Ветер перемен

      – Дазай, мне нужно отъехать, – сказал Чуя, проходя в спальню, где лежал больной.              – К нему собрался? – поинтересовался Осаму.              – Я пришлю Акутагаву присмотреть за тобой, – игнорируя вопрос Дазая, проговорил Накахара.              – Думаешь, это хорошая идея?              – Если не доверяешь Акутагаве, попроси кого-нибудь из Агентства, вот адрес, – Чуя протянул Осаму клочок бумаги с координатами. – Это моя дача, но о ней никому не известно. Здесь есть запасной выход через подвал, если что.              – Я не об этом. Я про твоего любовника говорю. Не делай глупостей, он не должен знать.              – Я сам разберусь, ладно?              – Ты так его любишь, что готов рискнуть жизнью? – спросил детектив. – Если он узнает, что тебе известно, кто он – ты будешь представлять для него реальную угрозу.              – Вообще-то, это не твое дело, Дазай, – ответил мафиози.              – Тогда я просто позвоню Мори и сдам его.              – Делай, что хочешь, мне похуй.              – Правда? Тогда я тебя что-то совсем не понимаю, – Дазай встал с постели и, подойдя к Чуе, посмотрел в его лазурные глаза. – Ты не ответил на вопрос.              – Какой? – сделав вид, что не понимает, о чем говорит Осаму, спросил Накахара.              – Любишь ли ты его?              – Люблю, – приложив все усилия, для того, чтобы не отвести взгляд, ответил Чуя.              – Врешь, – уверено сказал Осаму; взяв ладонь мафиози в свою, он притянул его к себе и поцеловал в губы. Вторая рука Дазая зарылась в рыжую шевелюру. Поцелуй вышел долгим и нежным, от него у Чуи кругом пошла голова, а сердце беспокойно забилось в груди. Чуя был в шоке, так Осаму его еще никогда не целовал. Конечно, он не мог остаться равнодушным и стал отвечать на поцелуй. Языки парней сплелись, исследуя уста друг друга, а руки Накахары обвили Осаму за шею, прижимая его ближе к телу. Дыхание обоих стало неровным, а сердца учащённо забились, от нахлынувшего желания.              – Тебе же нельзя, – прошептал Чуя, когда поцелуй закончился. – Рана откроется.              – Есть вариант, – охрипшим от возбуждения голосом, проговорил Дазай и подтолкнул Накахару к кровати. – Ложись.              Когда Чуя лег на постель, Осаму склонился над ним и, оглаживая его тело, начал избавлять партнера от одежды. После того, как жилет и рубашка улетели на пол, Осаму впился в губы Чуи поцелуем, исследуя его рот, сплетаясь своим языком с чужим. Затем целовал лицо, чувствительную точку за ухом, посасывая мочку, спустился губами ниже, целуя шею и грудь. Смочив пальцы во рту, Осаму обвел ими сосок вокруг, заменив их губами и языком, проделав со вторым то же самое. Детектив стал спускаться руками ниже, слегка касаясь кожи; в этих ласках было столько чувственности, что Чуя не выдержал и застонал, его руки проникли под футболку Дазая, поглаживая спину. А тот тем временем спускался поцелуями вниз, оставляя влажную дорожку от языка на животе. Расстегнув ширинку на брюках и сняв их вместе с боксерами, Осаму вобрал в рот возбужденный член, обводя головку языком по кругу, а рукой, обхватив ствол, сдвинул вниз крайнюю плоть. Дразнящими движениями языка Осаму прошелся по нему, задержавшись на уздечке и лаская ее; срывая протяжные стоны с губ партнера, он заглотил член до конца, предварительно расслабив гортань. Накахара зарылся пальцами в каштановые кудри, прижимая голову Осаму к себе ближе, подаваясь бедрами вперед, буквально насаживая её на свой орган. Детектив не противился – он подчинялся и заглатывал член снова и снова без остатка, истекая слюной. Дыхание Чуи было неровным и учащенным, а сердце уже выскакивало из груди, стоны срывались с губ, а потом его прошила дрожь, и произошёл взрыв, разливаясь по телу потоками раскалённой лавы. С криками он излил свое семя в рот партнера, не отпуская его голову и заставляя сглотнуть.              