Панацея

Отдав себя, ты сохранишь навеки Себя в созданье новом — в человеке.

— Пять, шесть, семь, восемь и-и закончили, — разносится по студии голос хореографа. — Молодец, хорошо потрудился сегодня, — хлопает по плечу, пока парень оседает на паркет, стараясь отдышаться. Тело под одеждой влажное от пота, волосы липнут ко лбу и жар вкупе с жаждой мучает донельзя. Сколько не тренируйся, а сдохнуть каждый раз хочется, как в первый. — Последняя тренировка в эту пятницу. — Угу, — всё, на что хватает сил. Глаза прикрываются сами по себе, а голова приваливается к зеркалу за спиной. — Смотри, за следующую неделю не забудь всё, что мы учили, — улыбается тренер и, взяв в охапку свои вещи, шагает к двери. — Удачи, Джисон. — Давай, — выдыхает тот и неспешно делает пару глотков из бутылки. Дверь за тренером закрывается и теперь тишину пустой светлой студии нарушает только его тяжёлое дыхание. Тренировки по танцам — самая изматывающая вещь на свете. Даже сидеть за столом за несколькими часами мозговой работы и придумывать текст над старым блокнотом так не высасывает из Джисона силы, как пара часов телодвижений. Хотя парой часов всё никогда не ограничивается. Хан проверяет уведомления на телефоне, обнаруживая там несколько комментариев под фото в инстаграме и напоминание зайти в магазин. Он обязательно зайдёт, если ноги не отвалятся прежде, чем он выйдет из здания компании. Вздохнув, Джисон всё же находит в себе силы подняться и направиться в раздевалку. За два последних года, проведённых в Тэгу, изменилось абсолютно всё. Хан даже не успел просчитать, когда именно произошёл этот колоссальный скачок в его жизни. Конечно, ничего в этом мире не происходит по щелчку пальцев, но учитывая то, что восемнадцать с лишком лет до этого он провёл в неизвестном коконообразном состоянии, когда возможности развиваться как таковой не было, добиться того, что у него есть теперь за какие-то жалкие два года выглядит до ужаса нереальным. Джисон не может сказать, что его жизнь полностью налажена, не может сказать, что всё ещё не считает практически каждую вону их с сестрой бюджета — потому что считает, время от времени — он не богат, не популярен и не супер-успешен, но это уже лучше, чем ничего. Как минимум, он проснулся от затяжного сна и обрёл новые цели и возможности, на которые в родном городе не было ни сил, ни времени. Хан переодевается, еле шевеля конечностями, и даже плюёт на принятие душа. Всё, чего сейчас хочется — прийти домой, упасть лицом в подушку и проспать миллион часов. В мышцах пульсацией отдаётся приятная боль, а в голове застревает мелодия, которую за последние три часа парень слышал сотню раз. Он напевает её себе под нос, когда выходит на улицу, оставляя позади себя высокое здание. Самым большим везением — а после и самым большим страхом — для Джисона стала стажировка в качестве трейни в филиале одного небольшого агентства в Тэгу. Он подал заявку и прошёл отбор через полтора-два месяца после переезда, когда вдруг оказалось, что с небольшой подработкой и помощью со стороны денег на проживание им с Суа вполне хватает. Тогда же оказалось, что Джисону непременно нужно отвлечься от своих собственных мыслей и заняться кардинальной сменой деятельности. Ему мало верилось, что он пройдёт, потом мало верилось, что сможет выдержать и месяца в качестве стажёра, по прошествии года он думал, что проведёт в качестве трейни не менее трёх лет и не факт, что вообще получит желаемое, но пару месяцев назад ему объявили скорую подготовку к дебюту и это стало словно снег в разгар августа. Неожиданно и невозможно до мозга костей. Он всё ещё не знает, почему вдруг так поверил в свои силы и решил подать заявку. Просто в какой-то момент жизнь превратилась в сплошное «Была не была» и Хан понял, что терять действительно больше нечего. «Нет. У меня нет на это времени, нужно работать, а трейни, насколько я знаю, не зарабатывают. Да и не верю я в то, что что-то получится. Никто никогда не верил» «Я верю» И это стало лучшим решением в его жизни. По пути домой Джисон всё-таки находит в себе силы зайти в магазин, а после на негнущихся усталых ногах наконец поднимается в квартиру. Они всё ещё живут в той небольшой комнатке, которой вполне хватает на двоих, а из соседей только милая тихая женщина лет пятидесяти, и пара студентов, которых почти никогда не бывает дома. Так и сейчас, в одной из комнат только шум телевизора слышно, не больше. Хан оставляет продукты на кухонном столе, а сам плетётся в комнату с огромным желанием завалиться в постель и пролежать в позе огурца следующие три часа. — Привет, — отрывается от тетрадей Суа, когда брат заходит в комнату. — Ага, — Джисон падает на диван, — домашку делаешь? — Ну. Тут немного осталось. Как тренировка? — Не считая отказывающих ног, вполне нормально. — Говоришь так, будто тебе скоро не двадцать один, а все семьдесят, — усмехается девочка и поворачивается к нему на компьютерном стуле. — В душе я старик, — парень стонет в подушку и замолкает. Суа за это время успела стремительно повзрослеть. Может, на неё так повлияла свобода, но со временем Хан начал замечать, что из зажатой девочки, которую ему вечно хотелось защищать, она стала превращаться в довольно саркастичную и самостоятельную особу, несмотря на свой небольшой возраст. Это не может не радовать. Именно к этому я стремился, думает Джисон. К тому, чтобы обеспечить ей спокойную жизнь, без страха собственного дома и недоверия к каждому встречному. Чтобы сестра смогла жить обычной жизнью, не заботясь о том, где ей взять деньги на еду и в чём идти в школу на следующий год. Сейчас они живут именно так. — Всё, — девочка закрывает тетрадь и вскакивает со стула. Джисон в очередной раз подмечает то, как сильно она вытянулась за два года. — Меня позвали погулять сегодня в соседнем дворе. Можно? — Хан молчит, будто пропуская вопрос мимо ушей, потому что мысли его совсем о другом. Он облизывает губы и осматривает сестру. — Подойди, пожалуйста, — тепло подзывает он, и Суа молча садится на пол прямо напротив него, скрещивая худые ноги. Ей определённо нужно побольше кушать. Она заинтересованно наклоняет голову вбок, пока Джисон собирается с мыслями. — Компания даёт мне отпуск на следующей неделе, а у тебя скоро день рождения, поэтому я подумал… мы можем съездить куда-нибудь, если хочешь. Куда-нибудь загород или, может, в Пусан, к морю, как думаешь? Он долго думал над подарком сестре в этом году, несмотря на то, что дни рождения в их семье почти никогда не отмечались. Джисону бы очень хотелось сделать этот день хоть немного особенным, а поездка стала бы прекрасной возможностью провести время вместе. Да и сменить обстановку на парочку дней ему бы самому не помешало. — Я думала, ты поедешь в наш родной город, разве нет? — выдаёт она как ни в чём не бывало. Хан чувствует, как сердце у него подскакивает. Он удивлённо смотрит на сестру, спрашивая: — Что…? В каком смысле? — Ну я просто видела, как ты смотрел билеты, и подумала, что ты хочешь съездить, — Суа пожимает плечами, пока Джисона накрывает. Он не думал, что сестра заметила это. Тем более, он всего лишь смотрел, а вовсе не собирался брать билеты. Это так, чисто из любопытности было. И цена, и время отбытия, и мотели, где можно остановиться. Ради интереса. — Ну я… хотел, да… но пока что не знаю. Это были только предположения, так что… — начинает он, поднимаясь на локтях. — Езжай. Что? — Что? — Хан моргает, словно не со своей сестрой разговаривает, а с привидением с каким-то. Зачем она просит его поехать, когда они могут сгонять куда-то вместе отдохнуть? Могут провести только вдвоём целую неделю в каком-то новом городе или на природе и это стало бы хорошим подарком ей на день рождения, но она отказывается. Суа никогда не отказалась бы от такого. — Я говорю, что ты должен поехать. И правда старый что ли? Не слышишь ничего, — улыбается она. — Да ну, зачем? Мы же специально приехали сюда, чтобы не возвращаться туда больше, — начали с чистого листа, так сказать. Вот только сработало это лишь для Суа. Хотя первое время и она спрашивала, когда они вернутся обратно, и увидится ли она с Юнми. Когда рисуешь на тонкой бумаге маркерами, она оставляет следы на нижнем листе. Вот так и Джисон, перевернул страницу, а там на новом листе пятна от старого. И их, к сожалению, ничем не вывести, как ни старайся. — Не прикидывайся, будто сам не знаешь, — пауза. Он и правда не знает. Точнее не видит смысла в том, чтобы ехать. Возвращаться, перекраивать старые раны, что-то вспоминать. Мозгом он понимает, что должен уже давно отпустить все воспоминания о том городе и о парнях, потому что у Хана давно началась новая жизнь, но у него почему-то не получается. Его посещает чёткое ощущение незавершённости, будто он забыл что-то сделать. И даже если мозг говорит остаться, сердце вторит ему об обратном. — Как его зовут? — осторожно интересуется Суа, пока Джисон смотрит в одну точку, зависая. — Кого? — Того парня, которого ты никак не можешь забыть, — вот так в лоб. Джисону кажется, что он уже в сотый раз за последние пять минут впадает в панический ступор. — С чего ты взяла, что я не могу кого-то забыть? — усмехается он, хотя внутри уже давным-давно догадался, о ком говорит сестра. Этот человек не вылезал из его головы, кажется, с самой последней их встречи. — Я не понимаю, о ком ты говоришь. — Джисон, — зовёт она и моментально встречается с его глазами, — я о парне, чью фотографию ты хранишь в своём кошельке прямо под моей, — девочка опускает взгляд, будто в чём-то провинилась, и добавляет тише: — Я случайно увидела, — Джисон прикрывает лицо руками и шумно выдыхает. — Это ведь с ним ты прощался тогда, на автовокзале? Перед глазами, будто плёнкой, мелькают непрошенные картинки. Каждое выражение лица, каждое слово и чувство будто отпечаталось в памяти, откуда их ничем не выжечь. Придётся просто научиться с этим жить. — Да… да, с ним, — кивает он после недолгого молчания и улыбается больше нервно, чем искренне, смотря на сестру. — А ты случаем не думала после школы в следователи пойти? — Я ещё не решила, — Суа придвигается ближе и меняет тон на заговорщический шёпот. — Так как его зовут? Джисон смотрит на неё пару секунд, раздумывая. А после поддаётся сам себе: — Ли М… Лино. Его зовут Лино. — Странное имя какое-то. Но ладно. В любом случае, я думаю, что если он тебе всё ещё нравится, то ты должен поехать, — ладошки хлопают по бёдрам, и девочка быстро поднимается на ноги. — Погоди, так нельзя. Я не могу оставить тебя одну. — А что со мной случится? Мне двенадцать через пару недель, так что поесть приготовить и убраться я сумею. — Но что насчёт дня рождения? — спрашивает он, когда сестра уже касается дверной ручки. — Давай просто сходим в парк аттракционов, а потом закажем пиццу? Будет классно, — Суа улыбается, а после выходит в коридор, чётко давая понять, что не намерена больше продолжать разговор, и кричит уже с порога последнее: — Я ушла. Дверь за ней захлопывается. Хан кусает губу, продолжая лежать на кровати и с каждой секундой всё сильнее погружаясь в свои думы. Он хотел устроить сестре по-настоящему хороший день рождения в этом году, потому что появилась возможность, но она, судя по всему, как и он сам, не придаёт этому празднику большой значимости, раз может ограничиться пиццей и парком. Джисон тяжело вздыхает, утыкаясь лбом в подушку и чувствует себя просто ужасно. Прошло целых два года, а он до сих пор не знает, что делать, когда думает о Минхо. Что раньше не знал, что сейчас — ничего не изменилось. Джисон не имел помешательства, нездоровой привязанности к человеку и слепого желания быть вместе. У него за эти два года появилось много проблем, которые нужно было решать, появилась стажировка и новые подработки. Даже отношения, которые долго не продлились и, соответственно, закончились ничем, потому что с той девушкой всё было не то. Она не так пахла, не так целовала, не так запускала пальцы в его волосы. Несмотря на то, что имела мелодичный голос, красивую фигуру и была достаточно интересной собеседницей. Джисон списал это всё на простое «Мы друг другу не подходим», хотя на самом же деле ему была нужна не она. Было нужно хоть что-то похожее, отдалённо напоминающее человека, высеченного в памяти острым шпунтом. Но он не был помешан на Ли Минхо. Как это привычно бывает, первое время все мысли и воспоминания неохотно сводились к нему, но позже их стали заменять новые события, новые радости и печали. Плёнка начинала перезаписываться, перекрывая новыми фотографиями старые. Но никогда не стирала их. Чувства никуда не уходили, может, только чуть притупились и отошли на второй план, куда-то в подсознание, где освоились настолько, что мысли о них стали чем-то обыденным. Джисон думал о Минхо всегда, пускай неосознанно, хранил его в своей памяти, не имея даже надежды на встречу. Они ведь ничего друг другу не обещали. Он старался притвориться, что всё в прошлом. Старался забыть и жить новыми ощущениями, но каждый раз проигрывал в себе эту войну, возвращаясь к широкой чеширской улыбке и мягким губам. Все попытки были тщетны. Поэтому Хан нисколько не удивился, что первая мысль, которая его посетила после объявления недельного отпуска, была о Минхо. Проблемой являлось лишь решение: ехать или нет. Хан поднимается с дивана и, подходя к шкафу, вытаскивает из кармана куртки чёрный кошелёк. Раскрывает его, и первое, что бросается в глаза — цветная фотография смеющейся Суа. Ей пять, за спиной, на рабочем столе, маленькая ёлочка с игрушками и гирлянда для атмосферы, за окном темнота, а часы вот-вот пробьют двенадцать и наступит новый год. Он нашёл эту фотографию, когда разбирал вещи после внезапного переезда, в одном из альбомов. Она пропитана невероятным теплом детского счастья и неисчерпаемой любовью. Джисон вынимает её из прозрачного кармашка вместе с той, что лежит под низом и меняет их местами. На бумаге запечатлены две улыбки. Два счастья. Два сердца, переполненные чувствами. Они оба показывают знак мира пальцами и улыбаются, смотря в объектив автомата где-то на ночной улице никому неизвестного затхлого города. Они оба видят себя друг в друге, отражают галактики звёзд в глазах. Они оба влюблены до краёв сознания, хотя никогда не признаются в этом даже самим себе. Они оба боятся потерять друг друга сильнее, чем собственную жизнь. И оба потеряют. Неизбежно. В груди разливается притупленное временем тепло, когда Джисон аккуратно проводит пальцем по глянцу. Ему бы обернуть время вспять и вновь взглянуть на нежную и рассеянную улыбку, вновь услышать звонкий смех и улыбнуться в ответ, переплетая тёплые пальцы. Ему бы всё по новой, но увы, не получится. Хан поджимает губы и смотрит наверх. Цепляется взглядом за неприметную коробку из-под обуви и задумчиво цокает языком прежде, чем подняться на рядом стоящий стул и взять её в руки. Наверное, это просто ужасная идея, но Хан всё же приземляется на ковёр, снимая с коробки крышку. В ней, на первый взгляд, куча хлама. Открытая красно-белая пачка сигарет с надписью «КУРЕНИЕ УБИВАЕТ», купленная год назад — почти полная, только одной не хватает — ароматические палочки с запахом сандала, кипа бумажек, среди которых можно рассмотреть детский рисунок поля на фоне заката и ленту из трёх недостающих фотографий, на которых всё те же улыбки, всё те же чувства и те же сердца. Я скучаю, думает Джисон. Глупее всего было бы отрицать это. Он не терял надежды на избавление от бывших чувств. Ждал, что со временем они просто уйдут подобно любым другим, но глубоко ошибался. С годами они только сильнее прижились, едва ли не стали полноценной частью его самого, и избавляться от них нарочно Джисон больше не видит смысла. Да и не знает как, если честно. «В любом случае, я думаю, что если он тебе всё ещё нравится, то ты должен поехать» Должен ли он? Приехать вот так, без предупреждения спустя два года, когда от него не было ни ответа ни привета — не то чтобы ему кто-то писал или звонил, но всё же. Даже номер Хёнджина он заблокировал, посчитав, что если уж обрывать связи, то с концами. Хотя отказываться от общения с Хваном было не менее тяжко. Джисон до сих пор корит себя за то, что поступил так по-ублюдски и даже не объяснил ничего близкому другу. А ведь Хван всё это время поддерживал его… Да все парни поддерживали и, наверное, переживали. Джисон последний раз проводит пальцем по ленте из фотографий, которая хранит в себе неисчерпаемые воспоминания, и кладёт её обратно в коробку. Из того роя мыслей, что кишит сейчас в его голове, он точно знает только одно. Прошлые проблемы стоит решать прошлыми методами. А с Минхо всё всегда решалось одинаково. Джисон ему поддавался.

