Милая совесть

      На дворе стоял 1660 год. Лёгкий апрельский ветерок гнал по городу прошлогоднюю листву, срывал шляпы с беззаботных прохожих. Погода баловала жителей Парижа тёплыми деньками, и люди, конечно же, радовались таким подаркам природы, невольно чувствуя беззаботность и лёгкость в душе. Влюблённые пары, уставшие от однообразных зимних дней, вышли на улицы и заняли все скамейки в парках, а торговцы в цветочных лавках едва успевали принимать заказы. В одной из таких лавок уже давно ждал своего заказчика простой, но тем не менее прекрасный букет белых хризантем, перевязанный лентой. Дверной королокольчик зазвенел, оповестив продавца о пришедшем посетителе. К прилавку подошёл седовласый мужчина в дорожном плаще. Плавным движением, не потерявшим с годами галантности, он поклонился и спросил: — Мой заказ готов? — Да, месье,- ответил продавец, протягивая ему букет.       Внимательно осмотрев букет, мужчина положил на прилавок несколько монет. — Но, простите, вы уже оплатили заказ,- смутившись ответил продавец. — Это тебе лично.       Не дожидаясь возражений, мужчина покинул лавку, крепко сжимая букет в руке. Тут же к нему подошёл слуга, подводя лошадь. — Вы точно хотите отправиться сами?- спросил слуга. — Я похож на маленького ребёнка, Базен?- возмутился мужчина, взбираясь на коня,- Жди меня, где договаривались. — Как скажете, господин,- слуга откланялся и ушёл выполнять поручение лишь когда хозяин скрылся из виду.       Арамис взял в руки поводья и понёсся по улице, то и дело пришпоривая коня. Не смотря на возраст, он все также уверенно держался в седле, при этом не забывая сохранять букет в целости, заботливо прижимая его к себе. Долго ехать не пришлось. Спешившись, епископ Ванский привязал скакуна к крепкой ажурной ограде. Яркое солнце слепило, пробивало немолодые глаза на слезы, которые мужчина как можно скорее вытер платком— сегодня он пообещал себе, что ни при каких обстоятельствах не позволит слезам показаться на лице.       Кладбище всегда было для Арамиса местом особенным, таинственным. За свою жизнь он не раз отправлял людей на "тот" свет, видел смерть вблизи, сталкивался с ней лицом к лицу. Нередко епископ молился за погибших, но могилы не посещал. И все же, сегодня сама душа привела его сюда. Заходя в глубь кладбища, мужчина невольно засматривался на надгробия, то и дело подмечая, что некоторых из уже усопших он когда-то знал, а от того вздрагивал и ускорял шаг. Крест. Снова, и снова. Надгробие. Одно больше и богаче другого. Мысли путались в голове, сбивая с толку. Но вот впереди показалось то место, ради которого епископ и решил задержаться в Париже чуть дольше, чем планировалось. — Здравствуйте, дорогая...- тихо прошептал Арамис, опустившись на одно колено перед надгробием,- Я давно не навещал вас, тебя...Прости.       Аббат бережно опустил букет хризантем рядом с табличкой, поблескивающей выгравированным на ней именем: "Шарлотта де Лавуа". — Сегодня утром я встретился с Жозефиной. Знаете, она так похорошела...И стала похожей на вас. Её муж оказался очень приятным человеком, а сын — его маленькой копией.       Бывший мушкетер горько усмехнулся. Было странно, было неловко. Ни разу в своей жизни он не разговаривал с могилами, и не думал, что придётся...       В тот вечер, когда Арамис наконец рассказал о причине своего побега и уехал, обещав вернуться завтра, у герцогини начались схватки. Роды были тяжёлыми, мучительно долгими. Госпожа де Лавуа не выдержала и покинула этот мир, едва взглянув на родившегося малыша. Через несколько часов умер и ее новорожденный сынишка. Узнав о случившемся, аббат, казалось, постарел на несколько лет, а сердце его стало безвозвратно черстветь. На похоронах он наблюдал за процессией издали, а к могиле осмелился подойти лишь вечером. Стоя на коленях с опущенной над надгробием головой, тогда ещё будучи аббатом, он проронил слезы. Он не помнил, сколько пробыл там, помнил лишь как внезапно появившийся Атос поднял его с земли, ворча под нос о том, что искал друга по всему Парижу. Без помощи графа неизвестно, сколько ещё потребовалось бы времени, чтобы аббат наконец-то покинул кладбище. — Знаешь...- продолжил Арамис после длительной паузы,- Я тогда так и не успел тебе сказать кое-что важное. Но, может, это было к лучшему? Иногда я задумываюсь, о том, что само небо не дало мне сказать это, но...