Пьемонт. 1918 год.
Было холодно. Капли дождя барабанили по деревянному подоконнику и крыше, будто просили впустить их внутрь. Скатываясь по гладкой поверхности, они оставляли мокрый след, который сливался с другими каплями в такую же подвижную дорожку. Ливень в Пьемонде шел второй день не переставая. Днем небо было затянуто серой пеленой, которая казалась не такой уж и грозной, как ночью. Стекающая по стеклу вода напоминала нити, протягивающиеся от неба к земле и соединяющиеся с ней. В отблеске луны они светились каким-то мистическим светом, от чего казались еще более жуткими. Мэйбл приложилась своими миниатюрными ладошками к стеклу. Холод обжег руки, по телу пробежала дрожь. Как бы она ни куталась в рванную шаль, ее пробирало насквозь. В общей с братом комнате холод был постоянным жителем. А ведь несколько лет назад все было совершенно иначе. Здесь всегда было тепло, сухо и уютно. На нос с потолка упала большая дождевая капля, от чего Мэйбл поморщилась. Она отошла от окна и прислушалась. На первом этаже отчетливо были слышны смех и звуки разбивающегося стекла. Все повторяется снова. Среди мужских голосов можно было услышать и хриплый женский. Мать. И снова ее гулянки. В кого она превратилась за все эти годы? Ведь все было совершенно не так. Как так получилось, что любящая мать превратилась в падшую женщину за столь короткое время? И Мэйбл знала ответ на этот вопрос. После того, как отец не вернулся с фронта, она совершенно отчаялась. В голове возникла ревностная мысль о том, что отец жив, но по иронии судьбы, он променял ее на другую женщину. Ревность переросла в безумие, укоренилась в мозгу и отравила жизнь бедной женщины. Безумие отчетливо проявлялось в пьянках и разврате. Она совершенно забыла, что значит семья. В свои двенадцать лет Мэйбл ощущала себя взрослее. Да и не только она. Им с Диппером пришлось повзрослеть после того, как стало понятно, что их единственному родному человеку на них стало плевать. В школе их дразнили нищими из-за того, что их одежда была перештопана по нескольку раз, а их голодный вид заставлял преподавателей задуматься о ситуации в семье. О том, что когда-то в этой комнате царило семейное тепло, уже ничего не напоминало. Стены обшарпанные, а обои уже отклеились, а старая мебель почти разваливалась от сырости. Единственной вещью, которая могла согреть, был огарок от свечи, который Мэйбл усердно берегла, так как на нормальную свечу не было денег. Мэйбл подула на окоченевшие руки. По ладоням пробежала легкая дрожь. Она на цыпочках подошла к комоду и достала оттуда огарок, тщательно спрятанный от матери, которая могла продать и его, дабы выручить еще денег на алкоголь. Внезапно позади что-то зашевелилось и застонало. Мэйбл резко обернулась. Стоны издавал Диппер. Она зажгла свечу и медленно подошла к Дипперу, который полностью укутался в грязные тряпки. Его щеки пылали, а сам он свернулся калачиком и что-то лепетал. — Мэйбл… — простонал он. — Братик, что такое? — Мэйбл взволновано опустилась к Дипперу. — Мэйбл…нет…не смотри…этот глаз…нгх…нет…беги отсюда… — он еще сильнее укутался. Сестра приложила ладонь ко лбу Диппера. Горячий. В таком холоде было очень легко простудиться. Особенно это касалось Диппера, который очень часто болел. — О, нет. Только не сейчас, — пискнула Мэйбл. Один лишь вдох погасил огарок свечи. Выронив «свечку» Мэйбл всхлипнула. — Диппер, проснись, — она со всей силы стала трясти его за плечи. Диппер неохотно открыл глаза и промямлил: — Мэйбл…мне что-то нехорошо… — Конечно! Ты весь горишь! — Ее