О твердости и темпуре

- Извините, но Вам сюда нельзя. Ваш пропуск заблокирован по решению Геройской ассоциации после инцидента в Роппонги до решения суда. Он был неплох, этот репоголовый. (Интересно, какая у него причуда? Управление овощами?) Он краснел, бледнел, дрожал от страха, но с места не двигался, даже несмотря на вскипавшие искры на ладонях Бакуго. Нужно дышать. Кацуки обещал Эйджиро быть терпеливее. - Там внутри мой муж, - нехорошо осклабился он, - И у него проблемы. Я пройду, даже если мне придется разнести здесь все к хренам. - Прошу прощения, Динамит-сан, но Вам запрещен доступ в любые агентства. С Красным Бунтарем сейчас находятся лучшие целители Токио… Блестящая нитроглицерином ладонь раскрылась прямо перед лицом охранника: - Отойди. Иначе я взорву тебя вместе с дверью. - Бакуго! – Каминари окликнул его из-за поворота. Он шатнулся, еле стоя на ногах. Пришлось подставить ему плечо, придержать. - Что это за хрень, Денки? Эй, не отрубайся, - Бакуго встряхнул его. Желтый геройский костюм был весь в пыли и грязи, ладони Денки дрожали от перенапряжения. Охранник переводил взгляд с непрошеного гостя на босса и непонимающе хлопал глазами. - Землетрясение в Ниидзиме… Здание детского сада обвалилось. Эйджиро держал обломки весь день. Дорогу перекорежило, и пока техника добралась, он уже… - Какого хера, тупомордый?! Почему я узнаю об этом из гребаных новостей?! Каминари совсем обессилел, закашлялся, стал сползать на землю. Бакуго подхватил его на руки и зыркнул на охранника. На сей раз тот без разговоров отошел и набрал нужную комбинацию, чтобы открыть двери агентства. - Времени не было, - сухо сглотнув, Каминари безучастно поглядел на перекошенное лицо Бакуго, - Мы все торопились его откопать. Знаешь, он так раскачался, что под ним умудрилась спастись целая группа детсадовцев… Бакуго почти бежал по коридору, уже зная, что увидит. Сердце долбило, и, казалось, впервые в жизни тряслись поджилки. - Где ваш чертов медпункт? - Налево сейчас… Прозрачные матовые двери разъехались в стороны. Навстречу Бакуго колыхнулось море больничных запахов, писк аппаратов, тихие разговоры раненых. Каминари из рук в руки приняли его же коллеги, уложили на свободный диван. - Каччан, - знакомые зеленые глаза глядели со страхом и стыдом, - Доктора говорят, он в порядке, просто не может… - С дороги. Бакуго отдернул последнюю занавеску и уставился на обломки больничной койки. Хах. Он оказался слишком тяжелым, продавил хлипкие ножки. В груди нехорошо сдавило, сжало глотку. - Доктора говорят, это психологическое. Он очень долго находился в своем… «твердом» состоянии, - Мидория говорил совсем тихо, вкрадчиво, - Ответственность была слишком велика – ему пришлось шесть часов держать на себе почти тонну веса, чтобы не раздавило детей. И теперь Киришима не может вернуться в нормальное тело – окаменел насквозь. Исцеляющая Леди сказала, что это похоже на шок. Возможно, гормоны схлынут, Киришима успокоится, и… - Пошел нахуй, Деку. Бакуго ощутимо трясло, и он забыл, что это нужно прятать. Он сгреб сам себя за волосы на затылке, чтобы рука не ходила ходуном. На сломанной больничной койке прямо на полу стояла на четвереньках каменная статуя Киришимы. Будто изваянные накуренным кубистом, широкие плечи прорастали серо-розовыми скалистыми отрогами, позвоночник дыбился острыми шипами. Руки и ноги колоннами вросли в пол чертового детского сада, и пришлось забирать Киришиму вместе с кусками цемента и веселенького зеленого ковролина. Золотой