Кто ты?

Видится мне то, как мы с парнями на море были. Лежа на кровати, курили и смотрели в потолок, под звуки ночного города. — Классно, — Олег улыбнулся. — Тут даже запах другой, — подметила я. — Ой, — Волков соскочил с кровати, — мне пора. — Куда? — хором спросили с Сережей. — Надо, — довольный. — Трахаться пошел, — Разумовский рассмеялся. — Не завидуй, — похлопал его по плечу, — утром буду. — Резинового друга не забудь! — кричу ему, — нам волчата не нужны! Задорно рассмеялись. — Волчата, — повторил Серёжа. Он навис надо мной сверху, изучая страстным взглядом и ехидно улыбаясь. Как вдруг, я закашлялась. — Адель? — спросил он. Я кашляла с такой силой, что чуть ли не выплюнула легкие. Больно. Не переставая кашлять, в мою голову пришло осознание, что кашляю я кровью. — Я скорую вызываю! — рванул к телефону. Количество крови увеличивалось. Мне хуже с каждой секундой. Начинаю задыхаться.       Очнулась я от дикой и невыносимой головной боли. Сквозь пелену и помутнение в глазах, мне удалось разглядеть то, что я нахожусь в каком-то подвале или сарае. Запах гнилой, сырой и тухлый, скорее всего подвал. Хотя, тоже холодно. Какой же неприятный и странный сон. Фу. И удивительно то, что он был черно-белым. Прежде, мне снились лишь цветные сны. — Очнулась? — передо мной появился женский силуэт. Голос знакомый. — На, — усмехнулась, — взбодрись. Резким движением, она вылила на меня полное ведро ледяной воды. — Ерунда, — сплюнула, — думаешь, мне страшно? Подожди, — моргаю, — я же тебя знаю. — Ещё бы ты меня не знала, — присела рядом со мной. — Ты же чокнутая бывшая невеста Разумовского, — смеюсь, — еба-а-а-ать. Ты не представляешь, кого пытаешься напугать. — Чего ржешь, сука? — влепила мне пощечину. — Пизданутая ты, — улыбаюсь, — связанного и я ударить смогу. — Я тебя и без веревок забью, — прищурила глаза. — Ну, — оглядела ее, — тогда, развяжи меня и докажи. — Ничего не собираюсь доказывать, — вскинула бровь. Смеюсь. — Расскажи мне, — выливает еще одно ведро воды, — что в тебе особенного? — А то, — скинула со лба мокрые пряди волос, — что я — это я. — Почему он выбирает всегда тебя?! Замахнувшись, Тамара со всей силы ударила меня по лицу. Во рту моментально почувствовался металлический вкус крови. — У-у-у, неплохой удар. — Почему ты можешь называть его по имени или фамилии? — заплакала она. — Потому что, я это могу. Странно. Почему она плачет? — Ты позволяешь себе касаться его, — успокоилась, — вы обнимаетесь. Почему он позволяет тебе это делать? — Откуда ты знаешь? — Я следила за вами, — улыбнулась, — он улыбается тебе, называет по имени, даже номер твой у него в телефоне записан с фотографией. Почему он хранит твои фото?! — кричит. В порыве гнева и злости, она разгромила половину помещения. Помогите, а. Я попала в дурдом. — Ты не даешь ему того, чего он заслуживает, — взяла в руки нож. — Пытки? — улыбаюсь, — блеск. — С тобой он сдерживает тебя, — проводит лезвием по скуле, — притворяется. — Бешеная сука, — стерпела боль, — как только я освобожусь, клянусь, живой ты не выйдешь из этой комнаты. — Ты не выберешься, — смеется, — связана же. У тебя нет сил на это. Мы с тобой здесь уже больше трех дней: ты не ешь, не пьешь, я накачала тебя морфием. Когда найдут твой труп, — режет шею, — подумают, что ты просто наркоманка. Сережу огласят вдовцом, а после, я стану его женой. Радостно хлопает в ладоши. Что происходит? — Он с тобой только из-за денег твоих родителей? Да? — Мы с ним сироты. — Вот видишь! — смеется, — тебя даже родители бросили! Ты никчемная! — А ты ебанутая. Ударяет какой-то палкой по ребрам. Больно. — Что ты можешь ему дать? Сереже уже столько лет, а ты все еще не родила ему сына, — безумным взглядом смотрит на меня, — ты что, бесплодная? Я убью эту суку. — Зачем ты нужна? Женщина создана для того, чтобы любить мужа и рожать ему детей. Готовить вкусную еду, слушаться его, ублажать его… — Вам в деревне такое говорят? — улыбаюсь, — женщина не должна зависеть от мужика. — Чушь! — крикнула, — женщины созданы чтобы рожать детей! — Ебнутый ты инкубатор. Обливает ледяной водой. — Молчи! Молчи! Молчи! — Плохо ты узлы завязываешь, дорогуша, — усмехнулась, скинув веревки с рук. — Что? Освободив руки, я сразу же вцепилась ей в волосы. Благо то, что морда ее была близко. — Отпусти! — Нет. Швырнув её в стену, я рассмеялась: — Скажи мне, милая, чего же ты тупая такая, а? — пинаю её, — не зная с кем связываешься, ты все равно лезешь? Пнула её еще раз и вновь схватив за волосы, прошипела на ухо: — Жаль, что ты не знаешь род моей деятельности, — усмехнулась, — обычно, я работаю лишь по заказу, но, — ударяю лицом об пол, — ты станешь исключением. — Ты чудовище, — прошептала она, сплёвывая кровь. — Слабо сказано, — отпустила. Схватив меня за ноги, она залезла сверху и начала душить меня. Ох, этого я точно не ожидала. Но, обхватив ее ногами, мне удалось снять эту тушу с себя. — Ну, пиздец тебе, — прокашлялась. Следующие минут пятнадцать, я отыгрывалась на ней как могла: била ее руками, пинала, швыряла во все стены и стеллажи помещения. Моему гневу и злости не было предела. Она разбудила во мне настоящего зверя. Я хуже любого хищника. Я монстр. — Адель! — Сережа ворвался внутрь, — остановись! Ты убьёшь её! — Плевать! Он обхватил меня и развернув к себе, крепко обнял, пытаясь немного сбить мое пламя. — Пусти меня! — пытаюсь вырваться, — пусти! — Ты убьешь её, — повторил он, более спокойным голосом, — на ней живого места нет. Ты изуродовала её. Обернувшись, я ужаснулась. Разумовский был прав, на ней не было живого места: лицо разбито в фарш. — Хватит, Адель, хватит, — гладит по спине. — Она меня похитила и пытала! — кричу. — Ты её убьешь! — И правильно сделаю! Видимо, воспользовавшись небольшим отступлением, Тамара схватила лом и подобно бейсболисту ударила им меня по голове. — Это за Серёженьку! Тут же потекла кровь с затылка. Мир сильно поплыл, но, я осталась стоять на ногах. Сумасшедшая девушка выбежала с криками: — Я все всем расскажу! Подхватив меня на руки, Сережа выбежал на улицу. — Ты слышишь меня? Киваю. Как только Тамара села в машину и завела ее. Автомобиль тут же загорелся, подобно спичке. Взрыв был мощный. Мы просто в шоке. — Прелесть, — усмехнулась я.

