𝚫
— Ты такой миленький, прямо как куколка, — напевает Юта, вытягиваясь, словно кот, на кухонной тумбе. — Такая, из фильмов ужасов, которая заставляет кровь стекать по стенам и обезглавливает домовладельцев. Сычён на мгновение застывает, берет из холодильника две содовых и катит одну по тумбе Юте. Тот ловит ее в самый последний момент — еще секунда, и она упала бы с тумбы на пол — и Сычён точно не стал бы это убирать. — Думаю, ты преувеличиваешь. — Ну конечно же, — Юта отпивает газировку куда шумнее, чем нужно бы, и Сычен не находит в себе раздражения — что само по себе раздражает. Чувства — не причина, чтобы прощать такие ужасные привычки. — Есть планы на вечер? — спрашивает Юта, еще дальше вытягивая руки. — А у тебя? — перебрасывает вопрос Сычён. — Если честно, я хотел посмотреть с тобой Amazing Race, но если ты занят, я просто буду печально дрочить в своей комнате и думать о том, как я по тебе скучаю, — Юте никогда не удавалось сохранять серьезный вид, и даже сейчас смех начинает его предавать. — Окей, давай посмотрим, — отвечает Сычён, стараясь не думать слишком много обо всем другом. Юта всегда так разговаривает — это не должно шокировать, да и не шокировало никогда, но вот проблема: теперь происходит что-то новое. Эта эмоция, эти изменения — Сычён был слишком глуп, чтобы заметить это раньше. Всегда ведь говорят: посетите доктора как только заметите первые признаки болезни, но нет же — он решил, что выше всего этого. Первый раз, когда из-за Юты у Сычёна перехватило дыхание, был совершенно невинным. Он всего лишь улыбнулся, и Сычён знал, что его реакция — не обычная, но не стал об этом думать, выбросил эту мысль из головы, сказав себе, что он всего лишь не ожидал того, что Юта так обрадуется приготовленному им ужину. А потом, когда они вместе лежали на диване и смотрели какой-то футбольный матч, и голова Юты оказалась на сычёновых коленях, а пальцы Сычёна начали медленно перебирать его светло-русые пряди, он подавил в себе растущий пузырек нежности. Это ничего не значило. Это простое совпадение. Но теперь это не простое совпадение. Теперь это просто его жизнь. И Сычён не собирается называть это любовью или чем-то в этом роде. Потому что это не любовь. По крайней мере, не сейчас. У Сычёна просто гормональные сбои из-за того, что они едят генномодифицированную еду. Юта не стал спорить, когда Сычён стал покупать им яйца от кур свободного выгула — но ущерб уже был нанесен. Он уже начал падать. Лето наступает, как конец сна. Его приход никогда не ощущается, оно не проявляет никаких знаков, но потом ты даже не осознаешь, как вдруг открываешь глаза, и все, за что ты изо всех сил держался, ускользает из твоих рук, и тебя накрывает бессознательная дымка. Для Сычёна лето ощущалось именно так. Он знал, что оно близится, видел цветы, распускающиеся внизу около дома, он сам забирал из аптеки антигистаминные для Юты и его аллергии на пыльцу, он заметил, как его начальник сменил теплые джемпера на рубашки с короткими рукавами. Но он никогда не задумывался о том, что лето принесет с собой. Конечно, на улице стало теплее. Но теплее стало везде. Это просто последствия изменений в климате. На лето ему всегда было настолько же наплевать, как и на обои на рабочем столе его компьютера. Он продолжал делать точно то же самое, что и раньше, когда Юта приезжал на выходных. Он видит чемоданы у входа только когда возвращается с работы в пятницу вечером. Он подходит к одному из них, словно боясь, что молния на нем укусит его своими железными зубами. Это точно не доставка — он не помнит, чтобы заказывал себе чемодан, но никто из соседей, кажется, тоже их не забирает. Сычён ставит свой брифкейс на пол и осматривает багаж. На чемоданах наклейки с Рилаккумой и буквально их адресом, написанным на них. Он собирается расстегнуть самый большой из них, когда откуда-то сзади выпрыгивает человек. — Эй, это мое! Сычён отшатывается назад и чуть не падает, недоумевающий и почти готовый биться насмерть — но потом видит: нет, это никакой не багажный вор, просто Юта. — Юта? — неверящим взглядом смотрит на него Сычён. — О, это ты, — улыбается Юта, расслабляя хватку, которой сжал ручку чемодана. — Как делишки, партнер? — Лучше бы просто обозвал, — с отвращением хмурится Сычён. Юта игнорирует, вылезает из-за чемодана и похлопывает Сычёна по плечу. — Я задремал и не услышал, как ты пришел. Почему ты так долго? — Я был на работе, — резко отвечает Сычён. — И тебе тоже стоило бы. Что вообще тут делают все эти сумки? Юта моргает. — Ты правда забыл? — Что забыл? — Лето пришло. — Да, Юта, я знаю, что такое времена года, я учился во втором классе, но спасибо за заботу, — отвечает Сычён, вставляя ключ в замочную скважину. — Начались летние каникулы, Сычён. В школах, — терпеливо продолжает Юта. Как иронично: сейчас лето, а Сычён чувствует, как в голове все замерзает. — Что? — Ага. Монстры возвращаются к родителям. Все. И мне не нужно работать. А это значит, я могу вернуться, — он показывает на сумки. — Поэтому тут и багаж. — Летние каникулы. Ты переезжаешь обратно, — уставившись в дверь, повторяет Сычён. — Я никогда и не уезжал! — спорит Юта. — Не мог бы ты войти внутрь, чтобы я занес вещи? Я забыл ключи дома на прошлых выходных. Сычён кивает и открывает ему дверь, и Юта, запинаясь, вваливается внутрь квартиры, таща за собой сумки. Он бросает первые несколько в центре комнаты и уходит забрать остальное; Сычён пораженно смотрит. Он знает, конечно же, что занятия в школах кончаются. Знает, потому что каждое лето помогал отцу в семейном ресторане лапши, где заработал ненависть к соевому соусу и желание получить степень в математике. Основной движущей силой для этой идеи стало заметное отсутствие лапши в математическом поле. Также он, конечно же, знает, что лето — это время года, и, учитывая вращение Земли вокруг Солнца, сейчас — лето. И Юта работает на этой работе уже почти два года, и последние каникулы он тоже проводил здесь. Но тогда все было по-другому: тогда он еще встречался со своим огромным бывшим парнем, его волосы еще были фиолетовыми, и, самое главное, Сычён не может это не отметить, — тогда у него не было чувств к Юте. Но сейчас. Сейчас все по-другому. Справляться с Ютой в малых дозах по выходным было одним. Было сложно, конечно, когда Юта был прямо здесь, весь такой по-идиотски красивый и ужасно добрый, но тогда это было всего два дня. Быть с ним постоянно — это совершенно другое. Он знаком с этими маленькими "странностями" Юты — и уже спокойно чувствует себя в этом мире. Когда Юта просыпается утром и своим низким хриплым голосом умоляет Сычёна "сделать ему кофе, пожалуйста, прошу, у тебя всегда так хорошо получается", это превращается для него в проверку на силу воли, чтобы не сделать что-то глупое: например, не записать, как Юта произносит его имя и не поставить это на гребаный рингтон. Но это можно вынести. Это только на выходных. А еще эти их привычки в просмотре фильмов. Юту вежливо можно назвать синефилом, а не очень вежливо — человеком, одержимым японской анимацией. Когда он не спит или не тренируется, его вероятнее всего можно найти перед телевизором, а Сычён чаще всего садится смотреть вместе с ним. Просто так вежливо. И Сычён знает, что Юта любит обниматься, и потакает этой его привычке, позволяя Юте обхватывать себя, накрывая телом, словно одеялом, утыкаться лицом в свое плечо и притягивать к себе так близко, что Сычён чувствует, как его щетина щекочет кожу на шее. И это совершенно точно вызывает у него стресс в последнее время, но они смотрят что-нибудь только по воскресеньям, так что все не так плохо. И еще эти люди, которых он сюда приводит. Все в порядке, Сычёну неважно, с кем Юта спит. Правда, в порядке, вообще без проблем, Юта может трахаться с кем угодно, Сычёну правда наплевать. Просто это неудобно. Ему не нравится видеть, как полуголые мужчины и женщины выходят из комнаты Юты по утрам. А сейчас у Юты нет времени на секс — по крайней мере, пока он живет в этой квартире по выходным. Сычён очень не хочет думать о том, что Юта делает, когда живет в академии. Он как-то спросил его об этом, очень тонко: можно ли Юте приводить в свою комнату посетителей, и Юта ответил — можно, но пока ты проводишь свою пару на этот вечер через коридоры, полные школьников, все возбуждение просто умирает. В общем, последний раз, когда Юта привел кого-то домой, был уже несколько месяцев назад — по одной только причине, что у него просто не хватает на это времени по выходным. Но если он будет здесь всю неделю — весь месяц, все время — у него просто не будет причин отказываться от этого. И Сычён сомневается, что выдержит это. Ничего особенного, это просто неудобно, вот и все. Ему просто не нравится думать о том, что буквально в соседней комнате кто-то касается Юты, делает ему хорошо, кто-то целует Юту, и ему нравится с этим человеком больше, чем с кем-то еще, и что Юта ни о ком другом не думает, и уж совершенно точно не думает о Сычёне– Юта будет буквально повсюду. Разольется по страницам сычёновой жизни, как чернила, а Сычён всегда так хотел, чтобы Юта был его, но он не знает, хватит ли ему сил справиться с ним. Только не тогда, когда странная смесь эмоций внутри него закипает, когда Юта просто улыбается ему. Юта втаскивает в комнату последний чемодан и с хлопком закрывает дверь. — Будет так весело. Мы сможем проводить вместе еще больше времени! Юта улыбается широко, и сердце Сычёна уже начинает трепетать.𝚫
