Our Last Night – The Heart Wants What It Wants (ft. Craig Owens)
«Оставь все советы при себе, я их не услышу. Может, ты и прав, но мне уже наплевать. У меня есть миллион причин, чтобы порвать с тобой, Но сердцу не прикажешь...» Ким высыпается ближе к вечеру. Постель наполовину смята, шмотки разбросаны по полу, высохшее полотенце после душа неприятно прилипло к спине. Багровые плевки наблюдают за ним сверху, голова раскалывается надвое, в глотке блядски сушит. Запоздало Джун вспоминает, что Пак слинял из бара в истерическом припадке и вряд ли вернётся к ночи. Возможно, заночует у Кана, если сам Ким не отрастит себе яйца, чтобы вернуть того обратно. Желательно за два часа до закрытия бара. Желательно с первой попытки. Но кому есть до этого хоть какое-то дело, если проблема касается их отношений во взаимодоверии. В пиздастически неопределённом доверии с отрицанием на первом пункте. Сонхва упрям и опасен, чертовски груб и язвителен, невероятно красив. На последнем месте самое явное, самое тревожное и раздирающее до крови обстоятельство, за которое Ким исдохнет сражаться. Он всегда уступал ему. Клялся, что не сделает того, что совершали многие. Ебучее чувство несправедливой остраненности, заученное следование в правилах сделок отца, одна кислая рожа с пятницы по воскресенье и неоправданно глупое желание оказаться в итоге лучшим. Но для кого? Для обладателя ярко-пепельного блонда и голоса на хрипотце от выпитого шота, если тот соизволит ему объясниться этой ночью? Ситуация абсолютно хуево обставленная, и Ким это понимает. Спускаясь на первый этаж, где томный женский вокал обволакивал текилой в горле и заставлял направить свой взгляд на барную стойку, Ким не ожидал увидеть там Пака. Чёрная куртка растегнута, футболка заправлена в джинсы, глаза пустые. Сонхва пришёл ровно в том, что надевал с утра второпях. Джуну хотелось бы не надумывать лишнего, и всё, на что тому хватило ума, это направиться тяжёлой походкой к Паку с явным намерением узнать, где того носило. По-делетантски, а значит в лоб. – Доброй ночи, Сан, мне двойной, – рукой облокачиваясь о стойку, рядом с ахуевшей физиономией Сонхва. – Ты тут чего блять забыл? Наверху бухла предостаточно, – без томной хрипотцы, разбирающей до остатка, но с одним вполне читаемым раздражением. – К тебе аналогичный вопрос, Хва. – Тут компания поприятнее, понял? – Конечно, – Ким присаживается рядом, глаза пожирают с двойным смыслом, но Пак фильтрует это мимо и плевком. Вовремя подошедший Чхве уставляется на обоих, как вкопанный. – Джентльмены, мне хватает двух душевнотерзающихся по ту сторону от вас, – взгляд красноречиво указывает на сидящих Чонов в самом углу стойки, – так что я надеюсь, что здесь обойдётся без драмы, – стакан проезжает по гладкой поверхности прямиком в руку Кима, тот кивает в знак благодарности. – Мы тебя не побескоим, Сан. – Отлично. Бармен ускальзывает в вопиюще гулкий поток гонщиков, выполняя заказы с отточенным профессионализмом. На часах ползет за полночь, а шея затекает в правооборотном направлении. Хонджун наблюдает за нервно пьющим Сонхва, с маньячным удовольствием смакуя его вальяжность движений. – Я думал, что ты не вернёшься сегодня, Хва... – нажим на слабость, Ким явно в уязвленном положении, Пак это прекрасно осознает, неспеша вливая в себя шот за шотом. – Мне ночевать на улице прикажешь? – Ёсан?.. –...