когда Гук укладывает их под себя, довольно бормоча что-то под нос. Тэ улыбается. Как нежится-то, скоро мурлыкать, наверное, начнёт. Шатен случайно бросает в общую кучу свои боксеры, сразу же оборачивается забрать их, но напарывается взглядом на круглые тёмные глазища младшего, прижимающего чужое бельё к своей груди, как какое-то сокровище. Тэ вздёргивает бровь и подходит к кровати, протягивая руку. — Отдай, я случайно их кинул. Чонгук отрицательно качает головой, хмуро смотря исподлобья и шустро пряча приватизированные трусы под подушку. Тэхён удивлённо хлопает глазами, приоткрыв рот. Серьёзно, трусы… А с какой моськой-то воинственной прятал их. Старший снисходительно улыбается, почёсывая висок. — Буб, ты меня удивляешь. — От них сильно пахнет. Мне нравится, — жмёт плечами младший, осоловело моргая и натягивая на себя оверсайз толстовку Кима. — Извращенец, — хмыкает, расстёгивая свою рубашку и передавая её в моментально вытянутую в требовательном жесте руку Чона, с горящими восторгом глазами прижимающего её сначала к лицу, а потом закидывающего в импровизированный круг из вещей, в котором расслабленно лежит звёздочкой. Ждёт терпеливо, пока хён разденется окончательно, принесёт с кухни бутылку с водой и переведёт телефоны в беззвучный режим, а потом цапает за руку и тянет в гнездо. Жмётся тесно-тесно, укладывая голову на плечо Тэ, трётся лениво носом в местечко под челюстью, где стоит его собственная метка, и урчит. Тэхён наощупь натягивает на них лёгкое пуховое одеяло, пряча их под ним целиком. Хватает елозящего неугомонной разнеженной осьминожкой Чона за щёки, втягивает в мокрый вкусный поцелуй, оглаживая пальцами острые лопатки и крепкую спину, усыпанную родинками. Чонгук расслабляется на все двести процентов, полностью удовлетворив свои омежьи потребности. Внутри так легко стало, будто наконец-то сбросил тяжёлый камень с души. Он сейчас как маленькая ленивая коала, которую заботливо чешут по пузу. — Хочу быть маленькой ложечкой, — просит, дуя нижнюю губу. Тэхён умилённо воркует над ним, громко чмокая в лоб. Господи, какой же его омега в гнездование милый. Обычно более сдержанный и жадный до внимания засранец с нескончаемой энергией, но сейчас Гук, как мягкий пластилин, который можно мять как хочешь, а ещё он липнет к рукам. — Конечно, — кивает, помогая развернуться к себе спиной, сразу прижимаясь к ней, полностью копируя позу, и крепко обнимая за талию. Целует коротко в шею, пока Чонгук на грани сна и реальности подгребает к лицу одну из рубашек Кима и, наконец-то, вырубается, негромко сопя. Под одеялом жарковато, воздух спёртый, а концентрация их запахов (особенно кимова) очень сильна. Но Тэ не обращает на это внимание, добросовестно исполняя свои обязанности большей ложечки и засыпая следом за Гуком. Всё же, они меченая пара, и состояние одного частично проецируется на второго, так что Тэхён себя тоже почувствовал сонливой плюшкой.