***
Думать становилось легче с каждым днём прожитым без… Можно было спрятать мысли, закрыть на замок чувства, отрешиться, забыться и убедить себя, что всё хорошо. Именно этим Чимин и занимался уже неделю без Чонгука. Их перепалка привела к негласному решению взять паузу. Мужчина не появлялся в жизни парня, а Чимин оградил себя от мыслей о нём. Так вроде было легче, но проблему не решало. Рано или поздно всё равно придётся принимать какое-то решение. Парень всё понимал, но усиленно старался делать вид, что его вся эта ситуация не касается. Учёба и предстоящее выступление занимали свободное время, и он затыкал размышлениями о них все дырочки и щёлочки, через которые пытались просочиться хоть малейшие мысли о Чонгуке. — Чимин, подожди. Да стой ты, я всё равно тебя догоню! — высокий шатен быстрым шагом шёл за парнем по холлу университета. Внезапно он перехватил его руку, с силой сжимая запястье, потянул в сторону и, распахнув на ходу дверь, припечатал к стене. Затылок обожгло болью, пока цепкие пальцы что есть мочи сминали футболку на чужих плечах, горячее дыхание обдало жаром шею. Это было до тошноты неприятно и омерзительно противно. Чимин, скривившись, пытался увернуться от слюнявых губ — ладонями он упирался в грудь парня, а колено выставил вперёд, чтобы при необходимости защищаться. — Если ты сейчас же не отпустишь меня, я тебе яйца всмятку расколочу, убери свои клешни! — единственное, что сейчас хотелось сделать — это вдарить по наглой физиономии, так чтобы кровь залила его уродливое лицо. — Воу, сладенький, ты чего бузишь? Богатею своему, значит, не перечишь, а мне, простому смертному, можно и нагрубить? — наглая ухмылка вызывающе играла на лице, этот нахал явно чувствовал себя более уверенным рядом с низким и немного женственным Чимином. — Чхве, закрой ебало и отвали. Предупреждаю последний раз. — Чонгук научил его, что сопротивляться сразу в открытую себе дороже, нужно выждать момент. Поэтому Чимин, смирившись с возникшей ситуацией, стоял прижатый спиной к стене. — Я окучивал тебя год! Год бегал вокруг тебя на задних лапках, а ты, ты прыгнул на член богатенькому папику, стоило ему только поманить тебя этим красным тарантасом. Что же ты такой продажный? Он же старый, небось в отцы тебе годится. У него, наверное, уже и сил столько нет, чтобы удовлетворить тебя в таком объёме, как требует молодое тело. Зато я могу показать тебе небо в алмазах. Я красивый и хоть и молодой, но уже довольно опытный. — ощутимая разница между Чоном и этим выродком чувствовалась очень остро. Сильный духом по своей природе и хвастливый, в попытке выглядеть круче, разные вещи. Чимин нисколько не боялся главного университетского задиру, ему хотелось просто размазать его по стене, смешивая известку с кровавой кашей на этой отвратительной роже. Чонгук же вызывал порой настоящий животный ужас, от которого ноги подкашивались, а ладошки начинали предательски потеть. — Пф, ты себя в зеркало давно видел? Ты даже мимо Чона пройти не достоин, не то что заикаться о нём своим грязным поганным ртом. — плевок в лицо не остудил пыл, а, казалось, наоборот разозлил Чхве ещё сильнее. Он схватил Чимина за волосы, больно сгибая его в пояснице. — Малыш, ты специально дразнишься? Я ведь сейчас могу завалить тебя на этот стол и выебать так, что сидеть неделю не сможешь, и твой папочка ничего мне не сделает. — Я не нуждаюсь в его помощи, я сам сломаю твой поганый член, если ты только посмеешь достать его из своих засратых штанов. Отпусти меня, и пошёл нахер. — Оу, на твой хер. Хм… можно и так попробовать, если ты так сильно меня хочешь. — разговаривать с дебилами, в принципе, бесполезно, это первое правило вселенной — не спорь с идиотом, не опускайся до его уровня. Распаленный собственной безнаказанностью и вседозволенностью Чхве ослабил хватку, чем Чимин тут же воспользовался. Не желая продолжать бессмысленный разговор, Пак со всего удара заехал коленом между ног шатена. Того скрючило от боли и он с громким шипением упал на бок. Чимин присел рядом и схватил парня за волосы, приподнимая