***
Темнота в комнате заботливо укрывала двух женщин, что лежали в постели, прижавшись к друг другу, словно боясь потерять. Было очень тихо, за исключением негромких причмокиваний, что звучали после каждого лёгкого поцелуя, оставленного Мари, в щёку, шею и плечо Зельде, и казалось, что это одна из самых умиротворяющих ночей. Но у Спеллман на душе скреблись кошки. Ей дарят столько тепла и заботы, делятся с ней самым сокровенным, а она в ответ лишь загадочно молчит. И это совсем не круто. Она чувствует себя параноиком от того, что постоянно что-то умалчивает. «Ничего хорошего в этом нет», — твердит она себе, но это совсем не помогает, ведь надо начать… Всего-то начать. Просто поговорить. — Мари, — тихо произносит она, аккуратно отстраняясь и садясь в кровати, а потом задаёт самый первый вопрос, что приходит ей в голову. — Моя семья, они не слишком тебя утомили? ЛеФлёр вновь улыбается и поднимается следом, однако Зельда из-за этой улыбки чувствует себя невероятно глупо и отводит взгляд. — Ничуть, — отвечает Мари и тянется ладонью к её щеке. Нежно проводит большим пальцем по скуле, а после за подбородок аккуратно поворачивает лицо светловолосой к себе. Она всматривается в зелёные глаза и видит в них меланхоличный туман раздумий. Тогда внутри брюнетки появляется непреодолимое желание, вновь увидеть яркий весенний сад во взгляде, а на белёсых щеках румянец, и она проговаривает: — Они очень заботятся о тебе, поэтому и к ухажёрам твоим очень внимательны… Они были очень милы со мной, и мне очень понравились… Но ты мне нравишься больше. На лице Спеллман появляется едва заметная улыбка, и ЛеФлёр этого достаточно. Она льнёт к ней и соединяет их губы, нежно целуя. Зельда отвечает, однако всё острее чувствует вину за то, что молчит, и вскоре отстраняется. Она берёт ладонь Мари обеими руками и вскидывает голову, пытаясь собраться с мыслями. — Зельда, что случилось? — спрашивает брюнетка, пытаясь поймать её взгляд. — Я не знаю, — произносит зеленоглазая. — Chérie? — недоумевает женщина, ещё больше волнуясь. — Мне нужно рассказать тебе о моих прошлых отношениях. Ты должна знать, — проговорила Спеллман, сильнее сжав её руку. — Если ты не хочешь… — начала ЛеФлёр, но её тут же перебили. — Я хочу, чтобы ты узнала об этом именно от меня… Сейчас. Я не могу больше тянуть с этим. Взгляд Зельды был полон уверенности, однако она сама так и не определилась правильно ли будет говорить об этом вообще. — Хорошо, — лишь ответила Мари, кладя свободную ладонь на их сведённые руки. — Я была замужем, но не любила этого человека, — произнесла светловолосая и сделала паузу. До этого она тысячу раз прокручивала в голове эту «исповедь», раздумывала над тем, как всё преподнести, а сейчас словно забыла все слова. Кареглазая кивнула, но другой реакции от неё не последовало. Спеллман подумала, что это из-за того, что та ждёт продолжения и не хочет встревать в рассказ, поэтому, вздохнув, продолжила: — Я вышла замуж из-за денег… Тогда я не знала, чем это обернётся для меня. Мне нужны были деньги, а у него они были, но он был женат… Я спала с ним, пока его жена вынашивала ему детей. Зельде было тяжело признаваться в этом, и отсутствие видимой реакции Мари усугубляло ситуацию. Ей стало тяжелее дышать, словно что-то сковывало её, но она старалась не обращать на это внимание, потому что для неё важнее всего было высказаться. — Она… Она умерла при родах. И сорока дней не прошло, как он позвал меня замуж. Как же я ошиблась, когда согласилась… Он садист, ужасный садист, ему нравилось причинять боль, и по-началу мне было даже хорошо, но с каждым разом становилось всё невыносимее. В один момент, я поняла, что не буду больше стелиться под него, и он перестал считаться с моим мнением вовсе. Он стал жестоким, и мне стало мерзко рядом с ним. Глаза неприятно защипало, терпеть становилось всё сложнее. — Я не могла подать на развод, ведь он отнял бы у меня всё… Он насиловал меня, а я молчала. Я стала маниакально подозрительной и вздрагивала от каждого шороха. Во время так называемого «секса» стала отключаться, и ему стало скучно «играться» с моим телом… Вскрылись какие-то его махинации, и благодаря сестре я смогла развестись с ним без больших потерь. И самое ужасное, что после всего этого я чувствую себя жертвой… Я сама мерзкая… Спеллман разъединила их руки и закрыла ладонями лицо. По щекам её текли слёзы. А