*
Одиннадцатый век лёг голодной и жестокой пеленой на весь земной шар. Смятение и печаль подстерегали людей за каждым каменным углом. Для обычных крестьян нет ничего ужаснее, чем невыживший урожай. Скот, со временем идущий на пропитание, да и тот был единственным их счастьем. Деревушка посреди густого леса не была привлекательна и, тем более, посещаема. Она состояла лишь из пятнадцати с половиной домов, стоящих параллельно друг другу. Один из них стоял поодаль от других, из-за чего и был прозван брошенным. Облезлое маленькое здание, с тенистых сторон заросшее тягучей травой, находилось прямо у входа в дремучий лес, где, как ходили старые легенды, обитали ведьмы. Страшен он был тем, что в нём никогда не бывает света, он всегда утопает в непроглядном тумане, подстравивая человеческий глаз так, будто деревья растут прямо из облаков. — Папа, а что находится в нашем лесу? Мальчик, доросший до шести лет, сидел на коленях у покрытого щетиной отца. Тот, в свою очередь, задумчиво курил сигару, поглядывая в мутное окно. Выдохнув порыв дыма, он, на секунду закатив глаза, ответил: — Там, сынок, проклятые земли. Никто и никогда не должен заходить на территорию этой прокисшей земли. Оттуда живыми не возвращаются. — мужчина прищурил глаза, сказав последнюю фразу хриплым голосом. — Почему? — серьёзно спросил парень, будто разозлившись. Масару потрепал сына по выступавшим волосам. — Наши предки утверждали, что в тех местах живёт демон. — придерживая правой рукой за плечо мальчика, старший Бакуго состроил печальное лицо. — Демон с изогнутыми рогами на голове и чёрными, как уголь, глазами. — с каждым новым словом его пальцы сжимали белую ткань, перетирая между фалангами. — Он породил ведьм и заставлял тех похищать скот; детей; ещё не уродившийся урожай, оставляя предков без крошки пропитания. Многие годы они голодали. — задумался мужчина, постукивая указательным пальцем по маленькому плечу. — Голодали. — И что потом? — вновь прозвучал любознательный голос. — Ни к чему тебе знать продолжение этой выдуманной истории. — Масару взял сына за подмышки и опустил на скрипящий пол. — Уже виден закат, кое-кому пора в кровать. — он жестом указал в сторону небрежно заправленной постели. — Нет! Я хочу знать, чем закончилась история! — детский визг раздался по сухим стенам домика, выгоняя ползучих насекомых из трещин половиц. Белоснежные щёки надулись, а багровые глаза приобрели нестрашную злость и недовольство. Мальчик имитировал протест. Бакуго устало вздохнул и, ещё раз указав пальцем на ложе, грозно повторил: — Кацуки, немедленно в кровать. Взгляд отца мальчуган осилить не смог. Поражённый он побрёл в угол комнаты, садясь на край постели. И, драматично фыркнув, зарылся в одеяло. — «Сегодня снова… — побоялся думать Масару.—…неспокойная ночь.»***
— Опять ты?! Мы дали тебе ясно понять, чтобы ты больше не появлялся здесь! Или преподать тебе урок ещё раз? — трое детей, на два года старше, преградили Кацуки дорогу. По наказу матери мальчик направился в лавку самого лучшего пекаря станицы. Взяв за одну монету буханку хлеба, Бакуго направился домой, после чего и напоролся на сельских хулиганов. — С дороги. — невозмутимо процедил пепельноволосый, сжимая ручки сумки. — А? С какой-такой дороги? — наигранно говорил один из обидчиков. — Почему мы должны пропускать внука предателя? Красноглазый навострил уши, делая хмурый вид. — Смотри-ка: задели за живое? — улыбался он, подходя к напряжённому парню. — Таким, как ты, подходит только одно место: мёртвый лес! — выставив руки вперёд, мальчик толкнул Кацуки на землю. Упав рядом с протоптанной тропой, Бакуго левой рукой задел расплывшуюся грязь на травянном участке. Переведя сверлящий взгляд на обидчиков, он нейтрально спросил: — Предателя? — Именно. — влез другой. — Твой дед продал всех детей нашей деревни демону в обмен на своего сына! Светловолосого тронули слова ненавистного мальчика до самого сердца. Не подав виду своей заинтересованности, парень выгнул бровь, из-за чего показался на вид пофигическим ребёнком. — Эй! Не стойте, как истуканы! — проорал глава детской шайки. — Его нужно хорошенько проучить! Один из них схватил Кацуки за немного грязные волосы и потянул на себя. Другой же порвал белую накидку Бакуго, ухмыльнувшись. Сам виновник драки стоял неподвижно до тех пор, пока из леса не раздался грохот, будто что-то грамоздкое упало на землю. Вороны, каркая, разлетелись по сторонам, привлекая большее внимание. — Демон проснулся! — завопили хулиганы, в страхе убегая. — Будь ты проклят, внук предателя! Златоволосый перевёл взгляд на кроны деревьев, просматривая уже чистое небо. Ничего не говоря тем парням вслед, он встал на ноги, отряхнул клочки земли и направился домой.***