ободок кольца порвался на раздавшемся каменном пальце. В жуткой оскаленной морде дикой горгульи с трудом угадывалось всегда веселое и доброе лицо. - Почему с него не сняли этот гребаный железный намордник? – голос вышел сиплым, почти неслышным. - Он… вплотную притерся. Не получилось сразу - Эта хрень ему нос сломала… Я забираю его домой. Бакуго подошел ближе. Присел на корточки. Обдирая пальцы в кровь, пропихнул их под железяку. Отогнул, оставляя на каменных губах густые красные капли. Руки все продолжали дрожать. - Добрый вечер, Бакуго. Он неохотно повернул голову на голос, чтобы столкнуться с усталым старческим взглядом. Возраст Исцеляющей Леди никто не знал. Она уже была сухонькой старушкой, когда Бакуго только поступил в Юэй. С тех пор прошло пятнадцать лет. Казалось, она ссохлась еще больше. - Я хочу попросить тебя не увозить пока Эйджиро. - Здесь не могут ему помочь. - Все верно, - старушка тяжело вздохнула, и Мидория помог ей сесть на стул, - Но ведь ты не впервые сталкиваешься с подобным. Бакуго скрипнул зубами. Не хватало еще при Деку это обсуждать. - Прошу тебя, Бакуго. Ты и представления не имеешь, сколько по больницам лежит таких же… статуй. Им всем очень хочется быть людьми. Их близкие страдают так же, как ты. И если ты знаешь способ… - Леди не договорила, только впилась в Кацуки усталыми красными глазами. - Хорошо же вы блюдете врачебную тайну, - не удержался он от укола. Внутри было столько тревоги, что она невольно выплескивалась наружу в самых неприятных формах, - Свали, Деку. - Да-да, конечно, - в кои-то веки Мидория не стал заливать про дружбу, беспокойство и прочую ересь. Даже он почуял, что дело серьезное. Когда звук его шагов отдалился на достаточное расстояние, Кацуки привалился к каменному плечу мужа. - Откуда Вам известно? – он уселся на пол и вперился в сморщенное лицо взглядом, нервно поглаживая холодную шероховатую ладонь Киришимы. - Эйджиро пришел ко мне, чтобы узнать, что это было такое и может ли повториться. Я честно сказала ему, что у врачей нет пока способов восстанавливать полностью окаменевших людей. По сути, сказала я ему, вы используете свою причуду выше отведенного природой лимита. «Плюс ультра»… - она грустно усмехнулась, - Перенапрягаетесь. Мозг дает телу команду не расслабляться ни при каких обстоятельствах. А после уже и не может ее отменить, поскольку не способен воспринимать внешние изменения обстановки – каменные легкие не дышат, каменное сердце не гонит кровь по жилам. Ученые до сих пор не знают, каким именно образом поддерживается активность мозга в таком состоянии, но она есть. Человек внутри камня все еще жив. И теоретически способен вернуться. Не теоретически – Киришима ведь возвращался, так? Ты заставил его вернуться. Что ты сделал, Бакуго? Он шумно выдохнул. Взрыкнул, злясь на себя и на весь мир вокруг. - Не знаю. Нихера я не сделал. Проснулся – а он рядом лежит. Весь… каменный. Сначала я орал – решил, что Киришима прикалывается. Потом устроил гребаную истерику, когда понял, что нет. Исцеляющая Леди глядела на Бакуго с невероятной надеждой. А Бакуго покрепче вжался в холодное твердое плечо за спиной. - Сопли размазывал до вечера… Возился, как с куклой. - Пожалуйста, попытайся вспомнить все в точности. Каждая деталь может оказаться решающей. Может, ты воздействовал на него своей причудой? Он потер загривок и снова дернул себя за волосы. Бакуго и правда ничего не помнил, кроме душераздирающего ужаса и бесконечных застилающих глаза слез. Они