Когда руки Чуи, наконец, отпустили его голову, Осаму встал, вытирая рот ладонью, но Накахара схватил его за руку и потянул на себя. Дазай не удержался на ногах и упал Чуе в объятья. Мафиози перевернул его на спину, а его губы накрыли чужие страстным и чувственным поцелуем. Накахара не собирался его отпускать просто так, сняв футболку и избавив любовника от остальной одежды, теперь уже он приступил к делу...                     Позже, удовлетворенные взаимным минетом и расслабленные, они лежали в постели, вот так вот впервые за все время их непростых отношений. Осаму положил голову на плечо Чуи и водил пальцами по его руке.              – А ты оказывается любишь нежность, а Чу-уя? – шепотом спросил Дазай.              – Все, наверное, любят, – так же шепотом ответил Накахара. – И ты тоже, как ни странно, Осаму.              – Я раньше об этом не думал, когда мы с тобой трахались, как дикие звери.              – Я тоже. Мне всегда казалось, что с тобой иначе быть просто не может, – усмехнулся Чуя и зарылся пальцами в каштановую шевелюру.       Сейчас, лежа в постели с Осаму, он понимал, что пропал. Накахара чувствовал, что влюбляется все сильнее в Дазая и, конечно, он не хотел этого, но ничего не мог с собой поделать. Вся его ненависть и злость были следствием нежелания принять ситуацию и признать свои чувства, которыми он воспылал к Осаму еще с юности. А когда Дазай ушел из мафии, у Чуи было такое ощущение, что он его бросил. Хотя почему ощущение – ведь так оно и есть по сути. Отсюда было вдвойне тяжелее, ведь это лишь подтверждало то, что для Осаму он совершенно ничего не значил тогда, и вряд ли что-то изменилось с тех пор. Хотя сам Осаму изменился, и таким он нравился Чуе еще больше. Дазай более не походил на чокнутого садиста, и Накахаре даже показалось, что ему не чужды человеческие чувства. Но он все равно боялся того, что ощущал к нему. Четыре года назад Чуя уже собирал по кусочкам осколки своего сердца, и ему вовсе не хотелось делать это вновь, если по какой-то своей прихоти Осаму снова исчезнет из его жизни.              – Прости, – вдруг произнес тот, будто прочитав мысли любовника.              – За что? – не понял Чуя.              – За то, что бросил тебя четыре года назад, не сказав ни слова.              – Ну почему же не сказав? Ты попрощался: я всегда знал, что это ты взорвал мою тачку.              – И за это прости. После смерти Оды я хотел отомстить Мори, но сдержался, ведь мой друг просил меня не убивать больше. И все же мне хотелось дать выход своему гневу и ярости — я сам не заметил, как оказался у твоего дома. Даже не знаю, зачем туда пришел, а потом увидел твою тачку и отыгрался на ней.              – Ты всегда носишь с собой взрывчатку?              – Нет. Я приготовил ее для Мори, но не пошел к нему, передумал.              – Почему ты винишь Огая в смерти своего друга? – поинтересовался Накахара, Дазай впервые говорил с ним о Сакуноске, и он не знал, как к этому отнестись, ведь даже, когда тот был жив, Осаму никогда не обсуждал его с ним.              – Потому что это Огай привел Мимик в Йокогаму, зная, что только Одасаку может одолеть их лидера, хотя и ценой своей жизни, для того, чтобы мафия могла получить разрешение на деятельность одаренных от правительства, – проговорил Осаму; он впервые рассказывал об этом кому-либо, тем более никогда не думал, что поведает самое сокровенное именно Чуе. Почему он решил ему все рассказать, Дазай и сам не знал, просто ему хотелось это сделать. – Мори прекрасно знал, что Ода — мой друг, но сознательно пожертвовал его жизнью еще и по другой причине.              – Какой?              – Чтобы избавиться от меня. Он боялся, что я захочу занять его место и прирежу его так же, как и он своего предшественника, поэтому обставил все так, чтобы я сам ушел из мафии; хотя он рисковал, ведь я мог не сдержать данное другу слово и отомстить.              – Почему ты не рассказал мне об этом раньше?              – А что бы это изменило? – спросил Осаму.              – Не знаю, – честно ответил Чуя. – Но я бы понял тебя. Ты очень любил его? – задал вопрос Накахара, почему-то боясь услышать ответ.              – Да, – прошептал Дазай и добавил, – Но не так, как ты думаешь. Ода был моим близким другом, но мы не состояли в отношениях.              