***
В небольшой алхимической лаборатории, куда они пришли, Кервин бывал совсем недавно. Перстень с полостью для яда, с которым юноша выбражал на приёме у белошвеек, не служил одной лишь эстетической цели. Яд в нём действительно был, и отраву Кервин выбрал именно здесь. Какой смысл носить подобные украшения, если они пусты? Ограничься тогда уж обычным перстнем. Полки лабораторных шкафов, заставленные пузырьками с загадочным содержимым, приводили на память кабинет лорда Низза, где яды соседствовали с дорогим алкоголем, и никто в здравом уме не стал бы принимать от хозяина предложения выпить. Совершив рейд по шкафам и тумбочкам, Кервин с Арахной разложили на большом белом столе оборудование, реагенты и пару тетрадей для записей. Отравленные документы легли по центру. Потом клерки снова пошарили по ящичкам в поисках резиновых перчаток. Яд скорее всего проникал через кожу, да и поберечь руки от случайных эксцессов тоже стоило. Кервин иногда подозревал, что про технику безопасности при работе в лаборатории не слышала только Гильдия Алхимиков. — Приступим? — спросила Арахна. — Да. И следим за своим самочувствием. С пробирками и реагентами двое клерков возились до позднего вечера. Этот процесс включал в себя частое проветривание и много мусора, которого поминутно становилось всё больше. Возможно, он втихаря размножался почкованием. — Учитывая кардиотоксичность и две последние реакции, — гнусаво проговорил Кервин, рассматривая осадок на дне пробирки покрасневшими глазами, — я думаю, что это алкалоид, который вырабатывается в железах жуков из семейства Красавчиковых. Но на этих листах его очень мало. Арахна шмыгнула носом и оторвала от тетради такие же красные слезящиеся глаза: обильное выделение аммиака заставит заплакать кого угодно. — Достаточная для человека концентрация только у одного вида. Это красавчик вырвиглазный. Кервин вздохнул: — Никогда не понимал тех, кто выдумывает эти названия. — О, ты явно не видел окрас красавчиков вживую, иначе понял бы, — прогнусавила Арахна. — Иконографии и рисунки, знаешь ли, сильно ослабляют эффект. Тебе не кажется, что мы маловато проветрили? — Сейчас открою. Кервин подошёл к окну и распахнул форточку. — Надеюсь, что снаружи нас никто не подслушивает, — добавил он. — Это уже паранойя, Кервин. Но я тоже надеюсь. Кервин сел на прежнее место. — Однако желающих пообедать этими жуками, несмотря на предупреждающий окрас, всё равно предостаточно. — В Урабеве все такие токсичные, что выбирать особо не приходится, — пожала плечами Арахна и принялась вертеть в пальцах карандаш. — Райские птички под названием зелёные мариды их как семечки щёлкают, и голыми руками этих птичек лучше не трогать. — Я читал, что у красавчиков очень стойкий яд. Несколько лет для него не помеха. — Всё верно. Я бы предпочла использовать другой, более подверженный распаду, чтобы следы со временем стерлись сами. Твой отец умер от инфаркта? Карандаш перестал вертеться. Кервин и Арахна смотрели друг на друга. Пару раз шмыгнули носы. — Ты думаешь, что... — Только предполагаю. — Заключением врача стал инфаркт. Хотя отец никогда не жаловался на сердце. — Порой инфаркты застают врасплох даже, казалось бы, здоровых людей. Это очень удобно, если имеешь определённые намерения. — Кто из нас двоих больший параноик? — Открытый вопрос, — усмехнулась Арахна. — Вот только мог ли мистер Роуз действительно контактировать с отравленными документами? — Конечно же мог! У него работа — контактировать с документами. — Нашу гипотезу стоит раскрутить. Всё-таки мы не знаем, было ли это действительно умышленным преступлением. И если было, против кого оно направлено? — Случайно пролить редкий яд на рабочие бумаги и не заметить этого? Ты в это веришь? — Согласна, это маловероятно. Хотя теоретически могу представить. — Хорошо, допустим. Но кое в чём я всё-таки уверен. — А именно? — Я считаю, что ядом были смазаны те самые пропавшие условия сделки. Поскольку это был черновик, вряд ли он сам по себе представлял какую-то ценность. А вот уничтожение главной улики выглядит вполне разумно. Только