Жизнь с Ютой иногда напоминает жизнь с очень ручной и умной собакой. Этому есть много доказательств, но Сычён их все сводит в три общеизвестных факта. Первый — Юта любит бегать в парке. Блять, да он просто обожает парк. Сычён никогда не понимал людей, которые бегают ради удовольствия, но потом он встретил Юту и все еще ничего не понимает — но Юте это невероятно нравится. Он может вытащить Сычёна из кровати в утро воскресенья едва взойдет солнце и потащить его в парк. Обычно ему хватает доброты, чтобы оставить Сычёна в покое со стаканом черного кофе и утренней газетой на скамейке, пока он наматывает круги, чуть ли не гоняясь за своим собственным хвостом. — Нельзя забрасывать кардио, — вот что он говорит, вставляя в уши наушники. Сычён все еще не понимает. Он буквально никогда не забрасывает кардио, если бы он забросил кардио, он буквально был бы мертв сейчас. Юта бегает несколько минут — может больше, утром воскресенья время нелинейно, — а потом возвращается обратно с румянцем на лице и влажной от пота майкой, липнущей к телу. — Боже, обожаю утро, — тяжело дыша, говорит он и вытирает лоб. — Что там в новостях? — Смерть, — отвечает Сычён, складывая газету. — Люди умерли. — Это так печально. Хочешь, купим рогаликов? — Наверное да, но сейчас я нуждаюсь во сне больше, чем в быстрых углеводах, — мыслями возвращаясь к своей постели, отвечает Сычён. — Ты уже в четвертый раз за неделю вытащил меня на пробежку с тобой. — Но сейчас лето, тебе нужно двигаться! — бегая на месте, произносит Юта. К шагомеру на FitBit-браслете он относится серьезнее, чем к количеству денег на своей карте. — Ты же знаешь, как я ненавижу бодрствовать, — продолжает бурчать Сычён даже когда Юта поднимает его со скамейки, выбрасывая за него стаканчик из-под кофе. — Правда? Никогда не слышал, чтобы ты такое говорил. Сычён хмурит брови. — О чем ты вообще? Я жалуюсь на это буквально каждый раз, когда ты будишь меня утром воскресенья? Я не верю в Бога, но я просыпаюсь раньше, чем все эти люди, которые ходят в церковь, я работаю пять дней в неделю и совершенно всего этого не заслуживаю, почему ты не можешь бегать в нормальное время, я тебе это постоянно говорю- Он обрывается, когда слышит, как Юта начинает тихо смеяться. — Ты нарочно, да? Юта с широкой улыбкой толкает его в плечо. — Да ладно, это куда веселее, чем спать. — Ты ошибаешься, буквально ошибаешься, я даже объяснить тебе не могу, насколько ты ошибаешься, боже мой-𝚫
Второй факт, который заставляет Сычёна думать, что Юта — собака, это его поразительно незамысловатые пищевые привычки. Сычёна мама в детстве называла привередой, но он всегда считал что это его рот, и все, что туда попадает должно быть строго отобрано, и что он вполне может отказываться от еды по всяким мелким причинам вроде его отвращения к тунцу или того, что зеленый пищевой краситель выглядит просто странно. У Юты таких предпочтений нет, и это становится особенно заметно, если предоставить его самому себе. Все его приемы пищи в любой день будут состоять из быстрого рамена. В самых редких случаях он может бросить туда горсть замороженного горошка и притвориться, что это считается за овощи, а если он в настроении играть в Бога, то простая лапша превратится в суп, и громкие хлюпающие звуки будут разноситься по всей квартире. Но это в любом случае не меняет того факта, что он ест один и тот же вкус рамена несколько раз в день, и Сычёну приходится покупать его так же часто, как хозяева собак покупают еду для них. Но собачий корм, по крайней мере, дешевле. И Сычёну приходится его кормить — нет, скорее, выкармливать. В целом все в порядке, Юта тренируется с почти маниакальной частотой, но если он продолжит пихать в свое тело столько крахмала и натрия, к тридцати он превратится в сморщенную изюмину и умрет. Иногда ему кажется, что Юте слишком уж нравится, когда он для него готовит, особенно, когда он уже во вторник начинает предлагать Сычёну идеи для их меню на выходные — но факт остается фактом: если Сычён перестанет для него готовить, Юта просто вернется к своей ужасной, кошмарной лапше. — Мне один раз приснился кошмар, как меня задушило лапшой, — однажды говорит ему Юта, громко хлюпая бульоном. — И что потом? — вздыхает Сычён, открывая морозильник и закидывая замороженную куриную грудку в кастрюлю с водой, мысленно обдумывая ужин. — Проснулся жутко голодным. Поел лапши. Решил, что это будет неплохим решением. Иногда это просто пугает — то, насколько он зависит вот от таких кошмарных вещей. Но он выглядит таким искренне тронутым, когда Сычён готовит для него, и наверное, его улыбка в эти моменты стоит всех усилий.𝚫
И третья и последняя проблема с его соседом полу-собакой становится ясной, если взглянуть на то, как Юта с ним взаимодействует. И под этим Сычён подразумевает, что в большинстве случаев, если они рядом, то Юта обязательно закидывает на него одну из частей своего тела. И началось это совершенно безобидно: Юта положил голову ему на плечо, когда они вместе пересматривали “Декстера”, а Сычён слишком устал, чтобы с ним спорить. И после этого все началось. По сути, сычёново тело — это инструмент для удобства Юты. Когда идет дождь, Юта дает ему зонтик, обхватывает его за предплечье, и они идут рядом как будто они в какой-нибудь романтической комедии Кэтрин Хейгл. — Это только потому что ты выше, — говорит Юта, хлопая глазами так, словно ему за это платят. Но на этом все не заканчивается. Юта просто очень любит прикосновения. А особенно ему нравится касаться Сычёна. Просто он вот такой, вот и все, и Сычён уже не может даже притворно удивиться, когда замечает, как Юта поглаживает его шею или слабо щипает руку, чтобы привлечь его внимание. Сычён не удивляется, когда Юта засыпает, положив голову ему на колени, и оказывается, что он слишком вежлив, чтобы разбудить его, поэтому он просто сидит, мягко перебирая его волосы, пока сам не погружается в сон. Это никогда не бывает неловким. По крайней мере, это единственное, что постоянно в этом безумном мире. С Ютой он никогда не чувствует неловкости. Все всегда чувствуется так, словно так и нужно, так, словно это и должно случиться — словно их руки должны сплетаться, словно они обязаны касаться друг друга. И Сычён может жаловаться, отталкивать его руки иногда, но он никогда по-настоящему не имеет этого в виду. Так что — да, Юта похож на собаку, которая несется к Сычёну всякий раз, когда видит — и единственное различие в том, что он не лижет его лицо.𝚫
Сычён знает, что не должен так вести себя с Ютой. Он знает, что все это — плавание в опасных водах, и его лодка начинает тонуть, и едва ли он долго протянет, выливая из нее воду, прежде чем пойдет ко дну. И именно поэтому он пытается придумать этому рациональное объяснение. Потому что оправдать это проще, чем остановить. В неделе 168 часов. Это факт. И Юта — Юты здесь нет большую часть этого времени. Последствия того, что он работает в школе-пансионате и все свое время проводит, тренируя футбольную команду с до смешного сильным соревновательным духом. Еще дорога оттуда занимает два часа, и из-за этого Сычёну удается проводить с ним очень, очень мало времени. Так мало, на самом деле, что он даже посчитал. Юта приезжает в 19:20 в пятницу и уезжает в 17:20 в воскресенье. Это 44 часа. Почти что ничего. Точнее, Сычён посчитал, это 26.2% процента от недели. Конечно, округленно. Сычён ненавидит слишком длинные числа. В них нет необходимости. Если так это выразить, то становится понятно, почему Сычён так ценит время с Ютой. Он просто пытается дать этим странным чувствам внутри него логичную причину там быть. Времени просто так мало. Едва ли четверть от всей его жизни занята его присутствием, и Сычён не сентиментальный человек, но он скучает по Юте, когда его нет рядом. К Юте просто как-то магически тянет. Это единственное объяснение, которое Сычён твердит себе всякий раз, когда замечает, что смотрит на дверь пустой комнаты Юты слишком долго. Как он может не хотеть проводить так много времени, как это только возможно со своим лучшим другом, особенно, когда этого времени так мало? Сычён вздыхает. Лето было похоже на сон. Любой момент, когда он не стучит по клавишам своего компьютера на работе, не строит все эти графики и не встречается с клиентами насчет их инвестиций, он проводит с Ютой — как можно не быть благодарным за это? И он благодарен, от всего сердца. Но когда он с Ютой наедине, огонь внутри разгорается только сильнее. Сычён не из тех, кто легко влюбляется. Или вообще влюбляется. Просто он с трудом понимает эти запутанные эмоции. Было бы проще, думает он, если бы для любви можно было построить график, вывести уравнение. Любовь нелинейна, в этом он уверен. Линейные функции логичны, их можно предсказать, а это Сычён предсказать не мог, никак. Все произошло в слепой зоне. Он даже вспомнить не может, когда дружба расцвела в нем в… вот в это. Он человек логики, он знает, что если чувства могут появиться, то они могут и пройти. И он готов ждать, но эта перспектива кажется совершенно пустой. Это единственный верный путь. Юта заслуживает куда больше, чем Сычён может ему дать, и он сомневается, что всех его чувств когда-нибудь будет достаточно. Наверное, не будет. Никогда не будет. Он знает, что есть такая точка невозврата, после которой чувства перевешивают все рациональные идеи, и он надеется, что сможет повернуть назад до того, как ее достигнет. Лето делает все таким запутанным. Лето сложное, лето усложняет все для Сычёна. Быть рядом с Ютой так много времени труднее, чем он ожидал. Он думает: можно ли хотеть кого-то так сильно, что смотреть на них становится больно. Потому что сейчас он чувствует себя именно так.𝚫
