Не теряя надежды

Pov. Химчан. Раздевалка как раздевалка: достаточно просторная, чтобы вместить в себя порядком тридцати человек, с кондиционерами, на полу постелены мягкие ковры, вдоль стен – кожаные диванчики и гримёрные столики напротив. Я упал в свободное кресло, не переставая щуриться от ярких ламп, вделанных в раму зеркала, и взялся за щедро смоченную салфетку для удаления макияжа. Под слоем яркой косметики моё лицо выглядело неузнаваемым. Признаться, я давно отвык от сценического грима, и сейчас по ту сторону на меня словно смотрел чужой человек. Я быстро высунул язык – отражение в точности повторило это действие. Это всё ещё был я, только глубоко спрятанный в другом человеке. В зеркале за моей спиной мелькнул чей-то длинный силуэт, следом раздался громкий возмущенный вопль. – Осторожнее, Чжунхон! Если обернуться, то можно увидеть, какая суматоха царила в гримёрной, но мне она не мешала, наоборот, было приятно вновь слышать шумные голоса ребят. Раньше я неприменимо присоединился бы к общему гвалту голосов. Были времена, когда мы называли друг друга семьёй. Мама, папа, детки… Я улыбнулся этой мысли. Но моя улыбка продержалась недолго. Всё хорошее рано или поздно заканчивается, так и съёмки нашего рождественского клипа и запись альбома подошли к концу. Вместе с ними и наше совместное пребывание на студии. Сам того не замечая, я размазал подводку в уголках глаз, вместо того, чтобы стереть её. Решив, что лучше оставить это дело визажистам, я взялся за костюм. Красно-чёрный с белым мехом на воротнике и рукавах – этот наряд полностью соответствовал духу Рождества, чего нельзя было сказать о моём настроении. Я словно находился не в своей тарелке. И ведь никто силком не тянул меня обратно на сцену, я захотел этого сам. Тогда отчего же сейчас будто кошки на душе скребли? Чтобы моё настроение не передалось остальным участникам группы, я держался в стороне от общего нестройного веселья. Все были заняты сменой сценических костюмов на повседневную одежду. Вокруг витала праздничная атмосфера, в голосах каждого звучала взбудораженность и веселье не смотря на то, что все мы немного устали от затянувшихся съёмок. Я нарочито делал всё медленно: снял и повесил пиджак на спинку стула, расстегнул по очереди пуговицы на рубашке, пряжку ремня, стянул брюки. Между делом я не переставал бросать короткие взгляды на Ёнгука, что занял дальний угол гримёрки. Он по своей природе отличался неторопливостью. Раздевшись до трусов, – на нём было бельё от Кельвина Клейна, его любимая марка, – Ёнгук аккуратно развешивал одежду по вешалкам. С ним заговорил Ёнджэ. Я не мог слышать их разговора, но по лицу обоих понял, что им непринуждённо и радостно. Я тоже, как мог, заставлял себя улыбаться. За пять чёртовых лет разлуки мы наконец-то собрались все вместе и записали рождественский альбом. Пока шли съёмки, я был на седьмом небе от счастья, но стоило софитам погаснуть, а камерам отвернуться, как меня сковала тоска. Гадая о том, выпадет ли нам когда-нибудь шанс собраться на чём-то подобном снова, я замер, обращённый к зеркалу. Мой невидящий взгляд приковало непонятное бледно-розовое пятно в центре. – Химчан-хён? Тихий голос, окликнувший меня, заставил очнуться. Непонятным пятном было моё собственное лицо, лоснившееся от слоёв тяжёлой косметики и пота. Оно сильно хмурилось. – Хён! Морщины на лбу разгладились, стеклянные глаза ожили и заметались. – А, что? – я повернулся – довольно резко, отчего моя шея неприятно хрустнула. – А, это ты, Чоноп… – Всё в порядке, хён? Ты на редкость неразговорчивый сегодня. – Устал немного вот и всё, – я сам не понимал, что со мной. Нет, на самом деле некие подозрения вились в голове, но мне было настолько страшно их озвучить даже самому себе, что я впадал в ступор всякий раз, когда какое-то из них заставало меня врасплох. Чонопу очень хотелось поболтать со мной, он продолжил: – Мы хорошо выступили, ты так не считаешь? Бейбиз понравилось… Я машинально кивал на каждое его слово, почти не слушая, что мне говорил младший. Всю беседу глаза мои бесцельно блуждали вначале по такому же юному как прежде лицу Чонопа, по его подтянутой фигуре и рельефным рукам, распахнутому на голой груди пиджаку с мехом, взгляд зацепился за нитку, прилипшую к бархатистой красной ткани и я поспешно снял её. Чоноп проговрил ещё минуты две, потом резко замолчал. Сам того не замечая, я уставился на Ёнгука, что-то объясняющего Чжунхону. Ёнгук живо жестикулировал – верный признак, что он увлечён темой разговора. Чоноп проследил за моим взглядом, и на его лице расцвела снисходительная улыбка. Даже ему было всё очевидно, отчего мне стало тошно, я раздражённо попросил Чонопа убираться в свою часть раздевалки. Он