зубы стучали, шаль спала с плеч. — Только не смотри…этот глаз… — Диппер тяжело вздохнул. — Ты бредишь, бредишь. Какой глаз? Диппер опустился на подушку и уснул. Он снова задрожал и снова начал бредить. Мэйбл охватил испуг. Когда он заболевал во время пьянок матери, вызвать доктора было можно, но не всегда, ведь она может начать просить Мэйбл принести еще выпивки. Нужно было что-то делать. Вдруг он заразился коклюшем? Сначала температура, а потом жуткий кашель. Страх возрос. Недавно Мэйбл слышала новость, что трое человек из их школы скончалось от этой болезни, и поэтому страх смерти начал преследовать ее, будто жуткий призрак. Но еще больше Мэйбл боялась пьяной матери, которая могла поднять на нее и на Диппера руку. Но, как ни странно, в синяках Мэйбл ходила редко, чего не скажешь о Диппере. Его запястья и спину постоянно украшали темные пятна от побоев. Поэтому во время гулянок мамаши близнецы не покидали комнату. Но сегодня, видимо, придется выйти. Мэйбл тихонько приоткрыла дверь и огляделась. Никого в коридорчике не было. Она прикрыла дверь и быстро побежала в комнату матери. Голые пятки неприятно шлепали по полу, и ее могли услышать. Но сейчас на это было уже плевать. Мэйбл пулей влетела в комнату. Щелкнув выключателем, она быстро стала рыться в комоде, дабы найти аптечку, но ничего, кроме дранных чулок, презервативов и сломанного отцовского нагана ничего не нашла. — Черт, — Мэйбл закусила губу. Если мать узнает, что она рылась в ее вещах, то точно получит. Внезапно она наткнулась на какой-то конверт. Смятый, но открытый. Видимо, мать проверяет утреннюю почту, хотя и не всю. Мэйбл медленно извлекла содержимое из конверта. Небрежным почерком было написано: «Здравствуй, Меган. Пишу тебе уже не первый раз, но ни от тебя, ни от детей я ответа так и не получил. Не странно ли это? Ты ведешь совершенно нечестную игру, пойми это. Дети тебе не нужны, перевоспитать на воров их невозможно, как я понимаю, и ты это прекрасно понимаешь. Твой образ жизни ставит под вопросом твои слова о том, что с малыми все в порядке. Как и в прошлом письме, я снова повторю этот вопрос: какого хрена ты вообще их держишь в своем доме, если сама мне писала, что не признаешь, с твоих слов, выродков от этого подонка? Зачем ты губишь жизнь тем, кто не виноват в том, что родились в такой семье? Я тебе еще раз предлагаю три решения этих проблем: Первое — отдать двойняшек в приют, где им предоставят крышу над головой, полноценное питание и досуг. Диппер сможет читать и учиться сколько ему вздумается, а Мэйбл будет играть в куклы и заведет новых друзей. Второй (он тебе не понравится) — прекратить пить и трахаться с кем попало и вспомнить о семье, и третий — отдать детей мне. Думаешь, я не прокормлю этих двоих? Ошибаешься. Они голодать не будут. И потом, в Гравити Фолз есть хорошие школы и университеты, чтобы сделать из детишек полноценных граждан свей страны, а не опущенных мразей. Решайся, Меган. Иначе, я сам решу этот вопрос. PS: У тебя в запасе есть 5 дней на раздумье. И не вздумай учить меня жизни при нашей новой встрече. Дипперу и Мэйбл привет.Граф Стэнфорд Филбрик Пайнс. 26.9.1916.»