— Да где же он?.. Масару носился по дому, как ошпаренный кипятком. Было видно: он что-то потерял — что-то дорогое. Мужчина заглядывал под кровати и столы, смотрел в видимых щелях и углах. Его нет. Даже в тайном месте, где он и находился по сей день. Пусто. Кацуки, вошедший в комнату, кинул книгу на пол, призывая отца обернуться. — Так это всё не простые сказки? Мальчик сузил расстояние между бровями. Стоя в проходе, он недовольно и даже обидчиво смотрел на старшего Бакуго, не отводя пронзительных глаз. — Где ты его взял? — нервозно поинтересовался Масару, медленно беря книжку в руки. — Ты скрывал настоящую историю про демона и детей, которых он забрал! — кричал пепельноволосый. — Сначала ответь: где ты его взял?! — не уступал брюнет. — Под половицей твоего стола! — всё-таки ответил Бакуго. Мальчик заметил, как озлобленное лицо отца меняется на встревоженное. — Да, я много раз видел, как ты его туда прячешь! — Что именно ты прочёл? — спросил мужчина. — Всё! Твоё детство и твоего отца, который, попросив у того самого демона урожай на один лишь год, не исполнил свою часть договора и из-за этого демон забрал всех детей из деревни, оставив только тебя! — сорвался на крик парень. Масару был удивлён. Злиться толку не было, а правда. Она бы вышла наружу, со временем. — Сынок, ты всё не так понял. — оправдывался Бакуго. — Демоны — существа хитрые и бескорыстные. Они не знают, что такое честное слово и обещание. Тот урожай, который был обещан, так и не появился. Отец предложил свою жизнь в обмен на еду, но всё пошло совершенно иначе. А люди сочли моего отца клятвопреступником. — А дети? Куда подевались дети? — мальчик сжал кулачки. — Они просто испарились. — ответ был прост и быстр. — Кацуки, сынок, никогда не ходи в этот лес. Я надеюсь, ты понимаешь всю суть этой истории. Это клеймо на нашей семье именно из-за меня и матери. Отцу просто нечем было нас прокормить и он решил обратиться к низшему божеству. Пепельноволосый поджал губы, в следующую секунду скривив. С трудом поверив эту историю, мальчуган твёрдо решил никогда не заходить на запретные земли. Жить с оскорблениями и тыканиями пальцев было достаточно неприятно.***
С течением лет, мальчик возмужал. Из милого паренька он превратился в накаченного и красивого парня. Также, со временем, и про демона, и про детей все забыли. То было дело давно минувших дней, а ворошить прошлое всегда не к добру. Кацуки, находясь в состоянии за себя постоять, с лёгкостью разгонял нежелательных людей подальше от своей личности, намекая на негладкий характер. — Кацуки, сыночек, не подсобишь? — Старик, опять выперся с больной спиной дрова таскать?! Да что ж вы, старпёры, такие неугомонные? — возмущался красноглазый, нагибаясь. — Вот, решил каминку затопить, а то нынче холод пробирает. — сказал пожилой Акито. — Какой ещё холод? — не понял Бакуго, понимая, что сейчас довольно жаркое время года — лето. — По ночам становится жутко холодно, сынок. — ответил мужчина в преклонном возрасте. — Будто всякий ужас выбирается из мёртвого леса на поиски добычи подобрее. — мямлил он, беря небольшие брёвна. — Отступись, старик! — остановил его парень. — Я сам донесу все поленья в дом! — Вот спасибо тебе, милок. — прочавкал Акито, идя за красноглазым. — «Вот ведь. Сумашедший старикан.» — пронеслось в голове красноглазого, после чего он сразу забыл предпосыл дурацких слов.***
