Не теряя надежды

Химчан всегда был готов поддержать каждого, ободрить, дать совет, протянуть руку помощи. Но когда у него начались первые серьёзные проблемы, никто не торопился ему помочь, ни чьего плеча не оказалось в доступности. Не было рядом с ним и Ёнгука. Увлеченный сольной карьерой, затем занятый армейской службой, тот практически не находил времени на общение с бывшими одногруппниками, а встречи казались чем-то невозможным. И Химчан сломался. Рано или поздно это должно было случиться. Сломался как кукла, которой часто играли, безжалостно таская за собой в дождь и снег, но уходом за ней пренебрегали, а когда лоск новизны сошёл, детальки износились, выбросили на помойку. Последние лет пять Химчан чувствовал себя подобно вещи, оставленной владельцем на произвол судьбы – никчёмной, забытой, ненужной. Порой голову его наполняли апатичные мысли: а стоит ли вообще продолжать жить? Ошеломляющая новость о свадьба Ёнгука стала последней каплей в его переполненной чаши страданий. Чёрный день календаря, когда он находился всего в шаге от "точки невозрата", навек запечатлился на корке подсознания Химчана. Он закрывает глаза и из зловещей темноты вновь восстаёт эта картина: зашторенный окна, давящая тишина комнаты, узкая полоска света пробивается сквозь приоткрытую дверь, словно манит его как мотылька к спокойному теплу и безопасности. Но то лишь иллюзия. Первое яркое ощущение после шока – тёплая вода, струящаяся по руке, что щекочет кожу, после контраст от холодного острия ножа. Алая жидкость портит девственную чистоту воды, окрасив её ярко-красным. Было что театрально-драматичное в смерти в ванне. С ранних лет он любил привлекать к себе излишнее внимание, поэтому пошёл на сцену, ему нравилось примерять на себе различные образы, и вот он с особой щепетильностью к мелочам подошёл к кульминационному моменту жизни. Идеально белая ванна – чтобы отбелить её до первоначального вида, он приложил много сил и потратил достаточно времени, – возле бокал дорого вина на столике – но не из него, а из бутылки коньяка были сделаны несколько глотков для храбрости, – алые лепестки роз слабо колыхались на поверхности воды. Первые капли, упавшие в воду, создали рябь, потревожив их покой, вода в ванне приобрела скудный розоватый оттенок. Химчан не слышал, как вернулась старшая сестра. Шестое чувство не подвело женщину, как никак он – её родная плоть и кровь. Отправив дочку в детскую комнату, она подошла к двери ванной, тихо притворив её. Первое, что предстало взгляду женщины: сгорбленная спина брата, та чуть сдвинулась в бок, и показалась рука – белая как снег, с красными подтёками вдоль кожи. На мгновение женщина оцепенела, зажала себе рот ладонью. – О, Химчан! – трагично слетело с её губ. Придя в чувства, женщина рванув дверь на себя, ворвалась в ванную, чем прервала кровавый ритуал. Пока она бинтовала руку брата, тот хранил полное молчание. Но всё было понятно и без слов. Развалившись в кресле, Химчан сидел ни жив, ни мёртв, остекленелый взгляд был обращён в никуда. Вид его был удручающий: чёрные как небо зимней ночью глаза провались, в уголках их зияло множество морщинок, серое без кровинки лицо осунулось, а на бледных щеках ещё не успели высохнуть две узенькие борозды от слёз. Его грудь часто и тяжело поднималась, а величавый нос чуть морщился от боли. Разговоры о случившимся пришлись на позднее утро. Тогда же поездка в больницу, позже походы к психотерапевту и длительное лечение. Вскоре мысли о смерти постепенно оставили его. Поступило предложение записать рождественский альбом бывшим составом, что ненадолго возродило чувство окрыленности в его душе. Но вот, клип отсняли, и прежний скверный настрой Химчана давал о себе знать. О таком светлом празднике, как Рождество ему и думать не хотелось. Pov Ёнгука. Чего-то такого я и ожидал: