ID работы: 10753091

Первородные: Почувствуй себя живым

Гет
NC-17
В процессе
875
Горячая работа! 770
Размер:
планируется Макси, написано 2 186 страниц, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
875 Нравится 770 Отзывы 432 В сборник Скачать

Глава №29. Часть 1: По разным городам

Настройки текста
Примечания:
      Замок «Чиллингем», графство Нортумберленд       30 февраля 1626 года       Прошло всего три дня с того момента, как Аделия оказалась в замке первородных вампиров. Все эти дни она себя чувствовала, мягко выражаясь, некомфортно, но виду старалась не подавать. Ребекка относилась к гостье с опаской и, как чудилось ведьме, с пассивным раздражением; Кол с интересом, как к ведьме, которые его всегда интересовали; Клаус не просто с опасением, но и недоверием, которое прям отражалось на его лице надписью: «Я тебе не доверяю, и сделай ты только один неверный шаг, так тут же распрощаешься со своей жизнью». Каждое их сближение за завтраком, обедом или ужином было похоже на сближение хищников разных видов, которые при случае чего-то готовы были вцепиться друг другу в глотку.       Элайдже тоже приходилось ощущать себя между двух огней. С одной стороны — мало знакомая девушка, имеющая для него минимальную цену, а с другой — дражайшая семья, которая явно прибывала в недовольстве, в особенности Никлаус, ни раз выражавший всё своё негодование. Старшему Майклсону не нравились все эти молнии, что окружали их и всю округу, но сблизить своего брата с ведьмой он не мог. Сам Клаус бы ни за что не пошёл на сближение, о чём заявил в самый первый день. Кол же был более лояльным, сказав:       — Да ладно тебе, Ник, она вроде ничего такая. Ну да, суровая дама на вид, думаю, повидала что-то, но на врага народа она не похожа.       На что Ребекка, с едкой ухмылкой и недовольно сложенными на груди руками решила подколоть братца:       — А ты бы хоть раз за шесть веков перестал исходить слюной на ведьм!       Клаус был совершенно согласен с Ребеккой, и совершенно не согласен с Колом. Потому приказал старшему из Майклсонов разобраться в том, во что он влез, как можно быстрее, чтобы избавить их дом от чужачки. Элайджа же дал не менее понятный и окончательный ответ, несмотря на то, что все, кроме Кола, восприняли его в штыки:       — Она будет здесь ровно столько, сколько понадобиться, Никлаус, даже если этот срок ограничиться в год. И, я надеюсь, тебе хватит ума с ней не ссориться. Ради нашего же блага, — ненавязчиво добавил первородный.       Тогда, находясь за ужином, который ведьма Вурбмранд покинула раньше всех, Кол, уплетая индейку, заявил:       — Да, Ник, а то подпалит твой очаровательный зад, на который засматриваются все девицы королевства.       Схватит вилку так быстро, что и моргнуть никто не успел, Клаус запустил столовый прибор точно в грудь надоедливого братца. Кол театрально ахнул, притворившись, что теряет сознание, а после с заливистым смехом извлёк окровавленный прибор из своего тела и отвесил ещё пару шуток, исчезнув из-за стола сразу же, как Никлаус резко встал, ударив рукой по столу так сильно, что тот задрожал.       С тех пор, Клаус хоть и словесно старался не демонстрировать своё недовольство, однако во взгляде и на лице всё равно было всё написано. В прочем его это не особо волновало. Радовало лишь то, что они с ведьмой пересекались один или два раза в день за завтраком и ужином, а в остальное время он даже запаха масел от неё не чувствовал.       С Ловэлем, как на зло, ведьме Вурмбранд всё никак не удавалось пересечься. Этот чёрт прям как чувствовал — покидал замок каждый раз, когда она направлялась к тому месту, где он был минуту назад. Это было похоже на догонялки кошки и мышки.       Элайджа же пока не сообщал Ловэлю о том, кто их гостья, однако дал понять, что девушка эта важная и при встрече попросил проявить уважение. Кадмус даже не сопротивлялся, не чувствуя какой-то опасности, наоборот отзываясь очень положительно, говоря, что с нетерпением ждёт встречи с уважаемой гостьей благородного семейства. Он ждал встречи, но дел было настолько много, что в замке Кадмус появлялся от случая к случаю на минут пять или десять.       Каролине Керр, к слову, стало известно о неизвестной гостье буквально на следующий день из письма Никлауса. Королева крайне удивилась тому, что Элайджа привёл в замок едва ли знакомую девушку, которая являлась ведьмой и едва ли не убила его. В особые подробности Майклсон не вдавался в письме, однако упомянул, что ведьма кого-то разыскивает, а его благородный братец решил помочь в обмен на одну небольшую услугу. Что эта за услуга — Каролина так же не знала. Клаус не посвящал её в проблемы с Ловэлем, не желая беспокоить. В прочем, он так же пока не посчитал нужным посвятить её в проблемы населения своего королевства.       Поздним вечером того дня, как Клаус и просил, лекарь вновь явился в замок, тут же поведав о ещё трёх заражённых. Разумеется, Майклсонов это не радовало от слова совсем. Никлаус начинал нервничать, понимая, что ему придётся проинформировать королеву, которая, как минимум, опечалиться дурной вести. Элайджу, как и Кола с Ребеккой, тоже не радовало такое развитие событий. Они требовали от Роланда, чтобы тот попробовал отыскать или сотворить лекарство, но лекарь разводил руками, глубоко кланяясь и поясняя, что он испробовал всё, что было в его силах. Тогда Никлаус, со свойственным ему недовольством и взглядом с высока, заявил пожилому мужчине, что он делает недостаточно. Роланда эти слова задели, ведь мужчина трудился не покладая рук, временами пренебрегая сном и потреблением пищи, которые были так важны в его приклоном возрасте. Элайджа же в ответ осадил брата, попросив быть его понимающим и благосклонным, проявить уважение к труду Роланда. Кол, сидевший рядом с Ребеккой на соседних тронах, предложил обратиться за помощью к ведьме, на что его предложение восприняли в штыки.       — К какой, милорд? К той, что сейчас проживает в вашем замке? — уточнил лекарь, на что Кол без сомнений кивнул, игнорируя предупреждающий взгляд Клауса. — Прошу прощения, но мне кажется, что это не лучшая из ваших идей.       — Почему же? Чем чёрт не шутит?       Клаус на это раздражённо прикрыл глаза, прорычав:       — Хочешь доверить наш народ ведьме, брат? Через мой труп.       — Я тоже не думаю, что это хорошая идея, — поддержала Ребекка.       — Не думаю, что это настолько плохая идея, — вдруг все взгляды обратились на Элайджу. По взгляду Клауса можно было прочитать даже вопрос: «Ты ничего не перепутал?». — Я думаю, если у Аделии найдётся желание, то она могла бы помочь тебе в работе, Роланд.       — Почему вы доверяете ей, милорд? — не понимал лекарь, негодуя. — Ведьмы — это зло, они опасны! Почему вы хотите прибегнуть к магии? Не боитесь быть должными ей по гроб вашей жизни? — Майклсон усмехнулся, а мужчина, поняв, что позволил себе перейти на неподобающий тон, стушевался и опустил голову. — Прошу прощения, милорд.       — Я и так должен ей, — с расслабленной улыбкой ответил Элайджа, когда Роланд обратил на него потерянный взгляд. Мужчина не понимал, когда и зачем лорд обратился к ведьме. — Я поговорю с Аделией, и если она захочет, то проявит участие. И мой совет: не будьте к ней так строги и… предвзяты.       — Идиот… — буркнул себе под нос Клаус, прикрыв веки, но уже в следующую секунду вернул величественный взгляд на пожилого мужчину. — Можешь идти, Роланд. Я нанесу тебе визит завтра на заре.       Лекарь поклонился и поспешил покинуть тронный зал. Стоило дверям только закрыться, так тут же разразились громкие споры. Никлаус и Ребекка яро негодовали, не веря ведьме, которая на тот момент наверняка находилась в своих покоях. Кол же, недовольно закатывая глаза, спокойно, изредка повышая тон, говорил, что они, как верно заметил Элайджа, слишком предвзяты к девушке. Конечно, осторожность не помешает, но раз она гостит в замке по делам, то с неё можно было бы возыметь выгоду. Элайдже не совсем понравились двуликое размышление младшего брата, но всё-таки за поддержку его мнения он поблагодарил. Сам же Элайджа решил предложить кандидатуру ведьмы Вурмбранд в помощники лишь потому, что ему неизвестно — сколько продляться их поиски и пока не начатая война с Ловэлем. Было очевидно, что рано или поздно ведьма заскучает, а так хоть какое-то развлечение, да и возможность помочь людям.       Элайджа не был уверен, но что-то ему подсказывало, что в Аделии, несмотря на её холодность, жестокость и даже некую отстранённость, всё ещё есть нечто, за что она цепляется, не желая промёрзнуть насквозь, не проявляя тёплых чувств, кои она прячет где-то в глубине себя. Чего стоила её попытка встать между ним и Катериной. Было ясно, что Аделия понимала, что несмотря на силу и опыт, который она успела получить как в мире живых, так и в ином — мёртвом и Меадарие, — что ей не хватит человеческой реакции, чтобы вовремя спасти свою жизнь, если вдруг первородный захочет ей свернуть шею. Повезёт, если шестое чувство подскажет, на которое она полагается всю свою жизнь. Однако это ей не помешало встать между ними, предупредив о том, что ему стоит трижды подумать, прежде чем сделать что-то Кэтрин. Элайджа видел, что она прониклась какими-то чувствами к вампирше и была благодарна за спасение. Он всё ещё не знает, что Ловэль с ней сделал, но раз она не могла воспользоваться магией, чтобы самой себя спасти, это лишь могло означать, что он применил к ней физическую силу, возможно накачав лобелией. Повезло ведьме Вурмбранд лишь в том, что не было у них на тот момент запаса смертельно ядовитых цветков.       В итоге мнения разделились. Семья первородных вампиров так и не смогла прийти к единому умозаключению. Ребекка и Клаус настаивали на том, что им не стоит рисковать, доверяя жизнь их королевства едва ли знакомой ведьме. Кол и Элайджа настаивали, что если здесь что-то и может помочь, так это магия, раз даже Роланд, посвятивший всю свою жизнь науке и медицине, бессилен перед этой болезнью. Поэтому, несмотря на несогласие Никлауса и Ребекки, Элайджа всё-таки решил переговорить с ведьмой Вурмбранд тет-а-тет после ужина, вызвавшись проводить даму до её покоев.       — Милорд? — её голос звучал удивлённо, когда она услышала шаги позади себя, едва покинув столовый зал.       — Мне казалось, что мы пришли к обоюдному решению — отбросить формальности, — припомнил ей древний, позволив себе слегка улыбнуться.       Аделия, со свойственной ей привычкой, сложила руки на груди, но всё-таки тоже улыбнулась, согласно кивнув.       — Разумеется. Просто я привыкла к такому стилю общения и свести его на «нет» мне непросто.       — Я понимаю, — Майклсон склонил голову и указал вперёд, после чего они начали свой путь. — Я сопровожу тебя, если ты не против.       Губы ведьмы дрогнули в колкой ухмылке.       — Не против. Ваше общество мне ни неприятно.       — Вот как! — казалось, Элайджа впрямь был удивлён это слышать. — Я-то думал, что в связи с некоторыми событиями ты меня терпеть не можешь. Твой взгляд практически открыто говорит об этом.       — Мой взгляд ввёл тебя в заблуждение. Мне не за что ненавидеть тебя, — произнесла девушка спокойно, пожав плечами. — Просто… — она закусила губу, будто передумав сказать то, что хотела изначально. Взгляд ведьмы упёрся в большие окна, за которым уже давно было темно, падал снег, а дороги у замка освещались лишь факелами. — Уверена, ты поймёшь меня, как человек, проживший на этом свете свыше шестьсот лет. Наш взгляд может быть полон разных мыслей и чувств, которые временами мы сами не можем уловить. К тому же в нём так же отражается вся боль и тягость, которые нам когда-то приходилось пережить. И ко всему этому так же можно добавить мудрость. А смешав всё это, мы получаем то, что имеем.       — Мне это знакомо, — тут же согласился первородный, понимая, почему он в её глазах временами видит интерес и неприязнь одновременно. — Мы особо не говорили с тех пор, как ты прибыла в наш замок. Мне хотелось бы узнать, всё ли тебе нравиться? — Аделия от удивления вскинула брови, оторвавшись от созерцания зимнего вида. Сейчас Элайдже казалось, что её глаза смеялись над ним.       — Тебя правда это волнует? — на что девушка тут же получила утвердительный кивок. — Поразительно… Что ж, меня устраивает всё, что касается обслуживания, да и замок, честно говоря, заслуживает восхищения. Остальное меня не волнует.       — Остальное, я так понимаю, касается несколько неоднозначных взглядов со стороны моей родни, — Майклсон не спрашивал, а утверждал этот факт.       — Так и есть. Но, как я сказала, меня это не волнует. Всё-таки я не планирую здесь задерживаться на больше, чем к тому располагает дело. Можно задам только один вопрос?       — Разумеется.       — Почему Его Величество так не любит ведьм? У вас какой-то конфликт с представителями нашего сообщества?       Элайджа тяжело вздохнул, не ожидав, что она задаст именно этот вопрос. Он скорее мог подумать, что её заинтересовал любопытный взгляд Кола. Его брат вечно пытался вывести ведьму на разговор, который мог как-то коснуться тайн ведьмовского сообщества, заклинаний, техник и тому подобного, но Аделия всегда пресекала эти разговоры, на отрез отказываясь делиться хоть чем-то. Но, что речь пойдёт о Никлаусе, Элайджа никак не мог ожидать.       — Если рассматривать проблему в глобальном плане, то у нас нет открытого конфликта с ведьмовским сообществом, но если затрагивать малую часть, то напряжённые отношения имеются. За шестьсот лет ведьмы и колдуны нас больше предавали, чем помогали, и… — первородный повёл рукой, едва заметно облизнув пересохшие губы, — была женщина, что обратила нас — наша мать.       Поражённая Вурмбранд уставилась на вампира цепким взглядом. Трудно было понять: то ли она сочувствовала, то ли хотела узнать больше подробностей. Однако перебивать герцога она не спешила, но своё движение они остановили, замерев посреди коридора.       — Когда собственный отец убил нас, перед этим подмешав в вино заколдованную кровь, — он же и натолкнул нашу мать на такой отчаянный шаг, — мы вернулись и не могли поверить тому, что происходит. Нам не дали выбора: умереть окончательно или выбрать новый путь. Нас просто напоили человеческой кровью, чтобы мы завершили обращение. У каждого из нас были свои планы на человеческую жизнь, но у нас её забрали. Оправдано это было тем, что они хотели защитить нас от опасностей, которых был полон этот мир… Толчком к этому стала смерть моего самого младшего брата, который погиб из-за оборотня, напавшего на него в полнолуние. Это самая первая причина из всех остальных, почему Никлаус весьма предвзято относиться к ведьмам, если не выразиться хуже.       Услышав эту небольшую историю, Аделии уже стало ясно, какие конфликты могли пойти дальше. Она даже не видела смысла расспрашивать Элайджу. Сам же Майклсон смотрел на неё с некоторым ожиданием, будто ему было интересно, что она может сказать на это.       «И опять эти оборотни. Терпеть не могу! Тут хотя бы есть какое-никакое оправдание в виде обращения в полнолуние, во время которого они не имеют способность себя контролировать».       — Отвратительный поступок людей, которых ты называешь «мамой» и «отцом», — она брезгливо поморщилась. — Я бы выразилась иначе.       — Как же?       — Тупоголовые болваны.       Элайджа Майклсон был удивлён — услышав сие заявление, ведь прекрасно знал, что его мать опасаются упоминать даже в слух. Что уж тут говорить о таком свете?       — Не говоря уже о том, что ваши родители самые настоящие грешники. Нет греха страшнее — убийства собственного ребёнка. Тем более четверых.       Элайджа уже хотел поправить на «пятерых», но вовремя остановил себя. Лишь его губы дрогнули, но слова сорваться не успели. Ведьма, смотревшая на пустой коридор, который освещался лишь факелами, даже того не заметила.       — Я теперь даже понимаю твоего брата, — дополнила она, направившись вперёд. Элайджа сделал то же самое. — Я бы после такого тоже ведьм невзлюбила. Хотя я многих из них и так не люблю, — махнула рукой, подумав, что уж и не так далеко от него ушла в плане ненависти к своим же.       — Моя очередь задавать вопрос, — ведьма приподняла брови, удивившись этому порыву, однако заинтересованно склонила голову, наблюдая, как Элайджа едва заметно ухмыльнулся. — Почему ты относишься неоднозначно к равным себе?       — А ты думаешь, они мне равные? — с неким самодовольством спросила ведьма, выше задрав подбородок. — Не хочу показаться слишком самонадеянной или самовлюблённой, но большинство из них и рядом со мной не стояли.       — Ты права, звучит самовлюблённо.       — Моё высокомерие взялось не из пустого места, — тут же отрезала ведьма, стерев со своего лица всякое подобие улыбки. — Я собирала себя все эти столетия. Я изучала магию так, как учёные и лекари изучают этот мир и что его населяет — и даже лучше их! Помимо изучения, я много практиковалась и знаю практики, которым многим не подвластны. Я была там, где большинство из магического сообщества этого мира не окажется даже после своей смерти! Я могу заставить любого сгореть заживо лишь одной силой мысли! Но ради справедливости замечу, что в этом мире есть ведьмы и колдуны, которые тоже могут надрать мне зад, но здесь их нет. Сейчас их мало, но всё-таки больше, чем было шестьсот лет назад.       Элайджа всё ещё не привык к столь неправильной, как бы сказали многие, речи от девушки, пусть и подобным часто грешила Ребекка, находясь в обществе семьи, но Аделия общалась так всегда. Она не стеснялась выражений, взглядов, редко соблюдала нормы приличия, демонстрируя себя такой, какая есть. Это ему нравилось, можно было понять, чего от неё стоит ожидать, а чего нет.       — Звучит могущественно, но при всём уважение, на данный момент для меня это только слова, — Аделия ухмыльнулась, словно соглашаясь с этим. — Правда, твоя речь в тронном зале в день приезда меня удивила. Вопросов у меня много, но я понимаю, что ты не будешь рассказывать о чём-то, по крайней мере в данный момент времени.       — Уважение взаимно, Элайджа, — она склонила голову в его сторону, улыбнувшись. Другую бы задели его слова, но Аделия отреагировала бы так же, если бы какая-то едва знакомая дама сказала бы ей то же самое в лицо. — Отвечая на твой вопрос, скажу: ведьмы предали мою семью, в связи с чем мои родители и сестра погибли пять столетий назад. Так же ведьмы, уже в этом моём воплощение, хотели принести меня в жертву, чтобы разделить силу между собой. Это был целый клан женщин, некоторые из которых вырастили меня и даже чему-то научили. Однако я поздно разгадала их план, практически находясь на пороге смерти, — Вурмбранд как-то мечтательно улыбнулась, словно вспомнила о чём-то. — Видел бы ты их лица, когда они хотели, чтобы я сгорела, а я вышла из огня целая и невредимая… В итоге сгорели они.       — Тебе не страшен огонь? — она утвердительно кивнула. — Всё из-за связи с неким Аросом?       — Да. Как я и говорила, он первородный хранитель огненной стихии. Я его прислужница. Помимо обычных ведьмовских сил, во мне течёт часть его силы. Когда я говорила о колдунах и ведьмах, которые могут надрать мне зад, я как раз имела в виду подобных ребят, которые прислуживают остальным хранителям и тому же Аросу. Мы редко ладим.       — О магии стихий, я так понимаю, не распространяются?       — Верно. Обычно, знания о таком виде переходят по наследству, либо кому-то удаётся отыскать нацарапанный в какой-то пещере ритуал, как это сделала я в своё время. Однако, найти ритуал — пол дела. Вопрос, пройдёшь ли ты испытание, а у каждого хранителя оно разное.       — Не трудно догадаться, каким было твоё.       — Горячим, — с ухмылкой ответила она. — Может, мы уже перестанем ходить вокруг да около и ты спросишь то, что хотел изначально? — ведьма обратила на него вопросительный взгляд, пока первородный смотрел на неё с вновь возникшим удивлением. — Я же не глупа, Элайджа. Мне кристально ясно, что ты что-то хочешь от меня. Не зря ведь вызвался проводить.       «Эта женщина не только красива и сильна, но и ещё умна и проницательна. Большая редкость, как не крути».       — Мне нравится твоя проницательность, — честно заявил он, указав на неё пальцем и улыбнувшись.       Они наконец-то прошли длинный коридор и свернули в небольшой, где их тут же встретила длинная лестница, ведущая наверх. Ребекка всегда ходила по ней, приподнимая подол платья, а Аделии даже не нужно было задумываться об этом, ведь платья она не носила, отдавая предпочтение удобным костюмам.       — Несмотря на наши незадавшиеся отношения с ведьмами, как тебе уже известно, я бы хотел попросить тебя проявить участие в одном деле, если ты этого пожелаешь.       — То есть если не пожелаю, то могу отказаться? — уточнила она важный момент.       Взяв небольшую паузу, словно о чём-то подумав, Элайджа кивнул.       — Да.       — Хорошо. Что за дело?       — Никлаус не распространялся об этом за столом, но, как ты помнишь, в момент нашего приезда в замке был лекарь. Дела плохи. Люди нашего королевства страдают от неизлечимой болезни, которая распространяется как сезонная простуда, но она словно… — грациозный взмах рукой, — неестественного происхождения. Я и Кол думаем, что дело в магии, но выследить того, кто наслал этот недуг мы не в силах, да и не уверены в этом до конца. Роланд — обычный медик, которому это тоже не подвластно. Я хочу попросить тебя о помощи.       — Неужели древним вампирам не плевать на таких мошек в виде людей? — в её голосе прослеживались нотки насмешки, которые Майклсон не оценил.       — Не плевать, — Элайджа в миг стал крайне серьёзным. Её лицо настолько помрачнело, а из взгляда ушла вся забава и лёгкость, которые сопровождала их всё это время, что Аделия неосознанно и в миг тоже переменилась в лице. — Мне точно не плевать. Я знаю ценность человеческим жизням. Никлаус… Он бы не дёргался так, если бы не обещание данное Якову и королеве. Ребекке не плевать. Она точно так же, как и я, ценит людские жизни. Кол… Он тоже по своему ценит. Но никто из них никогда не признается в этом.       — Потому что не захотят показывать так называемую «слабость», — на выдохе проговорила она. — Понимаю.       — Я понимаю, что у тебя возможно есть причины, по которым ты бы хотела не помогать этим людям. Однако, — поднявшись на второй этаж, Элайджа остановился напротив ведьмы, — я знаю, что в тебе есть нечто, что ёкает при упоминании невинных смертей.       — С чего ты это взял? — она удивлённо хлопнула глазами, а сердце ведь вправду отозвалось каким-то тягостным ударом.       — Потому что какой бы холодной, отстранённой и жестокой ты бы не пыталась казаться, твоё сердце не почернело, по крайней мере не полностью.       — Ты в этом уверен? — она вновь сложила руки на груди, обратив на него свой уверенный взгляд. Они стояли практически в тени, потому как этот участок у начала лестницы плохо освещался. — Ты меня не знаешь.       — Ты права, не знаю. Но не всегда твой взгляд обманывает меня. Была бы ты такой стервой, какой пытаешься показаться, то не стала бы спасать Катерину от меня. Возможно, на твоих руках много крови, но она всё ещё не очернила твой разум, — ведьма молчала. — Умирают даже невинные дети.       Нечто едва уловимое проскользнуло в её взгляде, стоял бы Элайджа чуть подальше, то даже не заметил этого. Он не осознавал, что это была за эмоция: грусти, боли, сожаления… Но он отчётливо заметил, как она дёрнулась, возможно сама того не осознав.       — Это манипуляция?       — Это факт. Болезнь не обойдёт никого. Уже не обходит. Месяц-другой и останется десяток от сотен и тысяч.       Упомянув детей, Майклсон вызвал в ней самый разрушающие для неё воспоминания. Сдерживая своё обещание об истребление целой стаи, Аделия между проклятий клялась Ловэлю в том, что однажды истребит всех под корень, в том числе и детей. Она сдержала своё обещание, применив яд, который усыпил их без боли и страданий. Они уснули навечно, но ведь это не делает её лучше. Она осудила Эстер, которая убила своих детей на пару с Майклом, но сама Вурмбранд недалеко ушла в своём стремление отомстить. Она помнит их напуганные взгляды и до сих пор слышит детский плач, но желание отомстить за родных было превыше её собственных чувств, которые она тогда заглушала по максимуму, как учил Арос. И услышав сейчас о детках, которые страдают из-за неизвестной болезни, она с трудом сдерживала пробуждающиеся эмоции, которые силой подавляла.       «Что, если это мой шанс — искупить грех?»       Этот вопрос не давал ей покоя, поэтому она сказала, стараясь не выдавать дрожи в голосе:       — Хорошо. Я постараюсь сделать то, что в моих силах, — она взглянула на него. От Элайджи не ускользнул странный появившийся блеск в её глазах. Он даже не ожидал, что она согласиться, причём так быстро. — Где мне найти Роланда?       — Завтра со мной и Никлаусом отправишься к нему на рассвете. Около двадцати минут езды.       — Договорились. Спасибо за составленную компанию, дальше я продолжу путь в одиночестве.       Столь резкая смена в настроение была Майклсону не ясна. Он даже ответить ничего не успел, как ведьма развернулась и быстрым шагом направилась направо, держа путь к своим покоям. Он мог бы остаться стоять на месте, смотреть ей быстро удаляющейся в след, наблюдая за тенью и за факелами, огонь в которых сейчас вёл себя несколько агрессивно или скорее тревожно, словно считывая настроение ведьмы. Элайджа точно понимал, что дело не в сквозняке, которого на втором этаже даже не было. Пламя заметно тянулось за ведьмой, но будто не могло покинуть место своего обитания. Он ещё какие-то секунды понаблюдал, а затем переместился к ней, дотронувшись до плеча.       — Что слу…       Но договорить он не успел. Будто на рефлексе ведьма схватила его за руку и припечатала к стене, смотря первородному в глаза разъярённым взглядом. Радужка её глаз даже окрасилась в оранжевый цвет. Элайдже раннее доводилась честь иметь дело с ведьмами, но в глазах ни одной из них он не видел такой спектр эмоций. Прямо сейчас он увидел в глазах Аделии чувство злости, огорчения, боли, недовольства и как будто жалости, но никак не мог понять, что конкретно вызвало эти чувства. Он даже не обращал внимания на ткань одежды, которая из-за натяжки чуть ли не хрустела в руках девушки. И вдруг одна мысль закралась в его разум:       «Возможно, она потеряла ребёнка?»       — Никогда так больше не делай! — прошипела она, грубо отпустив его. — Я поздно осознаю, что делаю, если вторгаются в моё личное пространство. Эта привычка сохранилась с первого воплощения, когда я больше махала мечом, чем пускала в ход заклятия. С тех пор многое изменилось. Неосознанно я могу навредить тебе. И я вроде дала своё согласие. Зачем ты ещё пошёл за мной? Что-то ещё хочешь?       — Что тебя тревожит? — спросил он, абсолютно не заботившись о том, что произошло несколько секунд назад. — Какую часть я затронул?       — Не важно. Я не собираюсь посвящать тебя в свою жизнь больше, чем этого потребуется. Ясно?       Элайджа только хотел ответить согласием, но ведьма, словно прочитав это в его глазах, кивнула и поспешила удалиться, на прощание бросив:       — До завтра, Элайджа.       Майклсон ещё какое-то время стоял в недоумение, смотрев ей удаляющейся в след, пока не услышал хлопок двери. Вопросов стало лишь больше, а ответов он совершенно точно не найдёт. Возможно, искать и не стоит, но какой-то интерес в нём совершенно точно зародился. Он лишь хотел узнать, не нужна ли девушке помощь, но даже не успел попрощаться.       «Сколько ещё тайн ты хранишь в себе?»

* * *

      Аделия сдержала своё обещание, и с восходом солнца уже была готова отправляться в путь. Элайджа хоть и не обещал, но заглянул за ней, пожелав сопроводить к карете. Слова ведьмы о том, что она и сама могла бы дойти, первородный пропустил мимо себя. Ему уже было понятно, что эта девушка из тех, кто привык полагаться только на себя. Однако, как бы там не было, Аделия — его гостья, и именно потому Майклсон хочет выказать ей должное уважение и гостеприимство.       Аделия спала всю ночь плохо, мучаясь от кошмаров прошлого. То ей снилась собственная, зверски убитая семья; то слышались крики всех, кто когда-то расстался жизнью по её милости; то перед глазами вставала абсолютно тихая, по звукам, картинка, но душераздирающая и истязающая по своему виду. Если её однажды спросят: «Что ты никогда себе не простишь?», Аделия без каких-либо сомнений ответит: «Убийство десятка детей». Она считала себя монстром, несмотря на всё ещё активное желание мести. Однако чувство вины в ней было так же сильно. Когда она шла на этот поступок, ведьма Вурмбранд осознавала, что дальше ей жить с этим. Она думала, что готова, но ошиблась. К этому невозможно быть готовой. Ни одно убийство её не ранило сильнее, чем детей.       Элайджа же, несмотря на необязательную потребность во сне, сомкнул глаза довольно быстро. Однако до того, как это произошло, он смог подумать о случившемся в коридоре замка. Ему было непонятно: какие мысли воздействовали на Аделию, что она так быстро приняла решение. Не понимал, чего она испугалась или, скорее, чего стыдилась. За шестьсот лет он научился понимать эмоции, поэтому, смотря ей в глаза, он видел стыд, вину, сожаление и ненависть к самой себе. Он понимал, что в прошлом она сделала что-то, за что себя до сих пор корит. Элайдже почему-то хотелось узнать об этом, как бы для справки и галочки, но он понимал, что даже под страхом смерти ведьма не разоткровенничается. Чего уж говорить, если даже городская казнь её не напугала?       Поэтому, утром, когда он пришёл за ней, Майклсон сочёл правильным не заводить этот разговор снова. Переспав со своими мыслями, Элайджа пришёл к следующему умозаключению: неважно, что было в её прошлом, все в этом замке не без греха, но важно, чтобы ведьма не была угрозой его семье, в чём Аделия его убедила, пообещав, что Майклсоны её не интересуют, да и сам Элайджа ей нужен лишь для достижения собственной цели, в прочем, то же самое он может сказать и ей.       Когда они спустились к карете, то Никлаус уже ожидал их внутри. Его нисколько не вдохновляла идея — ехать в карете с той, которую он бы вообще предпочёл не видеть в замке. В прочем, ведьме Вурмбранд и смотреть на первородного не нужно было, чтобы понять, как он корчит мину в её присутствие. Элайджа же ощущал себя словно между двух огней. Его брат практически каждые три минуты красноречиво и утомительно вздыхал. От чего Аделия в какой-то момент не удержалась, ляпнув:       — Все древние ведут себя как старики?       Взгляды обоих мужчин ей понравились. Сначала оба смотрели с недоумением, затем Элайджа усмехнулся, а Никлаус недовольно поджал губы, вновь устремив взгляд в окно. На улице только начинало светать, но уже слышалось пение птичек. Снег, к счастью для многих, наконец-то начал таять, превращая большинство дорог в грязевое месиво. Но по-настоящему радовала лишь прохлада.       — Не понимаю, о чём ты, ведьмочка.       — Прошу прощения, Ваше Величество, но вы вздыхаете, как старик, которому стукнул шестой десяток.       — Здешние присутствие давит на меня, — ответил он ей с колкой ухмылкой, мол, догадайся сама, что я имею в виду.       — Какая жалость, — она нарочно скорчила жалостливую мину, но задорный огонёк из глаз никуда не исчез. — В прочем, вы ещё легко отделались. Я держу основную свою энергию в узде. Так бы, небось, вообще раздавила вас, — она слегка поддалась вперёд, дополнив полушёпотом, — наверняка и мокрого места не оставила бы.       Клаус так же подался вперёд, а Элайджа забеспокоился, зная своего брата и помня о способностях ведьмы, сидящей напротив.       — Ты смеешь угрожать мне? — предупреждающим шёпотом уточнил он.       — Что вы, Величество! Вам? Как можно! — девушка не уставала забавляться. — Всего-то шутки, которые… — она склонила голову, слегка разведя ладони, — отчасти являются правдой.       — Не зли меня, девчонка.       — А иначе что? Убьёшь меня?       — О! Это звучит весьма хорошо, — не отрицал древний, сбросив со своего плеча руку брата, которые попытался его немного отстранить от ведьмы. — Но смерть для вас — спасения, потому не сразу.       — О! Так вы любитель пыток, — почти с искренним воодушевлением произнесла она. — Не были бы вы таким… надменным, могли бы даже обсудить.       — О чём мне толковать с девчонкой? — засмеялся он, откинувшись на спинку дивана. — Может, как ведьма ты и не плоха, и то это ещё проверить надо, но что насчёт остального… Сомневаюсь, что ты на что-то годна, не обижайся.       — Надо же какая непозволительная грубость для короля, — она оскорблённо фыркнула, сложив руки на груди, а затем довольно улыбнулась, заметив самодовольную улыбку Никлауса. — А где же ваши манеры, Величество? В прочем, — Аделия закинула ногу на ногу, пренебрегая теми же манерами, — мне плевать. Но, желаю заметить, встретившись мы бы с вами на поле битвы, вы не протянули бы и минуты. Знаете, какого это — гореть заживо?       — Надеюсь, что однажды мы именно там встретимся и я сверну тебе шею, как и другим, при первой возможности.       — Ага, только воск захватите, чтобы лапки помазать, а то потом будете жаловаться на боли от незаживающих ожогов — как минимум.       Сначала Никлаус, очевидно, собирался ответить нечто иное, а затем изменился в лице, в прочем, как и Элайджа. Оба переглянулись, убеждаясь, что им это не послышалось.       — Что? — спросила ведьма Вурмбранд, поправив на себе белоснежный капюшон с мехом. — Я в первую минуту прибывания в твоём обществе пару дней назад ощутила запертую волчью сущность. Любопытно, как ты это провернул. Потому что интересующий нас Ловэль сделал точно то же самое. Запер оборотня и стал вампиром! Чёртов ублюдок…       — Я прошу вас, — Элайджа прервал брата до того, как тот, очевидно, вновь захотел вступить в дискуссию, — в данный момент нас объединяет одно дело. Никлаус, мы не ищем войны с ведьмами, — обозначил он этот факт, посмотрев королю в глаза, который явно был иного мнения. — Аделия, прошу, будь немного избирательна в выражениях…       — Значит, мне ещё нужно фильтровать здесь речь? — в явном несогласии спросила ведьма, нахмурив брови.       — А мне… — Никлаус вновь не успел договорить.       — Да! — прервал обоих старший Майклсон голосом, который явно не терпел препирательств. — Ради общего дела, я прошу вас на время воздержаться от всего, что может сыграть против нас. Как только условия обеих сторон будут выполнены, можете встретиться на поле битвы, о чём зареклись раннее, и посносить друг другу головы. Всем и всё ясно?       Двое любителей поспорить одновременно и в абсолютном недовольстве поджали губы и отвернулись в разные стороны: Клаус — к окну, а Аделия упёрла свой взгляд в дверь. И хоть Элайджа был прав, что в особенности признавала девушка, но их взаимную нелюбовь никто не мог отменить. Никлаус изначальна отнёсся к девушке предвзято только потому, что она ведьма, а она не имела силы — относится по-доброму к тем, кто смотрит на неё с явным вопросом: «Какого чёрта ты тут делаешь?», и продолжением: «Вошла, а теперь вышла от сюда».       Всю оставшуюся недолгую дорогу они добирались до нужного места в полном молчание, почти не смотря друг на друга. Клаус и Аделия больше вообще не пересеклись взглядом, чтобы не раздражать друг друга ещё больше. А вот старший Майклсон пару раз по случайности столкнулся взглядами с ведьмой Вурмбранд. Как-то так каждый раз получалось, что они переводили взгляд вперёд именно в один и тот же момент, и тут же отводили. Неловкость прямо-таки ощущалась в воздухе.       Аделия невольно возвращалась к воспоминаниям прошедшего вечера, где позволила дать себе слабину и проявить излишние эмоции на глазах чужака. Она корила себя за это. Ругала, как и отец, который растил её как воина, постоянно твердя о том, что эмоции должны быть под замком. Она даже вспоминала Ароса, своего короля, союзника, учителя, друга и любовника на протяжение долгих веков, которые пролетели быстро за делами в Меадарии и грёзах о мести чудовищу, кой приложил руку к уничтожению её семьи.       «Дорогуша, эмоции — святое дело, но в данном случае они излишни», — излагал своё мнение правитель Меадарии, обучая ведьму искусным техникам магического боя. « — Если хочешь одолеть не только этого урода, но и всех тех, кто причинил тебе боль, то ты должна быть жестока, холодна, в тебе не должно быть никаких чувств и желаний, кроме жажды мести за близких и желания принести смерть. Кстати говоря, на твоём месте я бы истребил стаю частично», — запыхавшаяся и вспотевшая ведьма посмотрела на Ароса с открытым несогласием, уже пожелав вступить в ожесточённый спор. Почувствовав настрой ведьмы, первородный, довольно улыбнувшись, решил поправить своё положение, внеся ясность. « — Когда настанет тот день, не убивай всех и вся сразу. Растяни удовольствие на дни, месяцы, года… Помучай его, пусть он погоняется за тобой. И пока он будет стараться догнать тебя в очередной раз, ты уже избавишься от парочки его людей, а этот урод найдёт лишь их тела и лужи крови. Нет ничего слаще вкуса поражения. И нет лучше слов от врага — чем проклятие, брошенные в твой адрес от осознания собственного бессилия».       В те времена слова Ароса крепко и надолго засели в её голове. Вплоть до своего самого первого возвращения в мир живых, Аделия раздумывала над разными вариантами событий: над медленными и мучительными смертями, либо над очень скорыми, но не менее мучительными. И, вернувшись, она решила, что будет действовать по тому, как карта ляжет. И каждый раз карта ложилась так, что смерти виновники её несчастья ждали долго, умирая в предсмертной агонии, пока она наслаждалась их криками, мольбой и проклятиями. Тогда она убила не всех, но большую часть из тех, кто был причастен к убийству её семьи. А затем Адель ушла к Аросу, зная, что настанет час, когда она вернётся и завершит начатое. Ей не хотелось, чтобы её настоящий враг страдал недели, месяцы или даже годы. Ей хотелось, чтобы он жил в страхе века, ожидая и боясь её прихода, который будет означать окончательную гибель его рода, кою она осуществила в прошлом году. Она забрала жизнь у всей его семьи, как и он когда-то забрал жизнь у её.       А что насчёт эмоций, с контролем над которыми у Аделии всегда были проблемы, несмотря на прошедшие века, она так и не научилась держать их под контролем в полной мере. Всегда в ней присутствовали моменты, с которыми она не могла смириться, которые можно было прировнять к вечно кровоточащей ране на сердце, кою стоит немного тронуть, как боль не позволит сделать лишний вздох. И часто её убийства можно было приравнять к импульсивным решениям, ведь со своими навыками боя не только в магических искусствах, но и физических, которым её обучил тот же Арос, Аделия могла сохранить жизни многим, но не видела в этом смысла. Да и, откровенно заявляя, редко когда жалела об отнятых жизнях, а если даже жалела, то не долго. Единственное, что оставило на ней отпечатки — это тихие, безболезненные смерти детей.       «Идиотка», — ругала она себя.       Элайджа же не понимал, почему чувствует себя несколько неловко, когда на долю секунды устанавливал зрительный контакт с ведьмой. Возможно, причина во вчерашнем вечере?       Доехав через пятнадцать минут до дома лекаря, королевская семья покинула карету на пару с ведьмой. На всякий случай, как полагается, неподалёку была охрана, в которой, по сути, Майклсоны не нуждались. Элайджа постучал, прежде чем врываться в дом Роланда, и когда получил позволение войти, то они втроём оказались в помещение, которое до головокружения было перегружено запахами трав и лекарств. Клаус на это недовольно пощурил нос. Элайджа же мало на чём заострил внимание: лишь на паре сушёных трав, каких-то снадобий в склянках и на горящих свечах. Аделия же более детально осмотрела каменный домик, в котором действительно было очень много различных трав, кои висели пучками даже на стенах, а не только лежали на столах и стеллажах, где помимо книг, было много колбочек с различным содержимым. Её взгляд даже смог выцепить несколько совсем маленьких камушков, кои лежали у некоторых колбочек будто специально. Ей, как и Элайдже, запах трав нисколько не мешал, однако в доме лекаря, где мебель была преимущественно деревянная, стоял так же запах, который смогла учуять лишь одна ведьма — запах смерти. Этот запах холодный, слегка горьковатый, тухлый и при этом сладковатый одновременно.       — О, Ваше Величество! — лекарь, до их прихода кружившийся по кухне и столовой — как пчёлка, учтиво поклонился. — Наконец-то вы приехали.       — Где больные? — тут же спросил Клаус, зацепившись взглядом за серо-зелёную ткань, которая отделяла от кухни и столовой ещё одно помещение.       — Прошу, пройдите за мной, — лекарь указал вперёд на ткань, что скрывала за собой проход в другие комнаты дома.       Роланд раздвинул шторы, проходя в узкий коридор, откуда можно было попасть только в две комнаты, одна из которых была дальняя и закрытая. Мужчина пожилых лет повёл всех туда, но прежде чем впустить, выдал Майклсонам и Аделии по мокрой тряпке, вымоченной в каком-то травяном растворе. Сказать, что Клаус был недоволен — ничего не сказать, но повиноваться ему прошлись. Ведь если это какая-то опасная и неизлечимая болезнь, а он, как народу должно быть известно, обыкновенный человек, то должен беспокоится о своём здоровье.       Открыв дверь в комнату, где сейчас у стены стояло три быстро построенных кровати, Роланд пропустил всех вперёд. Клаус, как самое высокопоставленное лицо, первый решил подойти к пострадавшим. И слова лекаря о том, что ему небезопасно прикасаться к ним, первородный всё-таки проигнорировал.       На одной кровати лежал мужчина, ближе к окну. На вид ему было не более сорока пяти лет. Он уже успел полысеть. Его кожа была неестественно бледной. Даже обычно розовые губы сейчас больше смахивали на белый покров. Его лица покрылось кровавыми язвами, а сама кожа пылала жаром. Стоило Майклсону к нему прикоснуться, как тот что-то промычал в бреду, но в себя не пришёл.       На кровати, что была ближе к стене, лежала женщина примерно тех же сорока пяти лет. Её светло-русые волосы слиплись от количества выделенного пота. Она тяжело и часто дышала, так же покрываясь кровавыми язвами. Элайджа так же дотронулся до неё, ощутив необыкновенный жар.       Первородные напряжённо переглянулись между собой.       Аделия подошла к кровати посередине, на которой лежал мальчик семи лет. Он так же, как и взрослые, был укутан в одеяла и дрожал, часто дыша. Кровати были низкие, потому ведьме пришлось опуститься на корточки, чтобы оказаться с мальчиком примерно на одной линии. Элайджа вышел из узкого прохода, уступив ей место.       — Вам не стоит касаться больных, — вновь раздался голос лекаря, на этот раз в адрес ведьмы Вурмбранд, но та, как и Майклсоны, проигнорировала пожилого мужчину.       Аделия слегка раскрыла мальчика, приподняв одеяла и майку, потому как на руках она не увидела язв. Элайджа решил помочь ей, поняв, что ей немного неудобно возиться под одеялом одной рукой, а другой держать марлю у лица. В знак благодарности она кивнула ему, а ребёнок, стоило одеялу приподняться выше, задрожал ещё сильнее.       — Тихо, тихо! — Аделия накрыла его лоб своей ладонью, позволяя ей засветится бледным оранжевым светом. — Сейчас станет легче. Потерпи.       Мальчик спал, но очевидно его сон был тяжёлым, бредовым, потому как он что-то пробормотал на слова девушки. Когда его перестало трясти, ведьма наконец-то до конца задрала майку, обнаружив пока только одну небольшую язвочку на левой груди, из которой выступала кровь.       — Сэр, — обратилась она к Роланду, взглянув на него, — я могу попросить у вас марлю или нечто такое, на что я могу подцепить кровь заражённого.       — Конечно, — кивнул он и поспешил выйти из комнаты.       — Что у вас? — спросила тем временем ведьма, посмотрев на Элайджу и Клауса.       — Всё то же самое, — ответил король. — Только мужчина почти полностью покрыт язвами.       — Да, — согласился Элайджа. — Высокая температура, озноб, бред.       Ведьма нахмурила брови, будто она хотела услышать не столь очевидные вещи.       — А кровь в уголках губ?       — Я не видел, — покачал головой Элайджа, пока Клаус пошёл проверять.       — Есть.       — Не радостно… — подвела итог ведьма.       — Держите, мисс Вурмбранд.       В комнату вернулся лекарь, протягивая ведьме плотный, но небольшой кусок марли.       — Спасибо.       Она аккуратно прикоснулась к поражённому участку тела, закусив губу. Мальчик тут же вздрогнул и застонал от боли.       — Больно, мамочка! Больно! — в его уголках глаз даже проступили слёзы, но он всё ещё не открыл глаза.       — Тихо, тихо, малыш, — Аделия чуть сильнее закусила губу. — Ещё чуть-чуть.       Убрав наконец-то марлю, Аделия вновь осторожно опустила его майку, а Элайджа, державший одеяло, укрыл ребёнка. Ведьма отложила марлю на рядом стоящую тумбочку с медикаментами и блюдцем с водой и погладила мальчика по голове, шепча что-то успокаивающе. Элайджа, Клаус и Роланд внимательно слушали, но никак не могли разобрать слов. Ведьма что-то напевала совсем ласковым и, казалось бы, несвойственным ей голосом, утешая малыша как родная мама. Он какое-то время дрожал, что-то бормотал и плакал, но через пару минут затих и расслабился. Только на его маленьком лобике проступила испарина. Аделия, заприметив на тумбочке блюдце со свежей водой и тряпками, окунула одну в воду, отжала и положила мальчику на лоб.       — Вы колдовали? — не унимался старик, не понимая, почему мальчик так быстро затих.       — Это колыбельная на румынском, — пояснила девушка, проведя по щеке ребёнка ладонью. — Без магии она так же безобидна, как и любая другая песня, — она поднялась на ноги, посмотрев на лекаря. — Но да, я применила магию, чтобы успокоить его внутренний мир. Ничего серьёзного. Я просто стабилизировала энергии. Они, знаете, тоже не в гармонии, когда в теле распространяется болезнь.       Лекарь на это ничего не ответил, глубоко вздохнув.       — Какие прогнозы, Роланд? — спросил Элайджа. — Совершенно никаких изменений или открытий?       — Если только ухудшения, милорд, — он кивнул им на выход. — Никакие лекарства не помогают, — делился мужчина, двигаясь обратно на кухню. В конце всех шла Аделия, держа в руках ту самую окровавленную марлю. Стоило им покинуть комнату, как все убрали от лиц тряпки с травяным раствором. — Народная медицина бессильна. Всё, что у меня получается, это унять температуру, снять боль и то — на время. На очень недолгое время…       Стоило им оказаться на кухне, лекарь забрал у всех мокрые тряпки, бросив их в какое-то деревянное ведро. Аделия, находившись позади всех, поднесла близко к носу окровавленную тряпку, вдыхая глубоко металлический запах.       — У нас в королевстве не осталось лекарев? — не припоминал этот момент Клаус, присевший за стол.       — Осталось несколько человек, — кивнул Роланд. — Я говорил с ними, приглашал, но все разводят руками. Говорят, что никогда не сталкивались с подобным. Никто не может предположить, откуда пришла эта болезнь. Некоторые брали материалы, но вот буквально этим утром пришли письма. Секунду! — Роланд быстро отлучился к тому самому шкафу, где было множество различных колбочек, и вытянул с верхней полки открытые письма, протянув королю. — Никто не знает.       Клаус принялся читать, раз за разом видя слова о сожалении и неспособности выявить проблему.       — Стойте! — голос Роланда прозвучал так громко, истерично и потому неожиданно, что заставил вздрогнуть даже первородных. Клаус недоумённо взглянул на брата, а затем на ведьму, когда понял, что обращаются к ней. — Что вы делаете?!       Аделия пожала плечами, внюхиваясь в марлю.       — Анализирую энергию через биоматериал, сэр. Незачем было так кричать.       — Вы рискуете заболеть!       — Нет, — покачала головой ведьма. — Не заболею.       — Самоуверенность губит, — ухмыльнулся Никлаус.       — Что-то есть? — с надеждой спросил Элайджа.       — Да. Неприятный запах тины, могильной земли, свиной крови и ещё какого-то элемента. Пока не разобрала, — марля в руках ведьмы вспыхнула, сгорев прямо в открытой ладони. — Разумеется, что никто из ваших коллег не может решить эту проблему. Вы не обладаете нужными навыками.       — Проклятие? — с неким скептицизмом уточнил Клаус.       — Да. Проклятие. Кто-то наслал его на всё королевство.       — Как? — не понимал лекарь.       — Через воду, к примеру, — предположила ведьма, присев за стол напротив и чуть поодаль первородного. — Биоматериал у всех не соберёшь. Потому, если и хотят уничтожить всё королевство махом, травят, как правило, воду и скот. Закапывают в землю различные проклятые артефакты, кидают в пруды и колодцы различные вещи и так далее. Способов много. Всё это теория. Роланд, нужно постараться узнать, с каких колодцев или же прудов люди набирали воду. Проанализирую их. А пока могу заняться тем, что кормит королевство.       — Колодцев на королевство превышает десяток…       — Соберите ваших братьев-лекарев, пусть тоже постараются разузнать. В первую очередь вы озабочены спасением королевства, а не я.       — Почему Роланд тогда не заражён? — не понимал Клаус.       — Возможно, ваш колодец не отравлен, Ваше Величество.       — Как вариант, — согласилась ведьма. — К замку просто так никого не подпустят, а колодец прямо-таки на виду у стражи. Такой вид колдовства распространяется лишь на определённый участок. То есть, если отравляют колодцы или пруды, в каждый нужно закинуть по одному заражённому предмету.       — Но как помочь людям? — задал лекарь самый важный и беспокоящий его вопрос.       — Никак… — подвела итог ведьма. — Умирать будут, пока мы не найдём то, что ищем. Мальчик, которого я осмотрела, возможно, выживет, если мы оперативно решим проблему. Инфекция только начала распространяться в нём. Она пока не задела жизненно важные органы…       — Почему ты так уверена? — уточнил Элайджа, перебив её.       — Это долго объяснять. В теорию энергий я сейчас вдаваться не буду, милорд, — она обернулась на него, как бы давая понять, что полностью ответила на его вопрос. — Но мужчина и женщина не выживут. Их тела слишком глубоко поражены, как и все энергетические центры. Всё, что я могу сделать, как и Роланд, это ослабить боль, унять жар, снять приступ галлюцинаций. Скорее всего кто-то, если не двое, умрёт этой ночью. Я уже чувствую запах смерти здесь.       Такой расклад никого не радовал. Но спасение, возможно, есть, и это прибавляло энтузиазма к решению проблемы. Аделия дальше всё же посвятила их в теорию и предложила план, по которому они могут последовать дальше. Она попросила, чтобы королевская семья оставила её у Роланда до вечера. Она понаблюдает за больными, возможно даже сможет помочь и продлить их жизнь, прибегнув к магии, а они тем временем отыщут лекарей и начнут проверять колодцы. Элайджа, конечно, не совсем понял, как они должны это сделать. Но ведьма ту же вручила ему чёрный, как самая глубокая ночь, камень, который нужно будет в зажатом кулаке выставить над колодцем, если вода забурлит, значит внутри будут что-то, что они должны будут достать.       — Даже если придётся вплавь, — добавила она.       Клаус же сказал, что он вернётся в замок, потому как у него сегодня запланированы приёмы и встречи, но Ребекка и Кол наверняка захотят составить компанию старшему брату.       На том и порешав, древние покинули дом Роланда, оставив у него ведьму Вурмбранд, которая вселяла в мужчину страх и одно сплошное недоверие. Элайджа на прощание сказал, что заберёт её в шесть вечера.       Стоило им выйти из дома, как Никлаус вдруг оповестил брата об одной новости:       — Мне сегодня утром пришло письмо, — его лицо озарила яркая улыбка. — Каролина возвращается через три дня. Правда, — скривив губы, он дополнил: — представляю, как её не обрадует новость, — гибрид покосился на дом за своей спиной, — точнее сразу две.       Элайджа проследил за его взглядом, но ответить не успел, потому как Никлаус, сказав свою речь, тут же поспешил к карете, на этом закончив разговор, который только он и начал. Возвращение Каролины радовало Элайджу так же, как и его младшего брата, однако он находит нечто странное в столь скором возвращение. Обычно королева приезжает раз в месяц на недельку, а тут уже второй раз, практически через неделю после своего отъезда. Это могло означать лишь то, что что-то случилось, либо у Каролины прекрасная интуиция, которая подсказывала, что в Нортумберленде всё не гладко.