искажённое болью лицо. — Запомни, мразь. Я сам выбираю, кого буду ебать, или кто будет ебать меня. И даже, если я сяду на чей-то член, ты будешь последним, кому я сообщу об этом. Ты, мелкая мерзкая тварь, недостойная ползать по земле. И передай своим дружкам-пидорасам, если ещё хоть раз кто-нибудь прикоснется ко мне, или имя моё вслух скажет, хер в узел завяжу. Понял меня? — Ты же сам пидорас… гнида, — шипя от боли, корчился на полу Чхве. Смачный удар в челюсть заполнил его рот смесью крови и слюней. — Моя задница — это моё личное дело. И если её кто-то и ебёт, твоего атрофированного мозга это не касается. Если я разрешаю ему трахать себя, значит я так хочу, а ты, сука, никогда не получишь на это право. Запомни это! И советую больше не попадаться мне на глаза. Вся злость и раздражение, камнем лежащие в душе, вылились в пустом кабинете, затопив собой Чхве. Паршивого ублюдка, который рискнул заявить свои права на Чимина. Совсем необязательно было так резко отвечать ему и до крови разбивать лицо, но блондин выпустил наружу всех своих демонов, и теперь даже дышать стало легче. Спокойствие сменило ярость, возвращая душевное равновесие. Хотелось танцевать, парить в воздухе, окрылённым свободой от тяжёлого гнёта внутренних переживаний. Танцевальный зал — это место, куда парень шёл, когда ему было плохо и когда очень хорошо. Поэтому Пак, напевая мотив любимой мелодии, отправился на тренировку, чтобы провести замечательный вечер в компании друзей и танца.***
— Боже, Чимин, ты накостылял Чхве? Он же отморозок. А если он тебя потом подкараулит? — с замиранием сердца Тэхён слушал рассказ друга, охая и причитая, пока Чимин возился с овощами в раковине. — Тэхён, ты забыл про мой чёрный пояс по карате? Я ему скорее задницу надеру, чем этот пидор притронется ко мне. — Вы с Чонгуком оба безбашенные идиоты, поэтому вас так и тянет друг к другу. Вечер в своей уютной квартире приносил колоссальное удовольствие. Размеренная готовка ужина, неспешные разговоры с любимым другом, тихая классическая музыка. Сейчас это самое лучшее, чего только можно пожелать. Идиллии мог помешать только кто-то посторонний, нагло ворвавшийся в приятный вечер неожиданным звонком в дверь. — Тэхён открой, пожалуйста, у меня руки грязные. — негромкая просьба Чимина оторвала парня от выбора нового плейлиста и он, недовольно бурча про то, что никого не ждёт и соли у них для соседей нет, шаркая комнатными тапочками, пошёл в коридор, чтобы послать подальше сто процентов какого-нибудь представителя купить новые технологичные кастрюли по цене автомобиля. — Добрый вечер. Да, что Вам нужно? Да, он здесь живёт… спасибо… передам. Не переживайте, он дома, просто занят, я отдам ему прямо в руки. Не волнуйтесь… ни в коем случае не потеряю, — дверь захлопнулась, и через секунду на кухне возникла взлохмаченная макушка Тэ. — Чим, курьер принёс тебе какой-то пакет. Не хотел отдавать мне. О-о-о, это из Чон Индастрис. — Положи на стол, я посмотрю позже, сначала закончу готовить. — крутясь у плиты, парень боковым взглядом глянул на конверт. Ухмыляясь своим мыслям, он праздновал маленькую победу — Чонгук первым пошёл на контакт, хоть и прикрывался бумажками. — Неужели тебе не интересно, давай откроем, что там может быть такого, что Чон так официально прислал тебе целый пакет документов. — Тэхён обнюхивал крафтовый пакет, пытался просветить его через свет лампочки на люстре, но всё безрезультатно, чёрная тень не хотела дать даже намёка на содержимое. — Я знаю, что там. Это документы на обучение на курсах по вождению. — Что? Чонгук подарил тебе курсы вождения? — пакет был безжалостно разорван, и теперь Тэ бегал любопытным взглядом по договору, изучая его содержимое. — Да, это долгая история. — Айщ, Мини, ты выиграл в лотерею что-ли в прошлой жизни, это ведь самая престижная школа в Сеуле, говорят, там нереальные инструкторы, часто бывшие гонщики. Они учат экстремальному вождению, круто… — А ты думал, Чонгук выберет второсортную школу где-нибудь на окраине? — улыбаясь своим мыслям, сказал парень. Кажется, он начинал