красное от злости лицо Химчана, который из последних сил сдерживал внутренний крик. Я знал, что заслужил его злость, всю до последней капли. Химчан имел полное право ненавидеть меня. По-правде, в глубине души я сам презирал себя. Задвинул на него, когда он нуждался во мне больше всего. Ни в ком другом Химчан не нуждался острее, как в вере и поддержке дорогого сердцу человека – это читалось в его взгляде за стеной разочарования и неодобрения. Как-то так сложилось, что я был этим человеком. Я давно подозревал, что за нашей дружбой крылось нечто большее, но не хотел признавать этого из-за глупых предрассудков общества. И это говорит человек, которым люди восхищаются за приверженность принципам и ярым индивидуализм. Это только лишний раз доказывало как я лжец и трус. Над моим разумом властвовал страх перед чувствами Химчана, которые я не мог принять. Но отвергнуть их означало бы убить его, на такое я не мог пойти. Так что же, спрашивается, спустя пятнадцать лет я вздумал мутить старую воду? На это у меня имелась веская причина. *** – Чоноп, Ёнджэ, стойте! Тяжело дышавший Дэхён еле-еле нагнал друзей. – Как раз вовремя, Дэхён-хён, – радушно махнул рукой Чоноп подоспевшему к ним мужчине. – Верно, верно. Мы как раз думали, где посидеть. Предложения будут? – Ёнджэ вопросительно взглянул на друга. Дэхён на мгновение задумался. Вдруг что-то вспомнив, порылся в карманах пуховика и протянул сжатый кулак друзьям. – Как насчёт этого места? Он разжал руку, в не лежал смятый флаер. «Клуб "Последняя надежда" готов приютить любую страждущую душу, которой не нашлось места на празднике жизни. Мы не оставим вас в одиночестве в эту холодную ночь. Приходите! Приходите, кем бы вы ни были.» Чоноп и Ёнджэ переглянулись. Не успел Чоноп ответить на предложение Дэхёна, как его опередил Ёнджэ. Фамильярно вырвав из рук Дэхёна флаер, он подставил его под луч уличного столба и внимательно в смотрелся в текст. – Кто тебе его дал? – не отрываясь от занятия, поинтересовался он у Дэхёна. Флаер был отпечатан на обыкновенной глянцевой фотобумаге с одной стороны. Ёнджэ перевернул бумажку – белая и чистая, на первый взгляд, но приглядевшись, острый взор его уловил водяной символ: дерево и человеческое сердце на его фоне. Всё это казалось странным. – Так кто? Дэхён виновато улыбнулся и поскрёб указательным пальцем бровь. – Теперь точно и не вспомнить. Дело неделю назад было. Из-за всей этой подготовки к альбому, я благополучно забыл о нём. Даже не знаю, чего вспомнил сейчас, – недоверчивый вид Ёнджэ смутил мужчину. – Ерунда какая. Давайте лучше посидим в каком-нибудь уютном кафе, как прежде. В разговор вмешался Чоноп: – А мне нравится. Звучит интригующе. Давайте сходим, – его воодушевленный голос несколько успокоил Дэхёна. – Если хочешь, Чоноппи, то конечно. Ёнджэ фыркнул, но ничего не сказал. Полазив в телефоне, он сверил отпечатанный на флаере адрес клуба с виртуальной картой и наметил им маршрут. До клуба было полчаса пешком или пятнадцать минут на такси. Погода стояла замечательная: мягко падал снежок, ветер практически не ощущался, да и температура приемлемая, мороз за щёки не щипал, а посему друзья решили пройтись до обозначенного места пешком. – Думаете, мы правильно поступили, оставив Химчана-хёна накануне праздника? – спросил Чоноп, когда они прошли треть пути. У него было тяжело на сердце от мысли, что они наврали Химчану про свою занятость. – Ёнгук-хён с ним, а больше ему никто не нужен, поверь, – уверенно отозвался Ёнджэ. Вспомнив, как Химчан смотрел на старшего в гримёрной, Чоноп расслабился и охотно пару раз кивнул. Всё так. Теперь, если же всё-таки хён в очередной раз напьется, будет кому за ним присмотреть. Ещё перед началом съёмок Ёнгук попросил всех, чтобы они помогли остаться им с Химчаном наедине, похоже, у того намечался с ним