Темнейшая мечта

"... Ты и я, мы так долго были вместе, но во мне все ещё горит этот огонь… Ты и я, мы все ещё знаем, как говорить друг с другом и как находить компромисс… Иногда мне кажется, что весь мир против меня, но звук твоего голоса становится моим спасением… Когда мы вместе, я чувствую себя непобедимым. Потому что мы с тобой против всего мира, ты и я — мы против них всех… Если ты слышишь эти слова, знай, что мы ещё несломленны. Я даже не могу представить тот день, когда я не смогу поймать тебя при падении… потому что этой ночью мы против всего мира… Будут дни, когда мы будем по разные стороны баррикад, но это не затянется надолго. Мы найдём пути для воссоединения, мы знаем, как можно начать все заново… Иногда мне кажется, что я вот-вот сломаюсь, но ты обнимаешь меня, и мне становится легче. Когда я с тобой, я чувствую себя несокрушимым. Мы не собираемся расставаться, ведь мы оба верим друг в друга. Мы знаем, что у нас есть наша любовь , и это именно то, что нам нужно… Мы все делаем правильно. ... Ты и я против всего мира этой ночью…" Лиса После того, как Чонгук самым красноречивым образом заявил на меня свои права, разумеется, не могло быть и речи ни о каком ужине с семьёй Ву. Сказать, что мне было страшно--было бы огромным преуменьшением, и я даже не представляла, в каком гневе должен был быть отец из-за того, что я посмела ослушаться его и не приехать, выставив его идиотом. Но я никогда не просила об этом браке, и это была целиком и полностью его вина. Меня всю жизнь старались держать подальше от опасностей преступного мира, как царевну в башне, как недавно выразился Тэхен, но, конечно, я не могла вечно оставаться в неведении относительно того, чем занималась наша семья под прикрытием строительного бизнеса. Но я никогда раньше не выводила отца из себя так сильно, как в этот раз, ведь на кону стояла честь нашей семьи. Хотя, какое мне было дело до чести клана, если мою собственную честь, жизнь и счастье этот самый клан ни во что не ставил? И даже то, что я была дочерью его лидера и носила негласный титул принцессы мафии, ничем мне не помогло. Меня хотели продать, как обычную уличную девку, прикрываясь высокопарными рассуждениями о чести клана, которые на самом деле не стоили ни гроша. Мне было горько и смешно одновременно, ведь если отец так обращался с собственной дочерью, я не представляла, что тогда происходило на нижних уровнях нашей криминальной империи, где человеческая жизнь вообще ничего не стоила. Честь… Это слово вряд ли было в широком употреблении в теневом мире, где каждый имел свою цену, и все покупались и продавались. Тем более, что и моя честь, и мой первый поцелуй, и первая ночь, и все последовавшие за ней невыносимо нежные ночи принадлежали только Чонгуку Так же, как и моё тело, сердце и душа.И этого никто не мог у меня отнять и изменить. Я была только его и теперь чувствовала, что и он полностью принадлежит мне, и все его мысли со мной, наконец поверив, что все его шлюхи ничего для него не значили, и новые счастливые солнечные воспоминания вытеснили давнюю боль и горечь. Каждую ночь мы создавали их вместе, никому не позволяя вставать между нами. И вспышки этих воспоминаний теперь занимали все мои мысли, не давая думать ни о чем другом, пока он был рядом. Мы словно потерялись с ним вдвоём в нашем собственном мире, куда никому не было доступа. ... Синяя спальня, тонущая в ночных тенях… его тёплые ладони, невесомо нежно скользящие по моей пылающей коже... мои беспомощные сладкие стоны и запутавшиеся в его шелковых волосах пальцы… Его шумное тяжёлое дыхание, горячие губы на моей коже, сильные руки, властно прижимающие меня к его безупречному телу… Неслышные признания, смешанные с тихим ласковым шёпотом и жаркими