* * *

      Мистик-Фоллс, дом Форбсов       2007 год       На улице стоял осенний холод и моросил дождь, оставляя следы на окнах. Сидя напротив окна, можно было наблюдать за тем, как ветер беспощадно срывал листья, закручивая их с теми, что лежали на земле, в вихрь. Кэролайн часто любила смотреть из окна своей комнаты, в особенности по осенним вечерам, пока мама была на очередном дежурстве, а она дожидалась её. Все дела были давно переделаны: посуда вымыта, уроки сделаны, дом убран и сверкает. Можно было бы переделать все раннее сделанные дела, но у девушки на это просто не осталось сил, а ведь на завтра они понадобятся. Завтра в школе будет выступление, а Кэролайн, как капитан команды черлидерш, должна быть на высоте, как и всегда.       Задумавшись о завтрашнем дне, юная мисс Форбс тяжело вздохнула. Она любит черлидинг, ценит свою команду и силы, что вкладывает, но всё чаще с этим возникают определённые трудности, в особенности на тренировках, а всё из-за кошмаров. Сколько Кэролайн себя помнит, она постоянно страдала из-за ночных кошмаров. Когда она была ребёнком, они были редкими и не так мешали, но чем девушка становилась старше, тем сны становились ярче и ужасающими.       Долгое время она не понимала, кого или что видит во сне. Она просыпается каждый раз в слезах, но не помнит, что видела или слышала. Лишь в последние пол года Форбс стала слышать странные имена, которыми её называли. Понадобилось время и силы, чтобы их разобрать, но, кажется, теперь она точно знает, что к ней обращаются как к Каролине и Кларине. Но почему? Мама никогда её не называла такими именами, как и папа, пусть и те очень созвучны с именем Кэролайн. В последнее время она так же начала смутно запоминать некоторые моменты из снов. Ей часто сниться лес, тело и кровь. Очень много крови. Причём постоянно кажется, что эта кровь её. Не говоря уже о том, что буквально пару дней назад ей приснились люди в чёрных балахонах. Они стояли над какой-то плитой, но что это означало — Кэролайн не понимала. Она даже сумела найти в городской библиотеке сонник, но и он ответов не дал, хотя она считала всё это откровенным бредом.       Элизабет Форбс, беспокоясь о душевном и физическом состоянии дочери, стала покупать ей слабые седативные препараты на травах, которые первое время давали положительный эффект и помогли Кэролайн нормализовать сон, но спустя пару недель сны возвращались. Она не понимала, что делает не так. Пришлось даже просмотры фильмов ужасов с Бонни и Еленой свести к минимуму, но сны всё равно никуда не девались. Весь день Кэролайн старается о них не думать, но они сами напоминают о себе.       Больше всего Кэролайн пугает то, что это не обычные сны. В обычных снах она могла контролировать себя, чувствовала относительную безопасность, и они не были пропитаны кровью и криками людей, а в этих было всё наоборот. И это пугало. Пугало ещё и потому, что никто из её ближнего окружения не сталкивался с таким.       Однажды, когда Елена и Бонни остались у неё с ночёвкой, Кэролайн, не особо хотя, но нуждаясь в этом, завела разговор о снах, спросив у девочек, что им сниться и как часто. Елена поделилась, что ей часто сняться сны, которые завязаны на повседневной жизни: они наполнены встречами с друзьями, школой, отношениями с Мэттом, родителями и непростыми взаимоотношениями с братом, которые даже во сне не давали юной Гилберт покоя. Бонни же, пожав плечами, рассказала, что редко видит сны и ещё более реже запоминает их. Однако, если запомнила, то они обычно очень яркие и несут что-то, что обычно потом происходит в настоящей жизни — этакие вещие сны. Кэролайн не верила в вещие сны. Вернее отчаянно внушала себе это, боясь, что однажды какой-нибудь из её снов сбудется.       Услышав о том, что её подруги не страдают кошмарами, а если такие и бывают, то совсем редко, Кэролайн уже пожалела, что начала этот разговор, ведь подозревала, что её не поймут, но Елена, ощутив беспокойство от подруги, взяла её за руку, ласково проговорив, что Кэр может доверить им любые тайны. Сдавшись, она всё-таки рассказала, с чем живёт большую часть своей сознательной жизни. Рассказывала девушка с придыханием, часто срываясь на передышки, либо, чтобы промочить пересохшее горло водой. Бонни и Елена внимательно слушали каждое её слово. Беннет под конец рассказа стало совсем некомфортно и даже страшно. Она поставила себя на место Кэролайн, честно сказав, что видя подобное почти каждый день, она бы сошла с ума. Елена, так же испугавшись, крепко обняла подругу, пообещав, что в эту ночь кошмары её не побеспокоят, ведь они будут рядом.       Совпадение или нет, но в ту ночь действительно не было кошмаров, как и во многие другие, когда они втроём оставались с ночёвкой, как правило, у Кэролайн или же у Елены. В ту ночь Кэр действительно смогла выспаться, но решения проблеме так и не нашла. Она не знала, на что надеялась, но видимо на что-то. Хотелось, чтобы кто-то дал ей решение, оказал помощь… Она совсем она с этим ужасом и никто не может её полностью понять, помочь… Правда, стоит отдать должное Елене, которая загорелась желанием перепробовать все методы, чтобы помочь Кэр избавиться от своеобразного недуга. Она тогда выпытала у Дженны, которая тоже по юности страдала кошмарами, все самые безобидные способы по их устранению, почитала так же статьи в интернете и многое другое. Долгое время Елена отвлекала Кэролайн от всяких тяжёлых мыслей, даже если тех не было в какой-то момент. Она искренне хотела помочь подруге, за что Кэр была премного благодарна. Бонни поддерживала Елену, однако неловко замечала, что проблема может быть в нестабильном эмоциональном состояние, либо в чём-то, что сокрыто в глубине самой Кэролайн, что-то, в чём она сама не может себе признаться. Проще говоря, Бонни долгое время намекала, что стоило бы обратиться к психологу, а через какое-то время прямо об этом сказала. Елена на это лишь поджала губы, сидя на трибуне, когда Кэролайн опустила взгляд, сжав ладони в замок.       Тогда уже она, конечно, посетила психолога. Элизабет потащила к специалисту дочь тогда, когда она стала слишком часто просыпаться среди ночи из-за своих криков, захлёбываясь слезами. Однако специалист лишь развёл руками, вынеся вердикт — не имеет психологических отклонений, но всё же прописала тот самый седативный препарат, который Кэролайн стабильно пропивает. Специалист так же рекомендовал в случае не эффективности препарата увеличить дозу, выпивая по две капсулы утром и на ночь. Кэролайн не решалась. Что-то её останавливало.       И вот сейчас, когда на часах было без десяти двенадцать, она села на край кровати, обняв руками колени. Ей нужно лечь спать, нужно попытаться, ведь завтра такой важный день и нужно встать пораньше, но она не может. Ужасно страшно! Когда дома мама, ей психологически легче. Даже если Кэролайн снова проснётся в слезах, будет захлёбываться и с трудом дышать, она знает, что Элизабет придёт и поможет ей. Может быть, Кэр не всё ей рассказывает, не делиться самым сокровенным, но в такие трудные моменты только мама находиться рядом с ней. Только в её объятиях она может спокойно заснуть, проспав так до самого утра.       Порой её одолевала злость, ведь она большая девочка, а боится спать дома одна, дожидаясь родителя, как будто ей лет семь. Но что делать, если только так становиться легче?       Хотя, конечно, есть ещё один вариант…       Однажды, когда Кэролайн спала дома одна, а мама задерживалась на корпоративе в честь дня рождения босса, она вскочила около двенадцати часов ночи из-за очередного кошмара. Было так страшно, что её тело била крупная дрожь; уши закладывало; сердце стучало так сильно, что она чувствовала каждый удар о грудную клетку; а дыхание было таким сбивчивым и неровным, из-за чего казалось, что она вот-вот начнёт задыхаться. Тогда она словила настоящую паническую атаку. Всё было настолько плохо, что ей просто хотелось выбежать из дома в пижаме и побежать в ресторан, чтобы поскорее найти маму и просто обнять её, хотелось почувствовать, что с ней хоть кто-то рядом. Она не могла находиться дома, казалось, что стены давят, голова разрывалась, а вместе с шумом в ушах Кэролайн продолжала слышать голоса. Слёзы текли ручьём, пока она трясущимися руками капала себе успокоительное и затем выпивала залпом. Она на ватных ногах возвращалась в комнату с кухни, держась за голову.       « — Боже, за что мне это?! Почему именно я мучаюсь с этим?! Что вы хотите от меня?!» — кричала она тогда в спальне, сидя на краю кровати. — «Призраки! Призраки! Это всё призраки!»       Громко плача, она с трудом могла услышать, как щёлкнул дверной замок. Кэролайн зажала рот, вслушиваясь в атмосферу. Вернулась Элизабет, которая, как всегда, крикнула:       « — Кэролайн, ты спишь?»       По весёлой интонации Кэр поняла, что мама находиться в очень хорошем настроение после праздника. Ей так не хотелось беспокоить маму очередным своим приступом. Она быстро, всё её дрожа, забралась под одеяло и отвернулась к окну. Слышала, как стук каблуков приближался к её комнате. Всеми силами юная Форбс старалась выравнять дыхание, лишь бы не сорваться и не вскочить с кровати, вновь излив все переживания о кошмарах маме. Элизабет, вся красивая, одетая в вечернее красное платье, подошла к порогу комнаты дочери, внимательно смотря на её тело. Кэролайн была укрыта чуть ли не с головой.       «Наверняка, замёрзла», — подумала тогда женщина, увидев открытое окно.       Стараясь издавать как можно меньше звуков, Элизабет прошла в комнату и тихо закрыла окно, пока Кэролайн спрятала большую часть лица в подушки. В темноте Лиз не заметила покрасневшего лица дочери, как и иногда прерывисто вздрагивающего тела. Она лишь лёгким поглаживающим движением дотронулась до её спины и покинула комнату, закрыв дверь. Кэролайн с облегчением выдохнула, через минуту перевернувшись на спину. Капли начали действовать, и она чувствовала, как состояние медленно возвращалось к нормальному, по крайней мере её больше не трясло так сильно, но конечности были просто ледяными, как и родимое пятно на левом предплечье в виде вверх смотрящего треугольника с чёрточкой чуть ниже высшей точки.       Тогда она просто лежала и молила всех и вся на свете, чтобы спокойно заснуть. Однако сон не шёл. Тело расслабилось, паника через какое-то время отступила окончательно, но какое-то странное чувство шума или звона в ушах всё ещё присутствовало, и когда Кэролайн закрывала уши, то с трудом могла разобрать голоса. Тогда она воспринимала это за галлюцинации или самовнушение.       Лежа так ни один час, она перепробовала все способы для того, чтобы уснуть: от подсчёта овечек до воспоминания теорем в математике. Но ничего не помогало, а что больше всего важно — шум никак не утихал. И уже тревога начинала уступать место злости. Но Кэролайн понимала, что в этой ситуации она точно никак не поможет. Тогда ей пришла идея, что стоит попробовать обмануть мозг, и, как ни странно, следующая идея пришла тоже очень быстро, как будто кто-то шепнул ей о ней.       Девушка легла ровно, приготовившись ко сну и закрыла глаза. Она представила тени и себя на расстояние в несколько метров. Представила, как они о чём-то шепчут, чего-то хотят от неё, тянут свои руки… И в этот момент она воссоздала клетку, в которую заточила эти души, обозначив их как свои страхи. А дальше стала представлять, что эта клетка отдаляется всё дальше и дальше от неё, а голоса становятся всё тише и собственное тело начинает расслабляться…       Так Кэролайн и не заметила, как заснула. Она проспала крепко до самого утра, не мучаясь от кошмаров. Конечно, уже через пару дней они вернулись, но этот способ оказался действительно рабочим. Иногда на него уходило чуть больше времени, когда приступ был особо сильным, но она всегда засыпала после него. Просто тот самый опыт с панической атакой, которую Кэролайн испытала впервые, крепко засел в её памяти, и теперь она боялась повторения. Ей никогда не было так плохо…       Обернувшись за своё плечо, она посмотрела на аккуратно заправленную кровать и небольшого плюшевого мишку. Всё-таки надо ложиться спать. Сбросив со своих ног тапки, Кэролайн приползла по кровати и забралась под тёплое одеяло с пледом и обняла медведя. Она его достала несколько лет назад из ящика с игрушками, когда кошмары стали частыми гостьями в её сознании. Присутствие игрушки как будто держало девушку за эту реальность, ведь иногда сны были такими странными и тяжёлыми, что даже не давали ей вернуться в реальность. Конечно, хотелось бы чтобы на его месте был кто-то живой, тёплый и родной, например брат или сестра, которых у Кэр никогда не было. Она в этом смысле по-доброму завидовала Елене, пусть и иногда они ссориться с Джереми, но они всегда могут прийти за помощью друг к другу, и каждый поймёт и поддержит, а у Кэролайн не так… Тяжело вздохнув, она прикрыла глаза.       Всё же она была очень уставшей, потому как веки налились тяжестью слишком быстро, тело расслабилось, погрузив девушку в сон…       Пока она спала, домой успела вернуться Элизабет, она так же зашла в комнату дочери и проверила, всё ли с ней хорошо и спит ли она. К счастью она обнаружила её спящей и совсем расслабленной. Как и всегда мисс Форбс прикрыла окно в её комнате и ушла пить на кухню горячий чай с лимоном. Всё было хорошо: она читала книгу, закутавшись в плед, сна почему-то совсем не было, как вдруг раздался приглушённый вскрик, несмотря на то, что кухня находилась не так далеко от спальни Кэролайн. Сорвавшись, Лиз поскорее направилась к дочери, резко открыв её дверь. Она застала Кэролайн сидячую на кровати, крепко принимающая к себе мишку и тяжело дышавшую. Кэр резко и испуганно обернулась на ворвавшуюся маму, но расслабилась, когда поняла, что рядом с ней близкий человек. Элизабет видела блеск в глазах дочери, доказывающий, что поток слёз вот-вот хлынет по её щекам.       — Мама, я… Прости…       Последнее слово получилось на прерывистом вздохе. Элизабет тут же села на кровать, прижав к себе дрожащую Кэролайн. Она прижалась к маме, точно как в детстве. Ей так хотелось спрятаться от всех ужасов, голосов, пугающих картинок…       — Тебе не за что извинятся, дорогая. Всё хорошо. Я не спала.       — П-поч… — вздрагивала она, шмыгая носом, — поч-чему не спала?       — Сна не в одном глазу из-за дежурства. Сорок минут разгоняли подростков по домам с заброшенного старого кладбища.       — Неформалы, как всегда…       — Если бы только неформалы…       Элизабет долгое время поглаживала Кэролайн до того, пока она не перестала дрожать, а после легла рядом, продолжая держать дочку в своих объятиях.       — Ты готова рассказать, что тебе снилось? Помнишь что-то?       Кэролайн какое-то время молчала, хмуря брови, пытаясь вспомнить хоть что-то, поэтому решила начать с малого, надеясь, что остальная картина восстановится сама собой.       — Я помню облик какой-то девушки. Помню, что мы ругались, судя по жестикуляции и настроению. Я ощущала сильную грусть, такую, будто моё сердце разрывалось из-за конфликта с ней. Помню, как она ушла, оставив меня в какой-то деревне. Затем меня кто-то коснулся. Повернувшись, я увидела парня. Я не помню его черт лица, но помню блондинистые волосы. Они были гораздо светлее моих. А потом вспышка. Я помню, как меня кто-то кусал, а затем будто в меня всадили нечто острое, нож. Смутно помню, как посмотрела куда-то и увидела тела лежащих людей. Мне было очень больно. Я плакала во сне, ощущая страх и холод приближающейся смерти.       Элизабет прикрыла глаза и выдохнула. Последние слова её напугали, но виду она не подала, поцеловав Кэролайн в голову.       — Дорогая, ты должна помнить, что всё это всего лишь сон. Что-то будоражит твою нервную систему, которая посылает к тебе такие сновидения, — ласковый голос матери, поцелуи в макушку и поглаживающие движения по спине действовали на Кэр успокаивающе.       — Мама, — с тяжёлым вздохом обратилась к ней девушка, будто все эти слова о нервной системе ей изрядно надоели, — мне кажется, что это не так! — сердце Элизабет дрогнуло. — Я каждый день провожу без каких-либо нервных потрясений, пью эти чёртовы капсулы… Я уже устала от этого! Легче мне не становится. Мне кажется, что это нечто большее, чем сны.       — О чём ты говоришь?       — Не знаю. Просто я так чувствую, как бы глупо это не звучало.       Пролежав с Кэролайн до тех пор, пока она снова не заснула, прибегнув в очередной раз к своему приёму, о котором не говорила маме, Элизабет покинула её комнату, плотно закрыв дверь. Мысли Кэролайн её напугали, ведь она всю жизнь пыталась взрастить в дочери скептицизм к любой неестественной теме, что касалось сверхъестественного. Когда Кэролайн впервые заявила о призраках, что навещают её во снах, Лиз прямо-таки почувствовала, как на голове появились первые седые волосы. Она боялась, что сила пробудиться в ней снова. И что Элизабет тогда будет делать, являясь членом городского совета, у которого есть правило докладывать о всяком таком? Однажды она скрыла это, на пару с давно уехавшим Дареном Эндерсоном, ведь его дочка проявляла такие же нечеловеческие способности. Но что она будет делать, если сила Кэролайн проявится в таком сознательном возрасте? Как она всё ей объяснит? Сама Элизабет не знает, откуда в ней всё это, ведь никто из Форбсов не владел какими-то не теми силами.       Из-за своих мыслей она и не заметила, как дошла до комнаты, взяв в руки телефон с прикроватной тумбочки. Она нашла контакт Дарена Эндерсона, но набрать так и не решилась…       Все Эндерсоны переехали много лет назад при загадочных обстоятельствах.

* * *

      Заоблачное царство, Наше время       Твёрдые мужские шаги сотрясали стены воздушного замка, что возвышался над всем Заоблачным Царством. Последний раз он был здесь, кажется, столетий пять назад, если не больше. Кто-то может сказать, что прошло не так много времени, учитывая факт того, что он бессмертный, а кто-то скажет, что это минимум пять полноценных и долголетних человеческих жизней, но для правителя Меадарии, как и других хранителей, факт времени давно перестал существовать. Настолько давно, что он и сам того не помнит.       Арос осматривал все эти белоснежные стены из мрамора, по которым, словно вода, стекали вниз облака, пола почти не было видно из-за парящей густой дымки. Повернувшись направо, он прекрасно смог разглядеть через открытые арки, которые тут были вместо окон, шагающих туда-сюда граждан. Небо в Заоблачном Царстве всегда было голубым, а над объёмными белоснежными облаками всегда светило солнце. Кажется, он и вовсе никогда не слышал, что в этом месте вообще могут идти дожди, грозы… В прочем, порядки этого мира Ароса не особо заботят. Будь его воля, он бы не являлся сюда ещё добрый миллион лет, но ему пришлось переступить через себя и прийти к ней.       Блуждая по учебным коридорам академии, которые были связаны с замком первородной хранительницы, Арос, проходя очередной коридор, вдруг заметил большую парящую у стены раму. Предмет привлёк его внимание и заставил остановиться. С помощью неизвестных ему технологий, либо же магических навыков была сделана живая фотография лучших учеников Авы. Среди них он видел много незнакомых лиц, преимущественно девушек, мужчин можно было пересчитать по пальцам одной руки, среди тринадцати женщин. И всё же одно знакомое лицо он увидел — Каролина Керр, в настоящем Кэролайн Форбс.       Аросу доводилось встречаться с сестрой Адэлис лишь два раза, но он всегда отмечал необыкновенно светлую энергию, которую девушка излучала через всю себя, даже когда просто улыбалась. На этой живой фотографии, цвета которой были приглушены, либо, к чему склонялся хранитель огня больше — разбавлены дымкой, Кэролайн так же сияла, стоя по правую руку от Авы. Хранительница воздуха улыбалась сдержано, гордо задирая подбородок. Арос улыбнулся, задержав взгляд на королеве этого мира, и пошёл дальше, желая уже лично встретится с Авой.       За весь его долгий путь по замку, ни одна воздушная душа Аросу не повстречалась, что даже расстраивало. Не с кем было поболтать, а молчание его угнетало. Но вот, кажется, сейчас он перекинется парой слов с девушкой, что шла ему на встречу, но при этом совершенно его не замечая. Девушка с абсолютно белыми волосами, ресницами, светлой кожей и яркими синими глазами смотрела в свиток, что-то старательно вычитывая и шевеля губами.       «Ученица», — тут же подумал про себя Арос.       — Дамочка, — окликнул он девушку, когда той оставался лишь шаг до столкновения. Она замерла, растерянно посмотрев на него. — Я не против, когда девушки врезаются в мою грудь, но не в данном случае.       Арос широко улыбнулся, наслаждаясь её потерянным выражением лица.       — П… П-простите?       Он не без труда вдохнул, сунув руку в карман чёрных брюк. Смерив её нетерпеливым взглядом.       — Ава у себя?       Девушка прижала к себе свиток, чувствуя себя некомфортно рядом с этим человеком. Ей не нравилась его энергия, которая по ощущениям могла на куски разорвать их мир и людей, подобных ей, на атомы — в лучшем случае.       — Я не уверена… Королеву редко кто видит из учеников. Возможно, вам стоит спросить стражу?       Густые чёрные брови Ароса приподнялись. Он несколько раз переместился с мыска на пятку, задумчиво смотря в пространство над головой незнакомки.       — Что ж, благодарю.       Он обогнул её, направившись дальше.       — Постойте! — окликнула она его, нагнав. — А кто вы? И как попали в замок королевы?       Хранитель огня коварно улыбнулся уголком губ, чуть наклонившись.       — Ты же ученица, — выдал он уже давно разгаданный факт, девушка немного сжалась. — Или мою энергию не ощущаешь?       — Раз спросила, значит ощущаю. И, помимо этого, от вас веет не положительной энергией, а опасной, разрушающей… Мне от неё дурно.       Улыбка на лице Ароса стала ещё ярче.       — Это нормальное явление. Опасность ощущают все, кто находятся рядом со мной. В особенности столь нежные существа, — девушка в ответ несогласно закатила глаза, желая поскорее уйти от незванного гостя. — Позвольте представиться, — он вытянулся, галантно, но при этом будто и не без шутки поклонился, — Арос, Первородный Хранитель огненной стихии.       Если до этого девушка была смущена и насторожена, то сейчас, кажется, она была зла и наверняка, будь её воля, саморучно прогнала бы Первородного Хранителя из замка. Она сделала шаг назад и наградила мужчину таким взглядом, что он буквально ощутил серьёзный спад температуры. В мире Авы и так всегда было очень холодно, отчего Аросу было весьма некомфортно, но сейчас вокруг него воздух был явно холоднее обычного.       — Не думаю, что королева вам будет рада, — он вопросительно приподнял брови, требуя объяснения одним лишь взглядом. — Вы… Это же вы тогда чуть не уничтожили весь мир! Нам рассказывают историю возникновения стихий и об их хранителях.       Арос рассмеялся, вполне этого ожидая.       — И меня, как всегда, выставляют в дурном свете, что не удивительно. Да, милая, это я чуть однажды не уничтожил планету, но, благо, что не уничтожил, иначе ты бы сейчас здесь не стояла, в прочем, как и я, — он махнул рукой, призывая даму покинуть его общество. — Беги на уроки, малышка. Учителя строгие, накажут ещё.       Насупившись, она намеревалась что-то ответить, но вдруг в коридоре показалась стража, одетая в боевые бело-золотые доспехи. Двое крупных парней подошли к ним и, не желая иметь дел со стражей, в прочем, как и с Первородным Хранителем огненной стихии, девушка покинула их общество. Стража же, прекрасно знающая Ароса в лицо, намеревалась проводить его. Хранитель был только за, учитывая, что общество дамы ему весьма поднадоело. Парни тоже оказались не разговорчивыми, в прочем, дружелюбия от них тоже никакого не ощущалось. Ароса это не удивляло, это уже давно стало чем-то привычным. Все, кто принял сторону Авы и принимает по сей день, относятся к нему и его ребятам — хранителям огня — крайне настороженно и не дружелюбно. Хотя, ради справедливости, Арос прекрасно знает, какую программу преподают здешним студентам. Он лишь шутил, когда говорил, что его вечно выставляют в плохом свете. Возможно, его репутация черна несколько больше остальных, но там упоминают о достоинствах и ошибках каждого из хранителей. Каждого было за что похвалить и порицать. Однако он понимал, что ругать его всегда будут больше, что вполне справедливо. Он и сам себя ругает, чего уж тут говорить о других.       Минуя коридоры, Ароса наконец-то довели до высоких дверей с золотой резьбой, что доходили до самого потолка, который тоже был скрыт в воздушных облаках. Стража стукнула об пол своими золотыми посохами, что были во весь их рост. Стук был ритмичный, будто мелодия или немое заклинание. От конца Посохов даже отскочили искры, и гигантские двери начали медленно открываться. Хранитель благодарно кивнул им и с лёгкой походкой направился внутрь, приветливо улыбаясь. Тронный зал был пуст. Лишь Ава, восседавшая на белоснежном троне, держала в руке воздушную сферу, что-то высматривая в ней. Её бледные губы трогала нежная и даже тоскливая улыбка, а левая ладонь без особого давления сжимала подлокотник. Блондинистые локоны были собраны в аккуратную, но пышную косу, в которой были вставлены полевые цветы, которые она так любила. От неё даже пахло всегда по-летнему, даже когда были морозы или лил осенний дождь. Арос помнит это так же ярко, будто это было только вчера, а не миллионы лет назад.       Первородная Хранительница даже не сразу заметила гостя, либо, к чему Арос склонялся больше, просто сделала вид, что не замечает его. В один момент сфера в её руке рассеялась и она перевела взгляд на подходящего к пьедесталу Ароса.       — Не думала, что увидимся так скоро, — она не повышала голос, говорила дружелюбно, даже улыбалась, но вибрации от её тона всё рано отскакивали от стен и пола. — Сколько там прошло, Арос? Кажется, лет пятьсот или четыреста?       Он улыбнулся, вновь поклонившись, но на это раз этот поклон был полон уважения.       — Рад видеть тебя в добром здравие, Ава. Делала вид, что не чувствуешь меня, либо же наблюдала за чем-то или кем-то, о ком скучаешь?       Она хмыкнула, но оставила его вопросы без ответа, задав свой:       — Что за проблема заставила тебя покинуть свой жаркий мир?       Их разделяли многие метры. Она довольно серьёзно возвышалась над ним, но даже с такого расстояния Ава увидела, как опустились уголки его губ, больше не транслируя извечную улыбку, а в глазах она заметила проскользнувшую тревогу.       — Весомая для меня, иначе, ты знаешь, я бы не явился сюда.       — Не понимаю, — она поднялась, держа спину ровно и зашагала вниз по лестницам, не обращая никакого внимания на шлейф жемчужного приталенного платья, что оставляла за собой. — Чем таким я могу помочь тебе, с чем ты не смог помочь сам себе?       Когда она спустилась с последней ступеньки, он сказал:       — С тем, с чем сталкивалась из хранителей только ты, насколько мне известно.       Ава заманчиво наклонила голову и указала рукой вперёд на арку в стене, проход в которую был закрыт золотыми воротами. В той комнате была личная библиотека королевы, в которой она хранила те знания, которые доступны не многим студентам её мира и даже хранителям. Доступ к библиотеке помимо неё имеют лишь несколько людей.       — Я не тот человек, который любит бродить вокруг да около, ты это знаешь, — тут же сказал он, подходя вместе с ней к арке, золотые ворота которой приоткрылись сами, пропуская их вперёд. — Потому спрошу сразу: почему Кэролайн не растеряла свои силы, когда стала вампиром? Почему сохранила твою метку? Как сущность ведьмы и вампира нашли в ней баланс?       Хранительница от изумления приподняла брови, отчего на её лбу показалось пару морщин.       — С чего ты взял, что я замешана в этом её необычном становлении?       — Потому что ты можешь обмануть кого угодно, дорогая, но не меня. Я слишком хорошо тебя знаю.       Ава ухмыльнулась, сложив руки на груди. Арос смотрел на неё, отмечая, что она совсем не изменилась за всё это время. Разве что стала более властной.       — Хорошо. Допустим, я приложила к этому руку, но тебе-то это зачем?       — За тем же, зачем надо было тебе, — парировал он. — За тысячу лет у тебя было пару людей, которым ты могла доверять как самой себе, в их числе Кэролайн. У меня точно такая же ситуация. И сама знаешь, что терять доверительных людей совершенно не хочется.       Ава согласно склонила голову, но вдруг остановилась и посмотрела на Ароса уже серьёзно, спросив:       — Адэлис угрожает вампиризм?       Арос кивнул.       — Иначе я бы не пришёл…       Она посмотрела на него с особым пониманием и вновь указала рукой на библиотеку, которая была просто огромной. Не было видно конца бесконечному коридору из высоких книжных шкафов. Потолка, так же как и во всех других помещениях замка, было не разглядеть из-за зачарованных облаков, а вот книжные шкафы из белого камня восхищали своим содержимым. В её мире было множество всей возможной магической литературы, даже те, которые были давно утеряны в людском. Вдвоём они углублялись всё дальше, пока шаги вовсе не стихли…

* * *

      Наше время, на пути в Нью-Йорк       Когда Адэлис и Элайджа покинули Мистик-Фоллс, на часах было чуть больше девяти часов вечера, а сейчас они уже были на середине пути к Вашингтону, который проедут так же быстро, как и позади оставшийся Ричмонд. Через открытые окна входил прохладный ночной воздух, иногда растрёпывая женские волосы, на что Элайджа невольно отвлекался, мечтательно улыбаясь. Он знает, как Адель старается, пытаясь уложить волосы в нужную для неё причёску в виде аккуратных волн, которые ему напоминали о море, и Майклсона почему-то забавлял тот факт, что она даже не злилась, когда ветер вносил в её старания свои коррективы, казалось, ведьму это совершенно не заботило. Временами она старалась пригладить свои локоны, но вскоре наплевала на это, найдя в этих новых поправках нечто такое же лёгкое и воздушное, что Лис пыталась создать сама.       — Не отвлекайся от дороги, — с лёгкой, но счастливой улыбкой ответила она, когда вновь пересеклась взглядом с первородным.       — У меня всё под контролем, Адель. Может, теперь расскажешь о своём плане?       Девушка вскинула брови, сделав при этом почти самое невинное выражение лица.       — Я не совсем понимаю, о чём ты, Элайджа.       Первородный широко улыбнулся, повернув рулём в право.       — Этот твой огонёк в глазах не заметит лишь плохо знающий тебя человек. Я в число таких не попадаю… — он сделал небольшую паузу, широко улыбнувшись. — К моему великому удовольствию.       Теперь пришла её очередь смеяться.       — Ты попадаешь в список, который не попадал и не попадёт никто другой, — сказала ведьма, а Элайджа в этом момент повернулся, установив с ней зрительный контакт.       Казалось, они вновь ощутили пробежавшие между ними искры, которые рисковали вот-вот разгореться в целый пожар. Левый уголок её губ, кои были накрашены в вишнёвый цвет, пополз верх, излучая некое коварство, вызов, но и вместе со взглядом любовь. Элайдже пришлось отвести взгляд и прокашляться, однако с его лица ухмылка так же не спешила исчезать.       — Хочешь меня заболтать, — он не спрашивал это, а утверждал. — В чём смысл секретности?       — Боюсь, что всё может пойти не по плану. Ты же знаешь, я не люблю делиться планами, если не уверена в том, что они на девяносто девять процентов исполняться.       — Послушай, мои люди в случае чего-то, если твой план пойдёт не так, как ты себе задумала, могут помочь его осуществить другим путём. Я сам могу помочь, не привлекая в это третьих лиц, — он вздохнул. — В конце концов и ты знаешь, что я не люблю недоказанность.       Постучав пальчиками по колену, Лис, взвешивая все «за» и «против», всё-таки сказала:       — Помнишь рассказ Дарена? — Майклсон вдумчиво смотрел на дорогу, стараясь понять, о каком конкретном разговоре могла идти речь. — Тот, что был одним из первых в доме, когда мы все вместе собрались за одним столом после того, как я защитила ваш дом.       — Помню.       — Он упомянул, что когда возвращали Джузеппе Сальваторе, помимо некромага в виде моей павшей старой подруги были ещё и последователи Первородных Хранителей. Я хочу отыскать их. Проще всего будет с девушкой, которая является хранительницей огненной стихии. Мы хорошо чувствуем друг друга…       — Ради чего?       — Спросить, что ими управляло, когда они согласились на это, возможно, получиться уговорить вступить на нашу сторону. Всё-таки последователи нам тоже нужны.       — Думаешь, этим людям можно верить?       Адэлис знала, что он сомневается в верности её желания — переманить на свою сторону тех ведьм. Она и сама была не уверенна в том, что это получится, однако надеялась на исход без боя, крови и смертей. Всё же ей хотелось бы договориться.       — Думаю, можно попытаться дать им шанс. Да, оступились, но мы не знаем всей картины. Возможно, они были точно такими же должниками за что-то, в связи с чем были вынуждены присоединиться к Кассандре на время ритуала.       — Разумно, — согласился он. — И где ты планируешь их искать?       — Надеюсь, что огненную выслежу по следу хранителя. Будет сложно, учитывая, что Нью-Йорк необъятен, по сравнению с тем же Вашингтоном, не говоря уже о Мистик-Фоллсе. Однако это возможно. Допускаю, что мне может понадобиться съездить на кладбище, где проводился ритуал. Печать тех энергий там до сих пор должна была остаться.       Он вновь внимательно посмотрел на неё, словно желая просканировать.       — Ты настроена дружелюбно?       На её устах застыла усмешка.       — Как уж пойдёт. Драться и тем более кого-то убивать я не планирую, однако меня возмущает их поступок. Будто они не знают, чем им выльется такой ритуал, если до хранителей дойдёт информация.       — Думаешь, они до сих пор не знают?       — Хранители не наблюдают за нами постоянно. Между нами есть связь, благодаря которой мы можем чувствовать друг друга, просить помощи, общаться, находясь в разных мирах, но они же не являются нашими глазами. У каждого хранителя дел в своих мирах по горло. Воскрешение находиться под запретом. Это удел только некромагов и тех, кто не брезгует нарушать основные законы этого мироздания. Каждый из хранителей против воскрешений. За этот поступок могут не только лишить силы Первородного Хранителя, но и забрать в иной мир, вернее в один из них, а что уж с душой будет там — одной Вселенной известно… Или их палачам. Я разное видела за столько столетий.       Ещё какое-то время они продолжили обсуждать планы на следующий день, договорившись, что при необходимости разделятся и каждый пойдёт своей дорогой. Правда, договариваться пришлось долго. Лис не хотела принимать такого решения, боясь оставлять Элайджу даже с его подчинёнными вампирами. Она боялась, что повторится приступ, а там никто не в курсе, что с этим делать. Даже она не знает, как влиять на него, чтобы ослабить приступ галлюцинаций, не говоря уже о боли, от которой изредка дёргалась его рука, временами так же всё крепче сжимающая руль.       Адэлис надеялась, что Дарен в скором времени сможет найти ритуал, который избавит Элайджу от этого недуга. Все книги они оставили в доме. Кэролайн сказала, что так же будет помогать мистеру Эндерсону, чему Лис была несказанно рада и благодарна им обоим. Но пока этот недуг есть и он прогрессирует, она не нацелена оставлять Майклсона одного на долгое время. Она как никто другой знает — насколько опасна такая магия, которая, мало того, что воздействует на твоё физическое тело, так и ещё на ментальное — на разум, меняя, путая, уничтожая и создавая липовые воспоминания. Потому, дав короткое: « — Посмотрим по ситуации.», ведьма отвернулась к окну, сложив руки на груди.       Элайджа на это лишь улыбнулся, прекрасно понимая, что она переживает и не желает оставлять его. Он знал, что она согласилась на эту поездку не только ради того, чтобы встретиться с последователями Первородных Хранителей, но и ради него, работы, которую ведьма никогда не любила пропускать, свято веря, что труд — всегда и всех приведёт к успеху. Элайджа был того же мнения. Он не мог сидеть на одном месте без дела, потому имеет не одно место работы, а несколько, поэтому его стол всегда завален различными бумагами каких-то фирмы, документами собственного банка и папками с делами ФБР.       Майклсон был ей благодарен. Он понимал, как Адэлис рискует сейчас, находясь рядом с ним. Он бы предпочёл, чтобы она была в безопасности — вдали от него, но знал, что этого никогда не случиться. Его любимая слишком упёрта в своих решениях и чувствах. Даже если бы он закрыл её в месте из которого никто прежде не сбегал, с вероятностью в девяносто девять процентов Эндерсон это бы сделала — сбежала, не оставив и камня на камне от того места. Она никогда не оставит дорогого её сердцу человека в беде, даже если он несёт для неё опасность. Лис пообещала, что если вдруг что, просто будут сворачивать Майклсону шею раз за разом в качестве отрезвляющей профилактики. Элайдже это решение пришлось по нраву, но всё-таки он всё равно переживал.       Сейчас, играя со своим разумом, Элайджа внушал самому себе, что не чувствует боли и жара в области шрамов, что его самочувствие отличное. И он мог сказать, что это помогает. Будто голова сразу становилась более ясной, да и жар в руке практически исчезал. Благо, вампирская телепатия так же работала на себя самого. И повезло ему, что однажды Аделия просветила его в этом, как и Никлауса. С тех пор это не раз выручало каждого из них.       Он коснулся её сложенных на груди рук и аккуратно раздвинул их, сжав нежную ладонь. Затем поднёс к своим губам, оставив на тыльной стороне поцелуй. Адель неторопливо вдохнула, всё-таки улыбнувшись.       «Как тут можно сердиться, если один первородный вампир воздействует на меня своими чарами?»       — Не сердись, Адель. Улыбка на твоём лице мне нравиться куда больше, как свежий воздух в салоне, а то когда ты злишься, здесь становиться как в бане.       Она засмеялась, проведя пальцами по его щеке.       — Как в бане, значит… Там мы ещё не были. Я бы сказала, как в сегодняшнем душе.

