Дышите, сенсей

— Какого хрена? — мученически простонал Шикамару, медленно и неуклюже поднимая расслабленное после сна тело с жёсткого пола. Падая, он не слишком удачно приземлился на колени и, похоже, ещё не скоро сможет использовать их в битве на полную силу. Кое-как сгруппировавшись в темноте, парень сел, подтянув к себе ноги, и часто заморгал, давая глазам возможность привыкнуть. Кто бы ни потревожил его в такой час, нападать, пользуясь случаем, он не спешил. Шикамару справедливо рассудил, что это хороший знак и решил особо не дёргаться. — Я даже не буду спрашивать, кто это сделал, — заметил он в пустоту, выискивая взглядом знакомую фигуру. В комнате было довольно темно, но силуэт, мелькнувший на фоне окна, трудно было не узнать, как и чакру гостя. — Прости, Шика, — пробормотал знакомый чуть хрипловатый голос, в котором, впрочем, не было даже намёка на чувство вины. Ночной гость уселся на полу рядом с Шикамару и, словно решив добавить последний штрих в свою ночную выходку, зажёг лампу, на мгновение ослепив чунина яркой вспышкой. — Наруто! — вскрикнул Нара, прикрывая глаза ладонью. — Что ты здесь делаешь? — Вообще, я искал тебя, — признался гость. На этот раз получилось чуточку обвинительно. — И это было довольно непросто, даттебайо. — Настолько непросто, что ты нашёл меня даже в резиденции Хокаге? — Шикамару слегка переместился, чтобы опереться спиной о кровать и, чуть согнув одну ногу, устроил подбородок на колене. На нём всё ещё была парадная форма, пусть и слегка помятая после бесплодной попытки поспать. — Ну, на это потребовалось время, — заметил гость, неуклюже почёсывая затылок. Только сейчас Нара заметил, что Узумаки вообще-то одет в одну лишь больничную пижаму — на нём даже обуви не было. — Ты клон? — поинтересовался парень, на что получил аж слишком жизнерадостный кивок, от которого слегка свело скулы. — То есть ты, гадёныш, сейчас преспокойно спишь, пока твой клон терроризирует меня? — Ну, — протянул блондин, задумчиво взглянув на него. — Во-первых, я тебя ещё не терроризировал, — у Шикамару дёрнулся глаз от этого не слишком обнадёживающего «ещё». — Во-вторых, мой оригинал сейчас не спит, ведь тогда прервалась бы и техника. И наконец, — он вдруг просиял, словно вспомнил что-то очень важное, — у меня же к тебе поручение. — Какое? — осторожно спросил чунин, заранее не ожидая ничего хорошего. Настолько, что он слегка дёрнулся, когда Узумаки, порывшись в карманах штанов, достал скомканный кусочек бумаги. — Вот, — клон протянул листок, и Шикамару осторожно взял его двумя пальцами, словно это была как минимум ядовитая змея. Лис на это закатил глаза:  — Это просто записка. Она не кусается. — И что мне с ней делать? — на обратной стороне листка обнаружился знакомый символ клана Учиха, что повергло помощника Хокаге в ещё больший шок. — Передай Сакуре, — попросил клон как само собой разумеющееся. — Ты даёшь мне записку от преступника, находящегося в официальном розыске, и всерьёз просишь кому-то передать? — на всякий случай переспросил парень, словно опасаясь, что мог неправильно расслышать. Клон на это энергично закивал, улыбаясь от уха до уха. — Кстати, Шика, — спохватился вдруг он. — А ты чего тут ночуешь-то? — Ты только сейчас обратил на это внимание? — Нара вздохнул, устало потирая глаза. Лечь спать у него получилось совсем недавно, а день был достаточно трудным, чтобы сейчас ни капельки не было стыдно за то, что какой-то клон так легко смог застать его врасплох. Шикамару повертел в руках записку, словно решая, как именно ему поступить с этим клочком бумаги. Как доверенное лицо Хокаге, он должен был хотя бы заглянуть внутрь, но никакого желания это делать не было. Не хватало ему ещё и ввязаться в какую-то игру Узумаки для полного счастья. — Чего сам не передашь-то? — поинтересовался он, без особой симпатии разглядывая герб Учих. — Ну, это, — Лис отвёл взгляд в сторону, на глазах превратившись из озорного паренька в того самого Героя Конохи. От такой внезапной перемены Шикамару рефлекторно выровнял спину, вытягиваясь в струнку, но парень только уклончиво пробубнил, слегка нарушив атмосферу: — Возможно, мы с ней немного повздорили. — Возможно? — Она одержима Саске, — в голосе