— Кацуки, милый, почему твоя тарелка ещё полна? — Мицуки поставила кувшин молока на стол, останавливаясь возле сына, который лениво перебирал ложку в чашке с вчерашней кашей. — Не хочется. — он вяло ответил, оставляя кухонный прибор в покое. — «Не хочется?» — женщина вопросительно переспросила подростка, удивляясь. — Ты уже несколько дней так питаешься. Вон, погляди, как осунулся. — она прикоснулась к щеке Кацуки, немного поворачивая его голову в сторону, из-за чего он прорычал: — Сказал же! — вскипел он. — Всё нормально. — Бакуго Кацуки! — разозлилась Мицуки, ударив по столу. — Мы находимся не в том положении, чтобы каждый раз отказываться от еды! — Я не говорил ничего подобного. Просто не могу есть. — Может, у тебя болит что-то? Или температура поднялась? — заволновалась женщина, трогая лоб сына. — Конечно, нет. — отмахнулся пепельноволосый, смотря на серую массу. — И, всё-таки, нужно позвать лекаря! — старшая Бакуго закопошилась и, накинув старое хаори, собралась выходить из дома. — Стой! — крикнул красноглазый. — Не ходи. Я съем. Выбора у парня, как такового, не было. Поднеся ложку ко рту, он, сдерживая ком в горле, запихнул кашу в рот. С трудом пережёвывая склизскую еду, Бакуго нахмурился, смотря на мать. Она, в свою очередь, недоверчиво подошла к сыну и, потрепав того за волосы, сказала: — Осточертело каждый день питаться одной только кашей? Бакуго вопросительно посмотрел на мать, задерживая вязкую еду в правой щеке. — Да, конечно, понимаю. — призналась пепельноволосая. — Меня саму уже порядком тошнит от этой серой массы. Но, как говорится: «Что уродилось, то и ешь.» Кацуки ничего не говорил. Ком, сидевший в горле, рвался наружу, отчего парень вскочил из-за стола и выбежал наружу, прикрывая рот ладонью. Выбежав на улицу, Кацуки упёрся правой рукой о пошарканный угол дома, наклонившись. Всё, что он ел в последние дни вышло наружу, оставляя в полости рта неприятный запах и жжение. Мицуки всполошилась. Сына она таким никогда не видела. Быстро выйдя на улицу, она увидела светловолосого: всего изкорченного, согнувшегося пополам; кашлял так, будто вдохнул полной грудью плотный дым сигары, при этом запивая водкой. — Кацуки! Дорогой, всё нормально? — она подошла к парню, глядя его по спине. — Почему так внезапно?.. Что с тобой? Красноглазый смахнул слюни с дрожащих губ рукой, косо смотря на замаранную зелень. — Ага. — отошёл он от матери, не смотря в её сторону. — Всё отлично. — Да как же так?! В наше время такое совсем ненормально и недопустимо! — кричала женщина. — Я позову знахаря! — А?! Какой ещё знахарь?! Тот, шелудивый старикашка, который при виде меня, сразу начнёт распускать свои руки?! Пожалуй, вынужден отказаться! — махнул рукой парень, качая головой в противном жесте. — Нечего придумывать очередные сказки! Он довольно мудрый целитель! Вот, к примеру, дед Акито, вечно со своей больной поясницей мучался, а после визита лекаря сразу на ноги встал! — заступилась за доктора Бакуго. — Конечно, встал. Кто ж после пинков под зад не вскочет с кровати? — ехидно проворчал Кацуки, складывая руки на груди, выгибая светлую бровь. — Ах ты мелкий сопляк! — разозлилась Мицуки. — Пойми же ты, что с таким не шутят! За последние четыре года наша деревня потеряла многих, будь то голод или обычная простуда! Пепельноволосый шикнул: — Чёрт возьми. — Не сквернословь, молодой человек. — нахмурилась женщина, расставляя руки в бока. — Никогда не будет лишним провериться. Я всё сказала. Бакуго закатил глаза от высказываний матери, но, сдавшись, противиться не стал. Он лишь удалился в свою маленькую комнату и, усевшись на кровать, вздохнул большой поток воздуха, смотря на покоцанный угол.***
— Кацуки, не вежливо так грозно смотреть на того, кто пришёл вылечить тебя. — тихо прошипела Мицуки, сидя рядом с сыном. Светловолосый быстро оглядел мать, вновь смотря на стоящего напротив лекаря. — Серьёзно? Этот старик таращится на меня, как умалишённый! На кой притащила его сюда?! — сдерживался красноглазый, злобно скалясь. — Он вылечит тебя! Тебе нужна помощь! Если состояние ухудшится, что прикажешь нам делать? — Да просто скажи ему, что это обычное несварение желудка! — предложил Бакуго, выгибая брови. — Нечего вольничать! — злилась старшая Бакуго. — И не смей его снова бить! — пригрозила пепельноволосая. — Прошу вас, доктор, можете приступить к осмотру моего сына. — обратилась она уже к целителю. — Д-да, разумеется. — запыхавшись, ответил полулысый мужчина. После, Мицуки вышла из дома, громко закрыв дверь. Повисла нагнетающая и разъедающая тишина. Неловкость давила на атмосферу, заставляя говорить. — П-позвольте мне осмотреть вас, господин Кацуки. — пропел знахарь, протягивая трясущиеся руки к парню. — В-ваше тело, как произведение великого исскуства!.. Разрешите проверить... — Руки убрал, старый