Милая совесть

      Париж 1665 года, как и сорок лет назад, любил удивлять своих жителей непредсказуемой погодой. Не смотря на стоящий на протяжении всего дня зной, от которого парижане были вынуждены сидеть по домам, в поисках прохлады, вечер также заставил отменить их пешие прогулки, обрушив на столицу ливень. Крупные капли мощным потоком сбивали с ног, за пару минут превращая даже самую богато украшенную карету в грязную повозку, а дорогую одежду— в мокрые тряпки. Не смотря на все это, особо романтичные натуры находили в ненастье свою прелесть, некую загадку, способную быть разгаданной только с помощью музыки, поэзии, живописи и других языков искусства.       Подобному романтичному настроению поддался и сам герцог д'Аламеда. Впервые за долгое время пребывания в Париже, куда он приехал, дабы представить Кольберу своего преемника, Арамис сидел за письменным столом в своих гостиничных апартаментах и, склонившись над чистым листом бумаги, пытался сочинить хоть пару строк. Перо уже давно мокло в чернильнице, пока бокал прекраснейшего вина занимал его место в элегантной, но все же морщинистой руке герцога. — Что ты скорбишь...- прочитал единственную написанную на листе строчку Арамис, откашлявшись,- Нет. Или память стала с годами меня подводить, или я действительно когда-то это уже сочинял...       Опустошив бокал, д'Аламеда потянулся за бутылкой, в темно-зеленом стекле которой увидел искаженное отражение комнаты и различил в нем женский силуэт, заставивший герцога усмехнуться. — Как вы всегда тихо появляетесь, дорогая,- подметил Арамис, вставая с кресла и поворачиваясь к силуэту.       Шарлотта стояла в нескольких шагах от герцога. Все такая же прекрасная, словно не изменившаяся с годами, герцогиня добродушно улыбнулась и сделала реверанс, приветствуя собеседника. Казалось, все в ней осталось обычным. Все, кроме одной детали— все тело женщины, ее одежда, волосы, лицо, все это было полупрозрачным. Призрачным. — Не хотела тревожить вас. Вы чем-то очень увлечены, не так ли?- негромко проговорила женщина, подойдя к Арамису ближе.       Не отрывая от герцогини взгляда, д'Аламеда почувствовал, как по его телу пробежали мурашки. Своим неземным обликом эта женщина даже сквозь года заставляла, казалось, полностью очерствевшее сердце герцога чувствовать что-то отдалённо похожее на любовь, хотя бы на мгновенье оживляла душу. Ответив Шарлотте слегка пьяной улыбкой, Арамис повернулся к сундуку с вещами и достал оттуда второй бокал. — Хотите вина?- не дожидаясь ответа, герцог налил вино во второй бокал и расслабленно прошёлся из одной части комнаты в другую, предварительно сменив бокал герцогини в руке на свой,- А, вы все равно откажетесь, а ночью, пока я буду спать, выпьете, верно? Лучше я сделаю все заранее. — Право, это происходит случайно...- женщина смущённо опустила глаза,- Но все же, благодарю вас за беспокойство...       Подойдя к кровати, герцог почти бессильно рухнул на неё, успев поставить бокал на пол. Уставшие от тяжёлого свечного света глаза слегка прикрылись. Дыхание д'Аламеды было тихим, едва различимым. Госпожа де Лавуа подошла к постели мужчины и бросила на него взгляд, полный жалости, сожаления. Арамис выглядел больным и утомленным, то-ли от дел, то-ли от всей жизни, словно умирающий от неизвестной болезни человек. Только лёгкий румянец, появившийся на щеках мужчины от большого количества выпитого вина, позволял хоть ненадолго вздохнуть с облегчением. К счастью, или к сожалению, но этот пьяный румянец со временем стал все чаще грозить стать неотъемлемой частью образа герцога. — Я могу вам чем-то помочь?..- едва ли не шепотом спросила Шарлотта. — Ответьте, зачем вы пришли на этот раз, дорогая Совесть?- с неким недовольством спросил в ответ Арамис, прежде чем из груди вырвался кашель, сделавший его голос хриплым,- Ах, дайте угадаю...Я снова нагрубил слуге? Нет-нет! Я выбрал неверного человека в свои преемники? Даже если я не угадал, лучше скажите причину сразу!       