***
Вечер уже подходил к концу и все планы, которые возлагал на него Николай Васильевич были давно осуществлены. Не считая одного: он так и не смог пообщаться со своим кумиром, из-за чего был несколько огорчен, но виду не подавал. Однако, ситуация исправилась сама собой, когда Гоголь уже надевал пальто и собирался уходить. К нему чуть ли не подбежал Пушкин, от которого слегка пахло дорогим вином, которое они распивали на вечере, и, улыбнувшись во все тридцать два заговорил: — Николай Васильевич, верно? Хотел сказать, что Ваша повесть — вот настоящая веселость, искренняя непринужденность, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!.. Я в полнейшем восторге! — Пушкин буквально затараторил, но лишь неясно от чего: то ли восторг действительно был столь огромен, то ли просто количество выпитого вина чуть превысило личную норму Александра Сергеевича. — Благодарю Вас. На самом деле, я мог бы то же самое сказать и про Ваши произведения, — начал было говорить Гоголь, однако собеседник, видимо, решил, что мысль, высказанная им мгновением ранее, была еще не закончена: — Не стоит, — прервал его Пушкин, — я хотел лишь об одном попросить: быть может, я могу заехать к Вам, скажем, через неделю и ознакомиться с другими Вашими произведениями? У меня есть к Вам одно замечательное предложение, которое, я уверен, Вас заинтересует! — Какое же, если не секрет, Александр Сергеевич? — Гоголь в недоумении взглянул на собеседника, ожидая от него ответа. — Нет, вовсе не секрет! Я хочу предложить Вам печататься в моем журнале — «Современник». Слышали о таком, быть может? — Пушкин заглянул собеседнику прямо в глаза, желая услышать утвердительный ответ. И он его получил. Лишь взбудораженный взгляд мог выдать восторг Николая, который вполне можно было списать на состояние легкого алкогольного опъянения. Так что, собравшись с мыслями, Николай спокойно произнес: — Я согласен. В следующий четверг, в 5:30 вечера.Часть 2
16 мая 2021 г. в 19:42
Николай приехал бы быстрее, если бы не внезапно начавшийся ливень, который размыл дорогу. Выходить из сухой и теплой кареты под ледяные капли не было никакого желания, однако другого выбора у него все равно не было: он уже обещал приехать, а свои обещания нужно выполнять. Так что, собравшись с мыслями, Гоголь все-таки вышел из кареты и, буквально вдавив шею в плечи, чтобы скрыться от ветра, быстрым шагом направился к двери какого-то старого двухэтажного особняка.
Он прождал порядка двадцати секунд, перед тем как ему все-таки открыли дверь. И, на самом деле, это можно было простить, ведь, вместо прислуги, дверь ему открыл сам Петр Александрович Плетнев — досаточно симпатичный мужчина лет тридцати семи на вид, который и являлся хозяином этого шикарного здания, которое сам он скромно называл «дача».
— Здравствуйте, Николай Васильевич. Рад Вас видеть, — мужчина указал рукой куда-то внутрь дома, приглашая гостя войти.
— Здравствуйте, Петр Александрович. Взаимно. Прошу простить меня за то, что я порядком припоздал. Просто… — Гоголь уже начал было оправдываться, но Плетнев его перебил:
— Что Вы, Николай Васильевич, не переживайте. Я прекрасно вижу, что творится на улице. К тому же, помимо Вас опаздывают еще и товарищ Пушкин с товарищем Соболевским, — лицо Петра Александровича стало, пожалуй, даже хмурее весеннего неба над его дачей, — неизвестно, прибудут ли они вообще.
— Ужасно жаль. Надеюсь, они все-таки доедут до нас сегодня, — Гоголь слегка нервно улыбнулся и снял наконец-таки промокшее весеннее пальто, грузом висевшее на его плечах. Конечно же он переживал, что его, можно сказать, кумир и предмет для подражания может не явиться. Но также он переживал и за то, что он все-таки приедет и тогда Николай будет еще больше нервничать, представляя свою «Майскую ночь». Или «Утопленницу» — он так и не решил окончательно, так что оставил оба названия, в надежде, что перед выступлением он сможет попросить совета у Александра Сергеевича. Что же, видимо, не сможет…
— Да, я тоже на это рассчитываю. Проходите в гостинную, Николай Васильевич, — Плетнев забрал у гостя пальто и повесил на одну из немногочисленных свободных вешалок в углу комнаты — почти все остальные были заняты верхними одеждами других гостей, прибывших некоторым временем раньше.
