Темнейшая мечта

«… Все, что нас окружает в этом мире — только ты и я… А между нами: радость, слезы, страсть, ненависть, безумие и боль… Ревность и близость, все это — любовь… Здесь не будет пустых, фальшивых нот, непонятных вопросов, не будет чужих… Звук шагов тишина никогда не порвёт, рук почувствую нежность твоих… Дрожь по телу, электрический ток, пьём с тобой рассветы жадно, за глотком глоток… В уходящих снах ищу то, что видишь ты — прелесть поцелуя и ни грамма пустоты… Разноцветные капли дождя падают, падают, падают в руки… Ты заполнишь до края меня, ты запомнишь любви моей звуки… Я прощаюсь с потоком холодных ночей, что когда-то впивались в меня… Превращусь в миллионы свечей, это все, все теперь для тебя… Стреляй на поражение глазами, давай огонь зажжем под небесами… Мы улетим в объятия рассвета, чтоб разорвать на части все запреты… Целуй меня нежнее ветра, испей любовь со мной по миллиметру… Лети за страстью на край света… Пиши со мной любви сюжеты… " Лиса После того, как Чонгук отпустил меня, из меня словно разом ушли все силы, помогавшие держаться на ногах, и я тяжело опустилась на стул, уронив голову на руки. Его терпкий свежий аромат остался в моих волосах и теперь служил неотступным напоминанием о том, что любимый снова рядом. Но я не могла понять, что чувствую. Да, я почти простила его, но забыть оказалось намного сложнее. Лучше всего было бы вообще стереть память о вчерашнем вечере, но, увы, это было невозможно, а забыть его просто так не получалось, хоть я и старалась изо всех сил. Я весь день не находила себе места, пару раз порываясь набрать номер Тэхена, чтоб узнать, поговорил ли он с Чонгуком, но затем бессильно опускала руки, не желая ничего знать. Как все могло так измениться всего за одну ночь? Время приближалось к вечеру, и я и хотела, и боялась возвращения брата, не зная, как теперь вести себя с ним. Но нам было необходимо поговорить и раз и навсегда расставить все по своим местам, иначе случившееся и дальше будет стоять между нами ледяной стеной отчуждения, а этого я просто не вынесу. Я не знала, сколько было времени, но за окнами уже почти стемнело, и в моей спальне царил синий полумрак, но у меня не было ни сил, ни желания вставать с кровати для того, чтобы включить свет. Внезапно раздался тихий и даже немного робкий стук в дверь, и я вздрогнула и невольно напряглась, понимая, что Чонгук вернулся. Видимо, устав дожидаться моего ответа, брат приоткрыл дверь и неслышно вошёл, и я застыла, едва дыша, чувствуя на себе его взгляд, но не смея обернуться. Он подошёл к моей кровати и замер, а от его глубокого голоса по спине побежали мурашки. — Лиса… Малышка, я знаю, что ты не спишь. Милая, давай поговорим… Прошу тебя… Но я ничего не ответила и ощутила, как матрас просел под его тяжестью, когда он опустился на мою постель, а затем лёг рядом, так близко, что меня с ног до головы окутало его теплом, но по — прежнему не касаясь, словно теперь он боялся притронуться ко мне. Мысли испуганно разбежались во все стороны, оставив меня наедине с его присутствием и превратив в один сплошной оголенный нерв. Мне хотелось повернуться к нему и вжаться в его стройное тело, обнимая изо всех сил, и уткнуться лицом ему в шею, жадно вдыхая родной аромат и слушая его приглушенный смех и жалобы на то, что ему щекотно. Но теперь мы оба не знали, что делать друг с другом и как перешагнуть через то, что вчера произошло. Я лежала, замерев и дыша через раз, вслушиваясь в его, такое же