Даже пустынные лошади к вечеру расслабляются и купаются в
пыли. Всем хочется отдохновения, освобождения от напряжения. Хотя бы на
мгновение, на краткий миг…
Я и есть та самая пыль, в которую ложатся лошади после жары, перед наступлением холода. Чувствую ли я что-либо при этом? Только тяжесть. Я смотрю в зеркало и понимаю, что это лишь малая часть картинки, и, вообще, человеческое тело — это вершина айсберга. Основная часть айсберга не видна. Эпизоды нашей жизни складываются вопреки тому, что является нашей невидимой частью. Что-то, что мы не знаем, явно сильнее нас и руководит нашими поступками, чувствами, желаниями… Возможно, моя жизнь закончится так же внезапно, как оборвалась жизнь собаки, заснувшей в жаркий воскресный полдень на стройке и разбуженной пулей сторожа. В это самое мгновение старуха рисовала губы алой помадой перед выходом на прогулку. Платок она уже надела, и когда нижняя губа начала наливаться красным, на стройке раздался выстрел и визг. Она немного обождала, пока визг стих, и прошептала: «Ещё одну, проклятый, застрелил!» Потом она поправила ситцевую юбку, набрала в бутылку воды и вышла на балкон, видимо, там у неё росли цветы. В это мгновение жёлтый воланчик застрял в ветвях старой акации на большой высоте, и два подростка пытались сбить его досками, которые оставались в ветвях. Там же, в ветвях поселились увечье и смерть. Поселились и стихли. До времени. В мире всё связано! Маленький паучок, который ползёт по подоконнику, и звезда, только что родившаяся на рождественской ёлке в космическом родильном доме. Можем ли мы что-либо изменить, если даже преступник и жертва встречаются гораздо раньше реальной физической встречи, встречаются и назначают свидание? Кому-то дают шанс. Кому-то нет. И тогда, отчего зависит этот шанс, эта возможность? Я смотрю в зеркало и замечаю, что что-то изменилось. Я смотрю на себя без страха и отвращения. Сегодня впервые. Вы знаете, что такое постоянная душевная боль, которая не знает перерывов и сна? Вы рождаетесь с ней и живёте у неё в услужении. Она никогда не проходит. Ночью она посыпает вашу кровать пеплом. Днём держит в постоянном напряжении и готовности прыгнуть в пропасть. У меня не было детства. Была борьба за выживание. Как сейчас. Вижу себя маленьким мальчиком. У меня в руке печенье, в другой — деньги. Я в жёлтых ботинках. Темные волосы намокли от жары. Лето. Я иду за молоком. Непонятное сокрушающее несчастье настигает меня прямо на дороге. Я сажусь на асфальт и закрываю голову руками. На меня падают жёлтые листья, потому что осень проникает лето гораздо раньше календарного срока. Деревья гудят от пчёл, усыпаны цветами. Огромный чёрный жук переходит дорогу, но не может преодолеть бордюр, а я так и остаюсь сидеть на дороге с деньгами в одной руке и печеньем в другой… Ночью мне снились только кошмары. Я убегал от них в ванную комнату, закрывался и сидел в темноте. Ночные кошмары бывали настолько сильными, что прямо во сне меня начинало тошнить от страха. «Опять он чем-то отравился!» — говорила бабушка и вздыхала. Если собирать факты, то они изящно сложатся в бусы, где каждая бусина источает зловоние. Наша семья — последняя ветвь, по моим подсчётам, вымирающего рода. Моя родная сестра сошла с ума в подростковом возрасте. Её держали взаперти, как зверя, и она действительно стала похожа на зверя, огромного, одутловатого и неповоротливого. Иногда она выходила на улицу, и дети сбегались на неё посмотреть, а взрослые быстро проходили мимо, опуская глаза. Она была не агрессивна, и, наверное, не стоило её прятать. Однажды зимой, перед Новым годом, она вышла на морозную улицу, заблудилась и замёрзла, опираясь на старую яблоню, когда куранты били двенадцать. Мой двоюродный брат перестал ходить и стал инвалидом, будучи ещё ребёнком. Что это было? Небесная кара или благодать, посланная сверху? Мой второй двоюродный брат был поражён инсультом в возрасте двадцати лет. Сейчас он еле ходит, помогая себе палкой, и лепит из пластилина иконы. Мы — дети Божьи. Если встать напротив факта, он не покажется вам страшным, противоестественным, или, наоборот, волшебным и приятным. Факт есть факт. Он не окрашен эмоцией. Я не хотел жить не потому, что жизнь лишена смысла. Я не хотел жить, потому что это было невыносимо. Я не видел красоты, не слышал музыки, не чувствовал вкуса сока или вина. Мне не хватало воздуха. Отдышаться можно было только одним способом — голодая и доводя себя до изнеможения физическими упражнениями, и тогда на мгновение наступало блаженное умиротворение, но во сне ко мне