Узумаки явно чувствовалась усталость, когда он заговорил об этом. — Вот пусть и занимается его проблемами. Я сейчас не могу оставить сенсея. — Вот как, — протянул Нара, крепко задумавшись. Наруто, перекладывающий на кого-то ответственность за Саске, был для него в новинку, как и Наруто, отчаянно старающийся помочь кому-то не кулаками, как раньше, а вниманием и заботой. Кажется, война здорово сместила приоритеты в этой белокурой голове. — Слушай, Наруто, — Шикамару слегка подался вперёд и, понизив голос до шёпота, попросил: — Передай своему оригиналу, чтобы он не особо доверял членам АНБУ. — Почему? — Нара шикнул на него, не больно, но довольно обидно щёлкнув по носу. — В АНБУ сейчас неспокойно, — пояснил он. — Они настроены очень радикально по отношению к Учихе. Цунаде пока держит их в узде, но, если Какаши подтвердит, что во всём произошедшем есть хоть капля вины Учихи, ему не жить. — АНБУ недолюбливают Саске, — понимающе протянул клон Наруто. — Именно. Сам понимаешь — им нужно только подтверждение. — Понял, — кивнул клон, прежде чем раствориться в клубах дыма. *** Какаши даже не может припомнить, когда в последний раз он был так же взвинчен. На ум приходит разве что короткие затишья перед каждой очередной дракой во время войны, да и то, едва ли тогда он нервничал так же сильно, как сейчас, в ожидании жалких крох долгожданной самостоятельности. Хатаке напоминает себе, что его телу ещё очень и очень далеко до полного восстановления. Он прекрасно понимает, как глупо даже надеяться на то, что после снятия гипса его руки будут слушаться хоть вполовину так же хорошо, как прежде, но не может перестать считать секунды, мысленно вторя мерному тиканью часов. И пусть это ужасно глупо, ведь на улице ещё глубокая ночь, но остановиться никак не выходит, как и не получается перестать нервничать. Он устал чувствовать себя бесполезной развалиной, устал постоянно лежать пластом на неудобной койке, не имея возможности самостоятельно сесть или повернуться, устал от того, что без помощи не может даже отлить, а это особенно унизительно. Такой беззащитный — враги бы над ним сейчас вдоволь посмеялись. На соседней кровати Наруто беспокойно вертится, натягивая одеяло повыше, так чтобы из-под него выглядывала только белокурая макушка, закрытые глаза да кончик носа. Какаши поворачивает голову в его сторону и удивляется, насколько юным и невинным кажется лицо спящего Наруто. Словно перед ним не сильнейший шиноби в деревне, а обыкновенный мальчишка, не знающий, насколько тяжек груз всего мира, взваленного на плечи. Подумать только, а ведь этот парнишка, разбуди его сейчас, без заминки перечислит минимум десяток способов убийства врагов. Какаши хмыкает, поправляя себя — десяток способов заваривания рамэна. Убийца — это не о Наруто. Какаши думает, что Наруто всё-таки чертовски вырос. Вспоминает взбалмошного шумного мальчишку, едва достающего макушкой ему до пояса, который в первый же день знакомства устроил ему меловую ванну вместо «привет»; вспоминает его громкие заявления и пламенные речи, его глупые выходки и неожиданные решения. Вспоминает и не верит, что этот молодой красивый юноша рядом — это тот же человек. Кто бы мог такое угадать. Какаши думает, что, наверное, он был не таким уж и плохим учителем, раз сейчас у Наруто есть для него столько заботы и нежности. Видимо, он всё делал правильно в прошлом, если теперь бывший ученик так старается его вытащить. Он не большой знаток людей, но обычно столько усилий прикладывают ради кого-то дорогого, такого, кого тяжело было бы потерять. Представлять себя в подобной роли Хатаке странно: он — и «нужен». Впрочем, возможно, дрянная судьба-шутница просто сжалилась над ним, отсыпав толику везения, пусть и слишком мелкую для того, чтобы уберечь от агрессивно настроенных фанатов или неудачных попыток перерезать ему горло. С Наруто ему, определённо, повезло. Даже если на этом всё везение и закончилось. Лис удивительным образом умудрился за несколько коротких дней стать ногами и руками Хатаке, заменить ему даже потерянный голос, легко понимая всё несказанное. Рядом с ним, таким светлым и открытым, Какаши совсем не чувствует себя неполноценным или ущербным. Наверное, никто другой не