взволнованное, неглубокое дыхание. Но Чонгук первым нарушил гнетущую тишину, глухо выдохнув: — Родная, прошу, посмотри на меня… Неужели ты теперь так сильно меня боишься, что даже не хочешь видеть? — в его голосе зазвенела с трудом сдерживаемая боль, и все моё существо потянулось к нему, отчаянно желая обнять и успокоить. Но я не могла. Слишком сильно было потрясение и слишком яркими воспоминания о том, какими грубыми и настойчивыми были вчера его губы, к невесомой нежности которых я так привыкла, и, оставшись с ним наедине в полутемной спальне, мне снова стало страшно. Он тихо вздохнул и произнёс ломким от напряжения голосом: — Лиса… Я знаю, что сколько бы раз не просил у тебя прощения, этого будет недостаточно, чтобы искупить мою вину за то, что я натворил. И я… Пойму, если ты больше не позволишь мне к тебе прикасаться, но прошу… Не отворачивайся от меня… У меня ведь... больше никого нет… Моё сердце сжалось от боли, той самой, что испытывал сейчас и он, и слезы вновь сдавили горло, мешая дышать. Чонгук был таким взволнованным, открытым и ранимым, как никогда прежде. И я больше не могла игнорировать этот зов, настойчиво требовавший обернуться, эту глубокую связь между нами, благодаря которой я всегда чувствовала, когда ему было больно. Он невесомо провел кончиками пальцев над моим плечом, едва касаясь, словно боялся, что я сброшу его руку и оттолкну его, и я, не выдержав, повернулась к нему, встретившись взглядом с родными тёплыми глазами, в которых так же, как и в моих, сверкали слезы. — Как мы дошли до этого, Чонгук? Мы же были всем друг для друга… — шепнула я, с трудом подавив всхлип, и, несмело протянув руку, коснулась его лица. Он прикрыл глаза и прижался щекой к моей ладони, нежно обхватив запястье тёплыми пальцами. — Ты и сейчас для меня все, — выдохнул он едва слышно. — У меня нет оправданий тому, что я сделал, и я ненавижу себя за то, что так сильно напугал тебя вчера, хоть ты совсем ни в чем не виновата. Он накрыл мою руку своей и мягко прижался горячими губами к самому центру моей ладони, глядя мне прямо в глаза и удерживая меня в своём плену, не давая отвернуться, заставив знакомое тепло разлиться внутри, и я невольно затрепетала под его тёмным , пронизывающим до самого сердца, ласковым взглядом. Мои ресницы дрогнули и опустились, и я прикусила губы, судорожно вздохнув, но уже не от страха. Но я по — прежнему не знала, что ему сказать. Погладив мою руку подушечками тёплых пальцев, он тихо вздохнул, умоляюще шепнув: — Поговори со мной, моя девочка. Говори что угодно, только не молчи, прошу тебя. Твоё молчание меня убивает. Я устало прикрыла глаза и тихо вздохнула, чувствуя, как родное тепло любимого мужчины постепенно прогоняет из сердца ледяной холод, пока он нежно гладил мою руку, а затем переплёл наши пальцы и прижал к губам, мягко целуя и согревая мою ледяную кожу своим тёплым дыханием. — Я не хочу говорить об этом. Я хочу просто забыть о вчерашнем вечере, как о кошмарном сне, — призналась я. Чонгук замер, а затем наклонился ближе ко мне, осторожно отводя волосы с моего лица, едва касаясь. — Что мне сделать, чтоб ты забыла о том, что вчера произошло ? Как мне помочь тебе забыть мою грубость? — шепнул он, глядя на меня полным тревоги и надежды взглядом. — Просто будь нежным… так, как ты умеешь, — шепнула я, слабо улыбнувшись, и провела пальцем по его щеке. Он вздрогнул и на миг прикрыл глаза, а затем наклонился ещё ближе, впиваясь в меня взглядом, и выдохнул: — Ты все ещё боишься меня? — Я… — я правда хотела сказать ему «нет», но что-то вновь удержало меня от этого, и я бессильно уронила руку, вздохнув.