***

Время пролетает незаметно. Джисон не успевает опомниться, как выходит на перрон из полупустого поезда — видимо, мало кто приезжает сюда. У него на плече небольшая спортивная сумка, в которую поместились все нужные вещи и дикое желание отдохнуть после длительной поездки. Он до сих пор не понимает, как смог высидеть в два раза больше два года назад в автобусе, но задумываться об этом не приходится, когда Джисон садится в такси. Да, в этот раз он может позволить себе такси, пускай и самое дешёвое. До мотеля Хан добирается за считанные двадцать минут, расплачивается с водителем и так же быстро занимает забронированное заранее место. Признаться честно, по прошествии двух лет здесь ничего не изменилось. За эти двадцать минут поездки Джисон успел заметить, что город всё такой же серый и люди в нём всё такие же неприметные. Хотя сейчас, когда он здесь не живёт, на него вся эта атмосфера серости совершенно не давит. Он проводит лёжа на кровати пару часов, проверяет почту и другие соцсети, замечая новые фотографии от Чживон. Сейчас их общение ограничивается комментариями под фото и поздравлениями с днём рождения, но Джисона это вполне устраивает. Нуну, очевидно, тоже. Из сетей он знает, что девушка сейчас отдыхает на каких-то островах и наслаждается жизнью. Она всё так же одинока в плане отношений, но состоятельна и, кажется, счастлива. Джисон безмерно и искренне рад за неё и так же благодарен за всё, чем она помогала им с Суа. Но даже с такими хорошими людьми пути иногда расходятся. И это нормально. Хан блокирует телефон, поднимаясь с постели. Из-за накатывающего понемногу волнения он вряд ли сможет сомкнуть глаз, несмотря на то, что всю ночь провёл в сидячем положении в поезде и почти не выспался. Решает быстро сполоснуться в душе, надеясь, что это снимет оставшуюся усталость и даст мозгам капельку свежести, которая на этой неделе ему определённо пригодится. Билет обратно домой куплен ровно на ночь с воскресенья на понедельник, потому что в середине следующей недели у Суа день рождения и пропустить его ни в коем случае нельзя. Да Джисон бы и не пытался. Он недолго стоит под горячими струями, ощущая, как расслабляются уставшие мышцы и как твердеют извилины в мозгу, потому что заведённую шарманку уже не остановить. Джисон пытается продумать ход своих последующих действий, потому что сюда он ехал без единой идеи и, наверное, просто ожидал, что его встретят на вокзале с распростёртыми объятиями. Если честно, он даже до конца не знает, чего хочет от этой встречи. Знает только, что желает нестерпимо взглянуть в глаза Минхо вновь, а дальше хоть промолчать с ним до скончания веков. Одежда сменяется на более удобную, ступни ныряют в кроссовки, а телефон в карман штанов, и дверь в номер мотеля за спиной парня захлопывается. Он не знает, ни куда пойдёт, ни что скажет первым делом, просто старается следовать так называемому зову сердца. Смотреть по сторонам, откровенно, не хочется. Каждая частичка в этом городе о чём-то да напоминает. Трещины на зданиях, старый неровный асфальт, выцветшие порой вывески небольших магазинчиков — ничего не изменилось за эти пару лет. Будто жизнь в городе остановилась, вот только время не застыло. Люди так же продолжают стареть и тратить своё здоровье и время на нелюбимых работах и в ненавистных квартирах, оставаясь при этом в одной точке. Сейчас, имея опыт проживания в другом городе, где жизнь кипит, где постоянное движение и развитие, Хан замечает эту разницу намного острее. Даже представлять страшно, что было бы, останься он здесь. Наверное, так и продолжал бы пахать за сущие копейки и грызться с матерью время от времени. Страшно думать, какой бы выросла Суа в этом городе, потому что словом «счастье» тут даже не пахнет. Правильно говорят: повидав что-то лучше, ты уже никогда не сможешь вернуться к прежнему. Так и Джисон, ни за какие деньги не согласится переехать обратно. Он шагает по улице почти слепо — дорогу вспоминает только частями, путается в поворотах и даже открывает гугл карты, хотя точного адреса не знает. Волнение нарастает в нём всё сильнее, как тело чувствует приближение к долгожданному месту, где Хан был, по сути, всего два несчастных раза, и то, что он хотя бы отдалённо запомнил дорогу уже удивительно. Это ведь всегда так будет? Чем ближе Джисон будет подбираться к Минхо, тем сильнее будет нервничать. Хан думает, что ему не помешало бы увидеться и с другими парнями. Всё это время он скучал по ним не меньше и, как и думал, так и не смог найти замену ни одному из них. Правда, у него, как и два с лишним года назад, нет контактов ни одного из них и даже малейшего представления, где их искать. Наверняка в их жизнях тоже многое поменялось. Может, Чонин повзрослел и перестал походить на шестиклассника? Феликс уже должен был поступить в университет, а Крис наоборот, закончить. А как там Хёнджин? Они вообще общаются…? Знакомое здание появляется в поле зрения как-то неожиданно. Джисон ступает на широкое крыльцо и немного мнётся перед входом, как в свой последний раз здесь. Он вздыхает, собираясь с мыслями и как бы говоря себе «Ты уже приехал, бежать некуда», но страх перед неизвестным всё равно не отступает. Два года раздумий, два года неопределённости, неизвестности, тоски, на протяжении которых Джисон даже представить себе не мог, что однажды окажется на этом крыльце снова. Два года жизни с мыслью «Надеюсь, ты счастлив там без меня» и ощущением потери чего-то важного. А теперь Хан хватается за холодный металл и тянет на себя тяжёлую дверь, в неверии всего происходящего. Внутри всё осталось таким же неизменным. Будто они с Минхо только вчера бежали под дождём промокшие до последней нитки и старались не попасть под удар молнии. Только вчера Джисон впервые побывал в его маленькой уютной комнатке, нюхал его футболку в ванной и млел от ощущения чужих пальцев в волосах под играющую на фоне «Not Alone». Только спустя какое-то время после переезда он услышал эту песню вновь в одном из кафе. По телу тогда бежали мурашки, сопровождающиеся мимолётными воспоминаниями. Джисон прочитал перевод тем же вечером, смаргивая с глаз накатившую влагу. И правда красивая была… музыка. Хан узнаёт за стойкой того же охранника, которому передавал записку для Минхо за сутки до своего отбытия. Джисон почти уверен, что в комнате Минхо так же пахнет сандалом, как раньше, а в коридоре до сих пор стоит жухлый папоротник. Здесь вообще хоть что-то меняется? Может, это только для него время шло и теперь, возвращаясь сюда, он попал во временную петлю? Он кивает мужчине, погружённому в чтение, в знак приветствия, и тихо проходит до лестницы. На втором этаже никого, в конце коридора вместо папоротника стоит полупустой кулер, а над ним висит незнакомая картина в рамке. Хоть что-то новенькое. У Джисона кровь шумит в ушах, когда он медленно подходит к двери, на которой красуются золотистые пластиковые цифры «25». Рука заносится над фанерой, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Так всегда было и всегда будет. Даже спустя время Минхо неосознанно будоражит его нервы одним своим именем. Хан стучит дважды. Ответа не следует. Никто не открывает и после третьего раза, и после четвёртого. На пятый Джисон оставляет жалкие попытки достучаться хоть до кого-то и думает, что Ли запросто может быть на работе или учёбе. Он ведь тоже не бездельничал эти два года, наверняка чем-то занят, поэтому не дома, успокаивает себя парень, спускаясь обратно на первый этаж. Он робко, но всё же решается подойти к охраннику и поинтересоваться: — Здравствуйте, не подскажете, парень из двадцать пятой скоро вернётся? Я просто заходил, но мне никто не открыл, — Джисон поджимает губы. Мужчина скептически щурится, смотря на него, а после проводит пальцем по какому-то списку у себя на столе. — Двадцать пятая? — Хан кивает. — А там никто и не живёт. — К-как? — он моргает часто, ощущая, как из-под ног уходит земля. Никто не живёт. В каком смысле, никто не живёт? Джисон шёл сюда с полной уверенностью застать Минхо в своей прежней комнате, но в итоге оказывается, что она теперь пустует. Неужели это значит, что он… — Ну вот так, — незаинтересованно пожимает плечами охранник. — Парень, что снимал комнату, съехал уже около года назад, так что ты малёх опоздал. — А… куда съехал, вы случайно не знаете? — такой надежды в голосе Джисона не слышалось никогда. Он знал всего одно место, где мог найти Минхо, кроме университета, который закрыт по воскресеньям, а теперь оказывается, что здесь он больше не живёт. — Я не веду отчёт. Да и не моё дело это совсем, — охранник качает головой, и Джисону ничего не остаётся, кроме как промолвить «Спасибо» и с опущенной головой выйти на улицу. Это выглядит так наивно. На что он надеялся? Что действительно застанет Минхо здесь, будто тот все эти два года должен был сидеть и ждать его на одном месте подобно несчастному Хатико? Джисону стоит порадоваться, что у хёна тоже получилось, если не выбраться из города, то найти место получше прежней малюсенькой комнатки. Разве это не значит, что у Минхо тоже всё начало идти на поправку? Но радости эти мысли ему всё равно не доставляют. Его целью было приехать сюда, чтобы решить нерешённое. Отпустить то, что терзало его долгое время, завершить, как того требовало сердце. Но что ему делать сейчас, когда единственный путь к цели оказался оборван, а альтернатив попросту нет? Джисон не знает. Вновь ничего не знает, чувствуя себя всё тем же потерянным восемнадцатилетним мальчиком, каким он этот город покинул. Хан не находит идеи лучше, как пройтись по знакомым улицам — по тем, от которых не тошнит, а наоборот, дышится полной грудью. Пешая прогулка в час не то чтобы оказывается сильно полезной, Джисон понимает это, когда заворачивает на одну из главных и самых шумных молодёжных улиц города. Он помнит здесь отточенные танцевальные движения, громкую музыку, толпу людей. А ещё блёстки в волосах, длинную серьгу и широкую улыбку, освещённую розово-фиолетовыми светодиодами. Сейчас же здесь намного тише, чем той ночью. Людей не так много, потому что на небе мерцает солнце, а не звёзды, но Хан даже не уверен, что спустя два года здесь так же собираются толпы молодых людей и устраивают танцевальные батлы, непонятные концерты и много чего ещё. Он осматривает знакомые здания. Место, где в прошлый раз была установлена импровизированная сцена сейчас пустует. Неподалёку стоит фургончик с мороженым, вдоль улицы открыты небольшие магазинчики, но людей всё равно мало. Рядом с лавочками стоит странный саксофонист в солнцезащитных очках и с рвением наигрывает незнакомую Джисону мелодию. Ноги у парня знатно гудят, поэтому он присаживается на скамью, напротив группы оживлённо переговаривающихся девушек, и вытягивает их перед собой. Девушки громко смеются, перебивая звук саксофона, и Джисон невольно, но всё-таки обращает на них внимания. Наверное, когда-то он выглядел со стороны точно так же, находясь в компании, где не страшно улыбаться во все тридцать два и смеяться в голос. Вскоре музыка рядом стихает, а Хан, бездумно уставившись в телефон, невольно улавливает часть чужого разговора. — А когда будет набор, вы не знаете? — спрашивает одна из девушек. — Я слышала, что в начале сентября, — вторит ей другая. — туда, наверное, нереально сложно попасть. — Конечно, блять, это же сам Принц, — Джисон невольно напрягает слух на последнем слове и бездумно упирается взглядом в экран. — У него, кстати, скоро выступление должно быть, вы в курсе? Здесь, бесплатное. — Сто процентов будет ужасная толкучка, раз бесплатно, — возмущается кто-то из компании. — Кто вообще в здравом уме откажется посмотреть на выступление Принца…? — Простите, — прерывает их Джисон, наконец собравшись с мыслями. Если это то, о чём он думает, то не всё потеряно. Диалог этих милых дам не на шутку разжигает в нём огонёк надежды. Девушки моментально затихают, смотря на него. В глаза Хану бросается только одна из них — невысокая, с объёмными тёмными кудрями на голове. — Чё тебе? — тут же спрашивает она, с вызовом обращаясь к Джисону. — Могу я спросить, о каком Принце идёт речь? — потому что при словах «Принц» и «танцы» в одном предложении у Хана в голове всплывает только один образ. — Один из популярнейших молодых хореографов в городе, — усмехается кудрявая в ответ с таким тоном, будто такую информацию стыдно не знать. — Раньше он часто появлялся на этой улице в качестве любителя. Мне нравились его выступления, — выдыхает она ностальгически. — А вы… ну… знаете, может, компанию, где он преподаёт или что-то вроде того? — одно неверное слово и Хан подавится воздухом от осознания ситуации. Что это, если не знак судьбы, если не доказательство того, что он приехал не напрасно? — У него студия, насколько я знаю. А что? — Да так… кажется, это мой старый знакомый, — Джисон поднимается с места и подаёт девушке свой телефон. — Можешь написать адрес студии, пожалуйста, — она поначалу смотрит настороженно, но потом всё же принимает смартфон и вбивает в заметках известный ей адрес. Хан размышляет, что это знак свыше — не иначе. — Спасибо. Уходя, он не замечает странные взгляды компании, провожающие его, а только вводит адрес в картах, чтобы узнать кратчайший маршрут. Сердце в груди заходится с новой силой, потому что Джисон наконец осознаёт: ещё не всё потеряно.