убийца недооценил стойкость яда, который в меньшей дозе попал на соседние документы. Это вполне возможно, если бумаги лежали стопкой. Арахна посмотрела на Кервина с возросшим любопытством. — Это согласуется с ослабленным воздействием, которому подвергся дворцовый клерк. Мог ли кто-то из окружения мистера Роуза быть заинтересован в его смерти? Если конечно, именно он был целью. — Я ничего не отрицаю. Возможно, в штате сотрудников был враг, а возможно, инициатива исходила со стороны. — Ты подозреваешь Тынкеров? — Именно они стоят за банкротством компании. К тому же у отца незадолго до смерти произошла с ними ссора. — Из-за чего? — Точно неизвестно, но мать предполагает, что из-за тёмных делишек Тынкеров. Только откуда предполагаемому отправителю взять этот редкий яд? Как ты считаешь, Арахна, его реально достать в нашем городе? — Мне неизвестны в Анк-Морпорке люди, которые в настоящий момент держали бы красавчиков или хищников, которые на этих жуков охотятся. Так или иначе животные, лишённые привычного рациона из красавчиков, вскоре перестают быть ядовитыми. — А где ты сама видела этих насекомых? — Ты внимательный, — улыбнулась Арахна. — У одного знакомого энтомолога, ещё когда училась в школе. На самом деле я пришла к нему понаблюдать за вылуплением пауков-скакунов. Паучата вообще очень милые, масенькие такие. Но не заметить вырвиглазных красавчиков, если проходишь мимо, просто невозможно. Только они у этого энтомолога передохли ещё лет пять назад, а провести свой отпуск в Урабеве мало кто стремится. — Зато Лайм Тынкер очень любит путешествовать в экзотические страны. — Я предлагаю пойти в архив и посмотреть досье Лайма Тынкера. Оно давно ведётся. — Нас пустят в архив так поздно? — Нас пустят, — ответила Арахна, делая упор на слово "нас". — Работа не должна замирать никогда. В этот вечерний час Кервин и Арахна были единственными посетителями архива. Досье на Лайма Тынкера было найдено быстро. Судя по всему Арахна не первый раз его доставала. Выяснилось, что Тынкер действительно чуть более трёх лет назад бывал в Урабеве и окрестных джунглях, где водятся красавчики и мариды. — Подозрительная картина, — проговорила Арахна. Кервин сел на ближайший стул и побарабанил пальцами по деревянной спинке. Другой человек на его месте мог бы сказать: "Я чувствую, что прав! Мне сердце подсказывает, что это Тынкеры!" Но Кервин не был другим человеком, он был собой, а потому собирался сперва всё хорошенько проанализировать.***
В свете маслянной лампы генерал Атылла склонялся над картой. Ценный груз успешно отбыл в Истанзию морем из Шепотана, маленького приморского городка потивовращательней Анк-Морпока, и теперь оставалось лишь немного подождать. Лорд Круасон оказал Истанзии важную услугу. Атылла был не против оплатить его труды круглой суммой, однако Шалита докладывал, что Круасон хочет не только богатств. Лорд был готов оказывать самые разнообразные услуги в обмен на должность наместника Анк-Морпорка, когда этот город станет частью Истанзийской империи. На что только люди не идут ради своих амбиций! Такая уверенность в успехе истанзийской армии не могла не льстить генералу, но Круасону явно не хватало ума понять, что в командном штабе и так достаточно рвачей, жаждущих залезть повыше и готовых ради своей цели идти по головам, зачастую отрубленным. Место наместника? Не худшая из надежд. Стимулирующая. Но придётся его светлости ограничиться пока деньгами. Может и подходящую должность удастся для него придумать. Консультант по культурным вопросам или что-то вроде того. А сейчас есть вопросы и поважнее. Как жаль, что разоблачённый шпион предпочёл умереть и забрать жизнь связного! Сколько полезного можно было бы из них выжать! Где-то под носом раскинула сети агентура Анк-Морпорка и ловит, как рыбу, частицы важной информации. Как много в результате этой рыбалки лорд Ветинари уже успел узнать о планах Истанзии? Этот патриций был не промах, что бы там не говорили члены правительства о конях в совете и тройных подбородках. Управлять таким хаотичным, порочным и в то же