поцелуями… ... Вот как проходили теперь наши ночи, и так я хотела повести с ним всю жизнь. Только с ним. Обнимая, целуя, шепча, как сильно люблю его. Утопая в его нежности. Храня его покой и сны. Засыпая каждую ночь в его объятиях. Но чувствовала, что этому не суждено было стать реальностью. Наше с Чонгуком золотое время заканчивалось, стремительно утекая сквозь пальцы, и я отчаянно пыталась задержать его, сильнее вжимаясь в его сильное горячее тело и ища в нем спасения от ледяного холода, тянувшего свои скрюченные пальцы к моему сердцу и мучившего его мрачными предчувствиями. Наша тайна была слишком драгоценной и опасной и могла стоить нам свободы и жизни,и мы должны были оберегать её любой ценой. Я не представляла, что бы сделал отец, если б узнал, что причина, по которой я так упорно отказывалась выходить замуж, крылась прямо у него под носом - в безумной любви к старшему брату,который, как оказалось, любил меня так же сильно. Узнай отец, что каждую ночь мы проводили в объятиях друг друга, скрываясь от всего мира, меня бы уже давно не было в Корее. Он бы отправил меня за границу, в самый далёкий и закрытый пансион, как и обещал, а Чонгук… Скорее всего, отец бы закрыл на это глаза, ведь в нашем мире мужчины имели всю власть и все права, а он по - прежнему оставался его единственным наследником. Но в том, что он бы нашёл способ нас разлучить, я не сомневалась. Мы ходили по краю, а сегодня я своей непокорностью открыто бросила вызов и отцу, и законам мафии, показав, что они не имеют надо мной власти и ничего для меня не значат. Но мне было безумно страшно, теперь, когда постепенно приходило осознание того, что я натворила и того, что последствия моего поступка не заставят себя ждать. Но, пока я нежилась в надёжных объятиях брата, и он прижимал меня к себе так крепко, словно хотел навсегда спрятать и закрыть собой от всех, кто хотел причинить мне боль, я старалась об этом не думать. Он прекрасно чувствовал моё состояние, отражавшееся в нервных частых вздохах и чуть дрожащих ледяных пальцах, которые он отогревал своим дыханием, поднося к губам и нежно целуя, и тихо шептал, что все будет хорошо и никто не посмеет причинить мне вред. Что он обо мне позаботится. И я верила ему. Как и всегда. Но теперь нам нужно было продумать наш следующий шаг, ведь маховик судьбы уже был запущен, и отец не оставит мою выходку безнаказанной. Но пути назад не было. Его не стало в тот момент, когда в грозовую весеннюю ночь Чонгук вошёл в мою спальню, заперев дверь на ключ и навсегда меняя наши жизни. И я ни о чем не жалела. Он был моим первым и последним. Единственным. Первый.И навсегда. Именно так все и должно было быть. И когда я представляла, что на месте моего нежного и бережного брата в мою первую ночь мог оказаться Крис, мне становилось дурно. Но открытым оставался вопрос, который мне все же пришлось задать Чонгуку, хоть и не хотелось, ведь это означало конец нашего сладкого сна и возвращение в жестокую отвратительную реальность, и я до последнего оттягивала этот момент, лежа без сна на его груди и слушая его спокойное дыхание. Но, почувствовав моё напряжение, он приподнял моё лицо и, мягко поцеловав в лоб, шепнул: — Я знаю, что тебя что-то мучает, Лиса. Не молчи, скажи мне, в чем дело. То, что он был таким спокойным, не могло не поражать, в то время, как у меня внутри все сжималось от ужаса, когда я думала о завтрашнем дне. Но, чувствуя это, он всеми силами уводил мои мысли от этой опасной темы, и пока он обнимал меня, нежно поглаживая по спине и целуя мои волосы, все было хорошо. Пока все было хорошо. — Что теперь будет?... Мне так страшно… — призналась я, не видя смысла скрывать очевидное. Он тихо вздохнул и прижался щекой к моей макушке. — Ничего