пердун! — отмахнулся Бакуго. — Прошлого раза не хватило?! Шишан на лбу перестал болеть?! — Ч-что вы, неописуемый Кацуки! Вы были бесподобны, когда прикасались ко мне! — говорил мужчина, улыбаясь. Лопнуло. — Озабоченный старик! Ты меня достал! — орал красноглазый, пихая мужчину к выходу. — Выметайся! — Н-но господин Кацуки! Вам же нездоровится! — В твоём присутствии мне становится ещё хуже! — «плевался ядом» Бакуго. Всё же парень вытолкнул осточертелого мужика за дверь, проорав тому ещё пару «ласковых». — Дуралей! — шлепанула по макушке сына Мицуки. — Я не желаю, чтобы меня ощупывал этот извращённый старикан! — проворчал светловолосый, махнув рукой. — Этот мальчишка!***
Весь остальной вечер Кацуки провёл в комнате, лёжа на кровати. Живот всё больше и больше начинал болеть, а кожа потела так, словно он только что вылил на себя ведро воды. Масару с Мицуки не находили себе места: бегая по дому, наливали воды в деревянное корыце; протирали парню лоб и грудь; поили чаем с мятой, но состояние только ухудшалось. Наутро Бакуго совсем поплохел: дышать становилось трудно и больно; нижняя часть живота начала вздуваться: при малейшем касании пепельноволосый начинал истошно орать; слёзы держались на ресницах, не успевая стекать по горячим щекам. Казалось, живот разорвётся на части, после чего и смерть подойдёт нескромно. — Дорогой, я хочу обратиться к Чиё-сан! — расплакалась Мицуки. — Та старушка в придворном дворе? — вопросительно отозвался Масару. — Безумие! Нам просто-напросто не успеть добраться до неё! Нужно всеми силами уменьшить его боль! — Я это и хочу для него сделать! — сорвалась на крик женщина, распахивая дверь. — Я отправлюсь. — Вижу, вы меня ждали. — Шузенджи-сан? К-как вы?.. — заикалась Мицуки. — В сторону расспросы. Ваш сын. — Да, мой сынок, он... — начала плакать женщина, прикрыв лицо руками. — Не плачь, милая. — утешала, как могла старушка. — Покажи мне, где мальчик. Чиё-сан прошла в душную комнату сразу за старшей Бакуго. Повернув голову влево, она сразу заметила труднодышащего парня. Лёжа в постели, он стонал от жгучей и нарастающей боли. — Прошу, милочка, оставь меня одну. — попросила Шузенджи-сан, стоя напротив кровати. — Д-да, конечно. — с махнула женщина каплю слезы с щеки. Старушка медленно оглядела мальчика. Он, будучи в ужасном состоянии, смог говорить: — Кто вы? — прохряхтел красноглазый. — Я постараюсь выяснить, что произошло с тобой. — не сказала она своего имени. Затем, прикоснувшись к парню, Чиё-сан почувствовала сильную температуру, исходящую от Кацуки. После чего, она заметила небольшой бугорок в правой нижней стороне живота. — Чертовски больно. — пропищал Бакуго, хмурясь. Шузенджи осторожно прикоснулась к проблемному месту, сразу отпрянув.***
*Хлопок двери* — Уважаемая Чиё-сан! Что с ним?! — спросил Масару, расширив глаза. — Не уверена, сможет ли он оправиться, но, могу точно сказать, что к нему «прилипло» воспаление. — Что? Во-воспаление? — заволновалась женщина, приподнося ладонь ко рту. — Что же будет с нашим мальчиком?! — Боюсь, он не сможет выжить. — призналась старушка, опустив голову. — Ваш сын носит печальную судьбу. Такого шока и боли на лицах родителей Кацуки никогда не было. После того, как всё узнали, что Мицуки беременна, многие были вне себя от счастья, а позже, когда выяснилось, что родился мальчик, да ещё и такой невиданной красоты, благоволили самому богу. А теперь всё это обернулось проклятием для их семьи. — К-как же так.. Мой, мой мальчик.. — начала рыдать светловолосая, держа мужа за край старой рубашки. — Нет-нет. — быстро промямлил Масару. — Не может такого быть. — Прошу вашего прощения, дорогие родители. — извинилась старушка. — К сожалению, в наше с вами неспокойное время, вылечить такого рода болячку невозможно. Будь то очередной застой крови, справились бы с помощью пиявок или целебных трав, но, боже, простите старую кашолку. Я правда не имею представления, как можно помочь вашему сыну! — пустила слезу целительница.***