лились и лились тогда, и в голове было пусто настолько, что он даже не догадался вызвать скорую помощь. - Я… Не знаю. Я не пытался его взорвать. Но я все время терся рядом. Может, дело в нитроглицерине. Он же типа… Сосуды расширяет, мышцы расслабляет. - Гладкую мускулатуру, - кивнула Леди задумчиво, - Это стенки сосудов и внутренних органов. Ты… - Я не знаю! Я всю дорогу рыдал, как перепуганная сучка, - Бакуго отвернулся, чтобы совсем сковырнуть железяку с лица Киришимы. Бережно, осторожно. Чтобы не оставить случайной царапинки на щеках. Задержал пальцы на торчащих иголками волосах. Зрачков в широко распахнутых глазах Эйджиро совсем не было видно. В груди тянуло глухо, болезненно. Какого хрена он стоит тут, как долбанное изваяние. Почему не убрали даже этот чертов детсадовский ковролин. - Слушайте. Мне плевать на Ваших пациентов. Я не сделал ничего волшебного – большую часть времени я находился в панике. Если Вашим больным не могут помочь люди типа Сотриголовы или той девахи с рогом, то ежу понятно, что дело в психике. Киришима захотел вернуться – он вернулся. Может, я просто достал его своим нытьем. Не знаю. В нашем чокнутом мире дело решается силой духа. Есть она – будешь жить. Нет – твои проблемы. Деку этому живой пример... – Бакуго неохотно отлепился от мужа и поднялся на ноги. Раздернул занавески, обошел перекошенную койку и уперся в ее спинку, - А сейчас я забираю своего мужа домой. Киришима в таком состоянии весил, наверное, тонну, но Бакуго, молча пыхтя, вытолкал раздолбанную койку по узкому коридорчику мимо глазеющих раненых и медсестер к выходу. - Каччан! – Деку нагнал его у самого выхода, - Подожди немного. Жена его неловко переваливалась следом, как утка. Беременная. Каким уже?.. - Поздравляю, - буркнул Бакуго. Меньше всего сейчас его интересовала встреча с бывшими одноклассниками. - Спасибо, - Очако положила ладонь на живот и улыбнулась. Деку повезло с женой. Он определенно ее не заслуживал, - Бакуго, позволь помочь? Я сделаю Эйджиро невесомым, чтобы его удобнее было поместить в машину, а когда вы доедете до дома, то ты позвонишь мне, и я все отменю. Кругломордая. Щечки сейчас особенно пухлые. Розовые. Бакуго покосился на ее огромный беременный живот. - Ох, это ничего, поверь! – Очако отмахнулась, заметив его сомнения, - Во мне сил сейчас на троих! И… я рада буду как-то облегчить жизнь Эйджиро. Дома ему непременно станет лучше. - Если тебе станет плохо, отменяй причуду сразу же, - Бакуго отступил на шаг, позволяя Очако подойти ближе. Ноги ее в белых спортивных сандалиях заметно отекли. Какого хрена тупой Деку таскает жену по больницам в таком состоянии? – Спасибо. Чета Изуку уставилась на него огромными глазами. Ах да. Вряд ли они когда-то слышали от него что-то, кроме крика. Да плевать. Если это поможет Киришиме, Бакуго на все готов. Очако мягко коснулась взбугренного отрогами плеча всеми пятью пальцами, и тяжелое изваяние медленно оторвалось от земли. Бакуго крепко сжал каменное запястье. - Помоги ему, пожалуйста, - Очако привалилась к плечу мужа, - Он очень многое сегодня сделал. В том детском саду и наши дети были. Бакуго только кивнул и молча прошел к машине. Киришиму любили. Господи, как же сильно он бесился в Юэй из-за того, что Киришиму любили. Казалось, Бакуго на части должно было порвать ото всех этих бесконечных улыбок и разговоров. От прикосновений, от смеха, от того, что каждая тварь считала Киришиму своим другом, требовала его внимания и времени. Хотелось связать его и