время технологичным городом как Анк-Морпорков непросто, но и лорд Ветинари, по всей очевидности, был очень непростым человеком. Атылла для себя решил, что после победы сохранит патрицию жизнь. Может быть. Временно. Просто, чтобы успеть рассмотреть такую диковинку получше. В дополнение к прочим неприятностям в Анк-Морпорке регулярно перехватывали истанзийские клики. Благодаря последним докладам разведчиков это не подлежало никакому сомнению. Допускать таких утечек больше нельзя. Даже замысловатым шифрам Атылла мало доверял. В конце концов, что может быть надежнее доброго коня? Новомодные технологии упрощают жизнь, экономят время, но пересылать письма верховым курьером всегда вернее. Особенно если по внешности курьера невозможно сказать, что он курьер. А шифрованные клик-сообщения отныне будут передавать только незначительные сведения и дезинформацию. Впрочем, создание оружия не за горами, и анк-морпоркские козни уже не будут иметь значения. А вам, господа инженеры, скоро придётся потрудиться в менее теоретическом и более прикладном ключе.***
Инженеры стояли возле большого отверстия, ставшего отличным панорамным окном, и чувствовали себя неловко. Это было то чувство неловкости, которое испытывает ребенок, слопавший все конфеты в серванте. Вроде должно быть стыдно, но почему-то не стыдно. Наоборот, очень вкусно. Но и скрыть от взрослых пропажу конфет тоже не получится. — Вот опять... — Эээ... Нууу... по крайней мере совместились филигранно. — И теперь у нас отличная вентиляция. Четвёртый учёный выглянул наружу, придерживаясь за край дыры. Далёкий горизонт тонул в пыли. Лицо учёного немедленно обдул сухой горячий ветер. Сегодня научной группе первый раз удалось объединить лучи трёх малых кристаллов в один. Получившийся луч прожёг три стены, вырвались на свободу и откололи кусок от ближайшей скалы. Это была впечатляющая мощь! — Хорошо, что у нас нет соседей, — расслаблено улыбнулся Пьер Марин, подходя ближе и приглядываясь к пострадавшей скале. — Хороший залп, ничего не скажешь. Поздравляю с успехом, друзья мои! Расчёт наконец-то оказался верным. Иммануил, тем временем, сидел на полу по-клачски и что-то лихорадочно писал в блокноте. Не него никто не обращал внимания. — Генерал Атылла говорил, — раздался неуверенный голос, — что ему нужно столько же пушек, сколько и кристаллов. Это важно. — Ничего страшного, Аяз, — мягко сказал Марин, оборачиваясь. — Мы так и сделаем, когда получим оборудование, а пока мы вольны изучать свойства кристаллов так, как считаем нужным. Разве можно запретить ученому расширять горизонты познания? Это его призвание. — Горизонты горизонтами, — сказал тот инженер, что высовывался наружу, — но Аяз прав. Наши нынешние изыскания Атылле безынтересны. И ведь не поспоришь, что генерал, ставя конкретные задачи, печётся о государственной выгоде. — Зато эти изыскания интересны всем нам, смею надеяться, — возразил Марин, задетый за живое. — И объединение лучей, и идея добавить дополнительные линзы. Или, господин Нифонт, вы другого мнения? К тому же мне давно очень любопытно, какие свойства проявили бы отколотые фрагменты наших кристаллов. — Лучше не надо! — с испугом воскликнул Кохаб. — Если мы проверим это экспериментально, Кнут Пустынь нас немедленно четвертует. И вообще, вдруг свойства кристаллов эмерджентны? — А если нет? Между учеными завязался горячий спор, сохранит ли часть кристалла свойства целого, а Бальтазар, закончив поправлять края плотной ткани, закрывавшей эмийские артефакты, бочком приблизился к Саргону. На низком столике радом с археологом стоял свежеприготовленный щербет, до которого сейчас никому не было дела. А сам Саргон увлечённо играл в морской бой сам собой. — Скажи, Саргон, тебя это, ну, не пугает? — Два потопленных фрегата? — отозвался тот, не поднимая головы. — Да нет же! Я о лучах. Это какая-то неправильная магия. Или не магия вовсе. Это физика! — Неправильная магия, значит? — Саргон по-прежнему был занят игрой. — Никаких тебе заклинаний, превращений... — Почему? — Саргон наконец-то поднял взгляд. — Под мантру "только