Юта иногда напоминает Сычёну стихийное бедствие. Не серьезное, Боже упаси. Нет, Юта не такой хаотичный, не такой разрушительный. Юта — как мягкая катастрофа, созидательная. Есть такие цветы, Сычён слышал, которым нужен огонь, чтобы цвести, им нужно, чтобы огонь разрушил верхний слой почвы, и только тогда их семена могут прорасти, первые ростки могут показаться на свежем воздухе. Юта немного похож на огонь. Огонь может разрушать, но Юта — не то пламя, которое сжигает дома или оставляет шрамы. Юта совершенно не такой — он поразительно теплый. Он спит в одних штанах в самый разгар зимних морозов. Это ужасающе. Впервые за этот бесконечный сезон начинается дождь. Снаружи весь день был шторм, окна подрагивали от силы ветра. Юта утром убежал за продуктами, и Сычён рад, что решил не идти с ним. На окнах блестят дождевые капли, из-под двери в квартиру просачивается туман. Но Сычён редко мерзнет — и не только из-за того, что платит за отопление — потому что Юта этого никогда бы не сделал — нет, скорее из-за того, что сейчас он сидит, уютно устроившись в одной из толстовок Юты. Она старая, выцветшего белого цвета, и когда Сычёну становится скучно, он собирает с нее катышки пальцами. Она теплая, но по-другому, не так, как другая одежда. Не то чтобы Юта вообще заметит, он собирает толстовки как будто бы ради веселья, и у него всегда есть несколько свежих прямо из стирки. Ему, кажется, нравится носить толстовки на голое тело вместо того, чтобы одеваться нормально. На самом деле, не такая уж это и проблема, и нет никаких тайных причин, почему Сычён чувствует себя так безопасно, укутавшись в мягком флисе. От его худи всегда едва заметно пахнет мускусом и потом — не неприятно, Ютой, и чуть-чуть — его слишком резким дезодорантом. Сычён, видя как Юта с легкой руки поливает им себя, всегда говорил, что от него пахнет, как от школьника, но несколько часов спустя, когда первая резкость запаха проходит, он становится не таким уж и неприятным. Ему, вроде как, нравится. Потому что напоминает о Юте. Телевизор включен, но он, на самом деле, не смотрит, но и не хочет уходить в свою комнату, в гостиной все равно теплее, — а еще у него открывается полный вид на Юту, возвращающегося домой и заполняющего квартиру своим присутствием. Бывает, он ходит из стороны в сторону, бормоча себе под нос стратегии игр, которые он придумал, пока был в магазине. Иногда он смотрит на Сычёна и указывает на него пальцем. — Если бы ты стоял в защите и увидел, как на тебя бежит Джемин, ты бы убежал? — требовательно спрашивает он. — Я стараюсь избегать любых подростков, так что да, абсолютно, — отвечает Сычён. Юта кивает. — Хорошо, это помогает. Э-э, а где у нас доска? — он продолжает неразборчиво бормотать, пока не находит под книжной полкой доску для маркеров — последствие их последней игры в Pictionary, которая пошла немного не по плану и в ходе которой было почти разрушено несколько дружб из-за разразившейся ссоры о том, похож ли рисунок на солнечные часы или на батут. (Нахуй Юту и его слова о том, что это солнечные часы. Сычён не виноват в том, что они проиграли Тэёну и Тэну, у этих двоих какая-то странная телепатическая связь. Это единственное объяснение тому, почему они так сработались, встретившись всего пару минут назад.) — Маркер, — говорит он, бегая по комнате взглядом, осматривая каждую полку, каждую щель, ища на диване и вдруг вылавливая глазами Сычёна — и останавливаясь на нем. — Сычён, — вдруг говорит Юта. — На тебе что, моя одежда? Оглядываясь назад, Сычён сказал бы, выбирать худи было не лучшей идеей — теперь он горит изнутри, не в силах сдержать румянец на лице. — А. — Моя же, да? — оправданий не найти. — Я носил ее месяц назад, я помню, а потом снял ее в воскресенье вечером и забыл забрать, — Юта подходит ближе, глядя на Сычёна так пронизывающе, что он чувствует себя так, будто он ребенок, стащивший печенье из банки. — Если ты думал, что я не замечу, то ты ошибался, — выгибая бровь, говорит Юта. Сычён вытягивает руки и пытается снять с себя оскорбительное худи, но Юта останавливает его, кладя руку на грудь и улыбаясь так, словно прячет какой-то секрет за этими милыми зубками. — Стоит сказать, я совсем не против, — руку Юта не опускает. Его ладонь лежит где-то у Сычёна над сердцем. — Не против? — уточняет Сычён. Юта немножко слишком близко. Смотреть на него — как будто смотреть на солнце. — Неа. Это даже мило. Ты как щенята, которые кутаются в одежде хозяина, когда он уходит на работу, — говорит Юта и после разрушает для Сычёна все, поднимаясь рукой вверх и щипая его за щеку, не сдерживая звуки умиления. Сычён шлепает по его руке, полностью уверенный, что если это неуважение продолжится, то он сгорит. — Заткнись уже. Можешь забрать себе свое дурацкое худи, если тебе так надо— Юта наконец отходит назад, блестя глазами. — Я просто дразнюсь. Серьезно, это умилительно. Ты очень милый. Я не против делиться с тобой одеждой, ты же знаешь. Но мое эго страдает из-за того, что ты выглядишь в моей одежде лучше, чем я, уверен, ты это понимаешь. Я привык быть самым привлекательным мужчиной в комнате, а когда я вижу тебя, то понимаю, что в этом нет смысла. Наверное, однажды Сычён его придушит. Он знает Юту достаточно, чтобы понимать, когда он шутит, а когда — говорит серьезно, и его немного пугает осознание того, что сейчас он совершенно серьезен.𝚫
Юту можно было назвать кокетливым — и это вежливо говоря. Судить о том, сколько кто занимается сексом — совершенно не сычёново дело, но он все равно отлично знает, что Юта свой титул носит гордо. В прошлом году на Рождество Тэн подарил ему табличку на стол с гравировкой “Шлюшка года”. Юта открывал подарок и стирал слезы счастья. Но по правде говоря, не такая уж Юта и шлюха. Еще раз, это не его дело, но и Юта не был таким уж беспорядочным в своих связях. Скорее — ему просто… очень нравился секс. И это нормально. Секс — это нормально. Отличное времяпрепровождение, хотя и не такое интересное, как запускание воздушных змеев. Еще Юта был очень, очень громким. И очень любил прикосновения. Не то чтобы Сычён с ним спал — одна эта идея заставляла его мозг пахнуть горящей резиной, — но у него есть некоторые основания полагать, что Юта грубый любовник. Самое заметное основание — иногда дрожащие стены. Второе — заметные трещины в штукатурке на стене в том месте, куда, предположительно кого-то толкнули. Но это все не заходило слишком далеко: ни одного из партнеров Юты не вывозили из их квартиры на скорой. Хотя был случай, когда Доён заметно хромал, спускаясь по лестнице. Появление Доёна в жизни Юты напомнило Сычёну еще об одной его черте: Юта пытается высосать его душу через рот всегда, когда он проходит через дверь. Отношения Доёна и Юты можно назвать дружбой с привилегиями. Только без дружбы. Стоит сказать — они друг друга не любят. Если бы любили, это ничего бы не значило, особенно для Сычёна — но он просто знает, что Юта не любит Доёна. Он полностью уважителен к нему, когда не вжимает его в матрасы, стены или надувной батут в форме замка, но в нем нет тех крошечных нежных моментов, которые он проявляет к тем, кого любит. Он никогда не предлагает поделиться с Доёном своей дерьмовой лапшой, никогда не спрашивает его, что он хочет посмотреть по телевизору — он почти никогда не предлагает проводить Доёна до двери после того, как заканчивает превращать его в пустую оболочку его прошлого. Сычён все верно предполагал: Юта снова встречался с Доёном после своего возвращения в город. Он никогда не готовится к их встречам, не планирует их, они случаются в самые случайные часы, спонтанно. Сычён не уверен на все сто, но ему кажется, что Юта просто пишет Доёну, когда у него встает, а тот приезжает уже смазанным. Это успокаивает, потому что становится очевидно, что если они даже не договариваются о встречах, то здесь нет ничего кроме секса, никаких чувств. Сычёну не нравится думать о том, почему это успокаивает. Но у этой системы есть и свои проблемы: однажды воскресным утром Сычён заходит спросить у Юты, хочет ли он вафель, открывает дверь его спальни и решает, что предпочел бы ослепнуть. Он тратит несколько секунд, чтобы осознать, как называется то, что находится у Доёна во рту, алое, словно нос оленя Рудольфа. И после его ударяет. Это кляп. Доён совершенно голый, и когда он замечает, что кто-то вошел, то как-то умудряется ногами поднять покрывало, чтобы хоть немного прикрыть член, и Сычён благодарен. Доёновы руки привязаны к изголовью кровати, и он испуганно раскрывает глаза, когда видит Сычёна. — Ой, извини, я искал Юту, не хотел вас отвлекать, — торопливо бормочет Сычён, быстро отходя назад. Он совершенно не ожидает, что Доён начнет кричать. Кляп не дает словам выйти четкими, и получается лишь несвязная каша, но по его движениям становится совершенно ясно, что он пытается привлечь внимание. — Э-э. Я не очень понимаю, что это значит. Ты хочешь, чтобы я ушел— Доён неистово трясет головой. Примерно в этот же момент Сычён замечает пустой бутылек от смазки на полу и решает, что совершенно не готов хоть как-то иметь дело с этой ситуацией. Но вот, в чем беда: он слишком добрый. Было бы куда проще захлопнуть дверь и оставить Доёна с его кляпами и шарами и чем он там еще занимается с Ютой, но он выглядит так, что Сычён просто не может оставить его умирать. Осторожно, просчитывая каждый шаг, словно пол спальни — это минное поле, он подходит к Доёну. Рядом с его ногами на полу валяется чья-то рубашка; он пытается игнорировать засосы и синяки, цветущие по всей шее и груди Доёна. Надеется, что ему было приятно. — Хочешь, чтобы я…? — Сычён показывает на нижнюю часть его лица. Ему очень не хочется быть здесь. Доён с энтузиазмом кивает. На его щеке засыхает ниточка слюны. Пытаясь задеть как можно меньше и ничем случайно не заразиться, Сычён догадывается, что застежка похожа на ошейник, и тянется к доёновой шее, чтобы расстегнуть его. Ощущения такие, будто он вышел из тела и наблюдает за собой со стороны. Первое, что делает Доён, — это выплевывает кляп, глубоко вдыхает и начинает тяжело дышать. Сычён коротко думает, что он добрый человек, но