Жить...

      Все, кто принимал участие в застолье, по поводу возвращения «вероломного» Хозяина Долины, радостно переговаривались и выпивали. А-Сян язвила, как всегда, не особенно церемонясь с Чжоу Цзышу, по-прежнему называя его «туберкулезником», ее жених смотрел на свою демоническую красавицу с обожанием и улыбался. Остальные поднимали тосты и Лао Вэнь пил со всеми, лишь обеспокоенный взгляд его то и дело останавливался на угрюмо молчащем друге. Он отлично понимал, что разговаривать с Чжоу Цзышу будет трудно.       Когда Вэнь Кесин придумывал план с собственной фиктивной смертью, он очень боялся, что А-Сюй его не поймет, когда все откроется, что разозлится, не простит и совсем оставит его. Но другой страх был гораздо сильней – бывший глава Тяньчуан медленно умирал и в первую очередь из-за своих ран и угасающей жизненной энергии участвовать во всем этом не должен был. Вэнь Кесин готов был вымаливать у Провидения каждый лишний день для А-Сюя, поэтому ни за что не позволил бы ему рисковать и тратить остатки жизненной силы в предстоящей авантюре.       Каждый день, пока он вынужденно отсутствовал, он ждал момента своего возвращения, и боялся, что, вернувшись, не застанет друга живым. Об этом и только об этом он заботился все то время, пока был рядом, и не представлял, как будет жить дальше, если способ исцеления не найдется и случится неизбежное. Все мотивы его действий были связаны с желанием уберечь друга, вот только ценит ли его старания сам Чжоу Цзышу?.. Нужно ли ему это – Лао Вэнь не был уверен.       Сердце его трепетало, когда он приблизился к угрюмо молчащему другу, чтобы выпить с ним и смиренно просить прощения за спланированный обман. Он нервничал и досадовал, когда Великий Шаман, глава Шень-Шень, неугомонная А-Сян, ее жених и даже Седьмой лорд – все участники «заговора» принялись оправдывать его перед Цзышу, а тот неизменно молчал, потупив взор. Вэнь Кесин что-то говорил при этом, пытался осторожно шутить, но все было напрасно – лишь наполненная грозой тишина отвечала ему. К счастью, пытка не оказалась бесконечной – бывший глава Тяньчуан заставил всех умолкнуть и, наконец, снизошел до ответа.       - Выпей три таких – сказал он, протягивая кувшин с вином, и горько улыбнулся. «Сделаю как ты скажешь», - подумал Вэнь Кесин, принял из рук друга кувшин с вином и облегченно вздохнул, понимая, что ему, кажется, очень повезло. Все, кто был за столом, явно обрадовались услышанному, вот только сам Чжоу Цзышу не мог радоваться, не в силах до конца отпустить ситуацию - виноватый тон голоса Вэнь Кесина только усиливал внутренние противоречия и «резал душу» на куски не хуже «Белого покрова».       Цзышу снова сел, стараясь не провожать взглядом явно повеселевшего друга, и наполнил бокал вместе со всеми. Они сидели еще, наверное, час, или больше, солнце садилось, скрывая в мягком сумраке детали в выражениях лиц – то, что бывший глава Тяньчуан привык наблюдать, и делать на этом основании выводы о том, чего хотят и о чем думают окружающие.       Смеялась А-Сян, и ее длинные внимательные взгляды на Вейнина невозможно было не замечать, как невозможно было не видеть, насколько счастлив сам Пурпурный призрак, за столь короткий срок превратившийся в очаровательную, взбалмошную девушку полную чувств, эмоций и переживаний…       Великий шаман щурился, поднося к губам нефритовый бокал, и бросал взгляды на руки Седьмого лорда. Он явно о чем-то беспокоился, и возможно, хотел поговорить с другом, но обстоятельства не располагали…       Сияющие, полные любви глаза Вейнина, что он не сводил со своей А-Сян…       Счастливый Чэнлин, восторженно бросающий взгляды то на него, то на Младшего учителя, смущенно сжимающий в ладошках чашу с вином, не смеющий пригубить его вместе со всеми…       Чжоу Цзышу замечал все и всех, не смея взглянуть лишь на Лао Вэня. Боковым