бы не в приборы" скала становится грудой валунов. Очень превращательно. Бальтазар опустил голову. Есть мысли, которые грызут изнутри. — Просто я подумал, а если бы на месте скалы находился чей-то дом? Жилой дом. — Что же навело тебя на такие неожиданные и оригинальные мысли? — Ты издеваешься? — Ничуть. Бальтазар возмущенно скрестил руки на груди, но не ушёл, а присел рядом. Саргон, будто бы равнодушный к беседе, снова уткнулся в игру. — С другой стороны, — заговорил Бальтазар, — эфебцы не первый век жгут вражеские корабли с помощью солнечного света и зеркал. Это хорошая защита, если повезёт с погодой. — Защита, — эхом отозвался Саргон. — Но от омнианских войск их это не спасло. — Богопротивных омнианских войск, — поправил Саргон. Бальтазар поёрзал на своём месте. Он был слишком погружён в пучину сомнения, чтобы ирония смогла нырнуть на такую глубину. — Возможности эмийских находок в разы превосходят возможности зеркал, а я всегда желал родине только блага. Все так любят твердить, что в блеске этих кристаллов блеск и слава Истанзии, ведь страна получит военное преимущество, новые возможности и ресурсы. — Эти кристаллы не блестят, если ты не заметил. — Не блестят, что странно при их гладкости. Это выглядит зловеще. — У тебя слишком богатое воображение. — Но в целом, — продолжал задумчивым тоном Бальтазар, словно уговаривая сам себя, — история знает много случаев, когда хорошо организованные варвары брали казалось бы вечные города, и, если смотреть комплексно, виной поражения этих городов становилось их внутреннее разложение. Это закономерный итог, если верить теории, что цивилизация проходит этапы развития, расцвета и упадка. — А бывает, что взрывается вулкан, и от цветущей цивилизации не остаётся камня на камне. — Ну, — Бальтазар замялся, — этим цивилизациям не повезло. — Кстати, а мы сейчас на каком этапе? — Многие считают, что на пороге расцвета. Мне хотелось бы в это верить. — То есть самое время разрушать "вечные" города? — Возможно, — тут Бальтазар неожиданно поёжился. — Правда я в страшном сне не могу представить, что бы я вдруг пошёл и отломал руки какой-нибудь древней статуе. Или даже не очень древней. Не хочется расстраивать археологов будущих эпох, это и так сделают вулканы. — Польза профессиональной солидарности. А теперь представь, — Саргон в упор посмотрел на Бальтазара, — если бы у варваров, рушивших города, было какое-нибудь супероружие. Сопоставимое с катаклизмом. Бальтазар ответил взглядом, полным ужаса. — Археологи возрыдают! — Однозначно. Саргон пожевал карандаш и поставил на листке очередной крестик. — Йоху! Один из моих флотов пошел ко дну. Бальтазар открыл было рот для вопроса, но его оборвал громкий возглас: — Это вышло случайно! Совершенно случайно! Все затихли и повернули головы. Иммануил стоял со сверкающим взором и потрясал блокнотом. Именно с такими глазами философы обычно выскакивают из ванны и бегут по улице, вопя: "Еврика!" — Я о выстреле! Это вышло случайно, — повторил Иммануил. — Ты чего кричишь? Конечно случайно, — кивнул Кохаб. — Генералу так и скажем. Какой придурок будет специально ломать стены? — Я имею ввиду, что если бы не случайное полуторамиллиметровое отклонение квадрата альфы, у нас ничего не получилось бы. Вот расчёт! Либо кристалл по ходу дела случайно сдвинулся, либо угол падения света чуть отличался от запланированного. Я предлагаю повторить опыт с учетом рассчитанной величины. Инженеры и двое археологов уставились на Иммануила вытаращенными глазами: кто-то ужасался математической ошибке, кто-то представлял новую дыру в стене. Только профессор Марин расплылся в довольной отеческой улыбке. — Не волнуйтесь, коллеги, мы попадём в уже сделанное отверстие, — произнёс он, но для перестраховки добавил, — если повезёт. Бальтазар глянул на Саргона. — Я спросить хотел, но перебили. В чем интерес играть в морской бой с собою самим? — В предсказуемости.***