смог бы делать всё то, что делал Наруто, так естественно, как само собой разумеющееся. И эти улыбки. Лис постоянно улыбается ему, совсем не жалея тепла. Он улыбается, когда помогает Хатаке перевернуться, совсем не обращая внимания на то, как это неправильно — переворачивать взрослого мужика как маленького ребёнка; улыбается, когда кормит его с ложечки, аккуратно и тщательно вытирая крошки, попавшие на подбородок; улыбается, когда одевает, перекладывает; когда сажает в кресло, старательно размещая непослушное тело поудобнее. Наруто улыбается, даже когда помогает Какаши справить нужду, и это ужасно смущает, но ведь никуда не денешься. Помнится, в первый раз мужчина долго мучился, прежде чем решился-таки попросить об этом бывшего ученика. В его положении это особенно трудно — попробуй объяснить нечто подобное на мигах, одними глазами. А Наруто понял. Не сразу, конечно, но понял. И даже не сморщил нос, подавая сенсею утку. Мужчина вновь косится на настенные часы, удачно подсвеченные светом с улицы, с досадой отмечая, что до утреннего обхода осталось куда больше времени, чем он думал. Ещё и стрелки сегодня двигаются особенно медленно, словно решив отомстить ему за все опоздания разом. Ожидание не было бы таким мучительным и томительным, если бы он мог хотя бы барабанить пальцами по одеялу, но даже эта роскошь ему недоступна. Да, за дни лечения изувеченное тело заметно окрепло, а от ран остались, в основном, уродливые длинные рубцы, розовые и неровные, но этого ничтожно мало. — Сенсей, я чувствую вашу нервозность, — бубнит Наруто, и его голос, доносящийся как из-под слоя воды, едва можно разобрать. Какаши вопросительно поднимает бровь, глядя на своего ученика тем самым настойчивым взглядом, который тренировал на нём уже несколько дней. В этот раз тот не выдерживает даже минуты и нехотя разлепляет один глаз, убирая одеяло от лица:  — Ваша чакра так беспокойна, что мне совсем не нужно настраиваться на неё, чтобы это заметить. Не волнуйтесь так, учитель. Цунаде-ба-чан же обещала, что снимет гипс сегодня. Хатаке пожимает плечами, снова бросая короткий взгляд на стрелки часов, которые, кажется, совсем перестали двигаться. Если бы не тиканье, он бы, пожалуй, предположил, что часы просто встали и не работают вовсе. Впрочем, возможно, было бы лучше, если бы так и случилось. Наруто издает короткий мученический стон, прежде чем медленно сползти с кровати, завернувшись в одеяло, как в тогу. Коснувшись босыми пятками холодной плитки, Лис на мгновение морщится, но не спешит обувать тапочки. Вместо этого он одним быстрым рывком преодолевает расстояние, разделяющее две кровати, и нагло влезает на постель Какаши с ногами. Под удивлённым взглядом мужчины бывший ученик устраивается у него под боком, долго ёрзая в попытке найти удобное положение. В конце концов он затихает, закинув ногу на колени сенсея и приобняв его за пояс, чтобы удержаться на узкой полоске свободного места. Наруто широко зевает, неловко прикрыв рот предплечьем, и бормочет куда-то в плечо сенсея: — До утра ещё куча времени, ттебайо. Спите, учитель. Если Хатаке и хочется сбросить наглого гостя на пол, это желание утопает в волне тепла, в котором сейчас он нуждается особенно сильно. Так что вместо этого мужчина, наоборот, прижимается ближе к мальчишке, в душе ненавидя себя за такое проявление слабости. «Я просто слишком слаб», — думает он, прекрасно понимая, что это — не более, чем оправдание. Понимает, но всё равно тянется навстречу рукам, обнимающим его, пожалуй, чуть крепче, чем положено. *** Руки Какаши — сплошные гематомы и синяки, не сошедшие до конца даже сейчас, спустя столько времени. Особенно ужасно выглядят пальцы: кажется, словно кто-то сделал ему очень причудливый маникюр, по ошибке раскрасив синим и бордовым не только ногти, но и фаланги. Это выглядит достаточно ужасно, чтобы не выставлять такое напоказ, и мужчина мысленно радуется тому, что Наруто стоит за его спиной и не может ничего видеть. — Это пройдёт через неделю-две, — тон Хокаге извиняющийся, отчего Какаши становится ещё более паршиво. Всё, что он может — угрюмо кивнуть, стараясь не поднимать глаза, чтобы никто не увидел, насколько он сейчас жалок. Мужчина на пробу сгибает