27.09.96 Пятница, 18:05
– «Я скучаю». Пальцы оставляют эту надпись чёрным карандашом на листе бумаги, в самом углу. Незаметным штрихом, напоминающим про ужасную рану в груди, что появилась там неделю назад. — Я очень скучаю. Говорит он уже в слух, сжимая в руке карандаш. Боль рвётся наружу, сильнее разрывая грудную клетку изнутри. Хочется вопить волчьим воем. — Вернись, пожалуйста. Напрасные слова, которые абсолютно ничего не смогут поменять. На самом деле, уже никто не сможет ничего поменять. Да никто и не мог, так должно было случиться. Он аккуратно складывает листок и прячет его в стопку к другим листам. Таким же шуршащим и никому теперь не нужным. На исцарапанный ножиком стол падают две капли, которые тут же оказываются стёртыми рукой. Ему было двадцать три года. — Знаешь, у меня есть ощущение, что ты меня обманываешь. Он говорит это, склонившись в стол лицом. Улыбаясь. Болезненно-широко и до ужаса неестественно. Этакая улыбка человека, лишившегося рассудка.***
— Ты слышишь меня? — Да, — он улыбается, — я тебя слышу. — Я всегда буду рядом с тобой, ты, главное, меня не забывай. — Никогда, иди сюда. Мягкие объятия, любимое тепло, приятный запах, глубокое дыхание. Он счастлив. Они оба счастливы.***
Под руками множество принадлежностей для рисования. Неожиданно попадается кусочек чёрного угля, что был куплен для нанесения на стены набросков росписи. Парень повертел чёрный кусочек в руках. — Ты ведь сказал, что обязательно будешь рядом, выходит, ты обманул меня, да? Его пальцы уже были испачканы углём. В неубранной комнате воцарилась тишина. Тихий щелчок. Он сломал этот кусок на две части и уронил одну половинку на стол. Молодой человек провёл пару раз углём по бумаге и сдул получившуюся угольную пыль. По щекам опять, обжигая кожу, скатились две слезинки и упали на стол. Парень еле сдерживался, чтобы не впасть в истерику. Он старался не терять самообладание. — Ты точно меня обманул. Ненавижу тебя! Парень поднялся с места, случайно (а может быть, специально) уронил стул за спиной, который с деревянным глухим звуком упал на пол. Быть может, это и послужило последней каплей. После этого на землю полетели бумаги, разлетаясь по всему полу, краски и пара книжек со стола. На пол в середину этой бумажной кучи падает и он сам. — Ненавижу! Крик прорезает тишину квартиры. А потом вновь тишина, которую нарушает тихое всхлипывание. — Знаешь, даже если бы ты прямо сейчас появился тут, то первое, что я бы сделал — набил бы тебе морду, сволочь! Он кулаком ударяет по полу и разворачивается на бок, подтягивая к груди ноги. Из глаз катятся слёзы и неприятно скользят по вискам, попадая чуть ли не в уши. Омерзительное ощущение. Молодой человек стискивает зубы и рукой под бумагами нащупывает тот самый жалкий кусочек уголька. Андрей поднимается и подползает к стене, опираясь о неё тыльной стороной ладони. Очередной всхлип и тихое шуршание уголька об обои.«Я тебя люб ненавижу!»
«Я знаю, утри слёзы».
Немного резкие и скачущие буквы, выведенные красным карандашом, сейчас были страшнее всего на свете. Князев подскочил на ноги, тут же делая несколько шагов назад, сминая под ногами бумаги и испуганно глядя на этот ответ. — Какого чёрта? Андрей не сводил глаз с этой надписи и стал думать, что он уже сходит с ума. Сам во сне написал это? Кто-то заходил в его комнату? Это какая-то очень не смешная шутка? — Ну это же безумие какое-то. Князев подошёл к стене и сел на колени. Надпись была прямо на уровне его лица. Он пальцем коснулся обоев и ещё раз убедился в реальности того, что он сейчас видит. На лице появилась улыбка. Он тут же посмотрел на пол возле стены, пальцами схватил уголёк, что лежал там, и рядом с ответом написал:«Миша, это ты?»
Ответа нет. — Ответь, прошу. Ничего не изменилось. — Я просто сумасшедший. Он закрывает глаза и терпеливо ждёт. Минуту. Другую. Третью. Потом открывает сначала один глаз, потом и другой. И видит то, что он так долго ждал. Андрей подскакивает на ноги, вновь делая несколько шагов назад. Радуется и немного пугается, когда читает новые слова:«Это я».