недостаточно, чтобы развязать Доёну еще и руки. Доён сам решил прийти сюда, он заслуживает этого за то, что спит с Ютой. Конечно, Сычёну наплевать, что они трахаются, но правда, сейчас он видит Доёна голым, и тут просто не на что смотреть, он худой и жилистый, Юта мог бы найти кого-нибудь намного лучше- — Спасибо, — хрипит Доён. Теперь он очень похож на испуганного кролика. — Спасибо огромное. Сычён, верно? — Мхм, верно. Лучший друг и сосед Юты, — Сычён натянуто улыбается. — Где Юта? — О, он ушел в аптеку купить еще смазки, — отвечает Доён. Забавно: даже со связанными руками он умудряется жестикулировать. — И оставил тебя вот так? — почти что беспокоясь, спрашивает Сычён. — Ну вроде как. Да. Но между нами почти всегда так, — говорит Доён. — Все нормально, правда. — Ну, если все в порядке, мне, пожалуй, стоит вернуться к завтраку, — Сычён поворачивается к двери, но Доён почти пищит: — Стой! Сычён скрещивает руки на груди. — Да? — Мне нужна была твоя помощь. Я очень, очень хочу пить. А Юта так долго ходит, можешь, пожалуйста, принести мне стакан воды? Если тебе не сложно? — с надеждой просит он. — Ты серьезно? — Пожалуйста. Сычён не просто хороший человек. Он фантастический человек. Гуманист. Когда он умрет, в честь него должны называть библиотеки, хотя, он даже не должен вообще умирать, его сознание должны увековечить в искусственном интеллекте и создать киборга, который будет таким же замечательным человеком, как он. Вот, о чем он думает, поднося стакан с водой к губам Доёна. Он даже достаточно добр, чтобы принести трубочку. Он же не собирается поить его с рук. — Спасибо тебе огромное, Сычён, правда, ты такой хороший человек, — по его подбородку стекает вода. — Не за что, — Сычён неуверенно поднимает большие пальцы вверх и уходит ровно в тот момент, когда раздается звук открывающейся двери. На Юте пара рейбанов, а в руках — подозрительного вида бумажный пакет. — Сычён! Не знал, что ты уже проснулся, — по его ключицам, словно ожерельем, идет ряд засосов. Сычён начинает чувствовать себя грязным. — Вижу, Доён остался на ночь. Юта морщится. — Он тебе не мешал? Я сказал ему не шуметь- — О, он не шумел. Думаю, все благодаря тому кляпу. То, что на Юте такие большие солнечные очки, разочаровывает. Это значит, что Сычён не сможет увидеть шок на его лице. — Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. — Все в порядке, — отмахивается Сычён. — Он просто попросил воды. — И все равно. Не самый лучший способ начать утро воскресенья, — Юта роется в пакете и достает небольшую булочку с корицей, которую протягивает Сычёну. — Купил по пути. Я знаю, ты их любишь. Пусть это будет небольшой компенсацией за то, что тебе пришлось смотреть на Доёна. Я сам не люблю на него смотреть. Представляю, что он Серхио Рамос. Сычён смотрит на булочку, и его накрывает теплом. Он любит булочки с корицей. — Ну что же, приятного утра. Я буду здесь. — Ты лучший, — говорит Юта, похлопывая его по спине, исчезая в комнате и захлопывая за собой дверь. Сычён кусает булочку, наслаждаясь пряным вкусом, и открывает холодильник, чтобы налить себе молока, когда из-за стены раздаются приглушенные голоса и громкие мокрые звуки поцелуев, и аппетит после этого пропадает.𝚫
Сычён любит воздушные змеи. Не так, как их любят дети, конечно же, без всех этих их пустых взглядов и загребущих ручонок. Так, как их любят взрослые мужчины, которые могут позволить себе тратить деньги на удовольствия вроде вина, дорогих машин или секса с проститутками. Воздушные змеи — это поразительное слияние математики и инженерного дела, такое, что заставляет их парить в воздухе с грацией орла. Сычён никогда не чувствует больше спокойствия, чем наблюдая за всполохом яркого цвета на чистом небе. С Тэёном он познакомился, когда запускал воздушный змей в открытом поле, где-то во время учебы в университете. Это была не самая приятная встреча: скорее, Сычён в весьма неприятной манере потребовал у Тэёна рассказать ему, где он заказал свою модель коробчатого¹ змея, а Тэён был довольно вежлив, чтобы посмеяться над ним и ответить, что заказал змей из России. На удивление все сычёновы оскорбления не отпугнули Тэёна, и в следующий раз, когда они встретились, Сычён выпутывал свой любимый старый змей-бриллиант² из ветвей дерева, и Тэён помог ему. То, что они подружились, было счастливым случаем — и Сычёну понадобилось время, чтобы привыкнуть к присутствию такого человека в своей жизни; но все стало проще, когда он поговорил по телефону с сестрой. Теперь у него был целый друг, его сестре больше не о чем волноваться. А после, конечно же через Тэёна, Сычён познакомился с Ютой. То есть — двое друзей. Один для будней, второй для выходных, шутила сестра. Пугающе, как в конце концов это оказалось правдой. Конечно, общение Сычёна и Тэёна перешагнуло через тему их общей любви к воздушным змеям — но именно она их связала, и для них стало, вроде как, традицией ездить на фестивали воздушных змеев каждый год. Юта называет эти поездки их ежегодными свиданиями. Убийственно, но наполовину это оказывалось правдой — не один раз ими восхищались люди на фестивале, говоря как мило, что он запускает воздушных змеев со своим парнем. — Ты уже решил, какой возьмешь с собой? — спрашивает Тэён, усаживаясь на полу в центре их гостиной и осторожно подгибая под себя ноги, чтобы не задеть разложенные вокруг воздушные змеи. — Конечно нет. Для такого решения нужно время. Проверь прогноз погоды, какую скорость ветра обещают в субботу? Тэён достает телефон. — Двадцать семь километров в час, точно так же, как и было тогда, когда я смотрел час назад. — Я уже кучу времени хочу взять шестиугольный³, но сможет ли она летать в таких условиях? — бормочет под нос Сычён. Он слезает с табуретки и открывает дверцу холодильника. — Лимонада? Тэён морщит нос. — Я немного не в настроении. У тебя есть апельсиновый сок? — Есть, но он Юты. — Уверен, он будет не против, если я выпью стакан, — отвечает Тэён, хлопая ресницами, и Сычён закатывает глаза, протягивая ему коробку с соком. — Кстати о Юте, — Тэён делает глоток, — он поедет с нами? — Конечно, поедет. Он всегда ездит с нами. Дружбе Сычёна и Юты нет большего подтверждения, чем то, как Юта тратит целый день на то, чтобы стоять с ним под палящим солнцем и смотреть на воздушные змеи, совершенно ничего в них не понимая. Тэён кивает. — Да, но позвал ли ты его? Сомневаюсь, что у него на фейсбуке стоит уведомление. Может, у него другие планы. Сычён не понимает проблемы. — Ну очевидно, что он их отменит. Сейчас же лето, у него не так уж и много дел. И кроме того, фестиваль воздушных змеев проходит всего раз в году, такое событие нельзя пропустить. Тэён молчит, играясь с подвеской из розового кварца у себя на шее. — Соглашусь. Нельзя пропустить для нас. Но ты же знаешь, что у Юты свои приоритеты. Я спросил тебя только потому что Тэн мне сказал, что у них скоро выпускной. И если так, то Юта вообще не сможет прийти. — Он бы сказал мне, — отвечает Сычён, хмуря брови. — И Тэн? Почему ты общался с Тэном? Если Тэён был для Сычёна другом, с которым он проводил время, когда был не с Ютой, Тэн был таким другом для Юты. Они работали в одной школе, и очевидно, быстро поладили. По правде говоря, Тэн был единственным из друзей Юты, чье имя Сычён потрудился запомнить — но, если быть совсем честным, Сычён всегда был немного предвзят, и относился к Тэну лучше, потому что его имя было числом. Ему просто это особенно нравилось. — Оу, — говорит Тэён, и, кажется, немного краснеет. — Мы просто, э-э, встретились в продуктовом. — Как? Он здесь даже не живет, он же не уезжает из академии? — Сычёна вполне объяснимо удивляет, что Тэён вообще помнит Тэна. Они пересекались только на рождественской вечеринке, которую устраивал Юта два года назад, и все. — Вау, ты только подумай, так странно было встретить его здесь! Ха. Жизнь иногда такие штуки делает. — Я не понимаю— — Неважно, — уверенно отрезает Тэён. — Я уверен, что выпускной в субботу. Просто, думаю, тебе стоит позвонить ему — и, возможно, приготовиться к тому, что его не будет. Это не самая приятная мысль, решает Сычён. Ему не нравится это чувство. Да, на глобальном уровне, Юту воздушные змеи не так интересуют, как Сычёна, но он никогда не сомневается, что Юте нравится фестиваль. Там громкая музыка, сладкая вата, разноцветные змеи в небе — все это звучит как идеальное место для Юты. А еще — Юта это что-то вроде его счастливого талисмана, как бы Сычёну ни не хотелось в это верить. Между ними было что-то вроде общей истории. Когда Юта дал имя его первому воздушному змею, они еще даже не жили вместе. Это был змей-дельта⁴, Сычён хорошо его помнит, лаймового зеленого и ярко-желтого цвета — не самые приятные цвета по отдельности, но вместе создававшие довольно неплохое сочетание, особенно если смотреть на него издалека, когда он парил в небе. Он был дешевым, а зарплата Сычёна от преподавания математики старшеклассникам в то время была раза в четыре меньше, чем сейчас. Тогда Юта и Тэён еще встречались — вот как давно это было. Тогда они возвращались после не самого приятного визита в бар — Тэён разбирался со счетом, а Юта оказался достаточно добр, чтобы, несмотря на протесты и заверения Сычёна о том, что в этом нет необходимости, проводить его до машины. Юта довел его до места, где Сычён припарковался, заглянул на заднее сидение и вслух удивился при виде неизвестной многоугольной формы, занимавшей все пространство. Сычён решил, что лучше пресечь шутки Юты сейчас, чем позже. И просто и прямо сказал: — Мне нравятся воздушные змеи. Куда больше, чем обычным людям. И, может быть, глубоко внутри Юту это смутило, но если и так — он этого не показал. Вместо этого на его лице расплылась широкая улыбка, а глаза засияли. — Это