Чуя прикрыл глаза, чтобы Осаму, если взглянет на него, не смог прочесть в них облегчения после этих слов.                            А на следующий день, ближе к вечеру, Чуя все же уехал, попросив Акутагаву приехать к нему на дачу, выслав смской адрес. Ему нужно было поговорить с Тачихарой и выяснить правду, а уже потом думать, что делать с этой информацией. Сдавать его Мори или нет. Осаму он не стал ничего говорить, так как знал, что тот начнет его отговаривать.              Чуя не хотел приходить к Мичидзо домой, он позвонил ему и назначил встречу в баре. Присев за самый отдаленный столик и заказав самое дорогое вино, которое здесь нашлось – Domaine Leroy Richebourg Grand Cru, он стал ждать любовника. Скорее всего, уже бывшего. С Тачихарой Чуя был в отношениях почти 2 года. Сначала, после ухода Дазая из мафии, у него крышу рвало так, что на стенку хотелось лезть. Накахара был в запое более 2-х недель; в квартире потом пришлось делать капитальный ремонт и заменить всю мебель, так как Чуя разносил все там Смутной Печалью почти ежедневно. Его даже посещали мысли о том, чтобы использовать порчу и остановить все это безумие, происходившее с ним раз и навсегда, но он сдержался.       После пустился во все тяжкие: стал менять партнерш и партнеров как перчатки, однако это не приносило ему ни полного удовлетворения, ни облегчения. А два года назад в Портовой Мафии появился Тачихара. Он стал оказывать знаки внимания Чуе, и вскоре они вступили с ним в связь. С Тачихарой было легко и спокойно, он оказался надежным парнем, и Чуя знал, что Мичизо его никогда не предаст. Ему даже иногда казалось, что он влюбился в него и готов был уже согласиться на предложение Тачихары съехаться с ним. Но потом в его жизни снова появился Дазай, и тут голова пошла кругом. Чуя больше не думал ни о каком переезде к любовнику, да и видеться он стал с ним гораздо реже, особенно – после того, как они с Осаму занимались сексом в квартире последнего несколько недель назад.       Ждать долго не пришлось. Тачихара приехал минут через 30, Чуя даже не успел накидаться, хотя очень хотелось, ведь разговор предстоял довольно сложный. Зайдя в бар, Мичидзо огляделся по сторонам и, заметив за дальним столиком Чую, направился к нему.              – Почему здесь? – спросил он, подходя к Накахаре.              – А чем тебе тут не нравится? – задал встречный вопрос Чуя.              – Мог бы и домой ко мне приехать, – ответил Мичидзо.              – Мне кажется – здесь более подходящая обстановка для такого разговора, – задумчиво разглядывая в своей руке бокал с бордовым напитком, произнес Накахара и сделал глоток.              – Вот как? Что ж, я тебя слушаю.              – Ты из ищеек? – в лоб спросил Чуя, внимательно наблюдая за реакцией собеседника, он не любил ходить вокруг да около.              – Ты это о чем? – опешил Тачихара.              – Ты прекрасно знаешь, о чем. Только не ври мне, Мичидзо, я тебя хорошо знаю и чувствую, если ты лжешь.              – Я разве когда-нибудь тебе лгал? – спросил Тачихара.              – Не переводи тему. Я задал тебе конкретный вопрос и хочу получить на него конкретный ответ.              – Ну хорошо, – протянул Мичидзо. – Хочешь – значит, получишь. Из ищеек, но как ты узнал?              – Благодаря Федору. Я все думал о том, что тогда произошло в больнице, и почему Достоевский сказал «ищейки», после чего слинял вместе со своими подельниками, при том, что я был ослаблен способностью инфразвукового эспера, и они, наверное, могли разделаться со мной. Но на этаже кроме тебя больше никого не было.              – Почему тебе это слово так запало в душу? Ты слышал об ищейках ранее?              – Нет. Но потом навел справки и понял, что пятый боец элитного отряда ищеек – это ты.              – И что ты собираешься делать дальше? Сдашь меня? – поинтересовался Тачихара.              – Пока не знаю, – честно ответил Чуя. – Ты ведь шпион, по сути предатель.              – Твой Дазай Осаму – тоже предатель, – заметил Мичидзо.              – Это другое. Мори Огай знает о том, что он предал Портовую Мафию, и его приказ был – защищать Дазая, даже несмотря на это. Но чего ожидать от тебя и организации в которой ты состоишь, я пока не знаю. Но раз тебя послали шпионить за нами, значит, ничего хорошего от вас не дождёшься. И я прекрасно понимаю, на что иду, говоря тебе о том, что я знаю, кто ты.              – Ты понимаешь? Да что ты понимаешь?! – вскричал Тачихара. – То, что я люблю тебя и не смогу причинить вред?              – Я знаю, что ты предан своей организации. А того, что ты причинишь мне вред, я не боюсь. Хотя можешь попытаться, если хочешь. Ведь в этом и заключается твоя работа – в убийстве особо опасных эсперов.              Чуя допил вино из бокала, взял бутылку, которая была наполовину полной и пошел к выходу, по пути бросив:              – Я сообщу тебе о своем решении завтра. И не пытайся следить за мной.              – Чуя, постой, – Тачихара схватил Накахару за руку.              – Зачем? – спросил тот.              – Я действительно не хочу причинить тебе вред.              – Но, возможно, придется?              – Я надеюсь, что мы обойдемся без этого.              – Это угроза?              – Нет. Что ж, я буду ждать твоего звонка завтра. Я понимаю, что ты даешь таким образом мне шанс скрыться, если решишь сдать меня.                            Чуя не сразу пошел домой. Он созвонился с Акутагавой, чтобы узнать обстановку в их временном убежище, но там все было спокойно. Да этого и следовало ожидать. Если бы враг даже узнал о том, где скрывается Дазай, вряд ли б решился напасть сейчас. Накахара все-таки сильно поломал эспера, управляющего инфразвуковыми волнами, и теперь пройдет немало времени, прежде чем он сможет встать в строй, если только у Достоевского нет второй Йосано Акико. А напасть без него, вряд ли решатся, так как Федор знает, что охрана у Осаму серьезная, да и против самого Неполноценного способности не действуют. Шибусаву, судя по видеозаписям с камер в больнице, Куникида все-таки затянул в книгу, которую позже забрал Рампо, и хотя от идеалиста пока не было вестей, Чуя был уверен, что детектив справится со своей задачей. Так что, он сделал вывод: на данный момент враг не может выставить против него или Акутагавы серьезного противника и будет пока выжидать.              Ему необходимо все обдумать в спокойной обстановке и решить, как поступить с Тачихарой. Он знал, что если сдаст его боссу Портовой Мафии, тот отдаст приказ о ликвидации Мичидзо и, возможно, поручит это дело Чуе. Способен ли он был убить своего любовника на благо организации? Он не мог сейчас ответить на этот вопрос. С другой стороны, промолчать Накахара тоже не имел права, зная, что в их криминальную структуру внедрился шпион, который за два года Бог знает какую информацию мог узнать и передать Военной Полиции. Его молчание будет равносильно предательству. Поэтому, взлетев на крышу какого-то небоскреба, Чуя решил допить там вино и все обдумать, но мысли как назло были совсем о другом. У него не выходил из головы Дазай и то, что между ними было утром, так как утром они повторили то же, что делали и вчера.       Вместо того, чтобы думать о том, как поступить с Мичидзо, Чуя думал о Дазае и о том, действительно ли он так изменился, или, может, это очередная маска, или он всегда был таким, просто Чуя этого не замечал? У него в голове не укладывалось то, что этот ублюдок может быть таким нежным и еще менее укладывалось то, что ему самому это нравится. Конечно, он не всегда любил грубый секс, и с другими партнёрами у него выходило по-всякому, но ни с кем другим ничего подобного он не испытывал, как с Осаму. С ним все именно с грубого секса и началось и продолжалось больше года, пока он был еще в мафии; и Чуе это нравилось, а может, ему просто нравился Осаму, и не важно, каким сексом они с ним занимались. Главное, что занимались, пусть даже иногда это было несколько болезненно, а точнее, и болезненно, и до безумия приятно одновременно. Так и не приняв никакого решения по поводу Тачихары, Чуя допил вино и отправился домой – туда, где его ждал Осаму.