За окном деревянного дома стоял теплый майский вечер: Николай Васильевич сидел за широким полированным столом в своей комнате и что-то увлеченно черкал в небольшой, но толстой тетрадке, переодически прерываясь на то, чтобы посмотреть на весенний закат.
— Я почти закончил! Скоро я смогу показать свое творение всему свету! — Восторженно зашептал писатель, глядя на свое творение.
Лицо писателя выглядело жутко усталым, что было и неудивительно. Последние несколько дней Николай Васильевич просидел в своем кабинете, лишь изредка прерываясь на какой-нибудь перекус прямо за рабочим местом, чего обычно он себе не позволял.
— Ура! — Воскликнул Николай, захлопнув тетрадь, — Я наконец-то дописал это! Аллилуйя!
Он с облегчением кинул перо на стол и облокотился на мягкую спинку стула. Три года. Три чертовых года ушло на это произведение и вот сегодня оно наконец-то закончено. «Майская ночь» — гласила аккуратно выведенная надпись на обложке тетради, а чуть выше виднелось перечеркнутое, но все еще читаемое «Утопленница» — таковой была первоначальная идея для названия повести.
Борясь с невероятным по силе желанием лечь и уснуть, писатель снова и снова крутил в голове мысли, связанные с правильностью выбора названия. Оно должно быть максимально точным! Ведь завтра на писательском сборе он собирался представить и прочесть коллегам свое творение. И ему никак нельзя допустить ни единой ошибки — на этом сборе должны были присутствовать многие действительно известные писатели и, поговаривают, даже сам Александр Сергеевич Пушкин!
Николая Васильевича часто приглашали на подобные вечера, но каждое такое предложение обязательно натыкалось на отказ Николая и небольшое оправдание: то он в этот день занят, то уехал, то заболел…
Но на прошлой неделе что-то пошло не так: в этот раз он все-таки согласился на очередное приглашение. Во многом это было сделано для того, чтобы дать себе дополнительную мотивацию: к этому вечеру он был просто обязан закончить свою повесть!
Лишь на секунду прикрыв глаза, чтобы дать им отдохнуть, Николай Васильевич сам не заметил, как провалился в дрему. И хотя обычно сон в кабинете являлся для него чем-то диким, сейчас его это не заботило: он просто жутко устал.
***
Но долго проспать ему так и не удалось. Глухой стук в дверь, ведущую в его кабинет, буквально вырвал его из царства Морфея, заставляя вернуться в реальность.
— Войдите, — как можно более бодрым голосом произнес Гоголь, пытаясь руками привести свои непослушные волосы в порядок.
— Николай Васильевич, — дворецкий открыл дверь и шагнул за порог комнаты, где и остановился, — Вы просили напомнить Вам о собрании писателей, которое Вы обещали посетить, за три часа до его начала.
— Ах, Ярослав, сколько времени? Неужели уже 2 часа дня?! — Писатель резко вскочил и начал приводить стол в порядок.
— Именно так, Николай Васильевич. Прошу прощения за то, что не разбудил вас раньше, — дворецкий несколько виновато просмотрел на писателя, на что сам Гоголь лишь устало вздохнул и, потерев одной рукой переносицу, а второй, в которой держал только что подобранную со стола тетрадку, махнув куда-то в сторону, ответил:
— Все в порядке. Скажи, пожалуйста, прислуге, чтобы набрали мне ванную и подготовили мой выходной костюм.
— Сию секунду, — дворецкий вышел из кабинета, оставляя писателя наедине с собой.
***
Спустя два с небольшим часа, Гоголь, свежий после приема ванной и одетый в только что выглаженный костюм, был готов к выходу и уже обувался, дабы сесть в ожидающую его карету и отправиться на писательский сбор.