немного разбираться в поведении Чона и привыкать к его самоуверенным заскокам. — Но мне придется попотеть с ними. — Почему? — Нужно позвонить и попытаться перенести сроки обучения. Занятия начинаются с пятнадцатого числа, но, как ты помнишь, у нас в октябре концерт, а значит времени ходить на курсы сейчас попросту нет. — Он не согласовал с тобой сроки? — А он вообще что-нибудь с кем-нибудь согласовывает? Делает, что левая нога захочет. — выключив бульон, Чимин расставлял тарелки для ужина. — Хо приедет, на него сервировать? — Нет, твой извращенец бойфренд запер его на работе, издевается над бедным братом. — недовольно закатывая глаза, фыркнул Тэхён. — А что будет, если они не перенесут занятия, ты откажешься? — Нет, конечно, я же не дурак, тем более они уже оплачены. Я собираюсь самым наглым способом использовать его имя, поэтому, думаю, они не откажут Чон Чонгуку.***
В танцевальном зале полумрак, лишь настенные фонари рассеивали лёгкий жёлтый свет. Красивая музыка из динамиков заполнила всё пространство, обволакивая нежным мотивом. Чимин вышел в центр зала: босиком, в белой рубашке с длинными рукавами, держа в руках белый шёлковый шарф. Поймав ритм, парень начал плавно двигаться в такт музыке. Выгнутая дугой спина, руки, словно лебединые крылья рисовали изящные линии в воздухе. Белый шарф, как лёгкая дымка с утреннего озера, окутывал тело, то скрывая оголенные участки, то открывая их взору. Чимин, то порхал над землей нежным шёлком, то тут же становился тягучим, как смола, а через миг — он, как раскалённый металл, взрывался в прыжках, ведомый резкими музыкальными переходами. Очертания идеальной фигуры виднелись сквозь полупрозрачную рубашку, просвечивались под светом ночных светильников. Дьявол в обличии ангела: невинный, воздушный, белый как облако, но с диким пожаром внутри, он играл адским пламенем, раскаляя и так нагретое до предела пространство, рвущимися наружу соблазном и похотью. Кульминация танца била по нервам контрастом — блондин, укрывшись шарфом, утонул в темноте зала. — Браво, я почти кончил от твоего танца! — хлопая в ладоши, Чонгук медленно вышел из полумрака танцевального зала. — Ты? Ты пришёл? Ты наблюдал за мной? — прошептал парень, не сводя глаз с мужчины. Ладони предательски потели, и он поторопился спрятать их в шёлке шарфа, чтобы не выдать беспокойство. Чон подошёл вплотную, провёл пальцами по щеке парнишки и, наклонившись, требовательно, но мягко поцеловал его. Чимин хотел отстраниться, но руки с силой прижали его, а губы уносили в небытие. Парень постепенно сдавался под натиском мощи и желания мужчины, робко отвечая на поцелуй, он понял, что скучал, что эти губы важны для него, а поцелуи — необходимы. Их поцелуй требовательный, нежный и одновременно грубый, язык, спрашивающий разрешения и настойчиво проникающий глубже, губы мягкие и горячие, ласковые и эгоистично требующие всё внимание только к себе. От контраста ощущений голова начинала кружиться, а удовольствие яркими фонтанами разливалось по телу. — Не ожидал увидеть? Не думал, что я сам приеду? — разрывая томный глубокий поцелуй, спросил мужчина в губы парню. — Скорее, мне следовало бы удивиться — как ты попал внутрь, минуя охрану? — Мне даже не пришлось платить охраннику. Я просто сказал, что пришёл за своим мальчиком. — Чон, ты опять не думаешь обо мне? Как мне потом ходить мимо него, ведь он знает, что ты пришёл за мной? — прикрывая глаза от зарождающегося раздражения, прошептал Чимин. — Странный вопрос. С гордо поднятой головой, конечно. Ты мой мальчик, а всё моё — самое лучшее. Как сопротивляться, как удержаться, как не пасть жертвой этой уверенности и магнетического спокойствия в тёмных глазах? Всё в полумраке казалось нереальным, запредельно невозможным, губы на чужих губах, руки на теле, обжигающие от каждого касания. Это просто сумасшествие какое-то. Всё, что касается Чонгука граничит со здравым смыслом, с различием действительности и галлюцинации. — А я перенёс занятия по вождению на начало ноября, — глубокий вздох, но лёгкие сопротивлялись, захваченные