Почему мне было так сложно избавиться от этого страха?.. Чонгук все понял без слов, неслышно выругавшись себе под нос, а затем глубоко вздохнул и произнёс хриплым от обуревавших его вины и раскаяния голосом: — Лисенок, я понимаю, что очень напугал и ранил тебя,но ... я сделаю все, чтобы ты забыла о том, что произошло. Обещаю, такого больше никогда не повторится. Ты в безопасности рядом со мной. Всегда. Ты веришь мне? Я кивнула, прикусив губы, чтоб сдержать вновь нахлынувшую волну слез, и он порывисто обнял меня и наконец прижал к себе, и я с удивлением поняла, что он дрожит так же сильно, как и я. Мы оба страдали, и пора было положить конец этой бессмысленной ссоре. Уткнувшись ему в грудь, я крепко обняла его, глубоко вдыхая родной аромат его кожи, по которому так скучала, и прикрыла глаза, позволив напряжению последних суток отпустить меня вместе с остатками кошмара, ощутив, как его мягкие бархатные губы невыносимо нежно коснулись моего лба. Чонгук стал медленно гладить меня по спине, целуя мои волосы, и тихо шептал, как сильно он меня любит и как ему жаль, а я в ответ лишь крепче обнимала его, все сильнее вжимаясь в него в поисках тепла. — Господи, ты вся дрожишь, малышка… — выдохнул он, зарываясь лицом мне в волосы и невесомо проводя пальцами по моей спине, — Это из-за меня? Я тихонько вздохнула, потеревшись носом об его шею ,и шепнула едва слышно: — Я ничего не могу с этим поделать. Вчера я… Правда очень испугалась. И мне было очень страшно видеть тебя таким… — Я никогда себе этого не прощу. Никогда не прощу себя за то, что сделал тебе больно , — шепнул он, и его руки вокруг меня сжались ещё сильнее. — Чонгук… Он замер, услышав мой тихий голос, и немного отстранился, приподняв моё лицо и серьезно глядя мне в глаза. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? — тихо и как-то обречённо прошептал он. Мои глаза расширились, и я испуганно вцепилась в его рубашку: — Нет! Он едва слышно выдохнул от облегчения и прижался своим лбом к моему, шепнув: — Прости меня, моя хорошая… Прости, я так виноват перед тобой… — Тише, родной…хватит извиняться. Ты же знаешь, я не смогу без тебя, что бы ты ни натворил… Я тихо вздохнула и провела указательным пальцем по его ключице, а затем мягко коснулась её губами. Он замер и рвано выдохнул, крепче обнимая меня, но не говоря ни слова. — Я простила тебя, правда… но… Почему ты усомнился во мне? Больше всего меня ранили твои вчерашние обвинения в предательстве. Я люблю только тебя, родной, неужели ты не знаешь?.. Он тяжело вздохнул, зарывшись лицом в мои волосы, и глухо произнес: — Прости, малыш. Но я знаю, что его ты тоже любишь… — Только как друга. Он никогда не сможет стать для меня тем, кем являешься ты. — А кто я для тебя, Лис? — Ты - весь мой мир. - едва слышно шепнула я, прижимаясь щекой к его груди, - Знаешь, что я сказала Тэхену в машине, когда он признался мне в своих чувствах и спросил, есть ли у него шанс? Чонгук молчал, замерев и почти не дыша, и я продолжила : - Что я выбрала тебя. И всегда буду выбирать только тебя.