серьёзный разговор. Но не поздновато ли для нравоучений? Трио свернуло за угол дома, далее их дорога пролегала по залитому разноцветными огнями гирлянд проспекту. Кругом сновали люди, нагруженные пакетами с едой, новогодними украшениями и празднично упакованными коробками. Когда они проходили мимо большой ёлки, установленной на городской площади, Чоноп остановился, чтобы полюбоваться ей. Незаметно к нему подошел Дэхён и аккуратно положил руку ему на талию. В ответ Чоноп подарил ему смущенную и между тем полную нежности улыбку. Стоящий поодаль Ёнджэ залипал в телефоне, написывая своей новой девушке. Окликнув его, Дэхён предложил сделать общее фото, чтобы выложить в сеть для Бейбиз. В ожидании, пока Химчан соберет вещи, Ёнгук листал новостную ленту Инстаграма. Помимо него в холле студии, где они час назад проводили съёмки клипа, не было не души, а потому никто не услышал, как Ёнгук смачно выругался. Ему пришло оповещение с аккаунта Дэхёна. Перейдя к нему на страницу, он увидел три сияющих довольством от встречи, залитых морозным румянцем лица на фоне городской ёлки. Pov. Ёнгук. Я не верил своим глазам. Такой несложный план, и даже его парни умудрились запороть. Вопрос времени, когда Химчан увидит их совместное фото и поймёт, что его грубо кинули. Делать нечего, придётся всё как-то объяснять. Химчан привык видеть мою честность, а тот факт, что я подговорил ребят к обману, окажется для него неприятным открытием. Очевидно, что он будет разочарован в дружбе со мной, и во мне как в человеке в целом. Но не это непосильно объяснить, а скорее то, что я вру ему на протяжении пятнадцати лет, что я законченный трус и вовсе не такой человек, каким он меня считает. – Ёнгук? – я пропустил момент, когда хлопнули двери в холле, внезапное появление Химчана за моей спиной заставило меня вздрогнуть и воровато оглянуться через плечо. – Я готов. Поехали? Я стремительно спрятал телефон в карман, стоило ему ещё на шаг приблизиться ко мне. По-видимому, проведённое наедине с собой время помогло Химчану вернуть душевную гармонию, на его лице отражалось благодушное настроение. Откинув лишние мысли, я улыбнулся и протянул руку за его сумкой, на что Химчан вздёрнул бровью и покачал головой. Раньше ему нравились проявления подобного рода знаков внимания. Не взирая на то, что мы оба мужчины, Химчан любил, когда за ним ухаживали. От девушек, привыкших, чтобы ухаживали за ними, ничего такого не дождёшься, а потому роль джентльмена в нашей «паре» легла на мои плечи. Химчан отплачивал мне крепкой дружбой и заботой. Ребята не раз шутили, что если бы не наша «мамочка» группы, то я давно бы усох до размера травинки. Их правда, за написаниями текстов, я порой забывал обо всём на свете. Признаюсь, мне этого не хватало. Когда я съехал из общежития, то через месяц понял, что не могу жить один. Тогда Дин охотно согласился стать моим сожителем и присматривать за мной. Химчана мой переезд не обрадовал, а из-за новости о сожительства с Дином он вовсе на две недели отказался нормально общаться со мной. Наверное, тогда он почувствовал себя преданным, ведь кто, как не он, позаботился бы обо мне лучше всего. Но если бы ко мне тогда переехал Химчан... Я и прежде опасался выдвигать на тот счёт какие-либо предположения. Одно могу сказать точно: нашей дружбе настал бы конец. Мы вышли на крыльцо, холодный вечерний воздух вызывал мурашки по телу. Поведя плечами, я на ходу вынул пачку сигарет. Химчан намеренно отвернулся, чтобы не видеть, как я курю. Ему претила эта вредная привычка, я сам был не в восторге от неё, но взяв в рот сигарету будучи макнэ в андеграунд-группе, я накрепко связал свою судьбу с табаком. Когда попал в В.А.