Без вины виноватая

Вина… до чего мерзкое слово. В этом мире все делятся на виновных и тех, кто обвиняет. Кому-то легче живётся, обвиняя других во всех своих бедах, неудачах и проблемах. Нравится снимать с себя ответственность за все свои действия и их дальнейшие последствия. Так легче. Так проще. Ещё легче становится тогда, когда человек, которого пытаются обвинить, оказывается уязвимым и зависимым. Эта некогда уверенная, беспринципная и в каком-то роде беспощадная женщина безоговорочно взвалила на свои хрупкие плечи тяжкий груз вины за то, чего она не совершала. Казалось, что у неё нет другого выбора, кроме как молча терпеть еженедельные пьянства и ежедневные необоснованные обвинения в убийстве; побои и насилие. Она добровольно позволила этому мужчине полностью овладеть ею, ее мыслями, волей и телом. В ней было все то, чего он мог пожелать в любовнице, помимо необузданной страсти. Намного больше того, что могли дать ему молодые девушки. Она была именно той, чьё общество не приедалось за пределами смятой постели. Она не пыталась окружить его своей заботой (один раз она уже обожглась — ей хватило), не строила из себя служанку (уж слишком она уставала на работе), не делилась откровениями за ужином. Ему досталась женщина, которая уже давным-давно состоялась, как личность. Та, что не гналась за всей этой приторно-ванильной романтикой; дорогими подарками, хотя прекрасно знала себе цену; не устраивала истерик на пустом месте. Мудрая, пережившая измены, неудачи, потери, разочарования, предательства, обиды. Все, чего ей нужно было сейчас — спокойствие, поддержка и умиротворение. Однако ей все же приходилось слепо следовать его указаниям, потакать и провоцировать разрушительные для себя и своей жизни ситуации. Женщина попросту загнала себя в золотую клетку, внутри которой она была вынуждена неистово биться о проклятые жерди, растрачивая свои силы на бесполезные действия. Полностью поверхностные отношения на уровне очередного вопроса касательно должности за чашечкой кофе по утрам или примитивного общения в постели — то, что не напрягало и не несло глубокого смысла. Казалось, что их миры запечатаны семью печатями. Хотя, возможно, они и не хотели впускать в них друг друга? Мужчина знал, что в любой момент она его примет, обнимет, пожалеет, приласкает… Он искусно этим пользовался, пропадая на несколько дней, иногда и недель, игнорируя телефонные звонки. А длительные исчезновения восполнял страстным сексом, получая удовлетворение тогда, когда ему это было необходимо. Он не принимал участие в ее жизни. Оставил один на один с проблемами, которые сам же и создал, лишив женщину высокой должности. Она виновата. Так уж повелось, что он переложил на неё свою ответственность. Сын покончил жизнь самоубийством? Она виновата, что не досмотрела, не уберегла. Забрали должность? Ее вина, что была плохой начальницей. При каждом удобном случае он вымещал на ней свои эмоции. И она прекрасно понимала, что это была не любовь, потому чтo любовь — это не про боль. Любовь — это прo счастье… — А полюби меня снова, Егорова? — смущённо улыбнулся мужчина, убрав прядь волос с лица женщины. — Ну, прекрати. Ты же прекрасно знаешь, что это невозможно. Я люблю другого человека, — отмахнулась она. — Ир, ну, ведь из-за него ты лишилась должности… — А ты эту должность предательски занял, — горько усмехнулась Павлова, в очередной раз напомнив ему о случившемся. Хирурги стояли на крыльце института скорой помощи имени Склифосовского. Позади была многочасовая борьба за жизнь молодого парнишки, попавшего в аварию. То ли количество часов, проведённых вместе в замкнутом пространстве операционной, то ли пробудившееся нежное чувство