* * *

      Истощение, бессилие, вековую усталость — вот что сейчас чувствовал настоящий Кол Майклсон. Он был настолько изнеможён, что не мог дышать, говорить, кричать и бороться. Его тело, что с относительно недавних пор ему не подчиняется, сейчас отдыхало где-то в реальном мире, пока его сознательная часть была связана энергетическими, сковывающими и удерживающими нитями и заперта глубоко внутри. Сознательная часть почти никогда не спала, она не хотела есть, но всё слышала, чувствовала, знала.       Первое время Кол пытался кричать, пытался разорвать эти нити, что стискивали его так плотно, что не оставляли шансов на спасение, побег из некого мира-тюрьмы, в которую его упекла собственная мать.       С того самого дня, как Эстер явилась, взяв его под своей контроль, она недооценила Кола. Ведь изначально он бродил по темноте, и изредка мог воздействовать на своё тело. Он мог показать окружающим, что он всё ещё здесь, что нуждается в помощи. Однако никто этого не замечал. А после того, как Адэлис проникла в его голову, ослабив влияние Эстер, он почувствовал, как нити, связывающие его, ослабли. Он позволил ей увидеть то, что мать пыталась утаить, но не приложила к этому достаточную силу. И после того, как Кол очнулся, обнаружив рядом с собой Ребекку, сперва даже не поняв, где находится, Майклсон был готов заорать во всё горло:       « — Это я, Ребекка! Это я! Я твой брат!»       Но тут же путы на нём затянулись так туго, как никогда, а связь с физическим телом и разумом почти разорвали. Эстер позволяет ему лишь видеть и понимать, что она делает его руками, как грубит близким, причиняет им боль, меняет мир. Каждый раз он орёт в пустоту, когда видит перед собой кого-то из близких, но они его не слышат.       Кол надеялся, что, когда покажет Лис то, что Эстер сделала, они быстро что-то смогут придумать и спасти его, но почему-то они все медлят. Хотя Кол понимал — почему. Исходя из приближающегося события, которое так ждут на той стороне, а провести ритуал должна Адэлис, значит, она экономит силы, чтобы ритуал её не убил. К тому же вернуть его будет не так просто, не говоря уже о том, что это слишком энергозатратно и опасно, и что для этого ей нужна его физическая оболочка, которую Эстер точно не направит в руки ведьмы Эндерсон так просто.       Кол понимает, что ему остаётся только ждать, наблюдать и чувствовать стыд за всё, что творит Эстер. Он понимает, что ни в чём не виноват, ведь даже тогда, пару месяцев назад, стоя в ванной комнате — он пискнуть не успел, как провалился в беспамятство, а очнулся в непонятном чёрном пространстве.       Одно его радовало: семья воссоединяется. Кэролайн, Адэлис — потерянные части их одной большой семьи наконец-то вернулись. Кол даже допускал, что они уже могли начать что-то вспоминать. Вернее он даже уверен в этом, учитывая последние события. Его это так же радует, ведь чем девчонки больше вспоминали, тем больше могли защитить сами себя, а то не повезло им в своё время нажить бессмертных врагов, в особенности это касается Лис.       Кол скучал по ведьмам, и он злиться из-за того, что сейчас не может находиться там, с ними и со всей своей семьёй, которая его ненавидит. Хотя он всё же надеется, что Лис поняла его посыл, помощь, что он попытался оказать. Он уверен, что она должна была понять и натолкнуть на нужные размышления Клауса, который, наверняка, в последние месяцы желал ему скорой и мучительной смерти. С Элайджей дела в таком случае обстоят легче. Он самый дальновидный из всех и, возможно, мог сам задумываться о том, что на Кола могли повлиять из вне, а слова любимой должны были бы только убедить его.       Но больше всего ему было стыдно перед своей сестрой. Когда мать через него держала дочь за сердце, Кол, находясь глубоко в своём подсознательном мире, чувствовал тёплую кровь на руках, пусть и не видел, чувствовал, как билось сердце Ребекки. В те моменты он кричал, просил мать смиловаться, ревел, словно сопливый мальчишка. Он всеми силами пытался вернуться к своему сознанию, взять вверх и сделать всё, лишь бы Ребекка не пострадал больше. Кол бы ни за что не пожелал возвращаться к семье, если бы отнял жизнь одного из них. За тысячу лет между ними было всякое, у него есть право злиться на каждого из них, но никому из родных Кол Майклсон не стал бы желать смерти. Он любит и ценит свою семью, пусть и иногда ведёт себя не сдержанно, импульсивно и необдуманно.       Каждый раз его радовало, что в нужный момент появлялся Александр Коулман. Для Кола это абсолютно загадочная фигура, которая каждый раз спасала жизнь его сестре. Кол Майклсон не знает его лично, но уже за эти поступки он испытывает к Коулману глубокое уважение и желает от всей души пожать ему руку, высказав все слова благодарности. Ну, а потом можно засесть за бутылкой хорошего бурбона, чтобы как следует познакомиться.       Сейчас Кола радовало, что Ребекка, на пару с Александром, Дареном и Самантой покинули осиное гнездо, узнав всё, что смогли, и теперь они находятся в безопасности среди семьи, друзей, союзников и единомышленников. Хотя, к Дарену и Саманте у Кола есть определённые вопросы, которые очень хотелось задать, и первородный надеется, что это случится скоро. Для него они неоднозначные фигуры во всём этом бедламе.       Однако всё это только мысли, которые смешиваются с воспоминаниями. В них он прибывает всё своё время, пока не почувствует в очередной раз дуновение ледяного ветра. Так он понимает, что пришла она — мама.       И вот сейчас, сидя на коленях в абсолютной темноте, не ощущая вокруг себя ничего, даже твёрдого пола, Кол поднял голову, лицезрев ухмыляющуюся маму. Она приходила почти каждый день, когда его тело засыпало.       — Я пришла навестить тебя, мой мальчик, — улыбнулась она, коснувшись его щеки. Кол был настолько слаб, что даже резкий поворот головой был чем-то не осуществимым, поэтому он брезгливо сжал челюсти, одарив женщину ненавистным взглядом. — Как ты себя чувствуешь? Мы приближаемся к финалу.       — Надеюсь, ты о финале своей бессмертной жизни, мама. Думаю, тебе давно пора отправиться в путешествие по миру забвения. Майкла прихватить не забудь.       Эстер ответила ему холодным взглядом, перестав касаться его лица. Сделав пару шагов назад, она осмотрела Кола, заостряя особое внимание на энергетических красных нитях, что обвили его тело.       — Удивлена, что у тебя есть силы на колкости. Всё же я единственная, с кем ты можешь поговорить, кто всё ещё может стать тебе другом, — Кол ухмыльнулся, устало прикрыв глаза. — Скажи, почему ты такой упрямый? Чего тебе не хватает?       — Мне не хватает моей семьи. Кажется, я уже раз сто отвечал на этот вопрос. Ты всё ещё не поняла смысл слов? — он рассмеялся. — Хотя чему я удивляюсь. Тебе и слово «семья» чуждо. Я до последнего буду настаивать на нём. Моё упрямство — моя соломинка, и это единственное, чего ты у меня не отнимешь.       — Неужели ты не понимаешь, мальчик мой? — её голос был спокоен, пропитанный даже скукой. — Не будет больше никакой семьи. Не будет клятвы, которая даже к тебе не относится. В считанные месяцы мир измениться, а все Майклсоны и им прочие умрут.       — Ты недооцениваешь нас, как и всегда. Мамочка, прошу, избавь меня от этой пафосной речи. Майклсоны снова воссоединились, пусть и без меня. Вместе с ними чета Эндерсонов. Неужели ты не поняла, что с этой семьёй лучше не связываться? Ты чего добиваешься? Чтобы тебя отправили в места похуже забвения?       Эстер с интересом хмыкнула, вскинув брови:       — Не думаю, что мне такое грозит. Собираются люди куда сильнее твоих братьев и сестёр и тех же Эндерсонов.       — Могущественнее? Это ты о тех малолетних придурках Коллингвуд? Не смеши меня. Они лишь пешки, мясо на поле боя, но не более того. Вы хотите сами прийти к власти, объединив миры, но как ты, ведьма бившееся за равновесие, не понимаешь, что это приведёт к гибели всех миров?!       — Ты не колдун, Кол. Ты не знаешь тех тайн, что познала я, находясь по ту сторону тысячу лет. Существуют очень древние заклятия, которые позволяют объединить миры полным образом. Мир живых и мёртвых и так связаны между собой, ведь если бы это было не так, то призраки не смогли бы приходить к живым, а живые к мёртвым. Самого мира мёртвых тогда бы не существовало, потому что после наступления смерти душа бы уничтожалась, но этого не происходит.       — Тогда для чего тебе это всё? Ради кого или чего объединять миры?       — Ради вечной жизни для тех, кто переживёт глобальную трансформацию мира. Кассандра не так просто упоминала про геноцид, это лишь один из пунктов, на котором вскоре поставится галочка. Те, кто выживут, перейдут на новый уровень, и, соответственно, те, кто сделают правильный выбор. Те, кто окажутся по эту сторону, умрут — вопрос времени.       — Но что в конце? Пьедестал на небесах? Хотя тебе и Майклу больше подойдёт место в аду.       Эстер тихо рассмеялась, поправив слегка завитые блондинистые волосы.       — А конца не будет.       Кол какое-то время молчал, размышляя над её словами, а затем вдруг спросил:       — А ты, я погляжу, не боишься гнева тех, кто сильнее многих из нас? — Эстер свела брови к переносице, сначала не поняв, о ком она говорит. — Ой, матушка, как бы сказала моя дорогая невестка — садись, два за историю магии. Я говорю о первородных хранителях стихий, ведь именно на их силах завязана жизнь Земли. Их гнева не боишься? — Эстер незаметно поджала губы. — А тех же высших из мира духов? Они как смотрят на вашу затею? Поддерживают? Прям все? Я слышал, что некоторые из высших ведут охоту за Джоном Эндерсоном. Это именно какие высшие? Хорошие или плохие? Кто из них «за», а кто «против»? Голосование уже проводили, либо всё куплено, как и на Земле?       — Это все вопросы?       — Я даже до половины не дошёл… И знаешь, — он приложил все усилия к тому, чтобы по-доброму и весело улыбнуться, — хоть мне и не нравится признавать это, но ты права! Ты единственный мой друг, с которым я могу поговорить, находясь в этом заточение, как дитя подземелья, — Эстер улыбнулась уголком губ, но ненадолго. — Правда, я бы предпочёл тебе даже зануду Финна, он хоть не такой гадкий и мерзкий как ты, но, чего уж там… Кстати, а старшенького ты посвятила в свои планы? Снова работает на тебя, либо одумался на старость своих лет? Я всё же надеюсь, что его мозг заработает в правильном направлении.       Эстер резко взмахнула рукой и Кол, испытав резкую боль в спине, выгнулся с громким хрустом и вскриком.       — Хватит разговоров! Твоя пустая болтовня ни к чему не приведёт. Финн занимается своим делом, ища Джона Эндерсона и его жену. Им удалось сбежать, как и Катерине Петровой с двумя вампирами.       Кол, кашляя и тяжело дыша, произнёс:       — Хорош мужик. Я в него верил. Поражён, что там эта вертихвостка… — чары резко ослабли, и вампир завалился на бок, тяжело дыша. — Скажи, а ты прямо так уверена, что меня не спасут? — он устремил на неё серьёзный взгляд. — Ты выдаёшь мне информацию, которую я смогу обернуть против тебя, если освобожусь.       — Ну, а кто сказал, что ты освободишься? Этого не будет, сын. Не будет даже в том случае, если ты будешь умолять меня принять тебя в наши ряды. Тебе никто не будет верить. Твоё тело — кукла, а я её кукловод, удачный инструмент для достижения целей. Поэтому ты никак не сможешь обернуть мои слова против меня. Тебе не сбежать от сюда, а Адэлис не сможет тебе помочь. Она не переживёт это полнолуние.       Эстер заметила промелькнувший страх в глазах сына, но Кол его тут же скрыл.       — Нет. Переживёт. Она и не такое переживала. Второй раз точно не умрёт по вашей прихоти.       — Стоит ли тебе напомнить, что умерла она в тысяча шестьсот тридцатом по своей прихоти, приложив больше силы к тому, чтобы убить Майкла? Не выбери она самый тяжёлый путь, то осталась бы жива.       — Она отомстила за сестру. Он убил Каролину! Ей нужно было умереть, чтобы воссоединиться с ней и переродиться в одно время. Так работает связующее их заклинание. Она осознанно пошла на это, да, но это не отменяет того факта, что если бы не Майкл, то Кэролайн была бы жива тогда и Лис тоже. И братья были бы счастливы и не пережили бы такого горя, которое заставило их возненавидеть вас больше, чем когда-либо! Так же, как однажды возненавидел я тебя, — злость снова начала захватывать Кола. — Ведь это ты девятьсот лет назад натолкнула чёртову Вальдемару на создание оружия, которое способно уничтожить душу. Это ты поручила ей вручить его лидерам сильнейших фракций, в том числе моему отцу! И именно из-за тебя погибла Мирела. Вы хоть представляете, сколько боли причинили своим детям?       Кол произнёс невнятное ругательство, облизнув пересохшие губы.       — Вы хотели, чтобы вас любили, боготворили, ведь вы, чёрт возьми, наши родители, но это не так. Вы не наши родители. Вы чудовища, которые породили похожих чудовищ, а теперь думаете, как бы от них избавится, чтобы одна из сильнейших фракций, что существует в этом мире, не обернулась против тех, кто желает его захватить, изменить и сотворить нечто новое. Страшнее нет чудовищ, чем те, что таятся в наших родителях. И знаешь что, мама, хорошо, что Хенрик умер и не увидел этого позора. Он-то единственный, помимо Финна, кто боготворил вас. Но узнай он вас ближе, я уверен, он бы отвернулся и восстал против, и…       Кол получил резкий удар в спину, причём ощутил его куда лучше, чем мог ожидать. Он удивлён, что в этом бессознательном он чувствует всё так же явно, как бы это было в реальном мире. Первородный даже не успел повернуться, как грубые мужские руки схватили его за воротник клетчатой рубашки и подняли, невзирая на то, что он был связан плотными нитями. Его взгляд встретился с разозлённым взглядом Майкла.       — Как ты смеешь, ничтожество? — прошипел он ему в лицо, встряхнув. — Как ты смеешь отзываться так о моём сыне?       — Мне повторить всё ещё раз, но тебе в лицо? — спросил он, не испытывая страха, о чём говорила слабая ухмылка.       Эстер молчала, наблюдая со стороны. Слова Кола задели её, заставив глаза намокнуть. Таких слов она не ожидала услышать даже в подобных обстоятельствах. Никто и никогда не обвинял её в смерти Хенрика, и более того — никто из детей не говорил, что младший ребёнок боготворил своих родителей. Впервые Эстер задумалась о том, что бы было, если он был жив. Как бы Хенрик посмотрел на неё, увидев её в таком виде, ведь она давно не любящая мама и верная супруга.       Майкла же тоже задели слова Кола, вызвав целую бурю эмоций. Всё его естество требовало разорвать сына на куски. Он даже не смог воспротивиться себе, в связи с чем разорвал его грудину, сжав в руках бьющееся сердце.       — Здесь регенерация медленная, а чувства наколены до придела, щенок. Ты не сможешь умереть, либо провалиться в бессознательное состояние, а я посмотрю на твои мучения. Кто давал тебе право говорить так о моём сыне?!       — Я тоже когда-то был твоим сыном, как и остальные, но разве ты ценил это? Нет. Так с чего ты взял, что Хенрик бы ценил тебя? Он был самым светлым из нас, самым добрыми. Он бы не вынес такого зла, не смог бы жить с такими чудовищами. Бедняга бы всё равно умер, но возможно не из-за волков, а разбитого сердца, из-за ваших гнилых сущностей. Кстати! — опомнился Майклсон, закашляв. Из-за его рта потекла чёрная жидкость. — А ты уверен, что Хенрик твой сын? Мама, может у тебя есть ещё одна тайна?       Эстер встрепенулась, услышав это. Она даже не успела что-то ответить, когда Майкл, взревев, всей своей вампирской силой откинул тело Кола очень далеко, а затем переместился к нему. Ведьма бежала, слыша эхо от ударов.       — Прекрати, Майкл!       — Что вы устроили? — послышался третий голос, принадлежащей женщине. Кол его никогда не слышал. Из-за ударов Майкла он почти перестал чувствовать себя, но, как и завещала Эстер, он не мог потерять сознание, находясь и так в бессознательном. Он повернул голову, тут же ощутив головокружение, а когда картинка восстановилась, он увидел женщину с длинными чёрными волосами и выразительными тёмно-зелёными глазами. — Неужели вы не понимаете, что он провоцирует вас, чтобы контроль ослаб, и его тело смогло воссоединиться хотя бы на процент со всеми недостающими процессами?       — У него это не выйдет, — покачала головой Эстер. — Он в моём распоряжении.       — Не обижайся, Эстер, но ты однажды подвела нас, да так, что этот сопляк чуть не заговорил с твоей дочерью.       Ведьма Майклсон ощетинилась.       — Это твой потомок ослабил меня. Мне нужно было время восстановиться, как и ему. Я не успела, ты права, но лишняя секунда ничего не изменила. Я извинилась. Что мне ещё сделать?       — Быть взрослой женщиной, а не вестить на пустословие юноши. Тебя, — указала она на Майкла, — это тоже касается. Что ты устроил? Забыл, что это всё отражается на телесной оболочке? Не можешь сдерживать свою злость, так проваливай к чёрту от сюда с глаз моих!       — Ты не смеешь выгонять меня, ведьма, — оскалился вампир. — То, что мы в одной лодке не даёт тебе права руководствоваться мной. Я не твой пёс на коротком поводке.       — Правда? — Вальдемара округлила глаза, изображая фальшивое удивление, которое со временем станет сменяться на жестокость и хладнокровие. — А кто? Ты должен рыть носом землю для того, чтобы найти Джона, но вдруг решил отыскать жену и навестить сына. Сердце требует воссоединения с семейством? Так ты не печалься, Майкл. Скоро воссоединитесь. А теперь проваливай, — Вальдемара взмахнула рукой в тот момент, когда первородный открыл рот, но его облик тут же рассеялся. Ведьма из рода Эндерсонов устало провела пальцами по лбу, посмотрев на еле живого Кола. Она присела рядом, выставив руку над его дыркой в груди. Нашёптывая какие-то слова, Кол заметил, как её худощавая ладонь засветилась слабым зелёным светом, что стал перетекать в грудь. Он ощущал слабые покалывающие и тянущие ощущения, но сказать что-то был не в силах. — Больше чтобы твоего мужа здесь не было. Ты поняла меня?       Эстер поджала губы, сложив руки на груди.       — Я позволила ему только раз…       — И вот к чему это привело, — высказалась Вальдемара, перебив Эстер Майклсон. — Ты верно упомянула, что Кол — наша кукла, а ты его кукловод, но чтобы куклы играли чётко и не устало, они должны быть здоровы. Скажи, дорогая, он выглядит здорово?       Голос Вальдемары звучал, как ни странно, добро, но всё же с холодом. Во взгляде Кол увидел усталость, глубокую задумчивость и неприязнь. Стоило только Майклу испариться, как она изменилась. Видимо, даже этой ведьме он невыносим, несмотря на то, что когда-то она вручила ему опаснейшее для магического мира оружие.       Конечно, теперь Кол узнал её. Он даже подмечал некие схожести во внешности с Мирелой и Адэлис, к примеру форму носа с небольшой горбинкой, длинные чёрные ресницы, широкие брови и миндалевидный разрез глаз.       Эстер же, не испытывая ни капли сочувствия или жалости, посмотрела на бледного Кола, чьи веки были едва приоткрыты, а лицо было неестественно бледным даже для него. Казалось, что если его сейчас снова поставишь на ноги, то он тут же упадёт, не имея сил устоять. Удивительно для неё было то, что сама Вальдемара решила оказать ему помощь, хотя в её стиле было бы добить Кола вслед за Майклом. Однако так же было понятно, почему она не могла этого сделать.       — Не выглядит. Но, Вальдемара, ты сама настояла на усиление колдовства, чтобы не оставить ему шансов на контроль собственного тела и разума. Как он может выглядеть здоровым, если все эти нити выкачивают из него нужные силы?       — Не нужные, а лишние, — поправила её ведьма, взяв небольшую паузу. Кол заметил, что черты её лица заострились, а губы сжались в тонкую линию, словно она металась между решением, которое никак не могла принять. — Ослабь воздействие, — всё же произнесла она в тот момент, когда ладонь перестала светиться зеленоватым оттенком, а Кол почти перестал испытывать колющие и стягивающие ощущения. Поднявшись, она встретилась с удивлённым взглядом Эстер. — Но не сильно.       — Это рискованно, — отрицательно покачала она головой, не соглашаясь.       — Нет. Да, связь с телом станет несколько крепче, но это несчастные проценты, которые не сыграют для нас никакой роли, в прочем, как и для него. Однако его самочувствие улучшиться. Ты же знаешь, чем вот такое состояние может быть чревато, Эстер? — поправив на себе чёрный плащ, ведьма Эндерсон подошла ближе. — Ты же не хочешь разрушить наши планы?       Тяжело вздохнув, при этом не отнимая от женщины усталого взгляда, Эстер кивнула, сказав:       — Я всё сделаю.       Более Кола никто не замечал. Он лежал, не в силах даже подняться на локтях, чтобы присесть. Он тысячу лет не ощущал себя таким слабым, таким, будто он физически снова стал человеком.       В один момент, пока он прибывал в своих мыслях, он и не заметил, как исчезла Эстер, и осталась лишь одна Вальдемара, которая тоже уже хотела скрыться во тьме.       — Вальдемара, — окликнул её первородный. — Не задержитесь на минуту?       Ведьма обернулась на него, вернувшись назад, но по-прежнему держалась от Кола в паре метров.       — Что ты хочешь?       — Хотел спросить: вы действительно такая же бездушная, как и мои предки, что объединились с теми, кто косвенно или даже полноценно замешан в смерти вашей дочери? Неужели вы не вспоминаете Мирелу?       На лице ведьмы не промелькнуло ни одной эмоции. Её лицо походило на каменную маску.       — Это было очень давно, Кол. Мирела для меня — лишь голос далёкого прошлого, на которое ничего не ёкает. Она сама сделала свой выбор, который привёл к трагичным для неё последствиям. Я пыталась её уберечь, но она была юна, своенравна и глупа.       — Уберечь — не давая стать той, кем она должна была? Мы ведь оба знаем о чём говорим, так? — вопросительно приподнял он бровь, но Вальдемара никак не отреагировала. — Можете не отвечать. И так понятно, что мы думаем об одном и том же.       — До новой встречи, Кол, — кивнула она, так же растворившись во тьме.       Майклсон устало прикрыл глаза. Он снова один, снова в тишине и темноте. Но на этот раз Кол не сидит на коленях в одной позе, ожидая, когда его снова кто-то навестит, теперь вампир лежит. Парень не знает, что с ним сделала Вальдемара, но от её колдовства ему постепенно становится легче. Даже он стал ощущать наматывающее расслабление, такое сладкое и забытое, будто его вот-вот унесёт в мир сновидений. Как же давно он не спал, не отдыхал. Кто бы что не говорил, но сон вампиру так же не обходим, как и обычному человеку. Как бы сказали некоторые его знакомые ведьмы, в этот момент восстанавливаются работы всех семи энергетических центров в теле, которые отвечают за самые разные процессы. Сейчас со всеми этим процессами вампир был не в гармонии.       Кол не знает, знает ли об этом Вальдемара, либо с её подачки Эстер мучила его давно забытыми воспоминаниями, чтобы злость шла из глубин его подсознания в тело. Конечно, когда разум пропитан такими эмоции, тело более подвластно чужому контролю. И каждый раз она стабильно пробуждает в нём всё то, за что Кол мог возненавидеть свою семью, за что и ненавидел, говоря откровенно. За всю тысячу лет у него было много поводов, но со временем даже его ярость утихала. Он давно простил Клауса за каждый воткнутый кинжал и столетний сон. Он давно простил Элайджу, который всегда был на его стороны. Кол даже больше не злился на Ребекку, которая часто боялась пойти против брата. Они давно стали семьёй. Они объединились впервые за четыре сотни лет, чтобы пережить горе, однако родителям нужно было разрушить эту идиллию, чтобы показать, что она такая же призрачная, как и опустившийся на землю туман, что растворится так быстро, что даже отвернуться не успеешь.       Увидев Вальдемару, матерь той девушки, которую он когда-то впервые полюбил, являясь совсем юным, Кол вспомнил Мирелу. Единственное явное сходство с матерью — это тяжёлый взгляд зелёно-карих глаз, хотя у когда-то жившей девушки они всё равно больше уходили в карий цвет. Он давно не вспоминал её облик. Её смерть — один из первых травмирующих опытов, с которым он столкнулся из-за отца. А ведь тогда, в тот день в таверне они хотели убежать, хотели бросить Ника и жить вдали без погонь и страха. Мирела мечтала разыскать своего муженька и забрать детей даже насильственным методом, если бы потребовалось. Кол не знал, что такое быть отцом, да и до сих пор даже во снах с трудом может представить себя в этой роли, но ему казалось это интересным, и он был на всё согласным. Но кто же тогда знал, что их планам не суждено сбыться? Он — бессмертный парень, веками бегающий от отца, а она — ведьма одного из самых могущественных родов, навеки изгнанная из родного дома, лишённая детей и поддержки рода.       У Мирелы непростая судьба, но интересная. Кол любил слушать истории, что происходили с ней, сидя на пеньке под лунным светом. Это было девять веков назад. С тех пор изменилось многое, в том числе сам Кол. Однако эти воспоминания дороги ему по сей день, несмотря на то, что сейчас его сердце бьётся учащённо из-за воспоминаний о Давине… И как же ему больно было осознавать тот факт, что он даже был не в силах повлиять на их конфликт незадолго до её отъезда. И как же его радует факт, что она до сих пор находится на территории России, в полной безопасности от всего этого бедлама.

* * *

      Вашингтон, округ Колумбии       Рано утром, как и было обговорено накануне, Ребекка заехала за Александром. Вампир хоть и улыбался, и даже чмокнул Ребекку в щёчку при встрече, но было заметно, что Александр прибывал в беспокойных чувствах из-за предстоящей встречи с мамой и отчимом.       Кэролайн, Дарен и Саманта пожелали им хорошего пути и попросили быть осторожнее, потому как с раннего утра многие телеканалы вещали о вампирах, оборотнях и ведьмах и, что хуже всего, транслировали видео с того самого бала. На телевидение шло ярое обсуждение того: миф ли всё это, хороший политический ход, чтобы отвлечь внимание людей от прочих насущных проблем в мире, либо же это новая реальность. В данный момент люди делились на три категории: первые — верили беспрекословно, вторые — всё отрицали, перекладывая всё на властей, третьи — предпочитали слепо не верить, но и не отрицать факт того, что это всё может быть правдой, а не монтажом или политическим ходом. Ребята не знали, сколько ещё такой расклад дел продлиться, однако никто бы не хотел, чтобы Ребекка или Александр ненароком пострадали.       Ребекка давно не была в Вашингтоне. Лишь пару раз она приезжала сюда с Элайджей по его рабочим делам. В прочем, этот город ей никогда особо не симпатизировал, тем более она прекрасно знала о его славе. Люди считают Вашингтон красивым городом с историей и развитой инфраструктурой, но они даже представить себе не могут, с кем делят этот город. Территория Вашингтона во все времена была пристанищем для тех магических особей, кто не нашёл предназначения в мире или по тем, или иным причинам свернул на кривую дорожку.       Если смотреть на город глазами обычного человека, то это действительно красочный, живой, цветущий, никогда не спящий и почти райский город, пусть и без пальм. В Вашингтоне много старинных церквей и храмов, в которых ежедневно можно встретить множество верующих и исповедывающихся людей. Хватает больших парков и скверов для прогулок и различных желаемых отдыхов как для одного человека, так и для большой компании. Люди, проживающие здесь, очень любят этот город. Его есть за что любить, но и так же за что ненавидеть.       Помимо человеческой преступности, так же развивается преступность магического сообщества. Пару лет назад и тут кровь лилась рекой, вечеринки для вампиров не кончались, пока Александр не взял под свой контроль клан вампиров. Многие проживающие здесь ведьмы и колдуны практиковали жертвенную магию, часто принося в качестве жертв своим богам ни в чём неповинных людей. Благо от таких ведьм и колдунов удалось избавиться благодаря Адэлис и Джону. Адэлис так же собрала под своё крыло девочек, научив их истинной магии, объяснив многие законы мироздания, что им были не ясны или даже неизвестны.       С тех пор преступность, осуществляемая иными расами значительно сократилась. Но в последние дни Ральф сообщал Александру об участившихся нападениях на людей, которые стали жертвами как вампиров, так и ведьм. Тела находят не только за пределами города: на кладбищах, заброшенных парках, скверах и сомнительных зданиях, но и в центре города: в переулках, Национальной Аллее и даже в тенях деревьев Джефферсон Пир Маркер.       Сотрудники правоохранительных органов и власти подключают к делам Ральфа Мэдисона, который временно взял клан под свой контроль в отсутствие Александра, но даже он разводит руками, не понимая, что делать. Власти и прочие правоохранительные органы обвиняют их клан вампиров и ковен ведьм, когда-то принадлежавший Адэлис, во всех смертных грехах. Власти настроены на то, чтобы выгнать сверхъестественных тварей, а Ральф из-за всех сил борется за то, чтобы этого не допустить на пару с ведьмами из ковена.       Красный кабриолет с поднятой крышей затормозил напротив современного многоэтажного кондо. Ребекка и Александр одновременно покинули автомобиль, внимательно осмотрев дом. Это было высокое строение из тёмно-красного кирпича с большими окнами, которые открывались только к верху. Из некоторых квартир тянулись ароматы свежеприготовленной утренней пищи, а вампирский слух улавливал даже разговоры на ближайших нижних этажах. Пока они стояли у автомобиля, то стали невольными свидетелями вышедшей счастливой семьи в составе пяти человек, во главе которого был папа, несший на руках кучерявого темноволосого мальчика латиноамериканской внешности, на вид которому было не больше двух лет, а рядом с ним шла девушка достаточно молодого возраста, лучезарно улыбалась и держала за руки девочек-близняшек, которые были старше годиков так на четыре того самого мальчика. Семья направилась по улице, а через время завернула за угол, наверняка направляясь на утреннюю прогулку.       Ребекка посмотрела на Александра, когда услышала, чиркающий звук зажигалки. Коулман решил прикурить, прежде чем идти в родной дом. Он держался сдержано. Его внешний вид практически не выдавал всех тех переживаний, что он на самом деле испытывал. Но Ребекка отмечала его тяжёлое дыхание, несколько учащённое сердцебиение, сложенные на груди руки и крепко сжатые челюсти.       — Всё пройдёт хорошо, — Ребекка улыбнулась, коснувшись его плеча. — Я верю, что они поймут.       — Мне бы твою уверенность, принцесса, — говорил он, выдыхая дым в сторону. — Сложнее всего сообщить не о том, что мы вампиры, а что Лоуэль является носителем неактивированного гена оборотней, причём какого ещё — одного из самых древнейших на этой Земле.       Прикусив нежно-розовые губы, Ребекка спросила:       — Уверен, что была хорошая идея — их не предупредить?       — Думаю, не самая хорошая из моих идей, — Коулман стряхнул пепел. — Но, если они уже знают, то могли бы предпринять попытки, из-за которых мы бы с тобой домой не попали, а так у них не будет времени что-то предпринять и, возможно, будет шанс, что меня всё-таки выслушают, а не выставят при первой возможности, — он достал из правого кармана джинсов небольшую связку ключей. — Благо, ключи я взял на всякий случай.       Ребекка встряхнула головой, отчего её блондинистые волосы закрыли собою голые плечи. Она выхватила у Александра сигарету до того, как он успел коснуться её губами. Бросив окурок, она втоптала его каблуком в асфальт.       — Хватит тратить время на это! — Александр недоумённо смотрел на неё и на растоптанную сигарету, но уже с некой грустью. — Сигарета одна или другая ничего не решит. Ты лишь тянешь кота за… — она осеклась, а парень ухмыльнулся, приподняв брови. — Пойдём, решим всё. Я буду рядом.       Он взял в свои ладони её руку и поцеловал холодные пальцы. Они почти не говорили о том поцелуе, что произошёл в лесу. Александр так и не понимал, что это было: её временная прихоть или однозначный ответ. Словами Ребекка говорила многое. То же самое: «Я буду рядом», звучит как сотен «да» на множество вопросов. Или, может быть, он просто себя накручивает? Но прямо сейчас Алекс видит, как она улыбается, когда он целует её пальцы и мягко сжимает в своих ладонях. Слышит, как она глубоко и тяжело дышит, видит, как сверкают её глаза, почти лицезреет её внутренний свет, который становиться только ярче, стоит вампиру только прикоснуться.       — Как скажешь, Бекка, — он приблизился, оставив короткий поцелуй на лбу. Первородная вновь затаила дыхание. — Но больше не уничтожай мои недокуренные сигареты. Они дороги мне не меньше тебя.       — А кто больше?       Он склонил голову, проводя ладонью так нежно и успокаивающе по её лице, что Ребекка еле удержалась от того, чтобы в блаженстве не прикрыть глаза, но ресницы всё-таки предательски задрожали. Коварная улыбка озарила его лицо точно так же, как и её в лесу. Она не дала ему ответ, он сделает точно так же.       — Пойдём решать дела, Ребекка, — он взял её за руку и решительно направился к дому.       «Так значит?!»       Ребекка была возмущена, но быстро поняла, что это ответная такая маленькая месть за то, что и она не дала своего ответа.       Поднявшись на четвёртый этаж, Ребекка и Александр прошли вдоль светло-желтых стен. Стук женских и мужских каблуков на мгновение заполнил подъезд. Чем больше они приближались к нужной квартире, тем сильнее первородная чувствовала, насколько крепко вампир сжимал её руку. Бекка была уверена в том, что парень делает это неосознанно из-за зашкаливающих нервов. Александр действительно даже не осознал факт того, что так сильно вцепился в женскую ладонь, которая будто была спасательным берегом во всей этой сложившейся ситуации.       Подходя к квартире с заветным номером D5, они остановились напротив тёмно-коричневой двери, Александр тяжело вдохнул и постучался. Он знал, что Ребекка тоже внимательно вслушивается, потому, услышав шаги в квартире, вампиры переглянулись, кивнув друг другу. Кто-то нерешительно подошёл к двери с обратной стороны. Эти шаги были осторожными, почти воздушными, будто тот, кто стоял за дверью, не хотел, чтобы его услышали.       «Мама», — подумал про себя Александр.       Только она всегда подходила к двери так тихо и с опаской, если никого не ждала. Слыша её сердцебиение даже через дверь, Александр отметил, что пульс начал стремительно нарастать.       « — Кто там?», — раздался грубый мужской голос откуда-то из других комнат.       Ответа не последовало.       Александр, подумав, что говорить через дверь бессмысленно, пожелал постучать ещё раз, но стоило ему поднять руку, как замок в двери щёлкнул.       Женщина, на вид которой было около пятидесяти пяти лет, нерешительно выглянула из-за приоткрытой двери, перемещая встревоженный взгляд чёрных глаз с сына на неизвестную ей девушку. Вернее, до не давних пор неизвестную. Александр тут же отметил, как крепко она сжимала ручку, и этот взгляд… Он тут же всё понял.       «Она знает».       — Мама, — Александр улыбнулся ей, пока не делая шаг вперёд. — Я рад, что ты дома. Я могу войти?       Женщина опустила взгляд, не зная, что ей делать. Она видела перед собой мальчика, своего сына, которого растила и любила всю свою жизнь. Она хотела видеть в нём только это и ничего больше, но эти новости… Она боится увидеть в нём того, кем он стал в неизвестном ей прошлом.       — Марил! — в холле показался чёрноволосый мужчина с зелёным яблоком в руке. — Я беспок… — не договорив, его взгляд упёрся в Александра. Яблоко упало и покатилось по тёмному паркету.       Мужчина решительно подошёл и огородил жену спиной. Александр даже ухмыльнулся, а Ребекка нахмурилась.       «Он серьёзно думает, что я наврежу собственной матери?»       — Милая, уйди, — ласково, но при этом с давлением попросил её Лоуэль.       — Думаешь, я наврежу собственной матери? — в лоб спросил Александр, отпустив руку Ребекки.       — Зачем бы ты сюда не пришёл — уходи, — отрезал мужчина. — Отныне это больше не твой дом.       — Ровно так же, как и не твой, — не сдержался Александр, осознав ровно через секунду, чего могут стоить эти слова.       — Александр! — шёпот Ребекки донёсся до него, но парень не обернулся.       Лоуэль не предал этим словам особо глубокого значения, потому просто решил захлопнуть дверь перед двумя вампирами, но сделать он этого не успел, потому как Александр поставил ногу, которую отчим придавил.       — Лоуэль, прошу, пусть он войдёт, — Марил сжала плечо супруга.       — Монстрам не место в этом доме, — отрезал мужчина, продолжая давить.       Александр стиснул челюсти, не желая проронить нечто, что могло бы намекнуть на боль, которую он испытывал в данный момент, и, взявшись за ручку, применил свою силу, открывая дверь без каких-либо трудностей. Лоуэль, поняв, что не может справиться с такой силой, отошёл, но всё ещё закрывал спиной любимую женщину, которая боязливо прижимала руки к груди. Коулман вошёл в квартиру вместе с Ребеккой, закрыв за ними дверь.       — Ребекка, познакомься, — он указал на отчима. — Лоуэль Вульф, отец Клиффорда. Моя мама — Марил Вульф.       — Очень приятно, — мило улыбнулась она, но, казалось, это не произвело никакого эффекта на напуганных людей.       — Ребекка Майклсон, — указал на вампиршу Александр. — Моя… — Александр запнулся, не зная, как лучше обозначить их непонятные отношения, — близкая подруга.       — Нам всё равно, — тут же отрезал отчим, едва Александр договорил. — Уходи, пока я…       — Пока ты «что»? — переспросил Александр. — Уже успел сделать кол? Даже если так, сомневаюсь, что он тебе чем-то поможет, — мужчина на это злостно сжал челюсти. — Я о многом просить не стану. Я хочу, чтобы меня выслушали и всё. Если после этого вы не захотите меня видеть, то я уйду и больше не вернусь, — Марил на это затаила дыхание, а её глаза заметно намокли. — Если исход будет иным, то будем действовать исходя из ситуации. Неужели я не достоин того, чтобы меня услышали? Даже перед казнью человеку позволяли сказать слово перед тем, как рубили голову или клинок вонзали в сердце.

* * *

      Мистик-Фоллс, задний двор поместья Эндерсонов       — Ты уверена, что готова? — в десятый раз за последние пятнадцать минут уточнил Клаус, смотря на суетившуюся Кэролайн.       После отъезда Адэлис и Элайджи, а этим утром так же Александра и Ребекки, Форбс решила зря времени не терять. Ава хочет видеть её. Это передал Арос через Адэлис. Сама Кэролайн жаждет увидеться со своей хранительницей. Она чувствует, что ей это необходимо. Её тянет сделать это.       — Да, — сказала она, закончив наконец-то чертить солью на земле знак воздуха, кой так же присутствовал в виде отметки на её руке. — Теперь камни, — проговорила она себе под нос, опустив руку в задний карман джинсов.       Клаус возмущённо взмахнул руками, посмотрев на рядом стоящую Саманту, которая глядела на всё с интересом.       — Не возмущайся! — указала на него вампирша. — Не думаю, что Ава снова захочет испытать меня, как тогда в первый раз.       — А как это было в первый раз? — спросила Саманта.       — Испытание воздухом заключается в том, что, как и любую другую стихию, тебе нужно подчинить её себе, но при этом повиноваться, слиться воедино, в моём случае стать воздухом, — рассказывала девушка, разложив три минерала по углам треугольника. — Ава меняет немного испытания для каждого. Кого-то проверяют холодом, а кого-то наоборот нехваткой воздуха, которая возникает из-за слишком сильных порывов, которые бьют тебе в лицо с такой силой, что у тебя создаётся впечатление, будто ты глотаешь камни или даже пытаешься дышать ими, как бы странно это не звучало. Меня чуть не заморозили.       Саманту поразила та лёгкость, с которой говорила Кэролайн. Она представить с трудом могла — какие это ощущения. Что заморозка, что нехватка воздуха — слишком страшные для неё испытания. Мисс Франс даже не может сказать, что из этого может быть страшнее. Она неловко провела рукой по плечу, задумавшись:       «Если Кэролайн проходила испытание воздухом, то Адэлис…»       Сердце пропустило один удар.       «Она… Она горела? Господи! А Дарен? Что у него было за испытание? У него же тоже есть отметка на груди справа в виде перевёрнутого треугольника с чёрточкой. Какое испытание у стихии земли?»       Клаус, стоявший по близости, услышал изменившийся стук сердца и повернулся на слегка побледневшую Саманту.       — Всё нормально?       Кэролайн, услышав, встревоженно перевела на них взгляд. Саманта поспешила улыбнуться, закивав головой.       — Да. Я просто задумалась.       Перешагнув поля начерченного знака, Кэролайн подошла ближе, с неким волнением посмотрев на Саманту.       — Если ты не готова, то можешь не присутствовать…       — Нет, — перебила её женщина, с полной уверенностью в своих силах и желаниях посмотрев Кэр в глаза. — Я буду здесь. Возможно, я боюсь немного, — Саманта опустила взгляд на пальцы рук, что переплелись друг с другом, и в следующий момент снова посмотрела на Кэролайн, — но я хочу избавиться от этого страха. Мне это необходимо, если я хочу выжить, а я хочу…       Клаус едва заметно улыбнулся уголком рта. Он уважал стремление к большему, к силе, к победам над самим собой. Кэролайн тоже улыбнулась, коснувшись плеча Саманты.       — Ты умница, — с восхищением во взгляде сказала вампирша. — Ты идёшь на то, на что я не была готова идти в своё время, когда ещё была человеком. Меня пугали даже вызовы духов, во что я никогда не верила, — Кэролайн усмехнулась, вспоминая об одном событии. — Вернее не хотела верить. Я убеждала себя в том, что нет в этом мире никого, кроме людей. Так мне было проще, и все страхи, терзающие меня большую часть сознательной жизни — отступали. Я даже убежала однажды из дома Елены, когда сама же предложила этот вариант Бонни, чтобы та смогла переговорить со своей умершей прабабкой. Тогда мне это показалось удачной идеей доказать самой себе, что всё сверхъестественное — художественный вымысел и сказки. А когда затухли свечи, дверь закрылась сама собой и долго не открывалась, отделив от нас Бонни, которую потом будто подменили, я поняла, как сильно ошибалась. Хотя, буду честна, и это я признала далеко не сразу. Из-за страха я отвергала любые факты. Я просто боялась, что моя жизнь измениться, как только я приму то, что жизнь куда более загадочна, как и весь этот мир. Я была не готова, не владела знаниями, да и подумать не могла что всё настолько закрутится: я стану вампиром, в последствие начну меняться, в нашу жизнь придут Клаус с Элайджей, а за ними и остальные члены первородного семейства, а затем тем я стану… — она запнулась, заправив локон за ухо. — До сих пор не знаю, кем я стала. Но надеюсь, что сейчас получу ответы. А ты, — Кэролайн вдруг посмотрела на Саманту по-другому. Даже Клаус, прекрасно знающий взгляды своей возлюбленной, будто увидел что-то новое. Возможно, это была мудрость, кою она накопила за все эти века, а возможно какие-то чувства. — Ты сильнее многих бессмертных.       Кэролайн вновь широко улыбнулась, в нежном жесте коснувшись предплечья Саманты. Сначала женщина ощутила лёгкий холодок, но он быстро сменился на тепло. От этого тепло становилось так хорошо, так спокойно, что хотелось ощущать его как можно дольше. Смотря на Кэролайн, рассуждая над её действиями и взаимодействием со всем вокруг, Франс поняла, почему эта девушка так притягивает к себе людей, пусть временами не всегда хороших.       «Кэролайн — как яркое солнышко, жизнь без которого мрачна и скучна. Я понимаю Клауса, который смотрит на неё так по-особенному, с такой любовью, от которой захватывает дух. На меня никто и никогда так не смотрел… Кэролайн владеет чем-то особенным, возможно каким-то даром. Её энергия слишком светлая, слишком положительная несмотря на вампиризм. Она приятна и осязаема даже для такого обычного человека, как я».       Вернувшись к своему рабочему месту и встав прямо в центр, Форбс снова посмотрела на Клауса и Саманту. На их лицах читалось волнение, в особенности на лице Клауса, который считал, что Кэролайн рановато выходить на связь с Первородной Хранительницей. Он так же считал, что им стоит встретиться, но позже. Он боялся, что Кэролайн может быть не готова, что призыв отнимет слишком много ведьмовской силы.       Клаус, не изменяя себе, предпринял попытки отговорить любимую от желания выйти на связь с Авой в таком скором времени, а Кэролайн, точно так же не изменяющая себе, сказала, что всё решила и это не обсуждается. Она была уверена в себе. Уверена в том, что ритуал не принесёт ей никакого вреда. Она уже делала это однажды, не составит труда сделать дважды.       Встряхнув руками, будто она могла сбросить так напряжение, Кэролайн развела ладони, запрокинув голову. Она сосредоточилась на звуке ветра, слышала, как где-то он гудит, воет, а где-то будто слабо дышит, как будто на самым ухом. Она аккуратно загнула пальчики, как только почувствовала скользящие сквозь них потоки воздушной стихии. Она не хотела их отпускать, сосредоточиваясь на их силе и приказывая вернуться.       Воздух начал сгущаться вокруг начерченной метки, приобретая лёгкий голубоватый оттенок, который даже не сразу можно было заметить. Саманта поёжилась, почувствовав, что температура изменилась. Пару минут назад было ощутимо жарче. Клаус тоже почувствовал перемену, но он неотрывно наблюдал за Кэролайн, ловля малейшие изменения в её внешнем виде. Он уже увидел те самые появившиеся маленькие венки под глазами, которые подсвечивались белым и больше напоминали трещинки, так идеально гармонируя с проявившейся вампирской сущностью.       «До чего же красива… Я готов наблюдать за ней вечность. Это роковая красота… Я обязан запомнить самые малейшие детали, чтобы потом нарисовать не только эту красоту, но и силу, что её сейчас окружает».       Со временем окружающие её звуки стихли. Остался лишь шёпот ветра, который заслонил собою всё вокруг. Она чувствовала, как воздушная стихия обволакивает её, путает локоны, ласкает оголённые участки кожи. Кэролайн не холодно, она не мёрзнет, как в самый первый раз. Холод приятной волной расходиться по телу, будоражив кровь. Ей самой хотелось взлететь, но она всё ещё чувствовала, что стоит ногами на твёрдой земле. Она открыла своё сердце для воздушной стихии. Она вся в её распоряжение, но при этом держит под контролем, руководит, направляет…       Сосредоточившись на своей метки, которую холодило больше всего, Кэролайн представила Аву, мысленно позвала её, попросила прийти. Её губы прошептали:       — Пожалуйста, приди на мой зов, Первородная Хранительница.       Не прошло и десяти секунд, как в лицо Кэролайн ударил резкий поток воздуха, появившийся словно из ниоткуда. Открыв глаза, она увидела Аву, что выходила из портала, который собою сейчас напоминал спустившиеся на землю облака. Они даже немного потянулись за Хранительницей, но стоило ей сделать три шага вперёд, как портал рассеялся в воздухе. Форбс широко улыбнулась. Смотря на Аву, ей хотелось броситься к ней в объятия, но девушка себя сдержала.       — Дорогая! — Первородная хранительница сама раскинула руки в жесте, приглашающий в объятия. — Наконец-то мы снова встретились!       Увидев, что Ава в хорошем расположении, Кэр позволила себе обнять её. Хранительница обнимала её легко, так же как обнимает ветер своими сильными порывами.       Клаус внимательно наблюдал. Он, по сути, впервые видел Первородную Хранительницу воздушной стихии, раннее имея возможности лишь слышать о ней. Ава часто представлялась ему весьма холодной, непоколебимой, но сейчас он видит, с какой теплотой она смотрит на Кэролайн.       «Как будто две старые подруги», — подумал он про себя.       Саманта же замерла. Ей было прохладно, но на этом чувстве она почти не фокусировалась. Всё её внимание было приковано к Аве. От неё чувствовались вибрации огромной силы, таинственности, и сама она казалась неземной, будто ещё одним ангелом, что спустился с небес. Но в этом ангеле так же чувствовался острый стержень, который мог ранить, нанести удар в случае чрезвычайной ситуации.       — Я тоже рада! — ответила ей так же тепло Кэролайн, отстранившись. — Мне нужно о стольком поговорить с тобой.       — Обсудим, что успеем, — в знак согласия кивнула первородная и перевела взгляд на вдали стоявшую Саманту и Клауса. — Прежде познакомлюсь с твоим избранником и новым лицом.       Ава медленной, но лёгкой походкой и с высоко поднятой головой направилась вперёд, пока Кэролайн первые секунды прибывала в непонимании.       «Первородная Хранительница и — познакомиться с обычным человеком и гибридом, который, по сути, её и видеть не должен? С чего вдруг?»       Кэролайн перевела взгляд на неё и поспешила за Авой, нагнав ту за пару шагов. Клаус, не ожидавший этого, тоже вытянулся, смотря на королеву Заоблачного Царства с любопытством и силой, что текла в его крови. Ава недолги секунды молча смотрела ему в глаза, а после приветливо улыбнулась, протянув руку.       — Ава. Первородная Хранительница воздушной стихии, наставница и старая подруга Каролины, вернее, уже Кэролайн.       Клаус ответил на рукопожатие.       — Клаус Майклсон. Будущий муж Кэролайн и просто человек, ради которой уничтожит весь мир, если он будет ей угрожать.       — Просто человек? — усмехнулась она, разорвав рукопожатие. — Преуменьшаешь.       Клаус довольно улыбнулся.       — Да, Кэр, так я твоего избранника и представляла, — посмотрела она на неё через плечо. — Она многое рассказывала о вас, Клаус.       — Представляю, — ухмыльнулся он, посмотрев на любимую.       Ава же перешла к Саманте. Сперва Хранительница подумала, что она ведьма, но подойдя к ней так близко, чтобы можно было почувствовать энергию, не прибегая к большим силам, она была удивлена, понимая, что дама напротив является обычным человеком. Однако людей Ава любила и всегда считала, что они не хуже всяких сверхъестественных существ. Она охотно протянула руку, улыбнувшись более приветливо, ведь ощущала, что девушка её побаивается, что для хранительницы не входило в разряд удивлений.       — Меня зовут Ава. А вас?       — Саманта Франс, — Саманта так же охотно протянула руку в ответ, ощутив, насколько холодной была Ава. Создавалось впечатление, что она сунула руку в очень холодную, если не ледяную — воду. — Для меня честь познакомиться с вами, Хранительница.       Рукопожатия были разомкнуты.       — Зовите меня Ава, — улыбнулась она, пока Клаус и Кэролайн с небывалым удивлением переглядывались. — Для меня тоже честь, ведь вы обычный человек, среди собравшихся вокруг вас магических существ. А раз вы человек и стоите здесь, значит не совсем обычный.       — Прошу прощения, но я вас не понимаю…       Клаус и Кэролайн так же стали вслушиваться в дальнейшие слова Авы. Если Майклсон в принципе не знал, чего ожидать от хранительницы, то Форбс, имеющая куда больше представлений о ней, не знала, что можно ожидать и такого.       — Во-первых, раз вы здесь, значит вам доверяют, а раз вы сумели заслужить доверие у всех этих ребят, значит в вас сильна сила убеждения, слова и вы совершаете правильные действия. По моим ощущениям, — добавила она. — Во-вторых, никогда Вселенная не приводит человека в столь опасную жизнь, в какую завела вас. Тут, конечно, встаёт вопрос: «А ради чего она это сделала?», но ответ вы найдёте не скоро, — что звучало по мнению собравшихся как предсказание. — Однако, по личному опыту и многомиллионным наблюдениям с уверенностью в сто процентов могу сказать, что вы владеете качествами, которыми не владеют обычные люди, по крайней мере не в том объёме — совершенно точно. Саманта, вы раскроетесь, и эти ребята, — указала она пальцем в сторону Клауса и Кэролайн, даже не взглянув на них, — вам помогут, как и другие товарищи, которых я здесь не наблюдаю. Кстати об этом, — Ава развернулась, сделав пару небольших шагов в сторону Кэролайн, — где твоя сестрица?       — Уехала с Элайджей по делам в Нью-Йорк. А что? — Кэролайн напрягалась, ведь знала, что Ава никогда просто так её сестрой интересоваться бы не стала. — Что-то случилось?       — Всё хорошо, — с лёгкой улыбкой ответила она, взяв девушку под локоть. — Прошу нас простить, Саманта, Клаус, но нам с этой дамой нужно уединиться и перекинуться словами тет-а-тет. Надеюсь, понимаете.       Саманта и Клаус одновременно закивали и пожелали девушкам доброго пути и хорошего разговора. Молча они в ранее очерченное Кэролайн пространство, где их тут же накрыли густые, сформировавшиеся из воздуха облака, огородив их от всего мира.       — Ты впервые её видел? — спросила Саманта, взглянув на Клауса.       — Да. И это странно.       — Почему?       — Первородные Хранители никогда не показываются так просто вампирам, гибридам и тем более обычным людям. У них это практически под запретом, ведь далеко не все знают о существовании стихийной магии. А тут она решила поздороваться с нами. Что-то здесь не чисто, — чуял одним местом Клаус, сложив руки за спиной. — Как ощущения?       — Смешанные, — честно призналась Саманта. — Меня от неё в дрожь бросило. Энергия просто… бешеная! В хорошем понимании того слова. Но её слова, признаться честно, меня насторожили.       — О том, почему Вселенная решила втянуть тебя в нашу увлекательную жизнь? — спросил Майклсон, на что получил своевременный кивок. — Адэлис сказала бы то же самое. Она когда говорила это, я даже на мгновение увидел на месте Авы свою любимую сестрёнку, — с тёплой улыбкой поделился он своими чувствами. — Но, Лис так же говорит, что Вселенная ведёт нас на протяжении всей нашей жизни, а если уж завела обычного человека в такую жизнь, то там подавно что-то может случиться. По сути, она точно такого же мнения, что и Ава. Но сестрёнка бы совершенно точно упомянула о силе, о которой не сказала Хранительница.       — Какой силе?       — Слабого человека никогда не затянет на магическую сторону мира, потому как он не сможет выжить. Он будет стараться убежать от этого. Сильных по каким-либо причинам может притянуть, и Вселенная начнёт испытывать этого человека со всех сторон, поэтому могут быть определённые сложности, но если он пройдёт их, то в конце всё будет хорошо. Она в это верит, говорит, что не раз наблюдала такие сюжеты. Я же считаю так же. В тебе что-то есть, раз ты сейчас с нами, — поделился ещё одним честным откровением Клаус. — И пусть ты боишься, что совершенно нормально, я, вспоминая себя в первые минуты, часы и даже дни после обращения, был в ужасе, но потом привыкаешь, втягиваешься, проявляешь интерес к новой жизни, к которой у тебя, к слову, я заметил давно…       Саманта внимательно слушала Клауса и при этом анализировала слова Авы. Она не знает, какое испытание может готовить ей Вселенная, раз ей угодно было затянуть девушку на другую сторону Земли. Однако, прислушиваясь к своему сердцу, внутреннему голосу, ей казалось, что она готова к этому, пусть и понимала, что впереди будет очень много трудностей. Но Саманта уверена, что сможет пройти. Она уже многое прошла, и все те трудности сделали её только сильнее. Что бы не случилось в будущем, она обязательно пройдёт и это. У неё есть мотивация, внутренняя сила, и что-то, чего она сама не понимает, какое-то качество, которое раскроется со временем, но и помимо этого у неё есть человек, который станет надёжным другом, опорой и учителем во всём, тот, кому она доверяет больше всех и знает давно — Дарен Джон Эндерсон.       — Знала бы ты, дорогая, сколько я ждала нашей встречи, — всё не могла нарадоваться Первородная Хранительница.       — Догадываюсь… — с ухмылкой кивнула Кэролайн, сложив руки на груди. — Но ты же понимаешь, что я хочу задать вопросы и получить ответы.       — О! А как же иначе? — с Кэролайн Ава была заметно раскрепощённой и расслабленной, будто рядом с ней она не старалась быть великой королевой. — Ты была не только прилежной ученицей, моей подругой и доверенным лицом, но и большой любительницей вопросов, которые чуть ли не затрагивали цвет травы, — они вдвоём рассмеялись, вспоминая её первые дни в Заоблачном царстве. — Наверное, сперва ты хочешь узнать, как ты стала вампиром, при этом оставшись ведьмой и хранительницей воздушной стихии.       — Я всегда любила твою проницательность. Да, — не отрицала она. — И хочу узнать, есть ли способ сделать то же самое для моей сестры.       «Сейчас где-то в Меадарии Арос всячески аплодирует», — подумала про себя Ава, усмехнувшись.