Но… Иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Что мой Чонгук и тот человек, что выходит за пределы моей спальни — это совершенно разные люди. — Прошу, не говори так, родная. Ты единственная знаешь меня настоящего. Только ты одна. Но... некоторые мои стороны тебе лучше не видеть. Во мне слишком много тьмы. Я всегда боялся, что однажды она доберётся и до тебя... И вчера вечером... именно это и случилось, — он зарылся тонкими чуткими пальцами в мои волосы и тяжело вздохнул, прижавшись своим лбом к моему. Я погладила его по щеке, немного отодвинувшись, чтоб видеть его ласковые глаза, неотрывно глядящие мне прямо в душу. — Твоя тьма прекрасна, так же, как и ты. И я люблю всего тебя, со всеми твоими недостатками и слабостями , о которых мне все прекрасно известно, а не только те твои стороны, которые ты позволяешь мне увидеть. Я не умею любить наполовину, Чонгук.Ты мне нужен весь. Целиком. Никогда в этом не сомневайся . Он на миг прикрыл глаза, словно впитывая мои слова, а когда вновь взглянул на меня, его тёмный взгляд стал таким пронзительным, что меня невольно пробрала дрожь. — Вчера… Я бы остановился, Лис. Я бы никогда не причинил тебе боль. Даже тогда, когда я мало что соображал от гнева и отчаяния, думая, что вы с Тэхеном предали меня, я бы никогда не сделал тебе больно. Прошу, скажи, что веришь мне, — его голос звучал глухо и надтреснуто от напряжения, хотя не оставлял ни малейшего шанса усомниться в его искренности. Но я и так верила ему. Только ему. Всегда. — Я верю только тебе, мой хороший. И прошу лишь об одном… Прошу, верь и ты мне. Я подняла на него глаза, и он наклонился, мягко коснувшись губами моего виска, и прошептал: — Прости за моё недоверие, котенок. Прости, что усомнился в тебе. Я болван, знаю. Но я обещаю тебе...такого больше никогда не случится. Я прижалась к его груди, замирая под невесомо нежной лаской любимых рук, блуждавших по моей спине и плечам, расслаблявших и успокаивающих. — Ты все ещё сердишься на меня? — тихо спросила я, согревая дыханием его изящные ключицы в вырезе рубашки и рисуя на них узоры кончиками пальцев, улыбаясь каждый раз, когда он вздрагивал, а его дыхание сбивалось от того, что я делала. — Глупышка. Я никогда не мог на тебя сердиться, — так же тихо ответил он, и в его мягкий голос прокралась улыбка. — Но вчера… — Я злился на себя… Злился за то, что заставил тебя ждать слишком долго. Что снова оставил тебя одну, зная, как сильно ты нуждаешься в любви и заботе. И я... решил, что, возможно, с Тэхеном тебе будет лучше… От возмущения я едва не пнула его по ноге, выпутываясь из его рук и накрывая его губы ладонью. — Ни слова больше. Как только эта глупость пришла тебе в голову?!.. Я столько раз говорила тебе, что мне, кроме тебя, никто не нужен, а ты … — я раздраженно выдохнула и сердито уставилась на него, скрестив руки на груди. Чонгук виновато улыбнулся и сел, снова обнимая меня, и притянул к своей широкой груди, положив подбородок мне на макушку и поглаживая по спине. — Прости, котенок… Я понимаю, что был глупцом. Но… Я просто очень боялся… — Чего? — я фыркнула, но все же позволила ему крепче обнять меня, и сама вновь обвила руками его сильные плечи, прикрыв глаза и устало вздохнув, позволяя себе утонуть в его нежности, по которой так скучала. — Потерять тебя… Я и сейчас боюсь. Боюсь, что ты не простишь меня до конца… Что теперь будешь вздрагивать каждый раз, когда я буду к тебе прикасаться… Я провела руками по его напряжённым плечам и нежно поцеловала в шею, ощутив, как он вздрогнул и судорожно выдохнул, развевая мои волосы тёплым дыханием. — Этого не случится, родной. Ты никогда меня не потеряешь…ведь я никогда … не смогу отказаться от тебя… Он замер, лаская мой затылок пальцами и не спеша перебирая распущенные пряди, и шепнул: — Это