не в лучшей кондиции из последних. Так что его блядский выродок во-о-он там, – указывая взглядом на полупьяного Юнхо, – может соснуть хуйца от души. Кан его отшил. — Что всё-таки случилось между ними? – Я тебе блять так интересно, Ким? – породистая стерва лезет наружу в отрыв, Пак не смеет её останавливать, но за своего лучшего и самого надёжного друга хотелось до хруста костей вывернуться прямо здесь, на липко протертой барной стойке. И, кажется, Киму будет сложно это понять. – А где я шатался весь день тебе насрать и похуй? – Хва... Всё совсем не так. – А как блять тогда? Как?! – стекло звенит. Нервы тоже. Чхве обращает на них внимание, держит прямой взгляд секунды две, а затем его отвлекают. Пак глубоко выдыхает, чтобы не сорваться на крик. – Пойдём наверх. – Иди первым, – Сонхва старается не смотреть на задавленного в стул Кима. Старается фильтровать своё блядское чувство несправедливой зашторенности и быть выше этого. Хотя бы в его глазах. Но каждый ебучий подвох кроится заново под заказ. У Пака целый список претензий без ответов. У Кима целая ночь впереди на то, чтобы переубедить последнего в опрометчивой глупости уйти без разборок. У бармена с противоположной стороны стойки есть ещё час на то, чтобы выдохнуть перед окончанием смены, уведя свой беспокойный взгляд на двух распластавшихся неудачных любовников, чьи глаза выдают лишь изнывающее чувство вины, о которое сам Чхве спотыкается до сблёву. Чуть позже его уверенный почерк неровно царапает на салфетке, та вручается скомканной Юнхо, а лисий взгляд Сана заверяет того, что это лучший выбор из предложенных. Чон ему пьяно кивает. Кажется, Уёну придётся остаться в баре до закрытия в одиночестве.***
– Хотел поговорить, валяй, – Пак разваливается на незаправленной постели, руки по сторонам, взгляд в багровую бездну потолка. Там ответов всегда было больше. Эта комната знала о нём абсолютно всё. Это могло пугать до злоебучего ужаса и стонущего хрипа. И Сонхва не мог представить себе, как однажды может лишиться всего этого. Как однажды Ким просто вышвырнет его за ненадобностью, как дворового пса, чья пасть раскрылась не вовремя и укусила. Ведь это может произойти. Однажды... – Что происходит с тобой, Сонхва? – в голосе Кима искреннее недоумение, Пак это чувствует. Трудно объяснить, как целая жизнь может перевернуться за один короткий монолог. Кажется, с Сонхва такого ещё не случалось. Ему страшно за всех. Ему страшно за самого себя по ночам. И он чертовски устал. По впалым щекам Хонджуна и его дергающемуся кадыку Пак бы сказал то же самое и о бывшем гонщике. В какой-то степени они одинаково измотаны. Но каждый по одиночке. – А с тобой, Ким? – Поиграем в переглядки? Или начнём с того, что тебя расстроило этим утром? – С кем же ты так ебёшься с пятницы на субботу, что твой член еле живой? – Что?.. – Нихуя, проехали! Пак подрывается с кровати, перекатываясь на самый край. Хонджун явно не понимает, в чём кроется начало их проблемы. Сонхва готов надрезать, но не ковырять, а дальше в ход пойдёт самое простое и ублюдски неверное решение – обвинять. – Я заебался ждать, как верная жена, что ты приедешь. От звонка до звонка, Ким! Если ты не в баре, то непонятно где, от тебя воняет уёбищными сигаретами, ты дёргаешься во сне и еле стоишь на ногах, когда я тебя вижу. Ты меня сука динамишь! Я задрачиваюсь, как подросток в пубертате каждые ебучие выходные, а тебе блять насрать! – Закончил? – Нет! – Сонхва вымотан, в горле першит. Минутная пауза оборачивается для обоих нервной затяжкой без дыма. И у Кима срывается с языка: – У тебя кто-то появился, да? – Ты совсем ахуел?! – Просто скажи, Хва... Я не стану тебя осуждать. Я... –...что ты?! – Я видел переписку в твоём телефоне. Неделю назад... – И что ты там блять вычитал, а? – Ничего. Увидел только полуголое фото в профиле. Я не роюсь в твоём в телефоне, если ты об этом, – Хонджун уязвлён, самую малость. Но основной перевес пока некуда закидывать, факты об обратном всё ещё молчат. – Какой же ты кусок говна... Ким дважды прокашливается, прежде чем поднять свой взгляд на разъяренного Пака. Тот резко подлетает к нему, отвешивая звонкую пощёчину. Хонджун, возможно, её заслужил, но факт вторжения в частную жизнь не имел ничего общего с невыясненной гипотетической изменой. Она могла