запихать к себе в шкаф, чтобы никто и никогда больше не смог до него дотянуться. Бакуго, конечно, не связывал. И даже не орал – агрессии в нем было много, но гордости всегда было еще больше. Злился молча, уходил подальше. А эта твердолобая акулья морда со щенячьей преданностью топала следом. Бакуго всегда заслуживал Киришиму даже меньше, чем Деку – свою жену. *** - Деку? Да, отменяйте причуду, - Бакуго поерзал в постели и отключился. Положил телефон подальше. Ножки кровати жалобно скрипнули, когда Киришима рухнул вниз. Бакуго оказался под ним. - Ты задрал, твердолобый. Ложись сверху. Я же знаю, тебе хочется. Они сотни раз уже были в этой позиции. Тонкостью Киришима никогда не отличался – он просто забирался в постель и вставал над Кацуки на четвереньки, терпеливо выжидая, пока тот отложит телефон и обратит на него внимание. Никогда при этом на Бакуго не глядела жуткая оскаленная морда, никогда твердые запястья не ранили его плечи острыми каменными углами. - Ну и рожа, - голос дрожал, - Не удивительно, что злодеи бегут от тебя со всех ног. Бакуго коснулся холодных губ. Шершавые. Хоть снова ежечасно заставляй бальзамом мазать. Киришима этого не любил, забывал постоянно. Поэтому Бакуго мазал сам. Садился напротив или наклонялся, вставал вплотную. Позволял себя облапать, шипел, чтобы Киришима перестал лыбиться. И наносил какой-нибудь клубничный «Кармекс», стараясь не смотреть в полуприкрытые довольные глаза. - Сколько тебе говорить про этот чертов бальзам? Глупое создание. Раскаменей уже, а? В раскрытое окно задувал прохладный весенний ветер, заставлял пузыриться тонкую белую штору. Бакуго шмыгнул носом и кое-как натянул одеяло поверх широченной спины Киришимы. За пятнадцать лет вместе, наверное, можно бы научиться звать его по имени. В школе, однако, с именами произошла не самая приятная история. Честно говоря, Киришима сам облажался, но вину они негласно скинули на Деку. - Эйджиро, - противно защипало в глазах. Взгляд быстро заволокло дрожащей пленой слез, - Слышь… Возвращайся. Или я взорву тебя к херам. И квартиру эту тупую взорву. Нахрена мы ее покупали? Чтобы я в одиночку ее драил? Ладно, они были вместе не все пятнадцать лет. После академии их разнесло по миру. Самые пустые три года в жизни Бакуго. Странное чувство – смотришь в зеркало и не узнаешь человека в нем. Почему столько ожогов на ладонях? Сколько он уже не брился? Откуда эти складки у губ? Бакуго никогда не спрашивал Киришиму о личной жизни в эти года – не хотел знать. Значение имело лишь то, что Киришима не остановил его, когда Бакуго, грязный, провонявший копотью и жженым пластиком, не выдержал. Едва разобравшись с заданием, он выкинул мобильный в Потомак. Сел в такси, потом в самолет, а потом снова в такси. Киришима не сказал ни слова, когда Бакуго вошел в его дом и обмяк на его плече. Ничего не спрашивал, только стиснул так, что затрещали кости. - Хрен ты теперь из дома выйдешь. Пусть хоть все дети мира сдохнут под обломками. Мне без разницы. На цепь посажу, - Бакуго закрыл ладонями белые глаза без зрачков в красных прожилках сосудов и оскаленную в сверхчеловеческом усилии пасть. Нет. Нет. Верните мне моего мужа. Не посадит, конечно. Это не Киришима будет, если позволит кому-то страдать, пока сам он прохлаждается. - Я пожрать приготовлю, - Бакуго сипел и всхлипывал, размазывал по лицу слезы, - Креветки в темпуре. Свинину пожарю. Ты же любишь… Блять, я опять из-за тебя размазня! – сжатый добела и совершенно мокрый кулак врезался в