Р, заставлял себя курить реже, да так, чтобы не просекли фанаты, и казалось бы мне почти удалось завязать, но с недавних пор сигарета слишком часто оказывалась в моих пальцах. Сказывался накопившийся стресс и навязчивые негативные мысли. – Я быстро. Лучше тебе пойти к машине, вот ключи, – Химчан нехотя поймал ключи, а вместе с ними против моей воли стянул с меня сумку, повесив её на свободное плечо, он побрёл на паковку по свежему слою хрустящего снега. Он практически не смотрел на меня и не разговаривал. Если так пойдёт дальше, то мой план окажется пустой затеей. Глубоко затянувшись в последний раз, я потушил почти догоревший бычок о край мусорного бака и направился на парковку. Снега навалило предостаточно, поэтому я старался ступать по следам Химчана. Мотор был заведён, пара ярких лучей автомобиля резали кромешную тьму зимнего декабрьского вечера. Я опустился на водительское место и, положив руки на руль, обернулся. Отчего-то Химчан занял пассажирское место позади, а не рядом со мной. – Пересядь, – возможно, мой тон прозвучал грубо. Кисло поджав губы, Химчан послушно исполнил мою просьбу. Два раза хлопнули дверцы автомобиля, и меня обдало холодным воздухом, я потянулся к печке. Химчан сел на переднее кресло, пристегнулся и с меланхоличным видом в уставился в окно. Складывалось ощущение, что я силком заставляю его ехать со мной. Наверное, так и было. Я коротко вздохнул. – Химчан, – в ответ тихое хмыканье. – Замёрз, наверное? Я изо всех сил старался звучать непринуждённо и между тем дружелюбно. Хотелось как-то разрушить эту стену недопонимания между нами, но на это потребуется уйма времени и сил. Я взял его руки в свои – они оказались ледяными – и поднёс их к теплому воздуху печки. Поначалу Химчан сопротивлялся, но вскоре уступил. полагаю, он тоже устал от нашей скрытой вражды. – Химчан, послушай, я не заставляю тебя делать что-то против воли. Если ты не хочешь или не в настроении, то только скажи и я отвезу тебя домой. – Домой? – пара агатовых глаз внимательно посмотрели на меня, левая бровь Химчана чуть приподнялась, он спросил. – Домой, а дальше? Несколько секунду я не понимающе смотрел на него. Я не сдержался и уголки моих губ дрогнули. – Ты меня не правильно понял, Химчан. Имелось в виду, что если ты себя плохо чувствуешь, то я отвезу тебя к твоему дому, чтобы ты смог отдохнуть после дня утомительных съёмок. Ничего больше. На мгновение в чёрных глазах напротив пронеслось разочарование, казалось, оживший в них до то ли огонёк, стремительно потускнел. – Я тебя понял, Ёнгук. Нет, я не устал. Можем отправляться, куда ты там хотел. Но если тебе не нравится моё настроение, то давай я лучше выйду прямо сейчас и поймаю такси, – бледная рука под рукавом пальто демонстративно легла на ручку двери, когда другая пока оставалась лежать в моих, баюкающих её, ладонях. Я сжал руку крепче и умоляюще посмотрел на Химчан. Мои молитвы были услышали, автомобильная дверца осталась в неприкосновенности. Мгновение спустя Химчану всё-таки пришлось убрать свою руку к себе на колено, чтобы я мог без опаски рулить. – Я совсем не понимаю тебя, Ёнгук. Ты весь клип хватался за меня, крутился возле, конечно, тоже самое ты пытался проделать с остальными, чтобы такое поведение не смотрелось дико на общем фоне творившейся суматохи, но зачем тогда было потом в раздевалке откровенно игнорировать меня? И спрашивается, какого чёрта, ты подговорил ребят соврать о том, что они заняты, и мы не сможем устроить рождественскую вечеринку, как было запланировано с самого начала?! Думаешь я совсем дурак? – он снова выглядел злым. – Я почти поверил, что у всех внезапно нарисовались срочные дела, но когда Дэхён выложил совместное фото с Ёнджэ и Чонопом, мне страстно захотелось проломить тебе череп. Из-за усилившегося снегопада видимость сильно снизилась, я не мог отвлечься от дороги и ответить Химчану или посмотреть на него, но этого и не требовалось. От него буквально веяло парами раздражения, мне