агонией от близости тел, от горячего дыхания на шее, оно отличалось от дыхания студента, вызывая стаю приятных мурашек на коже. — видишь, все проблемы можно решить договариваясь. — Но я не хочу договариваться с тобой. Я хочу всего тебя себе, без размена и уговоров. — губы ни на минуту не прекращали сладкую пытку. Почему это до слёз в глазах приятно, но так неправильно. Почему хотелось заскулить от бесполезной борьбы тела и разума? За что такие испытания? Вынести это и остаться прежним невозможно. — Так не бывает, я живой человек, и у меня тоже есть своё мнение и свои желания. — Живой человек, лучше займи свой рот чем-нибудь более полезным, чем бессмысленные разговоры. Я хочу тебя себе и не намерен слушать возражения, и лучше тебе не сопротивляться, финал будет одним. Чимин знал теперь что такое — рассыпаться в чужих руках, терять себя, пропадать в волнах сомнений и истязать себя выбором между желанием и здравым смыслом. — Ты опять начинаешь? Ты приехал для очередной ссоры? — Маленький мой, послушай меня, сопротивляться бесполезно, и чем раньше ты поймешь, тем лучше для тебя. Тем быстрее ты начнёшь пользоваться всеми благами, которые откроются тебе рядом со мной. — руки гуляли по юному телу, сжимая бока, забирались под рубашку, лаская рёбра. Чимин задыхался от злости, от негодования и от… наслаждения. От силы и энергии, исходящих от мужчины. С каждым новым прикосновением он проваливался в пучину ощущений, всё сильнее теряя контроль над ситуацией под руками Чонгука. Это сладкая истома — ощущать прикосновения после долгой разлуки. Казалось, что они не виделись целую вечность. Но как заставить мозг не думать о том, что всё это неправильно. Что это неестественно и так не должно быть. Собрав всю волю в кулак, Чимин убрал руки мужчины от себя. Он старался показаться серьёзным и решительным. — Чонгук, хватит, прекрати. Перестань, не хочу! Если ты не прекратишь провоцировать меня, я опять тебя ударю. Не заставляй меня драться с тобой. — Хм, я не против, в прошлый раз драка закончилась жаркими поцелуями на полу в моем кабинете. — проводя большим пальцем по губам парня, прошептал Чон. — Тебя что, совсем ничего не берёт? Что мне нужно сделать, чтобы ты услышал меня? — Твои брыкания только раззадоривают меня, и кроме желания заткнуть тебя своим членом не вызывают больше никаких эмоций. Ты не понял ещё? Я всегда получаю то, что хочу. И неважно, как далеко мне придется зайти. У тебя нет выбора. Я хочу тебя себе — значит ты будешь моим. — тёмный взгляд чёрных глаз прожигал насквозь, злость, смешанная с возбуждением — смертоносный коктейль. Броню не пробить, рассудок не вернуть, а желание уже не победить. — Чон, а если я уйду, если я скажу, что влюбился в девушку и понял, что мне с мужчиной не по пути? — Кого ты пытаешься обмануть? Только себя. Твои губы не врут, когда я их целую, но они врут сейчас, когда говорят этот бред. Ты не пробовал мир с мужчиной на вкус. Ты ещё даже в дверь не зашёл мира Чон Чонгука, только топчешься на пороге, как ты можешь говорить, что тебе не по пути со мной? Когда ты будешь стонать в оргазменной агонии моё имя, я вспомню эти слова, и тогда посмотрим, что ты ответишь. — пальцы, эти чертовы пальцы гладили губы, лицо, шею. Обведя ключицу, Чон резким движением схватил парня за горло, ощутимо сжимая. От страха в глазах начало рябить, хотелось оттолкнуться, отодрать от себя чужую руку. Чимин испуганно смотрел на мужчину — где та граница, которую Чонгук никогда не перейдёт, и есть ли она вообще? Чего ждал от него Чон? Повиновения или бунта? Что парень сломается или выкинет колючки, в попытке защититься? Чимин терял рассудок от нехватки кислорода, он вцепился в пальцы, отдирая их от шеи. Чонгук с улыбкой смотрел на попытки спастись, но пальцы не разжимал. В этой немой схватке не было победителя и проигравшего, здесь было только желание борющееся с отрицанием. Закипая от злости, парень ногой больно ударил мужчину по колену и, с силой толкнув, попытался отпихнуть от себя. — Ты больной, ты чуть не задушил меня, ты хотел чтобы я