опять возвращался страх. За мной гнались, и я не мог открыть тяжёлую дверь, я катался на коньках и проваливался под лёд, кто-то просовывал руку прямо сквозь стекло над моей кроватью и тряс ею над моим лицом… Я просыпался в сон и видел, как на улице стоят мужчины и обсуждают способы моего убийства. Рядом что-то жгли и бросали золу мне на простыни. Возможно, это горело моё счастье. Факт есть факт. С отрочества меня сопровождали голодные взгляды озабоченных извращенцев. Я приближался к зеркалу, пытаясь понять, что именно их так привлекает. У меня довольно заурядная внешность, значит, дело было не во внешности. Попытки моего изнасилования были бесчисленны. Мне подмигивали, пытались до меня дотронуться, открыто предлагали уединиться, но мои собственные страхи были страшнее внешнего мира. Я смотрел на всё и на всех из-за крепких железных решёток с именем Судьба. Я рано потерял родителей. Остальных моих родных разбросало по свету… Наверное, я недостаточно взбивал масло, и, может быть, потрудись бы побольше, я бы сшил лестницу на большую землю, где меня ждут…***
Я не целуюсь в губы. Это условие. Я делаю всё, что попросит мужчина. Я изображаю страсть и оргазм. Я наблюдаю. Я ни к кому не чувствую любви и никогда не чувствовал. У меня был выбор: самоубийство или проституция. Я выбрал. Как ни странно, на душе стало легче. Я даже иногда улыбаюсь. Думаю, что эта древняя профессия спасла жизнь многим женщинам, да и мужчинам. Выбор которых сократился донельзя. Мужчинам, которые опускались на самое дно и понимали, что они на дне. Они — пустынная пыль, в которой купаются лошади после утомительного дня перед надвигающейся опасностью ночи. Почему мужчины так нуждаются в проститутках? Женщинам гораздо меньше требуются мужчины по вызову. Судя по всему, мужчины больше нуждаются в других мужчинах. Это не вывод, это только наблюдение. Я могу наблюдать без реакции, потому что у меня нет ничего своего. Тело тоже не является моим — оно постоянно сдается в аренду. Я точно знаю, что нужно мужчине, тому или другому. Это понятно сразу. Я исполняю роль любовника, но я не любовник. Я осторожен. Каждый половой акт — это смертельный риск. Ты ходишь по грани жизни и водишь туда мужчин посмотреть на смерть, и они платят за это деньги. Если однажды меня охватит страсть, я прекращу заниматься проституцией. Но меня не охватит страсть. Состояние внимания на время освобождает меня из собственной тюрьмы. Некоторым мужчинам нужны только объятия, и они уже плачут. Но мне нельзя сочувствовать, мне надо только смотреть, а они думают, что я сочувствую. Иногда они приглашают меня в кафе или ресторан, пытаясь рассмотреть. Но рассмотреть меня невозможно, потому что я безупречен и следую абсолютной форме. Я знаю, как сесть и положить ногу на ногу или соединить ноги так, чтобы возникло ощущение. Не во мне. В нем. Я кладу руку на стол, провожу ладонью по плоскости, мой палец встречает препятствие. Это вилка или нож. Я подношу еду к губам. Я ем. Я изображаю, что чувствую вкус. Я улыбаюсь, киваю, иногда даже смеюсь, когда нужно смеяться, когда мужчина шутит или заигрывает. Кто я? Я знаю, что мне необходим риск. Риск и унижение. Другое не может оживить меня. Очень часто мужчина пьян, но когда я показываю ему смерть, он трезвеет. Пьяные мужчины часто засыпают рядом, не пройдя и половину дороги. Более опасны трезвые, и с ними интересно. Это игра, в которой нельзя показать ни на мгновение свою холодность. Холоден и похотлив. Со зверем надо обращаться уважительно, поощряя и держа его на определенной дистанции. Мужчины разные, но из многих деталей складывается один. По сути, я занимаюсь любовью с одним, если можно так сказать. То, чем мы занимаемся, не имеет отношения к любви и одновременно является квинтэссенцией любви и ее завершением. Мы отделяем от любви ее конечную часть, связанную с максимальным удовольствием. Мы не проходим огромный путь до соединения тел и не идем дальше после соединения. Мне нельзя открываться мужчинам, но мужчины иногда открываются и долго говорят. Как ни странно, их жалобы и стоны, иногда признания понятны, но все они лежат в сфере жизни. Жизнь дает им эмоции, обиды, ревность, нервозность, жестокость. Они не играют в жизнь, они живут. Я только играю. Самые опасные мужчины те, кто играет и не живет. От них веет смертью так же, как и от меня. Я вычисляю их заранее и стараюсь с ними не встречаться. Это интуитивное знание: прикосновение к тому, что еще не произошло, но произойдет вскоре. В такие дни я не выхожу из дома, но иногда интуиция подводит меня…