Стукпостук сидел за столом в приемной, отрывал от конвертов марки для своего племянника и слушал гневные голоса, доносившиеся из Продолговатого кабинета. Если точнее, то один гневный голос, который принадлежал, разумеется, командору, потому что, чтобы опознать гнев в голосе патриция, надо было быть ну... Стукпостуком. Из-за двери доносилось: — Вы знали эти имена и молчали? Они уже давно были вам известны, не так ли? А стража в это время сбивалась с ног, чтобы найти хоть какую-то зацепку и выйти на сообщников Тынкера! — Независимые источники дают более полную картину происходящего, командор. Уверен, что вам это известно. Я честен? Вы довольны? И сейчас я хотел бы услышать, если вас не затруднит, доклад о ваших последних успехах. Голос Ветинари звучал ровно, но напряжённо. Стукпостук чувствовал, что хладнокровие патриция на пределе. А вот командор стражи даже не пытался скрывать злости. Уже казалось странным, что не так давно были времена, когда Ваймс вёл себя на аудиенциях у Ветинари сдержанно, верный инстинкту самосохранения, а после от души бил кулаком по стене приемной. Вызывать штукатура приходилось очень часто. Теперь Ваймс перестал бить по многострадальной стене, но в кабинете начали происходить экспрессивные разговоры вроде нынешнего и хорошо слышные за дверью. Стукпостуку не нужно было даже заходить в особую кабинку, известную лишь ему и патрицию, чтобы послушать, о чем идет речь. — Ваймс, не прикидывайтесь идиотом! Неужели так трудно просто ответить на вопрос? — Трудно. Сэр. Патриций что-то сказал в ответ, но тише, и его слова секретарь не разобрал. Да, в этот раз Ваймс был крайне недоволен параллельным расследованием со стороны дворца и сокрытием полезной для стражи информации, которую Ветинари выдавал ему порционно. И всё же стража раздобыла кое-что важное. Не поднимая шума и лишней суеты, они накопали много занимательного в архивах Тынкера. Как бы Ваймс не корчил кислую мину при упоминании любого вынюхивания, он отнюдь не гнушался шпионажа. Гнушался командор исключительно слова "шпионаж", особенно применительно к себе и страже. За одной из стенных панелей послышалось тихое, но настойчивое поскрёбывание, будто кот точил когти. Стукпостук отложил конверты, подошел к стене и сам открыл хорошо замаскированную дверцу. — Есть кое-что новенькое, — возвестила появившаяся из секретного хода Коломбина. — Патриций занят, как я слышу. За дверью что-то грохнуло. Вероятно, это кулак Ваймса стукнул о стол. Стукпостук прикрыл глаза — ну, хотя бы без трат на штукатура — потом посмотрел на Коломбину. — Придётся подождать, зато здесь сейчас никого. Что вы нашли? — Чтобы добраться в Тени на встречу с Круасоном, Шалита прибегал к помощи сообщника. Этот человек полгода назад приехал из Гершебы. А ещё Жоффри выследил одну барышню, которая захаживала к этому гершебцу. "Шерше ля фам", как говорят в Щеботане. Соседи уверены, что у них роман, но эта барышня появлялась также в Гад Парке и что-то забрала из дупла дерева. Там явно тайник, и мы работаем над этим. — А что насчёт секретного хода в доме гершебца? — Над этим мы тоже работаем, и мне нужно обсудить детали с его светлостью. Послышался деликатный стук, уже в другую потайную дверь. Стукпостук переглянулся с Коломбиной, та кивнула, поскольку сказала уже всё, что хотела. — Войдите, — сказал секретарь. Появился Брайн со свёрнутыми бумагами подмышкой. — Я не помешал? — заволновался он. — Всё в порядке, Брайн, — успокоил Стукпостук. — Какие выводы по чертежам? — Боюсь, что никаких, — Брайн развел руками. — Я расписал характеристики и возможности оборудования, но повторюсь, это всё равно что описывать молоток или пилу. — Неужели среди станков нет ничего... более узкоспециализированного? Брайн пожал плечами и развернул несколько принесённых бумаг, в которых чертежи соседствовали с описаниями. — Ну, вот этот станок, к примеру, по своим техническим возможностям для металла просто непригоден. — А это что? — спросил Стукпостук, беря в руки пару других чертежей со стола. — Справа — токарный, слева — фрезерный. Стукпостук поднял на Брайна пустой взгляд. Тёмный клерк вздохнул. — Если очень грубо, на токарном станке заготовка вращается, и ее можно обрабатывать только в двух