***

Здание, в котором находится студия оказывается не из новых, но выглядит всё равно прилично. На первом этаже за стойкой сидит милая девушка, принимающая у кого-то звонок. Она, кажется, даже не замечает вошедшего Джисона, пробегающегося взглядом по бело-голубому интерьеру. Холл небольшой: одинокая стойка, белые металлические стулья как в больницах, а слева лифт и лестница, ведущая наверх. Парень подходит ближе, когда администраторша освобождается и поднимает на него свои большие глаза. — Здравствуйте, помочь вам с чем-нибудь? — голос у неё приятный, мелодичный, какой и должен быть у администраторш, ежедневно принимающих звонки. — Да, мне нужен… Принц. Танцор. Сказали, что он снимает здесь студию. — Ах, да, — девушка мило спохватывается, улыбаясь ему, и указывает налево, — четвёртый этаж и направо по коридору, пожалуйста. Там будет серая полупрозрачная дверь, вы не перепутаете, — Джисон благодарственно поклоняется ей и вместо лифта выбирает старую добрую лестницу. Сам не знает, зачем, если честно. Страх? Или желание растянуть мгновение до встречи? Вдруг это вообще не тот Принц, о котором он думает, и все его надежды в сотый раз пойдут крахом. Хан поднимается медленно, словно высчитывая под ногами каждую из ступенек и обдумывая то, что скажет в первую очередь. Извинится, наверное, за то, что сбежал так постыдно и тихо, что не попрощался должным образом со всеми остальными. Или улыбнётся и выдаст простое «Привет, как дела?». Если его, конечно, не выгонят до того момента, как Джисон успеет открыть рот. Но не проходит и пяти минут, перед ним уже находится та серая полупрозрачная дверь, про которую говорила девушка, а за ней слышится негромкая музыка и скрип подошвы о паркет. Парень выдыхает, хватаясь за ручку двери, и дважды думает, зачем он вообще заявился сюда. Но после отбрасывает ненужные переживания в сторону и тихо входит в студию. Перед зеркалом в большой светлой комнате двигается под музыку высокая худая фигура в чёрном. Джисон по началу видит только его спину, но после переводит взгляд на зеркало. Танцующий замирает не сразу, а лишь тогда, когда понимает, что в студии он теперь не один. Хан всматривается в худое серьёзное лицо, наполовину скрытое тенью чёрной кепки. Музыка на фоне продолжает играть, пока двое неверяще рассматривают друг друга сквозь отражающую поверхность, боясь встретиться взглядами напрямую. Джисон бы непременно почувствовал, как замерло его сердце в этот момент, то ли от дикого страха, то ли от облегчения, потому что смотрел на него никто иной как Хван Хёнджин, только на этот раз с тёмным цветом волос. Принц отмирает первым, быстро моргая и подходя к другой части студии, чтобы выключить музыку. Как только в комнате становится тихо, он поднимает голову, вновь смотря на Хана, который только и может что поджать губы. — Твою ж мать, — выдыхает Хёнджин и через три размашистых шага уже стоит рядом. — Ну привет… наверное, — Джисон почти сгибается под этим пристальным взглядом и ждёт, что Хван вот-вот начнёт крыть его матом, вспоминая всё «хорошее». Но вместо этого он чувствует, как чужие руки в одно мгновение обхватывают его плечи и притягивают ближе к разгорячённому тренировкой телу. Хёнджин обнимает его крепко, как не делал даже два года назад. От него пахнет потом с примесью одеколона, но Джисон совсем не жалуется, наконец отмирая и обвивая своими руками чужую талию. — Я так сильно хочу ударить тебя прямо сейчас, — говорит он где-то над Джисоновым ухом, и тот мелко кивает, уткнувшись в его плечо. На его месте Джисон хотел бы точно того же. Но Хван не бьёт. Только сильнее стискивает его в объятиях и до сих пор не может поверить, что Хан стоит перед ним живой и здоровый. — Прости, что ничего не сказал вам. И что потом заблокировал тебя отдельное прости, — тихо произносит парень, когда они наконец отрываются друг от друга. Хёнджин на его слова усмехается немного грустно. — Ничего, я не обижаюсь. Просто волновался, как ты там и где. — Ну… вот он я, — разводит руками Джисон и усмехается в ответ. — Ты как меня нашёл вообще? Мог бы хоть в этот раз написать, раз приехал. Номер-то тот же остался. — Услышал про некоего молодого супер-пупер горячего хореографа тире танцора Принца от компании девушек на улице. Мне несказанно повезло, что они знали адрес твоей студии, — суёт руки в карманы и осматривает светлое помещение. — Решил всё-таки уйти в танцы с головой? — Как видишь. — И давно? — Чуть меньше… полутора лет, где-то так вроде, — Хван пожимает плечами, открывая бутылку с водой. — Воу, а как же учёба? — спрашивает Джисон. Он всё ещё помнит его родителей, яро настаивающих на получении образования экономиста. — Отчислился. Без маминых слёз, конечно, не обошлось, но как только я начал получать первые реальные деньги с курсов и выступлений, они подуспокоились, — парень делает несколько глотков и утирает влажные губы ладонью. — Ходил на уличные конкурсы как обычно, на одном из них мне предложили выступить на каком-то мероприятии платно. Ну я и согласился. Потом снял маленькую студию, раза в три меньше чем эта, — он обводит пальцем помещение. — Старые знакомые помогли с раскруткой. У меня, оказывается, целый мини фан-клуб был, представляешь? — Хёнджин усмехается, словно всё ещё не верит в это. — Неудивительно, я тоже был бы твоим фанатом. — В смысле был бы? Хочешь сказать, ты не? — карикатурно прикладывает руку к груди будто удивляется, а Джисона это только забавляет. Он ничуть не изменился. — Ты чего, я самый преданный фанат из всех, — беспокойство понемногу отпускает Хана, когда он видит улыбку старого друга. Хёнджин не злится на него, не ненавидит, не прогоняет. Уже лучше, чем парень себе представлял. — Ладно-ладно, верю тебе, — отмахивается Хван. — Сам-то как? Куда уехал в итоге? Джисон на пару секунд стопорится. Он как-то пропустил мимо ушей то, что Хёнджин в курсе его переезда в другой город, несмотря на то, что сам он об этом никому не говорил. Значит… — Откуда ты знаешь, что я переехал? — он ведь мог просто так перестать приходить. Предать, поиграть и выбросить, как нечто ненужное, что уже изжило себя. Никто даже не подумал об этом? О том, что Джисону просто могла наскучить компания или что он нашёл им замену? Хёнджин молчит некоторое время, потирая шею под кромкой волос. — Лино сказал нам, — произносит он наконец. — После третьего раза, как ты не явился на встречу, появились вопросы, так что… ему пришлось, — Джисон с пониманием кивает в ответ. Значит, всё это время они не считали его уродом и сбежавшим предателем, раз Минхо рассказал им правду. А точнее только то, что от этой правды знал. — Вы… всё ещё общаетесь? — вопрос выходит несколько настороженным. Хван прикусывает щёку, неоднозначно смотря на друга и, кажется, даже не знает, что ответить. Он шумно выдыхает, сверяясь со временем на наручных часах. — Ты сейчас свободен? — Джисон, несколько теряясь, кивает. — Отлично, следующие полчаса я тоже. Тогда, как насчёт пообедать? — Хочешь отвлечь меня чашкой кофе? — Скорее наоборот. Чувствую, разговор предстоит не из коротких.

***

В кафе неподалёку от студии атмосфера, на удивление, приятная. Фоновую тишину заглушает работающая без остановки кофемашина и гул посетителей, которых здесь к обеду собирается предостаточно. Парни сидят за столиком почти у самой середины, из-за чего мимо них постоянно кто-то проходит. Джисон считает это крайне неудобным. — Расскажи хоть, как сам? — спрашивает Хван с набитым ртом, тыкая в сторону Джисона надкушенным сэндвичем. Сам Джисон ничего себе брать не стал — вернулся старый добрый мандраж, поэтому вся еда ему сейчас поперёк горла. Наверное, с такими волнениями ему скоро точно пропишут курс магния. Ну или валерьянки накапают, на крайний случай. — Да как-как, — пожимает плечами он и берёт карандаш из пластикого стаканчика. Такие стоят на каждом столике, а рядом лежат небольшие кубарики, чтобы занимать детей, приходящих в кафе вместе с родителями. Джисону же просто нужно занять чем-то руки. — Нормально. Всяко лучше, чем здесь. — Лино так и не сказал, куда ты переехал. — Тэгу. Не то чтобы далеко, но город явно поприличнее будет, — Джисон вздыхает, прежде чем добавить тише: — Суа там нравится. — Конечно нравится, ещё бы. Тэгу конечно не Сеул, но в разы лучше, чем здесь, — Хёнджин делает глоток с резким «ммм» будто просит, чтобы его пока не перебивали. — А чем занимаешься-то? Смотря на старого друга, Джисон невольно вспоминает и свои истощающие занятия по танцам. Наверное, если бы его тренировал Хёнджин, занятия бы проходили намного веселее, даже если бы заканчивались на прохладном паркете в состоянии умирающей касатки, истекающей потом. — Всё тем же. Рерайтинг, копирайтинг. Пару месяцев подрабатывал кассиром, когда необходимо было. Сейчас… готовлюсь к дебюту, — Джисон отводит взгляд в сторону, лишь бы не видеть реакции Хёнджина. Он не хочет как-то выносить на люди то, что вскоре дебютирует в качестве исполнителя, потому что сам до сих пор не особо верит в происходящее и одновременно с этим боится сглазить. — К дебюту? — Принц вздёргивает бровь. — Скоро будет два года, как я трейни в филиале одного агентства в Тэгу, — кивает Хан, и глаза Хёнджина тут же начинают расширятся. Хоть бы кофе не подавился, думает Джисон, хотя сам он не видит в этом ничего сверхъестественного. Может, потому что эйфория уже давно спала и теперь он просто продолжает работать, предвещая скорый дебют. В любом случае, тренировки и занятия по вокалу уже стали обыденностью, несмотря на всю свою сложность. — Официальный дебют назначен на следующий месяц, но точное расписание пока не утвердили. — Ахиреть, — Хёнджин смеётся, прикрывая рот рукой, — это ж так круто, Джисон-и! — прозвище невольно ласкает слух и заставляет Хана улыбнуться в ответ. — Так получается мой друг скоро будет популярным айдолом. Ну-ка, дай мне автограф. Я потом продам его за бешенные деньги, — он, шутя, протягивает Джисону свой всё ещё наполовину полный стаканчик с кофе, но тот отводит его руку. — Иди ты, блин, — Хан всё-таки немного смущается, хоть и понимает, что Хёнджин просто-напросто стебётся. Над этим ещё нужно будет поработать, потому что взаимодействовать с аудиторией придётся неизбежно. — Что насчёт остальных парней? Ты так и не рассказал. Вы всё ещё общаетесь? — Да. Видимся, конечно, не так часто, не у всех хватает времени, но списываемся почти каждый день, — легко отвечает парень и делает новый глоток. На секунду кажется, что Джисону послышалось. — Не спрашивай, я по глазам всё вижу. Многое изменилось с твоего уезда вообще-то. Всего даже не перечислить за оставшиеся десять минут, — по дороге сюда Хван рассказал, что у него сегодня как некстати назначена важная встреча, поэтому сейчас он продолжает внимательно следить за стрелкой своих наручных часов, дабы не опоздать. — Ладно, может потом расскажешь. Я всё равно здесь до конца недели, — Хан поджимает губы. — Так ты сам и спроси. Мы как раз собирались встретиться на неделе, сходить выпить все вместе. Присоединяйся обязательно, — честно говоря, соглашаться слишком уж боязно. Это Хёнджин принял его с распростёртыми объятиями, а вот как отреагируют на внезапное возвращение блудного сына остальные Джисон даже не представляет. Точнее представляет, но в самых худших сценариях. — Не знаю, Джинни… — Давай, не ломайся. Они будут рады тебя увидеть, я уверен. К тому же Феликс тоже сейчас в городе. Встретимся как в старые добрые, — Хёнджин продолжает напирать. — Я подумаю, хорошо? — улыбается он слегка вымучено. Ему и правда хочется вновь увидеться с парнями, узнать, как они живут сейчас и что в их жизнях изменилось, но никто не даёт гарантии на хороший исход этой встречи. Джисона ведь там даже не ждут. — Хёнджин. Ты знаешь что-нибудь… — осторожно начинает Джисон, царапая подбородок, — знаешь что-нибудь о Лино? — Ах, Лино. Я должен был догадаться, что ты спросишь о нём отдельно, — Хван понимающе улыбается и ставит стаканчик на стол. — Да, я… приходил туда, где он жил, но охранник сказал, что сейчас комната пустует. И раз уж вы общаетесь, вот я и подумал, может ты, ну… знаешь, где он живёт или что-то такое, — он старается звучать незаинтересованно, несмотря на то, что скрываться здесь совершенно не от кого. Хан почти уверен, что Хёнджин не стал бы осуждать его за всё, что было между ними с Минхо. Но главным словом всё ещё остаётся «почти». Хёнджин с ответом не спешит, то ли специально тянет время, то ли старается подобрать слова, чтобы сказать что-то неутешительное. Джисон за это время успевает напридумывать себе столько, что любой фантаст позавидует. Может Минхо давно уехал из города и стал одиноким рыбаком где-нибудь в лесах Амазонки. Кто же знает… Хван смотрит на него так, словно читает открытую книгу. Будто ему известны все его секреты и потаённые мысли, которыми кишела голова Хана последние два года. Джисон так и не поделился с Хёнджином ни единым воспоминанием, касающимся Минхо, оставил всё только для себя, как и хотел. Потому что все слова Минхо, все поцелуи и негласные обещания всегда были только для одних ушей. Для Джисоновых. И ни для кого более. Поэтому да, Хан не сказал ему ни слова, но сейчас Хёнджин выглядит так, будто ему это никогда и не нужно было. Будто понимает всё без слов. — Дай-ка, — он протягивает руку за карандашом, забирая его у Джисона, и быстро чиркает что-то на квадратном листочке. — Это недалеко отсюда. Где-то двадцать минут ходьбы, — говорит Хван, отдавая ему бумажку с адресом. — Ты думаешь оно стоит того? — спрашивает парень, читая адрес, потому что да, он всё ещё сомневается. Всё ещё боится, что Минхо просто-напросто закроет дверь перед его носом и никогда больше с ним не заговорит. Он не выглядел сильно расстроенным в день их прощания и, наверное, не до конца осознавал, что происходит. Но прошло время, а это значит, что многое могло измениться. Как и сам Минхо, в общем-то. — Стоит, Джисон-и. — Что, если он выгонит меня? — спрашивает таким тоном, будто между ними с Хёнджином прошла уже не одна сотня разговоров в обсуждениях Ли, всех его действий и их возможных последствий. И Джисон уже почти готов признать поражение перед самим собой, собрать вещи и уехать обратно в Тэгу, когда слышит рядом с собой: — Разве тебя это когда-то останавливало? И эти слова становятся для него катализатором.