каменное плечо. Бакуго немедленно отнял руку и осмотрел ударенное место. Ни следа, ни царапинки. Бакуго подтянулся на руках вверх, чтобы вжаться лицом в ужасную застывшую маску: - Ты же такой сильный. Ты самый сильный из всех, кого я знаю. Вылезай из этой тупой скорлупы. Ты дома. Ты со мной. Больше не нужно никого защищать. Я сам порву всех, в одного. Только вернись, твердолобый ты идиот. Пожалуйста. Пожалуйста… Он не мог нормально смотреть, потому что из глаз лилось неостановимым потоком. Одна только мысль о жизни без Киришимы была невыносимой до той степени, что внутри все скручивало болезненным, режущим жгутом. Он прижался губами к острому уху: - Я люблю тебя, идиот. Хватит. Проснись уже и рухни на меня сверху всей своей раскачанной тушей, как обычно… Никогда не верь мне, если я ору из-за этого – я обожаю эти моменты. Да ты и так знаешь, иначе не давил бы меня постоянно. В безучастных белках глаз будто бы мелькнула тень зрачка. - Все, что захочешь, Эйджиро. Только возвращайся… Все, что захочешь. Бакуго обнял его, царапая руки о шипастую гриву волос. Порезался снова, кажется. Да плевать. - Что ты вообще делал в гребаном детском саду на окраине Токио? – он натянул одеяло на голову Киришиме и в душной темноте поцеловал раскрытую пасть, - Помогал опять Деку с его выводком? Да гори этот Деку синим пламенем… Одеяло заглушало шуршание проезжающих машин и веселый птичий щебет. Бакуго закрыл глаза. - Знаю, ты детей хочешь. Нам по тридцать уже. Самое время, наверное, - выходило совсем тихо, хрипло, - Ты был бы замечательным родителем. Любой ребенок из приюта был бы от тебя в восторге. Но я не хочу тебя с кем-то делить. Тебя и так слишком мало. Даже когда ты сверху на мне лежишь и глубоко внутрь долбишься. Мало. Черт… Негромкий рокот, медвежье ворчание шло откуда-то из широкой каменной груди. Бакуго трясло от рыданий. - Но если это нужно, чтобы ты вернулся, то ладно. Возьмем хоть тысячу детей. Хоть миллион. Лучше, чтобы тебя было мало, чем не было совсем. Слышишь, дурень? Ненавижу тебя. Вернись, пожалуйста… Все, что захочешь… В пододеяльной темноте не видно было, как росла и оформлялась тень зрачков в распахнутых глазах под насупленными бровями. Зато Бакуго наконец-то услышал то ли рык, то ли гул сходящей лавины. Всхлипнул озадаченно. Притиснул ладонь к каменной груди. Тугие, медленные удары сердца гнали по жилам кровь. Многотонное облегчение обрушилось на Бакуго, сбило, заставило рассмеяться истерически. Шатнуло обратно, ударило снова в слезы. Он разрыдался в голос. Ворот футболки давным-давно уже насквозь промок. - Давай, возвращайся, ну же… - руки растирали медленно теплеющие плечи, хватались за постепенно розовеющие щеки, стирали выступившие, наконец, из сломанного носа капли крови. - Клянусь, все, что угодно. У Киришимы подломились локти, он упал на Бакуго, уткнувшись носом в подушку. Кое-как извернувшись, Бакуго вытянул ее, отбросил подальше, чтобы Киришима не задохнулся. Одеяло полетело следом. - Я люблю тебя, придурок, - Бакуго стиснул горячее упругое, мягкое тело на себе, зарылся пальцами в лохматые, покрытые пылью волосы, - Не смей так делать никогда больше. Я убью тебя сам, если тебе очень хочется сдохнуть… - Грррхххх… - Затнись! Заткнись немедленно, идиот! – Бакуго еле дышал, Киришима все еще весил, как бетонная плита, - Просто возвращайся. - Мокххррро… - А кто в этом виноват? Я, что ли?! С трудом двигая пальцами, Киришима сжал плечо Бакуго. - Темпуррру?.. - О господи, я точно тебя прикончу!