сподвигло Кривицкого сделать первый шаг к примирению. В любом случае попытка осталась попыткой. В этот момент перед самыми ступеньками просторной лестницы остановилась дорогая машина, дважды просигналив. — Ох, лёгок на помине. Герой-любовник собственной персоной, — усмехнулся Гена, взглядом указав на подъехавший минивэн. — Прекрати! — прошипела Ира сквозь зубы, и быстрым шагом спустилась по лестнице. — Можно было не трезвонить так на всю улицу. Это все-таки больница. Тут люди тяжелые после операции лежат, — возмутилась Павлова, садясь в уютный салон автомобиля. Остаток пути до дома, они ехали молча, думая каждый о своём. Ира нервно теребила ручки сумки, время от времени поглядывая на Аленикова. Тот сидел угрюмо, отвернувшись к окну, перебирая мысли в своей голове. Напряжение, повисшее в воздухе, пробирало до дрожи в коленках. В последнее время Ира все чаще стала замечать за своим сожителем довольно резкие перепады настроения. Смерть сына глубоко потрясла мужчину и он практически перестал себя контролировать. Беспробудное пьянство взяло вверх над здравым рассудком и он нередко мог позволить себе зацепить Иру крепким словом. Ко всему прочему, Анатолий не лишал себя и возможности в очередной раз обвинить Ирину в убийстве или напомнить, почему та лишилась своей высокой должности. Женщина не винила его и каждый раз закрывала глаза на любые нападки с его стороны, ведь при счастливом раскладе они могли стать семьей. В какой-то мере она даже чувствовала себя виноватой, но лишь в том, что не попыталась в своё время поговорить с Толей и найти к нему подход, чтобы выстроить доверительные отношения. Она стала ему грозной начальницей Ириной Алексеевной Павловой, и даже не пыталась заменить маму, оказав поддержку, в которой мальчик так отчаянно нуждался в тот момент. Время от времени Ира задумывалась, что было бы с ней, произойдя подобное с ее сыном. Хотя она прекрасно понимала, что Артем уже давным-давно находился где-то далеко от неё… Оказавшись дома, после изнурительных пробок и не менее тяжелого рабочего дня, сил у Иры хватило лишь на то, чтобы переодеться, и заварить чай. Она обессилено опустилась на мягкий диван, вытянув ноги вперед, включила телевизор, и налила себе чашку горячего чая. В воздухе повис приятный аромат настоящих фруктов, и Ира предалась чувственному наслаждению, делая один живительный глоток за другим. О готовке ужина не могло быть и речи, потому женщина мысленно надеялась, что ее сожитель уже отрапезничал где-нибудь в ресторане. — Опять всякую ерунду показывают, — с легкой усмешкой сказала женщина, указав на экран телевизора, когда Анатолий присел рядом. — Ты с ним спишь? — Что, прости? — улыбка на лице Иры резко сменилась недоумением. — Ты с ним спишь? — смакуя каждое слово, повторил Алеников. — Толь, тебе лечиться надо, — снова улыбнулась Ира. — Тебе от алкоголя уже всякая чушь мерещится. Как такое вообще могло в голову прийти… — Я вас обоих уничтожу, — тихим и холодным тоном произнёс Анатолий, перебив Иру. То, что он зол, было видно невооружённым взглядом. — Вот только не надо меня сейчас запугивать, ладно? — не растерялась женщина. — И разговаривать со мной в таком тоне тоже не надо. Хочешь угрожать? Вон, стукачей своих запугивай или подчинённых своих, — Ира раздраженно вертела в руках кружку с остывшим чаем. — И вообще, с чего вдруг такой интерес к моей личной жизни? Твоё какое дело? — больно уколола женщина. Толя с силой сжал кулаки, отчего кисти его рук побелели. — Ты мне кто? Муж? — Ира резко повернула к нему лицо. Не она начала эту игру. — Появляешься когда захочешь, н-напиваешься до потери сознания. Какое твое дело, чем я занимаюсь, а? — она смерила его сердитым