***

Джисон сидит в кафе ещё немного после ухода Хёнджина и бездумно вчитывается в оставленный адрес. За спиной у него шумит бариста, готовя заказ, и шепчутся новые посетители, пока парень всё-таки достаёт телефон и вбивает нужное местоположение в картах. — Джисон, ваши два американо с карамельным сиропом готовы, — сообщает бариста, и тот поднимается, чтобы забрать напитки. Из кафе он выходит в слегка приподнятом настроении, держа в руке картонную подставку с двумя стаканчиками ароматного американо. Джисон всё так же редко ходит по кофейням, но любимый вид кофе за это время у него всё же появился. Время только подходит к шести, когда Хан вышагивает в нужном направлении, замечая вдалеке высокое здание из серого кирпича. Сегодняшний день кажется ему ужасно долгим и одновременно будто течёт сквозь пальцы подобно песку. Слишком много всего за последние сутки успело произойти, после такого Джисону непременно нужна будет передышка, чтобы как минимум привести в порядок все свои мысли. Он удачно прошмыгивает в подъезд, придерживая тяжёлую дверь за выходящим мальчиком, и подходит к лифту. Джисон продолжает твердить про себя цифру восемь до того момента, пока не нажимает кнопку рядом с ней в кабине, и лифт не двигается наверх. Ладони предательски потеют, а сердце колотится о рёбра, словно собирается вот-вот проломить их. В пустом желудке закручивается узел, когда двери перед Ханом раздвигаются, выпуская обратно в чистый подъезд. И вот перед ним нужная квартира. А в ней нужный человек. Тот самый, которым были вечно заняты мысли Джисона. Тот, за чьи объятия он готов был заплатить баснословные деньги. Чьего счастья он желал больше, чем своего собственного. Хан сглатывает, сильнее сжимая в руке подставку со стаканчиками, дабы руки не начали трястись. Он вдыхает поглубже, поднося указательный палец к кнопке звонка, и вновь думает, не напрасно ли всё это. А после нажимает. После короткого трезвона в квартире слышится шорканье чужих ног, и Джисон неосознанно задерживает дыхание. Замок щёлкает дважды. Тело коченеет моментально. Стаканчики с кофе едва не летят на бетонный пол. У девушки, что открывает ему дверь, высокий хвост из тёмных волос, добрые глаза и хрупкая фигура. Она хватается за дверной косяк тонкими пальчиками, настороженно посматривая на Джисона. Тот, кажется, теряет дар речи. Хёнджин ведь не мог перепутать, верно? — Здравствуйте, а вам кого? — приветственно улыбается она. И выглядит всё так же прекрасно, несмотря на растерянность в лице и некоторую робость, которую Джисон невольно за ней отмечает. — Мне сказали, что здесь живёт Ли Минхо, — прокашливается парень, наконец собирая себя в кучу. — Простите, я… не знаю таких, — теряется девушка, часто моргая. Неужели Хёнджин ошибся? Неверная квартира? Может он живёт по соседству? От этой мысли становится совсем немного легче. — Ох, извините. Мне просто сказали, что я смогу найти Лино здесь, — быстро кланяется он и делает шаг назад, чтобы поскорее скрыться с её глаз. — А, вы о Лино, — выдыхает она. Глазами пробегается по внешнему виду Джисона, а после отходит в сторону, приглашая войти внутрь. — Не знала, что к нему сегодня гости. Проходите, он скоро будет. Хан вновь напрягается всем телом и стопорится, потому что не понимает, чего от него хотят. До него доходит только тогда, когда девушка кивает в сторону квартиры, намекая пройти наконец. Наивный, думает Джисон. До ужаса наивный ребёнок. Он ведь и правда думал, что Минхо будет ждать его. Что у него, как и у самого Джисона, не получилось найти никого и ничего похожего. Неужели он надеялся, что остаётся единственным, за кого у Минхо всё это время болело сердце? Конечно, это не так. Глупый, глупый Джисон. Ли наверняка давно завёл счастливые здоровые отношения, в которых не нужно постоянно волноваться, жалеть, бояться сделать что-то не так, вымеряя каждую секунду свободного времени, чтобы побыть вместе. Не нужно прятаться в ночи, прикрываясь другой, несуществующей жизнью. Нужно только быть, ощущая тёплые изящные руки на себе, мягкие поцелуи нежных женских губ и ласку рядом с собой. Прямо под боком в большой двуспальной кровати, а не где-то в Тэгу от человека, который за два года не сказал тебе ни слова. Джисон прекрасно всё понимает. Но больно от этого осознания не меньше. — Они уехали, но скоро вернутся, — бросает она, закрывая за Джисоном дверь и удаляясь вглубь комнаты. — Можете подождать его на кухне. Она милая. Дружелюбная с приятной улыбкой и замечательной внешностью, определённо умная и начитанная, интересная и, наверное, знает несколько языков. Минхо заслуживает такую. Искреннюю, любящую, открытую. Готовую быть рядом и дарить свою любовь безвозмездно. Может, они познакомились в университете, вместе учились и влюбились как-то постепенно. Может, случайно встретились в кафе, пролили друг на друга свои напитки и долго извинялись, глупо улыбаясь, но всё же попросили номера друг друга. А может всё было совсем иначе. Джисон никогда об этом не узнает. Былая нервозность исчезает вместе с желанием бежать, как только Хан опускается на стул на небольшой кухне. Ему не стоит здесь находиться, нужно уйти и сделать вид, что он никогда не приходил. Что не вспоминал и имени Ли, что не носил их совместное фото в кошельке, что для него их прошлое значит ровным счётом ничего. Но он не может. Джисона, по ощущениям, не держат ноги. Он вряд ли сможет встать с этого стула, даже если сильно постарается. Будто вселенская усталость окутывает всё его тело, не давая шевелиться, думать и даже дышать. Становится как-то… всё равно. То самое ощущение, когда ты попросту теряешь ориентир, по которому двигался долгое время. Джисон думал, что последние годы его ориентиром была счастливая обеспеченная жизнь, но, кажется, он очень сильно ошибался.