плоскостях. На фрезерном — находится в неподвижном положении, и обработать ее можно даже в пяти плоскостях. То есть на втором станке получится изготовить более сложные детали. — А материал? — Любой. Хоть дерево, хоть металл. А этот агрегат, — Брайн перевернул лист обратной стороной, — предназначен для шлифовки. Дверь Продолговатого кабинета распахнулась, и взорам трёх клерков предстал Ваймс с лицом "увижу — убью". Ваймс похлопал глазами на клерков, клерки похлопали глазами на Ваймса. Командор сунул в рот сигарету, щелкнул закрываемым портсигаром и широким шагом покинул приемную. — Я загляну к его светлости, — сказал Стукпостук Коломбине и Брайну, — возможно, ему потребуется успокаивающий чай, и заодно доложу о вас. Уверен, что патриций захочет выслушать вас лично.***
Кервина точило желание мести. Оно разливалось внутри, как медленный яд по жилам. Если бы только быть уверенным! Насколько бы всё тогда стало проще! Он, Кервин, всё ещё числится в Гильдии Убийц. К тому же у тёмных клерков было законное право убивать при необходимости ради защиты города и его интересов также, как у стражников или солдат. Формулировка о защите интересов была соблазнительно гибкой. — Кервин, кого ты хочешь порезать в капусту? Может я могу чем-то помочь? Кервин вздрогнул и поднял голову. Страшно было не то, что его застукали за тёмными размышлениями, страшно было то, что он не заметил, как вошел Даниэль. Такая рассеянность бывает фатальной. — Ты три минуты не шевелишься и смотришь в свои шифровки глазами маньяка-садиста, — пояснил Даниэль, пожав плечами. Кервин поморщился: — Ветинари был совершенно прав насчет контроля мимики. — Его мнению стоит доверять, — согласился Даниэль, но не дал увести разговор в сторону. — Твоя проблема как-то связана с анализом документации одной разорившейся компании? Слышал об этой суете, знаешь ли, краем уха. — Ты пугающе наблюдателен. Даниэль сладко зевнул. — Благодарю. И кого тебе хочется нашинковать? — А как много ты уже услышал краем уха? — Не так много, как ты подозреваешь, но достаточно, чтобы уловить название компании, которую создал твой отец. Кервин вздохнул и рассказал про отравленные документы и результаты алхимической экспертизы. — И что теперь? — спросил Даниэль. — Не знаю. Я хочу найти исполнителя. Возможно, это что-то прояснит. Собирать сведения о сотрудниках компании клерки уже начали, а данные из отдела кадров облегчат задачу. Но что ты какой-то сонный? Тебя Годфри или Измаил куда-то ночью таскали? — Не угадал. Просто жизнь насыщенная. Я на днях случайно повстречал доктора Газона. Помнишь его? Из больницы леди Сибиллы. Он узнал меня и повторил своё приглашение учиться медицине. Но у меня ведь работа, сам понимаешь. В итоге мы договорились, что я буду забегать в больницу, помогать по мелочам, смотреть как проводят операции. Мне же интереснее всего хирургия. — Я не удивлен. Хирургов хлебом не корми, дай что-нибудь отрезать. Даниэль улыбнулся. — Не всё и не всегда. А иногда ещё нужно штопать. Так вот вчера я как раз был в больнице, смотрел, как Газон вырезает апендицит. Ушёл я только в двенадцатом часу. — Выспаться за это время было реально. Ты что-то не договариваешь? Даниэль смутился, что было для него не очень характерно. — А после больницы у меня была назначена другая встреча. Я ведь упоминал, кажется, что мне интересно узнать о боевом применении маникюра? Элоиза оказалась не против провести ликбез. А потом всё ка-а-ак завертелось! В конце концов она очень привлекательная особа. — О! — Теперь ты понимаешь, почему я не выспался? — Эээ... Да? — усомнился Кервин в собственном ответе. — Ты всё правильно подумал. — И ты платишь ей за... её услуги? — Нет, что ты! Это она платит за мои. Шучу, — добавил Даниэль, увидев как округлились глаза товарища. — У белошвеек тоже иногда бывает личная жизнь. А личная жизнь на то и личная, чтобы хоть немного отличаться от работы. Кервину оставалось только дивиться. Даниэль бесплатно мутил шуры-муры с одной из самых дорогих белошвеек Анк-Морпорка, и той, похоже, не нужна была от него даже ценная информация.