«Письмо от того странного дяди из Орегона? Да и не одно... Мать явно от нас что-то скрывает», — на минуту подумала Мэйбл, но к реальности ее вернули мысли о Диппере. Она свернула письмо пополам, положила его за пазуху и быстро выбежала из комнаты. На дальнейшие размышления насчет письма не было времени. Нужно было снова рискнуть. Если она решилась единожды на риск ради брата, то сможет и второй раз. И второй раз был самым страшным — обратиться к матери лично. Она пробежала по коридорчику и выбежала на лестничную площадку. С нее открывался вид на гостиную, заставленную бутылками из-под рома. Запах спиртного и табака смешались воедино, и из-за этого в комнате пахло мерзко. Усугубляла положение духота, присущая для маленьких гостиниц. На диване расположились два здоровенных потных мужика, которые, распластав свои туши на мягкой обивке дивана, спали. На разодранном кресле сидел другой мужик. Он был тонким, невысоким и небритым. У него на коленях сидела ярко накрашенная растрепанная женщина, издалека напоминавшая проститутку. Она яро целовалась в губы с этим небритым парнишей, а тот развратно сжимал ее ягодицы. Трудно было поверить в то, что эта женщина, что ведет себя так развратно, может быть матерью двоих детей. За такой картиной наблюдать было противно, но, преодолев брезгливость, Мэйбл поспешила к матери. — Мама, — крикнула она. Женщина не отозвалась. — Мама, — снова повторила Мэйбл. Она подошла к ней и дернула ее за подол платья. — Чего тебе надо? — С ноткой агрессии отозвалась Меган Пайнс, оторвавшись от поцелуя. — Где у нас лекарства? Дипперу ужасно плохо. У него жар, он бредит, — Мэйбл говорила это на одном дыхании, предвкушая очередную оплеуху. Но по матери было видно, что она очень сильно пьяна, что может с трудом пошевелиться. — Лекарства? Дочка…что ты такое несешь?.. С твоим братом…все нормально…отвянь… — Но я сама щупала у него лоб. Он был горячий, как уголек из камина. Мать что-то нечленораздельно пробормотала и снова обняла своего любовника. — Ты меня вообще слышишь? А вдруг Диппер умрет? — На глазах Мэйбл навернулись слезы. — Ну…умрет, и пускай…судьба такая…не придется кормить лишний рот… Такие слова было страшно слышать от родной матери. Толку от нее было никакого, а душевной боли было больше. Чудом сдержавшись, чтобы не заплакать от отчаяния, Мэйбл сдавила тонкую ручонку в кулак и заорала. — Так вот значит, как! Тебе плевать на нас! Просто плевать! Тебе никогда не было никого жалко! Эгоистка, живешь только ради выпивки и мужиков! Не удивлюсь, почему дядя Стэн хочет забрать нас к себе! Но мать ее не слушала. Она уже уснула на груди у своего небритого любовника. Вымотанная за ночь Мэйбл судорожно оглядывалась по сторонам. В углу глазами она нашла телефон. Она подошла к нему. Она сняла трубку, но провод был обрезан. Оставалось только бежать к доктору лично. Быстро накинув свой легкий плащик, Мэйбл выбежала в проливной дождь на улицу.***
Доктор Эванс жил на соседней улице, и там же содержал свой приемный кабинет. Он принимал разных пациентов: из разных слоев общества, разными болезнями и с различными характерами. Диппер был постоянным пациентом. Доктор знал все его болячки вдоль и поперек, и именно из-за такой педантичности в методах лечения Диппер быстро выздоравливал. Но на этот раз Мэйбл могла не успеть. Она бежала по улице, наступая своими маленькими ножками в огромные лужи. Ноги промокли, но на это было плевать, ведь на кону была жизнь Диппера. Она остановилась около подъезда. Быстро забежав туда, она поднялась к нужной квартире. Около нее висела табличка: «Доктор Джим Эванс. Часы приема: с 10 утра до 11 вечера без выходных». Время было уже позднее, но дело не терпело отлагательств. «Надеюсь, что доктор не осудит меня за такую наглость», — подумала Мэйбл, забарабанив рукам по двери. — Доктор Эванс, откройте, пожалуйста, — закричала она. За дверью послышались шаги. Дверь открыл длинный старик