Right Here — Ashes Remain

Он смотрит на принесённый им остывающий кофе, пока где-то за стеной разговаривает девушка. Она что-то ему рассказывает, но Хан не вдаётся в подробности. Ни единого слова не запоминает, если честно. Все попытки ухватить нить повествования и остаться в реальности, не погружаясь в своё подсознание оказываются провальными. Джисон, не мигая, смотрит в одну точку потухшим взглядом. Что он скажет Минхо теперь, когда знает о том, что у него уже давно другая жизнь? Когда знает, что он счастлив в отношениях, имеет хорошую квартиру и, вероятнее всего, стабильный заработок. У него всё наладилось, ему больше не нужна та поддержка — единственное, что Джисон мог ему дать. Джисон думал, что нет ничего больнее, чем расставаться с человеком, к которому привязано твоё сердце. Но оказалось, что есть: знать, что сердце этого человека принадлежит теперь кому-то другому. Шум на заднем плане различается с трудом. Кажется, хлопает входная дверь и к голосу девушки присоединяются ещё два, а Хан так и сидит, не двигаясь. — Мы вернулись. Ты готова? — Да, сейчас поедем, — за этими словами следует активное шубуршание. — Лино, там к тебе какой-то парень пришёл. Он на кухне. — Чан? Мы ведь договорились встретиться послезавтра, зачем сегодня припёрся, — бурчит уже знакомый Хану голос, а за ним раздаются тихие шаги. Джисон поднимает взгляд к небольшому коридору и невольно задерживает дыхание. Минхо появляется внезапно, замирая каменно при встрече с карими глазами. Он красив. Всё так же красив, как прежде. Русые волосы, стройное тело в привычной повседневной одежде, серьга в ухе и незаменимый блеск зрачков. Будто миллионы звёздных галактик в них отражаются. Совсем не изменился внешне, усмехается про себя Джисон. Разве что медленно сползающая с губ улыбка стала намного ярче. В груди эхом стучит сердце. Минуты растягиваются в часы, часы в дни и месяцы. Минхо смотрит на Джисона неотрывно, будто это какой-то мираж, видение, галлюцинация и выдохнуть не может. Хан позволяет себе лишь гадать, что творится сейчас в его голове, потому что на лице не читается абсолютно ничего. Один только ступор между ними двумя и невозможность найти слов, чтобы завязать хоть какой-то поверхностный диалог. Да он им, наверное, и не нужен вовсе. Но Джисон всё же находит в себе силы, чтобы разлепить губы и произнести сиплое: — Привет, — без тени улыбки и с глубиной сожаления в голосе. Прости — стоит сказать взамен. Что приехал, что ворвался в твою стабильность своей ненужностью, что заставил вспомнить. Минхо моргает часто, в попытке выйти из оцепенения, и делает пару шагов ближе, касаясь рукой ближайшей стены. Даже строить догадки о его мыслях невыносимо страшно. Джисон предпочтёт остаться в неведении и уйти отсюда, не обмолвившись и словом, чем узнать ту действительность, что творится внутри черепной коробки хёна. — Лино, мы поехали! — слышится женский голос в прихожей. В проходе за спиной Ли появляется ещё одна высокая фигура. Парень кладёт руку ему на плечо и улыбается тепло. — Давай, спишемся потом, — Джисон разглядывает в нём знакомые черты: нос с небольшой горбинкой и широкую чеширскую улыбку, очень напоминающую самого Минхо. А ещё блеск металла рядом с бровью. Минхо разворачивается, коротко кивая, и обнимает парня. Они дружески похлопывают друг друга по спинам и окончательно прощаются, поджимая губы. Незнакомец кидает на Джисона несколько заинтересованный взгляд прежде чем скрыться в прихожей, а после покинуть квартиру вовсе, вместе с девушкой. Они остаются одни. И это ощущение единения, если честно, тяготит ещё сильнее. — Ты вернулся, — наконец подаёт голос Минхо, констатируя факты. Пытается сам для себя осознать, что вообще происходит. — Зачем? Он холоден. Джисон чувствует это. Ли отворачивается, упираясь руками в столешницу и прикрывая глаза. Это тяжело. Чертовски тяжело для них обоих находиться сейчас в одной комнате, делая вид, что всё в порядке и вести диалог, словно закадычные друзья. Хан понимает. Он не хочет вновь причинять Минхо боль и не собирается давить на него. Он уйдёт, если тот вдруг попросит. Быстро и без возражений. Но Минхо не просит. Он спрашивает «Зачем». — Я и сам, если честно, не знаю, — открыто выдыхает Джисон. Он не видит смысла врать, когда сам пришёл в этот капкан без единой возможности на спасение. И лишь с одной надеждой. — Хотел убедиться, что всё хорошо, наверное. У тебя и у парней. — А у тебя, — спрашивает Минхо после долгой паузы, — у тебя всё хорошо? Джисон облизывает пересохшие губы и мелко кивает, хоть Минхо его и не видит: — Да, похоже на то. Между ними будто разрастается многолетняя пропасть. Когда нить, связывающая два сердца, рвётся и вы понимаете, что некоторые вещи в этом мире человек предотвратить, увы, не может. Минхо всё же находит в себе силы повернуться и упереться бёдрами в край столешницы, нервно покусывая нижнюю губу. — Прости, не нужно было приезжать… — Как сестра? Говорят они в унисон. Джисон стопорится. В голосе Минхо нет агрессии или ненависти. В нём только некая усталость и капля любопытства, которые он не скрывает. — С ней всё в порядке… — коротко отвечает Хан. — Но мне всё же лучше уйти. Не стоило приезжать. Я просто был немного простодушен в своих надеждах, но это не твоя вина. Извини, — он поднимается со своего места. — Рад, что у тебя… получилось найти нужного человека, — под рёбрами больно колет от этих слов. — Она действительно тебе подходит. — Она? — Минхо хмурится, наклоняя голову. — Да. Та девушка, что открыла мне дверь. Она милая с виду. Ступор. — Бо-оже, — Ли потирает лоб рукой и искривляет губы в попытке не усмехнуться, потому что внутренне ему совершенно не до смеха. — Что? — Ты подумал, что мы с ней вместе? — он смотрит на Джисона и говорит таким тоном, будто тот самый большой дурак во всём мире. Хан кивает. — Ну и ужас. — Да что? — Наён — невеста Хёнсока. Моего старшего брата. И прямо сейчас они на пути к себе домой, где их ждёт маленький четырёхлапый ребёнок по кличке Бендж, — он складывает руки на груди и говорит расторопно, чтобы до Хана, очевидно, дошло каждое слово. Невеста Хёнсока. Моего старшего брата. Джисон с трудом припоминает мимолётные упоминания Хёнсока — того человека, который, судя по всему прощался с Минхо в этом коридорчике несколькими минутами ранее. — Оу… А я подумал… — Ну, получается, что ты ошибся, — выплёвывает, словно Джисон в чём-то провинился. Но вообще-то он и правда провинился, так что любой тон Минхо — даже крик — будет сейчас простителен. — Так значит… вы с братом помирились. Давно? — ненавязчиво начинает он, и Ли вздыхает, перед тем как указать подбородком на стул в просьбе сесть обратно, которую тот, конечно же, выполняет, а сам усаживается напротив. — Я купил кофе, если ты хочешь, конечно, — Хан придвигает стаканчики ближе к парню. Тот смотрит оценивающе, но всё же берёт один в руки. — Спасибо, — поджимает губы и делает глоток — хорошая доза кофеина ему сейчас явно не помешает. А ещё перекур. Вот только сигарет под рукой нет. — Это...? — Американо с карамельным сиропом. Надеюсь, сегодня тебе хочется послаще, — Минхо поджимает губы. Это неловко — сидеть вот так друг напротив друга, перекидываться будничными фразами и смотреть так, будто ничего особенного не происходит. А внутри цунами бушует, разбивая холодные волны эмоций об острые скалы, и обычному человеку его никак не усмирить. У Минхо на губах остаётся кофейная пенка, и хочется очень потянуться рукой и убрать её нежным касанием. Чтобы дыхание замерло, чтобы в глубокие глаза посмотреть друг другу и прочитать всё несказанное и желанное, но Джисон себе запрещает. Поэтому Ли быстро слизывает её, даже не догадываясь о его мыслях. — Так что там с братом? — Помирились, как видишь. Не так давно, правда, но да. Общаемся теперь. — Охранник в здании, где ты жил раньше сказал, что там уже около года никто не живёт. Я рад, что у тебя получилось выбраться, — говорит он искренне. Джисон действительно счастлив, если счастлив Минхо. Именно этого он и желал, оставляя его в этом загнивающем городе. — Да, я тоже. Сейчас всё намного проще, чем раньше, — Хан не замечает, как начинает расслабляться в ходе их разговора. Ведь Ли сейчас с ним, рядом, пьёт купленный им кофе и рассказывает о том, как проходит его жизнь с лёгкой улыбкой на лице. — Ты всё ещё учишься? — Нет, работаю. Литературным переводчиком в филиале издательства. Довольно престижного, вообще-то, — парень пожимает плечами, будто для него эта работа совершенно ничего не значит. Пустяк какой-то. Джисон его понимает — с работой в агентстве такая же ситуация. — Оу, это… правда классно, Минхо, — их взгляды вдруг встречаются, и Ли замирает, опуская стакан, будто хочет что-то спросить, но в итоге выдаёт лишь: — Да, я… тоже так думаю. Тишина между ними становится напряжённой, а собственные мысли почти неуправляемыми. Джисон ощущает, как его тянет к Минхо магнитом. Это странная, необъяснимая потребность быть ближе после столького времени, проведённого вдали друг от друга. Он чувствует, что хочет обнять его, как раньше, хочет увидеть лучезарную улыбку и послушать хриплый голос в ночи. Познать вновь тепло его рук и дыхания на своих губах и рядом с ухом. Чёрт, он так сильно скучал по нему. Но Минхо вряд ли хочет того же. Он ведёт себя отстранённо и осторожно, будто шагает по тонкому льду. Неужели он забыл, что с Джисоном можно не бояться? Или теперь он так не думает? Хана скоро начнёт мутить от того, насколько много он волнуется. Рядом с Лино ведь никогда не было спокойно, разве нет? Он и забыл каково это. Джисон не знает, стоит ли ему что-то сказать. Объясниться, зачем он приехал, сказать всё, что чувствует сейчас и что чувствовал до этого, постоянно прокручивая чужое имя на своём языке. Он не знает, стоит ли оно того, потому что Минхо не выглядит так, будто ему всё это нужно. Не выглядит так, будто ему нужен Джисон в этой, новой жизни. Тогда, два года назад, они были сломлены и потеряны, они нуждались в поддержке и совершенно случайно нашли её друг в друге. Но… сейчас им эта поддержка больше не нужна. Так какой в этом всём смысл? Разве не только поэтому они продолжали всё это? — Так, эм… какие у тебя планы? — Минхо прячет свой взгляд в стакане, чтобы скрыть присущую их разговорам неловкость. Ты и был моим единственным планом, думает Хан. Если честно, у него не было больше ни единой причины для возвращения в этот город. Общения с нуной ему хватает, мать с ним так и не попыталась связаться с самого переезда. Возможно, с ней списывался отец, продолжающий помогать детям деньгами — Джисон не интересовался. Но в любом случае, он приехал сюда не ради матери и не ради кого-либо ещё. Он думал только о Ли Минхо, а бонусом шла вся остальная компания, как бы эгоистично и неблагодарно это ни звучало. Джисон ничего не может с этим поделать. — Ну… я здесь всего на неделю. Не знаю, я ещё не решил, — он нервно поднимает уголок губ, будто это как-то исправит их ситуацию. — Я… виделся с Хёнджином. Это он дал мне твой адрес. — Ну конечно это был Хёнджин, кто ж ещё, — усмехается Минхо без доли удивления. Привычно. — Даже не хочу спрашивать, где ты его встретил. Вы, ребята, из-под земли друг друга достанете. — Это точно. А ещё он сказал, что вы собираетесь встретиться. Ну… все вместе, с парнями. Ли кивает: — Да, собирались. — Он предложил мне… ну, присоединиться, в общем. И я хотел спросить… будет ли тебе комфортно, если я приду и всё такое, — Минхо удивлённо хлопает глазами. Джисон с радостью и без раздумий согласился бы на это предложение, но чувство того, что им с Минхо будет некомфортно находиться вновь в одной компании, разговаривать и делать вид, что ничего между ними никогда не было, не покидает до сих пор. Сам Хан, наверное, смог бы это пережить, но напрягать Ли ему бы не особо хотелось. Всё-таки это его друзья, его среда и его жизнь, а Джисон здесь вовсе посторонний, получается. Он и так ворвался без предупреждения и превратил в бардак всё, что в жизни старшего до этого было аккуратно разложено по полочкам. И если Минхо не захочет видеть его там, в кругу своих близких, частью которого Хан давно не является, он всё поймёт. — Будет ли мне комфортно? Почему ты спрашиваешь об этом? — Просто… потому что мне важно, чтобы тебе было комфортно. Я не хочу как-то мешать своим присутствием и если ты скажешь, что не хочешь меня там видеть, то я не приду, — говорит он на одном дыхании и видит, как Минхо закрывается ещё сильнее. Будто ему неуютно, будто плохо рядом с Джисоном. Что он делает не так? Он что-то не то сказал? Боже, ну почему он такой придурок. — Хей, эм-м, я задел тебя? Прости, если я сказал что-то не то, просто… — Нет, всё… всё в порядке… Джисон, — его имя так непривычно звучит, слетая с губ Минхо. Хан готов похоронить себя в этом звучании. — Я не против, если ты придёшь. — Оу, ну, тогда хорошо, — Хан потирает шею в момент молчания. Кофе, который он так и не допил, уже остыл и теперь не такой вкусный. Словарный запас, кажется, с концами иссяк, потому что сказать ему больше нечего. Точнее есть что, но этого слишком много и, наверное, слишком рано. Джисон не уверен ни в чём и ни в ком, включая самого себя прямо сейчас, поэтому не находит ничего лучше, чем подняться со своего места, пихая руки в карманы, и посмотреть на Минхо сверху вниз. Ему нужно время, Минхо нужно время. Хотя бы пару суток, чтобы обдумать всё, что произошло за сегодня. — Я, наверное, пойду. Не буду тебя задерживать. — Ты вовсе не задерживаешь, — тихо произносит Ли, но парня не останавливает. Только губу нижнюю кусает, изредка посматривая на Хана. Джисон желает услышать в этом «Не уходи, не оставляй меня снова», но это всего лишь обычное утешение, чтобы он не чувствовал себя куском дерьма, попусту отнимающим время. Это нормально. Все люди так говорят. Ему и самому не хочется уходить. Ему бы рукой в мягкие волосы забраться, прижаться ближе и сидеть, обнимаясь, хоть сотню лет, потому что несмотря на то, что между ними в разы меньше сотен километров, Джисон всё ещё скучает. Но Минхо это всё ещё Минхо, а Джисон это всё ещё Джисон. Между ними всё ещё два года молчания, неразбериха в головах и желаниях. И им всё ещё нужно время. — Думаю, я всё же пойду. Нужно разобрать вещи и немного отдохнуть. Сегодня был долгий день, — Минхо поднимается на ноги, следуя за Ханом в прихожую. — Тебе… есть где остаться? — спрашивает он осторожно. Если бы Минхо предложил остаться у него, он бы согласился? Да, нет, наверное. Джисон не знает. — Да, я снял мотель, так что всё окей. — А, да, окей, — Минхо понимающе качает головой, пока Джисон старается не смотреть на него, чтобы не надумать себе чего лишнего. Он сейчас слишком уязвим для неправильных мыслей. — Тогда… я пошёл. — Да… — До встречи? — неуверенно касается дверной ручки и тянет её вниз. — Да, увидимся, — Ли поджимает губы и поднимает вверх ладонь всего на пару секунд. Джисон скрывается за пределами его квартиры, больше не говоря ни слова. Хлопок двери застревает в тишине пустой прихожей. Минхо, словно вымотанный чем-то невидимым, опускается на тумбочку в прихожей, зарываясь лицом в ладони. Сложно. Как же сложно, чёрт возьми.