зрением улавливал он блеск его глаз, расцветшую на бледном лице улыбку, слышал его шутки, в том числе адресованные ему лично, даже отвечать умудрялся, но…       Он был рад тому, что Лао Вень, наконец, избавился от душевной боли, что тяготила его долгие годы, но сожаление о том, что его личный жизненный срок подходит к концу в этот момент поднялось резкой волной протеста – он не хотел уходить сейчас, вот так – когда самый близкий счастлив, когда А-Сян и Вэньнин готовы сыграть свадьбу… В этот момент вся свобода и радость жизни рядом с человеком, готовым каждый день дарить ему свое тепло, раскрылась яркими, светлыми красками, полными любви.       Цзышу было и хорошо, и плохо одновременно. В душе поднималось неведомое доселе чувство, и охарактеризовать его было невозможно. Гнев ли это? Он не мог с уверенностью сказать, что злился на Вэнь Кесина: какой смысл, да и за что злиться на противоречивое чудо, что послали ему Боги под конец жизни?.. Обида? Как-будто и не обижался больше Цзышу…       Уязвленная гордость воина, растерявшего свои силы?.. Может быть и так, но вместе с этим в сердце теснилось что-то еще. И это «еще» болело, ныло, раздражало своей невыразимостью и невозможностью избавиться. Все время, пока продолжались застольные посиделки, Чжоу Цзышу пытался разобраться в себе, но ничего не получалось, лишь странное чувство росло и росло в груди, уподобляясь по силе еженочному «эффекту» Семи гвоздей.       «… их нет больше, но мучаюсь я так, будто они все еще во мне…» - подумал он и, глотнув «по полной», все-таки взглянул на Лао Вэня.       Тот давно с беспокойством наблюдал за ним, и все же эта встреча взглядами за столом, в момент дружеского пиршества оказалась неожиданной для обоих: Вэнь Кесин не надеялся, что друг снизойдет и удостоит наконец, его своим взглядом, и потому без опаски разглядывал его, а Чжоу Цзышу не ожидал что именно сейчас встретится с его ответным взглядом. Когда это произошло, оба на краткий миг замерли, потеряв нить застольной беседы. Выражение глаз Вэнь Кесина стало растерянным и умоляющим, сам он был бледен, лишь на губах по-прежнему цвела горделивая, лукавая улыбка. Чжоу Цзышу смотрел тяжело и растерянно…       Мощная энергия крайне неравнодушных друг к другу людей, которые в сложных обстоятельствах не поняли друг друга, переполняла их. Схлестнувшись вот так - в безмолвном горячем диалоге, они и пары секунд не выдержали - отвернулись в разные стороны, невпопад отвечая остальным.       Цзышу не выдержал первым. Молча он выпил еще пару бокалов, затем, отговорившись усталостью, покинул застолье. Никто не рискнул задержать его, лишь Лао Вэнь обеспокоенно посмотрел вслед. Он хотел догнать, успокоить друга, но обещание удерживало – еще не был выпит последний, третий кувшин. Поэтому, когда Вэнь Кесин все-таки нашел Цзышу, он был уже очень пьян.       - А-Сюй… Где ты? А-Сюй… Я всех напоил, я так рад, так счастлив… Так счастлив... – бормотал Вень Кесин, раскачиваясь в разные стороны, и Цзышу поспешил помочь ему устроиться на подлокотнике резного кресла, опасаясь, как бы счастливец не грохнулся от полноты счастья на пол.       Привычное «А-Сюй» сейчас больно царапало сердце, и Цзышу нервничал из-за этого. Одновременно, с каждым тихим вздохом и откровенным взглядом друга на него накатывали волны тепла и тоски. Но в то же время нежный взгляд Вэнь Кесина, даже его голос, без которого уже ни дня себе не представлял Чжоу Цзышу раздражали его тем, что сам он не мог говорить также откровенно… Он пытался не обращать на все это внимания, думая о том, как уложить гуляку на кровать, чтоб тот заснул наконец, и не бередил душу ласковой болтовней, но, видно, не судьба была сегодня спастись.       - …когда я последний раз пил со старым Монстром, был очень печален… Боялся, что ты умрешь… уйдешь, откажешься от меня совсем, что я недостоин быть твоим близким…- горьким шепотом сказал Вэнь Кесин, - но сейчас все по-другому… сейчас же все хорошо, да?..       