Шаг, и другой, Судьбе навстречу... Пусть этот путь будет поперечным. (Земля Ветров - Судьбе навстречу)
Бранна инген Колхейн всегда знала, что где-то есть ад. Что ад её ждёт. Видно, дождался. Совсем недавно дева с азартом наблюдала за кулачным боем и страстно желала Тёмному лорду провалиться сквозь землю, а сейчас ей нужно было, ни много ни мало, предстать пред самим Богом. Чем могла закончиться встреча? Изгнанием. Унижением. Смертью. Бранна видела древних богов в пору их юности, но ни один не обладал такой мощью, как невысокая хрупкая эльдэ в белом. В доме первого мужа сын Божий укоризненно смотрел на сиду с деревянного распятия, но та и помыслить не могла, что сам Бог может во плоти явиться к своим детям. Душе хотелось сжаться в крохотный комок - девичьи ноги едва брели навстречу неизбежному... Ад стал настолько осязаемым и настоящим, что пробравшийся под платье холод ледяной удавкой захлестнул сердце, скрутив его в тугой узел дикой боли. Неужели всё правда – огонь, сера и железные оковы? Но нет, в Благом краю есть пытки получше. Например, вера в то, что Бранна инген Колхейн до конца времëн будет подле Келегорма... Всё семейство Тьелкормо было в сборе в гостиной, где внезапно стало светлее, чем до этого – от мерцания Камней. Финвэ выдвинул своё кресло в центр, чуть дальше от камина, и Мириэль с улыбкой села. Заметив руку мужа на спинке кресла, провела по ней ладонью: «Всё будет хорошо, аранья.» Бранна шла как будто на плаху, но не останавливалась и не порывалась убежать прочь. Если сейчас рассказать любимому всё с самого начала, не утаивая и не искажая ничего, лорд, конечно, спасёт её… Нет, нельзя. Келегорм первым проклянет её! Остаётся проститься - и идти на Страшный Суд. — Недолгим вышло наше счастье, мой лорд, — дева порывисто поцеловала руку любимого и замерла, словно в последний раз жадно вглядываясь в его лицо. — Я должна буду покаяться во всëм, что совершила, и мы вряд ли увидимся вновь. Прошу, помни обо мне. Если простишь... И знай - нет никого светлее тебя. — Что случилось, Прекрасная? — Тьелкормо в недоумении оглянулся на сиду, ощутив прикосновение к своей руке. Как будто в ответ на странные речи Бранны всхлипнул сын. — Что такого ужасного ты собираешься поведать Эру? — Я... не могу сказать. Келегорм, я... Нет, не могу, иначе ты будешь рад, что я уйду!.. — Бранна торопливо погладила сына по голове. Вот этих ясных глаз, серебряных кудрей – ей больше никогда не видеть. Никогда и навсегда – даже для бессмертных самые жуткие слова на свете. Вновь овладев голосом, прошептала: — Прошу, открой дверь. Я не смогу – страшно. — Не бойся, это моя бабушка, мать моего отца. Меня ж ты не боишься, любимая? — Турко привлёк к себе деву и с жаром поцеловал. — Ты богоравен, но всё же не Бог, — слёз не было, только кровь набатом стучала в висках. — Как хорошо, что ты ни в чём не виновен перед Небесами, счастье мое… – Эру – не Намо, Прекрасная. Ты не почувствовала, как они оба светлы – Мириэль и отец? — Как не почувствовать пытку огнём? Ты дал мне лишь малую часть пламени своего отца, — сын, успокоенный голосом Келегорма, затих. — Наш Мейо – воин, он не боится. — И ты не бойся - Единый милосерден, — Турко решительно шагнул пред очи Эру. — Вот моя избранница, а это мой сын! И я не отрекусь от них. Богиня-Мать восседала в кресле, окружённая светом, и невидимая сила удерживала на местах и плоть, и камень, и воздух в зале. Остальные здесь по сравнению с Богом, которого звали Эру, выглядели статуями, наделёнными чувствами и речью. Сида сделала последний шаг в ореол света и остановилась в ожидании смертного приговора. — Подойди ближе, Бранна инген Колхейн, — в воздухе замерцали огненные струны, а Эру просто улыбалась избраннице внука. Тьелкормо поднёс к бабушке малыша, и Мириэль ласково прикоснулась кончиками пальцев щечки ребёнка. — Благодарю за великую милость, — сида выталкивала слова, как стеклянные занозы, из горла. — Позволь говорить с Тобой в мыслях. Не все должны слышать, — Бранна попыталась в слепящем сиянии рассмотреть неземные черты лица, но от этих попыток взгляд только затуманился, а на глазах выступили слёзы. — Можешь разговаривать со мной мысленно, я услышу тебя. Ты поняла - твой путь в Ирландии закончен. И тебе самой, Бранна инген Колхейн, предстоит сделать выбор: остаться в Благом краю или присоединиться к духам, которые вольны следовать за моей Музыкой. Или противиться ей, создавая диссонанс, — лик Эру слегка омрачился. — Ты убивала, но мой внук показал тебе, какой бывает настоящая любовь. Бранна инген Колхейн, ты владеешь своей судьбой, не я. Твой измученный дух страдал тысячи лет. Он может остаться в телесной оболочке или раствориться в свете Негасимого Пламени. Я не тороплю, и никто не вправе. — Я выбрала. Выбрала давно. Но почему Ты не говоришь о каре для меня? Да, я убивала смертных, и невинных губила жестоко, а подлецов - слишком милосердно. Убила бы и лорда Келегорма, не останови он меня. Без ведома Твоего внука я сделала его своим мужем и пыталась зачаровать его. Теперь я всем сердцем желаю сгинуть его младшему брату. Всё ещё не лишаешь меня выбора, Эру Милосердная? — Множество духов попало в тенета Тьмы, Бранна инген Колхейн. Чью сторону ты выбираешь, когда настали времена исцелять зло, содеянное за множество веков? Ты до сих пор не ощутила, как изменился мир? Ты можешь сделать шаг в сторону Света или ещё глубже погрузиться во Мрак, но знай, что твой гейс потерял силу, когда ты встретила моего внука. — Это мне известно, Господи, иначе я давно была бы в Твоих руках. Как я могу… по собственной воле… оставить Келегорма? Уйти от лорда танцевать в холмы или петь в твоём хоре? Это невозможно, и только Ты в силах нас разделить. — Я вижу, ты сделала выбор. Единственный правильный для тебя, — Эру поднялась с кресла. Возложила руки на плечи сиды, заглянув бездонными глазами прямо в душу, в которой отказывали Бранне инген Колхейн христианские проповедники. Свет бурлящим потоком хлынул на деву. Бранна купалась в искрящихся золотых струях, танцевала средь них, черпала свет ладонями. Его было не просто вдоволь, а с избытком… Больше не нужно было клятв в верности любимому: чистый свет увлекал за собой, давал напиться и омыть лицо, как утренняя роса, и ради него хотелось искупить все грехи - только бы оправдать великое милосердие, дарованное Единым. А сколько её родичей жило во мраке, не догадываясь о таком блаженстве… Наконец связь, во время которой глаза девы горели неземным синим огнём, а губа была прокушена до крови, прервалась. Мириэль кивнула внуку, который крепко прижимал к груди улыбавшегося сына. Прошлась по гостиной, даря благость собравшимся, и, вернувшись к сыну, поцеловала Фэанаро в щеку: "Дорогой, ты позволишь нам с твоим отцом уединиться?" Заметив согласие, взмахнула рукой, и они вместе с Финвэ исчезли в потоке света. В наступившей темноте ярче вспыхнули внезапно сильно подросшие сильмариллы. Морьо, отчего-то совершенно спокойный за брата, не стал бросаться заранее заготовленными словами, что Мандосу наконец-то нашлась работёнка. Бабушка вселила в него надежду, что всё идёт к лучшему, но не тогда, когда нисходила в Форменоссэ, - она сама сейчас была этой эстель. Всем собравшимся в гостиной казалось, что Единый беседовал наедине только с ним. Когда Мириэль с Финвэ исчезли в потоке света, Тьелкормо торопливо передал сына подбежавшей Нэрданели и подхватил на руки покачнувшуюся Бранну: — Мелиссэ, с тобой всё хорошо?***
Бранна инген Колхейн открыла глаза в сердце благословенных земель, живая и не терзаемая ничем. Белый свет проникал под ресницы, её рука покоилась под чужой тёплой ладонью. Боли не было, но забытье оставило совсем немного мыслей, первой из которых была... — Келегорм? — Очнулась! — Турко с нежностью коснулся губами щеки девы. — Всë спала и спала... — Спала? Как долго? — встрепенулась сида. Разговоры с Богом, должно быть, дело утомительное... — Принеси мне сына - бедняжка сильно изголодался. — Я пытался тебя разбудить, но не смог, — Тьелкормо подал сиде не сына, а кубок с мирувором. — Подкрепись. Сейчас уже утро. — Это был мой лучший сон за всё время, что я живу, — дева жадно припала к кубку, вмиг опустошив его. — Прости, я не хотела такого... Остаток дня и целая ночь разлуки... — Думаешь, встреча с Эру тебе привиделась? — Турко забрал из рук Бранны пустую чашу и с осторожностью вытащил из колыбели малыша. — Иди, мой лев, вкушай