После ужасающей новости, прошло несколько дней. Всё это время Мицуки нескончаемо плакала, почти не спала, присматривая за сыном, который всё больше и больше стал похож на мокрую мумию. Сам Масару поник; стал мрачнее тучи, что заставляет облака рыдать над землёй. Смотря на сына, он не мог сдержать слёз и бьющуюся мысль о том, что он скоро покинет их. Достав старый отцовский дневник, на корочке которого был изображён летящий Буревестник, мужчина стал набрасывать какие-то заумные и непонятные строчки слов. — «Пусть я и безумец, но кто, как не отец может это понять?» — подумал про себя старший Бакуго, сжимая в пальцах уголёк. *** В следующую ночь Масару сидел на коленях, поклонявшись демону разрухи и смятения. Сидя на холодном полу полуразрушенного храма, он молил беса о помощи, сложив ладони вместе. — Сатана! Господь и Отец мой! Признаю власть Твою над собою и над Миром всем. Да будет воля Твоя, как на Земле, так и на Небесах! Да будет трон Твой подобен престолу Всевышнего! Да будет Имя Твоё незыблемо во веки веков! Аминь. Во Имя Сатаны — Правителя Земли и Царя Мира сего — я призываю Силы Тьмы поделиться Своей Адской мощью со мною! Откройте шире врата Ада и выйдите из пропасти, дабы приветствовать меня, как Вашего брата и друга! Дайте мне милости, о которых прошу! Имя Твоё я взял, как часть себя! Я живу, подобно зверям в поле, радуясь плотской жизни! Я благоволю справедливость и проклинаю гниль! Всеми Богами Бездны я заклинаю всё, о чём испрашиваю произойти! Выйдите же, и отзовитесь, сделав явью мои желания! Аминь. Как Дьявол вечен, так Он и един. Каждый Бес, сам себе господин. От всего, Дьявол меня укрывает. Да не за то, что добротою страдает. А за то, что мое дело, да Его — верно! Кто дело так ведет, тот под крылом Его живёт. Так и я живу, да колдовство своё вершу. Любо, дорого живу. Ни одна стрела, да коса в меня не попадёт. Дьявол все от меня отведёт! Аминь. Хвала Великому, Святому Сатане! Ты в Небе царствовал, теперь Ты в глубине Пучин отверженных поруганного Ада, В безмолвных замыслах теперь Твоя услада. Дух вечно-мыслящих, будь милостив ко мне! Прими под сень Свою, прими под Древо Знанья, В тот час, когда, как Храм, как жертвенное зданье, Лучи своих ветвей оно распространит, И вновь, Твою Главу сияньем осенит! Владыка мятежа, свободы и сознанья! Аминь. Присягаю Тебе в верности, Повелитель! Вверяю Тебе своё тело и душу. Не дай мне убояться — ни петли, ни огня, ни яда. Сотри меня из Книги Живых и занеси в Чёрную Книгу Мёртвых. Открой передо мною Девятые Врата. Да будет так! Да свершится это! Аминь. Держа дневник в дрожащих руках, он оглядывался по сторонам, слыша глухие шаркания. — Молю, Всевышний! Исцели сына моего! Не заслужил он такой горькой участи в столь юном возрасте! Умоляю, исполни единственное желание, убитого горем старика! После проклятых слов стены здания затряслись, чуть ли не рассыпаясь на мелкие кусочки. Плита, стоящая напротив Масару с выгривированным дьяволом в миг треснула.***
— Ч-что? Вы говорите, что попробуете исцелить Кацуки? — спросила Мицуки, стоя с Чиё на крыльце. — Н-но вы же сказали, что это не.. — Да, милочка. — согласилась старушка. — Никто и в правду никогда не делал подобных операций, но я хочу попытаться. Дадите ли вы мне разрешение? — спросила Шузенджи. — Но, могу точно сказать, что исход может быть плачевным. Подумав несколько минут, Мицуки согласилась. Всё же терять сына она не хотела. Женщина хотела лишь спасти его, сделать всё, чтобы тот жил. — Прошу вас: — запнулась светловолосая, поклонившись. — спасите моего Кацуки!*
— Молю тебя, низший демон! Не пройди мимо больной души моего сына! Мольбы мои будут бесконечны, вплоть до смерти моей! — кланялся треснувшей фреске смертный. — Почему именно моя кровь и плоть обрела такую учесть?! Обращаюсь к тебе, нечистый сгусток энергии! Спаси моего бедного Кацуки, награди его силою своею, дабы вновь поставить на ноги! — Масару упёрся лбом в холодный пол, замирая в таком положении на несколько секунд. Тихое дыхание и лёгкий, но пробирающий до костей, ветер, окутал мужчину, будто говоря с ним. Закрыв тетрадь с чёрными мольбами, старший Бакуго поднялся на ноги, оставляя свой взгляд на статуе дьявола.***