так круто, Сычён! А что это за змей? Твою мать, я даже не знал, что такие бывают? Он летает? Сычён помнит, как фыркнул — конечно же, он летает, иначе в чем смысл, — но все равно объяснил простую физику, которая поднимает в воздух змей-дельту, и Юта завороженно смотрел на него все это время, и наверное, этот блеск в его глазах и заставил Сычёна открыть заднюю дверь и дать ему посмотреть поближе. — У него есть имя? — спросил Юта, осторожно касаясь ткани кончиками пальцев. — Не то чтобы, — ответил Сычён. — Я никогда не задумываюсь о том, чтобы давать имена своим змеям. Не могу придумать, как. Как определить, какой у змея гендер? — Сводить на три свидания, — бормочет Юта, больше для себя. — Цвета просто крутые. Напоминают телепузиков. — Телепузиков? — Ну да, знаешь? Эти пиздец странные маскоты с телевизорами в животах. Боже мой, они же еще были ростом в семь футов или какое-то такое сумасшедшее дерьмо? — заметил Юта. — Ты же смотрел, да? — Да, я помню что-то такое, — недоуменно моргая, сказал Сычён. — Ага, так вот, зеленый. И желтый, — Юта загнул пальцы. — Этот змей выглядит как ребенок от их брака без любви. Думаю, они все-таки были гетеро. — Ты намекаешь, что там был телепузик-гей? — спросил Сычён. — Чувак, а ты намекаешь, что там не было телепузиков-геев? — Юта поднял бровь. — У Тинки-Винки буквально был парень. Красный. Не могу вспомнить его имя, но поверь, мой гей-радар, когда мне было семь? Безупречен. — Я правда не думаю, что у Тинки-Винки был парень, — сказал Сычён — сейчас он помнит, как тогда удивился тому, как он этот спор его увлекал. — Тогда что ты скажешь на это, — сказал Юта, откидываясь на сидении, закидывая ногу на ногу и устраиваясь поудобнее. — Почему в таком случае Телепузиков запретили в Америке? Потому что американцы решили, что они пропагандируют гомосексуальность. И знаешь что? Они были правы. Я увидел волшебную сумку Тинки-Винки, и что теперь? Я бисексуал. Корреляция очевидна. — Я не уверен, что ты правильно понимаешь, что значит “корреляция”. — Здесь ты меня подловил, — сказал Юта, улыбнувшись той самой своей улыбкой. Такой большой и такой раздражающе заразительной, что Сычён не смог сдержать ответную. — Но я все еще прав. — Почему мы вообще начали этот спор? — выдыхая, спросил Сычён. Он никогда не ожидал, что свяжет какие-то части своей жизни с шоу, которое смотрел в детстве. Юта на мгновение задумывается и смотрит на воздушный змей, и Сычён почти слышит, как в его голове крутятся шестеренки. — Точно, я вспомнил. Так зеленый и желтый? Если бы у них был ребенок, то это был бы он, думаю. Назови его Телли. Плод их запретной любви, результат интрижки в гримерке перед съемками. — Больше всего меня беспокоит то, что ты хочешь сказать, что Телепузики способны не только к совокуплению, но и к продолжению рода, — сказал Сычён, хотя и понимал ход мыслей Юты, пусть и очень абстрактно. — Кстати, Телли не такое уж и плохое имя. Глаза Юты засияли. И вот с того дня это стало чем-то их личным. Сычён оставляет коробку у двери до субботы, они вместе ее открывают, и Юта любопытно заглядывает внутрь. Пока Сычён замеряет все, что нужно, и проверяет, чтобы нигде на ткани не было дырок, Юта выбирает имя. Он никогда не запускает змей, если Юта еще не назвал его. Это кажется неправильным. Он быстро пишет Юте сообщение с напоминанием о фестивале и убирает телефон, выгоняя из головы все мысли и начиная советоваться с Тэёном насчет того, какой змей выбрать. ¹-коробчатый змей=box kite ²-змей-бриллиант=diamond kite ³-шестиугольный змей=barn door kite ⁴-змей-дельта=delta kite𝚫
— Где Юта? — спрашивает Тэён. Его маленькое тело оказывается почти задавлено под весом всех его сумок. Солнце еще не встало, и оранжевые лучи переливаются в его каштановых волосах. — Может быть, он мог бы помочь нам с сумками? Я уже рук не чувствую. — Он не приедет, — бормочет Сычён, открывая багажник машины и начиная вываливать все на землю. Он щурится от солнца и пытается нащупать лямки холщовых сумок. — Что, прости? — переспрашивает Тэён, склоняясь ближе и заглядывая в багажник, будто бы Юта мог спрятаться где-то между складных стульев. — Он не приедет, — повторяет Сычён. — В академии выпускной. Ты был прав. Он уехал вчера, чтобы помочь с организацией. Это займет весь день. Просто забудь. Тэён на секунду замолкает. — О. О, Сычён, мне так жаль это слышать. Уверен, он обязательно пришел бы, если бы мог. — Я знаю, — отвечает Сычён. Потому что он правда знает. Когда Юта отвечал на его сообщения, он казался совершенно расстроенным и послал больше пяти строк плачущих смайликов. Выпускной будет в этот же день, ты знаешь, я обязан там быть. Мне так жаль, Сычён, обещаю, в следующем году мы поедем вместе. Так что, — нет, в этом не было ничего личного. Просто так совпали их расписания. Но если Сычён это знает, почему тогда он чувствует себя так? Почему он чувствует себя, как воздушный змей с обрезанными ниточками, оставленный в небе и готовый столкнуться с землей в считанные секунды? В этом нет логики. И он знает, что в следующем году Юта будет здесь, но это следующий год, и, о, сколько всего может случиться за целый год. Сычён отлично это понимает, и ему не хочется даже представлять, что Юта когда-нибудь откажется ехать с ним на фестиваль, не будет радостно бегать на свежем воздухе, не будет гордо улыбаться, находя в небе все воздушные змеи, которым он дал имена. — Все в порядке? — спрашивает Тэён, и Сычён трясет головой, избавляясь от этой глупости. — Да, просто жаль, что у нас нет кого-то, кто мог бы помочь со всем этим оборудованием, — пустым тоном отшучивается Сычён. — Пойдем, нам придется вернуться еще раз. — Не хочешь сделать фотографию? Солнце еще встает. Цвета очень красивые, — предлагает Тэён, доставая телефон. — Можем отправить ему, чтобы он завидовал нам, пока сидит на этом дерьмовом выпускном. — Не стоит. Не думаю, что в этом есть смысл.𝚫
Фестиваль воздушных змеев был самым главным событием года для всех, кто любит запускать змеи, — и понятно, почему. С самого утра открывается невероятный вид, все поле покрывается всполохами ярких цветов и форм, которые сложно даже представить. Фестивальное небо похоже на калейдоскоп, и Сычён никогда не сможет от этого устать. Тэён и Сычён готовят свои воздушные змеи, разные для разных частей дня, соревнуются между собой и с окружающими, а иногда — просто смотрят в небо, не делая ничего больше. Потому что приехать на фестиваль воздушных змеев значило позволить себе поддаться силам, большим, чем ты. Сычён любит фестиваль больше, чем свой чертов день рождения, и теперь он не может отрицать, что отсутствие Юты ощущается. Он может это объяснить. Когда Юта здесь, он всегда подкармливает Сычёна, предлагает попить, когда Сычён чувствует жажду, показывает ему в толпе людей, с которыми они могут быть знакомы. Это удобно. Это его объяснение. Это не правда. А правда в том, что когда Юта здесь, он восхищается всем вокруг, трогает Сычёна за плечо каждые пять минут, чтобы показать на какой-нибудь змей в небе, задать вопрос или просто рассказать ему о том, как ему нравится вид вокруг. Под заполненным змеями небом его лицо сияет разными цветами. Сычён так по нему скучает, что это становится очевидно. Но — он подавляет в себе это чувство, он в этом хорош, и проводит с Тээёном хороший день, и когда наступает закат, они убирают сложные змеи и запускают свои любимые, просто наслаждаясь сумрачным светом. Обычно они остаются и помогают убраться после фестиваля, потому что, к сожалению, Тэён хороший человек, а Сычён не может оставить его одного — вдруг кто-то его украдет. И вот тогда он слышит шаги, такие знакомые, что он мог бы узнать их даже во сне. — Что здесь делает Юта? — спрашивает Тэён, собирая беседку. — Понятия не имею, — поднимая брови, отвечает Сычён. Юта несет в руках свои шлепки — явный знак того, что он долго бежал. Капли пота стекают по его румяному лицу, и, когда он подходит к Тэёну и Сычёну, он несколько секунд просто стоит и переводит дыхание. — Вы—, Все уже—, — пыхтит он. — Все уже кончилось? — Уже девятый час, — куда мягче, чем обычно, говорит Сычён. — Конечно, все кончилось. Мы почти собрались. Что ты здесь делаешь? Почему ты такой уставший? — Я бежал от автобусной остановки, — торопливо отвечает Юта. — Черт, я надеялся, что успею. Боже мой, Сычён, мне так жаль. Я очень хотел увидеть все это вместе с тобой, но академия все затягивала церемонию, а автобус так долго шел— — Юта, все в порядке, я и не ожидал, что ты приедешь. Я думал, ты вернешься завтра, — не в силах скрыть удивленное выражение лица, проговаривает Сычён. И он осознает, что Тэён на них смотрит. — Я должен был попытаться, — говорит Юта так, словно это самая простая вещь в мире. — Ну, у меня не вышло, но я должен был попытаться. Это же событие года! — последнее он говорит тем же тоном, каким всегда говорит это Сычён. Он не сдерживает теплой улыбки. — Ну, раз уж ты здесь, я отвезу тебя домой. Но я все еще настаиваю на том, чтобы ты надел обувь в машине, как и обычно, — слишком много неприятных событий, произошедших из-за запаха голых ног, заставили Сычёна быть осторожней. И только теперь Юта замечает, что Тэён тоже здесь. — Как прошел фестиваль? Тэён улыбается своим мыслям. — Просто чудесно. Всем понравились змеи Сычёна, особенно тот, которого ты назвал Пазузу — о нем говорили больше всех. — Я бы так хотел увидеть его в небе, — вздыхает Юта. Он звучит искренне. Юта все еще тяжело дышит и пыхтит так, будто готов упасть в обморок прямо здесь, и Сычёну кажется, что это вообще нездорово. — Иди в машину, Юта, там есть бутылка с водой. Мы почти закончили. — Не глупи, я вам помогу. И еще, беседку надо складывать вообще не так, понятия не имею, что вы тут делаете, но выглядит так, будто вы хотите превратить ее в тюремную камеру. Двигайтесь.𝚫