* * *

      Нью-Йорк, ФБР       Оживлённый Нью-Йорк встретил Элайджу и Адэлис пробками, бегущими по своим делам людьми, чей поток был бесконечен, а шум от дороги, как и особо оживлённых кварталов разносился на несколько районов вперёд. Благо гостинница, в которую они заселились, находилась отдалённо от особо громких мест, а их номер и вовсе был так высоко, что если уж и что можно было услышать, так это пролетающий в небе самолёт.       Приехали они рано утром, в связи с чем Элайджа настоял на недолгом сне. Адэлис согласилась, потому как прикрыть глаза на каких-нибудь два-три часа ей всё же хотелось. В машине ей всегда было неудобно спать. Майклсон в отличие от неё особо не нуждался во сне, потому мог и не спать, но всё же из-за проклятия в руке он сам чувствовал себя ослабевшим, к тому же он не упустил бы возможность прижать к себе тёплое тело любимой женщины. Он с момента прибытия в город мечтал о том, чтобы прилечь, прикрыть глаза, приобнять её, по перебирать мягкие локоны, пока она будет спокойно спать на его груди… Что и произошло. Элайджа просто наслаждался моментом, слушал её прекрасное дыхание, перебирал локоны и нежно поглаживая по спине, пока сон не сморил и его.       Всего пару часов отдыха, и они чувствовали себя гораздо лучше. Неторопливо собравшись, они оба решили, что завтрак пропустят, либо перекусят в здании ФБР, где, со слов первородного, весьма хорошо кормят. На том и решив, они покинули отель, направившись по шумному городу к зданию, что находился в районе Манхэттена в тридцати минутах езды по пробкам. Пока они добирались, то обсуждали план действий. Выяснилось, что Адэлис частенько была в Нью-Йорке и даже однажды проходила в нём практику и посещала различные культурные мероприятия, в связи с чем убедила, что город знает неплохо. Поэтому она предложила, что если его работа затянется, либо появятся какие-то неотложные случаи, то они могут на время разделиться. Элайджа не совсем поддерживал эту идею, однако понимал, что у каждого из них есть свои цели на этот город, потому он согласился, взяв с ведьмы обещание, что она будет постоянно на связи. Лис, коснувшись его руки, что лежала на переключателе, сказала, что по другому и быть не может.       Добрались они до здания FBI за, обещанные навигатором, тридцать минут, после чего Элайджа, первым покинувший машину, помог Адэлис, галантно подав ей руку. Припарковались они сбоку многоэтажного современного здания. Майклсон не отпускал её руку, не спеша минуя дорогие частные автомобили.       — Ты не сказал, мне нужно вести себя как-то по-особенному в обществе этих ребят? — кивнула она на тех, кто в чёрно-белых костюмах пили кофе и выкуривали сигареты. — Я никогда раннее не связалась с этими парнями.       — Ты могущественная ведьма и напрягаешься при виде них? — усмехнулся Майклсон, взглянув на неё.       — Ну знаешь…       — Ничего особенного. Главное старайся не распространятся о нашей семье и друзьях ни под каким углом. Потому, как бы там не было, среди агентов тоже достаточно двуликих людей. Будет не хорошо, если какого-то рода информация дойдёт до сторонников Джузеппе и им подобных.       — Поняла.       Подойдя к главному выходу, Элайджа открыл двери и пропустил Адель вперёд. По первому этажу так же ходило множество агентов, большинство из которых стремилось либо к лифтам и лестницам, а часть прохлаждалась у ресепшена, общаясь с молодыми девушками. Адэлис, со свойственной ей тревожностью и недоверием к новым местам, была осмотрительнее обычного, потому сразу заметила, как некоторые повернулись на Элайджу, который приложил к турникетам свой пропуск сначала для того, чтобы прошла Эндерсон, а затем уже и для себя, некоторые даже приподнялись, как и те самые девушки за ресепшеном.       — На каком этаже твой отдел?       — На десятом.       Только собравшись продолжить путь, Элайджу вдруг кто-то окликнул:       — Мистер Майклсон!       Элайджа и Адэлис обернулись на парня через правое плечо. К ним приближался высокий молодой человек с пшеничными кудрявыми волосами, чёлка которых слегка прикрывала лоб и кои были аккуратно уложены вправо; весьма миловидной и безобидной внешности: у него было округлённое лицо, заметный квадратный подбородок, мягкие и румяные щёки, а в круглых светло-голубых глазах читалась заметная усталость, а нежная, почти интеллигентная улыбка старалась это скрыть. Майклсон же будто по одному голосу узнал, кто к ним приближается, потому встретил коллегу с довольно приветливой улыбкой.       — Тристан.       Мужчины пожали друг другу руки, хотя Элайджа, в прочем, как и Адэлис, заметили взгляд Тристана на обручальное кольцо.       — Всё же решил приехать… Это отлично, учитывая произошедшее, — говорил он загадочным, но будто усталым тоном. — И, прошу прощения, — перевёл он взгляд на Адэлис, — очень было не вежливо с моей стороны, — де Мартель протянул ей ладонь. — Миледи, позвольте представиться, агент Тристан де Мартель. Почётный член «Благодетелей».       « — Благодетели — клан вампиров, которые борются за поддержание порядка не только в сверхъестественном сообществе, но и людском», — прозвучал голос Майклсона в её голове. « — Я основал его в восемнадцатом веке. Когда вернёмся в отель, я введу тебя в курс дела подробнее».       Адэлис вложила свою руку в его. Тристан на долю секунды заострил внимание на обручальном кольце, а после оставил невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони. Элайджа, посмотрев на Адель, заметил, как та дёрнула бровью и раньше времени убрала руку, улыбнувшись левым уголком губ.       — Рада с вами познакомиться, Тристан. Меня зовут Адэлис Эндерсон.       — Эндерсон… — с улыбкой произнёс он фамилию, расправив плечи. — Весьма известная в особенных кругах. Внучка не менее известного Джона Эндерсона?       — Верно.       — Не вы ли случайно возглавляли верховный ковен Вашингтонских ведьм?       Вместо точного ответа, Адэлис сказала следующее:       — Вижу, вам многое обо мне известно и без моих маловажных «да» или «нет». Так к чему вопросы, мистер де Мартель?       Элайджа, не собиравшийся влезать в их диалог, довольно улыбнулся, переместив взгляд с любимой на своего подопечного, чьи губы дрогнули в саркастичной ухмылке, а взгляд вышел, как показалось древнему, заинтересованным, но сама Лис на это никак не прореагировала. Её не интересовало, как он там на неё смотрит, больше всего ведьму напрягала древняя, очень сильная вампирская энергия, что исходила от подчинённого.       — Не все верят слухам, мисс. Я не склонен им верить.       — Слухам или справкам? — задала провокационный вопрос ведьма. — Согласитесь, это разные вещи. И вы, как сами упомянули, верить им не склонны, а работаете в месте, где слухам как таковым места нет, а справкам найдётся на целых восемнадцать этажей, если я не ошиблась в своих подсчётах.       Во взгляде Тристана словно сверкнула странная искра, и он перевёл взгляд на Элайджу.       — Если она — новый сотрудник, то, не сомневаюсь, что вы, мисс, быстро продвинетесь по службе.       Элайджа и Адэлис переглянулись, едва сдерживаясь от желания засмеяться, хотя даже если бы Тристан хотел, то он бы не смог разглядеть те самые эмоции в глазах пары, которые видели они, просто смотря друг на друга.       — Нет, Тристан, — Майклсон наконец-то взглянул на него. — Она не новый сотрудник. Она моя жена, — Элайджа вновь крепко сжал её руку, а Тристан, даже не стараясь скрыт изумления, раскрыл рот, не зная, какой вопрос вообще теперь задать. — Думаю, все вопросы были устранены. Предлагаю: подняться в наш отдел и перейти к решению насущных проблем.       «Жена? Почему тогда она представилась под своей фамилией, а не его? Либо они пока просто помолвлены, а Элайджа обозначил их будущий статус, опережая события?» — задавался вопросами де Мартель.       Тристан просто указал рукой вперёд на проход, что вёл в один просторный коридор, где находилось шесть лифтов и вход в помещения, что вели на лестницу.       — Что у нас на повестке дня? — спросил Элайджа в тот момент, когда двери одного из лифтов открылись, выпуская около семи работников, каждый из которых поздоровался как с Майклсоном, так и с де Мартелем.       — Несколько дюжин трупов людей, вампиров, ведьм. Пока не одного мёртвого оборотня, что не удивительно. Нью-Йорк — не их среда обитания, — Тристан нажал на кнопку десятого этажа, которая загорелась красным светом. Лис же в этот момент стояла со сложенными руками, бегло осмотрев глазами современную кабину лифта, заострив свой взгляд на экранчике, который показывал красным цветом, на каком этаже сейчас находился лифт. — Отношения между вампирским и колдовским сообществом напряжены как никогда.       Элайджа быстро взглянул на Тристана, понимая, что он старательно подбирает слова. Было ясно, что он не собирается вдаваться в особенные детали, пока не поймёт, ради чего здесь ведьма рода Эндерсонов.       — Можешь стараться не выбирать слова и говорить как есть, — тут же сказал Майклсон. — Адэлис одна из сильнейших ведьм, которых мне доводилось знать за все времена, и если есть какие-то проблемы, думаю, она может захотеть помочь. Не упоминая уже о том, что она — моя жена.       Адэлис адресовала Элайдже многоговорящий взгляд, обещающий, что они обсудят один момент с женой и мужем на едине. При этом девушка не скрывала довольной ухмылки. И после она обратила внимание на Тристана, сказав:       — Если моя помощь нужна, то я с радостью её предоставляю.       Во время их пути до Нью-Йорка, между Адэлис и Элайджей разгорелась небольшая дискуссия из-за потраченного количества магической энергии. Майклсон считал, что в их положение использовать силу на право и налево после дня с неудавшимся балом — опасно, учитывая вполне прозрачные намёки как Кола, так и заметок на полях вырванных страниц из гримуара Вальдемары. Лис, сболтнув не подумав, сказала:       « — Силой больше — силой меньше, что терять уже?»       Элайджа её подхода к ситуации не оценил, ясно дав понять, что речь идёт не о том, над чем можно посмеяться. Адэлис старалась его убедить, что пару дней многочасовых медитаций, и она повысит свои шансы на выживание ровно в половину. Майклсон же, не без сарказма, ответил:       « — Да. Если ты не найдёшь, куда бы их ещё потратить».       Сарказм был воспринят практически в штыки, после чего последовали долгие тридцать минут выяснений всех моментов, прежде чем они договорились о важном моменте:       « — Хорошо. Поступим так: я начинаю делать медитации прямо сейчас. Стабильно три раза в день по часу», — Элайджа, услышав это тогда, заметно просиял, понимая, что они наконец-то идут к какому-никакому компромиссу. « — Но ты, дорогой, будешь делать их вместе со мной два раза в день. Понял?»       « — Я не против медитаций, тебе это известно, однако не со всем понимаю, на что они мне сейчас».       « — Попробуем приглушить твои приступы и распространение негативной энергии через них. Ну так что, мы достигли согласия?»       Элайджа же, конечно, дал своё согласие. Во-первых, он слишком хорошо знал Адэлис, чтобы понимать, что спорить с ней — это смерти подобно. Никогда не кончится спор, если не уступишь, либо не пойдёшь на компромисс. Во-вторых, Майклсон совсем не любил с ней ругаться. Душевно становилось плохо в одночасье. И пусть они никогда не задевали друг друга, настроение всегда портилось у обоих, стоило только спору возникнуть. Адель всегда сложно сойти со своего пути, она до невозможности упёртая, подобно созвездию, под которым она рождалась во всех своих трёх воплощениях, а Элайджа понимал, что из них двоих он куда более способен уступить дорогу другому, но при этом не уйти с неё, а продолжить путь вместе с любимой. Это же он и сделал в этом случае. К тому же ему самому было интересно попробовать, что из этого может выйти. Сила медитаций до конца не изведана даже ведьмами и многими духовными практиками, потому тень призрачной надежды в нём есть. В Адэлис вера была куда сильнее, потому как она многое знала о том, на что способны медитации и была уверена, что она сможет оказать нужную помощь её любимому первородному вампиру.       Только из этих всех соображений Элайджа позволил ей ещё на пути в Нью-Йорк поучаствовать в делах, если таковые потребуют ведьмовского вмешательства её уровня. Однако он всё равно просил её: беречь силы.       — Ведьмы, прознавшие о случившемся, полагают, что вновь могут взойти на пьедестал управления над всем магическим сообществом на территории Нью-Йорка. Вампиры встали в позу, не собираясь им подчиняться. Главная среди ведьм пытается надавить на лидера вампирского клана силой, без стеснений намекая, что не побрезгует устранить его, приложив большую силу, если потребуется. В общем, если что-то не предпринять в этом случае, то вопрос лишь времени, когда две лидирующих фракции вцепятся друг другу в глотки…       Элайджа и Адэлис снова переглянулись, воспользовавшись навыками телепатии, пока Тристан продолжал говорить.       « — Возможно одна из ведьм, которую ты хочешь захотеть найти, как раз держит под управлением ковен ведьм», — предположил Майклсон.       « — Это вполне вероятно, потому как ведьмам с высшей силой на низких должностях не сидится».       « — Тогда, предлагаю заняться этим, если не случилось чего-то более весомого.»       Эндерсон согласно кивнула.       — В остальном ничего серьёзного, — подытожил де Мартель, когда двери лифта открылись, пропуская их в весьма обычное офисное помещение с приёмной, из которой шло два длинных коридоры налево и право, где располагались как и общие приёмные с рабочими, так и личные, с конференц-залами, кабинетами и комнатами отдыха. Парни, сидящие за ресепшеном, тут же поднялись, приветствуя Элайджу. Майклсон кивнул им, а Адэлис подумала про себя: «Тут прямо-таки пахнет вампирами». — Вчера разобрались с парой назревающих преступлений, ликвидировав угрозы прежде, чем они успели перерасти в ущерб. Позавчера расправились с захватом заложников, где пострадало трое: два человека и один колдун.       — Сколько всего было заложников и где?       — Семь. Ночной продуктовый магазин на въезде в район Манхеттена.       — Цель?       — Не ясна, — покачал головой Тристан. — Казалось, что колдун был не в себе.       — Колдун? — Элайджа даже не скрывал удивления. Краем глаза он заметил, что и Адэлис была удивлена. Видимо, они оба ожидали услышать, что дела были сотворены кем-то из вампиров. — Что-то новое. Где он сейчас?       Минуя длинный коридор, им на пути всё продолжали встречаться коллеги, некоторым Элайджа жал руки, если речь шла о мужчинах, а некоторым сдержанно кивал, если здоровался с ним кто-то из представительниц прекрасного пола.       — На минус третьем, как всегда. Желаешь пообщаться? — спросил Тристан, ожидая, пока Майклсон открывал дверь в свой кабинет.       — Желаешь пообщаться? — спросил Элайджа у Адэлис.       — Я только рада буду! — с энтузиазмом отозвалась девушка. — К тому же, как вы, мистер де Мартель, упомянули, колдун был не в себе. Возможно, его загипнотизировал вампир, либо же замешана магия, а в этом я специалист.       Элайджа пропустил их вперёд, прикрывая за собой дверь. Они оказались в просторном и очень светлом кабинете, в котором не было ничего лишнего: большой рабочий стол напротив панорамных окон, которые открывали потрясающий вид на город; небольшой стол для заседаний из белого дерева, кой стоял прямо по горизонтали впритык к рабочему с удобными кожаными стульями белого цвета; на столах были чистые, идеально вымытые стаканы и бутылки с водой. На столе Элайджа был порядок: посередине лежал ноутбук, деревянная подставка под ручки и карандаши, чуть дальше пару листков бумаги и справа лежало пару не толстых папок.       — Миссис Майклсон, — решил сменить он обращение, помня об оглашение статуса их отношений, — при всём уважение, парой этажей ниже есть отдел, в котором трудятся ведьмы и колдуны, которые не смогли диагностировать у этого человека не внушения вампиром, не иных магических следов на его сознании.       Адэлис не продемонстрировала на лицо эмоцию удивления от обращения. Однако в душе оно вызвало целую бурю приятных эмоций.       «Миссис Майклсон… Я уже и забыла какого это, когда тебя называют фамилией мужа».       — Тогда, мистер де Мартель, позвольте мне полюбопытствовать, что же они тогда диагностировали этому мужчине?       — Обычный человеческий фактор невменяемости. Психологическое отклонение.       Элайджа отодвинул стул у второго стола, помогая Адель присесть и только после этого он перешёл за свой стол и сел за рабочее место. По выражению лица Адэлис он понимал, что она, мягко говоря, не верит такому заключению.       — Я не отрицаю того, что ваши работники могут быть правы, всё-таки уверена, что каких-то зелёных новичков здесь нет. Однако, мистер де Мартель, известно ли вам, что ведьмы и колдуны крайне редко страдают психологическими отклонениями? На всё бывают свои исключения, и действительно не исключено, что это мужчина мог стать этим случаем. Однако нельзя в этом убеждаться так просто. Скажите, сколько было проверок и как их устанавливали, какие магические методы использовались, чтобы установить его невменяемость.       — Вон в той второй папке, — указал он на чёрную, что была зажата между двумя тёмно-синими на столе Элайджа, — лежит его дело. Элайджа, пожалуйста, разберись. Там указаны все интересующие вас проверки, кто и как их проводил. Меня, признаться честно, не было в этот момент в офисе.       Элайджа вскинул брови, взглянув на Тристана.       — По какой причине ты отсутствовал?       — Поступил вызов. Я должен был покинуть здание, — тут же ответил вампир, пока Лис нахмурилась. Почему-то ей показалось, что он не честен, либо же не до конца честен, но со своими выводами она не спешила.       — Ясно, — бесстрастным тоном ответил Майклсон, вытаскивая папку с делом. — Тогда мы сейчас изучим материал, а затем спустимся вниз. Ты тоже, Тристан, будешь присутствовать.       — Как скажешь.       На изучение материала ушло около часу. Заключённого звали Андерс Фриберг. Мужчина сорока пяти лет прибыл на территорию Северной Америки десять лет назад из Дании. Долгое время изучал культуру страны, энергию, людей, магических созданий и любил посещать места, в которых, по слухам, что бродили среди людей, обитает паранормальная сила. Он был не просто магом, а охотником, который для чего-то гонялся за призраками чуть ли не по всему белому свету. Андерс покидал Америку далеко не единожды за последние десять лет, однако всегда возвращался…       Спустившись на минус третий этаж, где было совсем тихо, по сравнению с первым и этажами, что были выше, Адэлис почувствовала в момент изменившуюся энергию. Изначально она подумала, что давит отсутствие окон, тёмно-серые стены и кафельный серый пол, отсутствие людей и любых признаков жизни. Но стоило немного сосредоточиться на свои нечеловеческих чувствах, как она ощутила энергию страха, боли, страданий и даже смерти. И пусть стены здесь были идеально выкрашены, не было ни единой трещинки, паутины в углах, сколов и остального, это место всё равно было мрачным и очень давящим.       Всё это время по коридору они шли втроём, минуя редкие двери. Когда наконец-то свернули на право, то увидели стоящего агента в конце уже не такого длинного коридора. Агент, мужчина латиноамериканской, почтенно кивнул Элайдже и Тристану, пропустив их вместе с Адэлис вперёд. Сначала они попали в маленькую комнату, в которой уже стояло несколько мужчин спортивного телосложения и в служебной тёмно-синей форме, которые обменялись рукопожатиями с Майклсоном и де Мартелем. Адэлис так же представили, и эти ребята, в отличие от Тристана, излучали более светлую и дружелюбную энергию. Они же предупредили о том, что мистер Фриберг находится под препаратами, из-за чего может давать заторможенные ответы, а временами и вовсе на них не отвечать.       И действительно, находясь в помещение для наблюдения, Адэлис и Элайджа видели поникшего мужчину, чьи руки были закованы в заколдованные наручники, а его длинные светло-русые волосы закрывали почти всё лицо. Его голова была опущена, а сам он совсем не шевелился.       Пропустив троицу в комнату для допроса, агенты остались в комнате для наблюдения. Элайджа, сел за стол к заключённому, положив перед собой папку с его делом. Слева от него была Адэлис, а справа Тристан. Андерс Фриберг никак не реагировал на пришедших. Однако сейчас они могли рассмотреть его внешность лучше. Черты его лица были острыми: что кончик носа, что впалые щёки и скулы, и линии челюсти.       — Мистер Фриберг, я начальник управления по устранению и решению чрезвычайных ситуаций, возникшими в ходе проявления магических сил Соединённых Штатов Америки, меня зовут Элайджа Майклсон, — но никакой реакции не последовало. — Скажите, мистер Фриберг, вы готовы говорить со мной? Исходя из записей в вашем деле, указано, что вы отказались идти на сотрудничество с агентом национальной безопасности.       И снова в ответ прозвучало молчание. В комнате допроса было так тихо, что можно было услышать дыхание каждого из находящихся в этой комнате. Адэлис бесшумно постучала подушечкой указательного пальца по спинке стула, видя, как Андерс лишь моргал.       «В деле указано, что его ослабляют сывороткой лобелии и розмарина. Они не должны давать такой эффект, превращая человека в чуть ли не дееспособное создание».       Элайджа терпеливо ждал, но в какой-то момент вновь сказал:       — Андерс, если вы не пойдёте на сотрудничество, мы не сможем вам помочь. Поймите, что разговор с нами должен быть не только в наших интересах, но и в ваших — в первую очередь, если вы желаете в досрочном времени выйти на свободу. Потому, будьте так любезны, вступите в переговоры со мной. Я прекрасно знаю, что в вас ввели и в каких дозах, поэтому так же прошу вас закончить этот спектакль. Вы способны говорить.       Андерс Фриберг чуть вперёд выдвинул челюсть. В тени, которая падала на его лицо из-за свисающих волос, Элайджа увидел, как у него заходили желваки. Медленно, словно хищник, мистер Фриберг всё же поднял голову, впившись взглядом, кой был полон ненависти и призрения, в Майклсона. Самого же Элайджу его взгляд ни чуточку не возмутил, а вот Адэлис напрягалась, почувствовав энергетическую вспышку в колдуне, но её в тот же момент подавила лобелия, которая не оставляла ему никаких шансов.       — И что? — спросил он грубым, но очень глубоким голосом.       Элайджа пару секунд смотрел на него, а позже, даже не заглядывая в дело, произнёс:       — Вы обвиняетесь в захвате заложников и в причинение тяжкого телесного вреда. В ходе происшествия по вашей вине пострадал мужчина из колдовского сообщества и двое людей — мужчина и женщина. Вам есть что добавить?       — Нет.       Элайджа, высунувший из папки с делом какой-то листок, начал что-то подмечать и записывать.       — Хорошо. Как вам известно, незнание законов магического правопорядка не освобождает вас от ответственности. Закон «О запрете террористических организаций и движений» гласит, что любому представителю магического сообщества запрещено создавать такого рода организаций, продвигать их и создавать обстоятельства, которые становятся угрозой для мира людей, что карается принудительным заточением на срок от двадцати лет или смертной казнью…       — Мне это известно, — ответил он прежде, чем Элайджа успел договориться.       — Тогда перейдём к сути. От адвоката, как понимаю, вы отказались, в связи с чем так же должны понимать, что лишаетесь защиты в плоть до окончания следствия и на период заточения. Скажите, мистер Фриберг, ход ваших действий был спланирован только вами, либо вы состоите в определённой террористической организации. Если состоите, то я прошу огласить её название.       — Нет, — вновь прозвучал сухой ответ. Мужчина сначала смотрел на Элайджу, а затем украдкой взглянул на Тристана и Адэлис.       — Прошу вас, мистер Фриберг, только полные ответы.       — Нет, я не состою в террористической организации. И да, ход действий был спланирован мною самостоятельно.       Элайджа снова быстро что-то записал и поставил галочки в бланке.       — Прошу, расскажите о том, почему вы решились пойти на преступление? Какие цели вы преследовали?       — А какие цели, кроме противоправных может преследовать террорист подобный мне, начальник? — хрипло и издевательски посмеялся тот. — Такой большой начальник, как вы, тем более первородный, наверняка сами должны знать ответ.       Тристан сохранял ледяное спокойствие, за столько веков практики научившись не вестись на попытки заключённых вывести тебя из себя. Элайджа тоже был невозмутим, повидав на своём тысячелетие подобных экспонатов в не сосчитаем размере. Одна Адэлис раздражённо поджала губы и отвела взгляд на стену, прикусывая собственный язык.       «Думаю, мне понадобятся уроки не только по самообороне, но и непроницаемости у Элайджи. Мне этому игроку в слова уже столько сказать хочется, а он… А он профессионал. Он ведёт себя сдержанно… Даже бровью не повёл!»       — Общем принятые ответы мне известны, — кивнул Майклсон, сложив руки в замок. — Однако заключён под стражу не я, а вы, и в ваших интересах помочь самому себе, напоминаю. Если вас это, конечно, интересует. Если же нет, то вы пишите официальную отказную бумагу, где объясняете, почему отказываетесь давать показания, и вас первым же билетом отправляют в далёкие земли. Такой расклад вас устраивает, мистер Фриберг?       Мужчина с минуту помолчал, при этом отбивая пальцами ритм по столу. Элайджа, как и его компания, терпеливо ожидал, когда мистер Фриберг даст свой окончательный ответ. Они втроём могли лишь догадываться, какой анализ тот проводил в своей голове, прежде чем дать свой ответ:       — Хорошо, — махнул он рукой, как кандалы на нём тут же неприятно звякнули, потянув за собой вторую. — Раз уж вы меня разговорили, то я, так уж и быть, расскажу вам.       «На невменяемого он не похож», — думала про себя Адэлис. » — А вот на хорошего актёра — вполне».       — Приступайте.       — Подозреваю, что ваши крысы уже нарыли своими длинными носами какую-то информацию обо мне, — он посмотрел на Тристана, на что тот кивнул, пропустив привычное оскорбление мимо ушей. — Тогда для вас будет звучать не новостью, что я — путешественник, и родился на территории Дании. В Америку я приехал для того, чтобы изучить вашу культуру и пополнить багаж мистических знаний. Понимаете, лишь в четырёх странах мира можно найти действительно… — он потряс руками, говоря с каким-то одержимым блеском в глазах, — действенные заклятия, мощные, разрушительные, великие… — Андерс принялся загибать пальцы. — Америка, в особенности Северная; Россия, Китай и Румыния. Только в этих четырёх странах сохранились самые древнейшие знания, которые только может прятать в себе наш мир. Я собирал их. Знания — это… Это… — он даже стал задыхаться воздухом, но сумел взять себя в руки и продолжить спокойно. — Это моё хобби, моё увлечение, мой наркотик… Я одержим, слаб перед новой информацией. В дальнейшем, после того как я пообщался с интересными людьми, что проживают в ваших краях, я всё-таки решил задержаться. Уж больно мне страна ваша понравилась! В ней полно красоты, жизнерадостных людей, которые всегда готовы прийти на помощь и много другого прекрасного, но, где нет скверны, верно? — Андерс перевёл взгляд с Элайджи на Адэлис. Агенты, стоявшие за стеклом, которое со стороны комнаты допросов казалось зеркалом, переглянулись, понимая, что они наконец-то подходят к чему-то интересному. — Ни в одной стране нет столько грязи, столько мерзости, такого количества вампиров и поломанных ведьм.       — Поломанных ведьм? — переспросила Адэлис. — Что вы имеете в виду, мистер Фриберг?       — Да-да! — затараторил тот, указав на неё пальцем. — Именно поломанных, неправильных, погрязших в пороках и скверне. Точно таких же, как и ты, лапочка.       Незаметно для других правая бровь Элайджи дёрнулась.       — Современное ведьмовское сообщество — это позорище, стыдоба! Ведьмы спелись с вампирами, помогают им, участвуют в оргиях, кровопролитиях, отрицают естественную природу духов, работают на демонов… Ведьмы и колдуны были созданы для того, чтобы поддерживать порядок на Земле, восстанавливать балансы энергий, латать дыры в завесе и заниматься всем, что вы, — он перевёл палец на Элайджу и затем на Тристана, — уроды, портите. Я стал искать сообщников. Я мечтал вернуть то, что было утеряно, что создавали предки, но разрушили потомки! Первое время у меня всё получалось. Люди шли за мной. Мы творили восстания в маленьких городках и деревушках, где не наведут шуму раньше времени и продвигались всё дальше и дальше, — его пыл вдруг поутих, тон потускнул. — Но чем дальше и ближе к большему, тем меньше людей со мной оставалось. Они боялись… Боялись за себя, за семьи, за будущее, потому что были всё ближе к вам, — он снова указал пальцами на всех троих. — Они знали, что если мы подберёмся слишком близко, то поднимется шум, и вы выйдете на нас, и всему придёт конец. Они ушли, а я остался. Я не собирался сдаваться! Никогда. И вот, — он откинулся на спинку стула, обведя взглядом комнату, — находясь здесь, в Нью-Йорке, рано утром двадцать шестого числа я просыпаюсь и вижу поразительные новости! Новости, которые как никогда кстати! Разоблачение магического мира… Ха! Кто бы мог подумать, что это случиться, да? — он безумно рассмеялся. — И тогда я понял: вот оно… То, чего я так долго ждал! То, чего много людей, подобных мне, ждали так долго! И тогда я понял, что снова могу действовать и не нужны мне волки, к которым я хотел идти за помощью. Я сделаю всё сам.       — И тогда вы решили захватить… — Тристан почесал пальцем лоб, стараясь тем самым скрыть ухмылку, — продуктовый магазин и находившихся в нём людей чтобы… что?       Андерс Фриберг вновь просиял.       — Он просто удачно попался мне под руку. Мне не нужно было идти в банк, больницу, школу и прочие заведения. Обычного продуктового магазина было вполне достаточно! — безумие в его взгляде лишь возрастало, как и нестабильные эмоции, что отчётливо передавались в голосе. Создавалось впечатление, что он одновременно испытывал безудержное веселье и одержимую злость. — Те люди, — вспомнил он. — Им просто не повезло… Хотя, — он перевёл взгляд на ведьму, — она не даст соврать, что никто и никогда не оказывается ни в то время и ни в том месте. Им суждено было пострадать. Да, там оказался колдун, который вступил со мной в ожесточённый бой. Однако его стремление заслуживает похвалы: он старался защитить людей. Я не хотел их ранить сильно, но иногда так получается, — он вновь спокойно развёл ладони, пока цепи не натянулись. — Иногда я не способен сдерживаться, когда сила моя на пике. Жалею ли я? Нет. Раскаиваюсь ли? В качестве чистосердечного признания следствию — да, но в качестве внутренних убеждений — нет. Мне плевать.       — Ну, а ваша цель, Андерс? — спрашивал Элайджа. — В чём она заключалась?       Андерс широко улыбнулся своими пухлыми губами, облизнув пересохшие губы.       — Я же прав, что репортаж со мной показали на телеканалах, верно? — его взгляд метался с Тристана на Элайджу.       — Конечно! — всё же не смог сдержаться де Мартель, усмехнувшись. — Вы теперь местная знаменитость, мистер Фриберг.       Он пугающе засмеялся, и, если бы не прикованные к стульям ноги, то он точно бы вскочил и, возможно, стал бы кружится в безудержном танце. Адэлис буквально видела всё это в его глазах, чувствовала нестабильность энергий, что покидали его тело невидимыми волнами, растворяясь в пространстве.       — Моя цель заключалась в том, ребятки, чтобы побудить других поднимать восстания, мятежи, чтобы они объединялись друг с другом, либо шли к сильным лидерам! Кажется, в Мистик-Фоллс как раз есть такой — Джузеппе Сальваторе. Вы что, не знаете, как это бывает? Вышел на улицу один с флагом, либо провокационным плакатом — его повязали; вышел второй — снова повязали; в следующий раз уже выйдет не один, а толпа, и с каждым разом она будет лишь расти. Люди, что до этого жили в страхе, начнут выходить. Они начнут выбирать стороны, оборачиваться против тех, кто оскверняет саму Землю своим существованием, — он вновь указал пальцами на всех троих, — вас. Трупы уже находят на каждом шагу. Попомните мои слова, парни, скоро их будут привозить к вашим порогам. И каждая умершая душа по вашей вине — будет преследовать вас в ночных кошмарах, — он чуть поддался вперёд. — Весь армагеддон только впереди. Мир уже больше никогда не будет прежним.       Элайджа задумчиво, не выдавая ни единой эмоции, смотрел на заключённого, а Адэлис даже переглянулась с Тристаном. Улыбок на их лиц так же не было.       — Чудесное чистосердечное, мистер Фриберг, — улыбнулся ему де Мартель. — Все бы преступники были настолько честны. Всё записано вот в этом, — он засунул руку во внутренний карман, извлекая небольшой диктофон. — Все необходимые документы вы подписали раннее, и уже завтра на рассвете отправитесь в долгое и последнее путешествие на ближайшие двадцать лет.       Элайджа сделал последние пометки, и уже собрался сказать Тристану, чтобы он зазывал офицеров, как вдруг колдун, будто почувствовал, дёрнулся на стуле, привлекая внимание.       — Нет! Нет. Не сейчас, мистер Майклсон. Прежде чем вы передадите документы и прикажите отправить меня под стражу, я прошу об одной услуге. Только об одной.       Тристан в удивление приподнял брови, поставив руку на бок.       — И какая услуга вас интересует, мистер Фриберг?       Он улыбнулся уголком губ, переведя свой взгляд на Адэлис.       — Она. Меня интересует она, — Андерс наблюдал, как Адель и Элайджа переглянулись, но девушка на его не заданный в слух вопрос пожала плечами. — Она же не просто так здесь, верно? Вы её привели чтобы что?       — Какая разница, если вы уже сознались? — спросила ведьма.       — Я хочу разговора с тобой. Пять минут вы даёте, да? — спрашивал он у Тристана и Элайджи. — Дайте пять минут на разговор с той, кто оскверняет эту планету. Мне всегда интересна их позиция. Научный интерес.       Элайджа уже собрался что-то ответить, как вдруг на его плечо легла рука Адэлис. Она кивнула ему на выход, намекая на переговоры. Поднявшись, Майклсон попросил закончить за него работу с протоколом, а сам вышел с Адель в самый коридор, где не было ни души.       — Нет, Адель.       — Да, Элайджа.       — Ты хочешь, чтобы я тебя оставил с одержимым колдуном? — он возмущённо указал рукой на дверь за своей спиной.       — Ну, во-первых, это ещё нужно доказать. Проверки, что были указаны в документах, были весьма поверхностными и до сути, как мне кажется, добраться не могли. Во-вторых, по большей части я считаю, что он хороший актёр, а не безумный.       — Ты не видела его взгляд? Не слышала его смех?!       — Да ты Клауса в тысяча шестьсот двадцать пятом вспомни! Вспомни, с каким смехом, блеском в глазах и улыбкой он разрывал ведьм! Там и похуже было. Твой брат, конечно, имеет своих тараканов, но…       — Он — безумен, — перебил её Элайджа, взмахнув рукой. — И Никлаус, но уже в меньшей степени. И тем более этот мужчина… Кандалы сдерживают его магию, но вспомни, что он сказал: он собирал древнейшие знания по всему миру! Останешься ты с ним, возможно попытаешься влезть в его голову, и что если это ловушка?       — Подумаешь, — фыркнула ведьма, сложив руки на груди. — Я с твоей матерью сражалась в голове Кола, по сути даже не в мире живых. А тут с каким-то колдуном, в голове которого я буду. Не забывай: ментальная магия — мой профиль.       Элайджа поддался вперёд, не сводя с неё потемневшего взгляда.       — Ты слишком самоуверенна, как и всегда.       — А ты слишком печёшься обо мне, как и всегда, — парировала она.       Они какие-то секунды смотрели друг другу в глаза, ничего не видя даже боковым зрением. Казалось, всё вокруг размылось как в фильме, либо на фотографии из-за фильтра. И в какой-то момент Майклсон, глубоко вдохнул, сделал небольшой шаг назад, спросив:       — Ради чего?       — Информации. Он владеет знаниями, а я… — она тоже глубоко вдохнула. — А я в каком-то смысле та же наркоманка, что и он. Я жадна до знаний. Они для меня такой же наркотик, и такой шанс упускать я не хочу. Я многое знаю, но не откажусь пополнить свою копилку ещё чем-нибудь. Возможно, на одну небольшую откровенность, он так же обменяется со мной чем-то.       — Ты не наркоманка, — его губы дрогнули в улыбке, которую первородный тут же попытался скрыть. — Ты… Ты просто… Ты человек, который иногда выбивает у меня почву из-под ног своими безумными и безрассудными выходками. Иногда ты бываешь невыносимой…       — А ты бываешь чересчур озабоченным заботой обо мне, — она подступила к нему, положив руку на грудь. — Брось, Элайджа. Если что, я просто всё разнесу до руин, в том числе вашего заключённого. Сомневаюсь, что меня посадят за нарушение закона. Благо с мужем повезло, — она потянулась к нему, но Элайджа приподнял шею, облизнув губы. — И, какой бы безрассудной, невыносимой и в целом неповторимой женщиной не была, ты всё равно меня любишь.       Он шумно выдохнул, притянув одной рукой к себе за талию, а второй взял за подбородок и пылко поцеловал её. Рука, что придерживал её подбородок, скользнула к затылку, спрятавшись в распущенных вьющихся волосах, а затем, будто одумавшись, Элайджа переместил её на шею. Девушка с трудом смогла подавить стон, который так и норовил вырваться из груди. Она, сама того не почувствовав, привстала на носочки, переместив руки с его груди на шею. Разорвав поцелуй, они соприкоснулись лбами, тяжело дыша.       — Тебя невозможно не любить, — шептал он, поглаживая большим пальцем её шею, наслаждаясь тем, как она прикусывала губы. — И да, ты права, я чересчур озабочен твоей безопасностью, потому что я боюсь снова потерять тебя. И я буду оберегать тебя всегда, даже если ты будешь ругаться со мной каждый день, час… Потому, — он нехотя отстранился, но всё ещё продолжал придерживать любимую за талию, — я, наступая себе на горло, позволю тебе переговорить с ним, но если я замечу что-то, что напряжет меня, извиняй, дорогая, но вашему разговору придёт конец. Я доходчиво преподнёс своё предложение?       — Более чем, дорогой. Мы договорились, — кивнула она, стараясь смотреть только ему в глаза, но ни как не на его манящие губы. — И ради компромисса я скажу, что я тоже озабоченная твоей безопасностью, о чём тебе прекрасно известно. Хорошая из нас парочка. Как думаешь, кто кого первый задушит в приступе гнева?       Элайджа тихо засмеялся, стараясь вернуть себе невозмутимый вид.       — Гнева? Нет. В приступе страсти — возможно.       Она, смеявшись, ударила его в грудь, а он взял её ладонь и просто поцеловал, как и делал это всегда. А затем они оба старались придать себе тот же вид, с которым вышли пару минут назад. Ушло всего секунд десять, когда они снова посмотрели друг на друга. Им удалось избавиться от улыбок и влюблённых до безумия взглядов. Адэлис поправила свои распущенный и, как всегда, закрученные в лёгкие волны волосы и одежду, а Элайджа лишь поправил пиджак и немного съехавший галстук. Кивнув друг другу, они зашли обратно с невозмутимыми лицами. Майклсон остался в комнате для наблюдения за допросом, а Лис прошла в комнату для допроса, кивнув на выход Тристану.       Покинув комнату для допроса, Тристан де Мартель встал напротив окна, отослав агентов в коридор. Держа документы в руках, он протянул их Элайдже, который, особо не заострив на них внимания, вновь перевёл взгляд на окно, наблюдая за тем, как Адэлис присаживалась за стол.       — И давно ты перестал быть холостяком? — полюбопытствовал Тристан.       — Очень давно.       — Мы виделись пол года назад последний раз. Тогда я не наблюдал на тебе кольца.       — Это долгая история, Тристан.       — Долгая история, говоришь? — де Мартель развернулся спиной к окну и посмотрел на Майклсона. — На целых, кажется, четыре века? Вроде именно столько ходят слухи о девушках, что смогли покорить сердца двух первородных вампиров, а затем бесследно пропали.       Элайджа позволил себе ненадолго отвести взгляд.       — Ты же слухам не веришь.       — Верно. Но, пожалуй, тут никаких справок не найдёшь. Так что, расскажешь увлекательную историю о своей женитьбе другу, коллеге и напарнику?       — Не сейчас, — покачал он головой, обратив внимание на окно. — Но, чтобы хоть внести какую-то ясность, скажу, что да, это она.       — Очень любопытно, — хитро улыбнулся он, устремив задумчивый взгляд в пол.       — Более никакой другой информации ты не услышишь, — поставил Майклсон окончательную точку. — Не в это опасное время. Надеюсь, ты меня поймёшь.       — Разумеется, Элайджа, — понимающе склонил он голову. — Ты защищаешь любимых точно так же, как и я оберегаю свою сестру. Я тебя понимаю.       Майклсон на долю секунды опустил взгляд, но тут же вернул, спросив:       — Как дела у Авроры?       — Лучше. Иногда спрашивает о Клаусе Майклсоне, а я никогда не знаю, что ей сказать.       — Скажи в следующий раз, что у Никлауса всё хорошо…       Присев за стол переговоров, Адэлис, стараясь не выдавать дискомфорта из-за такого цепкого взгляда напротив, располагающе улыбнулась, положив руки на стол.       — Итак, мистер Фриберг, вы хотели со мной поговорить, и я готова уделить вам время. О чём пойдёт наш разговор?       Колдун выглядел расслабленным, но задорные искорки во взгляде, прищуренные глаза, и коварная улыбка призывали ведьму быть более сосредоточенной.       «Оставшись с ним наедине, сидя напротив, я понимаю, что Элайджа был прав. Что-то в его взгляде меня настораживает. Я чувствую его энергию, на которую откликается моя, и моей она не нравится. Возможно, этот человек мастерски владеет эмоции, и тот его эмоциональный рассказ — был хорошо спланирован заранее, либо вышел таким на чистой импровизации. Однако разве он не может быть психом и прекрасным актёром одновременно?»       — Я знаю тебя, — вдруг выдал он, встретившись с непонимающим взглядом. — Заочно, на слуху, — поспешил пояснить колдун. — Твоя фамилия на устах большей части магического сообщества, в особенности его ведьмовской части. Я слышал легенды о неком Джоне Эндерсоне, подозреваю, что он твой дед. Слышал историю о давно жившей ведьме Вальдемаре — истребительнице вампиров. Слышал, о той части, что большинство живших в вашем роду являлись охотниками на всю нечисть. Как удалось выжить твоему деду, тебе?       Услышать эти вопросы Адэлис совсем не ожидала, потому её брови устремились на лоб, а губы приоткрылись.       — И это ваш научный интерес, мистер Фриберг? Мне казалось, что вы хотели поговорить о другом, но никак не о моей семье!       — Твоя семья — часть истории мира, нашей части. Оттуда мой интерес. Ну так что, поделишься с человеком, который уже живым из тюрьмы не выйдет?       Опустив взгляд на свою ладонь, пальчики которой постукивали ненавязчивый ритм, она какое-то время молчала, принимая решение. Элайджа, прекрасно всё слышавший, был уверен, что Лис не согласится на это. Тристан же, хоть и не подавал виду, но тоже вслушивался в разговор, по-прежнему стоя к окну спиной. Адэлис подарила колдуну замысловатую улыбку.       — С чего бы мне говорить об этом, Андерс? Что мне с того?       Колдун отщелкали её улыбку:       — В обмен, в конце нашего разговора ты сможешь задать мне только один вопрос. Ты же поняла, кто я, так?       — Потомок скандинавов, — кивнула ведьма. — Вашу энергию трудно не узнать.       — И ты, как ведьма из одного самых сильнейших родов, что до сих пор существует на этой земле, наверняка знаешь, какими знаниями мы можем владеть… И владеем. Информация за информацию. Правда за правду. Без лжи, обмана, увёрток. Идёт, ведьмочка?       — Заманчиво, — неопределённо покачала она головой из стороны в сторону, — но есть одно «но»…       — Какое же? Давай, выдвигай условие.       — Изучив твоё дело, я уделила особое внимание разделу проверок, что проводили на тебе, — Лис решила так же отбросить формальное общение, как это сделал он. — Желая убедиться, что ты вменяем, либо же наоборот — невменяем — ведьмы пытались проникнуть в твою голову: проводили ритуалы по обнаружению вредоносных энергий и прибегали к магическим артефактам, которые не дали положительного результата. В тебе не нашли стороннего воздействия, что прискорбно, в подобном случае у тебя было бы смягчающее обстоятельство, которое и вовсе могло освободить от вины… — она помедлила, буквально чувствуя взгляд мужа на своей спине. Поведя плечами, ведьма продолжила: — Я здесь для того, чтобы провести подобную проверку, только она будет глубже. Чтобы не причинить тебе вреда, я хочу попросить разрешения на проникновение в твой разум после всего нашего разговора. Если ты готов пойти на это, то мы говорим, получая в конце интересующую информацию для каждого. Если ты не готов, то никакого разговора не будет, но я по долгу… службы, всё равно буду обязана проникнуть в твой разум не экологичным для тебя путём. Согласен?       Элайджа ухмыльнулся. Он был против, чтобы Адель делилась чем-то с этим заключённым, однако, немного поразмыслив, он пришёл к умозаключению, что она бы не согласилась на это, не имея хорошего плана в голове. Майклсон помнил, насколько долго она не доверяла никому из его семьи в далёком семнадцатом веке, когда только прибыла в замок, что, в целом, было взаимно для обеих сторон. Она долго присматривается, изучает, а если идёт на подобный разговор, то только из-за личных целей. Элайджа даже не отрицал тот факт, что она может быть честна с Андерсом, но, зная свою жену, он был уверен, что Адель будет всячески увиливать от подробностей, а где-то добавлять несуществующие факты, либо меняя их, точно как писатель во время редактуры своего произведения. Он доверяет ей и знает, что Адэлис сделает всё правильно.       Тристан же ждал ответа колдуна, надеясь, что тот скажет своё «согласен». Если он узнает интересующую информацию не от Элайджи, то от его жены, — во что ему всё ещё не верилось.       Мистер Фриберг взял небольшую паузу, размышляя над ответом. Проведя некоторое время в своих размышлениях, он сказал:       — Я согласен.