Зайдя в дом, Масару почувствовал резкий запах Сакке и трав. Весь дом пропах в смешавшихся ароматах. Двери были закрыты, а с ними и окна не поддавались порывам сквозняков. Услышав в комнате младшего Бакуго скрежетания и шуршание, мужчина рывком направился туда, открывая дверцу. — Что здесь творится?! — в непонятках спросил он, держась за ручку двери. Мицуки резко обернулась. На пороге комнаты стоял взволнованный муж, истекающий капельками пота. Бысто взяв себя в руки, она подошла к нему и качнула головой в сторону выхода. — Что вы там устроили?! Решили добить моего сына?! — разозлился Масару, хлопнув по стене ладонью. — Он и мой сын тоже! — крикнула старшая Бакуго, тут же услышав из комнаты громкие кряхтения. — Я дала Шузенджи-сан разрешение на операцию. — говорила она уже тише, зажато поглядывая на закрытую дверь. Тёмно-русый мужчина лишь покачал головой, лицо которой носило очень разочарованный и тяжёлый вид. — Так вы только сделаете ему больнее. — собирался он уходить, как остановился, глядя на жену через плечо. — Уверена, что не пожалеешь? — В нашем случае нельзя отказываться от чьей-либо помощи. — она громко вздохнула. — Я знаю, наш мальчик очень сильный! Он обязан выжить! Масару томно вздохнул. Он понимал и знал, что Кацуки сильный и целеустремлённый парень, который никогда не стал бы отказываться от жизни так легко. — Надеюсь, вы знаете, что делаете.*
Старушка оглядывала парня уже несколько минут. Стоя в тишине, она поняла, что тот уже провалился в глубокий сон и в скорое время проснуться будет затруднительно. Смазав маленький ножичек отваром из Кровохлёбки*, она приставила его к заранее обработанному болезненному месту и начала медленно надрезать. Кровь обильными струйками вытекала из раны, сильно марая простыни. — Слушай, милок, ты должен выжить. — говорила Чиё со спящим светловолосым. — Ради своих родителей; ради дома; ради того, из-за чего и жил раньше. Шузенджи надеялась, что мальчик слышит её вразумительно слова, поэтому, сжав основание острого предмета, она закончила проводить по коже ровную полоску. Раздвинув две половинки плоти, старушка вдумчиво вгляделась в содержимое нижней части живота. — Так вот, в чём дело. — удивилась целительница, срезая восполнение. — Ну вот и всё. Далее, взяв в ручки изогнутую иглу и нить из овечьей шерсти, Чиё начала аккуратно зашивать рану. Зигзагообразными движениями старушка приблизилась к концу глубокой раны и, обрезав конец нити, завязала на кончике мизерный узелок. Смочив тряпочку в целебном отваре, женщина аккуратно провела ею по зашитой ране и, сложив ту в два раза, оставила чистой стороной на шве. — Теперь дело за тобой. — сказала она, поглаживая пепельноволосого по голове.***
— Как он?! Вы справились?! — Всё ли в порядке?! Оба родителя облепили со всех сторон маленькую старушку, задавая уйму вопросов. Она же, выставив обе руки вперёд, сказала: — Думаю, да. Всё прошло лучше, чем я ожидала. — А его недуг? — начал говорить Масару. — Что это было? Шузенджи-сан призадумалась. — У вашего сына возникло острое воспаление в правой нижней части живота. Я назову эту необычайную болезнь — аппендицитом. — Аппендицитом? — нахмурилась Мицуки. — Верно. Именно из-за него у малыша Кацуки не было аппетита, его тошнило и знобило, да и сильная боль в животе как раз прилагается ко всему этому. — объяснила целительница. — Так как всё прошло удачно, он должен очнуться. Конечно, нужно быть готовыми ко всему, потому что сия процедура произошла впервые. — Д-да, конечно. — согласилась Мицуки. — Спасибо вам, Чиё-сан! Огромное спасибо! — кланялась она. — Храни вас Господь! — Я сделала всё, что было в моих силах, но, повторюсь ещё раз: не стоит надеяться на лучшее. — ответила старушка, видя радостные взгляды родителей под пеленой печали. После пары минут подобных разговоров, Шузенджи покинула семью Бакуго. Мицуки, тихо зайдя в комнату сына, учуяла сильный травяной запах и кровь. Рядом с кроватью стоял табурет с корыцем окровавленной воды и множество полотенец алого цвета. Женщина медленно прошла к постели и, присев рядом со спящим сыном, провела рукой по вспотевшим волосам. — Мой бедный мальчик. Возвращайся к нам поскорее. Не поверишь, как мы с отцом тебя дожидаемся. — говорила она с красноглазым, гладя большим пальцем щёку Бакуго. — Ну отдыхай, дорогой. — сказала светловолосая напоследок и, встав с кровати, взяла в руки корыце с багряной жидкостью, направившись к выходу, где и наткнулась на мужа. — Позволь мне избавиться от этого ужаса, а ты лучше останься и присмотри за ним. — предложил Масару, забирая корытце. — Будь по-твоему. — быстро согласилась женщина, закрывая дверь.***
