***
«Абонент временно не доступен, ваш звонок был перенесен на голосовую почту, оставьте сообщение после сигнала: ПИП – Пап, ты где?... Ты должен был позвонить, но так и не позвонил, и я знаю, что нельзя звонить, пока ты на работе, и ты позвонишь сам, но я… я просто волнуюсь, что ты не звонишь. Позвони, как освободишься» «Абонент временно не доступен, ваш звонок был перенесен на голосовую почту, оставьте сообщение после сигнала: ПИП – Пап? … уже конец мая, мама нервничает. Она, конечно, мне этого не говорит и старается не показывать, но я же вижу, как часто она смотрит на телефон, в ожидании твоего звонка. А еще она снова протирала фотографию. Где ты там? Мы скучаем и переживаем. Мама не разрешает мне звонить тебе на работу, говорит, что ты просто занят и перезвонишь попозже. Если ты не собираешь звонить в ближайшее время, то… Просто перезвони, хорошо?» «Абонент временно не доступен, ваш звонок был перенесен на голосовую почту, оставьте сообщение после сигнала: ПИП – Уже июнь. Ты так и не позвонил. Скоро июль. Я который раз звоню тебе, но… ответа всё также нет. Ты планируешь нам звонить? Если ты не позвонишь и не поздравишь маму – я буду считать, что ты нас бросил. Нет, деньги, конечно, приходят, но ты – лучше денег. Я хочу не денег, а папу, поэтому обязательно позвони.» «Абонент временно не доступен, ваш звонок был перенесен на голосовую почту, оставьте сообщение после сигнала: ПИП – Сегодня пятое июля. У мамы вчера было День Рождения, а ты так не позвонил. Я хочу верить, что просто что-то случилось, и ты не можешь дозвониться до нас. Потому что это лучше, чем думать, что ты нас бросил. Я не хочу, чтобы меня бросали, только не опять, не снова. Разве ты не сказал, что я твой сын? Если я твой сын – то ты мой папа. Позвони мне» «Абонент временно не доступен, ваш звонок был перенесен на голосовую почту, оставьте сообщение после сигнала: ПИП – Сегодня пятнадцатое июля. Мне теперь девять. Ты не позвонил. Через минуту наступит шестнадцатое число у нас, а у тебя значит, уже шестнадцатое. У тебя наступит четырнадцать нуль-нуль, а у меня наступит еще один день без папы. Наверное… наверное дети..» «Абонент временно не доступен, ваш звонок был перенесен на голосовую почту, оставьте сообщение после сигнала: ПИП – Наверное, дети, просто вырастают! и им перестают требоваться папы. Наверное, они просто в какой-то момент перестают в них нуждаться, поэтому те уходят. Но я… Я разве просил у тебя так много? Только, чтобы ты позвонил. Это был бы самый лучший подарок! Я… Наверное, просто дети вырастают и папы превращаются в отцов. Позвони маме.. она плачет.»***
Как он может не любить отца, когда он помнит, как тот приходил домой, дарил ему игрушку на день рождения, как он мягко гладил его по голове, сажал к себе на колени и рассказывал какую-нибудь интересную историю? Как подкидывал его в воздух, а после ловил и смеялся вместе с ним? Ему кажется, в тот момент папа любил его. Как он может не любить своего папу? И как он может любить своего отца? Когда он помнит его холодный взгляд. Он помнит удар по лицу, его слова о том, что он не считает его свои сыном, что он мешает ему. Когда он помнит так много о нём. Как он может любить своих родителей? Он помнит крики. Он помнит ругань. Он помнит холод и пустоту. Он помнит голод. Он помнит, как стал существовать, забыв, что значит жить. Он помнит боль. Физические раны заживают. Душевные же… Он думает, с ним это навсегда. И как он может жить теперь – когда история становится такой похожей? Когда его другой папа – просто исчез. Так же, как тот, другой. И мама точно также плачет. Наверное, он всё-таки, не смотря ни на что, любил ту, свою маму. Да, она была ужасной матерью, но… Она подарила ему жизнь. И она всё равно заботилась о нём. Он, наверное, никогда не узнает, любила ли она его. Любила ли она его за то, что он был её сыном? Хотела ли она, чтобы он родился? Любимое воспоминание о ней, из детства, это, когда он болел. Болел, а она была рядом и была такой теплой, мягкой, нежной. Заботливой. Рею кажется, в тот момент она действительно любила его. Ведь она не смотря ни на что, осталась рядом. Да – била, кричала. Но не ушла. И пусть, он не смог правильно оказать ей поддержку, когда отец перестал появляться, он сможет это сделать для своей мамы здесь. Он станет опорой своей мамы. Они справятся и всё будет… Будет хорошо.***