***

— Тук-тук, — рука касается холодного металла, а в нос ударяет резкий запах машинного масла, бензина и ещё чёрт знает каких химикатов. — Привет, — Крис быстро взметает голову, чтобы посмотреть на пришедшего, и тут же возвращается обратно к машине. Он уже третий день копается под капотом побитой временем серебряной шевроле, а Минхо третий день задаётся вопросом, что же такого интересного можно найти в этой груде металла. — Всё ещё над ней работаешь? Я думал, ты уже закончил. — Да-а, заметил, что здесь шкив насоса гидроусилителя расслаивается, так что пришлось заменить, — он тыкает железным ключом куда-то внутрь конструкции. — Вау, всё так понятно стало сразу. Шкив, гидроусилитель, круто, — Минхо складывает руки на груди и прищуривается, делая вид, словно всё понимает. — Да ладно тебе, — смеётся Чан, — я тут на своих терминах, как всегда, ты же знаешь. — Ну да, нам простым смертным не понять. Крис поднимается, вытирая руки. В небольшой мастерской, где он работает, на самом деле, довольно уютно: старенький диван, кучи инструментов и различных запчастей на стенах и в ящиках, в углу всё ещё стоит недавно подлатанный мопед — Крис его покрасил и заменил истертые шины — а рядом маленький холодильник, в котором чаще всего хранятся напитки и еда для быстрого перекуса, потому что если Чан зайдёт в мастерскую, то выйдет из неё в лучшем случае к семи вечера, забыв элементарно поесть. — Садись, чего встал, — указывает на диван, а сам идёт к холодильнику, чтобы достать банку содовой. — Будешь что-нибудь? — Ли отрицательно качает головой. — Ну как хочешь. Как там дела обстоят с переводом? — Да никак, — хмыкает Минхо, пожимая плечами. — В издательстве сейчас сплошная волокита с документами, поэтому я просто работаю в обычном режиме. Стабильность. — Ну, надеюсь, ты всё же согласишься, — Крис встаёт напротив парня и открывает баночку с газировкой. — Кстати, списывался с кем-нибудь? Чё там, решили, во сколько встретимся? — Нет ещё, — Чан замечает, как друг напрягается на этом вопросе, складывая руки в замок, поэтому хмурит густые брови и спрашивает: — Э-эм, что-то случилось? Минхо не знает. Случилось ли? После его встречи с Джисоном прошло почти два дня, и оба из них в безостановочном обдумывании их разговора и самокопании. Ли отчаянно пытался найти ответ на вопрос, зачем же Хан приехал, в то же время не обнадёживая себя. Но оно получалось как-то само собой. «Он приехал из-за меня? Зачем он пришёл ко мне? Он всё ещё что-то чувствует?» и контрольное «Что чувствую я?». Минхо кажется, что он снова путается, давая себе ложные надежды, и от этого только хуже. Он долго думал над тем, сказать ли Чану о Джисоне. С одной стороны, не хочется грузить друга своими переживаниями вновь, но с другой, они всё равно рано или поздно встретятся, и Бан поймёт все без слов. Поэтому Ли тяжело выдыхает, проводя руками по лицу, и говорит тихо: — Джисон приехал. Этого хватает, чтобы вызвать удивление с протянутым «Ага-а». Минхо уверен, что взгляд сейчас у друга крайне сочувственный, потому что сам на него не смотрит. Хочется спрятаться, и он не знает почему, ведь… Крис в курсе. Да и не только он — остальные ребята, наверное, тоже тогда обо всём догадались, хоть ничего и не сказали. Но Чан единственный, кому Минхо осмелился поведать хотя бы часть того, что чувствовал, и до сих пор винит себя в этом. Не стоило рассказывать, не стоило грузить других людей своими глупыми проблемами и чувствами, от которых он не мог отвязаться. — Вы виделись? — Да, он приходил позавчера. — И? — Чан встаёт напротив и смотрит выжидающе. — Мы поговорили немного. Он спросил, как у меня дела, выучился ли я и всё в таком духе. Ничего более. — А ты ждал чего-то ещё? — Что? Нет, я ведь даже не знал, что он приедет, — кривится Ли так, словно его только что назвали тупым. Однако он понимает, что Чан имел в виду совсем другое. — И… что ты почувствовал, когда увидел его? — Ну я… почувствовал… боже, я не знаю, ясно? — стонет он, прикрывая глаза. Лёгкие сжимаются, когда он начинает думать об их разговоре. Он знает ответ на этот вопрос где-то внутри, но озвучивать его крайне тяжело. Потому что это будет значить полное поражение над самим собой в первую очередь. — Он заявился ко мне домой, весь такой взволнованный, спрашивал всё ли у меня хорошо. Поинтересовался будет ли мне комфортно, если он придёт на нашу встречу в компанию. Так ещё и мой любимый кофе купил, представляешь? Что я должен был думать в тот момент? — повышает голос он скорее на самого себя, чем на Чана, а тот лишь молча выслушивает. — Я даже не знал, что сказать ему, потому что… блять, я так растерялся. Два года и вот он опять передо мной. И я… чёрт, я чуть не предложил ему остаться у меня. Я почти был готов это сделать. — Ну это не удивительно, — Крис пожимает плечами. — Ты ведь скучал по нему. — Да, но я думал, что всё уже прошло, а оказалось... — А оказалось, что ты увидел его, и понял, что это не так. Чувства вновь забурлили, ты ударился в воспоминания, начал всё обдумывать и запутался ещё больше. Чувак, эта тема стара, как мир, — его тон расслабленный и это раздражает, потому что для Минхо этот разговор и последующее решение чересчур важны. Всё, что касается Джисона, важно, если признаться. И сам он так чертовски сильно запутался в своих чувствах, в незнании, что делать дальше: первый шаг, подпустить или оттолкнуть — потому что ни одно из этих решений ему не кажется верным. — Я знаю, знаю, просто… что мне делать со всем этим? — он устало откидывается на спинку дивана. — Я даже не понимаю, чего конкретно Джисон хочет. — Ну так обсуди это с ним. Спроси, зачем он приехал или напрямую, хочет ли он быть с тобой. — С чего ты взял, что я этого хочу? — боже, наверное, он сейчас выглядит как самый нелогичный человек на планете. Разбираться в собственных чувствах всегда намного сложнее, чем в чужих. Особенно если они уже давно покрылись слоем пыли в самом дальнем ящике черепной коробки, и возвращаться к ним ты не планировал. И Минхо тонет в противоречиях, не представляя, как можно принять такое сложное решение всего за пару дней. Он, блять, даже понятия не имеет, чего хочет, и в этом заключается вся проблема. — Потому что ты до сих пор влюблён в него, разве нет? — О боже, нет. Не говори так, — он вновь закрывает лицо руками, пока щёки расцветают алым. Никогда он не использовал слово «влюблённость» для описания того, что творилось между ними с Джисоном. Поначалу это было похоже на глупый интерес, после на простое желание помочь, но когда тепло пустило корни, разрастаясь по всему телу, обвивая его податливое и испещрённое шрамами сердце, Минхо перестало казаться, что это что-то простое. Они с Джисоном не давали этому названия, не вешали на себя ярлыков, позволяя просто быть рядом и делиться тем необходимым, что с таким трепетом находили друг в друге. И никаких названий было не нужно. Но потом всё изменилось. И жизнь внезапно дала трещину. Минхо до сих пор сам себе не хочет признаваться насколько было тяжело, потому что было, чёрт возьми. Потому что без Джисона тогда всё стало каким-то не таким. Даже в компании он себя больше не чувствовал, как дома, потому что без Джисона было как-то некомфортно. Будто у Минхо забрали какую-то важную часть его самого и всё резко пошло по пизде. Но он справлялся. Или по крайней мере думал, что справлялся. Ровно до того момента, пока Чан, сидя у себя на диване в общежитии после тяжёлого рабочего дня не спросил, где Джисон и почему он не приходит на встречи. Оказалось, что Крис замечал изменения за ними обоими — ну конечно, он ведь до ужаса проницательный — поэтому подумал, что Минхо должен знать где и как сейчас Хан. Но к тому моменту он уже не знал. Прошло больше месяца, и с Джисоном могло случиться всё, что угодно, а на душе было всё так же паршиво (паршивая липкость недосказанности). Будто каждый день кто-то внутри выедает сердце чайной ложкой по крупице. И он не сдержался. Слова изливались бескрайними потоками, пока в глазах застывали непрошенные слёзы, которым так и не дали пролиться. Минхо говорил и говорил, то с жалостью, то с нежностью, но в большинстве своём с болью. «Я понимаю его и совсем не виню», а затем «Неужели всё не могло сложиться иначе?» и «Мне так больно, Чан. Я не знаю почему, ведь я должен отпустить его, но это так больно». И тихие слова поддержки в ответ, поглаживания по плечу и обещания, что всё обязательно должно пройти. Боль по крайней мере точно. Минхо не винил Джисона, вовсе нет. Как он и сказал тогда, ему нужно жить свою жизнь, а не быть привязанным к какому-то человеку. Но Ли не учёл лишь одного фактора: он сам успел прикипеть к младшему. К этому разбитому мальчику, собирающему себя, словно разорванный в клочья лист, к его робости и осторожности, к его преданности и нежности. К его настоящности. Может быть именно поэтому сейчас он чувствует себя дельфином, запутавшимся в рыболовных сетях. Он не считает Джисона виноватым, не злится на него и понимает, что принятое им решение было наиболее правильным из всех возможных. И поэтому какая-то его часть готова бесспорно принять Хана обратно. — Лино, посмотри на меня, — Чан придвигает к себе табурет, стоявший около автомобиля и садится на него. Тот убирает ладони от лица и смотрит с опаской, будто его собираются отчитывать, — Он ведь всё ещё дорог тебе, — Минхо ничего не отвечает, поджимая губы. — И, я думаю, что ты ему так же не безразличен. Особенно, если ты был единственным, что держало его в этом городе. «Всё ещё дорог», Минхо не берётся отрицать. Хотя бы потому, что самому себе врать не хочет. Он скучал по Джисону, бывало, думал о нём сутками, когда ничего более в голову не лезло, но продолжал жить дальше, зная, что зацикливаться на одном человеке крайне глупо. На Земле ведь семь с половиной миллиардов людей, неужели он не сможет найти никого похожего, никого, кто сможет вызвать такие же чувства, как вызывал Джисон. Но Минхо не интересно. Он даже не пытается. И он уверен, что был бы в порядке: у него стабильная перспективная работа, любящие друзья и брат, небольшая ухоженная квартирка и здоровый сон — всё, что нужно для хорошей жизни. Он справился бы, ведь воспоминания о Джисоне давно не причиняют ему боли. Вот только заявившийся без причины Хан на воспоминание не похож. Он живой, дышит, говорит совсем рядом. Он всё такой же, как два года назад, каким его помнит и хранит в своём сердце Минхо. Ли был бы в порядке — это бесспорно. Если бы ему не дали надежду на ещё один шанс. — Всё… слишком сложно. — Он вернулся ради тебя, — мягко произносит Чан, из-за чего в грудной клетке что-то подскакивает, — я уверен в этом. Так почему хотя бы просто не выслушать его? — Что, если он вернулся не ради этого? Я просто выставлю себя идиотом, — он чувствует, как краснеет от одного представления подобного разговора. — Если он действительно так важен для тебя, попытаться всё равно стоит, — Крис постукивает пальцами по горлышку бутылки. — Просто делай то же, что и в прошлый раз — прислушивайся к своему сердцу. Я уже говорил тебе, что Джисон славный малый. Он ни разу не давал повода в себе усомниться. После этих слов Крис поднимается с табурета, оставляя Минхо практически наедине со своими мыслями, и направляется обратно к машине. Он бросает что-то о том, что осталось доделать совсем немного, и Ли кивает, соглашаясь немного подождать. Ему всё равно нужно несколько минут, наполненных стуком железа о железо и тихими бурчаниями механика себе под нос, чтобы переварить все прозвучавшие до этого слова. «Потому что ты до сих пор влюблён в него, разве нет?» «Он ведь всё ещё дорог тебе.» «Он вернулся ради тебя.» «Он ни разу не давал повода в себе усомниться.» Чёрт бы его побрал, этого Бан Чана. Несколько минут проходят слишком быстро. Минхо приходит в себя, когда капот шевроле захлопывается, а инструменты летят обратно в ящик. Чан улыбается, споласкивая руки и лицо и меняя рабочую майку на чистую чёрную футболку. — Ну что, идём? — спрашивает он, поправляя растрёпанные волосы. Минхо тяжело вздыхает и поднимается с дивана. У него ещё будет время до пятницы, чтобы разложить всё по полочкам в своей голове. Он непременно со всем разберётся. Чан закрывает мастерскую на ключ. Непременно.

***

В мотеле назойливо капает вода из подтекающего крана, а за окном то и дело с шумом проезжают машины. Джисон лежит на спине, рассматривая чисто белый потолок номера. На дверце шкафа висят рубашка, не так давно принесённая из прачечной, и джинсы от и до замазоленные глазами. Парень тяжело вздыхает и накрывает ладонями лицо. Он так и не смог принять окончательного решения, хотя его, очевидно, ждут. Хёнджин, которого Хан разблокировал вечером того же дня, как встретился с ним, скинул место встречи, а после несколько смешных картинок — новые, Джисон таких не помнит. Обновил свою коллекцию за два года. Хан успел заучить отправленный адрес, вбить его в поисковике и узнать, как туда добраться. Но так и не решил, пойдёт он или нет. Минхо сказал, что ему будет комфортно в присутствии Джисона. Остальные такого не говорили. То, что сказал Хёнджин, что они якобы будут рады его видеть, не даёт никакой гарантии. Лишь предположения. Так с чего Хан взял, что тот же Мин-мин не погонит его оттуда? До отвратительного неправильно исчезать на два года без объяснений и возвращаться так же. Неправильно втираться в доверие, а после ломать всё, что успел настроить. Неправильно бросать тех, кто тебе дорог. Однако Хан сделал всё вышеперечисленное и уверен, что сам бы себя не захотел видеть после такого. И вот сейчас он лежит и битый час истерзывает себя. До выхода остаётся всего ничего — минут десять от силы, а у Джисона нервы натягиваются с каждой секундой, как скрипичные струны. Потому что он всё ещё боится осуждения людей, чьё мнение когда-то для него значило непредельно много. Не уверен, что сможет вынести, если увидит отвращение в их глазах. Джисону страшно. Ужасно страшно и трудно. Телефон, лежащий рядом с головой, загорается уведомлением, и Хан чуть не вздрагивает. Он неохотно тянется рукой к смартфону, и когда видит сообщение, прикрывает глаза. D-PrinceHwang: Ты уже вышел? Встретимся внутри, ок? Он кусает губы, смотря в экран. Может быть я никогда и не был их частью? Может я всегда был лишним, а Хёнджин так добр ко мне, потому что мы были близки? Что, если они не считали меня своим и забыли сразу же, как я уехал? Я не важен для них. Я был никем и остался никем. Призрак. Как пятое колесо в их совместной крепкой дружбе. Возвращаться не имеет смысла. Я только больше всё разрушу. В груди зудит от желания кричать. Лучше ему снова уехать, не портить никому жизнь своим присутствием, притвориться, что его здесь не было. Джисон кивает сам себе. Да, так будет лучше для всех. Тишину вновь прорезает звук уведомления. D-PrinceHwang: Смотри, что нашёл, кстати [вложение] Хан колеблется, смотря на уведомление, прежде, чем открыть диалог. Во вложении прикреплено двухминутное видео с чёрным экраном на заставке. Наверное, какой-то очередной прикол или что-то в этом духе. Джисону совершенно не до смеха сейчас, но он всё равно нажимает плей. Из солидарности. — Нет, нет, подожди! — доносится смех. Чернота исчезает, когда камера выравнивается. Джисон различает в тусклом цветном свете Хёнджина и Чонина. — Не трожь меня, — визжит последний, когда его торс обхватывают руками и прижимают к себе со спины. — Ну я же так люблю нашего малыша Йе-енни, — тянет Хван и стискивает младшего сильнее в объятиях. — Эй, я тоже хочу обниматься, — наигранно обиженный голос, после которого в кадре появляется профиль Джисона. Он дует губы, смотря на друзей. За его спиной, у расписанной граффити стены Мин-мин, Лино и Феликс переговариваются, крутя в руках светодиодные палки. Хёнджин ослабляет хватку, выпуская Чонина, и, ни секунды не медля, налетает на Хана сжимая его в объятиях с несколько болезненным смехом. Кадр плавно сменяется. Музыка, игравшая на заднем плане и приглушённая шумом разговоров и смеха, нарастает, перекрывая всё остальное. На видео Феликс запрыгивает на спину Чана, широко улыбаясь и сцепляя руки на шее, пока Лино держит телефон за кадром. Дальше танцующие неизменным дуэтом Принц и Феликс, влезающий посреди съёмки Чонин, разноцветные светодиоды, сияющие фонарики, разрисованные стены, много смеха, танцев, улыбок и тепла, лучащихся из каждого в этой несчастной компании. Где-то в середине Хан останавливает ролик, невольно вылавливая взглядом себя и Сынмина на заднем плане. Они стоят в стороне, разговаривая о чём-то своём — он уже не вспомнит о чём именно, это была какая-то глупость для разряжения обстановки — и посмеиваясь время от времени. Джисон цепляется за его плечо во время смеха, а тот бережно похлопывает его по спине. В видео запечатлено не так много моментов, но каждый из них пропитан такой нежностью, что сейчас у Хана сердце невольно сжимается. В самом конце, когда музыка стихает, Чан поворачивает камеру на себя, жмурясь от яркого света вспышки. Он обнимает за шею и треплет по волосам подошедшего ближе Джисона, когда сзади, прыгая, к ним подлетает Хёнджин, за ним Чонин и Феликс. — Фоткаешь? — спрашивает самый младший и активно машет ладошкой. — Нет, запись всё ещё идёт, — отвечает Крис и сильнее вытягивает руку, чтобы все влезли. Минхо и Сынмин подходят последними, подпихивая парней, из-за чего те корчатся и толкаются. Все они выглядят довольными и уставшими, смотря в объектив Хёнджинова телефона и улыбаясь, тесно прижавшись друг к другу. Они всё ещё побитые жизнью несмышлёные подростки, хватающиеся друг за друга из последних сил. Потому что это единственное, что у них есть. — Кто-нибудь что-то скажет? Или так и будем просто в камеру пялиться? — спрашивает Лино. — Мин-мин ест козявки, — говорит Чонин и тут же сгибается с громким охом, когда чувствует, как его щипают за бок. — Молчи лучше, козявка. — Иногда вы такие идиоты, честное слово, — усмехается Хван. — Но я всё равно вас люблю, — камера трясётся из-за Чанова смеха, когда за его спиной поднимается новая волна гомона, а после всё замирает и картинка рассеивается, превращаясь вновь в чёрный экран, и видео сворачивается. D-PrinceHwang: Два года назад я пытался подать доки в одну компанию на роль бэк-танцора Они просили несколько видео в качестве портфолио Вы помогали мне с одним из них Меня, конечно, так и не взяли Но парень, который делал монтаж потом помимо основного видео сделал ещё и вот это По приколу Джисон думает, что прикола здесь как-то слишком мало, когда смаргивает непрошенные слёзы и поднимает лицо от экрана, тяжело вздыхая. Вновь смотрит на рубашку и джинсы на вешалке шкафа, но по ощущениям внутренние весы неопределённости, наконец-таки качнулись в одну из сторон. D-PrinceHwang: Ладно, всё Ждём тебя, короче И Хан поднимается с кровати.