не бойся, родная. Я все улажу. — Но отец… — Он не тронет тебя — Но… Как ты можешь быть так уверен? — мой голос дрогнул и, нахмурившись, Чонгук склонился надо мной, пристально вглядываясь в мои глаза. — Я этого не допущу, Лиса. Верь мне хоть немного, разве я прошу невозможного? Я сдалась, услышав мягкий укор в его тихом голосе, чувствуя себя последней дрянью. Он и так делал для меня так много, неся на своих широких плечах огромную ответственность, как наследник клана Семи звёзд, целыми днями пропадая в компании и улаживая все возникающие вопросы, и вместо доверия был ещё вынужден терпеть мои истерики и постоянные сомнения, хотя день за днём доказывал мне, что его обещания-- не пустой звук. Потянувшись к любимому лицу, я нежно провела кончиками пальцев по его щеке вверх к виску, погладила по шелковым тёмным бровям и убрала хмурую морщинку между ними, шепнув: — Прости, любимый… Я верю только тебе… Просто мне очень страшно. Я боюсь за тебя, каждый раз, когда ты уходишь и тебя долго нет, а теперь ещё этот проклятый ужин… Отец будет в ярости. Брат хмыкнул и, повернув голову, прижался тёплыми губами к моей раскрытой ладони, мгновенно заставив толпы взволнованных мурашек забегать по спине, хотя мы занимались любовью всего час назад. Но, лежа под ним и впитывая в себя тепло его сильного великолепного тела, чувствуя его кожа к коже, я понимала, что снова хочу его. И, более того, что мне всегда теперь будет его мало. Я была наркоманкой, зависимой от его тела, губ, рук, поцелуев и объятий. И, как истинной наркоманке, мне с каждым разом требовалось все больше его - моего самого сильнодействующего наркотика , ведь нужно было повышать дозу. — Он сам виноват, — жёстко сжав губы, рыкнул брат, а его взгляд затопила сверкающая жидкая сталь.— Я предупреждал его, чтоб он не трогал тебя и не смел ни к чему принуждать, но он возомнил себя всемогущим. Теперь это только его проблемы, как сохранить лицо перед людьми, до которых нам нет никакого дела. Из всего, что он сказал, в моё сознание врезалась лишь первая фраза, и я обняла ладонями его лицо, привлекая к себе его внимание и заставив перевести на меня потемневший штормовой взгляд. — Повтори, что ты сказал. Его взгляд смягчился, и он нежно убрал волосы с моего лба, склоняясь надо мной. — Что именно, малыш? — мягкая улыбка чуть тронула манящие губы, на которых упорно зависал мой жадный взгляд, как бы я ни пыталась бороться с этим искушением. Он был прав, противостоять ему у меня бы не хватило сил. — Ты сказал отцу, чтоб он не смел выдавать меня замуж? — мне до сих пор в это не верилось. Я, конечно, знала, что мой брат уже давно не был неопытным юнцом и имел власть и влияние, никак не связанное с именем отца, но такой откровенной дерзости даже я от него не ожидала. А тот факт, что он готов был пойти на это ради меня, пойти против главы клана, и вовсе выбил почву у меня из-под ног, а к глазам подступили слезы, которые у меня не было сил сдерживать, и они солёными дорожкам потекли по моим щекам. Все это время, что я злилась на него и думала, что он забыл обо мне, бросил, предал, Чонгук заботился обо мне и продолжал оберегать, как и обещал. Он так сильно любил меня. А я этого не понимала. Заметив, что я кусаю губы, он снова нахмурился и обнял моё лицо ладонями, стерев подушечками пальцев горячую влагу с моих щёк, и встревоженно шепнул: — Моя маленькая, ну почему ты плачешь?.. Поверь, тебе не о чем волноваться. Я сумею тебя защитить. — Я знаю, родной… Теперь я знаю. — Точно? — он дразняще улыбнулся, легко целуя меня в нос и тоже заставляя улыбнуться. — А то у меня в запасе есть ещё пара методов убеждения, если ты не уверена до конца. Рассмеявшись, я легонько стукнула его в грудь, пытаясь спихнуть с себя, но