Руки Цзышу внезапно задрожали, сердце рухнуло куда-то вниз, к самым ногам, разум заполнил вязкий, медленный туман, сквозь который не могла пробраться не искалеченной ни одна здравая мысль. «Но я тоже! Тоже не хочу уходить, Лао Вэнь! – рыдала душа. – С тобой хочу быть! Хочу вечно слушать твою болтовню, смотреть на тебя, ждать тебя…хочу… Хочу! Хочу!».       Только как бы ни рвалась душа, ни один звук не протиснулся сквозь сведенное спазмом горло, лишь слезы удушливой волной преграждали путь каждому вздоху.       - Не умирай, - выдохнул Вэнь Кесин и внезапно крепко обнял его, прижался лицом к животу, сцепив руки.       Цзышу стоял рядом с креслом, на подлокотнике которого сидел перебравший бедолага, и не мог понять ни единого слова, что тот говорил, нежно повторяя «А-Сюй… А-Сюй…». Руки как плети повисли вдоль тела, а непонятное, тяжелое чувство, что нарастало во время застолья, в эту минуту целиком охватило его, переполняя неведомой доселе тоской. Ему хотелось обнять друга в ответ, но он не позволял себе этого, понимая, что объятье не получится ни братским, ни дружеским... Но каким тогда оно будет? Родственным? Семейным?       Цзышу не успел подумать об этом, как руки сами обвились вокруг шеи Вэнь Кесина и неуверенные ладони прижали к груди его горячую голову. Этот момент сломал что-то внутри, в груди стало горячо-горячо, а тоска, что продолжала нарастать, внезапно растеклась по венам, словно Ци, разрушающая погибшие меридианы.       - Я… поживу еще, Лао Вэнь, - сказал он.       После этих слов туман, что охватил его разум, превратился в плавящийся металл, а глаза наполнились слезами. Сильней всего сейчас ему хотелось опуститься на пол и поверх роскошных кремовых шелков обнять ноги Вэнь Кесина, уткнуться лицом в его колени. В сердце, в груди, на губах оживали слова, полные любви, но Цзышу ничего не мог ни сделать, ни сказать, лишь слабели ноги, и сердце тонкой нитью билось в груди.       Пытаясь отвлечься, он сосредоточил душевные силы на том, чтоб увести друга в постель - перебравший вина, тот должен был быстро заснуть. Но даже когда это удалось сделать, тот продолжал улыбаться и ласково говорить с ним… На этот раз Вэнь Кесин говорил, что хочет найти деревню, где погибли его родители и предать тела погребению. Цзышу слышал все это как сквозь туманную занавесь.       - Пожалуйста...ты же пойдешь со мной, А-Сюй?.. – просил он и тянул к Цзышу свою руку.       «Нужно ли тебе просить меня?» - думал тот.       В эту минуту, чего бы ни попросил Вэнь Кесин, Цзышу выполнил бы не задумываясь. Голос, горячая рука Вэнь Кесина , улыбка и нежность во взгляде… Почему только сейчас Цзышу понял, как сильно все это действует на него? Почему только сейчас увидел, что его чувства к Вэнь Кесину намного сильней любой самой близкой дружбы, любого братства… Он физически ощущал, насколько они близки, что всего один шаг необратимо нарушит условно принятый «договор», и назад дороги не будет.       Любовь? Возможно ли это сейчас, после Тяньчуана, после стольких лет одиночества, когда сердце, казалось, высохло, окаменело?.. Но даже если Цзышу допускал, что такое возможно, он не верил, что его чувства могут быть взаимными.       Ежедневно ловя на себе восхищенные взгляды друга, слыша ласковые слова и дразнящие шутки, видя его заботу - он не верил. Не верил он даже после побега из дворца Его высочества, когда Лао Вэнь прилюдно преклонил перед ним колено и совершил поклон, как ученик Усадьбы Четырех сезонов перед Учителем… Он очень хотел верить, но, словно в жизнь после смерти не верил все равно.       Любовь?.. Да еще взаимная? Разве, может это случиться с ним?..       