— Тэён отправил мне фотографию, которую вы сделали вместе. Ты так красиво выглядел на рассвете, Сычён, — говорит вдруг Юта. Он, как они и договорились, надел обувь. Сычён выключает кондиционер, когда замечает, что Юта начинает дрожать. Он крепче сжимает руль. — Э-э. Спасибо. Не знал, что он отправил ее тебе. — Я рад, что он это сделал! Но твое лицо там такое нерадостное, я знаю, что ты не любишь рано вставать, но это же стоило того, да? — говорит Юта, ероша ему волосы. — Пожалуйста, только не пока я за рулем, умереть хочешь? — бурчит Сычён, отстраняя голову — но это только подталкивает Юту продолжать, и он тянет руки к нему. — Я скучал, дай мне повеселиться, — Юта дует губы и поглаживает волосы на его затылке, совершенно не зная о мурашках, которые бегут по коже от его касаний. — Я почти пропустил поворот из-за тебя, — Сычён сворачивает на соседнюю полосу и пытается игнорировать поглаживания пальцев Юты. Это невероятно сложно. — Как прошел выпускной? — Скучно. Никто из моей команды не выпускался — им всем пять. Пять или семнадцать. Не знаю, в чем разница. Что-то вроде того, — Юта зевает. — О, поверни здесь направо. — Зачем? Дом в другой стороне. — Да, я помню, где живу. Мне нужно быстро кое-что сделать. Сычён коротко вздыхает. — Юта, я так устал, я не сплю с пяти утра. Это правда так срочно? — он поворачивает направо. — Всего пять минут. Поверь мне. К несчастью для Сычёна, особого выбора у него нет. После этого они почти не разговаривают, но путь, которым его ведет Юта, такой знакомый, что Сычён не понимает, почему он просто не сказал ему, куда они едут. Наверняка, в магазин, но они его только что проехали— — Парк? Серьезно? — возмущается Сычён, как только они подъезжают. — Тебе надо было на блядскую пробежку, Юта, я вымотан— — Сычён, — явно веселясь говорит Юта. — Пожалуйста, выйди из машины. — Почему я, блять, должен выйти из машины, дай мне хоть одну причину— Юта вылезает с пассажирского сиденья и открывает задние двери. — Потому что мы будем запускать змея, и мне нужна помощь с этим. Пошли. Сычён осознает и выключает зажигание только спустя минуту и только тогда открывает дверь, все еще не до конца уверенный, как все это понимать. — Подожди, Юта, что? Почти все мои змеи разобраны, Юта, некоторые сломаны, они даже не полетят, — бормочет он, глядя на задние сидения через окно. — Что насчет этого? Сычён хмурится. — Серьезно? Обычный змей-бриллиант. Ничего особенного или необычного — на самом деле, Сычён его взял, чтобы отдать какому-нибудь юному энтузиасту на фестивале, но эта мысль совершенно вылетела у него из головы. — Но он такой… скучный? — Воу, это буквально мой сын. Я сам его родил, его зовут Вентворт, — ахает Юта, хватая змей с большей силой, чем, наверное, нужно и закрывая дверь. — Пойдем, скоро будет поздно, ты начнешь жаловаться, что ты старый и уставший, так что пойдем полетаем. — Я никогда не говорил, что я старый, ты буквально старше меня на два года, откуда ты вообще— Юта заставляет его замолчать, хватая за руку и утаскивая в парк. Людей почти уже нет, но и откуда им взяться, уже почти полночь субботы. Дорожки усеяны окурками, мусорные корзины переполнены, пустые пакеты из-под еды уткнуты в ветви деревьев. Есть просто тысяча мест лучше, чем этот блядский парк. Сычёну кажется, что он не хотел бы сейчас оказаться ни в каком другом месте. — Здесь подойдет? — лицо Юты сияет в свете уличного фонаря. Сычён понимает: он устал точно так же, как и он сам. Под его глазами темнеют мешки и даже сейчас он сдерживает зевок. — Немного левее, чтобы мы поймали ветер, — указывает Сычён. — Но, Юта, нам не обязательно это делать, ты знаешь, ты постоянно видишь и меня, и змеи, у нас всегда есть следующий год. — Я хочу, — просто отвечает Юта тоном, не оставляющим места для возражений. — Сегодня день, когда мы вместе запускаем змеев, и я не позволю ему закончиться без этого. Давай, будет весело. Тот самый змей, Вентворт, изумрудно-зеленого цвета, и когда Сычён запускает его в небо, он на секунду сбивается, прежде чем поймать вечерний бриз, и поднимается невысоко. Он скорее как осторожный наблюдатель, охватывающий своим взглядом мир вокруг. Это не впечатляет, Юта хлопает в ладоши, когда он взлетает и ударяет Сычёна в плечо. — Разве не круто? — Юта, я за сегодня запустил штук пятнадцать змеев, а увидел — сотни, и этот — объективно самый скучный. — Да, но мне нравится, — Юта снова это делает: говорит совершенно искренне, как будто никогда не думает о лжи или о том, чтобы скрывать свои эмоции. Ему всегда и во всем нужно быть полностью честным. Это заставляет Сычёна дрожать изнутри, словно струны гитары. И сейчас ночь. Сейчас так темно, Сычён устал, и его сердце не знает как биться сейчас, когда кажется, будто грудная клетка настежь открыта. Он смотрит на Юту, который, словно за чудом, наблюдает за тем, как змей выписывает в воздухе восьмерки. Это восхищение на его лице, из-за которого его скулы выделяются еще сильнее, и Сычён думает: каково было бы к ним прикоснуться? Это было бы так легко: просто отпустить ручку и прикоснуться к нему еще до того, как змей опустится на землю. Не просто прикоснуться — обнять, держать в своих руках, прижать ближе. Конечно он этого не делает. Он не настолько глупый. Но достаточно глупый, чтобы откашляться и привлечь сияющие глаза Юты на себя. — Что-то не так? — Хочешь подержать? — О… Думаю, это не лучшая идея. Я не знаю, как, — говорит Юта, выдавая свой интерес взглядом, который он не отрывает от катушки в руках Сычёна. — Это легко, — шепчет Сычён, обхватывая руку Юты своей. Только на мгновение, только чтобы передать ручку, но это заставляет вспышки электричества пробежать по коже. Он вкладывает ее в его пальцы, и змей на секунду сбивается в воздухе, прежде чем снова стабилизироваться. — О, это не так уж и сложно, — завороженный, бормочет Юта. Он двигает руками вверх и вниз, восхищенно наблюдая, как змей отвечает на его движения. Сычён не отпускает рук. Он знает, что должен — но так не хочет. Когда змей начинает запутываться, это не становится неожиданностью. Юта пытается спасти ситуацию, поворачиваясь и выворачивая руки, но это совершенно бессмысленно, и Вентворт начинает трепетать на ветру. — Подожди, Юта, не двигайся, мы только сильнее запутаемся, — Юта останавливается; они оба смотрят на их руки, сейчас безнадежно опутанные нитью от змея, и Сычён не сдерживает смеха — и Юта, видя его смех, смеется тоже. Он больше не смотрит на ночное небо — он смотрит на Юту рядом с собой, в его глаза, которые блестят так, что ему больше не нужны звезды. Змей путается, нить обматывается вокруг их рук, и пальцы переплетаются с его.𝚫
Единственное, что в Юте раздражает, — это не то, что он оставляет посуду в раковине, и не то, что он много потеет, и даже не то, что он может становиться до глупого одержимым самыми странными вещами. Нет, единственное, что раздражает в Юте, — это то, что он постоянно пытается сделать Сычёна лучше. Не в религиозном смысле, нет, за все то время, что они знакомы, Юта ходил в церковь всего один раз, и только из-за того, что хотел узнать, дают ли там кусочки хлеба бесплатно. Евангелизм Юты совершенно не религиозный. Он никогда не делает из этого чего-то серьезного, не усаживает Сычёна за стол, грустно и слезливо смотря ему в глаза. Юта поднимает эту тему так легко и буднично, что иногда Сычён даже этого не замечает. Юта всегда был скорее не моральным компасом, а моральным якорем, потому что компас ведет, а Юта? Юта тонет. Он утягивает Сычёна в реальность, когда тот начинает уплывать в абстракцию, где не место остальному миру. И наверное, это к лучшему, потому что Сычён и правда замечает, что с того момента, как он начал общаться с Ютой, у него стало больше друзей и в целом улучшился контакт с человеческой расой. — Сычён, — говорит Юта, прерывая его тираду о невероятной сделке, которую он только что провел, даже Кун впечатлился, это явно стоит большой премии. — Ты можешь это проигнорировать, но я чувствую, что должен это сказать. — Что? — спрашивает Сычён, пытаясь не звучать враждебно, но внутри себя уже придумывая возможные контраргументы. Инвестиция, которой занимается его компания, довольно простая, и он решил, что в следующем месяце можно ждать роста прибыли, и когда как ни сейчас идеальное время, чтобы получить эти выгоды. Юта делает вдох, кладет палочки рядом со своей тарелкой и пытается объяснить. — Я просто хочу напомнить тебе кое-что о твоей работе… Я знаю, что ты привык работать с числами, но помни — за ними стоят люди. Жизни. Настоящие люди, с семьями и детьми, с дерьмовыми отпусками в Диснейленде. Делай все, что ты должен, но постарайся не забывать об этом? Твои действия влияют на множества, множества жизней. И это все, что говорит Юта — и после он просто берет в руку палочки и продолжает есть, отмечая, что один из его учеников угрожает ему покрасить волосы. И Сычёну кажется, что он не сможет это игнорировать.𝚫