Зачем же такой ценой? Если оно хотело заставить меня молчать, то почему не лишила жизни меня? Боже, неисповедимы пути твои...- епископ бессильно вдохнул.       Глядя на букет хризантем, бывший мушкетер придался воспоминаниям, через пару секунд погрузившись в них полностью.       Вот он, ещё совсем юный, только недавно успевший поступить на службу, бродил из стороны в сторону по комнате своей возлюбленной, на ходу застегивая рубашку. — Милая, вы не видели мой левый сапог? Я никак не могу его найти...- задумчиво произнес он. — Может быть,- хитро улыбнулась девушка, вставая с постели и поправляя ночную рубашку,- А что, самый зоркий солдат в роте не может найти такую приметную вещь? — Ангел мой, но, право, у меня скоро служба...- смутившись ответил мушкетёр, подходя к любовнице и целуя её в висок,- И откуда вам известно о моей зоркости? — Слышала, как об этом говорил один из ваших сослуживцев. Он рассказывал о том, как проспорил вам обед после того, как вы заверили, что попадёте в монету с расстояния в двенадцать шагов. — А, я совсем забыл про этот случай,- юноша улыбнулся, прижимаясь щекой к щеке девушки,- Как не хочется уходить от вас, дорогая... — Вы можете ответить на один мой вопрос? — Всё, что вам угодно,- засмеялся Арамис, посмотрев ей в глаза,- Что вы хотите узнать? — Почему вы не зовете меня по имени? Вы назвали меня так один единственный раз и... — Но вы же помните, при каких обстоятельствах я назвал вас так?- с хитрым прищуром в глазах уточнил он,- Если нет, то я напомню, что в тот раз я признался вам в любви. — И что же теперь? — А теперь вы уже знаете о моих чувствах. Я считаю, что женщину нужно называть по имени только в самых крайних случаях. Признание в любви— один из них. Если вы хотите, чтобы я назвал вас по имени, то для начала я должен вас разлюбить, а затем полюбить вновь. Но на это нужно время и вообще... — Нет, не надо!- испуганно вскрикнула девушка, сжав ладонь юноши в своих.       Мушкетёр весело рассмеялся, поднял возлюбленную на руки и закружился вместе с ней, нежно целуя ее бледные щеки. — Вы– самое прелестное создание, что я когда-либо видел! Моя муза, вы словно Афродита, Венера!       Счастливые влюблённые ещё какое-то время нежились в объятиях друг друга, пока взгляд чёрных глаз парня не устремился в сторону часов. — О, Боже правый, ещё немного, и я опоздаю...Так...Где мой сапог?       Тихий кашель над ухом заставил Арамиса вернуться в реальность. Оказавшись вновь на кладбище, мужчина вздрогнул и поднял голову, пытаясь узнать об источнике кашля. Стоя рядом, над епископом возвышался сын герцогини — Рудольф. Убедившись, что перед ним друг семьи, мужчина поклонился. — Снова вы, господин д'Эрбле?- неловко улыбнулся молодой герцог. — Снова я, мой дорогой,- ответив ему с доброй улыбкой, Арамис поднялся и поприветствовал друга крепким рукопожатием,- Я думал, что не застану вас сегодня. — Я тоже так считал, но Жозефина сообщила о вашем приезде, и я решил встретиться с вами, подумав, что найду здесь. Видимо, я не ошибся,- герцог посмотрел на епископа с уважением, с которым смотрел на него каждый раз, когда заставал возле могилы матери. — Не ошиблись. Но мне уже пора уходить. Нужно успеть покинуть окрестности Парижа до вечера. Сколько ещё дел нужно сделать...- задумчиво проговорил бывший мушкетер,- Был рад вас видеть, мой дорогой друг. Передавайте своей сестре мои наилучшие пожелание. — Вы же навестите нас снова?- с надеждой спросил де Лавуа, чуть придержав уже отдаляющегося Арамиса за руку, точно ребёнок. — Я очень постараюсь. Может, и граф де Ла Фер посетит когда-нибудь ваш дом,- ободряюще улыбнулся епископ, по-отечески похлопав юного герцога по плечу,- До встречи, Рудольф.       Дождавшись ответного прощания, Арамис галантно поклонился и направился прочь с кладбища, не оборачиваясь на оставленного позади собеседника.       Солнце продолжало приятно пригревать, но бывшему мушкетеру уже было не до этого. Вместе с Базеном он уже мчался по улицам города, который так давно служил ему домом, в котором он когда-то встретил своих друзей и расстался с ними. В городе, в котором он когда-то встретил свою возлюбленную и в котором дважды её потерял, остались лишь воспоминания и всего несколько человек, ради которых епископ мог вновь вернуться сюда.