Позже

      Если бы вы знали, как болела моя голова, то охуели бы. Я в больничной палате. Как же дебильно пикает аппарат. — Ты как? — Сережа присел напротив меня. — Голова болит настолько сильно, что в ушах закладывает. — У тебя сильное сотрясение головного мозга, — вздохнул, — два сломанных ребра и нос. На губу, скулу и шею тебе пришлось наложить швы, — взял меня за руку, — множественные гематомы и ушибы. Организм истощён и обезвожен. Разумовского трясло. — Прости меня, — целует руку, — это я виноват. — Прекрати, — глажу рыжую шевелюру, — твоей вины здесь нет и не было. Я поправлюсь. — Я чуть с ума не сошел, когда подошел к твоей машине и понял, что ты пропала, — вздохнул, — не пугай меня больше так. — А что ты сказал медикам? — Что на тебя напали неизвестные, — ответил он. — А с Тамарой что? — Машина была напичкана взрывчаткой, — поправил волосы, — полицейские занимаются этим. — Грустно. — Кстати, я не один приехал, мы все дежурили здесь, — оглянулся, — мы с Олегом, Юля и Игорь. — А где сейчас Олег? — В офисе должен быть, — улыбнулся. — Откуда это у тебя? — провела по свежему порезу на его шее. — Брился, — ответил он, — неаккуратный же. Его оливковые глаза как-то странно сверкнули. — Это линзы? — смотрю на него. — Нет, — смеётся, — Адель, неужели, ты забыла, что у меня глаза-хамелеоны? Зимой — зеленые, летом — голубые. — Да? — откинула голову на подушку, — видимо, действительно забыла. Еще и губу разбил. Он коснулся раны. — Или же треснула. — Я возьму гигиеничку у тебя, — подмигнул. — Свою купишь. — Тебе нужен отдых, — целует в висок, — поспи. А вечером я приеду, договорились? — Хорошо, — киваю.