***

Администраторша мило улыбается, приветственно кланяясь в ответ, и указывает рукой вглубь зала. В небольшом китайском ресторанчике пахнет пряностями и чем-то жареным. Людей немного, играет приятная традиционная музыка, создающая ещё большую атмосферу спокойствия и умиротворения. Но Джисон всё равно волнуется, ступая по паркету к угловой части зала, где, скрытый за широкой ширмой, стоит большой круглый стол. До его ушей уже доносится весьма оживлённая беседа, сопровождающаяся глухим стуком бокалов о стол. Джисон невольно различает высокий смех Хёнджина вместе с чужим басом и прикрывает глаза. Всё будет хорошо. Они ждут тебя. Соберись, чёрт возьми. Он вдыхает поглубже, касаясь пальцами каркаса из тёмного дерева, и сдвигает его в сторону. Голоса затихают в ту же секунду, как на Джисона обращается шесть пар глаз. За столом с уже принесёнными горячими блюдами все лица страшно знакомые и незнакомые одновременно. Он рассматривает каждого в спешке, не зная, за кого ухватиться, пока собственное сердце чуть ли рёбра не пробивает. Хан сжимает руки в кулаки, входя и задвигая за собой ширму. Ему кажется, что волнение вот-вот достигнет своего предела, когда он слышит: — Джисон? — голосом Сынмина. — Вот это гости, — Хан ищет глазами того, кто это сказал и натыкается на худого темноволосого парня. Чонин сильно повзрослел, удивляется он про себя, осматривая острые черты лица и широкие плечи. Даже его голос заметно изменился. — Привет, ребята, — нерешительно кивает он, наблюдая удивлённое лицо Феликса и с привычной добротой усмехающегося Чана. Наверное, Минхо рассказал ему, что Джисон придёт. — Иди сюда, садись. Тебя одного ждали, — Принц указывает на единственное свободное место за столом, предназначенное специально для Хана. Между ним и Минхо. Джисону кажется, что он уже чувствует, как напряжение и непривычность вьют лозы вокруг его горла. Беседа, которую парни вели до его прихода, видимо, забылась, и теперь все взгляды направлены только на него. За столом воцаряется странная тишина, которую Хёнджин, мельком осматривая всех сидящих, спешит прервать: — Давайте поедим наконец. — Согласен, — потирает ладони Крис. — Я такой голодный, просто ужас, — говорит Чонин, когда начинает разносится звон столовых приборов и парни по очереди накладывают себе в тарелки приглянувшиеся блюда. Хану есть не особо хочется — в горле будто всё ещё ком стоит, несмотря на то, что стрелы гнева в него никто не пускает. По крайней мере пока. Он накладывает себе немного мяса и салат и тихонько поклёвывает для вида, пока остальные, явно проголодашиеся, активно трапезничают. Тарелка сидящего по правую руку Минхо и вовсе остаётся полной — парень только изредка попивает сок из высокого бокала, крепко сжимая его в ладони. Джисон думает о том, чтобы поинтересоваться, всё ли у него хорошо, но решает, что это будет лишним. — Ну рассказывай, какими судьбами, — спрашивает Феликс, сидящий прямо напротив, когда тарелки пустеют как минимум на половину. — А то я аж прифигел чутка, когда тебя увидел. — Да как-то так получилось, — пожимает плечами Джисон, стараясь ни на кого не смотреть. — Ну судя по всему получилось очень удачно, — улыбается Бан Чан. — Мы тут все очень рады тебя видеть живым и здоровым, Хан. Голова парня тут же взметается, наблюдая, как все за столом кивают, соглашаясь со словами Криса. Чонин запихивает в себя ещё один тоненький кусок мяса и улыбается с набитым ртом. В душе он всё тот же ребёнок. Хёнджин кладёт руку Джисону на плечо, когда тот переводит неверящий взгляд на него. А после на Минхо, который, встретившись с карими глазами, полными скрытой надежды, легонько улыбается и кивает, вслед остальным. «Я тоже», говорит он этим кивком, «Тоже рад видеть тебя и скучал не меньше». И Джисона вдруг отпускает. Его окружают всё те же нежные и родные взгляды, что два года назад, в их последнюю встречу в тени ночного города. Всё те же люди, чьи сердца готовы были принять нелюдимого запуганного мальчика, нуждающегося в поддержке и любви. Те, кто сделал Джисона тем, кем он является сейчас. Починившие, вдохнувшие жизнь. И готовые сделать то же самое вновь. Потому что Джисон, сидящий перед ними, тоже ничуть не изменился внутренне. Он всё так же осторожничает, боится сделать ошибку, но забывает, что здесь можно ничего не бояться. Никто его не корит и не ненавидит. Никто не хочет, чтобы он уходил. Каждый — Хан видит по блеску в их глазах — понимает и принимает его таким, какой он есть. Со всеми страхами и ошибками, со всеми промахами и несказанными «Прощай» в последний момент. Любит его настоящего. И объятия их наверняка такие же тёплые, как прежде — в этом не приходится сомневаться. — Как вы тут вообще? У всех всё хорошо? — интересуется он, накалывая на вилку болгарский перец. В желудке постепенно просыпается голод, и Хан вспоминает, что за сегодня выпил только кружку кофе. — Да всё круто, правда, — оживляется Чонин, вытирая рот салфеткой. — Феликс так вон вообще тоже свалил отсюда. — Куда? — Закончил школу и поступил на вышку. Университет Конкук в Сеуле, — поясняет Ли, смущаясь заинтересованного взгляда. — Ничего себе… — Ага, Феликс-то у нас оказывается мега-мозг. Все экзамены на высший балл сдал, представляешь? — говорит Хёнджин. — Иди ты, Джинни, там не было ничего такого. А за поступление вообще родителям спасибо. — Да конечно-конечно, пизди больше. Я что по-твоему, не сдавал эти экзамены что ли? Говорю, их только мега-мозг сдаст. Ну или в твоём случае скорее просто секси-брейн. — Дурила, — Феликс закрывает лицо руками. — Мы всё ещё ждём, когда нас пригласят на свадьбу, — громко шепчет Сынмин, наклонившись к Джисону, а того на смех пробирает. Не доставало ему таких глупых дружеских перепалок. — Ну а ты как, Мин? — Хан невольно подмечает его лёгкие синяки под глазами и осветлённые волосы. Сынмин больше не выглядит одетым с иголочки: его одежда не идеально отглажена и кардинально отличатся от того, в чём парень ходил раньше. — Нормально, — хмыкает он. — Съехал от родителей, кстати, — брови Джисона взметаются вверх. Вот так заявление. — Не удивляйся так, всё прошло со скандалом и обидой со стороны родителей. Но этого и стоило ожидать, мы ж не в сказке какой. — А, эм… и куда ты съехал? — В общаге живу при колледже. Не особо богато, конечно, но всяко лучше, чем с сумасшедшими родительскими замашками, — пожимает плечами. — Мы сейчас начали общаться немного, но они, видимо, всё никак не могут свыкнуться с тем, что я живой человек с собственным мнением и вполне дееспособный, чтобы принимать решения. О, а ещё мама до сих пор уговаривает меня перекраситься обратно, — обращается он уже ко всем парням. — Ой, да забей. Тебе идёт осветление, — отмахивается Чонин. — Я знаю! Корни уже отросли, кстати, нужно снова покрасить. — Приходи к нам с Чаном, ещё с прошлого раза краска осталась. — Ой, опять будете на всю кухню вонять этой своей химией, — стонет Крис, закатывая глаза. Джисон бегает взглядом от одного парня на другого, стараясь ничего не упустить. — Так, стоп-стоп. Что значит «к нам с Чаном»? — он тычет металлическими палочками в сторону Чонина. — Вы типа… живёте вместе? — Ага, я ему, считай, опекун, — кивает Чан и усмехается, когда младший начинает возмущаться. — Э-э, ничего подобного! Он мне не опекун, — он поворачивается к Джисону. — Мы просто живём в одной квартире, потому что так легче, — парень бурчит себе под нос, заминаясь, и сконфуженно приминает листья салата в тарелке. — Так, я вообще ничего не понимаю, — Хан хватается за голову. Оказывается, за эти два года произошло намного больше, чем он себе представлял. — Давайте по порядку. И они рассказывают. Время неумолимо бежит вперёд, пока парни повествуют о своих нынешних жизнях, посвящая Джисона во все самые важные события. От половины из которых челюсть едва на пол не падает. Чонин рассказывает о своём выпуске из детского дома — сейчас он уже совершеннолетний и может самостоятельно зарабатывать на хлеб, чем активно занимается. Поначалу было трудно: он остался без крыши над головой, а из денег были только пара десятков вон, выделенные детским домом. В большинстве своём никого не волнует, как складывается судьба сирот после выпуска, поэтому Чонин нисколько не удивился подобному обращению и особого страха взрослая жизнь, почему-то, не вызывала. Он всегда знал, к кому может обратиться за помощью, что и сделал в итоге. Чан приютил его почти сразу, как стало известно о скором выпуске. Сначала в небольшой общажной комнате с одной скрипучей кроватью, — сам Крис спал тогда на полу — а после, когда поднакопил достаточно денег с мастерской, смог снять им с малым скудную квартирку, в которой они живут до сих пор. Чонину было неудобно стеснять хёна и наживаться на нём, но ни на одну из достойных подработок его не брали из-за отсутствия элементарного опыта работы. Приходилось довольствоваться раздачей листовок. Ровно до того момента, пока Минхо не предложили официальную работу в компании. Когда закончилась стажировка, а нагрузка с каждым днём только стала возрастать, он понял, что не вывезет больше работы официанта. Да и незачем она — денег хватало на квартплату и еду, поэтому надрываться лишний раз Ли больше не видел смысла. Но огорчать Хэчана своим уходом и обременять его поисками нового официанта не хотелось, а Чонин, отчаянно ищущий подработку, был как раз кстати. Хэчан, конечно, взял его сначала на испытательный срок, но вскоре смягчился и дал мальчишке шанс. Именно поэтому Ян сейчас работает на полную ставку, оплачивая половину стоимости аренды и закупая продукты в их с Чаном общий холодильник. Правила, действовавшие в компании, как между делом узнаёт Джисон, стали ослабевать почти сразу, после его переезда в Тэгу. — В какой-то момент мы просто поняли, что это было глупостью, — поясняет Чан. — Когда мы создавали эти правила, нам всем нужна была лишь слепая поддержка и ноль расспросов о личной жизни. Нам просто хотелось отключить голову на время, побыть с людьми, которые не будут рыться там, где сильнее всего болит, — Джисон понимает. Он ведь и сам именно этого искал изначально. — А потом все как-то незаметно притёрлись друг к другу, поговорили то тут, то там, узнали друг друга получше. Раскрылись, — парень поджимает губы. — И поняли, что нам это больше не нужно — скрываться. Смысла на встречи только по ночам, как и сил на них, больше не было, и в один из дней мы просто обменялись номерами, — он шумно выдыхает, складывая руки в замок на столе, и смотрит на Джисона. — От того, что мы не называли друг друга друзьями смысл не изменился. Мы всё равно ими были. Всегда. Хранить тайны всегда нелегко. Особенно когда твоя тайна — самая близкая на свете компания из семи человек, включая тебя самого. Удивительно, как они смогли продержаться настолько долго, встречаясь только ночью, в то время как нуждались друг в друге гораздо больше одного-двух раз в неделю. Джисон восхищается их выдержкой, рухнувшей только тогда, когда всем стало невмоготу. Они начали с малого. Встречались раньше — по поздним вечерам — списывались для удобного времени, когда какая-то часть надуманных ими правил всё ещё продолжала действовать. Невозможность позвонить, написать или прийти за советом в любое время дня и ночи, когда у тебя всё для этого есть — только номер набери — давила не на шутку. Поэтому со временем переписок становилось всё больше, а встречи всё раньше. Появился даже общий чат, существующий и по сей день. Конечной точкой стал день, начавшийся с сообщения Чонина о том, что через две недели ему будет негде жить. Они тогда на протяжении нескольких дней обсуждали, как же быть, подключая всю возможную помощь. Даже Феликс, уже уехавший в Сеул, засуетился и предложил выслать ему немного денег. Чонин, со своей выскочившей, как ненавистный прыщ, гордыней, конечно же отказался. Но, когда было решено съезжаться с Чаном, деньги всё же упали старшему на карту. После этого статус ночной компании был окончательно снят. Но Джисон думает, что оно к лучшему. Если парни решились на такой большой шаг, значит это было тем, в чём они все нуждались. Они преодолели все мучавшие их страхи, смогли вырасти в своих собственных глазах и понять, что больше не являются теми, кем были больше полугода назад. Они стали справляться со всеми проблемами, выстраивая свою жизнь по новой в тех цветах, в которых хотели. И никто больше не смел ограничивать их и говорить, что они делают что-то неверно. Они все наконец выкроили себе возможность на лучшую жизнь. Сейчас, позабыв обо всех прежних переживаниях, Джисон наблюдает за ними и восхищается в открытую. Он больше не видит перед собой сломанных жизнью, запуганных и обречённых подростков, которых случайно встретил в подворотне. Теперь это люди, знающие себе цену. Понимающие свои цели и стремящиеся к чему-то лучшему каждый божий день. Они ценят то, что у них есть и тот путь, который им пришлось пройти ради того, чтобы оказаться сегодня в этом ресторанчике и иметь возможность вкусно поесть без надобности считать каждую вону. Сейчас они наконец такие, какими хотели быть несчастные два года назад. Счастливые. — Погоди-погоди, — машет руками Феликс. — То есть ты хочешь сказать, что сейчас состоишь в агентстве и на полном серьёзе готовишься к дебюту в качестве соло-артиста? — в голосе его искреннее удивление. Хан и сам бы не поверил, услышь он такое от человека, который выглядел как дохленький комарик и не имел никаких амбиций в свои восемнадцать. — Ага, — кивает он в ответ и ухмыляется. — Правда, скорее всего придётся перебираться в Сеул вместе с сестрой, потому что там находится главный штаб. Но это не такая уж большая проблема. — Супер! — радостно восклицает Ли. — Сможем встретиться значит. — А, кстати, Лино, а ты уже сказал им? — Чан поднимает голову и встречается с хмурящимся другом. — Сказал что? — Минхо отпивает сок, не отрывая от Бана вопросительного взгляда. — Что тебе предложили перевод в новый филиал издательства, — говорит он, а после кивает на Джисона, добавляя: — В Сеуле как раз. Ли давится напитком, тут же прикладывая к губам руку. От парней слышится тихое «Ого, что?», пока Хан, приоткрыв рот, смотрит на Минхо. Тысяча мыслей ураганом проносятся в его голове, переворачивая вверх дном всё надуманное. Почему он не сказал? Согласился ли на перевод? Значит ли это, что у них есть шанс? Тот часто моргает, посматривая на него в ответ, и старается откашляться. — Нет… ещё не говорил, — сипло отвечает Минхо. — Да и я не решил ещё, поеду я или нет, поэтому пока это всё не точно… — Ну слушай, что предложили это уже хорошо, хён, — Феликс пожимает губами. — Да ну, чего тут думать? Нужно точно соглашаться, — говорит Хёнджин. — Вот и я говорю, грех терять такую возможность, — Чан складывает на столе руки и подаётся вперёд. — Да мы тут все один сплошной грех, — смеётся Чонин, поочерёдно смотря на хёнов. Минхо кусает губу и мнёт в руке салфетку, которой только что вытирал руки. — Давайте не будем об этом сейчас. Я расскажу всё, когда окончательно решу, — отсекает он, и за столом повисает тишина. Джисон не прекращает смотреть на парня так, будто надеется вычитать что-то по одному только дыханию. И Минхо этот взгляд чувствует даже слишком сильно. Через несколько секунд не выдерживает и поднимается из-за стола. — Пойду покурю, — бросает непринуждённо и вскоре скрывается за ширмой, попутно доставая пачку сигарет из кармана брюк. Джисон растерянно оглядывает парней, которые, кажется, совершенно не удивлены такой реакции. Может, Минхо изменился намного сильнее, чем он предполагал? Ли выходит на балкон. Прохладный ночной ветер треплет волосы и лезет под тонкую ткань, пуская по телу мурашки. Парень глубоко вдыхает, медленно упираясь локтями в железные перила, и прикрывает глаза. С балкона вид потрясающий: в городе уже зажглись огни, на небе расцветает холодная луна, а где-то вдалеке с приглушённым шарканьем проносятся машины — но внутри у Минхо полнейший раздрай и думать о прекрасном — последнее, что ему хочется делать. Он перехватывает губами вынутую по пути из пачки сигарету и грызёт зубами кончик прежде чем поднести огонь. Руки мёрзнут, пока Минхо затягивается и тяжело выдыхает смог через ноздри. На языке горчит, парень хмурится, мечтая утонуть в темноте опущенных век. Столько мыслей и ни одной правильной. Минхо ударяет себя по лбу нижней частью ладони и шепчет: «Глупый, глупый, глупый» — когда вспоминает брошенную парой минут назад фразу. Он ведь уже всё давно решил. Дверь за его спиной хлопает, впуская в тишину ещё одного человека. Он опирается на перила рядом, оставляя метр между ними, и смотрит вдаль. Молчание напряжённое, давит на виски. Сказать что-то впервые становится так трудно, а удержаться хотя бы от мимолётного взгляда ещё труднее. Парень начинает первым: — Лино, — произносит Джисон, делая паузу. — Они всё ещё зовут тебя Лино, — прозвище, произносимое из собственных уст, не на шутку режет слух. Хан привык к тихому и мелодичному «Минхо», которое кроме него больше, почему-то, никто не использовал. — Почему? Парень молчит, стряхивая пепел. Будто слова подбирает и в глаза старается не смотреть, в то время как Джисон жадно всматривается в выточенный профиль. — Не нравится, — он поднимает на него взгляд лишь на долю секунды, а после возвращается к тлеющей в руке сигарете, — как звучит. — Вообще или… — От других, — быстро поясняет он, как бы закрывая тему. Джисон понимает всё сам. — Хорошо, — Хан качает головой, рассматривая припаркованные внизу машины. — Ну а… что насчёт Сеула? Ты правда не решил или просто… — Чего ты хочешь, Джисон? — выходит несколько грубо. Минхо находит в себе силы посмотреть на него и тут же жалеет, увидев, насколько парень оказывается растерян. Ничуть ни меньше, чем он сам. — Зачем ты приехал? Честно. Хан ёжится, поджимая губы. Он бы сказал Минхо всё при самой первой встрече, если бы был уверен во всём хотя бы на восемьдесят процентов, но проблема в том, что его вера не дотягивает даже до двадцати. Минхо прямо сейчас ощутимо выпускает колючки, которые однажды Джисону посчастливилось сгладить. И в голосе его такая смесь отчаяния и надежды, что в груди у Хана невольно щемит. Он видит в блестящих глазах точно такой же страх, какой ощущает сам, и это делает только хуже, потому что слова подобрать не получается совсем. — Что ты хочешь от меня услышать? — спрашивает тихо и как-то отчаянно. В этом городе его будто накрывает вселенской усталостью, и парень неминуемо преклоняет голову. И хоть Минхо не отвечает, сверля его взглядом, он знает, что ответом будет «Правду», поэтому произносит: — Что я приехал сюда ради тебя? Да, это так. Я думал, что забуду со временем, но ты был везде: в вещах, в воспоминаниях. В моём сердце, — как бы глупо это ни звучало. И нет больше смысла что-то скрывать, ведь самое важное он уже сказал. Он вернулся ради Минхо. Поэтому всё остальное Джисон говорит на чистоту. — Я не знал, чего ждать от этой поездки. Всё было спонтанно. Просто надеялся, что найду тебя здесь, а дальше будь что будет. Но теперь мне кажется, что это была не такая уж хорошая идея, — он пожимает плечами, не замечая, как Минхо заламывает брови. — Я так сильно скучал, что даже не подумал о том, захочешь ли ты видеть меня вообще. Что у тебя тут может быть своя, другая жизнь, и что мне в ней больше нет места. Кажется… так оно и получилось. — Ты придурок, Джисон. Ты знаешь об этом? — Ли сглатывает, шмыгая носом. Их взгляды пересекаются, и Хан кивает, мол «Да, знаю». Минхо выбрасывает окурок с балкона и полностью разворачивается к парню, заставляя того выпрямиться. «Я не решил ещё, поеду я или нет» — наглая ложь. Минхо уже почти согласился на перевод, долго думать над этим не пришлось. Перспективы в работе, большой город, новые знакомства. Всё ему будет только на руку. Но согласиться он решил вовсе не по этому поводу. «Есть вещи, которые ты просто не можешь оставить до определённого момента» — сказал он однажды Джисону. И этот город был такой вещью. До какого-то момента. Ещё два года назад, отпуская Джисона в другую, новую жизнь, он знал, что не готов сам уезжать. Не готов был оставлять работу, друзей, воспоминания и образы, с которыми так и не справился до конца и которые непременно преследовали бы его в любом из городов. Он не смог бы убежать, как это сделал Джисон, отпустить, начать сначала, потому что его здесь было слишком много. Было за что цепляться и ради кого остаться. У Хана таких вещей не было. Кроме Минхо, разумеется. И сейчас он понимает, что перерос всё это. Ему больше не нужно цепляться за что-то здесь, его больше ничего не держит. Минхо стал другим человеком. Настолько, что прошлое, из которого он сплетён, больше не является его частью. Он больше не тоскует по матери, как два года назад, благодарно улыбаясь небу и шепча ей «Спасибо» за всё. Он не думает об отце, с которым так больше ни разу и не связался, и считает, что это только к лучшему. У него за спиной красный диплом и работа переводчиком в хорошей компании, а ещё потрясающие друзья, поддерживающие его во всех начинаниях, и обещающие присылать посылки на день рождения и звонить каждый день, когда он уедет, потому что так они делают с Феликсом. Поэтому Минхо соглашается. — Если бы ты только знал, сколько я думал о тебе, — серьёзно говорит он, смотря Хану прямо в глаза. — Сколько возвращался к воспоминаниям, где есть ты, и жалел, что отпустил тебя. Но каждый раз одёргивал себя, говоря, что так правильно. Что так лучше для тебя, — у Джисона подрагивают губы то ли от холода, то ли от боли, с которой Минхо говорит всё это. — И я знаю, что так правда было лучше. Просто я всё равно… боже, — он закрывает руками лицо и выдыхает устало: — я так скучал по тебе. Джисону кажется, что мир в этот момент замедляется. Он больше не слышит шума улицы, не ощущает бегущего по коже холода. Он так ярко чувствует Минхо перед собой, что всё остальное невольно затмевается. И каждое его слово, которое Хан лихорадочно обрабатывает, каждое действие, открытость, которую он вновь ему показывает, будто снимает с себя доспехи и складывает оружие, добивают для Джисона сто процентов. — Я не знал, зачем ты приехал и не хотел тешить себя ложными надеждами. Твердил себе не надумывать ничего лишнего и вот теперь я даже не знаю, что сказать, когда услышал правду, — Ли мотает головой, вжимая пальцы в глаза. Голос у него всё тише и тише, словно парень сейчас расплачется. Джисон подходит ближе. — Потому что… как бы глупо это ни звучало. Ты тоже всё ещё везде, Джисон. — Минхо, — говорит он и робко касается пальцами его предплечий, заставляя отвести руки от лица. — Всё в порядке, слышишь? Я… думаю, я чувствую то же самое, — Минхо открывает лицо, замечая, как близко теперь стоит Хан. Он чувствует тепло, исходящее от его тела, и непривычный запах духов, и не верит, что они вновь говорят вот так открыто и голо, без подтекстов и опасений. Что вновь открываются друг другу, потому что оба хотят этого. Оба чувствуют одно и то же. — И, если честно, я не хочу прекращать, — выдыхает Джисон. — Я не хочу оставлять тебя снова. — Хорошо, — мелко кивает Ли и шмыгает носом. — Хорошо. Потому что я тоже не хочу, — он робко тянет руки, высвобождая их из Джисоновых оков, и кладёт на его плечи. Медленно обвивает шею, пока Хан прикрывает глаза и с тихим наслаждением льнёт ближе. Поддаётся теплу, сцепляя руки на чужой талии и утыкаясь носом в плечо. Он чувствует дыхание Минхо своей грудью, его руки, поглаживающие волосы, и мелкую дрожь, которая время от времени пробивает и его самого. Джисон обнимает его как в последний раз, сдерживаясь, чтобы не прижаться до хруста костей, и зажмуривается. И им больше не нужны никакие слова, чтобы понять друг друга. Потому что сейчас два сердца бьются в унисон, деля одно тепло на двоих, как и надежду на что-то лучшее в будущем. Они всё ещё не дают этому названия, потому что их чувства друг к другу кажутся намного выше любых слов. — Я собираюсь согласиться, — говорит Минхо, заставляя Джисона немного отдалиться. — На перевод, — Хан удивляется, бегая от одного глаза Ли к другому, пока внутри у него разгорается ликование. Он сдерживается, чтобы не начать улыбаться как последний идиот, пока окончательно переваривает информацию. — Думаю, это правда хорошее предложение. И я готов его принять, — он кивает сам себе, пока губы Джисона всё же расползаются в мягкой улыбке. — Так значит… — неуверенно начинает он, пока Минхо всё ещё удерживает руки на его плечах, — ты, я и твоя работа в Сеуле? Минхо усмехается. — Ты, я и моя работа в Сеуле, — кивает он. — Получается что так. Джисон улыбается глупо, прижимая парня к себе вновь. Кажется, его сердцу теперь не хватит и пары сотен лет, чтобы насытиться присутствием, запахом и теплом Минхо. Всё вокруг медленно возвращается на круги своя. Шум машин и свет вывесок снова мельтешат на фоне. Спокойствие разливается в груди, топя под собой все прежние переживания. Нежность греет сердце и душу, залечивает раны, шепчет, что в мире больше не будет боли. Для них двоих больше не будет.