ЛеФлёр молчала, но внутри неё бушевало огромное количество мыслей. Ей стало не по себе уже на словах «я спала с ним, пока жена вынашивала ему детей». Никогда ранее она бы не подумала, что столь чувствительная и правильная женщина могла совершать такие аморальные поступки, к тому же из-за денег. Всё внутри неё сжалось. Только она была готова всю жизнь нежно целовать её и обнимать, а сейчас даже не может поднять руку, чтобы прикоснуться к ней. Слова о садизме и насилии лишь разбавили горечь, но не скрыли её. Мари чувствовала себя бессердечной, ведь не могла открыть рот, чтобы опровергнуть фразу «я сама мерзкая». Нет, она не считала её таковой, она сейчас вообще никакой её не считала. Она слишком запуталась. Сердце застучало быстрее. Она влюбилась в женщину, о которой толком ничего не знала, и теперь, когда обо всём узнала, должна принять решение. Брюнетка не двигается и смотрит в одну точку, и Зельда не выдерживает. Она резко поднимается с постели и буквально выбегает из комнаты. Только когда хлопает дверь, ЛеФлёр осознаёт, что Спеллман сейчас не поступила бы таким образом, что ей тяжело вспоминать об этом, что она корит себя. Она понимает, что проблемы с психикой у женщины из-за воспоминаний об этом. Зельда открылась ей, доверилась, и она чувствует вину за то, что всё равно не может подняться в след за ней, успокоить… Как раньше. Похоже, «как раньше» уже не будет. Зельда спускается в прихожую и через несколько мгновений стоит на крыльце, окутанная холодным позднеапрельским ночным ветром. Ей всё равно на то, заболеет она или нет. Ей снова плохо и ноги подкашиваются. — Дура, дура, — проговоривает она, ладонями ударяя по перилам, но уже скоро хватается за них чтобы не упасть. Голова кружится. «Не хватало сейчас в обморок упасть», — думает она, осторожно присаживаясь на ступеньки. Посильнее запахивает шёлковый халат и собирается выплакаться, но слёз нет. Ей просто больно. Спеллман боится потерять Мари. И сейчас она остро ощутила это. Как же ей хотелось, чтобы ЛеФлёр пришла, укутала и сказала приятные слова, однако этого не случилось. Она не пришла. «И уже не придёт. Никогда», — подумала Зельда и в отчаянии просидела там ещё какое-то время.***
Рано утром Мари собралась, чтобы уйти. Она понимала, что Зельда не плохой человек, но хотела ещё раз всё обдумать. Ей не хотелось говорить сгоряча, ей нужен был всего день. И этим днём должна была стать наступившая суббота. Она спустилась в прихожую и встретила Хильду, что всегда была ранней пташкой. Поздоровавшись, ЛеФлёр сказала, что должна идти и не может остаться. Блондинка лишь кивнула, ведь она видела этой ночью свою продрогшую сестру и понимала, кто этому виной. Только когда Мари открыла дверь, чтобы выйти, она произнесла: — Всё, что делает Зельда, во благо семьи… Брюнетка удивилась проницательности женщины, однако позже, когда думала над её словами по пути домой. В один прекрасный момент фраза «во благо семьи» зазвучала в её голове, как церковный колокол, и очистила её сознание. Будто вмиг все грязные мысли испарились. Нет, она так и не сможет оправдать того факта, что жалил больше всего, но смогла отодвинуть его на второй план, и всё прояснилось. Она увидела картину целиком. Спеллман сильная женщина, твёрдая на принятие решений, даже если они и не правильны. Она загнала себя в яму греха и аморальщины и сожалеет об этом. Теперь ЛеФлёр уверена в этом, и не оставит женщину, что открылась ей. «Она не мерзкая», — пронеслось в голове. Ведь разве можно сравнивать её с цветочным полем, а потом говорить о таких вещах? Нет. Сердце не позволит. — Я люблю её, — произносит Мари, сидя в своей комнате в одиночестве. Любовь. Именно она главная причина тому, что кареглазая готова забыть обо всём и готова помочь Зельде сделать то же самое. — Люблю, — повторяет она, подняв голову к потолку. Квартира отвечает ей лишь тишиной.***