День сменился ночью. Масару в третий раз наведался в полуразрушенный храм проклятого Бога, дабы вновь взмолить его о помощи. Снова сев на колени, он сжал посудину в руках, приговаривая: — О, великий демон разрушения и ненастья! Трижды молю тебя: спаси моего сына от лютой смерти, не дай ему отречься от жизни своей! — громко просил мужчина, вставая. — Эта кровь поможет тебе, превозмогающий, связать свои силы с моим сыном! Я дарую тебе всё, что только пожелаешь! Испей же потоки алой жидкости, наберись жизненной энергией и пойди на уступок жалкого смертного! Масару выплеснул кровавую воду на фреску дьявола, видя, как ручейки жидкости бегом мчатся вниз, пропадая во множестве трещин. В ту же секунду снаружи послышался гром. Тёмное небо засверкало, молнии танцевали в пушистых, невидимых ночью, облаках. За громом тут же последовал дождь. Он становился всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Звук ливня и грозы привёл брюнета в чувство, отчего он всполошился и ринулся к дому.***
Прибыв к избе всего за двадцать минут, Масару услышал дикие крики и вопль жены. Та громко кричала и плакала одновременно. Ворвавшись внутрь и распахнув двери в комнату сына, мужчина увидел, как красноглазая, сидя на кровати, жадно обнимает бездыханного парня, одновременно гладя по голове. — Н-наш малыш, наш Кацуки! — вопила она, прижимая к себе сына. — Дорогой, наш мальчик, он.. Он н-не дышит! Масару остолбенел. Он трижды молил самого дьявола. И что? Почему не сработало? Его сын лежал на кровати, не дышал, не двигался. Его больше нет и это ли вина отца? Всё могло повториться, как в те времена. Урожай не появился, а дети исчезли. Сын не оправился, но и его уже нет. Демоны — сворливые и наглые существа. Обман — их второе имя. Неужто Масару сам, своими руками навёл на собственного сына смерть? А что, если бы он не обратился к низшему божеству и сделай Чиё процедуру, всё было бы не так? — Почему? — задала вопрос Мицуки, смотря на мужа покрасневшими глазами. — Почему ты просто стоишь?! Нашего сыночка не стало, а ты и бровью не повёл! — Я пытался. — промямлил он, опустив голову. — Пытался спасти его с помощью этого! — сказал он, показывая дневник. — Что? — не поняла женщина, заикаясь. — Всё это время ты ходил в проклятый храм, ради того, чтобы склонять свою голову этой выдуманной твари?! — разозлилась пепельноволосая. — Да как ты мог Масару?! Как?! — Ты и сама прекрасно знаешь, что его силы реальны! Он с лёгкостью мог исцелить нашего сына! — огрызнулся в ответ мужчина. — Я не мог стоять в стороне и надеяться на непроверенные средства! — И что в итоге ты получил?! Немой ответ на все твои мольбы?! — злобно спрашивала она. — И тебе ли также не знать, что такие существа, как тот демон, кроме как вертеть чувствами людей, ни на что негодны! — Да, знаю! Но я не мог не обратиться к нему! Как же ты не поймёшь?! — развёл он руки в стороны. — Но наш Кацуки всё равно мёртв! Ты совершил ошибку, доверившись демону! — повторяла Мицуки, сжимая сына в объятиях. — Он будет жить! Точно будет! — казалось, Масару сошёл с ума. — Видеть тебя не могу! — начала плакать светловолосая, медленно качаясь вместе с парнем в руках. В небе раздался оглушительный гром; молния, как стрела, вонзилась в толстое дерево, расколов его пополам. Деревушку окутал плотный туман и дождь, было слышно, стал сильнее, чуть ли не дырявя землю. С очередным раскатом грома, тело Кацуки при поднялось в груди, из-за чего на лице Мицуки застыл немой ужас. Она в испуге отпрянула от сына, отходя ближе к мужу. Резко распахнув ярко-красные глаза, Бакуго начал громко кашлять и держаться за голову, в которой, подобно грому, гремела мигрень. — К-кацуки?.. — боязно проговорила Мицуки, сделав шаг. — Ты.. Ты жив! — крикнула она во всё горло и, улыбнувшись, понеслась к сыну, который, замахнувшись когтистой рукой, ударил мать по груди. Женщина падала на пол, будто в замедленном действии. Всё моменты из её жизни проносились перед её глазами: как была совсем маленькой девочкой, как играла с соседскими ребятами, как повстречала свою любовь и вышла замуж, как любила своего единственного сына и всё это испарилось в один миг. Парень, встав с кровати, посмотрел на кровавую руку и, слизав с неё пару сантиметров крови, прохряхтел: — Ещё. Рубиновый взгляд пронзил Масару. В мгновение ока, светловолосый оказался рядом с отцом и, схватив его за шею, чуть приподнял над полом. — С-сын.. — задыхался