взглядом. Его руки предательски задрожали от злости. Он до боли стиснул зубы и резко схватил Иру за шею. От неожиданности женщина истошно вскрикнула. Хрупкая фарфоровая чашка полетела на пол вдребезги разбившись, расплескав по ковру остатки чая. Глаза Анатолия покрылись яростной пеленой и он принялся сдавливать женщине горло. — Ты что творишь? — шепотом проговорила Ира, не на шутку испугавшись. В глазах потемнело. Задыхаясь, она стала судорожно глотать воздух. — Ты меня знаешь, если я узнаю, что за моей спиной ты крутишь романы… — чуть ослабил он хватку, но все еще не выпускал ее горло из рук. — Толь, мне больно! — сквозь слёзы прошептала Ира. Сжав горло сильнее, Анатолий резко разжал ладони, отбросив женщину на диван. Минутное помутнение, что нашло на него в порыве гнева прошло. Мужчина казалось смутно начал осознавать реальность происходящего. Он растеряно смотрел на Иру, тяжело дыша. — Это так ты меня любишь? — дрожащими пальцами рук женщина гладила покрасневшую шею. — Люблю, поэтому я не хочу видеть, как рядом с тобой крутятся твои бывшие. — Толь… — шептала Ира, всем силами хватая легкими притоки свежего воздуха. — Я все сказал, — он потряс указательным пальцем перед ее лицом и ушёл в спальню, громко захлопнув дверь. Ещё пару минут Ира продолжала лежать на диване, дрожащими руками поглаживая шею. В ту секунду ей впервые стало страшно за свою жизнь. Почти до полуночи она просидела на диване, уставившись в одну точку. Картинка на экране телевизора беззвучно менялась одна за другой. За окном доносился визг тормозов и бесконечное гудение клаксона. Где-то там, далеко кипела ночная жизнь. Блеск погрузившегося во тьму города особенно привлекал выползающую из домов молодежь, обещая различные соблазны. Жизнь остановилась лишь у Иры. Промозглый холод, помноженный на нервное напряжение, пробрал женщину до костей. Оставшись наедине с собой, она пыталась осознать случившееся, но сердце наотрез отказывалось воспринимать произошедшее. Она перевела взгляд на свои бессильно дрожащие руки и сжала ладони в кулаки. Отросшие ногти больно впились в тонкую кожу, но Ира ничего не почувствовала. Лишь стук сердца в ушах оглушал ее. Не было слез, совсем не осталось эмоций. Казалось, что голова, заключенная в тиски, отчаянно пытается высвободиться на волю. Тут возникло непреодолимое желание выпить. Собравшись с силами, Ира поднялась с дивана, но нестерпимая боль пронзила ногу и она снова оказалась на мягком сидении. Ира безмолвно вскрикнула, прикрывая рот рукой. Звук застрял в глотке, потому лицо лишь перекосила гримаса боли. Когда чашка разбилась, Ира даже не почувствовала, что один из осколков впился ей в ногу. Она крепко сжала губы и ловко вытащила обломок. В этот момент ее руки перестали дрожать — вот, что значит годы практики. Покопавшись в аптечке, она нашла пластырь и заклеила небольшую царапину, предварительно промокнув пятна крови бумажным полотенцем. Она накапала в рюмку валерьянки, заставив себя выпить лишь успокоительное, и обессилено легла на диван. Идти в спальню, где уже давным-давно спал Толя, у неё не было никакого желания. — Дожили, Ирочка, не можешь зайти в спальню в собственной квартире, — женщина нервно теребила пальцы, лёжа на неудобном диване. Как же она раньше не замечала, что на нем совершенно невозможно спать? — От Павлова пряталась в кабинете. Теперь и туда уйти не могу. Такими темпами мы с котом совсем скоро окажемся на улице. Да, кот? — она перевела взгляд на посапывающего в углу комнаты питомца, мысленно надеясь, что тот не поранится об осколки рядом с диваном. Остатки тонкого фарфора от чашки, собрать которые у Иры не было сил, переливались в приглушенном сиянии луны.