Гоголь поблагодарил хозяина дома и направился чуть дальше по коридору, свернув влево у самой лестницы, ведущей на второй этаж. Именно там располагалась гостиная в этом доме, где уже собралось, без малого, двенадцать человек, не считая самого Николая Васильевича и Петра Александровича. Почти все из них были как-либо связаны с литературой, не считая двух девушек в углу комнаты, увлеченно что-то обсуждающих и одной, играющей какие-то незамысловатые этюды на фортепиано — они пришли сюда со своими мужьями, дабы скрасить свой вечер и не сидеть в своих поместьях в одиночку и еще одного гостя, читающего какую-то рукопись у камина, пришедшего с кем-то из присутсвующих — Александра Семеновича Данилевского. Кого-кого, а его Гоголь увидеть был приятно удивлен, поскольку Александр Семенович был хорошим другом Николая еще со времен гимназии. Ни секунды не раздумывая, он направился к тому самому камину.
— Ох, Саша, здравствуй, — улыбнувшись поприветствовал писатель друга и подсел на софу рядом, — не ожидал тебя здесь увидеть!
— Никоша? Я тоже удивлен, ты вроде не ходишь на подобные вечера, — Александр отложил рукопись и пожал руку Николая, — с чего вдруг такие перемены?
— Пожалуйста, не называй меня так на людях… — писатель оглянулся, чтобы убедиться, что никто не слышал, — ты же знаешь, что мне это не очень нравится.
— Да ладно тебе, никто не слышал. Да и им нет дела до нас, — Данилевский обернулся и указал ладонью на остальных собравшихся, что-то бурно обсуждающих, — посмотри на них! Они так восторжены тем, что к ним едет Александр Пушкин, что только о нем и говорят, — и уже повернувшись к Николаю продолжил, — кстати, удивлен, что ты не присоединился к их обсуждению. Насколько я помню, ты всегда был чуть ли не самым ярым почитателем не только его произведений, но и его самого.
— Он просто талантлив и этого нельзя отрицать, — усмехнулся Гоголь и взял в руки лежащую на софе рукопись, которую до этого читал Александр Семенович, — кстати, что читаешь? — Не найдя на листах названия, спросил Николай
— Не читаю, а пишу. Решил попробовать, каково это — быть писателем. А то все знакомые в литературу, а я среди вас чувствую себя белой вороной, — он забрал листки у друга и убрал в сумку, которая лежала сбоку от софы.
— И как успехи? Помнится, когда я начинал писать, то крайне сомневался в том, что это вообще мое, — наблюдая за действиями друга, осведомил его Гоголь.
— Да вот и у меня то же самое. Только у тебя хоть изначально виднелся писательский слог в текстах, а у меня… В общем, не так важно.
Их диалог прервал голос хозяина дома, который решил представить почетного гостя:
— Уважаемые гости, попрошу минуточку винмания! — Плетнев дождался пока все присутствующие обратят на него внимание и когда все разговоры и музыка стихли, а взгляды были устремленны прямо на него, продолжил, — хочу представить вам нашего гостя, которого вы все наверняка знаете. Быть может, не лично, но вы о нем однозначно слышали. К сожалению, он и его товарищ несколько припоздали из-за погоды, которая нам сегодня не благоволит. Но все-таки Александр Сергеевич Пушкин и Сергей Александрович Соболевский прибыли и уже готовы зайти к нам! — Петр Александрович отошел от дверного прохода и в комнату вошли двое молодых мужчин, каждый из которых лучезарно улыбнулся присутствующим. Однако, пройти дальше порога им не дали ни писатели, подошедшие лично пожать известнейшему поэту современности руку, ни женщины, которые, видимо, забыли о своих социальных статусах и то и дело слышались их тоненькие возгласы: «Александр Сергеевич! А меня зовут…»