На кухне отваливается полка и Изуку, помня наставления дяди Саши, Настиного папы, находит инструменты в кабинете отца и идет её чинить. После обеда, Изуку идет в магазин, чтобы закупиться по списку. На улице везде лежат желтые листья, образуя собой кучи – осенние сугробы. Изуку держит в руках пакет с покупками и наблюдает, как медленно в воздухе кружат и ложатся на землю листья. На дороге лужи, их оставил недавно прошедший дождь, в лужах отражение солнца и неба. Облака появляются редко-редко, оставляя небо чистым. Изуку заходит в дом и вспоминает, что не выкинул мусор. Он снимает обувь, заносит на кухню покупки, забирает ведро с отходами, и возвращается на улицу. Солнце все также светит. Мусорка находится в нескольких минутах от домах, и если пройти еще чуть дальше, то можно дойти до дороги, с которой откроется вид на океан. Изуку выкинул отходы в ведро, посмотрел на лежащую кучу листьев, отметил, что из неё торчит маленькая рука, развернулся и – повернулся обратно. Глаза Мидории расширились, ведро выпало, а сам он уже разгребал листья и вытаскивал из них промокшего насквозь холодного, но еще живого ребенка – мальчика, не старше лет пяти. Изуку снял с него всю мокрую одежду, кроме трусов, и завернул в свою куртку, а сам остался в водолазке. Его взгляд задержался на красных кроссовках ребенка, и потому, следуя привычному маршруту, Рей поспешил в больницу для таких как он.***
(около 10 месяцев назад)
Изуку закончил разговор с папой по телефону, собрал рюкзак, оделся потеплее и пошел в школу. Сегодня ему нужно было присутствовать из-за теста, и он надеялся, что никто не попросит у него снова карандаш или ручку. В тот раз он, конечно, получил за них больше ста йен, но это наверняка больше не должно будет повториться. . . . В классе стоял галдеж, дети разбились по группкам и обсуждали предстоящий тест. Номура Ишико, мальчик с причудой превращающей его руки в камни, сидел за партой и, нахмурившись, смотрел на ручку, точнее – на то что от неё осталось. На его ладони лежали поломанные кусочки, в пенале их больше не было – эта была последняя целая. Но там лежало два карандаша. Ишико осторожно стряхивает с рук остатки сломанного предмета, смотрит на то, как его конечности перестают быть каменными и тянется за карандашом. Один из карандашей имеет сломанный кончик, а точилки нет. Ишико вздыхает, хмурит брови и проверяет последний карандаш – он целый. Звенит звонок, все приветствуют учителя, и начинается перекличка. Номура заметил, что его сосед слева – беспричудный мальчик – сегодня присутствует. Он запомнил его, потому что недели две назад, или около того, этот пацан выступил на защиту какой-то девочки из класса младше. Номура думает, что он должно быть очень храбрый и добрый. Учитель раздает листы с вопросами и бланки под ответы. Ишико собирается подписать свой бланк, но у него в руках – остатки карандаша. Он не заметил, как сломал его. Мальчик вздыхает, считает до десяти, как учил папа, тянется к пеналу и понимает, что там – тоже сломанный карандаш. Каменный ребенок сжимает руки в кулаки, медленно втягивает сквозь сжатые зубы воздух, считает до четырех и выдыхает также на четыре счета. Номура замечает, что у соседа – того причудливого мальчика – в пенале еще полно карандашей и ручек. Осторожно посмотрев на учителя, который даже не смотрит на них, а что-то читает и отмечает, Ишико наклоняется к мальчику. – Эй, – он зовет шепотом зеленоволосого, – эй, ты. Изуку отрывает взгляд от листа с вопросами, смотрит на соседа и приподнимает бровь. – Дай карандаш. А лучше, ручку. Номура видит, что учитель начинает шевелиться, и быстро разворачивается к своему месту, наклоняет голову и упирается взглядом в трещину на парте. Он переводит глаза на учителя – тот не смотрит. – Ну, – зовет Ишико, крепко ухватившись за край парты. – Плати сто йен и получишь. Изуку не смотрит на соседа, а вот тот подавился воздухом от таких слов. – Тихо! – прикрикнул