* * *

      Вашингтон, квартира Вульфов       Александр, держа в руках блюдце с кружкой чая, всматривался в тёмную жидкость, на поверхности которой плавала долька лимона. Он всей душой любил чёрный чай с лимоном и одной ложкой сахара. Он любил ощущать эту преимущественную кислинку, и вместе с этим сладкие ноты, которые идеально гармонировали с ней. Он не любил чай с ромашкой и прочими травами, давясь ими каждый раз, когда Адэлис, желая его побыстрее откачать от тех или иных недугов, которые вампир получал в битве. Александр любил распивать с ней фруктовый чай, на который он же её и подсадил, искренне гордясь этим. Лис никогда не любила чаи, до того самого дня, как Коулман однажды не привёз с России небольшой ароматный пакетик, от запаха которого уже можно было получить самый настоящий оргазм. От него так сильно пахло ягодами и кусачками фруктов, что ведьма полюбила этот чай в первую очередь за запах, а во-вторую — за его вкус. Алекс тогда только и сказал:       « — А я говорил, лисёнок, что тебе понравится, а ты не верила!»       На чёрный чай ведьму подсадить так и не удалось, но Александр всё ещё не теряет надежды. Чёрный чай, так уж из раза в раз получается, он пьёт только дома. Мама всегда умела сделать обычный чай по-особенному вкусным, ничего стороннего туда не добавляя. Она, как и Адэлис, говорила, что любое блюдо или напиток можно сделать особенно вкусным, если вкладывать в него всю свою душу и любовь. И вправду, Александр только в их творениях чувствовал вкус жизни, любви к делу и людям. Эти щепотки важных «приправ» делали любое творение не забываемым на вкус, даже если это обычный осенний салат заправленный маслом и специями на вкус.       Квартира миссис и мистера Вульфа была большой, обустроена преимущественно в лофт-стиле. Ребекка, решившая сделать комплимент квартире, не рассчитывала получить ответ от миссис Вульф, которая рассказала о том, что её муж большой любитель лофт-стиля и минимализма, который так же прослеживался в их жилище. Тогда Бекка предложила ей помощь, подумав, что она, возможно, может что-то приготовить, пока Марил колдовала над чаем. На что смущённая и на тот момент настороженная женщина заверила первородную в том, что её помощь будет лишней и, откровенно говоря по её мнению, неуместной. Ребекка более не стала навязываться, понимая, что у женщины свои взгляды на вещи, которые Бекка не собирается нарушать. После Марил, видимо, чтобы отвлечься от переживаний, решила поделиться с ней тем, что ей по душе уют, а к стилю лофт она не испытывает особой симпатии, как и антипатии. Летом они с Лоуэлем уезжают загород в очень уютный семейный дом, в который собираются поехать в начале или середине июля. Миссис Вульф так же упомянула о своей слабости к садоводству, делясь, что очень соскучилась по своим теплицам и цветам.       Так как квартира была очень просторной, все они находились в одном помещении, только дамы в зоне кухни, а Александр и Лоуэль коротали время в гостиной, временами кидая друг на друга враждебные взгляды. Коулман понимал, что им стоит завести разговор, но всё никак не мог этого сделать. Всё что он хотел сказать, казалось неверным и совершенно не к месту, к тому же он хотел, чтобы и мама присутствовала. Потому до того, как началось чаепитие, он стоял напротив больших окон, любуясь видом, что открывался на город. Дороги за всеми зданиями было практически не разглядеть, только если посмотреть в самый низ, потому Александр рассматривал кучевые облака и считал пролетающих птиц.       Но когда мама и Ребекка пришли к ним, Александр понял, что время настало. Они с Беккой присели на кожаный тёмно-коричневый диван, что стоял у кирпичной тёмно-красной стены. Лоуэль сидел спиной к окнам на одном кресле, гоняя по стакан бокала тёмно-янтарную жидкость, — а его жена на другом, держа в руках такую же горячую кружку с чаем. На столике между ними стояла коробка с конфетами, к которой никто так и не притронулся.       Ребекка, наблюдающая сейчас за ситуацией, решила вновь взять всё в свои руки, потому как мистер Вульф, казалось, вообще предпочёл бы не проводить время в их обществе; миссис Вульф согревала холодные руки об горячую чашку со сладким чаем; а Александр завис на созерцании любимого напитка.       — Миссис Вульф, — обратилась к ней первородная, радушно улыбнувшись, — я благодарю вас за гостеприимство. У вас очень вкусный чай.       — Спасибо, Ребекка, — кивнула ей Марил, подарив собеседнице сдержанную улыбку. — Ты очень милая.       Это не была любезность ради любезности. Ребекка Майклсон действительно показалась миссис Вульф очень милой девушкой. За всё то время, что они провели на кухне, она замечала, как Бекка внимательно её слушала, кивала и искренне интересовалась её садом и загородным семейным домом, её хобби, не переходя черту чего-то совсем личного. Она всё ещё испытывала страх, но своей позитивной энергией, коей поделилась первородная, женщина смогла немного расслабиться, отчего даже её дрожащие руки перестали так явно демонстрировать её тревожность.       Александр же улыбнулся, посчитав слова матери весьма хорошим знаком.       Мистер Вульф красноречиво закатил глаза на ответный добрый жест от супруги. Он не считал их милым. Он желал выставить этих двоих за дверь. Однако Лоуэль дал обещание любимой женщине, и кое-как готов потерпеть этих двоих ещё какое-то время.       — Мы собрались здесь ради того, чтобы что-то обсудить. Возможно, стоит уже начать? — с нескрываемым нетерпением намекнул мистер Вульф, посмотрев на Александра, который обратил на него свой взгляд. — И в самую первую очередь меня интересует: где мой сын и жив ли он вообще?       — Клиффорд жив, — отозвался Александр, сделав глоток чая. — Он в порядке. В данный момент времени ему ничего не угрожает.       — А угрожало? — голос его был тих, но всё ещё груб.       Александр поджал губы, но всё же сказал, решив быть честным:       — Для большинства наших знакомых и… и врагов — он мёртв.       — Мёртв? — встревоженный и напуганный голос Марил слился с громким и злым вопросом Лоуэля. — Каких врагов? — дополнил свой первый вопрос мужчина.       — Мои друзья сделали его тульпу, поместив в могилу, в которой должно было быть тело Клиффорда, если бы Адэлис его не спасла, — Марил обратила на сына заинтересованный взгляд, стоило только услышать имя девушки, которая ей очень нравилась. — Кассандра очень изменилась. Ступив на не ту сторону, она нанесла Клиффорду вред, который едва ли не свёл его в могилу.       — Афро-американка? — уточнил Лоуэль, на что получил утвердительный кивок. — И где она сейчас?       — Мертва.       — От твоих рук?       — Нет… — Александр коснулся взглядом мамы, подумав, что может умолчать об этой детали.       — А от чьих? — мистер Вульф перевёл вопросительный взгляд на Ребекку, но Коулман тут же поспешил развеять его догадки.       — И не от рук Ребекки, — первородная, сделав глоток чая, умудрилась скрыть ухмылку. Если бы это было возможно, то она бы с удовольствием повторила подвиг Лис. — Адэлис…       Марил шумно вздохнула с полу вскриком. Такого она не ожидала. Она и подумать никогда не могла, что эта милая девочка, которая во многом помогала ей, могла совершить такое преступление.       — От рук Лис? — удивлённо переспросил мужчина, на что получил положительный кивок. — Получается, подруга убила подругу.       — Точнее, мистер Вульф, прощу прощения, что влезаю, враг убил врага. Кассандра была угрозой для всех, в том числе для ваших сыновей… — Ребекка сделала паузу, прекрасно заметив судорогу мышц на его лице, — по крайней мере для одного из них — точно. Чтобы спасти многих, не только нас и Клиффорда, Лис сделала то, что сделала. Сейчас, уверена, Коллингвуд гниёт душой и телом там, откуда ей никогда не выбраться, даже учитывая её неординарные способности и связи в магическом сообществе.       Лоуэль внимательно выслушал Ребекку, а затем, не поведя и бровью, вновь обратил взгляд на Александра.       — Где мой сын и с кем он сейчас?       — Клиффорд находится в России, где-то в области Сибири. Он ищет ответы. Он в порядке. На меня он держит обиду, но Ральф связывался с ним. Брат был не многословен, однако сказал, что он в норме и более не один.       Эта информация заметно расслабила Лоуэля и Марил. Их сердца грела информация о том, что Клиффорд жив, с ним всё в порядке. Но оставался один вопрос…       — Зачем ему понадобилось ехать в Россию так внезапно? — не понимала женщина. — Я никогда не замечала в нём стремления познать культуру этой страны, в прочем, как и стремления изучить их места, языки… Клиффорд не фанат путешествий, насколько я знаю.       — Исходя из слов твоего сына, дорогая, можно сделать выводы, что он что-то ищет. Некую информацию, я верно толкую, Александр? — парень кивнул, а Ребекка, сидевшая рядом, почувствовала, как он напрягся, даже не касаясь его тела. — Какую?       — Я расскажу, — пообещал он. — Однако это момент, который стоит обсуждать в последнюю очередь.       — Ладно, — согласился мужчина. — Тогда вопрос иной: как давно ты стал кровососом?       — Лоуэль! — супруга, совершенно не разделявшая подобного рода формулировки, глянула на мужа с осуждением. — Выбирай выражения!       Ребекка прикупила язык, стараясь сдерживать своё желание ответить совсем не по-доброму. Но тут уже вступил Александр.       — Я понимаю, что ты не перевариваешь вампиров, но, прошу, придерживайся приличий.       Лоуэль вопросительно наклонил голову, поддавшись корпусом вперёд.       — Ты меня будешь учить, Алекс? — Коулман крепко сжал челюсти, как и державшую в руке чашку. — Я прожил больше тебя на этом свете! Как тебе не стыдно?!       Ребекка вновь прикупила язык, однако губы её напряглись в призрение.       — Мне не стыдно? — Коулман обратил на него сердитый взгляд. — Мне не пятнадцать лет, чтобы испытывать это чувство перед человеком в двое старше просто за просьбу соблюдать приличий. Стыдно должно быть тебе, раз ты распускаешь язык в присутствие двух представителей кровососущей расы, о которых ты в таком лестном свете упомянул.       — Я нахожусь в своём доме! Имею право выражаться так, как считаю нужным. Я не стану вас кормить ложными убеждениями, что мне якобы приятно сидеть в вашем обществе, и что я в целом расположен к вам доброй душой.       Александр поставил чашку с блюдцем на столик, сжав ладони в замок.       — Мне плевать, как ты относишься ко мне. Но мне тревожит тот факт, что подобными выражениями ты задеваешь Ребекку. Пока она здесь, будь добр, выбирай свои выражения, сидя в обществе двух женщин. Выражайся так где угодно, забывай о приличиях, но не в… относительно культурном обществе. Мне стыдно, что я объясняю такие вещи взрослому человеку.       Лоуэль, не скрывая захлестнувшей его ненависти, казалось, бы на гране того чтобы, вскочить со своего места, но рука Марил нежно коснулась его. Её нежная и призывающая к спокойствию улыбка заставила передумать совершать необдуманные действия, за которые он возможно когда-то пожалеет.       Ребекку вовсе не задевали его слова. За тысячу лет она привыкла к ним, поэтому относится как к чему-то обыденному. Хотя сейчас, видимо на фоне предстоящего астрономического события, её восприятие несколько острее, оттого хотелось ответить в гораздо нелестной форме по сравнению с той, которой выразился Александр. Он здорово опустил его в особенности последней фразой. Ребекка увидела во взгляде Лоуэля, что его это вывело из себя и, несмотря на дремлющий ген оборотня, его восприятие так же остро. Ей не хотелось оправдывать этого мужчину, но она не отрицала, что в иной день он мог бы отреагировать иначе. Если бы не Марил, то его вряд ли бы что-то удержало, а Александр даже не дёрнулся. Но Бекка чувствовала, что ему нужна поддержка. Она испытывала странные чувства, прежде ей не знакомые… Она будто чувствовала то, что ощущал он. Её рука коснулась его напряжённого плеча. Александр с тенью недоумения взглянул на неё, но увидев в глазах девушки лучи света, слова поддержки, которые не нуждались в произношение, — он всё понял и накрыл её руку, сжав на долю секунды. Ребекка же видела в его голубых глазах с серыми крапинками всю благодарность, которая так же не нуждалась в произношении.       — Отвечая на твой вопрос, — Александр убрал руку с ладони первородной, чего ему на самом деле делать не хотелось, — Лоуэль, тебе следует знать следующее: вампиром я стал девять лет назад. Обратила меня Кэтрин, — он взял небольшую паузу, внимательно наблюдая за отчимом. Лоуэль беззвучно пошевелил губами, не скрывая отвращения и к этой девушке. — Обратила с моего согласия, — дополнил он, удивляя мать, но не Вульфа. — Я хотел новой и интересной жизни. Меня всегда тянуло к другому, и я это получил. Я никогда не жалел и не пожалею об этом.       — То есть… — Марил сглотнула, желая избавиться от кома, что застрял посреди горла, — ты осознанно вступил на дорогу убийств, крови, жесткости… бесчестия? — под конец её голос перешёл на тихий, почти шипящий тон. — Мне казалось, сын, что я воспитывала тебя хорошо: добрым, честным, благородным…       — Скольких ты убил? — задал вопрос Лоуэль, перебив супругу.       Ребекка, всё ещё державшая руку на плече Александра, сжала его чуть сильнее, понимая, что в отличии вопросов матери, отчим задал тот, на который ему бы совершенно не хотелось отвечать, ведь придётся признаться в том, за что он себя корит…       — Мама, — обратился он сперва к Марил, — путь вампиризма действительно жесток. Я не буду лгать, что это не так. Среди нас действительно много тех, кто убивает не по делу, а ради забавы, ради крови… Я вставал не на путь убийств и жестокости, а возможностей. На ровне с плохим, вампиризм может дать тебе больше шансов на то, чтобы увидеть мир, поменять его, попробовать то, на что человеческой жизни будет мало. Первые годы я никого не убивал. Кэтрин… Она помогла мне справиться с жаждой, научила всему, чему бы я учился долго без неё. Она показала мне вампиризм с другой его стороны, за что я остаюсь благодарен ей по сей день… Ты не должна винить себя в моём воспитании. Ты воспитала меня прекрасно и дала то, о чём многие мечтают — материнскую любовь и заботу в неограниченном количестве. Ты и папа показали мне, научили, как стать ответственным парнем и вырасти в достойного мужчину. Вы вложили в меня качества, которые останутся со мной до скончания моих времён…       На Марил ободряюще подействовали его слова. Ей стало приятно. Она видела, с каким придыханием говорил Александр, какой благодарностью и любовью блистали его глаза. Потому не оставалось сомнений, что всё, о чём он говорил — правда. Она знала своего сына, потому верила ему.       Ребекка тоже внимательно слушал, восхищаясь тем, как Александр отзывался о маме и папе. Ей даже стало завидно, ведь она и братья не удостоились такой любви от родителей, в особенности от отца. В этом больше всего, как она думает, проскальзывает разность поколений. И она была уверена, что родители действительно вложили в Александра очень много сил, воспитания, любви и заботы. Он хочет тем же одарить всех близких людей, чего Ребекка замечала не раз.       «Мне посчастливилось познакомиться с ним. Это необыкновенный человек с доброй душой и большим сердцем. Пожалуй, он один из самых человечных вампиров, которых я знала за столько веков. Марил — великолепная женщина с таким же добрым сердцем. И так жаль, что первый её муж, отец Александр, рано ушёл из жизни. Мне бы было очень интересно пообщаться с мужчиной, который воспитал такого достойного сына».       — Однако, — он перевёл взгляд на Лоуэля, который ожидал, когда удостоит его ответом, — мои руки действительно в крови — как и врагов, так и невинных жертв, — в глазах отчима он не увидел огорчения, но заметил сбывшееся ожидание, а вот мама в огорчение прикрыла глаза. — За убийства врагов мне не стыдно. Каждый из них отправлен на тот свет за дело: за угрозы в мой адрес, моих друзей и семьи. Но мне стыдно за убийства, кои я совершил, не руководствуясь собой…       — Это как? — ухмыльнулся Лоуэль. — Свернул шею первому встречному и пошёл дальше, не понимая, что ты не на червяка наступил, а, чёрт возьми, отнял людскую жизнь?! — под конец его голос чуть ли не сорвался на крик.       Александр сглотнул, смотря до этого на свои ботинки.       — Практически… В вампиризме есть одна вещь, к которой некоторые прибегают от отчаяния, чтобы заглушить боль, которая терзала меня в своё время после ухода Кэтрин. Мы чувствуем всё острее, и чтобы заглушить боль, я выключил свои чувства. Я избавился от человечности, которая дала моему внутреннему демону полную власть над моим телом и сознанием. Три года я жил, не руководствуясь своими действиями, не брезгуя отнимать жизни. Я убивал не каждого, но всё-таки убивал женщин и мужчин, но никогда детей. Однажды я был неосторожен, в связи с чем об этом узнала Адэлис, а потом и Ральф. Я тогда пропал больше, чем на неделю. Они увезли меня из города, где Лис, используя магию, прибегла к своим способам, чтобы вернуть меня. Потом мне просто требовалось время, чтобы прийти себя в окружение двух близких друзей. Об этом я действительно пожалел, и мне по-прежнему стыдно за это.       В гостиной воцарилось молчание. Марил было больно об этом слышать. Она даже не хотела представлять, как её ребёнок впивается в шею кого-то из невинных и выкачивает жидкость до самой капли, но воображение подкидывало ужасающие картинки, от которых ей было тяжело дышать, хотелось плакать, не хотелось верить. Лоуэль же сидел с невозмутимым лицом, но, казалось, он тоже переваривал услышанное.       Александр хотел подняться и подойти к маме, но Лоуэль тут же подорвался, ограждая супругу рукой от ещё даже не вставшего Коулмана.       — Сиди на месте, Александр!       — Вы всерьёз думаете, что он навредит собственной матери?! — обозленно спрашивала Ребекка, не дав слова вставить Александру. — Мистер Вульф, он не новообращённый. Если не причинил вреда тогда, водясь с Кэтрин, то, уверяю вас, сейчас нет ни единого повода для вашего беспокойства. Миссис Вульф ничего не угрожает.       — Я не верю вам, Ребекка, — обозначил он черту. — Ни вам, ни ему.       — Я не нуждаюсь в твоей вере! — сверкнул недоброжелательным взглядом Александр. — Она давно утратила ценность в твоём лице.       — Не надо так, Лоуэль, — одёрнула его за руку Марил, пока мужчина вновь не разошёлся гневом. — Прошу, сядь на своё место. Я не вижу своего сына и с трудом могу наблюдать Ребекку.       — Марил!..       — Пожалуйста.       Мужчина дышал тяжело, отчего его ноздри даже расширились. Однако, невзирая на недоверие, он не мог пойти против слов любимой женщины, против её желания. Он всё равно будет следить за каждым микродвижением со стороны вампиров, чтобы в случае чего заслонить собой супругу. Вульф опустился на своё место, пригубив напиток, которого не так много осталось в бокале.       — Мама, я могу подойти к тебе?       Лоуэль напрягся. Марил поджала губы, но всё же кивнула, тут же удержав за руку мужа на одном месте. Ребекка убрала руку с плеча Александра, позволяя ему свободно встать. Парень прошёл мимо напряжённого отчима, даже не наградив его взглядом, и опустился на колени напротив мамы, что отставила чашку с блюдцем на небольшой столик, что стоял между её креслом и Лоуэля.       — Я всё ещё твой сын. Я — Александр Коулман. Я тот, кого ты родила, кого воспитывала, любила, — он накрыл её ладони, что лежали на ногах, слегка сжав. Руки Александра были холодны — как лёд, а ладони Марил очень тёплыми. Парень даже вспомнил, как она в детстве гладила его этими руками; успокаивала от кошмаров; прикладывала ладонь к голове, когда он болел и как обнимала каждый раз, встречая из школы и провожая, хваля и любя каждый день! — Я никогда не причиню тебе вреда, мама. Слышишь? Никогда! Я люблю тебя всем своим сердцем. И единственное, что важно для меня — это твоё признание. Ты вольна в своём выборе. Ты можешь отказаться от меня, если боишься, если я противен тебе, если ты уверена, что так будет правильно… Я приму любой твой выбор.       Она, не скрывая текущих слёз, смотрела на Александра, что сжимал её ладони. Марил высвободила одну из ладоней и потянулась к его лицу с естественным румянцем. Она провела пальцами по гладкой коже, вспоминая, как в детстве любила гладить его по щеке. Тогда лицо у него было чуть пухлее, а со взрослением все щёчки ушли, уступив место скулам и более чётким линиям лица. Она потрогала его чёрные, такие же мягкие волосы, которые сейчас были зачёсаны набок и немного вверх. Когда они виделись в последний раз, его волосы были длиннее, закрывали собою лоб. Марил помнит, как в подростковом возрасте Александр любил более длинные волосы, однако, стоило немного подрасти, как он полюбил короткие стрижки, которые, по словам матери, добавляли ему брутальности.       Смотря на его лицо, ощущая его ладони, которые уже даже смогли немного нагреться от её тёплых, Марил не представляла, как может отказаться от собственного сына. Он смотрит на неё с ожиданием, любовью и страхом. Она с детства не видела в его глазах страха, но сейчас, как мать, подмечала каждую эмоцию. Он целовал её ладони, боясь, что возможно делает это впервые. А Марил вдруг сама поняла одну вещь:       «Мне понадобиться время, чтобы привыкнуть, но я не могу отказаться от своего сына. Меня страшит будущее, пугает то, что живёт внутри него, но я в страшном сне не смогу представить, что отказываюсь от своего мальчика».       — Александр, сын мой, пожалуйста, покажи, как проявляется твой вампиризм.       Вампир посмотрел на неё округлёнными глазами, не веря тому, что услышал.       — Ты уверена? — женщина тут же кивнула.       Александр покосился на напряжённого, будто струна, Лоуэля, который вот-вот мог вскочить со своего месте. Коулман, вернув взгляд на маму, вновь взял её ладони поцеловав. Он прикрыл глаза, обращаясь ко внутреннему себе, к той части, что скрыта от посторонних глаз от поры до времени. Вампир почувствовал, как кровь начала наполнять глаза, которые он в этот момент открыл и поднял на маму. Он почувствовал, как она вздрогнула, но не отвернулась. Она наблюдала, как меняется его внешность: глаза наполнились кровью, а от щёк к самым глазам тянулись чёрные вены, что шевелились, будто они были настоящими змеями.       — Дьявол! — не сдержался мужчина, сильнее вцепившись в подлокотник кресла.       Марил потянула дрожащую ладонь к его лицу. Она коснулась чёрных избивающихся и набухших от крови вен. Они были гораздо плотнее и ощутимые, по сравнению с теми, что она могла прощупать на своей худой ладони. Из-за нахлынувшей крови в глазные яблоки, которые по бокам казались чуть ли не чёрными, его голубые глазами стаи казаться ярче, насыщеннее, а может это эффект вампирской сущности. Марил наверняка не знала. Она смотрела со страхом и интересом. Александр даже приоткрыл рот, где слегка можно было разглядеть клыки. И когда мама полностью осмотрела его новый облик, он скрыл свою тёмную сторону, боясь услышать её вердикт.       — Мой мальчик, — она снова коснулась его человеческого лица, — мне страшно, — честно призналась она. — Мне нужно будет привыкнуть ко всему, что я услышала. И, возможно, у меня появятся вопросы. Но, как бы там не было, через что бы ты не прошёл… кого бы даже не убил, я всё равно не смогу отказаться от тебя, ведь я твоя мама и люблю тебя несмотря ни на что!       Александр смотрел на неё неверующими глазами. Сейчас в его взгляде отчётливо можно было прочитать эмоции удивления, радости, неожиданности. От радости он снова стал целовать её ладони, бормоча слова благодарности, обещания защиты и прочего, что было тяжело разобрать. Он обнимал маму крепко-крепко, благодаря её за то, что она приняла его, хоть и Александр понимал, что пока не до конца. Она всё ещё видит в нём своего сына — в первую очередь, а не вампира.

* * *

      Мистик-Фоллс, поместье Эндерсонов       — Кэр, — обратилась к ней Ава, сложив руки на груди, — позволь спросить, с чего ты взяла, что в твоём необычном становлении замешаны мои руки?       Форбс выставила ногу вперёд и точно так же сложила руки на груди, наблюдая за хранительницей, которая нарезала по их заколдованной зоне небольшие круги. Аве всегда было сложно устоять или усидеть на месте, только если она чем-то не увлечена.       — Раньше я задавалась многими вопросами, Ава. Например: почему во сне я слышу голоса незнакомых людей, которые называли меня Каролиной и Клариной? Почему ко мне во сне приходят души? Что за людей в чёрном балахоне я вижу? Почему, засыпая, я ощущала кровь не только на своих руках, ну и её запах, ещё не являясь вампиром? Почему у меня есть странная метка, которую мама всегда называла обычным родимым пятном, которое каждый раз замораживало мою руку, чтобы предупредить об угрозе? Я многое вспомнила, но многого мне не достаёт. И я помню кое-что, что ты показала мне, как лучшей ученице, которую однажды взяла под своё крыло за чрезмерное упорство в познании магических искусств как в мире живых, так и в Заоблачном Царстве. Я помню, что ты показала мне свою библиотеку за золотыми воротами. Я помню, что ты сказала мне в самый первый раз: «Здесь есть давно потерянные тайны со многих миров, загадки, теории, но и ключи, не бывает ни решённых проблем, Каролина. Здесь ты можешь найти ответы на все свои вопросы», — Ава молчала, но заметно для Кэролайн улыбнулась правым уголком губ. — И я помню, как засиживалась в твоей библиотеке от зари и до зари с перерывами на тренировки с тобой. И я помню, что видела около десяти томов, которые посвящены одному только вампиризму, его особенностям и совместимостям. Я успела прочитать лишь первых три, но я помню, что там упоминалось нечто о шансе совместимостей энергий. Я родилась ведьмой, но до вампиризма не раскрыла в себе потенциал…       — Разве? — вдруг перебила её Ава, устремив на неё цепкий взгляд. — Ты не припоминаешь? — Кэролайн отрицательно покачала головой. — Помнишь, с чего всё началось? Ты сама сказала об этом минутой раннее — со снов. Ты их видела, вспоминала уже тогда, потому что таковой процесс был запущен. Вы взаимодействовали с сестрой с самых ранних лет. Все эти сны, души умерших — голос далёкого прошлого, что пытался пробиться из глубины. Он хотел вернуться в твою память, но ты закрывалась, боялась. Рассказывала о снах маме, но она, опасаясь твоей природы, силы, скрывала всё, не рассказывала, думала, что если убедит тебя в том, что это всё просто сны, то рано или поздно это закончится. Твоя мама — прекрасная женщина, преданная своему делу. Принять другую сторону для неё — было очень тяжело. Подруги тоже не понимали, потому как даже Бонни такого тогда не видела. Она сильная, но у неё совершенно другой путь, иная сила. В детстве и ранней юности воспоминания и магия были совсем бесконтрольные. Но ты уже тогда неосознанно прибегала к магии, к тому, чему тебя научила сестра. Вспомни, Кэр, что ты делала каждый раз, когда тебе было страшно, когда голоса и тени настигали тебя, не оставляя даже на яву.       Вампирша нахмурилась, опустив взгляд в землю. Её глаза бегали, цепляясь за одну травинку, а затем за следующие пять. Она вспоминала.       — Я представляла себя в тёмно комнате, а в паре метров от себя все эти тени и голоса… И затем рисовала решётку, а иногда целую клетку с большим замком, которая отделяла нас. Я представляла, как некая невидимая сила толкает их всё дальше и дальше от меня вместе с этой решёткой. И постепенно мой страх отступал, а их голоса стихали, становилось спокойнее, — Ава на это многозначительно подняла брови, с вопросом уставившись на подругу. В следующую секунду лицо Кэролайн озарила яркая улыбка. — Моя сестра…       — Она научила тебя этому приёму ещё в первом твоём воплощении. Ты сама мне об этом рассказала, когда попала ко мне на обучении. Ты мучилась с кошмарами, сила ведьмы хотела вырваться, нужна была разгрузка, чего ты давала ей очень редко, а она провоцировала кошмары.       — Я помню… Помню, как лежала на кровати, плакала, мучилась из-за этого и головной боли, а Адэлис… — Кэролайн улыбнулась от накативших очень давних воспоминаний и смахнула с нижнего века слезу. — Она редко спала ночью, часто гуляла, и в один такой раз она вернулась домой и застала меня в слезах. Я помню, как она обняла меня, положила мою голову к себе на колени. Сначала она отвлекала меня, рассказывала, как познакомилась с каким-то парнем, как они гуляли, а затем плавно перешла к тревожной для меня теме. Я помню, что даже не заметила этого и всё рассказала. Она дала мне совет, которым я воспользовалась, даже не рассчитывая, что мне это действительно может помочь. Помню, как делала это впервые, пока она напевала колыбельную, гладя меня по голове…       Ава не смогла сдержать тёплой улыбки. У неё никогда не было братьев или сестёр. Долгое время они вместе с остальными хранителями считали себя таковыми, пока их не разделила война, и с тех пор их хорошие отношения утеряны со многими разрушены. Если они общаются, то из-за особой надобности, не всегда даже выказывая уважение или радость. С Аросом история была иная. Их отношения всегда были другими. Несмотря на всё произошедшее, они до сих пор друг друга уважают и поддерживают очень хорошую связь, пусть и лишний раз не предпочитают соваться в миры друг друга. Но она никогда не была близка с кем-то по крови, кроме своих детей, которых давно нет… Не в одном из миров. Аву всегда восхищали отношения Кэролайн и Адэлис. Она с замиранием сердца могла слушать всякие истории от Кэр, видя, как блестят её глаза, сбивается речь, а дыхание учащается. Она всегда говорила о своей сестре с большой, великой любовью и уважением.       — И ты это запомнила. Даже не осознавая, не помня своего прошлого, ты прибегала к тому, что тебя спасало в моменты, когда рядом не было никого, кто бы понял, кто бы помог. Ты не помнишь, как маленькая создавала в доме погром, благо Билла по счастливым случайностям всегда рядом не оказывалось. Твоя мама успевала устранить всё. А потом, став девушкой, подростком с бушующими гормонами, множеством сомнений и вопросов, ты старалась быть как все, отрицая в себе тягу к чему-то большему, ненормальному для обычных людей. Ты старалась быть как все, хотела того же, что было у других, даже не думая о том, что может быть что-то другое, и что иметь своё мнение, свои желания пусть даже не похожие на желания других — нормально. Ты боялась осуждения. Ты всё запирала в себе. И магия закрылась, напоминая о себе в кошмарных снах. Так было до поворотного двух тысячи девятого года, пока ты с, кажется, Еленой и Бонни не собрались вызвать предка рода Беннет. Вспомни, сколько раз тогда Бонни звала Эмили, но только на твой зов взбудоражилась свеча и начала твориться всякая чертовщина. Бонни сильна, но ты уже тогда была на порядки выше её, несмотря на подавление собственных сил. Ты живая, но контакт с иными мирами у тебя крепче, чем у многих других ведьм.       — Ты всегда за мной наблюдала? — неловко поинтересовалась она.       — Да, — без замедленный ответила Ава. — Почти всегда. Я беспокоилась. У хранителей и их доверенных лиц связь сильнее, чем у других ведьм и колдунов, которые имеют частичку нашей магии. Только ты не просто моё доверенное лицо, ты моя подруга, мой советник, мой родной человек. Я часто помогала тебе, когда знала, что сама ты не справишься… — Ава взяла небольшую паузу, вдруг став совсем серьёзной. — В том числе и тогда, когда тебя задушила Кэтрин, — хранительница, расстегнув свою нежно-голубую мантию, показала Кэролайн свою метку, что находилась посреди груди. Увидеть метку было легко, благодаря V-вырезу. — Когда с вами что-то происходит, наша метка реагирует. Она окрашивается в тёмно-красный цвет, когда ваша жизнь в опасности, и мы приходим на помощь, если знаем, что вы ещё должны жить. Ты должна была жить, ну, а я пришла на помощь, — Ава вновь застегнула мантию, интеллигентно сложив руки. — Я прочитала всё, что храню в библиотеке. Дорогая, вампиры существовали и раньше, если это ты вдруг не вспомнила. В каждой своей… эре они отличались от прошлых. Ради справедливости отмечу, что созданный Эстер вид — наилучший из всех прошлых вымерших. Мы, узнав о новом виде, стали изучать их, их магию, обмен энергий, силу и интеллект… И я бы была рада сказать, что я открыла секрет того, как можно объединить вампиризм с иными сверхъестественными сущностями, но это не так. Его открыла Лили — хранительница Света. Вы с ней не встречались, но по старой дружбе она поделилась со мной своими секретами. Она не поделилась со своим открытием ни с кем больше, потому что считает остальных хранителей ненадёжными. В особенности Ароса и Руэри.       — Почему? Из-за Великой Магической Войны?       Ава неопределённо покачала головой.       — Отчасти. Лили обладает исключительным даром, который весьма редок среди ведьм. Она видит и чувствует все замыслы людей, может заглянуть в будущее, просмотрев события, которые даже могут не наступить. Ей доступно взглянуть на все дороги, по которым может пойти человек. И в некоторых этих дорогах она видела, что Арос и Руэри, имея такие ценные сведения на руках, могут обернуть их против человечества, создав опасные виды и развязав уже вторую Великую Магическую войну. Лили — жёсткая перестраховщица, а ещё, если она видит такую опасную тьму, то склонна верить в то, что с вероятностью в восемьдесят процентов — она сбудется. Лили не желает повторения того, что однажды чуть не уничтожило этот мир.       Кэролайн внимательно слушала каждое слово, анализируя и запоминая.       — Её можно понять… Раз создание таких видов несёт существенную угрозу, то почему ты сделала меня такой?       — Ты должна была жить — это первое. Второе: есть один момент, возможно необратимый… эта сфера мною плохо изучена. Когда умирает ведьма, связанная с другой древним заклятием вечного возрождения, при этом не имея с ней контакта, она рискует умереть окончательно и бесследно, то есть её душа самоуничтожиться, — Кэролайн нахмурилась, не понимая, как такое вообще может быть. — Я сама мало что об этом знаю, Кэролайн. Такое случалось дважды. Я не хотела терять тебя, и не хотела, чтобы тебя потеряла Адэлис. Рано или поздно её воспоминания всё равно бы вернулись, потому как её встреча с Элайджей была лишь вопросом времени… И я лишь могу догадываться, какой бы болью это было для неё. Третье: я и сама не хотела терять тебя, ведь, как уже честно призналась ранее, ты мне дорога. Четвёртое: угроза эта весьма… — хранительница взмахнула рукой, а затем усмехнулась. — Она сейчас не опаснее вдруг нагрянувшего дождя. От одного особого гибридного вида не пойдёт опасность, потому как по-прежнему важными сведениями не владеет никто, кроме меня, Лили и-и… И теперь Ароса.       — Что?! — Кэролайн воскликнула так громко и так дёрнулась, что стоящий за куполом Клаус увидел сквозь мутную энергию воздуха дёрнувшуюся тень. — Ты ему сказала?! Ава!       Ава так же слегка повысила тон, желая, чтобы её услышали.       — Я его очень хорошо знаю, гораздо лучше, чем многие другие хранители! И я знаю, что он изменился… Он пришёл ко мне с мольбой о помощи. Арос не из тех, кто вообще любит просить помощь у других. Он полагается только на себя до последнего. Но сейчас он в том же положении, что и я была когда-то. Арос знает, во что ввязалась твоя сестра. Знает, чем это чревато. Ей, конечно, абсолютная смерть не грозит, но смерть, как ведьмы, вполне. И даже если она станет вампиром, она никогда не сможет возродиться, даже если умрёт, либо же вернуться в Меадарию и быть советником Ароса. Адэлис для Ароса — как ты для меня. Он её ценит, уважает, я бы даже сказала, что по-особенному любит. Он боится её потерять. Просто понимает, что после не сможет довериться кому-то так же, как ей. Никто не был с ним так долго. Твоя сестра многому его научила, в чём-то изменила. Он ищет способ помочь ей. Арос, оказывается, подслушал наш очень давний с Лили разговор, а твоё удачное превращение в вампира с сохранением ведьмовской сил, лишь ещё больше подкинуло нужных пазлов, но пары для картины всё равно не хватало. Я знаю, что Лили мне бы этого не простила, но она бы и не поняла, даже если бы я сказала ей всё то же самое. Она не склонна верить в способность людей к изменениям, но я склонна. Я взяла с него обещание, и не простое…

* * *

      Заоблачное царство, библиотека хранительницы       Несколькими часами раннее…       — Я слышал восемьсот лет назад ваш разговор с Лили, — говорил он, идя нога в ногу с Авой. — Вы говорили о способе объединений магических сущностей, но не уточняли каких. Я решил не копаться в этом. Мне более такое неинтересно с тех самых пор… — кивнул он себе за правое плечо, намекая на войну. — Однако необычное становление Кэролайн заинтересовало меня, а сейчас я нуждаюсь в этом. Я нуждаюсь в этом решение. Я хочу помочь Лис.       — Почему? — взгляд Авы гулял по необыкновенно высоким белоснежным шкафам с золотой резьбой.       — По тому же, почему ты вмешалась в естественные порядки, даровав Кэролайн большие силы, совместив сущности.       Свернув налево, Арос и Ава остановились у стола, что разделял хранителей и два высоких шкафа. Хранитель огня стоял со сложенными руками, а хранительница воздуха упёрлась худыми ладони в стол, выразительно выгнув брови.       — Ты хоть понимаешь, о чём просишь меня? — шёпотом спросила она.       — Да, если ты говоришь о нарушение первобытных законов. Для меня это не впервые.       — Я не об этом, — покачала она головой, оттолкнувшись от стола. Хранительница недолгие секунды бродила вдоль стола, чувствуя на себе испытывающий взгляд Ароса. — Всё не так просто.       — Так скажи мне, что усложняет ситуацию. Что стоит между мной и твоим решением.       — Доверие Лили, которого я не готова лишаться.       — О чём ты? — хранитель догадывался, что речь здесь точно не об одном доверие.       Между ними снова воцарилось молчание. Ава заправила прядь белокурых волос за ухо, решительно посмотрев на Ароса.       — Лили видела кое-что… В одном из вариантов, где ты узнаёшь об этом способе создания гибридов двух рас, что не будут уничтожать, зависеть, либо подавлять друг друга, а будут жить в мире и согласие, — ты… применяешь это знание не во благо, — Арос с намёком поддался вперёд, уперев руки в стол и приоткрыв рот. — В одной из ветвей ты вершишь то, что однажды уже пытался, но при этом имя другое оружие против мира. Поэтому Лили не говорила о том, что изобрела способ создания исключительных гибридных рас, потому что боялась… Боялась, что это сбудется. И ты знаешь, как она к тебе относится, а я дала обещание.       Аросу всё стало понятно. Он слабо оттолкнулся от стола и прошёл вперёд, присев на его край. Его руки покоились на ногах, пальцы беззвучно постукивали по коленям, пока Ава смотрела своим ледяным взглядом в его спину.       — Ясно. Она всё ещё думает, что я — зло воплоти, каким был около трёх миллионов лет назад? — он наклонил голову вправо, искоса смотря на Аву, которая лишь холодно кивнула. — И кроме вас двоих этими знаниями никто не владеет?       — По крайней мере не владел. Под вопросом была Нерида, но мне не известен итог их переговоров. Мы с тех пор с Лили не виделись.       — Мне всё понятно, Ава, — твёрдым тоном сказал он, услышав приближающийся стук каблуков. Хранительница воздуха присела рядом. — Я приму любое твоё решение. Откажешь — пойму и уйду, больше не побеспокою. Поможешь — буду благодарен и должен, — он усмехнулся, краем глаза посмотрев на неё, — даже если войну из-за тебя надо будет развязать.       Ава не смогла сдержать ухмылки, что так редко появлялась на её лице. Однако почему-то именно Арос мог сболтнуть что-то, из-за чего ей хотелось искренне улыбаться, усмехаться. Их отношения — отдельная история, по которой можно написать не один десяток томов книг. Они проходили разные периоды, в том числе от ненависти до глубокого взаимоуважения, но не любви, увы. По крайней мере точно не со стороны Авы, которая не смогла в своё время ответить Аросу взаимностью…       Хранительница долго молчала, решая, как ей поступить. С одной стороны была Лили — её подруга, что раз в несколько тысяч лет могла заглянуть на ветряные напитки и нежнейшие пряники. С хранительницей света они друг друга уважали, доверяли тайны, которые не могли доверить другим хранителям. Лили глубоко ценит верность, преданность и честность. Если даже сейчас Ава согласится и окажет помощь старому врагу, приятелю и с натяжкой сказать — другу, то хранительнице света придётся об этом честно сказать, иначе, если утаить, Лили сочтёт это за личное оскорбление и предательство. Да и не в духе Авы умалчивать о подобных делах. Конечно, по хорошему стоило бы и её подключить в дела прямо здесь и сейчас, но времени на переговоры у них нет. К тому же не факт, что Лили находится в своём мире. Она, в отличие от всех остальных хранителей, часто навещает Землю, скучая по обычным людям, и другие миры, куда ход даже остальным первородным хранителям закрыт. Решение нужно принимать сейчас.       Взглянув на Ароса ещё раз, пересекаясь с его глубокими тёмно-карими глазами, Ава изнутри закусила губу и сжала пальцы между собой.       — Я окажу тебе помощь.       Хранитель огня даже недоумённо раскрыл глаза, не ожидая, что Ава всё же пойдёт на это шаг. Арос знал, как она дорожит отношениями с Лили, которая его, мягко говоря, не жалует. Но зная Аву, за «да» — обязательно пойдёт «но».       — Но? Я хорошо тебя знаю. Всегда у тебя есть «но».       Хранительница снова улыбнулась.       — Но ты заключишь договор со мной.       — Желаешь заключить со мной сделку на крови? — хранитель двусмысленно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.       — Её самую.       — Но на что? Мою Меадарию ты не любишь. Столько раз тебя приглашал…       Ава слезла со стола, плавно взмахнув руками, а затем резко обернулась на Ароса.       — Мне не нужны твои земли. Знаешь же, терпеть не могу жару. Однако, — в этот момент со стороны, где находился вход в библиотеку, прилетела золотая склянка с чернилами и золотой лист пергамента. Ава согнала его со стола, куда прилетели позванные ею предметы. — Твоя сила — она разрушительна. Я верю, что ты изменился. Я верю, что ты усвоил ошибки и стал другим, но, если в какой-то момент произойдут какие-то обстоятельства, которые толкнут тебя на не тот путь, и ты предашь не только меня, но и себя, то твоя сила навеки покинет тебя в тот же миг. Твоя связь с миром будет разрушена и передана другому хранителю. Ты будешь сослан на землю и проживёшь свои годы, как обычный человек, а затем умрёшь и твоя душа попадёт в мир забвения, откуда ты никогда не вернёшься. Ты же знаешь, что это за бумага?       — Договор перед Вселенной или, как его называет Лили, Священный договор, — кивнул он, испустив тяжёлый вздох. — И я должен его подписать…       — Только если ты согласен и хочешь получить мою помощь. Либо так, либо никак. Уверена, ты меня понимаешь.       Арос покосился на пока чистый пергамент, что лежал прямо перед ним, красиво блистая на лучах светившего высоко в небе солнца. Конечно, определённые сомнения забрались к нему в голову, и по-хорошему со всеми этими мыслями нужно переспать, но метаться в личных сомнениях, страхах и размером с точкой с неуверенностью в самом себе — тоже не выход. Арос пришёл сюда ради одного человека — и этот человек Адэлис. Ради неё он готов рискнуть, готов подписать первый в своей жизни священный договор, готов даже бросить вызов самому себе. Уговор с Авой опасен. Он сам себя знает, но давно поклялся завязать со всеми мутными делами, что успешно делал все эти долгие миллионы лет. Поэтому, отбросив все сомнения, он кивнул на лист.       — Когда проявиться договор?       — Это твоё: «да, Ава, я согласен, начинаем»?       Хранитель склонил голову в её сторону, широко улыбнувшись.       — Да, дорогая Первородная Хранительница воздушной стихии, я согласен заключить с тобой сделку ради человека, кой мне дорог. Начинаем. Так пойдёт?       — Льстец, — буркнула хранительница, взяв из склянки с чернилами свою ручку, конец которой был острым лезвием, и протянула её Аросу. — Капля крови и сфера силы из твоего сердца, Первородный Хранитель огненной стихии.       Арос вытянул руку, закатив чёрный рукав рубашки и прижал лезвие к запястью, нанеся неглубокий горизонтальный порез. Тёмно-алая кровь побежала по коже и капнула на нижние поля золотого пергамента. Вытерев лезвие о штанину, хранитель вернул ручку, с другого конца которой капали чернила, Аве, а сам сложил руки на груди, прикрыв глаза. Ава с интересом наблюдала за ним, потому как сама впервые подписывала с кем-то священный договор. Губы Ароса зашептали слова на языке, который был для неё чужд. Однако растерянности она не выдала. Из груди пробился яркий оранжево-красный свет, что перешёл в ладони. Хранительница воздушной стихии ощутила, как воздух рядом накалился и появилось чувство душноты, которое Ава не могла терпеть. Арос опустил руки медленно, демонстрируя не идеально круглую сферу огненной энергии, которая полыхала огнём. По своему размеру она напоминала теннисный мячик. Хранитель развёл ладони, позволяя сфере упасть прямо на пергамент, где была пролита кровь. Как только сфера коснулась бумаги, кровь забурлила, впитываясь, но при этом оставляя свой отпечаток, а сфера по листу распределились так равномерно, что теперь его грани полыхали огнём. Ава взмахнула ладонью над договором, заставляя того подняться на уровень их глаз.       — Клянёшься ли ты, Первородный Хранитель огненной стихии, не использовать данные тебе знания во вред миров и их жителей?       Стоило этому вопросу сорваться с её губ, как тут же он проявился на пергаменте, подсвечиваясь белым светом.       — Клянусь, — его ответ на пергаменте окрасился в ярко-оранжевый цвет.       — Клянёшься ли ты использовать эти знания только ради того, чтобы спасти жизнь дорогому тебе человеку?       — Клянусь.       — Соглашаешься ли ты на условия, что в случае не исполнения договора, твоя сила покинет твоё тело; связь с Меадарией будет разрушена навсегда; а ты будешь сослан на Землю с силой обычного смертного, чтобы дожить там свой век, и после попадёшь в мир невозврата; в то время, как твоей силой будет распоряжаться другой хранитель?       — Соглашаюсь с условием, что вся моя сила по случаю моей оплошности перейдёт к моему доверенному лицу — Адэлис Эндерсон.       Ава крайне выразительно округлила глаза, уставившись на Ароса с вопросом, возмущением и недоумением. Его губы исказила самодовольная ухмылка.       — Клянёшься ли ты, Первородная Хранительница воздушной стихии, исполнить мою волю? — Арос наклонился к её уху, зашептав. — Или ты думала, что я упущу возможность заключить с тобой кровавую сделку без твоей капли крови. Я думал, ты лучше меня знаешь, — он отстранился, громко добавляя. — А если не исполнишь, то половина твоей силы перейдёт твоему доверительному лицу в равном соотношении с территориями твоего царства.       Сердито поджав губы и метнув взглядом молнию, она пообещала ему дальнейшие разбирательства, сказав:       — Клянусь.       — Соглашаюсь.        Ава выставила запястье, проведя лезвием по коже. Ярко контрастирующая кровь тут же потекла, капая багровыми пятнами на белоснежный мраморный пол. Прочитав заклинание, хранители стали наблюдать, как кровь, собираясь в небольшие капельки, начала подниматься в воздух, направляясь прямо на пергамент. Теперь рядом с кровавым пятном Ароса, красовалось небольшое пятно от Авы. Хранительница воздуха так же извлекла сферу воздуха из своего сердца, переместив силу в пергамент, края которого теперь не просто горели, но и соревновались со светло-голубыми завитками за лидерство.       — Силами сердец и энергиями кровей повязаны, священный договор заключён при лучах яркого солнца и свидетеле Вселенной, — громко провозгласила хранительница. Золотой пергамент поднялся на высоту их лиц, по-прежнему сверкая в лучах яркого солнца. — Договор вступает в свою силу с этой минуты, и с тех пор, если кто-то нарушит его часть, заплатит в равной мере.       Вдруг луч солнца, что настырно пробивался через окно, осветил комнату настолько ярко, что Аросу пришлось даже приподнять руку, чтобы оттенить глаза. На его глазах пергамент свернулся в комок, а затем трансформировался в сферу золотого цвета, которая разделилась на двое. Одна из сфер прилетела в руки Авы, а вторая к Аросу, трансформировавшись в два одинаковых золотых пергамента с договором, каплями крови и энергиями заточёнными внутри.       — Не думал, что когда-то заключу его с кем-то, — проговорил хранитель огненной стихии, вчитываясь в договор. — А ты?       — Тоже, — кивнула Ава, трансформировав его в воздушную сферу, которая рассеялась в её ладони. Арос сделал то же самое, только в его случае была огненная сфера. Хранительница подошла к шкафу за собой, взмахнув рукой, отправив тем самым в воздух светло-голубую энергию, которая подхватила свитки с засекреченными заклинаниями. Арос сопроводил её взглядом, наблюдая за тем, как свёрнутые бумаги раскладывались в определённом порядке на столе. Ава кивнула на место рядом с собой. — Сначала к теории.