с аккуратно подстриженными усами. Он с недоумением посмотрел на Мэйбл. — Доктор Эванс, — она заулыбалась своими слегка кривоватыми зубками. — Мэйбл Пайнс? Почему так поздно? — Вы спали? — Нет, вовсе нет. Только закончил переливать хлороформ. У вас что-то срочное? — Да. У Диппера температура, и он бредит. — А что мать? Мэйбл только грустно опустила взгляд в пол. Доктор понял сразу — матери все равно. Он закрыл перед Мэйбл дверь, но через пару минут появился. В одной руке он держал медицинский чемоданчик, а в другой — тёплое пальто. — Накинь-ка. Твоё очень лёгкое для такой погоды. Повезло, что у моей дочери в двенадцать лет был такой же размер, как у тебя. — Ну, что вы? Я не могу его принять, — Мэйбл смущённо смотрела на пальто. — Тогда придётся лечить вас обоих. Ты же вся дрожишь. Не вздумай отказываться, если не хочешь болеть. Мэйбл взяла пальто из рук доктора, скинула свой мокрый, рванный плащ и надела на себя новое пальто. Оно было достаточно плотным и приятно прилегало к коже. Она чувствовала, как начала потихоньку отогреваться. Она уже и забыла, что такое хорошая вещь, и как она сидит на теле. Но радость продолжалась недолго. Пришлось снова выйти на улицу, но на этот раз с доктором Эвансом. Оба быстро шли к нужному дому. Высокий доктор шагал широко и достаточно быстро, что Мэйбл едва успевала за ним. Ее сердце бешено колотилось в груди. Вдруг они не успеют? Вдруг Дипперу уже настолько плохо, что доктор уже не сможет помочь? Завернув за угол и пройдя ещё немного, они уже подошли к дому Пайнсов. Внезапный испуг охватил обоих пришедших. Дом, который даже при дневном свете казался жутким, теперь ещё сильнее пугал своей мёртвой тишиной. В окнах не горел свет, а громкого смеха не было слышно. Мэйбл не покидало предчувствие, что что-то случилось. Не может же мать так рано закончить гулянки, ведь все ее «гости», как она их называла, расходились ближе к трем часам ночи или же вовсе выбирались утром. Мэйбл нервно сглотнула. По спине пробежал озноб. — Тут что-то не так, — прошептала она. — Согласен, — доктор поправил ворот плаща. — Хотя, может они просто спят. Оба медленно подошли к дому. Мэйбл опустила дверную ручку. Как ни странно, дверь не была закрыта. Мэйбл помнила, что не закрывала дом, когда уходила. Значит мать и ее собутыльники могут просто дрыхнуть до следующего захода. Она потянула дверь на себя и прошла в дом. Квартиру огласил крик, полный ужаса. — Что произошло? — Недоумевающий доктор Эванс прошёл за Мэйбл. То, что он увидел шокировало. На окровавленном полу лежали дружки матери лицами вниз. Любовника матери разворотило полностью: из вспоротого живота сочилась кровь, грудная клетка была пробита, а в глазах трупа читался дикий ужас. Самым страшным был труп матери Диппера и Мэйбл, который висел распятый над камином. Руки и ноги были прибиты к окровавленным стенам ножами, которые в местных кухонных лавках встретить было невозможно. Ее голова повисла, из глаз сочилась кровь. Доктор, обойдя аккуратно лужи крови, подошёл к кабину и прогнулся к лицу Меган. Глаз не было, а губы были слегка приоткрыть. — Господи… — произнёс он и перекрестился. Мэйбл стояла в оцепенении. Она знала, что такие люди должны получить возмездие, но не таким образом. Она снова огляделась. Нащупав дрожащими руками выключатель, она с трудом нажала на кнопку. Но свет не включился. Она подняла голову. Лампочка в люстре лопнула. — Не…может этого быть… - губы Мэйбл дрожали. Внезапно в ее голова что-то щёлкнуло. Диппер! Вдруг его прикончил этот маньяк? Она вернулась