***

— О, ну неужели вы вернулись, — восклицает Чонин, когда видит задвигающих ширму Джисона и Минхо. У них румянец на щеках от холода улицы и лёгкие, немного виноватые улыбки на лицах. — А мы тут как раз обсуждали, чтобы встретиться ещё и на выходных, раз уж вы двое, — он указывает поочерёдно на Феликса и Джисона, — две занятые писи, скоро уезжаете. — Хорошая идея, — кивает Хан, садясь на своё место. — Где хотите? — Можно у нас дома, — говорит Чан. — Как раз Сынмина покрасите. — Да у вас там ни пройти ни проехать, нас будет семеро человек. Как в муравейнике, вот точно, — возмущается Хёнджин, и Ян уже собирается пуститься в защиту их маленькой квартирки, когда Минхо выдаёт: — Можно у меня, — он пожимает плечами. — Места как-никак побольше. — Решено, — улыбается Феликс. — В воскресенье у тебя. Минхо тепло улыбается, кивая, и берёт в руку палочки, чтобы хоть немного поесть — он так и не притронулся к своей еде за этот вечер. Джисон с нежностью за ним наблюдает, пока его не прерывает громкий голос Бан Чана, копающегося в кармане своих джинсов. — Раз уж мы собрались все вместе впервые за такое долгое время, я думаю, это замечательный повод для фото, — в его альбоме за последние два года таких фотографий накопилось больше сотни, если честно, но каждую из них Чан бережёт и любит всем сердцем. Потому что на них запечатлены улыбки самых близких ему людей. Парни кивают, сдвигая стулья в одно место, чтобы влезть в кадр, зажимая Джисона, Минхо и Хёнджина посередине. Они быстро кучкуются, пока Чан включает камеру и вытягивает руку, вставая со своего места. Джисон чувствует своим коленом колено Минхо и улыбается ему немного неловко, когда их взгляды встречаются. Хёнджин незаметно усмехается, поправляя руку Феликса, подошедшего сзади, на своём плече. Хан пробегает глазами по друзьям, ловя их счастливые улыбки, направленные в объектив и окончательно убеждается в том, что всё это было не зря. Прямо сейчас его окружают люди, ради которых он, не задумываясь, отдал бы последнее, что у него есть. Он всё ещё готов упасть на колени и просить прощения за все свои проступки и причинённую им боль, но они ничего от него не требуют. Потому что просто любят его. Самой настоящей искренней любовью, которой друзья любят своих друзей. Самых родных и близких. И Хан платит им той же монетой. На обществознании в школе рассказывали, что семья является нашим тылом, крепостью, за которой мы можем спрятаться. Джисон больше не считает это брехнёй. Потому он наконец нашёл свою. — Итак, на счёт три, — говорит Чан, возвращая парня на Землю. — Раз. Джисон поворачивает голову и смотрит в объектив небольшой камеры на телефоне. Улыбается. — Два. Руку под столом обдаёт чужим теплом. Мягкие подушечки пальцев ползут по ладони, осторожно накрывая её целиком и немного сжимая. Хан переводит взгляд на сидящего рядом Минхо. Сердце колотится в груди, когда он встречает лучезарную улыбку и видит в тёмных омутах прежние искорки, которые так яро желал лицезреть вживую, а не с воспоминаний или фотографий. Минхо дарит ему всего себя. И Джисон забирает всё без остатка. — Три. Раздаётся щелчок камеры, затем ещё один, запечатлевая на фотоплёнке Чанова телефона момент, когда Джисон безнадёжно отдаёт сердце в чужие руки, связывая себя и Минхо новыми, самыми прочными на свете нитями. И клянётся не отпускать. Минхо верит. За окном на тёмном полотне сияет холодом одинокая луна. И разлучённые звезды в ярком свечении софитов находят друг друга вновь.