охотно верилось в фразу про проломленный череп. На светофоре я всё-таки нашёл в себе силы сказать ему хотя бы пару разъяснительных слов, на что получил короткую, но ожидаемую фразу: – Ты разочаровал меня, Ёнгук. И правда, кому как не мне, Химчан мог открыто доверять, при этом страшась быть обманутым? – Извини, – звучало жалко, но это единственное, на что меня хватило. В уголках глаз Химчана замерли крошечные бусины слёз. Залюбовавшись его красным от гнева лицом и ставшими ещё глубже и чернее, хотя казалось куда ещё-то, полным печали глазами, я благополучно прозевал зелёный свет. Позади раздался резкий сигнал автомобиля, и мы оба вздрогнули. – Дорога, следи за ней, – тихо, сердито пробубнил Химчан. Я кивнул и выпрямился в кресле. До бара, куда мне страстно хотелось сводить Химчана, оставалось меньше пяти минут езды, но интимная обстановка машины несколько спутала мои планы. Нужно было где-то остановиться и поговорить с глазу на глаз, без лишних ушей. Я намеренно свернул в противоположную сторону от намеченного места и повёл машину к набережной реки. Химчану похоже было всё равно куда мы ехали, но сама езда успокаивала его, и когда автомобиль затормозил на берегу открыв вид на заледенелую воду, он досадно фыркнул. – Очень оригинально. Настолько, что банально. В твоём духе. Я прикрыл глаза и досчитал до десяти. – Это не то место, куда я хотел тебя свозить, – решил внести ясность я. – Тогда что мы тут делаем? Забыл дорогу? – Мы здесь, потому что это нужно. – Кому нужно? – Нам Химчан. Нам. Нужно. Поговорить. Сейчас. – И о чём же? О том, какая ты скотина? Нет, постой, это ведь я скотина. Все так говорят. Я прекрасно понимал, к чему он клонит. Обычно истерики Хиимчана выединного яйца не стоили и проходили за считанные секунды, но сегодня не тот случай. – Я заслужил. – Заслужил? Осмелюсь спросить, что тогда заслужил я, Ёнгук? Все эти годы третирования, то, что моё имя опорочили, а меня самого смешали с грязью? И заметь, никто из вас, никто за меня не заступился! Меня ненавидели, меня продолжает ненавидеть весь фандом. Да они скорее захотят, чтобы я сдох, чем в тысячный раз выслушают мои дурацкие извинения. Но по-правде мне не за что извиняться, разве что за то долбаное ограждение, будь оно неладно. Меня лишили прав, я не могу ходить в бары и клубы, мне до седины страшно посещать общественные места. Ты даже представить себе не можешь, каких усилий мне стоило, чтобы решить записывать с вами альбом. Я..я до последнего ждал, что вы и фанаты пошлёте такого как я, куда подальше, скажите, что так будет лучше. – Никто бы не стал так поступать с тобой, Химчан, – только успел вставить я. За всхлипами он не то что моих слов не услышал, даже его речь давалось разбирать с величайшим трудом. Быстро отстегнув ремень безопасности, я рывком прижал его к себе. Химчан не сопротивлялся. Уткнувшись носом мне в шею, он залился слезами, не переставая при этом что-то невнятно бормотать. Я наклонился к его уху и прошептал: – Химчан, словами не выразить, как мне жаль… Я виноват и глубоко сожалею... Химчан что-то тихо застонал. – Виноват, что не отговорил тебя от той поездки... виноват, что не был рядом, когда ты больше всего нуждался в этом… Похоже, он пытался сказать «нет». Я догадался об этом, когда Химчан заелозил головой по моему плечу. – Виноват… Я… ты простишь меня? Химчан снова повел головой, на этот раз в другом направлении. Полагаю, это можно было расценивать как «да». В каком-то немыслимом отчаянье, перемешавшимся с глупой радостью, я сжал его ещё крепче. В конце концов, Химчану стало не хвать воздуха, он похлопал меня по груди. Я ослабил хватку, но совсем руки отпустить побоялся. От неудобной позы спина и поясница затекли, мышцы разнылись, но я продолжал удерживать Химчана в такой позе до тех пор, пока он окончательно не успокоился.