Всё воскресенье Мари пытается дозвонится в дом Спеллманов. Никто не берёт трубку. Она не отчаивалась, подумала, что просто дома никого нет, надеялась поговорить с Зельдой во время личной встречи на работе, но, когда пришла туда с утра пораньше, от Пруденс узнала, что та взяла отпуск. «Это из-за меня», — мысленно проговорила она, присаживаясь на диван в кабинете любимой. Тот самый диван, на котором они впервые поцеловались. В голове всплыли самые разные картинки их совместного прибывания в этом помещении: смущение Зельды, румянец на её щеках, закусанные губы, блестящие глаза, нежный смех, поцелуи… К горлу подступил ком. Она не хотела, чтобы всё оборвалось так, снова игнорированием. Разве на ошибках не учатся? ЛеФлёр учится, поэтому принимает решение, что вечером зайдёт к Спеллманам и объяснится. Но и там её ждала неудача. Зельда не собиралась идти на контакт. Не с кем. Она не выходила из комнаты с тех пор, так сказала её сестра. Мари не могла просто так уйти и извинилась перед Хильдой: — Прошу, прости меня… — Но почему ты извиняешься? — удивилась блондинка. — Я приношу боль твоей сестре. Но я совершенно этого не хочу. Я пришла, чтобы поговорить с ней, попросить прощения, сказать, что мне всё равно на то, что было раньше… Сказать, что люблю её… Спеллман не знала, что ответить, но вдруг поняла, что другого шанса наверное уже не будет и проговорила: — Мари, я не знаю, как помочь вам, но всё-же решусь пригласить тебя на мою свадьбу, она будет через две недели, в субботу. Надеюсь, к тому времени Зельда будет в порядке. ЛеФлёр кивнула, в ней зародилась надежда. — Конечно, я буду. Спасибо тебе. Она аккуратно взяла её за руку и заглянула в глаза. Хильда посмотрела в ответ и сразу же всё для себя решила. Мари и Зельда стоят друг друга. Во всех смыслах.***
Шли дни. Внешне Зельда держалась лучше, чем могло бы быть, но все вокруг понимали, что ей плохо, потому что она стала тише и больше ни с кем не ругалась. Она стала чаще оставаться одна. И ей казалось, что в одиночестве она свободнее. К тому же, в тишине воображение играет намного ярче, и зеленоглазая перестала стыдить себя за самоублажение, как делала это в первые дни. Она думала о Мари. И желание быть с ней переросло в нездоровое вожделение. Она была уверена, что потеряла её, ещё с того самого вечера, и мысли о том, что она никогда не прикоснётся к ней, толкали её на нелепые мечты о сексе, о которых раньше она и подумать боялась. Спеллман плакала и продолжала ласкать себя. Она водила ладонями по всему телу, представляя тёплые руки женщины, и выгибалась навстречу своим же пальцам с её именем на губах при каждом толчке. Сердце бешено стучит в груди, и она не может остановится. Ей кажется, что она сходит с ума, но ей всё равно. В один из таких моментов её застаёт Хильда. Она не может поверить своим глазам. Всё внутри неё сжимается. Она никогда не видела сестру настолько опущенной. — Зельда, — проговоривает она, замерев а месте. — Оставь меня! — восклицает Зельда, закрываясь одеялом. Блондинка собирается с мыслями и садится на постель старшей сестры. — Зельда, так нельзя, — говорит она, заглянув в раскрасневщиеся глаза той. — Я волнуюсь за тебя, и сейчас понимаю, что не зря. Ты делаешь совершенно не то, что хочешь на самом деле. — А ты много знаешь о моих желаниях, — язвит рыжая, сразу чувствуя укол совести. «Никогда раньше…» — Ты хочешь быть с ней, — несмотря ни что, продолжает Хильда. — Почему бы тебе не заняться тем, чтобы поговорить с ней, как нормальный человек? Твёрдость в словах сестры, что-то всколыхнуло внутри Зельды, но лишь на секунду, поэтому она сказала: — Она думает, что я ужасна. И это так и есть. — Не смей говорить так! — вспыхнула младшая. — Она совершенно так не думает, она страдает по тебе не меньше, чем ты по ней. Но в отличие от тебя, она пыталась исправить всё. Она приходила, извинялась, говорила о своих чувствах к тебе… — Она говорила о чувствах… — повторила зеленоглазая. — Да, — лишь произнесла Хильда, всматриваясь в лицо сестры, что менялось на глазах. Оно стало задумчивым, и блондинке показалось, что в глазах сестры промелькнуло разумное зерно. Но больше ничего. Зельда не сделала больше ничего и ничего не сказала. Хильда вновь оставила её. К счастью, после этого случая старшая Спеллман стала снова возвращаться к привычному образу жизни, только о Мари она не говорила вовсе, и никто не упомянал. Будто и не было её вовсе. Но для Зельды всё было не так. Она поняла, что ЛеФлёр для неё лекарство, но в то же время и яд. Она поняла, что любит её. Ведь только, когда чувства настоящие, настоящая и боль. В один момент, посчитав что сестра готова, Хильда рассказала о том, что пригласила Мари на свою свадьбу. Тогда Зельда твёрдо решила, что именно там она вновь заговорит с ней, именно тогда расскажет о своих чувствах и буть, что будет… Старшая Спеллман, наконец, чувствует себя живой…