свой завтрак! — Что ты, мой лорд, я не так самонадеянна, чтобы благословлять себя от Божьего имени. Иди ко мне, сыночек... — тот стал утолять голод так же охотно, как Бранна - жажду. А Тьелкормо блаженно прикрыл глаза, растянувшись на кровати рядом с сидой. — Свежий воздух вместо затхлости подземелий, прогулки к озеру – и ни один кошмар тебя больше не побеспокоит. Дождавшись, когда сын поест, отнёс малыша в купальню. — Пусть так, — Бранна улыбнулась краешком рта, оставшись дожидаться любимого в постели: и рада бы помочь, но не сейчас... Купая малыша, Турко заметил, что тот заметно потяжелел и подрос, прекратив быть бледной тростинкой, которую и в руки-то взять боязно. Завернув сына в большое полотенце, уложил рядом с Бранной, предоставив деве заботиться о сыне. Четверо младших братьев прошло через его руки - Тьелкормо всегда нравилось возиться с малышней. Время пелёнок скоро закончится, и карапуз начнёт шустро ползать по ковру. А в конце лета, на праздник Урожая сделает первые шаги... Сын сучил ручками, не давая себя спеленать, отчего-то прекратив быть послушной куколкой. На его беззубую улыбку Бранна ответила, но тут же закусила губу - она до сих пор не выучилась уходу за младенцами. Но вот малыш облачен во всё необходимое - это отняло целую бездну времени... Тьелкормо со стороны наблюдал за действиями девы, но когда сын стал похож на кокон бабочки, покачал головой и перепеленал его, оставив ручки свободными. Уложив рядом с сидой, вдруг достал тёплую одежду. — Уходишь? Куда? - Бранна приподнялась на локте. — Мы не виделись целую вечность, свет мой. — Как это не виделись? — Турко отвернулся к зеркалу, переплетая безупречную косу. — Я спал с тобой рядом, Прекрасная-как-серебряный-месяц. Отдыхай, набирайся сил, а я погуляю с сыном в саду. — О да, расскажи ещё, что дарил мне, безвольной, поцелуи, а я не отвечала, — дева разочарованно вздохнула. — Гуляйте, красавцы мои, только недолго - там холодно. — Не плачь, кроме поцелуев, ничего не было, - усмехнулся Тьелкормо, умело укладывая малыша в меховой мешок с капюшоном. - К тому времени, как мы нагуляемся, ты успеешь выспаться...***
Дверь хлопнула, разлучив Бранну с пуховой, по-королевски мягкой подушкой. Спать без тревог, как юная смертная дева, было прекрасно, но встречать лорда с сыном, бодрых и припорошенных снегом, - ещё радостнее. — Вы так скоро вернулись... Замерзли, должно быть? — Ты велела недолго, мелиссэ, вот мы и не долго гуляли. Мы разбудили тебя? — на сад успели опуститься ранние сумерки. — Словно только что вышли... - озадаченно протянула дева, забирая у любимого меховой сверток, в глубине которого светилось довольное личико. Йондо, верно, пошёл в отца - его тоже не брал холод, только щечки разрумянились. Вновь одетый в домашнее, сын с жадностью припал к груди сиды. Пока дева кормила малыша, Тьелкормо хотел сходить в донжон за ужином, но передумал: — Прекрасная-как-Телперион, ты хочешь пойти со мной на семейный ужин? Или мне попросить верных принести еду? — Прекрасная как кто?.. — переспросила сида и в ответ получила образ серебряного Древа. Ей ли сравниться с этой красотой!.. — Буду сопровождать тебя, свет мой, - не век же прятаться от семьи мужа. И ещë я отчего-то страшно голодна... — Вот и отлично! - лицо Тьелкормо озарила улыбка. Он споро помог сиде перепеленать сына и уложить младенца в колыбельку. — Оставим его здесь. Мейо нагулялся, должен крепко уснуть. — Уснёт, — вернув мужу преданную улыбку, Бранна сбросила длинную ночную рубаху и скользнула в платье цвета льна. — Странно, что есть хочется всё сильнее... Пойдём скорее, не будем медлить. — А ещё хочется танцевать, — накинув на Бранну меховую котту, Турко не удержался и поцеловал деву в шею, откинув в сторону её русые волосы. — Мы оба желаем одного, мой Светлый лорд, — выдохнула сида. — Но стоило тебе возжелать этого раньше... А теперь нам предстоит прождать целый ужин! — Пойдём, — Тьелкормо многообещающе усмехнулся. Поверх котты накинул на сиду свой зимний плащ и повёл по узкому мостику в донжон. Был свет далёкой луны и морозец. Был смутный заоконный гомон и смех верных во дворе. А смерти не было. И ада не было. На Форменоссэ тихо слетали редкие снежинки.