все, что я хотел услышать. Мы какое-то время сидели в тишине, позволяя нашим рукам блуждать по телам друг друга, словно изучая заново, и вслушиваясь в тихое дыхание, не желая больше ничего говорить, взамен позволяя это делать нежности на кончиках наших пальцев, скользящих по коже и волосам. Уткнувшись ему в плечо, я гладила его по спине и вслушивалась в тихий стук любимого сердца, а он перебирал мои волосы и время от времени целовал в макушку. — Ты все ещё хочешь переехать отсюда? — тихо спросил брат, и я открыла глаза, немного отстранившись от него. — Да. — Тогда завтра я прикажу, чтоб для нас все подготовили, а ты собери вещи и уже вечером мы сможем перебраться в Каннам. — Хорошо, — выдохнула я, улыбаясь. Чонгук улыбнулся в ответ, обняв ладонями моё лицо, а затем мягко провел пальцем по моим губам, и в его взгляде вновь вспыхнула боль и сожаление, словно он, так же, как и я, вспомнил о том, что вчера делал с ними и как был груб. Я невольно застыла, глядя на него во все глаза, и моё дыхание участилось, но он отвёл взгляд, а затем рвано вздохнул и, наклонившись, мягко прижался губами... к моей щеке. Я вздрогнула и сжала его предплечья, понимая, что ещё не все проблемы решены. Чонгук отстранился и уже хотел убрать руки, но я сжала его запястье и, повернув к себе его лицо, заставила посмотреть на меня. Он по — прежнему выглядел таким виноватым, что мне стало больно. Мой гордый и уверенный в себе старший брат никогда первым не отводил взгляда. — Ты теперь вообще больше не будешь меня целовать? — я слабо улыбнулась и погладила его по щеке. Он прикрыл глаза и мягко поцеловал мои пальцы. — Я… Просто боюсь, что ты будешь думать о том, что вчера произошло и… черт, Лис...я до сих пор противен сам себе… — Прекрати, Чонгук… Пожалуйста, не мучай себя больше… Я простила тебя, родной, правда… Он, наконец, взглянул на меня и, придвинувшись ближе, нежно обнял ладонями моё лицо, пристально всматриваясь в мои глаза. Его шёпот был не громче дыхания: — Лиса… Малышка… Ты уверена, что хочешь, чтобы я… — Тише… — я прижала палец к его губам, и он послушно умолк, с невыносимой нежностью глядя на меня и тихо дыша мне в ладонь. — Просто поцелуй меня… я так по тебе скучала…. — и как только этот тихий шёпот слетел с моих губ, их тут же накрыли родные — горячие и невыносимо нежные. Мягко, осторожно, трепетно… Лаская и умоляя простить. Я вздрогнула, ощутив их трепетную нежность, и подалась навстречу родному теплу, обнимая его за шею, позволяя углубить поцелуй. Чонгук глухо застонал мне в губы, и я зажмурилась, крепче обнимая его за плечи и притягивая к себе ещё ближе. Ну наконец- то. Теперь все было в порядке. Теперь все было так, как должно было быть. Как могло бы быть ещё вчера, если бы не глупое недоразумение, стоившее нам так дорого. Он зарылся руками в мои волосы, мягко поглаживая по затылку и не прекращая целовать, но его губы оставались все такими же нежными и осторожными, в то время как в моей крови уже разгорался пожар, а глубоко внутри моего тела разливалось так хорошо знакомое, сладкое, волнительное тепло. Я перебралась к нему на колени, и он тихо застонал, когда мои бедра прижались к его, а пальцы запутались в невозможно мягких тёмных волосах цвета полуночи. Чонгук прижался спиной к изголовью кровати, притягивая меня ближе к своему сильному горячему телу, ни на миг не отрываясь от моих губ, и я удовлетворённо мурлыкнула, когда его бархатный язык игриво провел по моим губам, огладил уголок рта и проник