— Кун, — зовет Сычён, увидев, как тот встает из-за своего стола, держа в руке бумажный стаканчик с раменом. Кун останавливается и смотрит на него. Сычён неохотно отъезжает на кресле, отдаляясь от комфорта своего компьютера. Кун — самый близкий его коллега на работе, и под этим Сычён имеет в виду то, что Кун — один из тех немногих, кого он в какой-то момент не довел до слез при людях. — Что-то не так? — спрашивает Кун с широкой улыбкой. — Вроде как. Я просто хотел занять у тебя минуту и спросить об инвестициях Риверсов? — Сычён поворачивает свой экран в сторону Куна. Тот подходит ближе и поправляет очки, рассматривая графики. — Да, твои прогнозы выглядят отлично. Но мы обсуждали это на прошлой неделе, — отмечает Кун. — Это не о прогнозах, — отвечает Сычён, чувствуя себя нехорошо. — Я просто хотел узнать побольше об этом вложении. — Хорошо, что ты хочешь знать? — спрашивает Кун. — Что это такое? — Это инвестиция, — моргает Кун. — Инвестиция во что? — В акции, — Кун прерывается. — Да, в акции. Это уже прогресс. — Чьи акции? Их офис довольно просторный, и прямо сейчас единственный свидетель их разговору — искусственный цветок в горшке, стоящий в углу. И все равно Сычён старается говорить тише, чтобы никто их не услышал. — Компания электроники, если я верно помню. Риверс — фамилия директора компании-врага. — Большая компания? На это Кун немного смеется. — После следующего месяца уже не будет. Только не тогда, когда мы проведем эту сделку. И вот он, якорь. Сычён чувствует, как он тянет его за собой. — На самом деле, я хочу изменить предложение Чонину. Я предлагаю цель поменьше. Нет нужды вести всю эту компанию к банкротству. Кун недоуменно поднимает брови. — Почему? Твое предложение идеально, мы все с ним согласились. — Это не нужно. Мы уже заработали на этой сделке больше, чем могли. Если оставим их на ногах, они могут стать нашим постоянным клиентом. Я думаю, об этом стоит подумать, — и после, только потому что он не может себя остановить: — Еще работать придется меньше. Кун задумчиво кивает. — В этом ты прав. Что ж, над своим домашним заданием ты, как всегда, поработал. Если ты предложишь это Чонину в пятницу, я тебя поддержу — как всегда, ты знаешь. А теперь, извини, я мечтал об этом рамене с самого завтрака. Он подходит к своему столу, чтобы достать вилку, и немного колеблется, прежде чем выйти из офиса. — Должен сказать, Сычён, я не ожидал, что тебя может волновать подобное. Сычён пожимает плечами.𝚫
Сегодня то редкое утро воскресенья, когда Доён не остался у них на ночь, и Юта на кухне, голыми ногами стоит на плиточном полу. И Сычён не должен спрашивать, в сотый раз, это не его дело. Но любопытство — одна из самых важных человеческих черт, настолько важная, что в честь нее назвали маленького робота на Марсе, не так ли? — Так значит, — начинает Сычён. — Снова спишь с Доёном? Юта на мгновение замирает. — Прости, мы слишком шумели? Я пытаюсь уговорить его использовать кляп, но ему так не нравится эта идея после того инцидента. Я прошу прощения, в следующий раз я постараюсь потише. — О, дело не в этом, — быстро отвечает Сычён, тут же об этом жалея — честно говоря, было бы правда неплохо, если бы в следующий раз они постарались быть тише. Доёновы высокие стоны были забавными, но то, как Юта стонет от удовольствия, заставляло что-то некомфортное поселиться в животе, и куда более некомфортное — ниже. — Я всего лишь думал, что ты… охладел к нему? — Ну, я не могу охладеть к нему, если он никогда мне не нравился, — отмечает Юта, садясь рядом с Сычёном и держа в руке ложку, полную йогурта. — Между нами ничего глубокого или личного — это как Grindr, но шанс того, что он какой-нибудь футфетишист или убьет меня, как только я впущу его в дом, значительно меньше. Да, наверное то, что Юта удалил Grindr было хорошей идеей. Слишком много раз Сычён выходил в коридор с утра и видел буквально кусок мяса с остатками разума, который представляется как Фёрнис и говорит, что “это на французском”. Не на французском. Сычён проверил. — Я всего лишь думал, что вы перестали встречаться, — Сычён пожимает плечами. — По крайней мере, после того, как ты уехал в школу. На щеках Юты появляется едва заметный румянец. — Я не знаю, как объяснить это по-другому, — он опускает взгляд в кухонную тумбу. — Я ничего к нему не чувствую, но мы подходим друг другу. Типа, в постели. Думаю, ты знаешь, что мои интересы немного… немного разнообразны. Сычён почти давится водой. — М-м. — Так просто удобнее, — признается Юта. — Мы оба знаем, что нам нравится, и иногда это просто неплохо — провести время с кем-то, кому нравится, чтобы ему указывали. — Да, конечно же, — Сычён кивает так, словно все понимает. Это совершенно не так. Он всегда знал, что у Юты довольно много кинков, хотя это не слишком подходящее выражение. Сычён просто знает, что Юта очень хорошо знает, чего и где он хочет, до того, что может точно назвать какой марки воск он предпочитает. Просто странно слышать это из его собственных уст. — Он тебе мешает? — вдруг спрашивает он. — Если да, просто скажи, и я скажу ему, чтобы он отъебался и больше никогда не приходил. — Боже, нет, в этом нет нужды, — Сычён, правда, не может отрицать, что ему льстит то, как Юта готов отказаться от своего привычного секс-партнера только потому что его соседу это не нравится. — Хотя все равно, думаю, все уже кончено, — Юта пожимает плечами. — Вскоре он нас не побеспокоит. Сычён широко раскрывает глаза. — Это смертельно? — Чего? — давится Юта, роняя ложку на тумбу. — Боже, нет, он не болен, ничего такого. Я всего лишь возвращаюсь на работу на следующей неделе. Летние каникулы заканчиваются, и персонал должен вернуться раньше для собраний, встреч и другой пустой траты времени. Внутри Сычёна, кажется, начинает зиять дыра. — О. О, я не заметил, как быстро прошло время. — Мы хорошо провели время, думаю, дело в этом, — мягко говорит Юта. — То есть, все эти дни, когда мы ленились у телевизора, или ходили в рестораны, которые ты находил, или бегали вместе… это было чудесное лето. Ты единственный, с кем я хотел бы его провести, — Юта мягко толкает его в бок, и его улыбка такая широкая и искренняя, что Сычёну больно на него смотреть. — Мы больше не сможем так часто видеться, — тихонько произносит Сычён. — Да, — улыбка Юты спадает. — Но я буду приезжать на выходных, как всегда. Я буду скучать по тебе, — он протягивает руку и взъерошивает светлые пряди на голове Сычёна. — Хотя я уверен, что ты ждешь не дождешься того, чтобы от меня избавиться. — Нет. Мне нравится, когда ты здесь, — говорит Сычён честнее, чем хотел бы. Лицо Юты смягчается. — Мне тоже нравится быть рядом с тобой. Ну, давай, не грусти так. Ты все еще мой сосед, даже если я здесь всего два дня в неделю, — он прячет лицо в изгибе сычёновой шеи, и это такой привычный жест, но сердце Сычёна все равно ускоряется. Когда Юта здесь, рядом, ему сложно. Но когда Юты здесь не будет, ему будет еще сложнее.𝚫
Выпускной светится над их головами, словно неоновая лампа в ночном клубе. Этот свет падает на лица всех вокруг, делая их совершенно непохожими на людей, и все вокруг смешивается в водоворот синего, фиолетового и красного. Как пришельцы с разных планет, собравшиеся в одном месте. В венах Сычёна что-то вибрирует, приглушенно, туманно, словно телевизор, у которого убавили звук, но не отключили до конца. Это опьянение из-за коктейлей, пусть он и не выпил их подряд. Он видит, как Тэён танцует с мужчиной сильно старше него, его руки на его бедрах, как Тэён улыбается ему так широко, что не ответить ему такой же улыбкой становится невозможно. Это расставание не похоже ни на одно, какие у Тэёна уже были. Он не кажется грустным, только не сейчас, когда он в руках этого красивого мужчины, который склоняется к нему и шепчет что-то на ухо, и Тэён в ответ хихикает. Сычён достает телефон и пишет Тэёну, чтобы он безопасно добрался до дома, и кому-то еще, чтобы он следил за ним. Допивает последний коктейли и спрыгивает с барного стула, не заботясь о том, чтобы отвлечь Тэёна и попрощаться, и направляется к выходу, сталкиваясь с кем-то, кто стоит в тени. — Хочешь, провожу тебя до дома? — спрашивает Юта — и это он, Сычён узнаёт его в ту же секунду, даже в разноцветных огнях клуба. Но и в этом совершенно нет нужды, хотя они и не провели вместе так много времени с его расставания с Тэёном, — но Юта такой необычный, такой уникальный, что его трудно с кем-то спутать. Это напоминает Сычёну о подобных и неподобных выражениях. Все выражения типа “a” можно собрать вместе, все три сотни, пока не станет 300a, но Юту нельзя сравнить с выражением типа “a” — он совершенно другой. — Меня не нужно провожать, общежития всего в паре улиц отсюда, — говорит Сычён, пряча руки в карманах. Скоро ему нужно будет собираться, общежития официально закрываются через две недели. Потом ему нужно найти место, где жить летом до начала магистратуры, но это не должно быть проблемой, у него уже есть несколько вариантов на примете, и он не станет отрицать — возвращаться домой — самый неприятный из них. — Не нужно, — соглашается Юта, — но это было бы неплохо. В том, что бывший Тэёна провожает его до дома, наверное есть что-то неловкое, но Тэён явно не будет возмущен или расстроен, особенно, когда сейчас его так старательно целуют, прижав к стене на балконе. — Хорошо, — соглашается Сычён, потому что в такое время ночи уже холодно, и чисто статистически вероятность, что его ограбят, куда меньше, если он не один, а Юта выглядит как человек, который может сломать руку, если на него нападут. С того момента как они с Тэёном расстались, прошло почти три месяца. Его нос уже зажил. В этом ничего странного. И на улице холодно, особенно после душного и потного клуба. Сычён ежится, обнимая себя руками. — У тебя нет куртки, как тебе не холодно? — бурчит он, и Юта смеется, проводя руками по своей изумрудного цвета футболке. — Мне жарко, типа, все время, — говорит он и касается своей рукой щеки Сычёна. — Видишь? — Да, да, — говорит Сычён, отталкивая его руку. Он теплый, так несправедливо, и если Сычён и придвигается к нему поближе, то это только из-за того, как чертовски холодно на улице. В этой части города по ночам просто ужасный холод. Юта рассказывает ему долгую версию истории о том, что случилось с одним из его друзей в клубе, как он обманом попал в VIP-зону и почти поцеловался с кем-то, кто называл себя кинозвездой, но в последний момент перед поцелуем оба осознали, что знают друг друга и оба попали туда обманом. Это