лишь усмехнулся и ушёл болтать с Дэхёном, хваставшимся новой покупкой, чего конкретно, я благополучно прослушал. Кто-то спросил, свободен ли у каждого из нас вечер. Этот, казалось, невинный вопрос повис в воздухе, сделав его густым и напряжённым. Минута тишины, затем неловкие, уклончивые ответы: дела, работа, семья. Что угодно, лишь бы не проводить вместе время. Если бы наши фанаты видели нас сейчас, их сердца бы разорвались от гнева и разочарования. Мы расстраивали их, и разбивали их надежды раз за разом с самого момента распада группы. Сейчас было не лучше. В один миг мы стали чужие друг другу. А самое смешное в этой ситуации то, что лично у меня никаких дел не намечалось, ни что не мешало мне согласиться. Разумеется, какие-нибудь дела нашлись бы, но ничего, что нельзя перенести или отложить. От ответа я воздержался, к тому же никому и дела не было. Так мне, по крайней мере, думалось. Я снова посмотрел на Ёнгука, теперь на нём красовались классические джинсы и чёрный вязанный джемпер. Неожиданно он перехватил мой взгляд, хотя прежде в мою сторону не смотрел. Он улыбнулся – открыто и тепло, как раньше, когда мы стояли на сцене рука об руку. От этой улыбки моё сердце кольнуло болезненным спазмом, оно мгновенно скукожилось до крошечных размеров и затихло, умерло. Лицо пронзила судорога боли, и я поспешно отвернулся. Я не заикался об этом чувстве на протяжении всех пятнадцати лет. Предпочитал думать, что это лишь мои фантазии и чувство одиночества. Нам обоим практически под сорок, мы взрослые, разумные, самодостаточные люди, Ёнгук уж точно. И даже если закрой я на всё вышеперечисленное глаза, на тот факт, что у моего друга имелась жена, я не мог. «Жена!» – это слово набатом забило в ушах, взвыло оглушительной сиреной. Я зажмурился, да так сильно, что из глаз брызнули слёзы. – Химчан? – низкий голос звучал совсем близко. «Нет!» – одеёрнул сам себя. Я не влипну в очередную историю, больше напоминавшую сцену из малобюджетной мыльной оперы. Между мной и Ёнгуком всегда что-то стояло: группа, агентство, мнение общества и... мы сами. – Хим… – НЕТ! Красный как рак и злой как чёрт, я гневно обернулся в намерении высказать всё, что думаю о собеседнике. Подойдя ко мне, Ёнгук мягко коснулся моего плеча. Наверное, по вине моего необоснованного выпада, вид у него был несколько ошарашенным, но при этом с губ его не сходила улыбка, а тёмно-карие глаза лучезарно светились, будто это был самый счастливый день в его жизни. Может, для него всё обстояло именно так, но не для меня. За считанные минуты я возненавидел происходящее, хотя прежде был не менее счастлив, чем человек передо мной. - Что? Чего тебе понадобилось от меня, Пан Ёнгук?! Все взгляды в комнате в следующую секунду приковались к нам. Разве мог я не устроить сцену даже в такой важный день? Ёнгук словно не замечал моего не в меру дурного настроения: - Я хотел узнать, свободен ли ты этим вечером, Химчан? От удивления у меня приоткрылся рот, дыхание перехватило. - З-зачем? - Подумал, что не плохо бы нам выпить вместе. Как в старые деньки, - говорил как дед. И ведь это его слова были про шахматы на сцене, и что наша группа всегда будет вместе. Вот где наш бывший лидер действительно прогадал. Все в помещении переглянулись и предостерегающе уставились на меня. «Не надо, хён», «Разве забыл, что случилось в прошлый раз, когда ты выпил», - беззвучно слетало с их уст. - Я не пью. Больше не пью, - холодно отрезал я. «Довольны?» Похоже, Ёнгук не поверил моим словам, но на моём лице так явственно читалась мука, что он решил сжалиться надо мной и не стал продолжать этот разговор. До тех пор, пока мы не остались с глазу на глаз. – Ребята, сегодня было здорово. Вы все молодцы! Спасибо вам! – обратился Ёнгук к остальным и поклонился. – Надеюсь, нам ещё выпадет шанс собраться на одной сцене. После его слов последовали долгие прощания, вежливые слова благодарности и сожаления, рукопожатия, похлопывания по плечам и объятия. Никому не хотелось расставаться, одновременно каждый боялся задержаться хотя бы на минуту дольше, чтобы собственные эмоции не возымели верх над разумом, и не сказались слова, которые не должны быть произнесены. Через пятнадцать минут в раздевалке остались стоять я и Ёнгук. Ещё минуту он копошился в своей спортивной сумке, после чего выудил оттуда ключи от машины и продемонстрировал их мне. Как же я забыл, что с некоторых пор Ёнгук ездил на автомобиле, а не на мопеде. Я поздравил его с приобретением четырёхколёсного друга, на что Ёнгук мягко улыбнулся и кивнул. – Я хочу кое-куда съездить с тобой. Прямо сейчас. Ответ "нет" не принимается, – редкая настойчивость с его стороны. Мне просто не оставляли выхода. Я согласился.