пальцы, отозвавшиеся на это простое движение целым спектром болевых ощущений, от чего перед глазами на мгновение вспыхивают яркие круги. Что ж, по крайней мере, он чувствует свои руки — это уже победа. Какаши смотрит снова и — великий Джашин — он хорошо помнит каждую отметину, каждый шрам, не задумываясь может сказать, как именно он появился, и чем был нанесен. Он даже может вспомнить, насколько больно ему было в этот момент и как сильно хотелось уйти в мир иной. К примеру, вот эта короткая отметина на запястье — след от куная. Она круглая и напоминает воронку, потому что остриё несколько раз медленно провернули в этой ране, наслаждаясь его болезненным криком. А вот, посередине ладони, тёмный продолговатый шрам, оставшийся после того, как его руку пригвоздили кунаем к столу, чтобы максимально обездвижить. Длинная полоса шрама вокруг большого пальца — от попытки этот самый палец отрезать. Какаши хорошо помнит леденящий страх, когда мучитель медленно, словно играя с ним, разрезал кожу слой за слоем, подбираясь к кости; и короткую волну облегчения, когда тот внезапно передумал, теряя интерес. На некоторых пальцах нет ногтей, и Хатаке без труда может сказать, сколько игл под ними побывало и как долго они там находились. Он помнит всё, хоть очень хотелось бы это забыть. — Какаши-сенсей, — рука Наруто опускается на его плечи так внезапно, что Какаши позорно вздрагивает, пряча сложенные, как в молитве, руки между колен. Его слегка потряхивает от волнения и заново пережитого страха, но он всё ещё надеется сохранить лицо. Хотя бы его подобие. — Тебе ещё понадобятся повязки, — подаёт голос Хокаге. — Пока руки не восстановятся полностью. — Я сделаю, — говорит Узумаки, сжимая пальцы на плече учителя чуть сильнее. Это помогает. По крайней мере, эта лёгкая боль переключает на себя внимание, хоть немного отвлекая от всего остального. — Ладно, — Цунаде сверлит Наруто каким-то странным взглядом, но Какаши сейчас не до того, чтобы выяснять причину такого поведения. Всё, что он хочет от Хокаге сейчас — чтобы та ушла, оставила его в покое. Ему ужасно хочется хоть немного побыть наедине, так что, когда женщина направляется к выходу, попросив Наруто выйти с ней на пару слов, он искреннее ей благодарен. До Какаши доносятся короткие обрывки разговора, а порой и целые фразы, произнесённые, видимо, на повышенных тонах. Напряги он слух, запросто смог бы услышать большую половину, но он этого не делает. Сейчас ему нет дела до таких вещей. Хатаке снова смотрит на свои руки, с трудом удерживая их навесу. Даже от такого крохотного усилия его мышцы начинают предательски дрожать, словно желая подчеркнуть его никчёмность, ещё раз напомнить, насколько он сейчас беспомощен и жалок. Не годен ни на что. Какаши вдруг понимает, что ему совсем не хочется, чтобы Наруто видел это доказательство его слабости, не хочется, чтобы тот прикасался к его изувеченной коже. Он знает — Лис будет необычайно нежен, но просто представив свои уродливые кисти в тёплых загорелых руках, он чувствует прилив тошноты, с которым едва может справится. Мужчина тянется к бинту, лежащему на тумбочке — отчаянный рывок, против которого его тело яростно протестует, — но не может даже схватить его, как следует. Злясь на самого себя, он неуклюже загребает пальцами по поверхности, но получается только немного сдвинуть бинт в сторону. Какаши пробует снова, и на этот раз скользкая упаковка съезжает с гладкой поверхности и не падает на пол только потому, что её успевает вовремя поймать знакомая загорелая рука. Хатаке поднимает голову, чтобы посмотреть на Наруто, сидящего перед ним на корточках с очень серьёзным выражением лица. Поймав взгляд мужчины, парень потянулся вперёд, положив ладонь чуть выше его колена и ободряюще улыбнулся, пусть и не самой уверенной улыбкой из своего арсенала. Он молчит, но это молчание уютное и ненавязчивое, его совсем не хочется нарушать неуместными словами. Не убирая руки, Узумаки поднимается и садится рядом с Какаши, касаясь его плеча своим, и мужчина думает о том, что это тёплое присутствие рядом — это именно то, что ему сейчас нужно. Всё, чего он хочет — просто посидеть так ещё хотя бы чуть-чуть, не двигаясь и не нарушая тишину.