он даже с места не сдвинулся, перехватив мои пальцы и несильно сжав, давая понять, кто главный в этой постели. — Знаю я твои методы, — фыркнула я, на что брат хищно оскалился, сверкнув белоснежной ухмылкой. — Не припомню, чтоб ты на что-то жаловалась, когда я их применял… Его вкрадчивый бархатный шёпот тут же проник в моё сознание, почти полностью отключая мозг и оставляя место лишь собственническому желанию обладать этим великолепным мужчиной. — Я и сейчас не жалуюсь… — прошептала я, всей кожей ощущая жар его тела, которым он прижимал меня к постели, опираясь на руки. — Так я и думал… — улыбнулся он, наклоняясь ко мне и сократив разделявшее нас расстояние, жадно завладел моими губами, срывая с них тихий беспомощный вздох. — Нам все ещё нужно поговорить об этом, — просто удивительно, как у меня хватало сил возражать ему, когда он прижимался ко мне так тесно и целовал так настойчиво, почти не давая вздохнуть между жаркими властными поцелуями, а его бархатный язык уже вовсю хозяйничал у меня во рту, лишая голову всех мыслей и полностью подчиняя ему и его желаниям. — Думаешь? — хрипло шепнул брат, дразняще улыбаясь тёмной искушающей улыбкой, и качнул сильными бёдрами, вжимаясь в меня. Я охнула и вцепилась в его руки, ощутив, как его снова твёрдый член скользит по внутренней стороне бедра. — Чонгук… — Не сейчас, малыш. Мы не будем говорить об этом. Не сейчас и вообще никогда, понятно? Я сам все решу. Он прижался лбом к моему, тяжело дыша и обнимая моё лицо ладонями, выдохнул мне в губы: — Не думай больше об этом. Ни о чем не волнуйся. Верь мне, когда я говорю, что ты под моей защитой. Верь мне, родная, хорошо? Никогда во мне не сомневайся… — Прости… — Только если поцелуешь… — дразнящий хриплый шёпот мне в губы. Разве я могла устоять перед этим тёмным искушением?.. Ведь это был мой Чонгук… Тёмный, манящий,властный, но в то же время сладкий, как грех, Чонгук... И я сдалась, со стоном обнимая его за плечи и прижимаясь к его мягким улыбающимся губам, позволив утянуть меня на самое дно, в тёмные спокойные волны, ласково укачивавшие меня в его сильных бережных руках. Если он говорил, что мне не о чем волноваться, значит, так и было. И я не могла позволить этим тревогам испортить такую потрясающую ночь с ним. Он прижался ко мне всем телом, давая понять, что время для разговоров закончилось, и он больше не позволит мне думать ни о чем, кроме него, до самого рассвета, а весь этот проклятый мир, который так упорно пытался разлучить нас, мог лететь в преисподнюю. Чонгук приподнялся, вжимаясь в меня бёдрами с тихим стоном наслаждения, когда его напряжённый член проник внутрь моего податливого, разгоряченного его близостью тела. Его хриплые приглушенные стоны были самой сладкой музыкой на свете, и я чувствовала их всем телом - эти бархатные глубокие звуки, без слов показывавшие, как хорошо ему со мной было. Я видела его сладкое удовольствие с приоткрытыми, чуть влажными губами и запрокинутой головой, любуясь его трепещущими тёмными ресницами, такими длинными и пушистыми, что им позавидовала бы любая девушка, скрывавшими от меня его тёплые глаза цвета растопленного горького шоколада, но я знала, что даже с закрытыми глазами он видел лишь меня. Тёмная непокорная чёлка падала ему на лоб мягкими шелковыми волнами, и он безотчетно прикусывал губы, пытаясь сдержать стоны, проникая в меня мягкими неторопливыми толчками. Этой нежностью он словно хотел искупить вину за предыдущую грубость, но я хотела и принимала его любым: пылким, страстным, несдержанным, порывистым… И таким нежным и осторожным, каким он был сейчас. Словно желая убедиться, что мне хорошо с ним , он склонялся надо мной, все время смотрел в глаза и целовал, оставляя на моих губах невесомый