внутрь, заставив застонать и сильнее сжать его плечи. Но он отстранился первым, тяжело дыша, и прижался своим лбом к моему. — Лиса… Лис… Стой… Малышка, подожди… — шепнул он, поглаживая мои скулы большими пальцами. Моё дыхание было частым и прерывистым, так же, как и его, и я не понимала, в чем дело и почему он так резко остановился. — Что-то не так, любимый? Что случилось? — все ещё пытаясь успокоить дыхание, шепнула я, отводя тёмную чёлку с его лба. Он ласково улыбнулся и, наклонившись, оставил мягкий поцелуй в уголке моих губ, едва коснувшись и заставив желать несоизмеримо большего. — Мы слишком спешим, моя сладкая… Мы двигаемся слишком быстро. — Ну… в данный момент, мы вообще не двигаемся, — заметила я, выгнув бровь и едва заметно улыбнувшись. — Лиса… Я… Ты ведь знаешь, что я всегда хочу тебя… — глухо выдохнул он, проводя ладонями вдоль моей спины и властно обхватывая мои бедра, вжимаясь в них своими и позволяя почувствовать, как сильно он на самом деле меня хочет. Я беспомощно застонала, хватая ртом воздух, и уронила голову ему на плечо, обнимая так крепко, на сколько хватило сил, шепнув ему в шею: — Тогда что тебя останавливает? — Мы… слишком спешим… После того, что произошло вчера… Я не хочу давить на тебя… О Господи… Судя по всему, Чонгук снова включил режим сверхзаботливого старшего брата, вновь решая все за меня. — Разве похоже, что я сопротивляюсь? — дразняще улыбнулась я, понимая, что когда он впадал в подобные крайности, пора было применять тяжёлую артиллерию, ведь я знала, что если мы не переступим через то, что случилось, этим вечером, он ещё месяц будет ходить вокруг меня на цыпочках, боясь лишний раз даже прикоснуться. Мои руки не спеша провели по его напряжённым плечам, спускаясь к широкой груди и расстегивая чёрную шелковую рубашку, которая так невероятно ему шла, а губы прижались к шее, прокладывая дорожку из лёгких поцелуев вверх к подбородку. Он запрокинул голову, тихо застонав и задышав чаще, сбито, и сильнее сжал мои бедра, выдохнув: — Лис… Малышка, я правда не думаю, что… — Тише, любимый… — шепнула я ему в губы, мягко накрывая их своими и заставляя замолчать, чувствуя, как внутри все сладко сжимается и дрожит от его приглушенного хриплого стона, а сердце начинает биться чаще, так же, как и у него. Мои руки провели по его широким напряжённым плечам, стягивая текучий тёмный шёлк по сильным рукам, мягко сминая крепкие мышцы и заставляя расслабиться, и он последовал за мной, все сильнее вжимаясь в меня, но позволяя мне вести и пьянеть от настойчивой сладости его губ. И когда он обнял меня, зарывшись в мои волосы, и, запрокинув мою голову, прижался к шее горячими губами, я поняла, что он, наконец, сдался, позволив желанию взять верх над виной и осторожностью. Я довольно вздохнула, легонько царапая ногтями его плечи, и Чонгук глухо зарычал, сжимая меня в объятиях и часто неглубоко дыша, обжигая мою шею рваными горячими выдохами. Господи, как же я по нему скучала… Его губы вновь нашли мои в полумраке синей спальни, целуя сильно и жадно, но все так же невыносимо нежно, а сильные руки по — прежнему гладили мою спину и плечи, путаясь в моих волосах, но не предпринимая никаких попыток меня раздеть. Тихонько вздохнув, я отстранилась от любимых мягких губ, ощущая, что мои уже стали влажными от его топких чувственных поцелуев, и нежно погладила его по щеке, заглянув в тёплые карие глаза. Они были такими тёмными, что казались почти чёрными, а в расширенных до предела зрачках плескалось обожание, смешанное с нежностью и... неуверенностью. Черт возьми. — Чонгук… — Что, малышка? Мне остановиться? — шепнул он едва слышно, и я поняла, что он действительно был готов остановиться в любой момент. — Только попробуй, — пригрозила я, и он тихонько хмыкнул, пряча дразнящую улыбку в уголках мягких губ.