иметь место. Она могла быть абсолютно надуманной и лишней. Но Киму не хотелось ошибаться в себе так же, как в Сонхва. До боли в истёртых пальцах не хотелось. – Так читай! Читай, сука! – Пак остервенело тычет ему прямо в лицо экраном своего ярко подсвеченного телефона, опираясь второй рукой с нажимом в кимовское плечо. Голос предательски срывается. Там пустая и поверхностная переписка с предложенной Каном моделью, два пробных снимка на полароид, обсуждение идей и даты съёмок с фотографом. И больше ничего... С каждой бегущей по глазам строчкой эмоциональная составляющая Кима меняется до неузнаваемости. Бледная отрешенность в лице, красные пятна на оголенной шее, сжатые кулаки на коленях. Пака размазывает в нарастающей обиде, нехило начинает трясти, и вся ебучая спесь слетает за доли секунд. Ему даётся лишь минута, чтобы остыть и не въебать Хонджуну с размаху после перевода виноватых глаз наверх. – Прости... – Ты, правда, думал, что я бы мог? – удар в груди пропускает мышечную ломку, голос посаженно отдаёт где-то в левом ухе. – Хва... – Отвечай, – горячим железом вместо крови. – Я не представлял, что думать. Чёрт... Меня почти нет рядом, и я стараюсь это исправить. Но я не хочу удерживать тебя здесь, Хва. Ты имеешь право выбирать, как тебе жить. Мой вариант тебя не устраивает, мы оба это знаем. Но я до сих пор не могу понять, почему... – Ким опускает взгляд, смотреть на воспалённые глаза Пака нет сил. Хочется выпить чего-то крепкого и забыться, замкнуть провод в голове на короткий перебой, а затем вернуться на год назад, когда желаемое было недоступно, а мысли были прозрачнее льда в стакане, который трещал по стеклу. Им обоим тогда нечего было терять. И это безграничное чувство глупой свободы выбора внушало веру в лучшее. Ким, кажется, больше в это не верит. – Здесь мой дом, Ким. Здесь я счастлив, – Сонхва устало закрывает лицо трясущейся рукой, садится обратно. Между ними всего полметра, разве это много. Пак усмехается, прежде чем продолжить то, о чём хотел высказаться без наездов. – Мне плевать, что ты мне не верил, Джун. Плевать, что я тут распинаюсь, доказывая свою верность твоему хую, но...мне не плевать на себя, Ким. Не думай, что ты можешь всё решить за меня. – Сонхва, прости... – В этом есть смысл? – Для нас всё ещё есть. Пак нервно усмехается, ему невероятно хочется закурить прямо сейчас. Последняя заначка, кажется, осталась в кожаной куртке, которая висит на стуле позади Кима, плевать на неё. Пальцы Сонхва по-прежнему дрожат, а глаза стараются не смотреть на бывшего гонщика даже случайно. Обоим становится резко невыносимо от накатившей тишины. Пак не выдерживает первым. – Пару минут назад "нас" не было, Джун. Был ты и твоя ебучая уверенность в моей измене. И что теперь?.. Ты начнёшь мне доверять, наконец? Или вовремя появляться в баре? – Я не могу обещать этого, Сонхва, – Ким ищет визуальный прицел, он ему жизненно необходим сейчас, только Пак на это не ведётся, – но я хочу быть с тобой. Всегда хотел. – Даже если бы я наставил тебе рога? Гипотетически блять, – выдох тяжёлый, интонация в голосе всё ещё нервная. Ким тянет свою руку к нему, сжимая ладонь Пака, не прекращая смотреть на него пристально и с проклятой нежностью. – Даже тогда бы хотел. – Ты всё-таки больной. – А ты такой же красивый... Сонхва сдаётся. Взгляд резко поднимается на Кима и тонет в нём, парализованно хватаясь за истрачиваемый кислород. Если здесь, в комнате багровых пиков и разбросанных по полу вещей найдут доказательство его гибели, то пусть та окажется самой быстрой и безболезненной. Пак не уверен, что готов с этим расстаться даже на доли секунд, сбросить блядскую шкуру и пойти ко дну в одиночестве. Его сердце отбивает бешеную чечётку рядом с Кимом, и Сонхва положит свой последний трехъэтажный на то, чтобы это никогда не прекратилось...