* * *

      Мистик-Фоллс, наше время       Если бы можно было бы, то Кэролайн присела, но, к огромному сожалению, поблизости не было ни одной скамейки. Всё, о чём поведывала Ава, с трудом укладывалось в её голове. Она плохо помнила, что это за священный договор такой, хотя не могла отрицать того факта, что некоторые воспоминания с трудом пробивались, как и лекции наставницы о том, в каких случаях его заключают, чем он выигрышный и чем опасен. Одно Кэролайн понимала точно, раз Ава пошла на это, значит, как бы она не говорила, что доверяет Аросу и видит его изменения, она опасается точно так же, как и Лили.       — Ты бы не стала заключать с ним этот договор, если бы верила ему так, как пытаешься в этом убедить себя и его, — заметил Форбс. — Этот договор может сыграть на руку, но и вместе с этим отнять то, что дорого.       — Знаю, — кивнула хранительница, опустив взгляд. — И Арос это знает. Мне нужны гарантии, которые впоследствии я смогу представить Лили, если вдруг что-то пойдёт не так. И даже если пойдёт, Арос не успеет сделать что-то серьёзное, потому как только нарушит договор, вся сила его покинет, и все заклятия, которые он успеет сотворить именно путём полученных знаний — развеяться.       — Получается, ему самому же это не выгодно…       — Получается так, — соглашалась Ава.       — Но, что насчёт Адэлис? Вы заключили договор и…       — И-и-и… — протянула хранительница, разведя ладони, — остальное теперь за Аросом. Я сделала всё, что могла. Но, зная его, думаю, что твоей сестре ничего не угрожает, ну помимо дня бессознательного, если всё же собственные силы обернуться против неё.       Кэролайн тяжело вздохнула, всё равно переживая за Лис всем своим сердцем, но не доверять Аве у неё не было причин, в прочем, как и сомневаться в Аросе. Кэр, как и Адэлис, не помнит ещё многого, но некие моменты в её сознании открылись, позволяя сформировать новое мнение насчёт тех или иных ситуаций, либо вернуться к старым. Она помнит, как сестра отзывалась о своём хранители только в положительном ключе, рассказав в шестнадцатом веке даже о том, как он её спас во время битвы в их старом семейном доме. И так же Лис не была скупа на другие подробности их очень дальних взаимоотношений до первого возрождения. Но она бы и не волновалась, если бы не была её сестрой, подругой, семьёй…       Форбс так же не заостряла особого внимание на том, что будет, если один из них, в особенности Арос, нарушит договор. Она прекрасно помнит с лекций, что в таких случаях часто замещают свои владения или силы доверительным лицам, поэтому её не удивляло, что в случае нарушения они с Адэлис могут «унаследовать» силу и земли иных миров. Более того — Кэролайн почему-то была уверена, что этого никогда не случиться. Ароса она не знала лично, лишь была наслышана о нём от сестры, но ей кажется, что он в нынешних реалиях он бы ни за что не нарушил договор.       Смотревшая на неё Ава видела, что загрузила подругу, к которой только-только стали возвращаться все воспоминания. Чтобы немного отвлечь Кэролайн от тяжёлых раздумий, она спросила:       — Я знаю, что ты хотела меня видеть, — Кэролайн вернула резкий взгляд на Аву, посмотрев вначале с непониманием. — Что тебя волнует?       — Ну, — Форбс сложила руки на груди, — я уже узнала, что всё же в моём необычном становление полукровкой замешана ты, но вот что интересно: я действительно полукровка? В чём особенность такого становления от еретиков? Существуют ли какие-то риски? Что я могу теперь?       Ава задумчиво склонила голову, нахмурила брови и оглядела Кэролайн каким-то вдумчивым взглядом.       — Честно говоря, я думала, что ты сама всё поняла… — голос Авы даже выдал некое смущение и неясность, но она тут же встряхнула головой, отчего белоснежные длинные волосы защекотали оголенную спину и по бокам прикрыли лицо, пряча впалые щёки. — Во-первых, да, ты действительно полукровка. Твой вид совершенен — это значит то, что сущности двух разных магических рас полностью самостоятельны и независимы друг от друга, — в этом же ответ на второй вопрос — эта твоя особенность от еретиков. Еретики черпают силы либо из вампиризма, либо из вещей, которые содержат магию, ты же черпаешь её из своей внутренней ведьмы, которая берёт силу от природы, окружающей тебя среды, связи со мной и самой Вселенной. Риски? — Ава хмыкнула, задумавшись. — Скажу так, на подопытных их обнаружено не было, — Кэролайн в изумлении приподняла брови. — Чего так смотришь? Ты, видимо, ещё не вспомнила, но сама была свидетелем этих экспериментов. Единственное, что можно отнести к рискам, хотя это сказано слишком громко — эмоции. Твои эмоции могут зашкаливать в определённые жизненные этапы, либо во время определённых космических событий или тех, которые будут происходить на Земле, но и так же возможно, что они могут быть подавлены. Возможно две слившиеся сущности начнут менять твою личность, но не критично: где-то появится жестокость, где-то больше рассудительности или серьёзности, где-то лёгкость или беззаботность — всё будет зависеть от тебя, Кэр. Ну и третье — ты можешь всё, — Форбс непонимающе хлопнула глазами, — в прямом смысле всё.       — Я не понимаю, Ава.       — Чем больше к тебе будет возвращаться воспоминаний, тем больше ты, соответственно, будешь вспоминать о своих особенностях и талантах. Поверь, в своё время они поразили и меня. Ты уже видела первые изменения, но пока не дотронулась до них внутри себя. Твой новый образ — вершина айсберга. Тебе нужно лишь заглянуть под воду, — Ава вдруг коварно улыбнулась, немного сократив расстояние. — Скажи, Клаус уже видел твои светящиеся под глазами вены, напоминающие настенные трещины и побелевшую радужку на фоне залитых кровью глаз? Как по мне, выглядит весьма… — она повела плечом, кокетливо улыбнувшись, — сексуально.       Кэролайн подавила смущённую улыбку, поправив блондинистые волосы.       — Видел.       — Ты уже применяла свою ведьмовскую силу за этот месяц? — хранительница резко сменила настрой, наградив подругу деловым взглядом.       — Да. В основном это было во время тренировок с Адэлис. Она помогает мне вспомнить, ну и один раз чуть не заморозила двоих незваных гостей.       Ава хохотнула, но всё же быстро вернула себе самообладание.       — Очень хорошо! А, скажи, Лис случайно не проявила чудеса фантазии, попробовав совместить силы двух разных по своей сути сущностей?       — Поправь меня если я ошибаюсь, — взмахнула руками Форбс, задумчиво смотря в пространство, — ты имеешь в виду, что, допустим, мне нужно в сферу воздушной энергии вложить так же энергию вампиризма? — хранительница кивнула. — Нет. Моя сестра такого не предлагала. И разве это возможно? Как я могу достать из себя энергию вампиризма, если она не подходит для боя…       — Кто сказал? — изумилась хранительница воздушной стихии, брови которой взметнулись на самый лоб. Кэролайн поджала губы, неловко пожав плечами. — Кэролайн, дорогая, я же сказала, что ты можешь всё, — Ава решительно шагнула к ней, схватив за плечи. От холодных рук хранительницы Форбс невольно передёрнуло, но сама Ава на это не обратила никакого внимания. Встряхнув её руки, как бы стараясь сбросить напряжение, Ава взглянула своими чистыми, светло-голубыми глазами в тёмные, напоминающие моря глаза Кэролайн. — Давай попробуем. Я покажу, что ты можешь.       Кэролайн согласно кивнула, испытав внутри самый настоящий тремор перед неизвестностью. Хранительница встала позади неё, положив руки на плечи. Она испытывала лёгкое чувство дежавю, как когда-то в далёком шестнадцатом веке, когда Кэролайн была одной из самых лучших и усердных начинающих учениц. Форбс, не разворачивающаяся, наблюдала, как в метрах трёх от неё стали формироваться три чистых, воздушных, девственно чистых облака.       — Выстави ладони вперёд и попытайся создать сферу чистого воздуха, — Кэролайн, даже не выставляя руки, расположила их на уровне груди, ощущая, как воздух между ладонями становился заметно бодрящим, постепенно сгущаясь и приобретая лёгкий голубоватый оттенок. — Отлично, — сказала она, наблюдая в её руках чистую сферу воздушной энергии, — а теперь отправь её в любое из этих трёх облаков, — Кэролайн, вначале хорошо сосредоточившись на сфере, добившись ощущения, которое можно было сравнить с шариком в руке — чему её учила Лис — и затем, поняв, что хорошо чувствует в руках собственную силу, замахнулась и отправила сферу в первое облако с права. Воздух, ожидаемо, пробил нежное облако, которое в ту же секунду затянулось, а сфера влетела в скрывающий их купол. — Хорошо, но не отлично.        — Что я сделала не так? — не понимала Форбс, повернувшись на хранительницу.       — Потому что ты не вложила программу уничтожения. Твой воздух мог бы заточить облако в себя, окутав его в купол, и уже затем разбиться о стены барьера, — Кэролайн на это шумно выдохнула, возмущаясь собственной недальновидности. — Ничего. Ты всё вспомнишь. Давай, теперь попробуем по-другому: пока будешь создавать сферу, внимательно всмотрись в облако, подумай о нём, опиши его про себя, так ты поймёшь, что с ним делать, но на этот раз попробуй совместить в сфере воздуха негативную энергию вампиризма.       Кэролайн потрясла руками, сбрасывая тем самым напряжение, затем растёрла как следует и вернула руки в исходное положение. Она с лёгкостью создала сферу воздуха за считанные секунды, а вот со сферой вампиризма у неё возникли проблемы. Она никак не могла сосредоточиться на энергии вампиризма, ощущая бежавшую по венам силу стихий. Говорить наставнице и по совместительству подруге о том, что у неё возникают определённые проблемы, которые связаны со многими «если» в собственной голове из-за навязанных самой себе опасений — не хотелось. Кэролайн решила, что сможет разобраться со всем сама.       Переместив воздушную сферу в левую ладонь, мысленно при этом представляя, собственное сердце, в котором циркулирует вся её сила. Кэролайн представила, как делит энергию на две части, одна из которых принадлежит воздуху и будет концентрироваться в левой руке, подпитывая уже созданную сферу, а другая — вампиризму, которая будет разгоняться по венам к центру правой ладони. Энергия вампиризма — грубая, неподатливая в особенности для новичков и имеет насыщенный красный оттенок. Кэр прикрыла глаза, потому что так ей было проще представлять две сферы и сосредотачиваться на движение сразу двух и абсолютно разных энергий. Ава наблюдала, как в правой ладони Кэролайн постепенно начинал формироваться шар кровавой энергии, но и вместе с этим было ещё одно отличие: вены на правой руке изнутри подсвечивались точно таким же цветом. Было видно по нахмуренному лицо Форбс и ощутимо по окутавшей их энергии напряжения, что полукровке очень тяжело фокусироваться на двух разных — по своей сути — силах одновременно, но она хорошо с этим справлялась.       — Ты умница, — подбодрила Ава, сжав плечи Кэролайн. Форбс нерешительно приоткрыла глаза, скосив глаза на правую ладонь, в которой держала сверкающую ярко-красную сферу, напоминающую ей кровь. — А теперь — совмести их.       — Совместить… — пробубнила себе под нос девушка, опасливо закусив губу.       Она совместила ладони, представляя, как воздух пытается слиться с твёрдой, враждебной и грубой энергией вампиризма; а вампиризм пытается найти гармонию с чем-то едва ощутимым, свежим и мягким. Кэр ощущала, как ладони то кололо, то обдавало холодом. Иногда эти ощущения были настолько неприятными, что она прикусывала язык, лишь бы не выдать дискомфорта на лицо. Но в какой-то момент всё утихло. Её руки слегка кололо, будто кто-то едва ощутимо тыкал в неё иголкой, но и при этом их обдавало таким родным холодом. Открыв ладони, она увидела новую сферу, которая местами была почти прозрачна — с лёгкими голубыми просветами, в других непроглядно красная, а в третьих участки энергии вампира покрывались лёгкой голубоватой дымкой.       — А теперь, — Ава перевела взгляд вперёд, — твоя цель. Только прежде подумай, что ты хочешь получить с этой… атаки.       Кэролайн краем глаза взглянула на неё, зацепившись за одно лишь слово «атака».       «Ава неспроста выделила последнее слово. Она хочет, чтобы я сама увидела, что могу, значит нужно не просто пускать в воздух сферы, а вкладывать определённую программу».       Покрутив сферу в руке, Кэролайн закрепила в себе желание о разрушение созданной цели и наполняла им сферу. Замахнувшись, она отправила её вперёд во второе облако. Стоило энергетической сфере достигнуть своей цели, как облако тут же окрасилось в красный цвет, а местами даже почернело. Кэролайн только успела открыть рот, как облако самоуничтожилась.       — Вот! — радостно произнесла Ава, указав ладонью вперёд. — И это лишь цветочки. Представь, что может быть с твоим врагом на месте этого облачка. Ты можешь вложить всё, что угодно в эту сферу, любое желание, запрограммировать её на что угодно, лишь только пожелай…       — Я поняла… — Кэролайн улыбнулась, вот только наставница отметила, что улыбка эта вышла скорее безрадостной, натянутой. — Вот только звучит это безрадостно, пока я не вспомню всё, что когда-то умела. Пока я, скорее, могу защитить себя как вампир, но никак ведьма, и уж тем более не как полукровка.       Ава возмущённо вздохнула, закатив глаза и сложив руки на груди.       — Ты всегда недооценивала себя, Кэролайн. Неуверенность, как и страх, губят в тебе ведьму, — Ава остановилась перед ней, смотря на вампиршу поучительным взглядом. — Пока ты не воспылаешь уверенностью в себе, магия будет подводить, оборачиваться против тебя. Изредка она может тебе помогать, когда иные чувства пересиливают страхи и неуверенность, но, ты права, они не спасут… скорее — погубят. Хочешь вступить на новый уровень, достигнуть высот многим непостижимым — стань той королевой, вспомни себя, как Каролину, но не становись ей, а совмести её качества с Кэролайн. Вспомни, какой смелой, волевой и боевой дамой ты была тогда, попытайся вспомнить, какой ты стала в моём царстве.       Ава сделала несколько шагов назад, совершив кистью какое-то грациозное вращение, и оставшиеся два облака слились воедино, трансформировавшись в портал, из которого повеяло свежестью и приятным бодрящим ветерком.       — Я была рада увидеться с тобой, моя дорогая, — Ава улыбнулась ей по-доброму, по-родному, будто не желала расставаться, — но мне пора уходить. Я знаю, что мы ещё увидимся.       — Стой! — Кэролайн вытянула руку, словно могла остановить хранительницу. — Но как мне, — на этом Ава шагнула в портал, не дослушав девушку, — вспомнить…       Форбс топнула ногой, разозлившись, но вдруг услышала в своей голове голос наставницы:       — Загляни вглубь себя, победи страхи и твоя сила, твой дух освободится.       Защитный, скрывающий их купол тут же пал, являя Клаусу и Саманте лишь одну Кэролайн, которая сжимала собственные уши, лишь бы только лучше расслышать Аву, не упустив ни единого слова. Когда она раскрыла глаза, то увидела перед собой озадаченного и волнующегося Клауса, рука которого опустилась к ней на плечо.       — Ты в порядке, Кэролайн? Где хранительница?       — Вернулась в Заоблачное Царство, — ответила она, поправив волосы. — Я узнала, что хотела.       Майклсон напрягся, не зная, что ожидать. Да и какой-то излишне задумчивый тон любимой не давал ему нужного спокойствия. Кэролайн поняла это, увидев, как смотрела на неё чуть дальше стоящая Саманта и сам Никлаус.       — Я боюсь, — смело заявила она, взглянув ему в лицо. Клаус недоуменно хлопнул глазами, приоткрыв рот. — Боюсь своей силы, чувствую неуверенность.       — Это Ава тебе сказала? — спросил Никлаус, сместив брови к переносице.       — Да, — она заметила, что он уже хотел возразить и тут же перебила. — И она права. Во мне действительно присутствуют определённые страхи, которые обернуться против меня, если я с ними не разберусь,.       — Как такое может быть? — не выдержав, спросила Саманта. — Я, видимо, что-то не понимаю, но мы все видели, как ты смело выступила против ведьмы Коллингвуд, там и тени страха не было в твоих глазах! — Кэролайн тяжело вздохнула, опустив взгляд, а вот Клаус охотно желал поддержать Саманту. — Ты с охотой училась новому, открывая в себе ведьму, чему я же была свидетелем, как и Александр с Адэлис, принимающие в этом участие, лишь бы тебе помочь! И чего стоит тот момент, когда ты единственная смогла противостоять Колу и Джузеппе, едва не заморозив их.       — Я не могу не согласиться, — кивал Клаус, приобняв Кэролайн за плечи. — Я тоже не понимаю, о каких страхах идёт речь.       — О детских, которые, несмотря на вампиризм, сделавший меня лучше, всё равно остались во мне и сейчас пробудились… Неуверенность. Страх быть недостаточно хорошей, лучшей в своём деле. А ещё страх неизвестности, которая влечёт и пугает одновременно.       Саманта глянула на Клауса, который выглядел не менее удивлённо по сравнению с ней. Майклсон, считающий, что он неплохо знал свою любимую, сейчас чувствовал себя растерянно. Кэролайн никогда не делилась с ним подобными страхами даже в прошлом своём воплощение. Он до недавнего времени считал, что всё это ей чуждо, но понял, как ошибался, и теперь не имеет понятия, что со всем этим делать, как ей помочь…       — Так, — Майклсон глянул на дом, чуть подталкивая Кэролайн в его сторону и при этом кивая Саманте, — предлагаю вернуться в дом и выпить по кружке чая, донорской крови или красного вина. Тебе нужно прийти в себя, а мы, — Клаус старался всеми силами вспомнить, что в такие моменты стараются сделать подруги, что делал его старший брат или сестра…       — Точно! — подключилась Саманта, поняв, что Клаус несколько теряется в своих мыслях. — Посидим, поговорим по душам, отвлечёмся. Тебе нужно немного отвлечься, подумать, разгрузиться, милая.       Кэролайн кивнула им, признательно улыбнувшись.       — Спасибо вам…

* * *

      Нью-Йорк, ФБР       Звенящая тишина заполнила собою комнату допросов и соседнюю для наблюдений, где Элайджа и Тристан не сводили взглядов с молчаливого заключённого и ведьмы Эндерсон, что терпеливо дожидалась начала разговора. Её пальцы, почти не издавая чётких, громких, ударных звуков стучали по белому столу. Зелёно-карие глаза смотрели пристально на преступника, чьи руки так же покоились на столе и были зафиксированы кандалами. Тяжело вздохнув, Адэлис перевела взгляд на тёмно-серую стену, постепенно ощущая, что терпению начинает приходить конец. Помимо задачи разболтать и залезть в голову этого мужчины, у неё есть ещё одно задание, которое ей хотелось выполнить желательно до наступления темноты и вечера.       « — Дорогая», — голос супруга в голове заставил ведьму отвлечься от раздумий и чуть повернуть голову влево. « — Мне не хочется тебя торопить, но, уверен, ты сама понимаешь, что времени у нас в обрез. Заставь его говорить. Чем раньше управимся, тем быстрее сможем перейти к решению более насущных для нас тем».       « — Ты прав, Элайджа. Я тоже задумалась об этом», — ответ не заставил себя долго ждать, отозвавшись ласковой песней в голове первородного вампира.       — Мистер Фриберг, — привлекла внимание Адэлис, как бы напоминая, что она сидит напротив, потому как пространственный взгляд молчаливого собеседника будто старался дать понять, что он ушёл глубоко в себя и позабыл для чего был сюда приведён. Андерс моргнул несколько раз, будто действительно возвращаясь из глубин своего подсознания. — Я прошу вас, давайте перейдём к переговорам. У меня, честно говоря, не так много времени.       — Согласен, — с усталым тоном заметил он, поведя рукой, отчего цепи звякнули и натянулись. — Чая с печеньем не хватает.       Адэлис ухмыльнулась и продолжила:       — Ваш вопрос, Андерс.       — Скажи, насколько верны слухи о том, что Эндерсоны являются самой противоречивой семьёй за многие столетия? Я говорю о том, что часть из вас маги да ведьмы, а другие охотники на всю водящуюся на земле нечисть.       — Они верны в полной мере.       — Тогда как умудрился выжить твой дед? — недоумевал мужчина, в чьих глазах вспыхнул яркий и жадный интерес. — Я изучал историю многих выдающихся и особо значимых семей для магического мира. В них, разумеется, входят и люди, и вампиры, ведьмы, оборотни да и прочие когда-то жившие или до сих пор проживающие твари. Мне известно, что семья Эндерсон славилась хорошими охотниками на протяжении многих веков. Не говоря уже о том, что они так же вошли в совет основателей города Мистик-Фоллс. Тогда, судя по историческим данным, твоему деду было около двадцати лет… — он задумался, прислонив указательный палец к подбородку, — кажется двадцать один год. Его отец был прирождённым охотником и ярым ненавистником всего паранормального. В связи с чем возникает несколько вопросов. Я, честно говоря, не верю, что он не знал о необычных способностях своего сына, а если знал, то, получается, умудрился скрыть всё это от совета, да и был ли он тогда таким ненавистником? Если не знал, то как смог отпустить сына? Ведь даже, несмотря на старания Джузеппе Сальваторе скрыть истинную правду о смертях двух сыновей, он застрелил их, хотя он был точно таким же ненавистником. Одним вопросом: как он выжил?       Говоря всё это, Андерс следил за мимикой на лице ведьмы Эндерсон, стараясь уловить малейшие изменения, но не увидел ничего, кроме удивления и непонимания, отчего он сам оказался сбитым.       «Не может же девчонка ничего не знать».       — Честно говоря, Андерс, я не знаю, что вам сказать. Вы правы в том, что моя семья действительно принадлежала к основателям города. Вы так же правы в том, что некоторые Эндерсоны выступали в роле охотников, свято веря в своё дело и цели… Но, что касается Джона, я, правда, ничего не могу сказать, потому что сама не знаю, — Фриберг неверующе нахмурился и склонил голову, как бы стараясь заглянуть в её душу. — К сожалению у меня было мало шансов пообщаться с дедушкой на тему нашего рода. В данный момент я вернулась в Мистик-Фоллс, чтобы узнать правду о себе, о своём роде, родителях… Я не имею ни малейшего понятия, как обстояли дела в тысяча восемьсот шестидесятом году. Я не знаю: знал ли его отец о даре; не знаю: в каких отношениях они были; не знаю: как он выжил в то непростое время. Как бы там не было, у Эндерсенов есть иммунитет к различным трудным ситуациям, которые могут угрожать нашей жизни. Даже если смерть преследовала его в то столетие, он умело избежал её.       Фриберг не смог подавить ухмылку.       — Верно. Твой дед ни раз избегал её, — он вздохнул, не скрывая разочарования. — Честно говоря, удивлён, что ты ничего не знаешь. Сначала я подумал, что ты лжёшь.       — Мне нет пользы ото лжи, в прочем, как и вам.       — Однако, — не собирался униматься колдун, — известно, что его сын женился на Дарсии Бранс, нынче носящая фамилию вашего рода, — колдун заметил, что челюсти ведьмы напряглись, а взгляд вспыхнул злостью. — Или уже нет… — предположил он. — Говорил я о том, что Брансы так же являются охотниками, которые веками на ровне с основателями уничтожали всех сверхъестественных существ. Ходили слухи, что Лаура и Эндриан Брансы не были дружны с Джоном Эндерсоном, однако брак детей допустили. Почему?       — Давайте я прямо сейчас наберу отца, и он сам всё расскажет? — предложила неплохой вариант ведьма, чувствуя себя на допросе, который уже начинал ей не нравиться. — Вы задаёте те вопросы, ответы на которые меня ещё пару месяцев назад не волновали от слова «совсем». Единственное, о чём знаю, это что дедушка и отец умело скрывали своё настоящее «Я», а знали о том, кто они такие на самом деле — единицы. Брансы не были в их числе. Видимо, потому и допустили, не решив препятствовать счастью молодых. Однако замечу, что исходя из недавно всплывших фактов, Брансы не любили присутствовать на мероприятиях, на которых присутствовали Эндерсоны. Единственное совместное мероприятие из последних — свадьба родителей.       — Любопытно… Любопытно… — пробубнил он себе под нос, постучав пальцами по подбородку. — С этим, пожалуй, можем закончить. Твой вопрос.       Адэлис прищурила глаза, не понимая, что из этих ответов колдун мог выцепить для себя. Все эти слова довольно поверхностные, мало чем подкреплённые, а его они устроили. Это казалось странным, хоть и в душе радостным, потому как Лис совсем не нравилось говорить о своей семье, но она знала, на что шла.       Элайджа же тоже стоял с неким недоумением на лице, а вот Тристан вслушивался в каждое слово, запоминая всю информацию.       — Вы потомок одной из древнейшей линии скандинавских ведьм и колдунов, — она не спрашивала, а уточняла, а губы Андерса растягивались в самодовольной улыбке. — Судя по вашей мощной, жестокой, беспощадной, хитрой, но при этом тайно желающей власти энергии, смею предположить, что вы потомок Харальда или же Ивара. У вас весьма схожая энергия и мотивы. Пожалуй, вы все трое любили вершить то, что вздумается, хотя Харальда был весьма мудрым мужчиной.       — Ты его знала? — не удержался от вопроса Фриберг, в глазах которого заметались искры. — Прошу, расскажи!       — Я не могу поведать то, чего ты хочешь услышать. Я встречалась с ним единожды в мире мёртвых. Он ждал своего часа перерождения, но, как и многие скандинавы, да и воины в целом, был обречён на долгое скитание между мирами, пока час его не придёт. Харальда просился в другой мир, где хотел отмыться от грехов и отдать века службы одному хранителю, но он его не принял из соображений различий и отношения к другой фракции ведьм и колдунов. Кому он служил — не знаю, но тогда он ушёл очень раздосадованный, разгневанный и с тех пор он мне не встречался за все века, что я провела на том свете.       Андерс погрустнел, но угрюмым наклоном головы дал понять, что готов слушать дальше. Адэлис, в целом, и так поняла, что он является потомком Харальда, ведь отреагировал на него с таким интересом и блеском, как обычно, реагируют дети на достоинства и славу родителей.       — Так вот, знаю, что вы, скандинавы, пожалуй первооткрыватели действительно действующих магических ритуалов по созданию защиты, используя в них не только свою энергию, но и руны, которые были созданы, насколько я помню, в первом веке, — Фриберг вновь заинтересовался, уже догадываясь, к чему ведьма ведёт. — Я пыталась изучать их, пыталась понять их силу, научиться взаимодействовать и получать, разумеется, выгоду. В шестидесяти процентов случаев у меня это не получалось, руны либо отказывались работать со мной, либо вообще выводили из себя на физическом уровне. Я хочу узнать, как работать с ними и получить самый мощный ритуал защиты.       — Интересно, — Андерс откинулся на спинку стула, скрестив руки и ноги. — Кому же ты так дорогу перешла, что хочешь прибегнуть к столь серьёзной магии защиты и познать древнюю технику рун?       Эндерсон опустила взгляд, не спеша с ответом.       — Каковы твои истинные намерения, Адэлис?       Ведьма обратила на него решительный взгляд.       — Самые благородные: я желаю защитить семью и друзей, всех самых близких, которых не хочу потерять в этой войне, — Фриберг хмыкнул, запрокинув голову. — Вы думаете, я не осознаю, к чему всё это ведёт? Я всё понимаю. Понимаю даже больше, чем вы можете себе представить. Но делать шаг назад поздно, иначе снова пострадают невинные, либо близкие для меня люди. Единственное, что мы можем делать — это защищаться и биться. Биться умеет каждый, а вот заклинание защиты я хоть и создавала однажды, считаю его одним из лучших своих творений, но я знаю, что оно нисколько не сравниться с защитой викингов, но она не достижима для меня без наставника.       — А обычные люди? — кивнул он себе за спину, якобы на весь огромный мир. — Что будет с этими семью миллиардами сегодня, завтра, через неделю или год? Кто их защитит, ведьма? — Фриберг положил руки на стол, немного подавшись вперёд. Адэлис сглотнула, прикусив свой язык. — Неужели тебе их не жалко? Ты водишься с грязью, которая породила всё это безумство, что сейчас происходит в мире. В каждой стране, в каждом городе, деревне и на острове гибнут невинные от рук вампиров. Гибли всегда! Ты сотрудничаешь с ними! Почему? Почему ты помогаешь такому человеку, как Клаус Майклсон, свято веря в его политику и кровную месть? Ты, чёрт возьми, творение природы, которое должно наводить порядок в этом мире, а не загрязнять его ещё больше!       — Вы не вправе осуждать меня за мой выбор, — она старалась говорить спокойно, хотя ощущала, как терпение начинало трещать по швам. — Вампиры — не только грязь, как вы выразились. Среди них полно талантливых и добросердечных ребят, которых мне посчастливилось встретить за свою жизнь. Я была и останусь среди тех, кто будет защищать вампирскую расу до самого конца, — Андерс несогласно покачал головой, а Эндерсон сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладонь, доставляя боль. — Среди них не только мои друзья, но и моя семья, и от их рук невинные не гибнут. Каждый волен ошибаться. Не отрицаю, что каждый из них совершал ошибки, но вы покажите мне процентное соотношение между грязью, что навели ведьмы с колдунами и вампиры. Я могу поставить приличную сумму на то, что там будет примерно пятьдесят на пятьдесят, либо наша с вами раса как раз преуспеет в этом деле. Вы тоже убили невинного совсем недавно, смею напомнить. Я тоже убивала, причём как виновных, так и нет. Однако без невинных жертв никуда — всем колдунам и ведьмам об этом известно, хотя ни один наш поступок эта реплика не оправдывает. Не правильно, мистер Фриберг, судить одних по тем же поступкам, что недавно совершил сам. А что насчёт Клауса, так его я точно не стану обсуждать с вами. Скажу одно: во многом его политика мне близка по духу.       — А с виду ты весьма милая, — ухмыльнулся он, смотря на неё исподлобья.       — Внешность обманчива, в моём случае так точно.       — И всё же, — выпрямился он, постучав пальцами по столу, — почему ты встала на путь чернухи?       — Чернухи? — со смехом переспросила ведьма. — Вы, наверняка, имели в виду, почему я не испытываю святой веры в силу духов загробного мира и не приклоняюсь им каждое полнолуние, как церковники по выходным и праздничным дням?       — Что-то в этом роде.       — Потому что духи — более избалованные и тщеславные ублюдки, которые ничего из себя не представляли на Земле, но зато сумели добиться вершин на том свете, отказавшись от перерождения, заплатив большей частью своей человечности. Как известно, власть — губит людей, только иногда эта маска, если брать в пример материальный мир, подобный нашей Земле, а там — это никакая не метафора. Вам известно о том, что, чтобы что-то получить, нужно что-то отдать именно в приделах загробного мира?       Тристан ухмыльнулся, развернувшись спиной к окну, в которое Элайджа смотрел не прерывно, почти не дыша. Де Мартель же, кажется, стал понимать, что Майклсона привлекло в этой ведьме. Такой буйный нрав, ум, не говоря уже о красоте, действительно тяжело не заметить. Самого же Тристана больше цеплял её нрав.       — Наслышан, — отозвался колдун.       — Многие отдают как раз-таки человечную часть себя самого, не заботясь о тех близких, что так же разделяют с ними их бремя в мире мёртвых, отчего зачастую после страдают. А сила? Вы знаете, куда поступает сила, которую им дают ведьмы и колдуны, которые преклоняются им в нашем мире словно древнегреческим богам? Лишь часть этой силы, в процентом соотношении около двадцати и крайне редко достигающей тридцати идёт в завесу, в которую их заставляют верить. Я не наговариваю, она действительно есть и долгих лет ей жизни, однако этого ничтожно мало. Посмей сейчас кто-то провести ритуал по слиянию миров, так с вероятностью в восемьдесят процентов — как минимум — ему это удастся! Вы думаете, почему с того света так легко вернуть умершего? Всё из-за слабой завесы. Магия воскрешения могущественная, часто неподвластная и требующая огромной силы. И раннее ведьма отдавала большую часть собственной силы, что часто приводило к её смерти, если та не была достаточно сильна, чтобы оклематься. Сейчас этого нет. Духам всё равно, кто умер, а кто вернётся. Всё, что их интересует — их положение и власть в том мире. Остальную силу они забирают себе, ведь подпитываться чем-то тоже надо, ну и становиться могущественными, всевластными. Служить этим алчным и продажным уродам я не желаю.       — И всё же ты не можешь отрицать тот факт, что они поддерживают завесу так или иначе?       — Поддерживают? Вы это так называете? В лучшем случае палкой подпёрли на всякий случай. Отдавали бы они около семидесяти процентов силы, то я и слова бы не сказала, но всё равно прислуживать не стала бы.       — От чего же?       — Собственная свобода для меня ценнее всего. Я не желаю быть кому-то обязанной и бегать по чей-то команде, что-то там делать и кому-то преклоняться.       — Ну ведь и ты кому-то служишь, как однажды упоминала. Какому хранителю?       — Огненной стихии, — Адэлис заправила прядь волос за ухо, чтобы та сильно не закрывала её лицо. Андерс приподнял брови то ли в удивлении, то ли во вновь возникшем скептицизме, но задавать вопросы, как ни странно, не спешил. — И ни разу не пожалела о своём решении. Считаю, что сила Первородных Хранителей стихий куда честна и важна для жизни этой планеты. Они не зажравшиеся духи, которым только давай да давай, но в ответ ты не получаешь ничего.       — Любопытно, — задумчиво произнёс тот, поглаживая голливудскую бороду.       Фриберг, кажется, только что получил ответ не на один вопрос, а на целых два, ведь он знал, что Джон Эндерсон так же отвернулся от духов, выбрав путь одиночки, насколько ему было известно. И что-то ему подсказывало, что Адэлис разделяла взгляды с недавно умершим дедушкой.       — Так что, Андерс, я могу рассчитывать на вашу помощь с заклинанием и рунами, либо же моя точка зрения вам неблизка и аморальна, в связи с чем вы не захотите протягивать руку?       Дёрнув бровью, Андрес вернул на неё проникновенный взгляд. Помолчав некоторое время, он провозгласил:       — Мне не хочется осуждать твой выбор, который касается прислуживания одной из сторон. Однако, ты понимаешь, что я не согласен с твоей позицией насчёт вампиров. Говоря откровенно, уничтожил бы каждого голыми руками…       Усмехнувшись, Лис кивнула за свою спину, ощущая пристальный взгляд Элайджи.       — Я бы на вашем месте немного сдерживала свои порывы в присутствие первородного и его подопечного.       — Подопечного? — возмутился де Мартель, обернувшись на окно.       Элайджа ничего не ответил, силой подавляя широкую улыбку.       — И всё же твои мотивы мне близки, — признался колдун, подняв тоскливый и разбитый взгляд. — Нет ничего ценнее и важнее семьи, настоящих друзей… Я поведаю тебе о рунах всё, что знаю. Если стоящие за зеркалом будут снисходительны и принесут бумагу с ручкой, то даже напишу кое-что и зарисую. И, разумеется, я расскажу тебе о ритуале.       Адэлис засияла, на самом деле даже не ожидая такого снисхождения. Она была уверена, что Андерс откажется от сотрудничества. Однако она понимала, что, несмотря на свою радость, не может лишаться бдительности. Поэтому, взяв эмоции под контроль, она с благодарностью кивнула.       — Я рада, что вы пришли к такому решению, Андерс. Возможно, у вас остались ещё вопросы?       — Нет, — покачал он головой, любезно улыбнувшись. — Те, которые были, ты на них уже успела ответить. Однако замечу, что ты интересный собеседник. Я бы даже хотел побеседовать с тобой о магии в более обширном смысле, но правда в том, что мне эти знания уже никак не помогут.       Ведьма Эндерсон не понимала, почему Фриберг был так уверен в том, что он не выйдет из тюрьмы живым, и понимала, что рассчитывать на откровенность в данном вопросе ей не стоит. Андерс то и дело поглядывал на зеркало, презренно кривя губы.       — Андерс, — обратилась к нему Лис, сложив руки в замок, — прежде чем мы перейдём к вторжению в ваше сознание, пожалуйста, ответьте мне снова на вопрос: вы уверены, что отдавали отчёт всем своим действиям?       Элайджа поднял со стола блокнот с записями, готовясь всё записывать.       — Да.       — Вы не жалеете о случившемся?       — Нет.       — Но вы признаётесь в содеянном поступке и не отрицаете своей вины?       — Всё верно.       Адель тяжело вздохнула и поднялась со стула. Она обернулась на окно-зеркало, махнув рукой на себя, тем самым призывая кого-нибудь зайти. Дверь тут же открылась, и Элайджа с Тристаном зашли в хорошем расположении духа. Только де Мартель посмотрел на девушку не совсем довольным взглядом, всё ещё не прибывая в восторге от слова «подчинённого».       — Мы будем приступать к анализу, — оповестила их ведьма, снимая с запястья руки резинку, которую не было видно под тёмно-зелёной блузкой. — Записывайте всё, что я буду говорить или ещё лучше — включите диктофон.       — А нельзя сделать так, чтобы говорил мистер Фриберг? — уточнил Тристан, пока Элайджа присаживался напротив Андерса.       — Можно, но это его утомит, а вы и так его накачали непонятно чем.       — Ни непонятно чем, а соком лобелии.       Завязав низкий хвост, Адэлис, не желающая сейчас спорить, встала позади улыбающегося Андерса.       — Давайте так, — вдруг вступил в разговор заключённый, — если будет возможно, я постараюсь говорить. От меня в сотый раз требуют картины всех событий? — он повертел головой, скользя взглядом по всем собравшимся.       — Если вы сможете говорить, то да, — кивнул Элайджа. — Если нет, то от Адэлис требуется лишь подтвердить то, что вы были вменяемы, и что на вас отсутствуют признаки изменяющего сознание колдовства.       — Понятно… Что ж, я готов.       Ведьма Эндерсон немного растёрла ладони, встряхнула руками и затем коснулась висков Андерса, который в этот момент закрыл глаза, готовясь к погружению и вторжению в своё сознание. На мгновение она пересеклась взглядом с Элайджей, который с виду казался таким же собранным, вдумчивым, но зная его достаточно хорошо и чувствуя энергетически, Адель понимала, что он волнуется, ведь по-прежнему не доверяет заключённому. Всего лишь один кивок, который для Тристана мог означать, что Элайджа тем самым просил ведьму приступать к работе, но на деле этот жест совмещал в себе не только это, но и ещё просьбу быть осторожной, не рисковать в случае чего и даже в этом жесте Лис увидела не озвученные слова любви. Она ответила тем же: самый обычный наклон головы для Тристана, не понимающей техники их общения среди не особо доверенных лиц, но для Элайджи о многом говорящий и запоминающийся самим сердцем.       — Mintea ta este pură, nu împiedică venirea mea. Deschide-ți ușile magiei Mele, fii sincer. Răspunde… Arată… Spune…

* * *

      Мистик-Фоллс, поместье Сальваторе       Деймон и не помнит, когда в последний раз лежал на кровати так просто, ничего не деля и даже ни о чём не раздумывая. На соседней подушке лежала книга в кожаном тёмно-коричневом переплёте, выделяясь на наволочках нежно-молочного цвета. На тумбочке стоял недопитый бокал с бурбоном, который в последние минут двадцать оставался не тронутым.       После того как Стефан попал в плен, из которого его не удалось вызволить даже с помощью Александра, которому Деймон всё равно был очень благодарен за помощь. Однако, вернувшись в тот день домой, он вдруг почувствовал накатившую тоску и познал чувство абсолютного одиночества. В поместье стало непривычно тихо. Тишина, казалось, пропитала собой не просто каждую комнату, но и каждую щель. Она душила, сжимала в голове, а временами, как казалось вампиру, желала вытравить его из дома. Деймон привык, что, когда он просыпался, Стефан уже был в гостиной или библиотеке и перечитывал очередную любимую книгу в жанре триллера, психологии, драмы и романтики. Сам Деймон был фанатом разве что триллеров, ужасов и детективов, не любя драму и романтику. Ему этого всегда хватало в жизни. Но теперь, спускаясь утром вниз, что в библиотеке, что в гостиной — стояла тишина: камин не горел, на книгах начинал образовываться лёгкий слой пыли, а вместо хмурого, но такого родного братского взгляда старшего Сальваторе приветствовали хмурые тучи, безрадостный белый свет, лишённый даже одного лучика солнца.       Раньше бы он бегал от истинных своих чувств, отказываясь признавать, что скучает по младшему брату, его вечно хмурому и задумчивому взгляду, но сейчас Деймон спокойно сознаётся себе в этом. Как и в том, что это одиночество начинает не просто напрягать, но и пугать. Это не обычная, приятная тишина, которой хочется наслаждаться, погрузившись в раздумья на тему бытия, — это нечто другое: пугающее, нагнетающее, пробуждающее неприятные картинки в подсознании.       Деймон не знал, да и даже подумать боялся о том, что могут делать с пленниками в том злосчастном месте. Хотя больше ему казалось, что там всё спокойно и без крови, ведь Колу они нужны целыми и невредимыми на тридцатое число. Потому всё, что пленникам, в особенности Стефану, может угрожать — это шприц вербены, для поддержания состояния ослабевшего организма. Но почему тогда сознание упорно продолжает подкидывать ужасные и кровавые картинки возможных других событий?       Ни на какие другие мысли Деймон не мог отвлечься, продолжая думать о брате, мечтая оказаться на его месте, только лишь бы он был дома, в безопасности и не испытывал малейших страданий. Сальваторе боролся с желанием — сорваться и отправиться в этот лес, на ту поляну, чтобы вновь испытать удачу и попытаться спасти брата, но осознавал, что сделает только хуже ему, себе, да и всем остальным. Но сидеть, а точнее — лежать в данной ситуацией было худшей пыткой.       «Чтобы приоткрыть двери в иной мир, Колу нужны жертвы… Что, если мы не придумаем вариант, который может спасти моего брата, Рика и даже Локвуда? Что, если та наша встреча была последней? Либо же последнее, что я увижу, касаемо Стефа, будет его смертью?»       Деймон резко сел, потерев лицо руками так сильно, словно это могло прогнать изводящие сознание вопросы. Пальцы запутались в немного отросших чёрных прядях, крепко их сжимая, вызывая боль, но ей удалось заглушить навязчивый голос в голове.       Не оборачиваясь, Сальваторе чуть наклонился на левый бок, вытянул руку и схватил бокал с недопитым алкоголем. Не церемонясь, он в один глоток осушил его, чувствуя, как жидкость преодолела пищевод, даря тепло и покой. Возможно, это была психосоматика, но раз это помогало Деймону не слышать утомляющего и уже надоевшего голоса в своей голове, то он будет готов утопиться в этом бурбоне, лишь бы только не сойти с ума.       Обратив взгляд на панорамные окна, что открывали вид на лес, Деймон чуть поморщился от ярких лучшей света, но затем выдохнул, когда почувствовал дуновение из приоткрытой двери, что вела на балкон. Сейчас стало хорошо. И было бы славно, если бы это мгновение продлилось как можно дольше, но вампир понимал, что через минуту-другую нелюбимый голос вновь захватит его мысли, озвучивая все мелькающие в голове картинки. И, желая продлить тишину на подольше, он стал фокусироваться на ярком солнце, что так сильно слепило глаза; на чуть-чуть покачивающихся деревьях; пролетающих птицах и даже паре белок.       «Надо же! Братец ещё не всех распотрошил!»       Сальваторе усмехнулся. И вновь всё свелось к любимому младшему братишке. Устало вздохнув, следом он подумал:       «Да уж… Зря я отказался от предложения Кэролайн: позавтракать всем вместе с поместье Эндерсонов и там же провести весь день. Там бы я точно не скатился в эту хандру».       Сунув руку под подушку и вынув телефон, Деймон сначала подумал набрать вампиршу, но вдруг уставился на экран блокировки, смотря на сделанное фото с Еленой на свадьбе Аларика и Джо. Она нежно целовала его в щёку, в том красивом и таком нежном розовом платье, цветом напоминающее больше пепельную розу, который он не постыдился снять с неё, в прочем, как и она с него тот костюм в одном из сараев, в котором они посмели уединиться, чуть не опоздав на само торжество.       Счастливая, влюблённая, но при этом тоскливая улыбка украсила его лицо. Деймон вдруг почувствовал тягу в их фамильный склеп, в который он без лишней надобности отказывался заходить все эти три года. Ведь каждый раз его сердце разрывалось от боли и тоски, желания обнять её, услышать её дыхание, стук сердца, почувствовать губы и нежные руки, которые всегда ложились на его лицо, прежде чем накрашенные блеском губы соединялись с его в самозабвенном поцелуе. Но сейчас он и сам не заметил, как слез с кровати, сунул телефон в передний карман джинсов и через несколько секунд уже оказался у двери на первом этаже, что вела на выход.       «Блондиночке позвоню позже».       Бредя по лесу, Деймон впервые за долгое время фокусировался на окружающей среде: разглядывая верхушки деревьев, трепещущие от лёгкого ветерка — листочки, усмехался, когда видел прыгающих по веткам и земле белочек, которые, стоило те увидеть вампира — бежали кто и куда, боясь быть пойманными. Июнь был на редкость дождливым и тёмным месяцем в этом году, но этот день был особенно ярким и тёплым из-за палящего солнца и отсутствующих на небе облаков. Радовало Сальваторе лишь то, что хотя бы в лесу было прохладно. Всё же жар от солнца он не очень любил. По душе парню были больше холода.       Когда он дошёл до старинного кладбища, то так же не мог пройти мимо могилы Джона Эндерсона, задержавшись на минуту-другую. Ещё до того, как в городе появилась Адэлис, может, около года назад Деймон вспоминал о своём приятеле, с которым они не виделись много лет. Правда тогда он, почему-то, не вспомнил о той истории, в которой сам Сальваторе был свидетелем по спасению жены одного вампира из подобной комы. Тогда Деймон лишь ностальгировал, вспоминая их день официального знакомства в Бостоне, приключения уже за пределами этого города и многочисленные походы по барам. Сальваторе тогда даже признал себе, в далёком тысяча девятьсот шестьдесят первом году, что этот парень куда интереснее, чем ему казалось раннее, когда они жили в Мистик-Фоллс и виделись на балах по случаю тех или иных событий в городе. Являясь ещё обычным человеком, до знакомства с Кэтрин, Деймон никогда не проявлял внимания по отношению к Джону, который и сам старался держаться тенью на любом торжестве, в чём они часто были схожи. В лучшем случае по наставлению родителей, которые часто встречались где-то в холе того или другого поместья со своими детьми, они могли лишь поприветствовать друг друга кивками. Стефан же вообще в то время говорил, что Джон Эндерсон кажется ему странным, излишне замкнутым и подозрительным, тенью из угла наблюдая за каждым на встречах, словно стараясь всех прочитать только ему известным образом. В те времена Деймона забавили слова младшего брата, и лишь позже он понял — насколько Стефан был прав. Джон действительно считывал всех присутствующих, определяя угрозы, замыслы, наблюдал за разворачивающимися событиями там, где никто другой этого не видел. Он всегда просчитывал пять шагов на перёд, предпочитая всё держать под контролем. В этом, пожалуй, ему тогда не было равных. Вот только почувствовать угрозу для себя, которая в последствие свела его в могилу, Джон, увы, не смог, и Деймона это печалило. Ужасно расстраивал тот факт, что встретились они не в баре Мистик-Фоллса, а на его собственной могиле.       Потоптавшись перед могильной плитой, не отрывая взгляда от надписи «John Enderson», Деймон улыбнулся, в мыслях надеясь, что Эндерсону относительно спокойно на том свете, в чём он при этом почему-то сомневался, зная этого колдуна. Держа руки в карманах, Сальваторе пошёл дальше, оказавших у склепа через пару минут. Внутри небольшого каменного строения было ещё холоднее, чем снаружи. Лучики света проникали через небольшие витражные окна, попадая на лакированную крышу дубового гроба. Проведя по нему ладонью, Деймон открыл его первую часть, обратив всё своё внимание на Елену. Дыхание перехватило, а где-то посреди горла образовался царапающий до боли ком. Сердце почувствовало укол, от которого боль распространялась по всему телу.       Сколько раз за эти годы он винил себя в случившимся? Не сосчитать. Сколько вариантов в голове перебрал развития событий, если бы он всё-таки не отдал ей лекарство? Миллион. Сколько раз снова и снова убивал Паркера в мыслях перед сном? Бесконечное количество раз.       Иногда Деймону казалось, что за всё, что он сделал в этой жизни — он заслужил этой боли, потери, но порой это так же казалось несправедливым. Он задавался вопросом: «Почему она — ни к чему не причастная, ни в чём не виноватая?», а потом он вспоминал, как часто обходился не лучшим образом с такими же абсолютно ни в чём не виноватыми людьми. Ведь до приезда в Мистик-Фоллс Деймон сам был не лучше Паркера, а временами возможно хуже: он убивал невинных; питался кровью беременной женщины, которая отчасти приходилась ему родственницей; издевался над братом и его друзьями во все времена; готов был идти не по головам, а по трупам, лишь бы достигнуть свой цели любым путём. Даже вернувшись в этот город в двух тысячи девятом году, он был намерен уничтожить его, поставив на уши весь совет основателей, который до этого уже с десяток лет жил мирно и спокойно, зная, что все вампиры истреблены. Но, встретив её — Елену, доверившись брату и даже потихоньку проникаясь симпатией ко всем прочим его окружающим людям, Деймон понял, что более фантазии о крахе этого маленького, но живописного и богатого историей городка, — его не привлекают. Он полюбил его, жителей, а теперь и вовсе борется за его мир. Он стал тем самым героем с багажом тёмного прошлого за спиной.       Взяв любимую за руки, он закрыл глаза, спокойно дыша…       Если бы она только знала, сколько раз ему хотелось сорваться и начать творить беспредел, лишь бы заглушить боль от утраты. В особенности было тяжело первые пол года, которые были залиты выпитым бурбоном и поддержкой со стороны близких людей. Наверное, если бы не Стефан, Кэролайн, Бонни и Энзо, то его бы ни что не удержало — вновь бросится в омут кровавых безумств. А вопросом: «Как всё это объяснить Елене?», он бы задался лет через шестьдесят. После он и вовсе сумел найти своё спасение в виде поиска спасения для любимой. Казалось, что в этом деле он нашёл себя, смог заглушить боль хоть на чуть-чуть, до последнего не теряя надежду. Хотя он и видел на лицах друзей, что некоторые его мысли казались нереальными, несуществующей соломинкой, за которую Сальваторе старался ухватиться.       Сейчас он был на седьмом небе от счастья! Все его надежды, все старания найти выход из ситуации увенчались успехом. Конечно, кто бы мог подумать, что жизнь его снова сведёт с кем-то из Эндерсонов, но он до глубины своей души благодарен Адэлис за то, что она нашла тот самый ритуал и подарила его ему. Она даже смогла свершить, казалось бы, совсем несбыточную мечту и устроить им встречу в мире сновидений! Те чувства и эмоции, которые ведьма Эндерсон доставила ему своей помощью — Деймон никогда не забудет. Эти воспоминания он бережно сохранит в своём сердце — как самое драгоценное сокровище.       В последнюю неделю, видимо из-за приближающего астрономического события, он испытывал странные чувства, которые никак не мог объяснить и которые его пугали. Он смотрел на Адэлис с Элайджей и не понимал, какие чувства его одолевают: нечто похожее на ревность, непринятие, тоску… Но сейчас, смотря на Елену, он, кажется, наконец-то всё понял. Нет женщины дороже неё. Нет любимее неё. Нет той, с которой он действительно хотел бы связать свою жизнь вплоть до самой смерти. Он не готов стать смертным ради кого-то другого. Та мимолётная секунда страсти, которая больше двух недель назад промелькнула между вампиром и ведьмой — была прекрасна, глотком воздуха и коротким забвением. На тот момент нечто такое нужно было им обоим и они смогли дать это друг другу. Особенность Деймона заключается в том, что он привязывается к людям быстро, пусть и может не признавать это себе или другим. Адэлис — хороший человек, прекрасная подруга, и сейчас он признаёт себе, что боится потерять их связь. Он помнит, как всё начиналось. Помнит, как привёл её в склеп, как они стояли на могиле Джона, как он успокаивал её. Помнит, как сидя в заточение, в том самом подвале особняка Джузеппе, они играли в слова, смеясь, делясь воспоминания и разговаривая, пока их идиллию кто-то не нарушал. За короткое время эта ведьма смогла стать родным человеком. Раннее бы Деймон никогда такого не признал, но сейчас мог — причём с гордостью. Ему действительно кажется, что из-за последних событий они реже проводят время вместе, просто смеясь, выпивая и общаясь, что и нагоняет тоску. Но теперь, признав себе эти чувства, ему начало казаться, что груз с плеч начал падать.       «Я уверен, что у нас ещё будет время наверстать упущенное. Я рад, что смог разобраться в себе. Этот приход в склеп мне был необходим. Я начинал теряться в собственных чувствах и сомнениях. Сейчас же я точно понимаю что и к кому я испытываю. Елена — любовь всей моей жизни, как бы не было слащаво сказано. Адэлис — прекрасный и дорогой сердцу друг, опора, поддержка и просто человек, которому я обязан многим. Все эти странные чувства — какое-то дьявольское наваждение. Чёртовое Кровавое Суперлуние, будь оно не ладно».       Яркая улыбка, полная облегчения осветила его лицо. В серо-голубых глазах появился блеск, напоминающий душевное спокойствие и радость, после долгих душевных терзаний. Поправив длинные пряди тёмно-каштановых волос, Деймон наклонился, поцеловав любимую в лоб. Она спокойно дышала, никак не реагируя.       — Я люблю тебя, Елена. Через три дня ты очнёшься. Осталось совсем немного… — он провёл большим пальцем по её щеке. — Знала бы ты, как я жду этой встречи.       Деймон, помня слова Лис о том, что Гилберт освоила технику перемещения астрального тела между мирами, всей душой надеялся, что Елены нет за его спиной. Всё же он просил воздержаться от опасных перемещений, ведь ведьма так же объяснила: чем такого рода вещи могут быть опасны для не практикующей ведьмы. И пусть Елену такой назвать крайне трудно — почти невозможно — он мог допускать, что девушка хотя бы слышала его голос в том астральном мире. Правду он, к сожалению, узнать на тот момент не мог.       Выпрямившись, Деймон взялся за крышку гроба, медленно закрывая и до последнего глядя на любимую. Сейчас ему было хорошо. Направившись на выход, Сальваторе впервые чувствовал такую лёгкость от посещения склепа. Ему хотелось улыбаться, веселиться, сворачивать горы и всё в том роде! Так хорошо ему не было давно.       Как только он пересёк порог склепа, вновь оказавшись в лесу, достал из кармана телефон, ища в контактах номер Кэролайн. Найдя, он нажал на вызов и прислонил телефон к уху. Обычно Кэр отвечала быстро. Этот раз не стал исключением и уже после второго гудка Деймону ответили.       — Деймон.       — Предложение пообедать в силе? — решил он тут же перейти к делу, услышав смешок Кэролайн и поблизости находящегося Клауса.       — Вполне. Саманта решила сегодня не ехать на работу и в данный момент проводит совещание в кабинете, созваниваясь с коллегами по Teams. После мы собирались пообедать.       — Прекрасно! Скоро буду. Новостей из разных участков США не было?       — Никаких.       — Ага, — послышался голос Клауса. — Кроме тех, что мой брат проводит допрос какого-то сумасшедшего колдуна на пару с Лис. Насколько я понял, случай неординарный. После у них намечен курс на кладбище.       — О, как! — Деймон, находившийся в этот момент на кладбище, оглянулся. — Собираются навестить мертвецов или нарушить их покой?       — Зная своего брата и сестрёнку, сказал бы, что вероятнее всего второе.       — Они собрались на то самое кладбище, о котором говорил Дарен, — напомнила Кэролайн. — Думаю, она хочет проанализировать местность на наличие энергетических печатей, которые могли возникнуть после воскрешения вашего со Стефаном отца.       — Круто. Будем надеяться, что им удастся найти хоть что-то, что может натолкнуть нас на нужный путь понимания и решения насчёт интересующего меня, надеюсь, скоро убийства совсем не кстати вернувшегося отца.       — В теории его можно пронзить кинжалом Вечной Смерти, — предлагал Клаус.       — Нашёл, что по телефону обсуждать, — пробубнил Сальваторе. — В теории да, но тогда что: Лис, Кэр и Элайдже спать в обнимку с оружием, пока на нас вдруг не нападёт мой заскучавший на том свете папаша? Не самый лучший вариант, не находишь?       — Согласна, — поддержала Кэролайн. — Во-первых, лучше всего иметь запасной вариант на случай, если ни у кого из нас не окажется клинка. Этот вариант беспроигрышный, но не факт, что подвернётся выгодный момент. Во-вторых, Деймон, ускорь шаг. Поговорим обо всём дома.       — Так точно! До встречи.       Нажав на отбой, Сальваторе убрал телефон в передний карман и, насвистывая под нос мелодию, направился дальше по лесу. Ему всего-то нужно было сделать полукруг, прогулявшись по лесу, и тогда он окажется на заднем дворе Эндерсонов. Настроение было прекрасное, а обещало стать ещё лучше, ведь впереди встреча с друзьями.