— Я хочу тебя… Пожалуйста, не увеличивай возникшее между нами расстояние ещё больше…----шепнула я, обнимая его и снова притягивая к себе. — Но я… — Тшшш… — я прижала пальцы к его губам, и он тут же поцеловал их, сверкнув лукавой мальчишеской улыбкой, которую я так любила. — Я знаю, что ты боишься напугать меня и думаешь, что для меня будет лучше, если ты будешь держаться на расстоянии. Но это не так, родной. Прекрати решать за меня. — Лис… — Ты мне нужен. Ты, а не Тэхён. Только ты и никто другой. И я хочу тебя. Сейчас. Пожалуйста, не отказывай мне в этом… Чонгук несколько бесконечных мгновений вглядывался в мои глаза в поисках страха или сомнений, но их там давно уже не было, и, он, похоже, наконец поверил в это, и, рвано выдохнув, подался ко мне и мягко накрыл мои дрожащие губы своими, в сотый раз шепнув в них: — Прости… И я очень надеялась, что он, наконец, простил сам себя. Я сама развязала пояс халата, позволив ему упасть с моих плеч, утопая в нежности его медленных поцелуев и нежно лаская пальцами его шею и затылок. Наше дыхание учащалось все больше, срываясь на приглушенные сладкие стоны, смешанные с хриплым полушёпотом, пальцы путались в волосах, гладили, сжимали, и казалось, что воздуха в спальне становится все меньше, а тот, что остался, стал невыносимо горячим, почти раскаленным, пока мы тонули друг в друге, позволяя себе все, в чем так давно нуждались. Мои руки медленно блуждали по его плечам и спине, не желая пропускать ни одного миллиметра горячей бархатной кожи, пока он целовал меня… Медленно, чувственно, нежно… Я зарылась пальцами в мягкие волосы у него на затылке, слегка сжимая и оттягивая тёмные пряди, и он глухо застонал, спускаясь поцелуями вниз от моего подбородка к шее, и я выгнулась, сжав его плечи, когда его горячая ладонь осторожно накрыла мою грудь, мягко сжимая. Он обнял меня за талию, притягивая ближе и поглаживая по обнажённой спине, а его мягкие губы принялись ласкать мою грудь, заставляя сходить с ума от наслаждения в его сильных бережных руках. Чонгук поднял голову, потянувшись ко мне за очередным поцелуем, и хрипло выдохнул мне в губы: — Всё хорошо, моя сладкая? Ты хочешь, чтоб я продолжал?.. Моих сил хватило лишь на то, чтоб кивнуть и с тихим удовлетворенным вздохом притянуть его к себе, с наслаждением зарываясь пальцами в тёмные волосы и снова растворяясь в сладости любимых губ. Он осторожно уложил меня на постель и навис надо мной, не прекращая целовать и хрипло шептать, как сильно любит меня, как я нужна ему и как безумно он по мне скучал. Слегка отстранившись, он невесомо очертил контуры моего лица подушечками пальцев, спускаясь ниже, пока мягкие губы ласкали мою шею, а уверенные мужские руки неспешно освобождали от ненужной сейчас одежды. Я удовлетворённо вздохнула, когда он нежно поцеловал мои колени, глядя прямо в глаза пристальным жгучим взглядом, и мягко развёл их в стороны, нависая надо мной и тяжело дыша, и я обняла его за плечи, принимая в свои объятия, и уткнулась в тёплую шею, закрыв глаза и тихо застонав, когда ощутила, как он мягко толкнулся внутрь, полностью заполняя меня собой. Чонгук замер, обнимая моё лицо ладонями, и