учитель, осмотрел быстро класс и вернулся к своему занятию. Номура пожевал губу, посмотрел на портфель стоящий под партой, снова вздохнул и достал свой кошелек. В нем лежали его карманные деньги. Достав сто йен, а потом еще сто, он аккуратно свернул их и быстро положил на парту беспричудного. – Давай ручку и карандаш, – тихо потребовал Ишико. – Сто йен стоит только карандаш, ручка сто пятьдесят, – ответил Изуку, пересчитав полученные деньги. – Тогда давай два карандаша. Ну? – у Ишико дрожали руки. – На, – ответил Изуку, передавая предметы. Это были один из самых крепких карандашей, что лежали у него в пенале. Номура резко потянулся, но Изуку убрал руку. – Будь осторожнее, – сказал Изуку и снова протянул писчие принадлежности. Ишико недовольно выдохнул, но осторожно взял карандаши и стал решать тест. Изуку тихо вздохнул. В прошлый раз у него купил карандаш и ручку сосед слева. Теперь у него купил карандаши – сосед справа. – Эй, зеленый, мне снова нужна ручка, – позвал Изуку сосед слева. Мидория моргнул дважды и закатил глаза. – Плати сто пятьдесят йен. – На! – к нему на парту прилетели свернутые деньги. – Держи, – протянул ручку Изуку. – Ага, – ответил сосед, схватив ручку и продолжив решать тест. Изуку осмотрел класс. Один из его одноклассников разглядывал потолок, другой грыз карандаш, третий зевал и потирал макушку. Девочки, по большей части, решали тест, если не были заняты разглядыванием пенала и других девчачьих штучек. Мальчишки разделились ровно на три части – одна решала тест, вторая считала ворон, третья занималась какими-то своими делами. Поняв, что никто не планирует обращать на него внимание в ближайшее время, Изуку вернулся к тесту. Там оставалось решить только один вопрос, а после подделать ответы. Учителя любили оставлять его после теста, если у него был слишком высокий процент успеха по их мнению. Поэтому Изуку старался решить правильно процентов 80 от всех заданий, больше 90 набирать было опасно. После сдачи теста, не оставаясь на следующие уроки, Изуку сложил вещи в рюкзак, оделся, переобулся и поспешил домой, лавируя между учениками – шла перемена. На улице тихонько сыпал снежок, было морозно и пахло свежестью. Солнце скрылось за непрерывным потоком облаков, небо из-за этого имело серый цвет. Изуку написал маме, что вышел из школы и идет домой, убрал телефон поглубже в карман, открыл дверь и ступил на снег. Его следы были первыми. Проходя мимо домов по направлению к магазину (мама написала и попросила купить рис, так как он закончился утром), Изуку проходил мимо переулка с мусорными контейнерами. Он бы прошел мимо, но на снегу были красные пятна похожие на кровь. Осторожно и быстро спрятавшись за углом, Рей оглядел переулок. Там, прислонившись спиной к стене и притянув к груди одну ногу – сидел мужчина. На его ногах были красные кроссовки. Изуку посмотрел на свои ноги, на карман, где лежал телефон и электрошокер. Засунул руку, нащупал оружие – его дала мама – и аккуратно, медленно ступая, приблизился к мужчине. Этот человек делал глубокие вдохи, периодически прикусывая губу и шипя разные некультурные слова. Его штанина была задрана, а нога в крови. – Вам помочь дойти до больницы? – поинтересовался Изуку, не подходя слишком близко и держа руки на лямках рюкзака. Он не мог их спрятать – это бы спугнуло незнакомца. – Мне нельзя в обычную, – ответил мужчина, шикнув и сильнее зажав рану. – Вы ведь беспричудный? – спросил Изуку, не отводя взгляда от лица незнакомца. Глаза мужчины расширились, он пригляделся к лицу мальчика, а после перевел взгляд на его кроссовки. В его глазах было узнавание. – Как и ты, я думаю. Знаешь нашу ближайшую больницу? – Нет. – Тогда если поможешь дойти, узнаешь, – мужчина попытался встать, опираясь на стену. Изуку приблизился к незнакомцу, осторожно обхватил его за талию и помог опереться. – Я Араи Изаму, – мужчина оперся на мальчика. – Я Рей. Незнакомец, хотя теперь уже Араи Изаму, приподнял брови, но не стал комментировать ответ ребенка. Больница была не так уж и далеко, отметил про себя Изуку, вот только с раненым попутчиком путь был дольше. Маленький цветочный магазин располагался в трех этажном доме, сбоку которого была черная дверь со звонком. Мужчина нажал на него два раза, а потом еще раз, но уже четырежды. Дверь открылась и их встретила женщина.***