* * *

      Вашингтон, квартира Вульфов       Лоуэль, наблюдающий за Марил, что крепко обнимала сына, в это время кривил губы и отворачивался к стене. Он не понимал, как она так просто могла ему доверять, не опасаясь за свою жизнь. Разумеется, он понимал, что Александр её сын, но данный факт никак не переставал делать его монстром, вампиром, кровососущим существом, которое убивает людей. Мужчина даже смотреть на него не мог. От одного вида Коулмана ему хотелось сорваться, подойти к нему и вонзить кол в бьющееся, но не человеческое сердце. Иногда Лоуэль и сам не понимал: откуда в нём такая ярость, такое не принятие, но одновременно с этим озвученные чувства казались верными, настоящими, частью его самого.       Ребекка, не мешающая идиллии сына и матери, спокойно попивала чай, изредка поглядывая на Александра, который сидел перед Марил на коленях, нашёптывая слова благодарности, любви и привязанности. Куда чаще Майклсон смотрела на Лоуэля, который ни разу не взглянул на неё за всё то время, что мама и сын уделяли друг другу. Ребекке было известно больше, чем всем остальным. Она понимала, что мужчину с неактивированным геном оборотня разрывают изнутри весьма неположительные чувства. Она даже признавала себе, что ощущала угрозу от него. Иногда ей казалось, что лежал бы где-то по близости кол, так мистер Вульф не упустил бы возможности пронзить им Александра. Девушка даже корила себя за такие мысли, думая, что стала особо мнительной на фоне приближающегося события, но чувства опасности и беспокойства никак не хотели отпускать. Бекка даже стала незаметно оглядываться, всматриваясь в самые отдалённые углы, так же уделяя внимание различным полкам, книжным шкафам и столикам где могло бы храниться оружие.       «Всегда знала, что паранойя Ника передаётся воздушно-капельным путём».       И, пока её взгляд устремился влево, исследуя в паре метров стоящий шкаф с сервантом внутри, она вдруг почувствовала, что рядом кто-то сел. Обернувшись, Ребекка пересеклась взглядом с Александром. Она помнила, каким он был встревоженным, когда они только поднимались, когда он стучал и ждал ответа, стоя с ней за дверью. Она помнила страх в его глазах. В пути Александр признал, что ему наиболее важно одобрение матери, её понимание. Он, конечно, готовился ко всему, но надеялся на лучшее. Сейчас же страх ушёл из его глаз, как и тревожность. Он совершенно точно лишился тяжкого груза на плечах, что Бекку не могло не радовать.       Вампир, довольно улыбаясь, вопросительно наклонил голову. Ему казалось, что Ребекка ведёт себя тревожно. Ей будто было сложно усидеть на месте. Но она кивнула, несколько нервно улыбнувшись. Александр не понял, что что-то не так, но снова насторожился, чего не выдал ни единой эмоцией. Его взгляд быстро скользнул за её спину, но он не увидел ничего, что могло бы вселить в Бекку тревогу.       «Разберёмся с этим позже», — подумал он про себя.       Впереди оставался самый главный разговор. Какие бы отношения не были у Александра с Лоуэлем, он считал нужным рассказать ему обо всём и предупредить. Конечно, он немного боялся его реакции, которая может быть весьма непредсказуемой, но иного выхода у него нет.       — Итак, — Александр поправил закатанные рукава чёрной рубашки, — осталась ещё одна вещь, о которой я обязан упоминать ради вашей безопасности, — Вульф смотрел себе на колени, но всё равно внимательно слушал. Марил, хоть и ощущала себя после разговора с сыном гораздо увереннее, всё же напряглась, ожидая плохих вестей. — И касается это в большей степени тебя, Лоуэль.       Мужчина поднял голову, вздёрнув левую бровь.       — Меня? Любопытно.       Александр достал из переднего кармана брюк сложенный в несколько раз листок с пятном стаи Мрака, которую сейчас из-за отросших волос не было видно у Вульфа. Мужчина перевёл взгляд на стол и потянулся за листок. Развернув, он увидел своё родимое пятно и с ещё большим непониманием уставился на вампира.       — Меня должно было удивить собственное родимое пятно?       Марил, скосившая взгляд, тоже ждала объяснений.       — Это метка стаи «Мрак», имеющая так же названия: «Мрак ночи» и «Мрак подлунной световой ночи»…       — Стаи — кого? — не понимала миссис Вульф. — Вампиров?       — Оборотней, — Александр перевёл взгляд на помрачневшего, но пока хранящего молчание отчима. — Много тысячелетий назад колдуны и ведьмы одного поселения нашли наскальные рисунки, которые хранили в себе таинство ритуала, который обещал по его свершению даровать силу, скорость, обострить органы чувств и подарить второе более мощное тело. Колдуны и ведьмы — люди весьма любопытные и падкие на исследования, если что-то находят, то по возможности сразу пробуют. Так и случилось тогда: в ночь полнолуния ковен тех ведьм и колдунов позаимствовали космическую силу одной из трёх лун, чтобы провести обряд. Как и было обещано в наскальных рисунках: ритуал подарил им второе тело, напоминающее волчье, только были они в несколько раз больше обычных волков: быстро бегали, лучше слышали, чувствовали, сохраняли разум человека и не нападали на людей. Они имели полную власть над сущностью волка и сущностью ведьмовской. Но через семь дней случилась трагедия. Сила была позаимствована у самой младшей из трёх лун — у Лели. Оставшись без нужной силы, лишённая поддержки, луна стала рассыпаться и сыпаться на землю, падая в моря и океаны, вызвав очередной Всемирный Потоп. Люди того поселения бежали за помощью к ковену, но те разводили руками, говоря, что они бессильны против таких сил природы. Им было не под силу подчинить водную стихию. Тогда было принято решение бежать в верх, к лесу и горам, и от туда, если вода продолжит затапливать земли, поднимаясь всё выше — телепортироваться на безопасные дальние земли, которых не затронет вышедшая из берегов стихия. К сожалению вода продолжила наступать и ковен перенёс выживших через портал на остров Буян. Ныне это территории Западной и Восточной Сибири. Жившие там колдуны, ведьмы и обычные люди стали помогать новоприбывшим, некоторым обрабатывая раны, которые они успели получить во время спасения. Два же ковена объединились на совете. Ковен Буяна хотел узнать, что пошло не так. Их мучили вопросы, во главе которых стоял тот — почему самая младшая из лун исчезла с небосвода. Стыдясь и каясь те колдуны и ведьмы рассказали о своём проступке, объяснив желание забрать силу Лели тем, что они беспокоились о собственной жизни, которая могла подвергнуться угрозе из-за мощного ритуала, который в последствие мог отнять большую часть сил. Ковен острова, что стал для них спасением, осудил «коллег», тем не менее позволил им остаться до тех пор, пока те не найдут для себя новые земли. Но силы природы оказались злопамятнее или, правильнее будет сказать — справедливее. Они решили наказать тех, кто вмешался в законы и своими руками погубил Лелю. Стоило свету Месяца коснуться голов стаи Мрака, как те повалились на землю с головной болью. Их тело начало трансформироваться, хрустеть, выкручиваться, а вопли заполнили собою всё поселение, пугая мирных жителей. Они не могли контролировать то превращение. Прежде они даже не испытывали такую боль. Им казалось, что они вот-вот умрут в агонии, пока тело окончательно не превратилась в волка. Лишившись так же контроля над волчьей сущностью, они разорвали с десяток невинных людей, пока не скрылись до наступления утра в лесу. А утром, вернувшись в поселение, выжившие люди, что смотрели на них со страхом, презрением, заметили на макушке, где они по вырывали себе волосы во время превращения это метку, — указал вампир на листок. — Это не просто родимое пятно, Лоуэль.       У Марил перехватило дыхание. Она положила руку себе на грудь, ощущая, что сердце забилось невыносимо быстро, а в рёбрах появилось колющее ощущение.       — Это ложь! — шипя, возразил мужчина, указав на Коулмана. — Это просто родимое пятно! Думаешь, будь я волком, я бы не знал об этом?       — Конечно, не знал, ведь ты ни разу не убивал. Убей — и проклятие появится. Единственное, что в данный момент есть в тебе от волка — это ярость, агрессия, неконтролируемая злоба, особенно во времена полнолуния. Ну и конечно, — Александр усмехнулся, указав руками на себя, — ненависть к вампирам. Наши природы несовместимы, противоречивы, силы по своему и между нами во все времена шли воины за земли, жизнь, власть…       — Какой бред… — смеясь, говорил мужчина, комкая лист.       Марил перевела взгляд за кресло, смотря на приоткрытое окно, стараясь фокусироваться только на свежем воздухе. Бредом этот рассказ ей не казался, а последние слова сына и вовсе натолкнули женщину на разные воспоминания, в которых Лоуэль из-за вспыхивающей ярости становился совсем неконтролируемым.       — Смысл мне обманывать? — не понимал Алекс, разводя руками.       — Чтобы оправдать моё разочарование по отношению к тебе, Александр, — выдал он, как казалось, разумный вариант. Коулман же рассмеялся, несогласно качая головой. — Скажешь, что я не прав? Ты столько раз разочаровывал меня: выбором профессии, предательством родины, конфликтами с Клиффордом, который и вовсе теперь находится чёрт знает где! — последние слова прозвучали криком. — Он, небось, сорвался в Россию, потому что поверил твоим сказкам.       — Только это не сказки. В сказках нет опасностей, нет боли и страданий и всё заканчивается хэппи эндом, а у нас, если им и закончиться, то ценой многих потерянных жизней, среди которых будут не только враги, но и друзья, любимые и может быть даже семья… — Он опустил взгляд, вспоминая, скольких они уже потеряли. Марил прикрыла глаза, лишь бы не давать волю фантазии, по-прежнему держась за сердце. Даже Ребекка опустила взгляд, вдохнув через рот. Не сосчитать сколько за тысячу лет она потеряла дорогих людей. — И Клиффорд об этом знает не по наслышке. Пока ты не знал о том, чем живёт твой сын, он познавал другой мир. Сейчас он находится в безопасности в другой стране, среди, надеюсь, сородичей. Да, он отправился разыскивать стаю. Он желает обрести себя. И какую бы боль не причинил мне его уход, я понимаю, что в данной ситуации — это наилучший выход, который обеспечит ему безопасность.       — Безопасность? — шёпотом переспросил мужчина, стреляя разъярённым взглядом на Александра. В следующее мгновение он резко вскочил с кресла, указывая на него пальцем. Коулман хоть и не встал, но напрягся, уперевшись левой ладонью в диван. — Где может быть безопаснее, чем рядом с семьёй? Затуманил ему голову… — он резко сомкнул губы, обрывая себя на половине речи. — Делай — что хочешь, но прежде верни мне сына!       Лоуэль уже развернулся, желая вернуться в кресло, но вдруг в спину ему прилетело:       — Нет, — мужчина развернулся на Александра.       — Ты смеешь ослушаться меня?       — Я не стану возвращать брата домой. Он останется в России до тех пор, пока сам не посчитает нужным вернуться.       Марил и Ребекка пересеклись тревожными взглядами. Они обе думали об одном, наблюдая за мужчинами, один из которых прожигал неродного сына разъярённым взглядом, а другой ожидал любой нападки, смотря на отчима без конфликта, с уверенностью в своих словах и выборе, что явно раздражало Лоуэля ещё больше. Ребекка же была готова подняться в ту же секунду, и если даже не влезать в конфликт мужчин, то хотя бы оттащить подальше Марил, которая не по воле двоих могла бы пострадать, попытавшись предотвратить любое дальнейшее развитие событий.       Лоуэль Вульф сделал два шага вперёд, остановившись рядом с Александром. Вампир неотрывно смотрел ему в глаза, не собираясь подниматься.       — Встань, — голос Вульфа прозвучал намного спокойнее, но с твёрдым приказом, который Александру не понравился. Вампир повёл бровью, по-прежнему продолжая сидеть. Ребекка же напряглась сильнее. Она накрыла своей ладонью руку Коулмана, желая удержать, либо дать ему время на размышление. Вампир же не повернулся на неё, хотя без внимания жест девушки не оставил. — Я сказал: встань с дивана.       Сжав челюсти, отчего черты его лица заострились, и даже взгляд приобрёл суровость и тень предупреждения, которая была адресована Вульфу, Коулман поднялся, огородив собой Ребекку. Он стоял ровно, держал руки в карманах и наблюдал, как кисти Лоуэля уже тянулась к воротнику его рубашки. Ребекка, понимающая, что дело идёт по очень тонкой грани, переместилась с Марил в тот момент, когда она была готова вскочить с кресла, опасаясь возможной драки.       — Миссис Вульф, прошу вас, не стоит, — шёпотом говорила ей первородная. — Вы можете пострадать не нароком. Они сами уладят конфликт.       — Ребекка, они же поубивают друг друга! — тем же, но уже встревоженным шёпотом ответила ей женщина, смотря на Ребекку до ужаса напуганным взглядом.       — Не думаю… — покачала она головой. — Но, обещаю вам, что если что-то пойдёт не так — я вмешаюсь и не дам никому из них серьёзно пострадать, — Бекка накрыла трясущиеся кисти рук женщины, тепло улыбнувшись. — Вы верите мне, Марил?       Поджав трясущиеся губы, женщина снова перевела взгляд со своих мужчин на Ребекку, которая сжимала её ладони в своих и едва заметно улыбалась, желая хоть как-то успокоить миссис Вульф. Марил за короткое время смогла немного проникнуться Ребеккой. Она показалась ей не только воспитанной и умной девушкой, которая открыто идёт на разговор, но и может поддержать любую тему. Миссис Вульф так же видела, как она смотрела на Александра: с какой теплотой и трепетом… От неё даже не укрылся недавний жест: когда Бекка накрыла своей ладонью руку её сына, желая приостановить от возможных действий. Марил видела её встревоженный взгляд, слегка даже напуганный. Она чувствовала, что её сыном Ребекка дорожит, и не верила, что они только друзья. Далеко не все друзья, по мнению миссис Вульф, смотрят друг на друга с таким трепетом, переживанием, поддержкой и теплотой, с которой обычно смотрят друг на друга влюблённые люди. У Марил не было причин не верить Ребекке, ведь она прекрасно видела и понимала, что они обе не желают кровопролитий. Поэтому на её вопрос она кивнула, без слов дав понять, что верит ей.       — Ты вернёшь моего сына, Александр, — приказывал он. — Чего бы тебе не стоило — вернёшь и скажешь, что всё это ложь, вся эта сказка о Мраке. Ты меня понял?       — Сказка? Как, прикажешь, убедить в этом представителя её клана и других оборотней? — вампир испустил смешок, решив пошутить. — О, ребята, всё это чушь! Вам лгали столько тысячелетий! Вы обычные дворовые шайки. Так, Лоуэль? Ты, выходит, со своей меткой на башке принадлежишь к этим же дворнягам.       От злости Лоуэль встряхнул Александра так, что того даже немного повело в сторону. Смотря в разъярённые глаза отчима, он был готов поклясться, что вот-вот из них повалит огонь, а из ноздрей пойдёт дым.       — Прекрати это баловство, парень! Я даю тебе сутки на то, чтобы ты вернул Клиффорда домой. Ясно?       — Не ясно, — покачал головой Коулман. — Не ясно точно так же, как и тебе, ведь я сказал, что он будет в России ровно столько, сколько сам посчитает нужным.       — Если на грош допустить, что твоя сказка — не вымысел, ты желаешь, чтобы твой брат стал убийцей? Чтобы наш с Марил сын испачкал руки в чужой крови и превратился в волкоподобное создание? Ты такой участи желаешь своему брату? — мужчина вновь встряхнул парня за шиворот рубашки, краснея от злости, он прокричал: — Отвечай!       — Лоуэль! — не выдержала Марил. — Прекрати! Отпусти его!       — Мама, не нужно, — Александр взмахнул рукой в её сторону, не сводя с отчима взгляда. — Я не хочу, чтобы он кого-то убивал. Однако, если этому суждено случиться — это случиться, там или здесь, и ты ничего с этим не сделаешь. Это поворотный момент, изменить который мы не можем, и тебе придётся с этим смириться, — Коулман слышал, как хрустела ткань его рубашки в крепко сжатых кулаках Лоуэля. Как вдруг Вульф занёс правый кулак над пасынком, желая его ударить и выместить накопившийся гнев. Ребекка надавила на плечи Марил, не давая ей встать. Сам же Александр спокойно проследил за рукой, что целилась ему в лицо, а затем перевёл взгляд на отчима, чья шея покрылась красными пятнами. — Ударь. Ты всегда не мог принимать правду и отказы, желая, чтобы всё было так, как только ты того хочешь. Не в этот раз. Я больше не стану прогибаться под тобой.       Лоуэля Вульфа затрясло ещё сильнее. Он вот-вот был готов разразиться криком абсолютной ненависти, но его кулак двинулся на встречу к лицу пасынка быстрее, чем он сумел произнести хотя бы один звук. Он предвкушал, как выместит на нём всю свою злобу, разукрасит лицо в тёмно-алый цвет, увидит синяк под глазом, буквально жаждал этого удара… Но ему не было суждено случиться. Буквально в паре сантиметров от своего лица, Александр остановил летящий в него кулак, сжав его своей ладонью. Его взгляд был холоден, лишённый любых остаточных родственных чувств. Сначала Вульф был сбит с толку, с непониманием смотря на свой кулак, который застрял в крепкой хватке Коулмана. Он не понимал, как Алекс может удерживать его лишь одной рукой. Он рассчитывал, что одного требовательного взгляда будет достаточно и пасынок его отпустит, но у Коулмана были другие соображения. Он скрутил Вульфа так, будто тот был преступником, переместившись с ним к стенке подальше от встревоженной матери, которую с трудом удерживала Ребекка, боясь большей силой причинить вред.       — Да как ты смеешь? Щенок… — рычал мужчина. — Я тебя…       Александр, поджимая губы, оторвал его от стенки и снова припечатал лицом, но уже куда больнее.       — Унижения твои надо мной кончились с этого дня. Я давно не тот пацан, над которым ты мог издеваться и не принимать его выбор. С этого дня, Лоуэль, мне плевать на твоё мнение, на твои разочарования, приказы. Я больше не стану подчиняться тебе. Ты больше не имеешь никакой власти надо мной… И над моим братом тоже, — Вульф попытался что-то сказать, но Александр снова впечатал его в стену, отчего вместо слов вырвался болевой стон. — Думаешь, будь ты ему важен, он бы уехал и не сказал ничего? Ошибаешься. Ты задушил его своей параноидальной опекой. Он сбежал от тебя. Какого это знать, что родной сын не выдержал твоего контроля и сбежал в другую страну? Ты можешь трястись над ним сколько душе угодно, но не забывай, что он тоже не маленький мальчик, причём уже давно. А совсем скоро этот мальчик может измениться до неузнаваемости.       — Он не сможет!.. — прохрипел мужчина, не имея возможности пошевелить заломанными руками.       — Сможет. Плохо его знаешь. Клиффорд при всех своих пороках имеет, как минимум, одно существенное достоинство, которого нет в тебе — он готов принимать реальность такой, какая она есть, пусть даже нереальную, сумасшедшую, опасную, но он готов принимать её, меняться, потому что захочет выжить. Ты же своим непринятием ставишь под угрозу мою мать. Думаешь, я допущу момент, который может навредить ей?       — Ты не заставишь меня стать этой тварью!       — Да как ты ещё не понял?! — прикрикнул Коулман, сжав руки отчима посильнее. — Я хочу, чтобы ты это принял и обезопасил нашу мать, покинув город. На даче у вас безопасно. Там давно стоит ведьмовская защита, которую пару лет назад поставила Адэлис, чтобы защитить вас от нападков наших врагов. Мне не нужно менять тебя, — Александр резко развернул его к себе лицом. — Я просто хочу, чтобы ты уехал вместе с мамой. Большего от тебя я не прошу.       Лоуэль перевёл взгляд на перепуганную и побледневшую Марил, которая то побеления пальцев сжала подлокотники кресла.       — Почему же твоя подруга тогда не поставила защиту на квартиру? — не без язвительности спросил он, не сбрасывая со своих плечей руки Коулмана. — Почему только на доме?       Александр покачал головой, удивляясь тому, с какой лёгкостью Вульф сказал об этом: будто поставить защиту так же легко, как дойти до холодильника в другой комнате.       — Потому что это не ваша территория. Поставить защиту на квартиру можно, но она будет куда слабее от той, что стоит на доме, — Алекс снова сжал его плечи, пытаясь всеми силами достучаться. — Можешь ненавидеть меня, отталкивать… Я всё понимаю. Это естественно для нас. Но, прошу тебя, я знаю, что ты любишь мою мать, что ценишь её и готов отдать ради неё жизнь. Ты доказал это раннее. Я прошу тебя, прислушайся ко мне: соберите свои вещи и покиньте Вашингтон этим же днём! С работой и прочим я решу вопрос. Я пришлю вам всё самое необходимое на тот случай, если по какой-то причине придётся выйти за безопасную территорию. Просто уедете. Квартира останется под присмотром, но если что, то вас не найдут. Вы останетесь живы, даже если весь мир погрязнет в крови и разрушениях. Если вернётся Клиффорд, я оповещу и вас, и его о вашем местоположении. Путь к дому не найдёт никто посторонний. Прошу, Лоуэль, поступи так, как я прошу, хотя бы раз в жизни, — он сжал его плечо, дополнив: — ради женщины, которая объединяет нас.       Двое мужчин обернулись на затаившую дыхание Марил. Она боялась проронить любой звук, с трудом разглядывая мужчин из-за скопившихся в глазах слёз. Поняв, что на неё смотрят, она подняла голову, часто начав моргать, тем самым желая прогнать скопившуюся влагу, и когда миссис Вульф это удалось, она увидела, какими потеплевшими взглядами на неё смотрели двое мужчин. Они не могли найти контакта друг с другом, но всегда объединялись ради неё. Лоуэль и Александр знали, как расстраивали Марил их конфликты и старались спорить друг с другом как можно меньше в её присутствие. И сейчас, несмотря на всё раннее сказанное, они оба понимали, что не хотят продолжать этот конфликт, который не приведёт к чему-то благоразумному. Их сердца сжимались от слёз в глазах женщины, которую они любили больше своей жизни, ради которой были готовы пойти на примирение друг с другом.       — Хорошо… — мистер Вульф выдохнул, потерев болевшие запястья. Александр перевёл на него взгляд. — Я сделаю… Мы сделаем так, как ты просишь. Ты согласна, Марил?       — К… — дрожащим голосом заговорила она. — Конечно! Если там будет безопасно, то я буду рада покинуть город.       Александр выдохнул, прикрыв глаза. Он поверить не мог, что у них всё получилось. Ребекка тоже просияла, убрав руки с плечей Марил. Она понимала, что всё закончилось и беспокоиться больше не о чем.       — Отлично. Тогда, — Александр прошёлся по гостиной, поправляя рубашку, — вы собирайтесь, а мы с Ребеккой заедем в наш офис. Я заберу от туда одну вещь и передам вам.       — Что за вещь? — спросил Лоуэль.       — Запасы вербены и пару заговорённых настоек на травах. Как я уже сказал, если вдруг произойдёт какая-то ситуация, из-за которой вам нужно будет вернуться в город, либо перебраться в другой, вам нужно будет обезопасить себя, а все эти предметы смогут гарантировать вам безопасность. Когда мы всё привезём, я дам подробную инструкцию.       — Александр, — прозвучал голос Марил. Женщина трясущейся рукой поправила выбившуюся из причёски прядь. — А что может заставить нас покинуть город?       — Например, пожелаете доехать до супермаркета, либо, не отрицаю, что может случиться что-то, из-за чего вам придётся покинуть дом. Я, конечно, надеюсь, что этого не произойдёт, но и вы поймите: время близятся очень трудные, тёмные… Я уверен в защите, которую поставила Адэлис. Она вложила в неё все свои силы несколько лет тому назад. Но мы допускали, что в нашей жизни могут появиться враги, которые смогут найти лазейки к тому, чтобы ослабить защиту и в последствие разрушить. Как бы сильно заклинание не было, если его хорошо изучить, то лазейку можно найти всегда. Поэтому готовым нужно быть ко всему. Но, откровенно говоря, процент того, что может что-то пойти не так, крайне мал, так что волноваться в данный момент точно не о чем. В любом случае, если вдруг что-то случиться, я непременно об этом сообщу и помогу вам перебраться в другое место…       Дальнейшие обсуждения были посвящены сборам и дороге. Лоуэль старался задавать наводящие вопросы, которые могли бы дать ему большей информации об открывшимся ему мире. Он, нечасто не ища обходных путей, спрашивал о вампирах, ведьмах и оборотнях: что им угрожает, что делает их сильнее, чего они бояться, что может нанести им вред. Александр либо игнорировал вопросы, либо давал понять, что для любой открывающейся информации — существует своё предначертанное время, и Лоуэль узнает всё, что его интересует ни раньше наступления этого срока.       Однако долго эти обсуждения не продлились, потому как Александр и Ребекка спешили посетить «офис», — каким его обозначил Александр, — но на деле это было дорого обставленное заведение для его вампирского клана, которое часто делили с ковеном ведьм.       Покинув многоэтажный дом, Коулман вдохнул полной грудью и затем с облегчением выдохнул. Самая сложная часть была позади. Разговор состоялся, хоть и не прошёл без сложностей. Конечно, он понимает, что Лоуэль ещё не раз захочет к нему вернуться, а в особенности к теме об укатившем в Россию Клиффорде, но Александр надеялся, что это будет не скоро, по крайней мере не в ближайшие часы.       В квартире он чувствовал, что стены давили на него, воздух словно был густой и с трудом проникал в лёгкие, но, выйдя на улицу, он наконец-то почувствовал лёгкость и упавший с души тяжёлый груз.       — Ты молодец, Александр, — прозвучал голос Ребекки за его спиной. Обернувшись, вампир наклонил голову, не понимая, чем заслужил похвалы. — Несмотря на открытые провокации со стороны Лоуэля, ты не поддался ни на одну из них, — усмехнувшись, первородная сложила руки на груди. — Я завидую твоей выдержки. У меня пару раз чесались не то чтобы клыки, но и кулаки.       — Понимаю, — кивнул он, отвечая усмешкой. — Но какой смысл был бы в кровопролитии? Мы бы только расстроили маму, а этого делать я не желаю. И к тому же, Бекка, сама подумай, чтобы мы донесли друг другу кулаками? — Ребекка многозначительно приподняла брови и качнула головой, давая тем самым простой ответ. — Вот и я думаю, что ничего. Знаешь, сколько раз были подобные разговоры, но на другие темы, которые заканчивались либо пощёчиной, либо его грубой хваткой в районе воротника моей рубашки? — он рассмеялся. — Не сосчитать. Мы не слышим друг друга, а если и слышим, то это большая редкость. Объяснение этому, как ты понимаешь, я уже дал.       — И тебя это правда больше не расстраивает? — Бекке было тяжело поверить в раннее сказанные слова о том, что слова сказанные Лоуэлем более для Александра ничего не значат.       Вознамерившись дать ответ, Коулман уже приоткрыл рот, как увидел за спиной первородной две пожилых женщины, которые остановились у подъезда и с тревогой посмотрели на вампира и его спутницу. Сначала Александр был намерен поздороваться, прежде кивнув соседям родителей, но те лишь зашептались, делясь друг с другом беспокойством, тревогой и колющимся сердцем из-за недавнего эфира, который раскрыл миру глаза на живущих среди них монстров. Ребекка, поняв, что за её спиной что-то происходит, резко обернулась на старушек с крайне недовольным взглядом, который тут же смягчила, не желая пугать и без того встревоженных женщин ещё больше. Вдруг её локтя коснулась мужская рука. Коулман мягко подтолкнул девушку к её автомобилю, сказав почти на ухо:       — Продолжим наш разговор в машине.       Согласно кивнув, молодые люди сели в красный кабриолет. Ребекка не стала опускать крышу, пожелав оставить их разговор и присутствие в Вашингтоне конфиденциальным. Задав в навигаторе нужные координаты, они тронулись с места, и тогда Майклсон спросила:       — Кто они?       — Та, что с седыми волосами и короткой стрижкой — миссис Кларк. Овдовела пару лет тому назад. Муж стал свидетелем одного происшествия в городе: увидел, как вампир из враждующего с нами клана, который живёт за городом, решил полакомиться одной девушкой. Мужчина, несмотря на страх, хотел ей помочь. Он не понял, что из её шеи высасывают кровь, лишь видел, как жертва дёргалась и старалась выбиваться до того, как обмякла, но сделать, понятное дело, ничего не смог. А та, у которой длинные седые волосы — мисс Лопес. Развелась с мужем около двадцати лет назад. Есть дети, которые её неоднократно звали жить загородом, но та говорит, что, ни за что не променяет городскую жизнь на ферму и грядки. Ей около семидесяти, но женщина она заводная, многой молодёжи фору даст.       Ребекка усмехнулась, сворачивая на перекрёстке направо.       — Они хорошо знакомы с твоей мамой или Лоуэлем?       — С обоими, — кивнул вампир, доставая из бардачка пачку сигарет и коробок спичек. — Часто были на квартире, заходили попить чай, а миссис Кларк всегда приносила пироги. Видимо, они тоже уже видели новости и теперь смотрят косо.       — Ожидаемо, — пожала плечами Ребекка, краем глаза видя, как Александр приоткрыл окно и зажал между губ сигарету. — Насколько я знаю, пожилые люди особо верят тому, что говорят по телевизору.       — Это так, — не отрицал он, чиркнув спичкой, и затем подкурил. — Жаль, конечно. Хорошие женщины…       — Наверное… Повезло, что мир пока ещё не знает, как с нами бороться, многие подразделения охраняемых служб не уведомлены или не оснащены орудием нашего поражения, иначе, уверенна, они бы уже куда-то позвонили.       — Согласен, — Александр выдохнул сигаретный дым в сторону окна. — Однако, как ты понимаешь, это вопрос времени. Пока, даже если кто-то будет звонить, заприметив на улицах городов кого-то из нас, скорее всего звонки будут игнорироваться, либо службы будут ссылаться на ложные сведения о живущих в мире вампирах и других представителей магического сообщества. Понятно, что всё это будет лишь для отвода глаз и спокойствия мирного населения.       — Элайджа так же сказал, — Ребекка провела по волосам левой рукой, заправив прядь волос за правое ухо. Александр посмотрел на неё, понимая, что это явно не всё, что мог сказать первородный, который работает в особом отделе по борьбе с возникновением чрезвычайных ситуаций, созданных кем-то из магического сообщества. — Людям нужно будет время на перестройку своего мира, законов, навыков. Сейчас все копы, да и армия будет проходить особую подготовку по борьбе с нами. Разумеется, так же понадобиться время на её разработку. Брат делает ставку на предателей, которые захотят сотрудничать с правительством не только США, но и других стран, продавая сведения по борьбе с нами. Ник его поддерживает, да и я тоже. Всегда так было, когда где-то узнавали о нас. Раньше, правда, не было столько людей и слухи или достоверная информация не распространялась так быстро, но всё же пару раз представители нашего сообщества были не осторожны и люди узнавали о том, о чём не следовало. Раньше это решалось проще: закрывали поселения, собирали ковен ведьм и накладывали чары забвения не только на поселения, провинцию, но и целые города; а сейчас… — первородная тяжело вздохнула, — всех ведьм мира не хватит, чтобы стереть память у каждого человека на Земле.       Александр устало выдохнул, смотря на тлеющую сигарету перед собой. Свесив руку через открытое окно, он стряхнул пепел и вновь затянулся, выдыхая дым через нос.       — Да-а… — протянул он, почему-то почувствовав в сердце грусть. — Было проще… В любом случае вариантов у нас больше нет, да и не было в принципе. Было понятно и раньше: к чему всё это приведёт. Единственное, что мы сейчас можем — это устраивать ежедневно мозговой штурм, чтобы думать, как спасать не только наши задницы, но и мир в целом. Ясно же к чему всё идёт.       — Точно… — не могла не согласиться девушка, не менее тяжело и грустно вздыхая. — Не думала, что доживу до этого. Никогда прежде не задавалась вопросами: а что будет завтра? А будем ли мы живы через неделю? Что ждёт каждого из нас в конце пути? Причём пути у нас всех свои, несмотря на то, что мы идём рука об руку. Что ждёт моих друзей, братьев? Что будет с Элайджей, Ником? Их будущее пугает меня больше всего. Столько врагов себе нажили за жизнь. Что будет с Лис, Кэр? У них врагов не меньше, чем у моих братьев, в особенности у Лис, — Александр усмехнулся, услышав о своей подруге, прекрасно зная о её особенности: заводить врагов со скоростью света. — Я боюсь, — призналась Ребекка, крепче сжав руль двумя руками. Коулман резко повернулся на неё, неожидав такого признания.       — Чего, принцесса?       Ребекка не смогла сдержать улыбки. Это прозвище за прошедшие недели ей полюбилось настолько, что каждый раз сердце накрывало приятное тепло, стоило только этому обращению долететь до её уха. Но в следующий момент её губы дрогнули, а в горле заскребло. Она перевела взгляд на Александра.       — Смерти… — Александр раскрыл рот, не сумев произнести ни звука. Такого рода признание он не ожидал услышать от первородного вампира, учитывая, что их шанс выжить даже при складывающемся раскладе куда выше, нежели у самого Александра, Деймона, Стефана и остальных. — Я понимаю, что это глупо, но я боюсь. Все годы до этого я просыпалась с твёрдой уверенностью, что буду жить, и единственное, что мне могло угрожать — это клинок в сердце и сон на энное количество лет. И жизнь казалась проще. Сейчас же, как я и сказала, я не знаю, что может быть завтра, через неделю, а что будет через месяц или год — думать боюсь. Где-то в Румынии растёт дуб, который может нас убить. Любого из нас! Я просто не хочу умирать, не хочу терять братьев, девочек, друзей… Я хочу, чтобы мы все были живы, строили свои жизни, но я достаточно прожила и понимаю, что смерть будет забирать дорогих нам людей. Такие перемены в мире не обходятся без войн. Я стараюсь готовиться к этому заранее, но понимаю, что не могу. Мне больно от мысли, что любой из нас может уйти в один момент… Уйти навсегда.       Ребекка, смотревшая всё время на дорогу, говорила это как на духу, часто моргая и не позволяя слезам застилать картинку перед глазами. Александр, выслушав её до конца, выбросил в открытое окно недокуренную сигарету и затем закрыл его, повернувшись на девушку. Она по-прежнему не смотрела на него, сейчас даже старалась не моргать, боясь дать волю эмоциям и кому, что образовался в горле.       — Знаешь, милая, смерти бояться не стоит, — девушка хмыкнула, явно не соглашаясь. — Она — не конец нашего пути. Смерть — это только начало. Там, в ином мире, веря словам Адэлис и Кэролайн, люди тоже живут, развиваются, уходят в иные миры и продолжают своё существование там. Жизни нет конца. Да, мы скучаем по людям, которых когда-то потеряли. Это нормально, но пока мы живы и живы те, ради кого мы должны и можем жить — о смерти думать не надо. Только помяни её в суе и она явится! — взмахнул он рукой. — Она — непрошенный гость, а такого надо гнать, согласна? — Ребекка нахмурила брови, покосившись на Александра. Она не до конца понимала, к чему он ведёт. — Пока мы живы, в наших руках есть сила, которая позволит изменить будущее, которая может помочь спасти близкого нам человека. И пока в наших руках есть такая власть, мы будем и должны использовать её ровно настолько, насколько можем. И пока мы все рядом, — он перехватил её ладонь, которая потянулась к лицу, чтобы поправить волосы, — даю слово, я постараюсь сделать всё возможное от себя, чтобы мы понесли минимальные потери, — вампир крепко сжал её холодную ладонь. — Но и ты должна мне кое-что пообещать.       — Что?       Александр улыбнулся широко и так солнечно, что губы Ребекки против её воли сами стали растягиваться в улыбке, а на душе становилось спокойнее.       — Обещай мыслить позитивнее. Гони от себя мысли о смерти, поражениях, неудачах. Страхи так вообще блокируют наши возможности, загоняют в рамки, а это действительно приведёт к неблагоприятному концу. Мы же этого не хотим, верно? — она кивнула. — Как говорит наша общая подруга: мысли — это запрос во Вселенную: о чём думаешь, то и притянешь. Нам же нужно притянуть победу и удачу, поэтому мысли должны быть позитивные, и вера в себя должна быть на соответствующей высоте, поэтому, — он отпустил её руку и за подбородок приподнял голову, чуть повернув на себя, — выше нос и голову. Мы прорвёмся. Врагов разорвём, а потом устроим пир на весь мир, согласна? А там и, глядишь, свадьбы сыграем.       — Свадьбы? — удивилась Ребекка. — Кого с кем?       — Ну, — Александр деловито закинул ногу на ногу, устремив взгляд вперёд, пока они встряли в небольшую пробку, — тебе я предложения пока не сделал, — первородная засмеялась, отведя взгляд на дорогу. — Однако у нас есть Клаус и Кэролайн, которые в прошлом не успели сыграть свадьбу. Я требую вторую свадьбу Элайджи и Адэлис. Я желаю погулять, ну и сделать фотографию с Лис в свадебном платье. Я-то помню, как она громче всех говорила, что замуж никогда не выйдет, что не родился в этом мире мужчина, который достоин её внимания, — Ребекка засмеялась в весь голос, закрывая лицо рукой, — а теперь, оказывается, что она уже когда-то была замужем и бегает с кольцом на пальце. Ну, а там может ещё парочки появятся. Поэтому, мы обязаны одержать победу, спасти наши задницы и этот мир, а затем нагуляться вдоволь.       — Напомни мне, пожалуйста, о том, что Лис кричала громче всех, что замуж не выйдет по случаю её возвращения. Обязательно скажу Элайдже и посмеюсь над ней. Однажды она говорила то же самое, только в семнадцатом веке. Или лучше ей на второй свадьбе припомнить, как считаешь?       — Определённо, лучше на свадьбе, — поддержал Коулман. — Я тоже припомню, ибо эти слова были брошены в моём присутствии. Я и тогда ей сказал, что припомню ей эти слова перед алтарём. Она сказала, что я этого не дождусь.       — В своём репертуаре, — ухмыльнулась она, вновь нажав педаль газа. — А вообще, ты прав. Меня в последнее время накрывает какая-то хандра. Думаю только о плохом и загоняю себя в какое-то депрессивное состояние. Надо с этим что-то делать.       — Буду надеяться, что дорога пойдёт тебе на пользу, ну и наше небольшое путешествие в целом, а если нет, то мы что-то придумаем. Вянуть я тебе не позволю.       — Почему-то я в этом не сомневалась.       Вдруг в бардачке между ними единожды засигналил телефон Ребекки, уведомляя о пришедшем сообщении.       — Глянь, кто и что написал, — попросила она, не отрываясь от дороги.       — Уверена?       — Да. Мне нечего скрывать.       Александру хоть и было приятно такое доверие, но всё же он опасался увидеть имя Марселя, которого Ребекка упорно игнорировала уже не первый день, о чём напоминал даже Клаус. Однако интерес пересиливал нежелание увидеть на экране сообщение от официального возлюбленного первородной. Взяв телефон, Коулман ввёл пароль, который ему продиктовала Ребекка и заглянул в сообщения. К своему облегчению он увидел сообщение от горничной, которая по совместительству была нянькой на сегодняшний день для Аки. В сообщение Ребекку уведомили о том, что пёс чувствует себя прекрасно, бодр, весел и активен и, конечно, не позабыли о фотографии и видео, которое было оценено обоими вампирами.       — Так скучаю по своему мальчику… — вздохнула она. — Благо, он в порядке и не переживает из-за нашего отъезда и отсутствия вообще кого-либо.       — Он у тебя самостоятельный мальчик, — Александр заблокировал телефон, нажав на кнопку сбоку и убрал обратно в бардачок. — Приедем, пусть даже ночью, и если не устанем, то я был бы не против погулять с ним.       — Я не против. Ты, кстати, обещался продолжить наш разговор в машине, который прервал из-за соседок.       Из-за завязавшегося разговора на другую тему, Александр уже практически позабыл о своём обещании, но стоило Ребекке напомнить об этом, как воспоминания тут же вернулись. Он обратил на неё уверенный взгляд, ответив:       — Раннее я многое старался сделать, чтобы угодить Лоуэлю. Я до последнего хотел, чтобы нас связывали понимающие отношения, если не доверительные. По юности я вообще желал, чтобы мы стали значительно ближе. Конечно, я сомневался, что он всецело мог бы заменить мне отца, но я всегда принимал его. Я видел, что моя мать с ним счастлива и это было превыше всего для меня. Но, чем я становился старше, тем всё больше недопониманий между нами возникало. Его не устраивал мой выбор в девушках, выбор хобби, работы, университета, факультета — почти всего. Лоуэль хотел, чтобы я изменил, чтобы стал врачом, а не зажравшимся, по его мнению, адвокатом, которые готовы за хорошую сумму самого жестокого человека в мире оправдать и мать родную продать. Во всех моих девушках он видел ненадёжных, гулящих, желающих поиметь с меня только денег дам. Увлечение фотографией он и вовсе не понимал и не принимал, как и любое творчество. Говорил, что это не мужское дело — видеть во всём окружающем красоту. Говорил, что это лишь женский удел. Я же спорил и отстаивал свои интересы, своих девушек, свой путь. Ему это не нравилось. Раньше меня всё это задевало, я всегда во всём остальном хотел ему угадить, но мои принципы, моя жизнь — мне дороже и лепить из моего пути что-то своё кому-то другому — я никогда не позволял и не позволю. Лоуэль не любит, как ты уже поняла, когда ему не подчиняются, поэтому к двадцати двум годам наши отношения уже были в край испорчены. Я и сегодня не надеялся, что он меня примет с распростёртыми объятиями, когда узнает о моей сути. Просто это поставило окончательную точку. Я более не буду пытаться наладить отношения. Я буду его защищать лишь потому, что он так или иначе часть моей семьи. Более его слова меня не расстраивают и расстроить не могут, только если они заденут как-то мою мать или брата, а этого не будет. Он их любит и дорожит ими, за это я Лоуэля уважаю.       Ребекка какое-то время молчала, анализируя каждое слово Александра. Она прислушивалась к его речи, размеренному дыханию, обращала внимание на совершенно спокойный взгляд и поняла, что он предельно честен с ней. Он действительно более не испытывает огорчения и не желает угодить. Он лишь делает то, что должен, чтобы обеспечить безопасность своей семье. И даже несмотря на то, что раннее Александр во многом пытался угодить отчиму, Ребекку восхищала его смелость — идти против запретов, к своим мечтам и желаниям. Лоуэль, действительно, человек серьёзный, не любящий слышать пререкания и когда с ним не соглашаются, поэтому понимала, чем мог рисковать Коулман даже тогда, являясь совсем юным парнем с багажом малого жизненного опыта. Она всей душой рада, что он стал тем, кем хотел, и что не отказался от своего хобби.       — Я уважаю тебя, Александр, — вдруг сказала она, посмотрев на него после того, как завернулся на очередную улицу, проезжая шумный центр Вашингтона. — Уважаю тебя за твои взгляды, ценности, за твою смелость. Отчим у тебя, конечно, очень суровый. Я понимаю, чем ты мог рисковать, идя против его запретов, но меня восхищает то, что, несмотря ни на что ты продолжал это делать и добился того, чего хотел. Да, в жертву ты принёс ваши взаимоотношения, но, как по мне, это куда лучше, чем поломанная жизнь. Мне на это смелости не всегда хватало за всю тысячу лет, — Бекка усмехнулась, вновь встав на светофоре позади тройки машин. — Попробуй пойти против Ника…        — Да уж… Братец у тебя не менее, а то и более суровый, чем мой отчим, но даже он меняется, а Лоуэль… Вряд ли уже что-то поменяет его. Он человек, пусть и является носителем гена оборотня, но он не вампир, который мыслит и смотрит на мир под другим углом.       — А-а… — неуверенно протянул девушка, закусив губу, — почему он не принимал твоих девушек? Неужели они все были настолько плохими?       Александр хитро улыбнулся уголком губ, прекрасно прочитав между строчек ещё один вопрос: «А сколько девушек у тебя было?».       — На самом деле, девушек у меня было не много, — Ребекка хоть и не повернулась, но немного скосила взгляд. — Я однолюб. Могу долго любить одну, даже если она не отвечает взаимностью, а если строю отношения, то на долгосрочную перспективу, с целью построить семью, повидать мир и всё такое. Влюбляюсь я не в каждую, потому как сам вижу тех, кто заинтересован на мне лишь в не долгосрочной перспективе, либо, как говорил Лоуэль, хочет от меня денег или иной выгоды. У меня были отношения в школе, продлившиеся два последних класса и год после, затем чуть больше года на последнем курсе университета, и затем была Кэтрин.       — А Кассандра?       — С Кассандрой я начал отношения по глупости, когда отключил чувства, а потом не знал, как расстаться аккуратно и не разбить ей сердце. Знал, что она очень дорожила мной, любила. Я боялся причинить ей боль, которую когда-то причинила мне Кэтрин. До сих пор чувствую себя последним уродом.       — Только не говори, что винишь себя в том, что она выбрала столь негативный путь, который привёл её на тот свет.       — Отчасти, — пожал плечами Александр. — Она очень изменилась после нашего расставания. Тогда многое человеческие чувства, такие как: любовь, сострадание и доброта — были ей не чужды. Касс всегда отдавала предпочтение тёмным искусствам — это факт. Но всё же, думаю, мой поступок по отношению к ней стал неким спусковым крючком.       — Но при этом она взрослый человек, она понимала и, кажется, даже в последнюю минуту своей жизни не жалела о пути, который выбрала. Ты не должен себя винить. Конечно, то, что ты отключил эмоции — не поступок заслуживающий похвалы, но и винить себя век-другой, поверь, не выход. То, что ты тогда сломал: чью-то жизнь, чьи-то убеждения, чувства — это не восстановишь. Можно лишь построить новое и стараться не допускать прошлых ошибок.       Коулман улыбнулся, переведя взгляд на дорогу.       — Не спорю, поэтому активно работаю над своим восприятием к ошибкам прошлого.       — А Кэтрин… — не сумела промолчать Ребекка, мучаясь от любопытства. — Её Лоуэль тоже не принимал?       — Больше остальных. Её и Клиффорд не принимал, если помнишь мой рассказ, — девушка кивнула. — Только мама к ней хорошо отнеслась. Пока не слышал Лоуэль и Клиффорд, она говорила, что хотела бы погулять на нашей свадьбе, — от тёплых воспоминаний Александр захотел улыбнуться, но подавил это желание. — Она видела, что между нами было всё серьёзно, и была удивлена, когда в один момент всё изменилось. Думаю, теперь в её голове сложились многие пазлы.       Ребекка Майклсон прикусила язык, но снова не смогла удержаться от вопроса:       — Насколько серьёзно?       Александр повернулся на неё, замечая, как девушка крепко сжала челюсти и насколько изменился её взгляд, направленный на дорогу: стал резким, режущим, и, Коулман даже бы сказал — ревнивым.       — Разве это имеет значение? Это прошлое, Бекка, тем более мы с Кэтрин всё недавно решили и отпустили друг друга.       — Ты уходишь от ответа.       — А ты уверена, что хочешь знать ответ? — задал встречный вопрос Александр, встретившись с ней взглядом.       Ребекка закусила губу, пару секунд раздумывая над ответом, и затем, отвернувшись на дорогу, произнесла:       — Если бы не хотела, то не спросила. Мне правда интересно. Просто… Просто у меня никак не складывается образ Кэтрин с серьёзными отношениями. Она стольким парням жизнь попортила, столькими манипулировала ради своих целей, что поверить в иное сложно.       — Я не знаю, какой она была с вами, — дёрнул плечом парень. — Однако с уверенностью в девяносто девять процентов могу сказать, что никто из вас не видел её настоящей. Ты можешь спросить: «Почему я тогда уверен, что видел её настоящей». На что я задам лишь один вопрос: «Ты хоть раз видела её слёзы, её счастливую, а не хитрую улыбку, взгляд полный любви?» — Ребекка покачала головой. Чего уж лукавить, она считала Кэтрин бессердечной и хладнокровной стервой, которой в душе завидовала, ведь ей никогда не удавалось так крутить мужиками, как это делала Пирс. — А я видел. Она делилась со мной тайнами о своём прошлом, своими переживаниями, страхами, беспокойствами. Правда, как выяснилось недавно, не всем прошлым она поделилась. Она умолчала о вас, о Клаусе, который разыскивал её веками. Она многому научила меня, поделилась своим опытом, показала, как можно не выживать, а жить с вампиризмом. Она обратила меня, потому что хотела быть со мной долго, а я хотел увидеть мир, попробовать если не всё, то многое, ну и мысль о старение, если честно, пугала. Мы стали путешествовать вместе, отдыхать, даже углублялись в изучение вампиризма в одно время. Мы проводили вместе каждый день, жили в одной квартире. Разговор не раз заходил о свадьбе, а Кэтрин говорила, что никогда прежде не испытывала к кому-то таких искренних и чистых чувств, такой любви. Я знал, что это не ложь, чувствовал, видел в её глазах. Она становилась невинной девочкой, когда говорила о чём-то сокровенном, о том, что на сердце. В такие моменты всегда спадала маска этой, как её называет Деймон, холодной стервы. И если раньше я мучался вопросами о том: почему случилось всё так, в чём я был виноват, почему она могла уйти; то сейчас я просто рад, что смог дать ей возможность выдохнуть, почувствовать себя живой, любимой, важной те годы, что она провела со мной.       Ребекка закусила губу, опустив взгляд. Ей действительно было интересно услышать об этом. Многие говорят, что ворошить прошлое — не самое хорошее занятие, но она считала, что это необходимо. По прошлым поступкам можно узнать человека, понять, каким он может быть в дружбе, либо в романтических отношениях. Благодаря прошлому всегда можно понять, что этот человек может дать в будущем. Ребекка же не сомневалась в порядочности Александра, в его поистине светлой душе. И сейчас она снова завидовала Кэтрин, только уже не потому, что она кого-то охмурила, кем-то вертела и использовала в своих целях, а в том, что смогла найти человека, который не только полюбил её всем сердцем и был готов ради неё на самые безумные поступки, но и что она сама смогла на какое-то время возродить в себе ту самую маленькую девочку: ту самую невинную Катерину, которую когда-то уничтожил Клаус. И всё это благодаря Александру, который показал ей свою любовь, доброту, нежность и заботу.       Ребекка почувствовала тоску. Почему-то ей вдруг стало казаться, что она сама никогда такого не испытывала, что никто её так не любил. Сейчас, смотря на Александра, который всеми силами старался скрыть улыбку, говоря о Кэтрин, она всё равно видела и чувствовала — с камими тёплыми чувствами он отзывался о ней, об этом говорили его глаза. Она сомневалась, что хоть один из её возлюбленных, могли бы отозваться о ней в таком хорошем свете и с таким уважением, если бы были живы.       Ребекка одновременно испытывала обыкновенное женскую радость за Кэтрин, потому как о таких чувствах и отношениях может мечтать каждая женщина, но и при этом чувствовала грусть и не понимала, почему такого нет в их отношениях с Марселем. Никогда между ними не было ничего такого. Страсть? Всегда. Любовь? Раньше казалось, что да, была, но сейчас Ребекка её не чувствовала. Не чувствовала не только по случаю своего отъезда, но и ещё раньше, будто их любовь изжила себя. Уважение? Было. Забота? Всегда. Марсель всегда думал о ней, старался радовать, готовя то завтрак, то ужин, либо же придумывал, как разнообразить их рутину в свободное время от разных дел в квартале. И если раньше Ребекке казалось, что они шли рука об руку по одной дороге, то сейчас было понятно, что они идут по разным дорогам и, кажется, даже не смотрят друг на друга.       — Пожалела, что вопрос задала? — вдруг прозвучал голос Александра, заставив девушку вынырнуть из своих размышлений. Бекка посмотрела на него, наткнувшись на вежливую улыбку. Неловко улыбнувшись, она покачала головой, вновь вернув внимание на дорогу.       — Нет, — Александр приподнял брови, не очень-то в это веря. — Правда, нет. Я наоборот, откровенно, сейчас по-доброму завидую Кэтрин. Раннее я завидовала её навыкам, энергии, на которую мужчины слетались как пчёлы на мёд. Сейчас же я рада, что ей удалось почувствовать себя живой, счастливой и любимой благодаря тебе. Многие женщины об этом мечтают, но получают из этого числа своё счастье лишь единицы.       — Уверен, в твоей жизни появиться, а может уже есть мужчина, который сделает тебя счастливой. Для которого ты будешь не просто центром жизни, а его Вселенной. Ты будешь любить и будешь любима, вот увидишь.       Посмотрев друг на друга, на их губах растянулись улыбки. Ребекке согревали сердце слова Александра и вселяли надежду. Ей хотелось, чтобы всё было действительно так, как он говорит, но она не уверена ни в чём и не знает, чего ожидать от завтрашнего дня.       Через пять минут Ребекка припарковала машину двух этажного ночного клуба. Подняв голову, она увидела вывеску с Громыко говорящим названием «Horror Heroes», которая сейчас не горела. Александр постучался, и вскоре им открыл дверь лысый мужчина сорока пяти лет на вид. Обменявшись с охранником рукопожатиями, Коулман спросил, появлялся ли сегодня кто-нибудь, на что охранник ответил, что после смены не видел никого из его клана и колена ведьм. Александра это удивило, ведь к этому времени обычно уже кто-то появлялся. Заметив задумчивость на лице вампира, Ребекка поняла, что происходит что-то странное.       Поднявшись на второй этаж, их встретил пустой холл, в котором стоял лишь столик у стены и пару вазонов с цветами. Подойдя к двустворчатой тёмной двери, Александр толкнул её, открывая вид на просторное помещение, в котором всё ещё царила ночь из-за опущенных плотных штор.       — Пахнет как после недельной вечеринки, — Ребекка сморщила нос, чувствуя витавший запах алкоголя.       Александр, прошедший вперёд первым, дёрнулся, когда почувствовал, что раздавил что-то стеклянное своей туфлёй. Ребекка, нащупав на стене выключатель, нажала на кнопочки, наконец-то озарив большое пространство, которое было усыпано бутылками, конфетти, одноразовыми стаканчиками и бокалами. Александр замер, рассматривая весь погром. Он не узнавал их общее пристанище, которое никогда не вмещало в себе такой беспорядок.       — Оу! — с задором произнесла Ребекка, поставив руки на бока и поравнявшись с Александром. — Кажется, тут была вечеринка века. Обидно, что мы узнали о ней таким образом.       — Хотела бы присоединиться ко всему безумству? — с заговорщицкой улыбкой спросил вампир.       — Разумеется! В особенности, если здесь была людская кровь.       Вдруг справа, с зоны отдалённых диванов послышался храп и чей-то недовольный стон, больше подходивший женщине. Александр и Ребекка, конечно, среагировали на это, но прежде чем двинуться на звук, Коулман нашёл на барной стойке среди всего мусора пульт управления. Нажав кнопку, он посмотрел на шторы, которые стали медленно складываться и подниматься, постепенно заполняя пространство светом.       И теперь, имея наилучшую возможность разглядеть помещение при дневном света, Ребекка больше могла бы сказать, что это заведение напоминало ей ни клуб, а личные апартаменты, которые были адаптированы под тусовочную зону: практически с порога можно было попасть на стильную кухню с барной стойкой, в центре располагался танцпол с небольшой установкой для диджея, между танцполом и кухней так же располагался большой круглый стол, на котором сейчас было множество коробок из-под пицц и прочей заказанной еды, и так же было много пуфиков, которые будто откуда-то достали или притащили, потому что, по мнению Ребекки, эти предметы интерьера никак не вписывались в роскошную обстановку, что не скажешь о вместительных диванах, к которым уже направлялся Александр. Поняв, что она немного отстала, Бекка поспешила за ним.       Подойдя к диванам, они увидели компанию людей, в которой были как девушки, так и мужчины, спавшие чуть ли не друг на друге. Александр устало вздохнул, как и Ребекка ранее, уперев ладони в бока.       Поглядев около минуты на спящих, Александр отвесил пару пробуждающих пощёчин темнокожему парню, пробудив. Незнакомец сначала даже не понял, кто перед ним стоит, а когда зрение сфокусировалось на лидере и основателе их вампирского клана, то вампир вздрогнул, чуть ли не натянувшись как струна. Спящие в его объятиях девицы даже глаз не раскрыли, а просто отвернулись от слепящего солнца.       — Александр, мы тут…       — Мэдисон где? — перебил он его резким вопросом.       — Мы не виделись с вечера или ночи, — почесал он висок в тот момент, а взгляд его коснулся рядом стоящей Ребекки. — Мисс Майклсон, — парень, пошатнувшись, поднялся и адресовал ей лёгкий поклон, — рад видеть вас в наших апартаментах.       Ребекка приподняла брови, улыбнувшись опущенными уголками губ. Было неожиданно и приятно.       — Значит так, — Коулман поправил упавшую прядь волос на лоб, рукой убрав её назад, — всё это безобразие убрать немедленно! — он обвёл взглядом незнакомых мужчин и девиц, у некоторых из которых заприметил на шеях метки от укусов. — Можешь их загипнотизировать и убраться здесь. Понятно? Сотворили из этого места какой-то притон.       — Всё можно объяснить, — парень поднял руки в примирительном жесте, а Александр лишь махнул на него рукой, широким шагом направившись в другой конец апартаментов.       Ребекка нагнала Александра в тот момент, когда он открыл двери в просторный холл, из которых можно было попасть в приватные комнаты, часть из которых переделали под спальни и особые комнаты только для членов вампирского клана и ковена ведьм. Открыв предпоследнюю тёмно-красную дверь, Александр ворвался в очередную комнату, которая была всё ещё окутана мраком. На пару с Ребеккой они почувствовали в спальне запах алкоголя, табака, женского парфюма и, как бы сказала первородная, в воздухе так же витал запах бурного секса. Готовый ко всему, Коулман снова нажал на кнопку на пульте, направив те на шторы. Он уже знал, что увидит через пять секунд, когда в спальне немного посветлеет.       Поднявшиеся шторы осветили опочивальню, явив взору оттенки чёрного дерева и красного бархата. На просторной кровати с балдахином лежал Ральф Мэдисон, прижимая к себе обнажённых брюнеток, которые, подобно кошкам, свернули на его груди и так же тихо спали. Ребекка хоть и не считала себя ханжой, но почему-то скривилась от собственных мыслей, которые складывались в картинки того, что тут могло происходить в ночные часы. Александр же даже носом не повёл, вздохнул и громко обратился к спящему вампиру:       — Ральф Мэдисон.       Вампир, скорее инстинктивно, чем осознанно, присел, разлепляя сонные и залитые алкоголем глаза. Солнечный свет слепил. Мэдисон бормотал что-то не связанное. С трудом в речи не совсем отоспавшегося вампира Ребекка и Александр смогли разобрать мольбу о закрытие штор, стакане крови и явного недовольства. Спящие девицы тоже проснулись. В одной из них Александр узнал девушку из ковена, которым когда-то заправляли Адэлис с Кассандрой.       — Надо же, какие люди, — ведьма потянулась, совершенно не стесняясь своей наготы и игнорируя презрительный взгляд Ребекки. — Александр, давно не виделись, но видеть тебя — я рада. Правда, — она плавным движением руки перекинула вьющиеся волосы вправо и заигрывающе улыбнулась, — на вечеринку ты опоздал.       — А я вот несколько удивлён увидеть тебя, Филия, — он убрал руки в карманы, снова вздохнув. — Давно ты коротаешь вечера таким образом? — вампир кивнул на Мэдисона, который потирал виски.       Другая дама, не знакомая никому здесь, кроме самого же Ральфа, встала с кровати, обогнула Ребекку и принялась искать свою одежду. Ей не нравилось демонстрировать своё голое тело заявившимся молодым людям, чего уж точно не скажешь о Филии. Ральф возмущённо взмахнул руками, посмотрев на Александра.       — Беру от жизни всё, — повела ведьма плечом. — А ты… — обратила она внимание на Ребекку, — не думала, что когда-то увижу кого-то из первородных. Добро пожаловать в «Герои Ужасов».       — А я никогда не думала, что увижу полностью обнажённую ведьму с бьющемся сердцем, — съязвила Ребекка. — На твоём месте я бы надела что-то.       — Ты ханжа или страдаешь гимнофобией?       — Имею чувство такта.       Пожав плечами, Филия поднялась с кровати и стянула с подоконника шёлковый халат чёрного цвета, накинув прохладную ткань на горячее тело.       — Дамы, — обратился к ним Ральф, с трудом привыкнув к ярко-палящему солнцу, — прошу вас покинуть это чудное место. Меня ждут долгие переговоры.