Сколько их было в его жизни – нежных, опытных, ласковых любовниц, красоток на одну ночь, коротких романов, разовых страстных встреч в пылу побед – Чжоу Цзышу не смог бы с точностью назвать общее число. Суровый глава Тяньчуана никогда не позволял себе отношений ни с одной красавицей Цзянху, ни с одной готовой на все служанкой и даже… Даже тот невероятный случай с Ли Шэн - влюбленным юношей-воином шел не в счет. А ведь мальчишка вступил в охрану Его Высочества только из-за него – безжалостного главы, за которого однажды и отдал свою жизнь…       Цзышу долго тогда не мог прийти в себя. Именно после гибели Ли Шэн впервые пришло к нему осознание. Он чувствовать все то, что глава Тяньчуан чувствовать был бы не должен – людскую боль, слезы, страх, обиды и усталость, ненависть, любовь, свою тяжкую вину… Вот только никогда Цзышу не знал той нежности, что словно иглами колола сейчас его руки и тело, не испытывал всепоглощающего желания спрятать на груди внезапное счастье, что подарила судьба, обнять, покрывая поцелуями удивленное лицо, и говорить, говорить о любви…       Цзышу смотрел на улыбающегося, лепечущего что-то в полусне Вэнь Кесина и губы его дрожали. Он плакал, злился на себя от бессилия и задыхался от чувств, не в силах их утихомирить. Он пообещал другу все, о чем тот его просил, так и не попросив в ответ никогда не оставлять его больше, никогда не исчезать так внезапно и страшно, никогда не скрывать ничего важного, никогда не… Он держался до тех пор, пока глаза друга на закрылись, и сморенный сном, он не задышал глубоко и ровно.       Как, оказывается, трудно бывает порой сделать один шаг – ноги больше не держали Цзышу и он опустился на пол, рядом с постелью спящего. Ладонь Вэнь Кесина в его руках была теплой, по набухшим венам вместе с кровью гуляло вино… Длинные пальцы, узкие запястья...       «Тебе только веер держать в руках, Лао Вэнь..» - подумалось вдруг. Цзышу невольно усмехнулся, вспоминая, насколько несокрушимым становится в изящных руках Вэнь Кесина белоснежный веер – его смертоносное оружие. А потом…       Бывший глава Тяньчуан не смог бы объяснить, что стало с ним потом, потому что, бережно сжимая в ладонях пальцы друга, он поднялся на ноги и, склонившись над спящим, другой рукой коснулся его волос. Бывший грозный Хозяин Долины призраков спал, улыбаясь во сне, словно невинный юноша-подросток… В этот ли момент окончательно покорилось сердце Цзышу его притягательной красоте, или все случилось намного раньше?..       Время остановилось, остро заломило виски, но ни мгновения не сомневался он в том, что собирался сделать, пусть все и происходило словно в другом мире, на том свете, после смерти, или до рождения… Больше всего, сильней всего, чем когда-либо раньше, сейчас он чувствовал себя живым, всем существом хотел жить, быть сильным, здоровым, счастливым, в глубине души понимая, что это невозможно.       Он поднес к лицу ладонь друга, закрыл глаза и прижался к ней губами с глубоким, горьким вздохом. Затем оторвался, и вновь склонился к лицу спящего. Кончиками пальцев, словно драгоценности касаясь, Цзышу провел по его волосам над линией бровей, и привстав на одно колено, осторожно дотронулся губами чуть приоткрытых во сне, алых, горячих после вина губ Вэнь Кесина…       Это был далеко не первый поцелуй в его жизни, но такого страха и одновременно наслаждения он не испытывал ни разу. Он понимал прекрасно, что все это нечестно и неизвестно что бы сделал Лао Вэнь, если бы проснулся, и все равно – крал поцелуй с его губ. Робость и нежность яростного огня страсти не разжигали, но почему-то резали грудь острее меча… Сердце то глухо билось, то замирало совсем…       Цзышу боялся и ждал ответа – пусть случайно, пусть во сне, - но Вэнь Кесин лишь вздохнул ему в губы и улыбнулся. Этого оказалось достаточно - Цзышу уронил голову в подушку, рядом с головой спящего и едва слышно прошептал: «Люблю тебя…так люблю…»