Воспылавший гневом, мужчина попытался подняться с постели, но новый приступ кашля заставил его остановиться, а затем и вовсе согнуться пополам и сесть обратно. Казалось, это продолжится вечность, но не смотря на все, Шарлотта спокойно стояла в стороне, понимая, что ничем помочь не может. В какой-то момент Арамис наконец-то смог освободиться от приступа и с облегчением вздохнул, смахнув появившиеся от кашля слёзы. — Зачем вы посещаете меня?..- уставшим, заметно понизившимся голосом спросил герцог, стерев рукавом пот со лба,- Даже после смерти вы продолжаете терзать мою душу каждый божий день…Я и сам прекрасно знаю все свои грехи. — Я здесь, потому что вы этого хотите, Рене,- женщина с сожалением улыбнулась, а ее рука хотела мягко коснуться собеседника, но в нескольких сантиметрах от его плеча замерла и опустилась. — Может быть, я хочу, чтобы меня навестили мои друзья,- Арамис отвёл взгляд в сторону, вздыхая,- Но они ни разу не пришли ко мне… — Потому что на самом деле вы боитесь увидеть их. Вам стыдно смотреть им в глаза. Я ведь права?       Д’Аламеда медленно поднял бокал с пола, осушил его до дна и, замахнувшись, бросил в стену. Звук разбившегося стекла сопроводился истеричным, точно сумасшедшим смехом герцога. Обезумевший схватился за волосы, вплетясь в седые пряди пальцами, и не переставал смеяться. Словно приступ кашля, смех не собирался отступать, становясь все более похожим на рыдания, местами даже на крики. На звуки сбежались слуги, обслуживающие жильцов гостиницы и, приоткрыв дверь, заглянули в комнату. — Хватит мучать меня! Довольно!- кричал в пустоту, но словно смотря на кого-то, представший перед глазами слуг герцог д’Аламеда. Он замолчал, а затем резко замотал головой,- Это неправда! Нет, вы…Не перебивайте меня!       Напуганные горничные тихо зашептались между собой. — Обезумел…- невысокий парнишка в фартуке перекрестился, закрывая дверь. — Или перепил,- усмехнулся его старший товарищ, поворачиваясь к девушкам,- Ну? Чего стоите? Первый раз пьяного гостя видите? А ну, марш за работу!       Отдав приказ, мужчина и сам поспешил уйти, прихватив с собой и парнишу. Перешептываясь, ушли и служанки. В покоях герцога воцарилась тишина. Ливень все также бушевал за окном, в коридоре слышались чьи-то приглушенные голоса. Единственная оставшаяся свеча, освещающая комнату, медленно догорала, также медленно капая воском на письменный стол. Арамис поднялся с места. Покачиваясь прошёлся по комнате, взял в руки подсвечник. Поднёс к губам свечу, легким выдохом затушил её, погружаясь в кромешную тьму. Дальше все пройдёт по ставшему вечным сценарию. Наспех раздевшись, герцог уснёт. Сон будет чутким, тревожным— кажется, что кругом враги, нужно быть на чеку. Он проснётся в полночь. Вернее, проснётся, но не до конца. В полудреме, перебираясь исключительно на ощупь, ведь глаза закрыты, дойдёт до стола, возьмёт с него бокал, оставленный для герцогини, и за раз выпьет содержимое. Вернётся в постель, на этот раз уснёт крепко, а проснувшись забудет. Утром он, как и всегда, будет с улыбкой рассуждать об излишней скромности Шарлотты, ведь та решилась выпить предложенное вино только ночью. Может, придумает забавную шутку про призраков. Весь день он будет занят делами и вернётся в гостиницу лишь вечером, уставший, болезненно бледный. Решив отдохнуть, он вновь нальёт себе вина, и вновь из неоткуда появится его давно покинувшая этот мир возлюбленная. Вернее, ему будет так казаться. Он вновь предложит ей вина, а та вновь откажется. И так день за днём, неделя за неделей. Несколько раз к нему придут его друзья, но это будет случаться лишь когда приступы кашля будут все все страшнее, как и прогнозы врачей. Лёжа на смертном одре, Арамис увидит их вновь. Услышит, как д’Артаньян с Портосом по-доброму засмеются, увидит легкую улыбку Атоса. Он почувствует, как Шарлотта возьмёт своими нежными руками его ладони, сожмёт своих и поможет подняться. На удивление, стоять на ногах снова станет легко. Он посмотрит на свои руки и ахнет— они выглядят также, как и сорок лет назад. Атос весело хлопнет друга по плечу и укажет рукой вперёд, на внезапно появившееся перед ними цветочное поле — где-то там их уже ждёт Рауль. Арамис радостно засмеётся, по-детски, впервые за долгое время искренне. Они уйдут, держась за руки. Останутся где-то там вдали и станут вновь неразлучными, но теперь уже навсегда.