(настоящее)
Изуку короткими перебежками с ребенком на руках добирался до больницы. У него болела спина, и сзади он был весь мокрым – упал в лужу. Некоторые прохожие задерживались взглядом, но никто не стал их останавливать. Рей мог бы принести ребенка к себе домой, вот только он не знал, как лучше можно было бы помочь, а потому сжав челюсть, спешил в больницу. В обычную было нельзя – они просто могли не дождаться лечения. Изуку завернул за угол, увидел привычную вывеску и поспешил к боковой стене дома. Быстро отбил по звонку нужный ритм – 2.4 – и как только дверь открылась, влетел внутрь. – У меня маленький пациент, подозрение на переохлаждение и возможно обморожение, – сообщил Мидория сразу. – Неси его в третью комнату, – приказала Суто-сан, врач, дежуривший сегодня. – Да, – отозвался Изуку. В третьей комнате была ванная. Суто-сан проверила пульс пациента, чуть-чуть нахмурилась и включила воду. Мальчика нужно было согреть. Проверив температуру воды, она быстро кивнула, взяла ребенка из ледяных пальцев Изуку и осторожно погрузила того в воду, держа его голову над поверхностью. Строго посмотрела на зеленоволосого, поудобнее взяла малыша и присела на корточки. – Ты должен пойти к Миякэ-кун, пусть она осмотрит тебя. И возьми одеяло, ты знаешь, где оно лежит, – Суто строго обратилась к мальчику. Все в больнице знали, каким упертым и охочим до знаний он может быть. Одна его упёртость в обучении чего только стоила. Изуку нахмурился и посмотрел Суто в лицо. – Сначала скажите, что с ним. – У него стадия между средним и тяжелым переохлаждением. Никаких переломов нет, но есть маленькие порезы и ушиб на ноге и руке. Для начала его нужно постепенно согреть и массировать переохлажденные участки, вернуть к нормальному кровообращению, а после дать теплый и сладкий чай. Если нет вопросов, иди, возьми одеяло, мне холодно смотреть на тебя. И принеси одежду для ребенка, – Суто отвернулась от Изуку и сосредоточила своё внимание на подопечном. Изуку тихо вышел из комнаты и направился в прачечную. Там хранились все одеяла и одежда. Больница расположилась в подвале дома, и тут всегда было тепло, так как на этом же уровне и чуть ниже находилась котельная. Изуку переоделся – в больнице хранилась одежда для него, так как он был частым гостем – взял еще один комплект, отнес его Суто и пошел искать Миякэ. Она обнаружилась за осмотром пациента. – Миякэ-сан, – позвал Изуку врача, – вам нужна помощь? – О, Рей. Только если сделать новую перевязку и нанести мазь некоторым личностям, – женщина с персиковым цветом волос улыбнулась зеленоволосому. – Хорошо, я так понимаю Араи-сан здесь? – Хмф, – Миякэ мягко хмыкнула. Изуку поспешил надеть халат, и отправился выполнять задание.***
Вечером этого же дня, отмытый и согретый, живой найденыш сидел дома у семьи Мидории. Завернутый в плед, прижав голову к груди и обхватив коленки маленькими ручками, мальчик осматривал гостиную большими фиолетовыми глазами. У него были простые русые волосы и родинка под правым глазом. Изуку и Инко были на кухне, и если сын наблюдал за малышом и пытался его нарисовать, то мама наблюдала за сыном, пила чай и думала, что они будут делать дальше. К ребенку подошел кот Боря, сел напротив и стал умываться. Зрачки малыша расширились, он чуть-чуть приподнял голову, а его рот непроизвольно раскрылся. Мальчик облизнул губы, перестал сильно сжимать ручкой край пледа и потянулся к коту. Боря перестал умываться и внимательно посмотрел на гостя. Рука остановилась, немного дрогнув. Кот приблизился и уткнулся в детскую ладушку. Эту картину видели Инко и Изуку. В этот момент двое членов семьи Мидории поняли – если за ребенком не вернутся, то он станет их. . . . Через несколько месяцев в семьи Мидории произошло официальное пополнение – Мидория Яко, мальчик, четыре с половиной года, беспричудный.***
Кацуки замер на входе в гостиную и выронил сумку. На него смотрели большие фиолетовые глаза. – Ботаник! Что за хрень? – крикнул Бакуго.