мужчина, обвив сильную руку парня своими. — Я р-рад.. Бакуго совершенно не слышал и не понимал, о чём говорит мужчина. У него в голове было лишь одно желание: испить крови. Приблизив отца к себе, красноглазый вцепился зубами в шею мужчины, разбирая кожу. Масару хрипло кряхтел и кашлял, но извиваться не стал, изначально зная, на что он шёл. Закончив, Кацуки отшвырнул обмякшее тело отца в сторону и на несколько минут замер. Сознание потихоньку приходило в себя, а клыки уменьшались до первоначального размера. Глаза больше не сверкали, как безумные и, бегло оглядев комнату, парень погряз в пучине паники и страха. — «Что происходит со мной, чёрт возьми?!» — задавался вопросом красноглазый, ухватившись руками за голову. Осознавание того, что он, всегда будучи примерным и обожаемым сыном, убил собственных родителей, гложило изнутри. «Как я мог?» — единственный, до боли интересующий вопрос так и рвался к ответу, которого не получал, как ни крути. Самое страшное в жизни — это потеряться в самом себе. Каждый человек подобен эмоциональному и психологическому лесу, в котором вместо деревьев прорастают желания и грехи. Парень весь в крови подошёл к лежащей на полу матери, присев рядом на корточки. — Э-эй. Старуха. — тряс он мать за плечо. — Слышишь м-меня? Вставай же! На его упрашивания ответа не последовало. В звенящей тишине он был совершенно один. Потускневшее сознание очистилось не до конца. Запах крови заполнял лёгкие, отчего было противно и одновременно приводило в озноб. Оглядев вновь всю комнату, он задержался на отце, который точно так же, как и Мицуки, лежал на полу. Вспомнив, он провёл тыльной стороной руки по подбородку. Багровые глаза расширились, в зрачках отражались разводы ещё не застывшей крови. — Мама. — прошептал Кацуки, плача. Горячие слёзы текли по щекам, забирая остатки крови с собой. Он понял: в деревне оставаться опасно. Как для жителей, так и для самого Кацуки так поступить будет разумнее всего. Родители спасли его, но не смогли выжить сами, а пренебрегать жизнями других — ужаснее любого проклятия. Твёрдо решив убраться из родного места, Бакуго встал на ноги, потряс головой и, с махнув слёзы, заметил лежащую рядом с мужчиной открытую книгу. Подняв её, парень увидел проклятые слова, прочитав несколько, в его груди закололо, а сердце сжалось, что казалось, сейчас лопнет. «Во Имя Сатаны — Правителя Земли и Царя Мира сего — я призываю Силы Тьмы поделиться Своей Адской мощью со..» — более читать светловолосый не стал. Вырвав «злые» десять страниц, Бакуго сжал дневник покрепче и, выйдя из избы, направился в сарай.***
— Прошу вас, не держите на меня зла. — рождённый заново сложил ладони вместе, стоя у свежих могил. — Мам, пап, — обратился он к покойным душам, — простите меня. Когда-нибудь я снова.. — прервался парень, —..вернусь к вам. Простояв так ещё с тридцать минут, Бакуго, взяв с собой лишь письменную принадлежность, скрылся в свежем от дождя лесу. Пепельноволосый, кроме него, больше ничего не взял. Из еды в их доме ничего примечательного не водилось, да и кусок в горло не лез. Одежда, да и та была наполовину испачкана в крови. Самое дорогое — это отцовский дневник. Голод снова подступал, а клыки увеличивались в размере, приобретая немного изогнутый и острый вид. В тёмное время суток парень чувствовал, как необычная и «не родная» сила переполняла его тело и хотела вырваться наружу. — Есть. — мямлил он, идя, как обращённый зомби. — Хочу есть. Красноглазый также заметил, что слух, обоняние и зрение улучшилось, словно стало острым и чётким. Он слышал, как в далеке порхает птица, как белка грызёт орех и олень не далеко тихо ступает по мокрой траве. Навострив слух, он предположил, что живность находится от него, примерно, в двух километрах. Сам того не заметив, Кацуки оказался рядом с ним в два счёта и, вонзив в него ровно пять когтей, повалил на землю. Кровь у животного оказалась терпкой, отдавала дичью и была изрядно густой. — Дрянь. — прорычал парень, выплёвывая остатки крови изо рта. — «Хочу.. Хочу человеческой..» Во время голода, он слышал, среди миллиона звуков, один чёткий и знакомый треск костра. Встав на ноги, он сразу направился на звучание, опираясь руками о сухие стебли деревьев.*
Вызвав демона один раз, он будет преследовать тебя до конца твоих дней.