умер? — истерика подступала к горлу, от злости и негодования, обидные слова крутились на языке. — Ты запугать меня решил что ли? Хватка ослабла, Чонгук перехватил парнишку за плечи, притягивая к себе. Пальцы на шее уступили место губам, тёплым влажным и нежным. Они как-будто просили прощение за попытку сломить. Это пограничное чувство между силой и нежностью, между страхом и надеждой. Как он это делает? Как у него получается манипулировать чужими чувствами и ощущениями? — Нет, я лишь хотел показать, что моя власть над тобой намного сильнее, чем тебе кажется, и твои тело и разум принадлежат мне намного больше, чем ты думаешь. — мужчина не переставал зацеловывать красноватые отпечатки на нежной коже. Он водил по ним кончиком языка, потом нежными поцелуями отвлекал от боли и неприятных ощущений. — Чим… Ты мой… я выбрал тебя себе… просто смирись с этим. Парень глубоко вдыхал воздух, приводя пульс в порядок, горло саднило, в глазах выступили слезинки от неприятных ощущений. — Чонгук, я не знаю, я не уверен, что у меня получится… стать геем… Я… я… запутался, я не хочу продолжать, я хочу остановиться, отпусти… — опять пытаясь вырваться из крепких объятий, Чимин упёрся ладонями в грудь мужчины. Но с чего он взял, что сможет переубедить его, или что его кто-то вообще будет слушать? Чонгук подавлял бунт лаской — нежно целуя в шею, захватывая губами мочку. Что делать с собственным телом, если оно не слушается тебя, если на все попытки прекратить эти сладкие пытки и вырваться из объятий, оно не реагирует, а наоборот, ещё больше распаляется, отзываясь в ответном желании? И опять Чимин таял под мягкими губами, безвольно отвечая на поцелуй. Язык искал во рту чужой, а найдя, не отпускал, переплетаясь в страстном танце. — Маленький мой, чем раньше ты поймёшь, что сопротивляться бесполезно, тем раньше ты начнёшь получать кайф от своей новой жизни… — в очередной раз разрывая поцелуй и оставляя губы в одиночестве желать продолжения сумасшествия, прошептал Чонгук на ухо. Он развернул парня лицом к зеркальной стене. В отражении стояли два силуэта, идеально сочетаясь друг с другом. Сильные мужские руки на тонкой, чуть женственной талии, горячие губы на шее, мочке, скуле. Язык, нежно касающийся чувствительных мест. — Я видел в тебе гея ещё там, на стоянке, когда ты пожирал меня взглядом, уже там твои губы просили меня о поцелуе, а твои глаза облизывали меня голодным взглядом. Не ври сам себе. Это бесполезно. Смирись и поддайся. Посмотри, как ты смотришься рядом со мной — это твоё идеальное место. Смотри, как моим рукам идеально подходит твоё тело, тебе не нравится быть в моей власти? Чимин наблюдал в зеркале за движениями мужчины, за тем, как он ласкал его руками, как целовал. Это..... это страшно, это неправильно, но это… чертовски приятно… это возбуждало… это заставляло мозг взрываться, рикошетом отдавая по нервным окончаниям. Он давно распланировал свою жизнь — учёба, дом, семья, дети. Всё было правильно и понятно, но теперь, стоило ему лишь поддаться своим ощущениям и желаниям, как все устои и ценности летели к чертям. Он не готов был так просто перевернуть свой мир с ног на голову из-за мимолетного удовольствия. — Наверное… я ещё повоюю…я не готов сдаться… не сейчас… — сейчас его рассудок был затуманен настолько, что думать совсем не получалось, но после, Чимин уверен, что как только Чонгук отпустит его и уйдёт, он опять провалится в пучину сомнений, будет уничтожать себя и пытаться выгрызть из сердца зарождающееся там тепло. Неправильно, нельзя изменять своим планам и целям и превращаться в игрушку для богатенького гея, где его ХОЧУ — первостепенно. — Маленький мой, ты проиграешь… — шумно выдыхая на ухо, прошептал мужчина. — У тебя пятнадцать минут, я отвезу тебя домой. — Нет, я сам доберусь. — протест был больше похож на мольбу. — Не «нет», а «да». Ты выглядишь сейчас почти растраханным, в таком виде тебя кто-нибудь затащит в ближайшую подворотню… — Я в норме… буду… приду в себя очень быстро. — Пятнадцать минут, я жду тебя в машине, а воевать с собой начнёшь завтра.