* * *

      Нью-Йорк, кладбище Грин-Вуд       Около тридцати минут Адэлис мучала заключённого пытками вторжения в разум. И хоть Андрес дал своё согласие на вторжение в его разум — это не сильно облегчило последствия. В какой-то момент давления и слияния сил сосуды колдуна стали не выдерживать, из-за чего случилось внутримозговое кровоизлияние. Мистера Фриберга экстренно увезли на скорой, ну и вместе с пострадавшим и врачами отослали охрану. Как объяснил Элайджа, это делается для того, чтобы заключённый не сбежал. Выяснилось, что раннее осуждённые предпринимали попытки избежать наказания таким способом: воздействовали на себя магией чужого человека, блокируя естественные внутренние процессы энергообмена, попадали в больницу и за пару дней до выписки сбегали. С тех пор, если случаются подобные инциденты, то вместе с пострадавшим обязательно отправляются подготовленные ко всему люди.       Несмотря на нерадостный исход, Адэлис удалось докопаться до истины. К счастью или к сожалению, но слова Андерса оказались правдивы. Он действительно совершил столь противозаконный поступок, находясь в абсолютно вменяемом состоянии. Им не руководствовался кто-то свыше, из иных миров или на худой конец — кто-то из своих же. Эндерсон даже успела проверить чистоту его признания, убеждаясь, что он был честен в каждом своём слове.       Элайджу и Тристана порадовало то, что обвиняемый оказался полностью вменяемым, пусть у них остался вопрос: они не понимали, почему он долго разыгрывал спектакль и прикидывался неуравновешенным, когда все тесты подтвердили обратное. Возможно, это удастся узнать, но уже тогда, когда мистер Фриберг пойдёт на поправку. Мужчины подготовили все необходимые бумаги, которые вскоре будут переданы суду. Адэлис так же уведомили о том, что ей придётся выступить на суде со стороны эксперта. Эндерсон это удивило, учитывая, что она никогда прежде не принимала участия в подобных делах, но Элайджа пообещал ей, что никаких проблем не возникнет, и что он везде будет её сопровождать. Тристан подтвердил его слова, пусть и не отрицал, что возможно суд потребует её удостоверения как эксперта по работе заключёнными и, по словам де Мартеля, — это может стать проблемой. Элайджа же не был с ним согласен, сказав, что и это легко решить. Сама Адэлис хоть и испытывала лёгкое волнение, но верила Майклсону. Когда он говорил, что никаких проблем не возникнет и он всё решит — всё всегда так и было. У неё не было причин для сомнений или же желания проникнутся верой в слова Тристана.       Закончив с работой, они поспешили в одно место — на кладбище. Как сказала Адель, когда они только сели в машину — это не самое романтичное место для прогулок, но жизнь их такая, что прогулки по кладбищу являются чем-то привычным и естественным, временами даже романтичным и интимным. Прибыв на кладбище, Элайджа и Адэлис направились разыскивать разрушенный мавзолей, где в начале этого года воскресили Джузеппе Сальваторе.       — Надо было узнать у Дарена, как точно пройти к мавзолею, — вздыхала ведьма, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.       — Может, позвонишь отцу?       Первородный так же увлечённо рассматривал горизонты, но его взгляд вечно спотыкался о сотую, если не тысячную, могильную плиту, у которой лежали свежие ромашки и низкие ели, у которых были расположены лавочки. Элайджа, в прочем как и Адэлис, побывал за всю свою жизнь на многих кладбищах во многих странах. Кладбище в той же Румынии, например, были окутаны мраком даже утром или в разгар дня, часто на протяжении суток там сохранялся туман. В Англии некоторые кладбища схожи по своей атмосфере с кладбищами в Румынии, особенно если говорить о захоронениях в провинциальных городках, которые были основаны в средневековье. Находясь в Грин-Вуд ни Адэлис, ни Элайджа не могли отнести это кладбище ни к одному схожему по атмосфере, в которых бывали раннее. Здесь не было места мраку и негативу. Кладбище Грин-Вуд было пропитано умиротворением, спокойствием, тишиной, а единственными живыми звуками здесь были: пение ветра, шелест листьев и щебет пташек.       — Могу, — кивнула она. — Только давай прежде спросим у этой милой женщины, — кивнула она вперёд на приближающаяся к ним старушку в нежно-розовом свитере с V-образным вырезом и белых джинсах.       Элайджа согласился, приветливо улыбнувшись незнакомке, что так же улыбалась молодым людям, которые вдруг остановились и явно поджидали её.       — Не местные? — первое, что спросила женщина, улыбнувшись.       Первородный и хранительница переглянулись, а затем Элайджа сказал:       — Вы правы. Видите ли, — он посмотрел на её правую кисть, что сжимала небольшой букет ромашек, — миссис, мы ищем одно полуразрушенное строение.       — Вы имете ввиду мавзолей?       — Именно. И мы были бы очень вам признательны, если бы вы оказали нам помощь в его поисках, подсказав дорогу.       — Подскажу, конечно, чего уж мне… Уж точно не сложно, — женщина пригладила седые вьющиеся волосы. — Идите по этой тропинке до первого поворота направо, затем в гору и вы выйдете прямо к мавзолею.       — Благодарим вас, миссис, — выражая благодарность, Адэлис кивнула ей.       Элайджа, положив руку на спину ведьмы, ненавязчиво подтолкнул её вперёд. Они уже обошли женщину, когда та вдруг решила окликнуть их.       — Молодые люди, — пара обернулась, — а для чего вы разыскиваете это злополучное место?       — Злополучное? — переспросила Адэлис, получив кивок. — Почему вы так считаете?       — Так считает большое количество людей, проживающих в Нью-Йорке, а не только я, милая. Место это славиться дурной репутацией, — женщина сделала пару шагов к ним на встречу, понизив тон до полушёпота. — Поговаривают, что это место отмечено меткой дьявола, — Элайджа и Адэлис нахмурили брови, заинтересовавшись. — Поговаривают, что на этом месте когда была совершена великая жертва. Поговаривают, что совсем недавно в начале этого года на кладбище Грин-Вуд произошло что-то нечеловеческое, сверхъестественное. Иногда по ночам здесь можно встретить людей в мантиях, на их кожах есть странные отметины, которые иногда светятся разными цветами обозначающие что-то, — пожала плечами старушка, словно сама не знала, что это могут быть за метки и цвета. — Многие считают, что это бредни и сказки для детей и подростков, которые любят погулять ночью на кладбище. Многие взрослые специально рассказывают об этом детям, желая отбить у них охоту посещать это место, но запретный плод — слаще дозволенного, верно? — с улыбкой спросила она. — Со стороны это место может показаться райским, тихим, уединённым, всё это действительно так, если говорить о той части, где находимся мы с вами. Но то место несёт в себе иною энергию, оно пропитано энергией смерти больше, чем добрая часть всего кладбища, оно осквернено. На вашем месте, ребята, я бы туда не ходила.       — Скажите, миссис, — Адэлис виновно опустила взгляд, улыбнувшись, — простите, не могли бы вы назвать своё имя?       — Роуз Келли, милая.       — Миссис Келли, скажите, почему вы верите слухам?       Женщина опустила взгляд на ромашки, коснувшись подушками пальцев нежных лепестков. Солнечный блик отразился на её блестящем нежно-розовом лаке, как и в серебряном браслете с россыпью зелёных камней, которые составляли безупречную гармонию с изумрудными глазами.       — Если вы не торопитесь, то я могу поведать вам эту историю, но прежде мне бы хотелось присесть на ту скамейку под елью, — кивнула она себе за спину.       — Думаю, — заговорил Майклсон, переглянувшись с любимой, — мы с радостью послушаем вашу историю, Роуз.       Пройдя ко скамейке, женщина опустилась с тяжёлым вздохом, погладив ноющие колени. Адэлис смотрела на женщину внимательным, но и при этом межпространственным взглядом. Она задумалась: какого это — ощущать себя пожилым человеком с ноющими коленями, быстро накапливающейся усталостью, временами подводящей памятью и ослабевшим здоровьем? Прожив больше девятьсот лет, Эндерсон ни разу не задумывалась о том, какой она могла бы быть в старости: чем бы занималась; ради чего жила бы; какие цели преследовала… Смотря на Роуз, она почему-то виделась ей той самой доброй старушкой-соседкой, у которой всегда накрыт стол дома, на кухне пахнет свежим яблочным пирогом, чёрным чаем или кофе, а во всём остальном доме царит цветочный аромат от растений, который она выращивала сама. По своей натуре энергетика людей отличается от сверхъестественных созданий этого мира, лишь в некоторых аспектах она переплетается с людской, хотя по-прежнему остаётся наислабейшей в иерархии. Но энергетика Роуз была ведьме Эндерсон очень приятна, светла, притягательна…       — Не бойся, деточка, — Роуз широко улыбнулась, возвращая ведьму в реальный мир, — тебя это ой как не скоро коснётся.       Элайджа посмотрел на растерянную Адэлис, которая ответила Роуз смущённой улыбкой, неловко поправив прядь волос у лица.       — В старости есть свои плюсы, впереди всех который — время только на себя саму, ну или хозяйство — в крайнем случае. Дети и внуки разъехались, выросли и теперь строят свои жизни. Чего им до стариков, — и пусть Роуз говорила это навеселе, первородному, как и его спутнице, показалось, что за широкой улыбкой пряталась тоска по семье, а грустный, едва уловимый блеск в помутневших глазах будто подтверждал эти догадки. — А нам остаётся дом, кошки, собаки, кроссворды и огород. Ох, что-то я заболталась, извитие, молодые люди, гружу вас радостями жизни, до которых вам ещё топать и топать… — она положила цветы себе на ноги, не переживая, что может испачкать белоснежные джинсы.       — Что вы! — спохватилась ведьма, присев рядом. Элайджа проследил, как Адэлис ненавязчиво коснулась плеча Роуз. — Поверьте, иногда послушать об иной жизни очень интересно. Я ведь права, дорогой?       — Разумеется, — кивнул в знак согласия Майклсон. — У старших людей можно получить ценный опыт, даже являясь подростком, который потом сможет помочь во взрослой жизни.       — Тогда уж, мистер Майклсон, это мне стоит поучиться мудрости у вас, — улыбнулась ему женщина.       — Роуз, так вы знаете, кто мы? — спросила Адэлис, рука которой засветилась едва заметным желтоватым светом.       — Кто же вас теперь не знает, мисс Эндерсон.       — И, зная кто мы, вы совершенно спокойно пошли с нами на контакт, не испытав страха, — проговорил Элайджа, не понимая одного. — Почему? Люди боятся нас, те, кто верят. Значит, вы либо не верите, либо…       — Раньше я была тесно связана с вашим миром, — с тоскливой улыбкой вспоминала она. — Я не обладала какими-то особенными способности, либо же выдающимися. Во мне не преобладал ни один ведьмовской талант из таких как: возможность предсказывать будущее, возможность видеть жителей иных миров в месте аномальных точек. Я не умела говорить с животными или понимать их. Я умела делать многое, но по чуть-чуть. Чего бы я не делала, моя сила не росла, — Роуз вздохнула, опустив печальный взгляды на свои руки, — скорее наоборот — угасала.       — Такое возможно? — усомнился первородный, переместив взгляд на Адэлис.       — К сожалению, — безрадостно подтвердила женщина.       — Такое бывает, когда сила в роду очень слабая, — Адэлис подняла потухший взгляд на Элайджу. — На то есть достаточно причин, но самая наиболее вероятная — отсутствие колдунов и ведьм в роду более ста лет, при чём как со стороны матери, так и со стороны отца, потому как ведьмы и колдуны, в прочем как даже самые обычные люди, получают необходимые энергии не через один род, а через два — как минимум. Но даже в таком случае магия не пропадает, она просто слаба, потому что ничто её не питает, тем более если род был связан с работой на духов. Я лишь пару раз становилась свидетелем того, что сила покидала владельца, и каждый раз это было потому, что душа последнего колдуна покидала родовую ветку, уходя в иные миры, либо на путь перерождения.       Роуз Келли слушала девушку со всем вниманием, ведь никто из ведьм в Нью-Йорке так и не дал ей наиболее понятный ответ в её тридцать лет, когда она пыталась понять, почему перестала чувствовать энергию от земли, людей, вампиров и ведьм, буквально от всего, что окружает всех ежедневно.       — Да-а, — неуверенно протянула старушка, соглашаясь с Адэлис. Её слова откликались в сердце женщины. — Наверное, это так. Но я, к сожалению, даже не знаю, кто мог быть носителем силы в роду матери или отца. Ни у кого из них не было способностей, которыми была наделена я, — ведьма Эндерсон сделала поглаживающее движение по её плечу, покосившись на ещё ярче засветившуюся ладонь. — Когда я училась в университете, то познакомилась с одним парнем, он был вампиром. Это, конечно, было удивительно по тем временам!       — Верно, — согласился Майклсон. — Более старые вампиры в те времена уже многого добились в различных сферах жизни, в особенности, что касается трудоустройства и обучения, а молодые, понятное дело, боялись поступать, если раннее нигде не учились. Многие юные вампиры боятся навредить окружающим, в полной мере не научившись контролировать свои возможности.       — Вы абсолютно правы! — часто кивая, соглашалась Роуз. — Мой молодой человек долгое время по этой причине не мог поступить, но всё-таки жажда к новым знаниям в какой-то момент взяла вверх. И он, так сказать, выбрал наиболее непростой путь для себя. Мы оба учились на врачей, — судя по лицам Элайджи и Адэлис, миссис Келли поняла, что этим воспоминанием удивила своих слушателей, которые очень многое повидали в своей жизни.       — Не принимайте за оскорбление, Роуз, но мне хочется назвать его безумцем, — с усмешкой поделилась своим желанием Адэлис.       — Ничего страшного. Я, когда узнала, что он вовсе не человек, а вампир, который решил поступить на медицинский факультет, назвала его точно так же. Он же сказал, что всегда мечтал стать врачом, возможно даже изобрести какое-то лекарство или сделать сенсационное открытие, хотел помогать людям… Никакого открытия он, правда, не сделал, лекарства не изобрёл, но пока был жив, спас жизнь многим людям. Он спасал не только, как человек, но и иногда прибегал к запрещённому методу — вампирской крови. Причём он сам когда-то запретил себе лечить пациентов кровью вампира без чрезвычайной на то причины.       — И когда наступали эти причины? — полюбопытствовала ведьма.       — Когда на грани жизни и смерти оказывались беременные женщины и дети, — тут же ответила Роуз, посмотрев ей в глаза. — У него, как и у любого врача, было своё кладбище, но он делал всё, что мог, полагаясь на свой интеллект, умения и знания, чтобы спасти жизнь человеку. Я безумно его ценила за это. Он не был похож на вампира из кошмаров, скорее на принца со своим секретом за чёрной дверью.       Адэлис и Элайджу одинаково поразил человек, о котором они впервые услышали, но уже никогда не увидят. Тот вампир, без преувеличения можно сказать, был человеком с большим сердцем, необъятной душой. В его сердце жила большая любовь к этому миру и людям. Адэлис и Элайдже встречалось много человечных вампиров, которые даже спустя столетия после обращения продолжали ценить в себе то, что сумели сохранить от человека, которые помогали людям достичь высот в науке и совершать открытия. Однако вампиры в медицине — редкость или даже исключение из общих правил. На законодательном уровне в магическом сообществе Земли не существует правила, что вампирам запрещено становиться врачами, однако негласно так считали многие. Всего лишь потому, что многие врачи ежедневно работают с кровью, травмами, проводят часы в операционных, а запах крови — всё равно что красная тряпка для быка. Не выдержать в какой-то момент может даже старейший вампир, который, в особенности, долгое время не ел. Чтобы быть врачом, вампир должен обладать невероятной силой и выдержкой, чем несомненно обладал молодой человек Роуз Келли.       Элайджа, являясь первородным, всегда имел привычку сравнивать себя с другими вампирами и людьми. Он считал, что несмотря на возраст, он всё ещё может научиться чему-то у более молодых поколений. Свою выдержку и дисциплину он тренировал веками. Из всех Майклсонов Элайджа, пожалуй, наиболее был предрасположен к самоконтролю и дисциплине даже в те времена, когда был человеком. Это качество лишь усилилось с вампиризмом, но не сразу. Всё же он, поддавшись запаху крови, когда прибывал в новой форме всего неделю, напал на любимую девушку и, не рассчитав силы, отнял её жизнь. Но с тех пор, потратив не одно столетие на обучение, он смог научиться контролировать жажду, желание и силу. Сейчас Элайджа Майклсон не представляет себя без этого навыка — без вечного самоконтроля и дисциплины.       «Чёрная дверь… Это так знакомо…»       Майклсон отвёл взгляд, на могильные плиты за лавочкой, пока его любимая продолжала беседовать с миссис Келли. Но будто почувствовав перемену в Элайдже, Адэлис посмотрела на него. Она ощутила тревогу в сердце, словно её терзали непонятные переживания. Ведьма точно понимала, что эти чувства принадлежат ни ей, ни Роуз, чью душу она сейчас избавляет от болей, по-прежнему не убрав с плеча руку. Ведьма Эндерсон понимала, что переняла душевные терзания любимого на себя, но никак не понимала, что их могло вызвать. Почему-то она была уверена, что дело не в его временном недуге, а в чём-то более сокровенном, тайном, личном…       — … Ох, молодые люди, вы извините, что я заняла у вас столько времени, погрузившись в воспоминания и нагрузив ими вас…       — Что вы, Роуз, — с тёплой улыбкой обращалась к ней Лис, — мне было очень интересно послушать о вашей жизни, ваших избранниках, увлечениях, способностях. Вы интересный человек! — женщина улыбнулась настолько лучезарно, что улыбкой могла бы осветить самое тёмное помещение, лишённое дверей, окон и лампочек. Очевидно, подобные слова она давно не слышала, да и редко с кем говорила по душам. — Я с радостью хотела бы поболтать с вами за чашкой чая в уютной кофейне, а может даже попробовала бы поработать с вами в саду, хотя, честно, не люблю возиться с землёй, — Роуз любила садоводство. Ежедневная поливка цветов, выкапывание сорняков и посадка новых семян были для неё медитацией, способом разгрузить голову и отдохнуть. Она прекрасно понимала, что многим садоводство не нравится как раз по причине того, что приходится копаться в земле, но честно она ценила не меньше. Многие могли согласиться на занятие с клубами и грядками лишь бы добиться своих целей, а Адэлис явно была приятна компания Роуз, было интересно слушать её истории молодости. — Но, к сожалению, у нас есть дела, которые мы не можем откладывать. Вы хотели рассказать нам о том, почему верите слухам… — Адэлис сделала паузу, забывчиво улыбнувшись. — Хотя, полагаю, это не столь важно, раз мы узнали о том, что вы когда-то принадлежали к ведьмовскому сообществу. Но, возможно, вам есть что сказать о мавзолее?       — Чего-то конкретного и особо существенного — вряд ли, милая, — покачала головой женщина, заправив за ухо выбившуюся из причёски прядь седых волос. — По юности я пару раз приходила сюда, вернее туда, — махнула она рукой вглубь кладбища. — Мне не была близка энергия мёртвых, однако это место я любила. Я любила в позднее время прогуляться по дорожкам Грин-Вуд, поглазеть на могильные плиты, почитать эпитафии… Кладбище всегда заставляло меня задуматься о ценности жизни и таинственности смерти. Я приходила, чтобы разгрузить голову и найти для себя ответы, которые часто встречались именно на плитах, а не приходили неизвестным голосом в голову, — Эндерсон заинтересованно наклонила голову, улыбнувшись уголками губ вниз. О таком она слышала впервые. Лис была из тех ведьм и людей, которые любили побродить по кладбищу, прочитать те же эпитафии, имена и фамилии умерших, посчитать, сколько они прожили и сколько лежат под землёй. Однако ведьма Эндерсон никогда не приходила на кладбище для того, чтобы найти ответы. Это показалось ей интересным. — Одним поздним вечером я дошла до того места, которое вы ищите. Как говориться, задумалась, а ноги сами принесли. Тогда я увидела там скопление людей в красных мантиях, которые зачитывали текст на неизвестном мне языки. Это даже не было похоже на латынь, что-то наиболее древнее. Я скрывалась в тени деревьев, меня никто не увидел, но и что они конкретно делали — мне не удалось рассмотреть. Позже пару раз я приходила на то место, и каждый раз было такое мерзкое чувство… — женщина неосознанно вздрогнула, ощутив по спине пробежавший холодок. — Будто меня облили чем-то вязким и очень плохо пахнущим, испортившимся.       Адэлис не выглядела удивлённой. Она лишь тяжело вздохнула, понимая, что речь идёт о тёмных ритуалах, в которых дело не обходилось без жертвы и вмешательства опасных тёмных сил.       — Скверна, Адель, — единственное, что произнёс Элайджа, смотря в глаза ведьмы. В её взгляде он понял, что они думают об одном и том же.       Впервые за минут двадцать разговора, Эндерсон убрала руку с плеча Роуз. Ладонь тут же померкла, а привычное тепло пропало. Келли, после контакта с позитивной энергией Адэлис, которая буквально облегчила боль, накопившуюся за столько лет, почувствовала небывалый прилив сил, не ощущала груза тоски от всё ещё дорогих воспоминаний. И даже давно жившие в ней чувство одиночества испарилось. В изумрудные глаза снова вернулся огонёк и желание свернуть горы, заняться любимыми делами и провести этот день как-то по-особенному.       — Милая, — Роуз неожиданно взял Адэлис за руки, сжав так крепко, что ведьма даже удивилась столь крепкой хватке в её почтенном возрасте, — я не ведьма, знаю, но в тебе есть что-то, чего люди не обретают, прожив больше восьмидесяти лет. Возможно, я не права, и это лишь моя какая-то странность, но я чувствую твою мудрость, вижу её, когда смотрю в глаза. Движутся тёмные времена, настолько тёмные, что любой день может стать последним для многих из нас. Сила в тебе велика. Я чувствую её, несмотря на то, что лишилась части себя почти сорок лет назад. Помни, что с большой силой — приходит равноценная ответственность. Полагайся на разум, а не чувства. Разум не подведёт ни тебя, ни твоих близких. Я желаю вам удачи. И если вдруг что, то вы всегда можете разыскать меня. Я помогу, чем смогу.       Над словами Роуз Лис призадумалась уже в тот момент, но уйти в глубокие раздумья сейчас просто не могла себе позволить. Она достала из сумки две визитки и ручку, две из которых протянула Роуз. Одну она попросила оставить у себя, а на второй, на чистой стороне, написать домашний номер миссис Келли, с чем та в свою очередь с радостью поделилась.       — Позвоните мне, если почувствуете, что это необходимо, — говорила ведьма, поднимаясь с лавочки. — Я всегда доступна. Звоните, даже если чувствуете себя одиноко, Роуз. Я буду только рада.       — Мне не очень удобно, милая, — смущённо проговорила она, опустив взгляд на три ромашки.       — Бросьте, Роуз. Мне будет очень приятно. На расстоянии с сестрой вас познакомлю, а может, — она счастливо улыбнулась, — со всей нашей большой семьей. Обещайте, что позвоните, договорились?       — Договорились, — Роуз поднялась, протянув одну из ромашек Адэлис. — Мало ли этот цветок тебя когда-то выручит. Возьми мой подарок.       Рядом стоящий Элайджа, честно признаться, не понимал, как цветок может выручить, но он всегда в такие моменты смотрел на Адель, которая с большой благодарностью приняла дар от женщины. Она точно находила в словах Роуз истину. Смотря на них, Майклсон не понимал, почему ему кажется, что две души, познакомившиеся чуть больше двадцати минут назад, кажутся ему давно знакомыми. Возможно, ответ кроется в личном разговоре?       — Благодарю вас, Роуз. Вы позволите мне так же сказать пару наталкивающих на размышление слов?       — Разумеется! И зови меня просто Роуз, на «ты».       Эндерсон улыбнулась, но в следующий момент в её взгляде появилась серьёзность, с каким-то немым призывом к чему-то. Будто ведьма старалась уже что-то донести одним взглядом, не используя речь.       — Ты недооцениваешь себя, — откровенно выдала Эндерсон. — И в этом твоя ошибка. Я сказала, что магию можно забрать, но это не совсем так, — ведьма дотронулась ногтём до своего левого виска. — Можно заставить себя думать, что она ушла. На вид я молода, но по факту стара так же, как мой любимый, — кивнула она на потерявшего дар Элайджу. — Лишить род магии могут существа куда могущественнее только в том случае, если у этих существ был определённый договор с половиной твоего рода — это как минимум, и такие договоры заключаются только при жизни, а если с тобой никто подобного не заключал, то под раздачу люлей после чего-то косяка ты не попадаешь. Я просканировала тебя вдоль и поперёк, пока мы тут сидели. Ты умолчала о моменте, после которого ты поверила в то, что потеряла магию. Это не так. Магия — это ты сама. Она была в тебе до твоего рождения и будет в тебе даже после смерти. Всё только в нашей голове. Подумай об этом и о своих силах в целом, — Лис подмигнула ей, задним шагом поравнявшись с Элайджей. — Порой вера в себя — ещё большая магия. Хорошего дня, Роуз, и спасибо большое.       Элайджа так же попрощался с миссис Келли, приобняв Адэлис со спины. Они вдвоём ощущали ошарашенный взгляд женщины на себе, а его любимая так вообще светилась ярче звезды Сириус.       — Адель…       — Да? — девушка быстро взглянула на первородного и снова обратила внимание на ромашку в своих руках, которая так и приковывала взгляд.       — Ты ведь знала её, так? — ведьма приподняла брови, но улыбка с лица не пропала. — Вы встречались в одном из миров.       — Люблю твою проницательность, — сказала она, посмотрев на Майклсона. — Ты прав. Мы встречались в целых двух: в мире живых в семнадцатом веке и на нейтральной территории в мире мёртвых. В семнадцатом веке — это было ещё до знакомства с тобой и твоей семьёй. Я тогда была довольно юной. Она была всего-лишь соседкой, которая отказалась присоединяться к ведьмовскому ковену. В то время её звали Розаура. Она была большим специалистом в области души, ауры. Она умела лечить ауру, а уже через неё исцелять физическое тело. Очень и очень редкий дар. Даже в этом воплощение Роуз осталось такой же светлой, доброй… Всё не экологичное в магии ей чуждо.       — Естественная реинкарнация?       — Да. Она, как ты понимаешь, выбрала путь перерождения. Даже иронично, что в этой жизни она стала врачом, хотя своего истинного дара не раскрыла.       — Могу ли я спросить, почему она уверовала в потерю сил?       Адэлис остановилась, посмотрев на Элайджу с обнадёживающей улыбкой.       — Не знала, что ты стал столь любопытен, — Майклсон усмехнулся на это, так же слегка дотронувшись до хрупкого цветка. — Но ты же знаешь, что это как врачебная тайна. Я не могу говорить о личных вещах даже с любимым человеком.       Элайджа мягко подтолкнул любимую к себе, приложившись губами к её лбу. Каждый раз, когда первородный целовал Адель в лоб, ей просто хотелось упасть на мягкую кровать и забыться в моменте, просто закрыть глаза и раствориться. Такие мгновения счастья и невинной близости были для неё особо ценными.       — Я знаю… Пойдём.       До нужного места они шли минут десять, пока на возвышенности не показался мавзолей. С каждым шагом, Адэлис всё больше и больше начала ощущать скопление мощной негативной энергии, которая притягивала к тому месту. По сравнению с той частью кладбища, которую влюблённые оставили позади, здесь было прохладно, неприятно и липко. Создавалось ощущение, будто что-то невидимое касалось их, оставляя незримые отпечатки, которые хотелось смыть. Эндерсон даже начало потряхивать не столько от прохлады, сколько от неприятной энергии.       Перешагнув порог полуразрушенного каменного строения, Элайджа и Адэлис увидели стоящие на земле красные и чёрные свечи, которые почти полностью сгорели. На толстом слое пыли были заметны следы от самой разной обуви. На стенах и полу в некоторых местах присутствовала странная и засохшая чёрная жидкость. У одного такого следа Эндерсон присела, проведя над ним рукой. Ладонь тут же похолодела, заколола настолько сильно, что та даже покраснела, будто сотня иголок разом вонзились в плоть.       — Этому следу более пятидесяти лет, — изрекла ведьма, пока Элайджа ходил за её спиной, высматривая другие следы. — Отпечаток смерти и сливания насильственной жизни. Иначе говоря, кого-то или что-то возвращали из иного мира. Это явно не то, что мы ищем. Я не чувствую энергию Джузеппе в этом следе, да и по срокам серьёзный разрыв.       — Я думаю, что мы теряем время, а ты понапрасну тратишь силы, — Эндерсон поднялась, уставившись на него с укором. — Сама подумай: Джузеппе вернули к жизни в конце января, сейчас мы одной ногой стоим в конце июня. Судя по всему, собрания ведьм и колдунов здесь происходят часто, чему свидетельствуют многочисленные следы, которы выстраиваются по кругу. Имеются следы от костра и не начисто убранный пепел. Так же мы наблюдаем почти догоревшие свечи. Материальных признаков мы сейчас явно не найдём, Адель. Нужно искать либо что-то нематериальное, либо того, кто принимал участие в ритуале. Одну из тех дам.       Выслушав факты, Адель признала правоту Элайджи, но уходить так просто она не собиралась. Она желала докопаться хоть до какой-то сути здесь и сейчас. Просто так в большом Нью-Йорке они никого не найдут. Поэтому Лис приняла решение прибегнуть к магии хранителя, обострив свои чувства. Все хранители связаны единой силой, поэтому отыскать равного себе особого труда не составит, однако такой привилегией многие не любят пользоваться. А всё из-за того, что, как многим известно, хранители не особо дружны.       Засунув ромашку себе за ухо, а сумку отдав Элайдже, Эндерсон встряхнула руками, сбрасывая излишние напряжение и сложила руки точно поверх метки на груди. Закрыв глаза, она сфокусировалась на пылающем огне, на зудящем треугольнике под одеждой. Адэлис воссоздала образ Ароса, который является общим связующим звеном для всех хранителей огненной стихии. Представила, как много энергетических нитей исходит от него. Убрав сверху лежащую ладонь, ведьма начала сканировать пространство, мысленно пребывая так же в видениях прошлого. Она чувствовала боевую энергию той, которую желает найти. Лис видела длинные рыжие локоны, бледную кожу и ярко-зелёные глаза. Слышала, как Кассандра назвала её Фиби.       Нащупав нужную нить энергии, прочувствовав её сполна, Адэлис сорвалась с места, поспешив удалиться подальше от мавзолея. Элайдже оставалось поспевать за ней. Майклсон даже не задавал ей какие-то вопросы, зная, что это бесполезно, ведь пока она пытается удержать видения и энергетические ощущения, Лис буквально оторвана от любых звуков окружающего мира. Первородный не знал, насколько длинным будет их путь, а вот Адэлис чувствовала чужую энергию слишком явно, слишком близко, словно они находились в одном месте.       В какой-то момент их пути она произнесла:       — Рядом… Чувствую, что где-то здесь. Её энергия слишком явная.       Элайджа был осмотрителен и внимателен к различным звукам, но петляя через могильные плиты, он не видел никого живого. Это место, которое находилось на границе с лесом, было абсолютно безлюдным. И в какой-то момент Эндерсон замерла. Ведьма часто дышала и смотрела перед собой на раскинувшееся кладбище.       — Она меня почувствовала. След пропал, а она скрылась, — разочарованно выдохнула. — Чёрт!       — Послушай, — Элайджа накрыл её плечи, заглянув в глаза, — соберись. Ты же Эндерсон, не говоря уже о том, что Майклсон. Ты справишься. Сломай преграду.       Вдруг из тени со стороны леса вышла фигура в тёмной мантии поверх повседневной одежды. Элайджа стоял спиной, поэтому ничего не видел и не слышал, внушая веру в любимую девушку. Глаза ведьмы Эндерсон время от времени окрашивались в рыжий, пока мощный энергетический шар не влетел в пару с довольно большого расстояния, отбросив людей на десяток метров назад.       — Нашлась… — прохрипела Эндерсон, переваливаясь на бок и встречаясь взглядом с приближающейся фигурой.       — И для чего ты разыскивала меня, ведьма? — хранительница обращалась только к Адэлис, держа в руке огненную сферу.       Поднявшись на ноги одновременно с Элайджей, Лис оценивающе осмотрела девушку, сверкнув глазами.       — Не советую, — предупредила Фиби. — Я не прочь подпалить твои локоны. А ты, — она метнула резкий взгляд на первородного, — стой на месте, если не хочешь лишиться чего-нибудь как в средние века.       — Сомневаюсь, что тебе известны средневековые пытки, — с усмешкой ответил Майклсон, и так не собирающийся вмешиваться.       — Не знала, что молодые хранители стали так надменны, — стоило этим словам сорваться с губ Эндерсон, как её кожа тут же начала покрываться яркими трещинами, в которых бушевал настоящий огонь. Трещины шли от линии роста волос, по лбу, под глазами и скрывались под одеждой. Она раскинула руки, что приобрели яркое оранжевое свечение, и позволила им вспыхнуть. — Как ты смеешь бросать мне вызов?       До этого дня Майклсон не знал, что у ведьм бывает второй облик, и тем более не мог подумать, что его любимая владеет таким, и что-то ему подсказывало, что это не финальное её становление…
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.