к лестнице, стараясь не наступить в кровь. Доктор услышал шажки Мэйбл и последовал за ней. Кровавый след тянулся по стенам, будто указывал путь. На глазах у Мэйбл наворачивались слезы. Она боялась, что опоздала. Но внезапно след оборвался. Казалось, что убийца дошёл до этого места и решил не идти дальше. Но и это не успокаивало. Мэйбл и доктор Эванс подошли к комнате близнецов. Мэйбл резко открыла дверь. Диппер лежал на постели, укутанный в грязное одеяло. Издалека казалось, что он не дышит. — Диппер! — Мэйбл бросилась к нему. Она потрясла его за плечи, чтобы разбудить. Он открыл глаза и пробубнил: — Что происходит? — Жив! — Мэйбл со слезами на глазах обняла брата. — Вроде…да…я жив. Мэйбл, отпусти, задушить, — Диппер с недоумением посмотрел на сестру. — Доктор Эванс, а вы что тут делаете? — Мэйбл позвала, ибо тебе стало плохо. Дай-ка я теперь тебя осмотрю. Диппер сел на кровати. Доктор достал из чемодана стетоскоп. Диппер задрал рубашку, чтобы доктор смог послушать его. Диафрагма стетоскопа вызвала мурашки, было одновременно холодно и щекотно. Диппер дышал ровно, но с лёгким придыханием. Доктор прощупал пульс. Тоже в норме. — Голова болит? — Спросил он. — Да. Мне казалось, что вместо мозгов у меня паровой молот, — Диппер потер глаза. — Ощущаешь слабость? — Конечно. И немного все плывёт перед глазами. — Ну и что, доктор? — Мэйбл с беспокойством смотрела на доктора. — Скажите, мистер и миссис Пайнс, ваша мать вечером была еще трезвой? — К сожалению, нет. Она снова напилась перед тем, как к ней пришли. Она отругала меня и Мэйбл за то, что мы сидим у неё на шее, и выгнала наверх. — Да-с. Ваше состояние могу расценивать как невротическое. Надеюсь, что после похорон вашей матушки вами хоть кто-то займётся, — доктор снял очки и положил их в нагрудный карман пиджака. Услышав это заявление, Диппер удивлённо поднял брови. — Что вы имеете в виду? — Ваша матушка скончалась. Диппер только с грустью усмехнулся. — Этого и стоило ожидать. Добилась, наверняка? — Нет, братец. Ты должен это увидеть сам, — Мэйбл, дрожа, помогла Дипперу подняться на ноги. Все трое вышли в холл. Увидев распятую мать и ее мертвых собутыльников, Диппер пошатнулся и чуть не потерял сознание. Его придержал доктор. «Я сделал то, что должен был. Теперь живите с этим. Но помни, я вернусь снова», — раздалось в голове Диппера. Это был противный лязгающий голос, от которого по коже пробегали мурашки. Перед глазами стало все проясняться. — Вот и он не выдержал, — доктор горько усмехнулся. — Диппер, как ты? — Спросила Мэйбл. — Я в порядке. Это все от нервов. — Вам понадобится помощь профессиональных психологов. Ваш дядя может этим заняться после слушания в суде, — доктор Эванс потер затылок. — Как это понять, после слушанья? — Диппер удивленно уставился на врача. — Как ни странно, но это кровавое дело будет идеальной находкой для детективов и адвокатов. Не думаю, что это так просто сойдет с рук убийце. Возможно, тут даже может быть замешана и группа лиц, не может один человек так быстро расправиться с этими амбалами. В воздухе повисло напряженное молчание. — А что будет с нами? — Дрожащим голосом спросила Мэйбл. — Не знаю, но ясно одно — жить, как раньше вы уже не будете, — слова доктора Эванса прозвучали как приговор. — Я пока что займусь вами. Да…предстоит большая работа. За окном уже рассветало, дождь закончился, а на листьях деревьев блестели дождевые капли. Из серого дома вышли мужчина в пальто и двое детей. Они устремились по улице навстречу встающему из-за горизонта солнцу.