склонился надо мной, глядя прямо в глаза пронизывающим ласковым взглядом, проникающим в самое сердце, и тихо шепнул: — Я люблю тебя… — а затем невыносимо нежно поцеловал в губы. Я обняла его за шею, дрожа от нахлынувших чувств и замирая от разбивающей сердце нежности, чувствуя, как любовь к этому потрясающему мужчине переполняет и затапливает меня всю, до кончиков пальцев, понимая, что всегда буду принадлежать ему, что бы ни случилось. Чонгук был таким разным… Упрямым, своенравным, резким, порывистым, горячим, жёстким и временами даже жестоким. Но ещё он умел быть нежным, трепетным и ласковым, а его забота обо мне часто переходила все границы. Но единственное, в чем я никогда не сомневалась, было то, что он любил меня.И я тоже любила его, со всеми его недостатками, и принимала его тьму так же, как и его свет. Да, он не был идеальным, но он был моим. И для меня он был самым лучшим и самым любимым на свете. Чонгук приглушенно застонал, толкнувшись глубже и трепетно лаская мои губы своими, а затем медленно спустился мягкими поцелуями вниз по моему подбородку и хрипло выдохнул, прижавшись горячими губами к моей шее, опираясь на руки и медленно начиная двигаться, и я прижалась к нему всем телом, обхватив ногами его поясницу и притягивая ещё ближе к себе, хотя быть ближе, казалось, было уже невозможно. Любимый глухо застонал от наслаждения, когда я сжала его внутри, рвано выдыхая сквозь стиснутые зубы, осыпая жаркими поцелуями мою шею и плечи, постепенно спускаясь ниже и лаская грудь, поднимая удовольствие от близости на запредельный уровень и улыбаясь от того, что с моих губ все чаще стали слетать несдержанные стоны, а затем переплёл мои пальцы со своими собственническим жестом и прижал мои запястья к кровати, снова накрывая мои губы своими — горячими и нежными, и плавно проникая в моё тело глубокими чувственными толчками, постепенно ускоряя темп. Так хорошо… Так сладко… Так…правильно. Я прижалась лбом к его плечу, чувствуя, как его губы скользят по моему виску, а горячий шёпот обжигает кожу. — Я так безумно люблю тебя, моя девочка…моя Лиса… Задыхаясь от чувственных движений его сильных бёдер, я шептала ответные признания, смешанные с приглушенными сладкими стонами, которые не было никаких сил сдерживать, пока его бархатные губы не накрыли мои, властно заставляя замолчать, и я не возражала, позволив ему это и полностью растворившись в нем в эту ночь… «… Ты нашёл надежду… Ты нашёл веру… Но понял, что она легко может отобрать их у тебя. Ты нашёл настоящую любовь, но потерял свое сердце, и теперь не знаешь, кто ты. Она все упростила, она сделала тебя свободным, но в то же время причинила такую боль, от которой ты не мог видеть. Иногда все прекращается, иногда набирает обороты, но, милый, это и есть любовь. … Ты научишься летать, хоть и будешь часто падать… Бог знает, даже ангелы становятся падшими… Когда любишь, то не сможешь потерять все, ведь Бог знает, что даже ангелы падают, влюбляясь… Это — секрет, который все хранят… Иногда это рай. Иногда это ад. И это уж точно не похоже на сказки, но, поверь, просто так должно быть. Ты смеёшься и плачешь и никто не знает, почему… Но все эмоции от этой захватывающей поездки ты сможешь ощутить только тогда, когда осмелишься открыть глаза. Ты научишься летать, хоть и без падений не обойдётся… Бог знает, даже ангелы становятся падшими… Когда любишь, не можешь все потерять… Но Бог знает, даже ангелы становятся падшими, влюбляясь… Даже ангелы становятся падшими …»