невидимый отпечаток своих губ с едва уловимым привкусом мятной сладости. И этот медленный чувственный секс тоже был таким же сладким, нежным и трепетным, словно он без слов снова и снова признавался мне в любви. Его мягкие губы невесомо скользили по моему лицу, касаясь скул, лба, подбородка… Спускались к шее, которую я подставляла под его нежные ленивые поцелуи и горячее сбившееся дыхание, пока его тело вжималось в моё, не спеша раскачивая на мягких чувственных волнах, отголоски которых я чувствовала даже во сне, когда потом спала в его руках, укрытая его любовью. Эти горячие губы становились настойчивыми и требовательными, когда прижимались к моей, часто вздымающейся от тихих стонов груди, покрывая каждый миллиметр обнажённой чувствительной кожи дразнящими поцелуями, лаская и сводя с ума этой тёмной чувственностью. Каждый раз с ним был, как будто первый и в то же время не похожий на предыдущий, словно каждую ночь, оказываясь в постели, мы заново открывали друг друга и заново учились дарить друг другу наслаждение, исследуя все чувствительные места на обнажённых телах и стараясь не пропустить ни одного, пьянея от стонов и глубоких чувственных поцелуев. Каким-то непостижимым образом Чонгук всегда безошибочно угадывал, что мне нужно, то ускоряя, то замедляя темп, заставляя меня сжимать его широкие напряжённые плечи и подставляться под откровенные чувственные ласки… Боже, это было так сладко… Чувствовать его всего, знать, что он только мой, целиком и полностью, что он принадлежит мне, и ощущать, что сердце готово взорваться от той огромной всепоглощающей любви, которую я испытывала к нему. Теперь я больше ни в чем не сомневалась, не сомневалась в нем, да он и не позволял этого, день за днём доказывая, как сильно меня любит. — Чонгук… — беспомощный стон, слетевший с моих губ, и его тихое: — Что, сладкая?.. — таким же хриплым шёпотом мне в губы, ни на миг не прекращая раскачивать моё тело мягкими толчками. — Я люблю тебя… — Знаю, малыш… Но я тебя больше… И он без слов показывал, что любит меня сильнее, чем я могла себе представить, сильнее, чем смела надеяться бесконечно долгими холодными ночами без него. Но жар его обьятий и поцелуев прогнал даже малейшие воспоминания о холоде, и я надеялась, что он больше никогда не вернётся. У меня не было ни сил, ни желания возражать, когда он был таким нежным. Нежность была самой большой силой в его арсенале, и он это знал. Постепенно его толчки в моё тело становились все жарче, все глубже, все чувственней, заставляя меня неосознанно сжимать его внутри, отчего он глухо стонал, обжигая мою шею горячим сбившимся дыханием и скользя по ней приоткрытыми, чуть влажными губами, пока мои пальцы путались в его волосах, в которых словно заблудилась и заснула сама ночь, сжимали и нежно оттягивали шелковые пряди, заставляя его тихо предостерегающе рычать мне на ухо. Я крепче обнимала его за плечи, прижимаясь губами к идеальным выступающим ключицам, и царапала его спину, скрещивая ноги на его пояснице, отчего каждый толчок ощущался невероятно глубоко. Жадно целуя мои приоткрытые от несдержанных стонов губы, он ещё больше ускорял темп, вжимаясь в мои бедра быстрыми рваными рывками, теряя контроль и стремительно приближая нас к грани, за которой было лишь блаженство. Я уже принимала противозачаточные, поэтому не боялась забеременеть, и теперь мы откровенно наслаждались тем, что не нужно было ничего опасаться, лениво целуясь и все ещё чувствуя уходящие волны оргазма. Мы лежали, все так же не выпуская друг друга из объятий, не желая, чтоб волшебство, окутавшее нас в тёмной тихой спальне, ставшей нашим убежищем, рассеивалось. Но я знала, что, как бы мы ни пытались удержать его, оно все равно исчезнет с рассветом…