немного смешно, и Юта — отличный рассказчик, он жестами показывает все происходящее и имитирует голоса. — Здесь налево, — вдруг говорит Сычён, осознавая, что все это время они шли без всякого направления, а им нужно было кое-куда попасть. — И направо в конце этой улицы. Юта кивая, поворачивает. — Что собираешься делать летом? — Все еще решаю. Я могу продолжить работать в университете, но общежития закрываются, и мне надо решать, где я буду жить в этот промежуточный период. Юта смешливо улыбается, и Сычён поднимает одну бровь. — Я что-то смешное сказал? — спрашивает он. — Немногие люди используют фразу “промежуточный период” в обычном разговоре, — через пару секунд говорит Юта. — Но мне нравится. Сычён в ответ только закатывает глаза. На улицах тихо, слышны лишь их шаги и разговор, и единственные свидетели этому — фонари вдоль дорог. — Тебе нужно где-то жить? Я могу помочь тебе с этим, — помолчав, говорит Юта. Он будто бы готовился сказать это последние пару минут. — Я живу в квартире, неподалеку есть метро и все такое. Мой сосед выпускается тогда же, когда и ты, и он не собирается продолжать учебу, так что он вернется домой. У меня остается свободная комната. Так что, если ты хочешь? Сычён не уверен, что он должен ответить. — Ничего особенного, — тут же заполоняет повисшую паузу Юта. — Но у меня есть все, что тебе нужно. Электричество. Вода. Плейстейшн четыре. Лапша для бассейна. Бассейна нет, но лапша забавная. Платить немного. И, думаю, я неплохой сосед, я могу не трогать тебя, если тебе захочется. Алкоголь. Это все объясняет. Поэтому Сычён чувствует себя странно, поэтому в его груди непонятное чувство. Алкоголь снижает контроль, это факт, это последствие всех тех коктейлей, которые он выпил. — Я подумаю, — говорит Сычён. — Ты не можешь предлагать мне делить с тобой дом, когда мы оба пьяные, это будет жестоко. — Я серьезно, — говорит Юта, дергая его за рукав. — Но ладно, хорошо, тебе не обязательно отвечать мне сейчас. Просто скажи, когда решишь. Предложение останется в силе. Кто знает? Тебе может понравиться жить со мной. — Мне в то здание за углом, — говорит Сычён, указывая вперед. Еще слишком рано, чтобы указывать направление, но он не знает, что еще сказать в ответ на доброту Юты. — Отлично, почти пришли, — отмечает Юта. — Сегодня было весело. Мне понравилось. — Я не ожидал, что ты будешь там, — наверное слишком прямо говорит Сычён. — Ты знаешь, там же Тэён. Сычён привык к тому, какими запутанными бывают отношения в университете, и он ожидает от Юты какой-нибудь яркой реакции в ответ на имя Тэёна. Но тот просто пожимает плечами, словно это самая обыкновенная вещь в мире. — Мы расстались друзьями. Между нами и не было ничего серьезного, — говорит Юта. — Так проще. Это точно. Он проверяет телефон, не видит сообщений от Тэёна, но и не ожидает их, — точно не после того, как были заняты его руки. — Ты изучаешь математику, верно? Я помню, что спрашивал Тэёна, но он не смог мне объяснить. Сычён поднимает бровь. Этот разговор у него будет не в первый раз. — Верно. Скажешь, что это скучно? — Нет, вообще нет, — быстро отвечает Юта, качая головой. — Нет, мне кажется, это пиздец как круто. Математика это так сложно, но она ведь повсюду, правда? Типа, поправь, если я ошибаюсь, потому что скорее всего я ошибаюсь, но числа создают мир. Все переплетено и все можно описать через уравнения и все такое? И ты это изучаешь. Это невероятно. Сычён обычно получает два ответа от людей после того, как объясняет, что изучает. Первый — недоумение, от таких людей, как Тэён, которые его поддерживают, но понятия не имеют, что он делает, и думают, что декартова плоскость — это что-то про аэропорты. Второе — презрение от людей, которые ненавидели математику в школе, вечно страдали и боролись против нее и получили такие глубокие раны, что представить не могут, как кто-то добровольно может изучать что-то столь ужасное. И Юта, сказавший что-то, что мог сказать только он, восхищающийся одной только идеей. То, что он совершенно не разбирается в этом, очевидно, особенно, когда он начинает говорить о числе Пи и о Пифагоре, но это не неожиданность, он не провел в этом три года, как Сычён. Но Юте интересно это, ему интересен Сычён. — Не знаю, наверное, в моих словах не было смысла, — смущенно говорит он. — Я не очень хорош во все этом, но я восхищаюсь теми, кто разбирается. — Все должны мной восхищаться, я определенно того заслуживаю, — почти безэмоционально отвечает Сычён, потому что это его обычный ответ на такие комплименты. Не хочется осознавать их искренность. Они подходят к его общежитию, и наверное, коктейли виной тому, что его шаги становятся шаткими. — Ты заслуживаешь, — произносит Юта. — И я восхищаюсь. Сычён достает из кармана ключ, звеня брелком с гербом Звездного флота. — Здесь я живу, — говорит он. Юта кивает. — Надеюсь, ты будешь хорошо спать сегодня, — он звучит так, словно его искренне заботит, выспится Сычён или нет, словно это больше, чем просто смол-ток. Это должно прекратиться. Сычён знает, куда все это идет, и лучше всего закончить это прямо сейчас. Конечно, он слышал о репутации Юты, и полностью осознает, при каких обстоятельствах он встретил Тэёна. Нет смысла все растягивать. Лучше дать ему понять сейчас, он, наверное, будет не против, не расстроится. — Юта, я не из тех, с кем можно просто перепихнуться. Просто помни об этом. Ничего не будет, — говорит он. Нет смысла подбирать красивые слова, нужно сказать правду. — Я не пытался, — шокировано моргая, отвечает Юта. — Я ничего не ожидал. Я хотел проводить тебя, потому что уже темно, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я хотел убедиться, что ты безопасно доберешься до дома. В горле пересыхает. Он вставляет ключ в дверь, но не открывает ее. Тяжело дыша в деревянную поверхность, он спрашивает: — Значит, ты ничего не ждал? Я тебя не интересую? Пауза. — Я этого не говорил. Как и ожидалось. Сычён обычно не ошибается. — Точно. Я так и думал. Значит, дай угадаю, ты хочешь просто поцеловаться? — он поворачивается. Он уже отказывал людям. Обычно это не так сложно. Обычно он не чувствует себя так странно. Юта внимательно на него смотрит. Его карие глаза пронизывают насквозь, словно ища в нем что-то, обыскивая, как лазером. Его взгляд такой напряженный, что Сычён не знает, что думать. — То есть, я хотел бы. Хочу. Но нет, — говорит Юта, и Сычён начинает понимать: он всегда такой искренний, что находиться с ним рядом слишком долго может быть больно. — Я хочу не только этого. — Чего ты тогда хочешь? — он хочет звучать резко, словно это приказ, словно он выше всего этого. Не получается. Выходит так, словно он заблудился в лесу и просит помощи. — Я хочу забрать тебя в семь в своей лучшей рубашке, может быть, купить по пути цветы и выбросить их в кусты, поняв, что это ужасная идея. Я хочу отвести тебя на ужин и в кино и поругаться, кто будет платить за то и другое, потому что знаю, что ты бы настоял на том, чтобы заплатить за то, что заказал, но я предпочитаю традиции, и когда ты отвернулся бы, я просто отдал бы официанту карту и сказал, что оплачу весь счет. Я хочу гулять с тобой по парку и чтобы ты объяснял мне, как работает гравитация, потому что я посмотрел видео Нила Деграсса Тайсона на ютубе и все равно ничего не понял. А потом я хочу проводить тебя до дверей и написать тебе спокойной ночи, когда вернусь к себе. — Гравитация это сила, — произносит Сычён. — Гравитация это сила, — повторяет Юта, выделяя каждый слог. — Сила, которая исходит от планеты, притягивающей объекты к своему центру, — губы Сычёна сухие. — Поэтому Земля вращается. Потому что гравитация заставляет планеты вращаться на своих орбитах вокруг Солнца. — Это пиздецки круто, — Юта присвистывает. Его улыбка изогнутая. — Сычён, ты хочешь сказать что-то… обо всем этом? — Да, — говорит Сычён. — Вот, что такое гравитация, — сердце так сильно бьется в груди, что кажется, что сейчас оно взорвется. Сычён редко ошибается, но может быть сейчас — как раз такой раз, и он не знает, что делать, если он вот так ослеплен. Но он помнит еще со школы — если ты на экзамене, и задача перед собой совершенно непонятная, нужно начать с того, что ты знаешь. И Сычён знает, что такое гравитация. Он знает, что все, у чего есть масса, обладает гравитацией, и чем тяжелее это тело, тем больше сила. Гравитация становится слабее с увеличением расстояния, что значит: чем ближе объекты друг к другу, тем сильнее они притягиваются. И Юта сейчас очень, очень близко. От него немного пахнет разлитой водкой, немного — персиковой гигиенической помадой. Хотя его губы все еще сухие. Ему стоит что-то с этим сделать. Он все еще не отводит от Сычёна глаз. — Я не начинаю отношений, — говорит Сычён. Это правда, с этим нельзя поспорить, но почему же это так чертовски трудно сказать вслух? — Я не очень в них хорош. Совсем. Я не встречаюсь. — Я не против, если тебе нужно время, — заботливо говорит Юта. — Юта, я не хочу идти с тобой на свидание, — он всегда был таким прямым. Это уже стало его личностью, и он знает, что люди его за это ненавидят, но не хочет извиняться за то, что говорит то, что нужно сказать, не приклеивая к этому бантик. — Вообще. Дело не во времени. — О, — произносит Юта. — Мне неинтересно, — продолжает он, и ему казалось, что станет проще, если сказать это, но становится лишь хуже. Все в порядке. Все в порядке, Юта не расстроится. Но все выглядит так, словно Юта расстроен. Он выглядит так, словно он очень расстроен, словно ему больно изнутри, и это разрушает все в нем. — О, — снова произносит Юта. Наверное, так выглядят люди, когда им разбивают сердце. — Все хорошо, — все выглядит совершенно не хорошо. — Я пойму, если предложение о комнате больше не действует, — Сычён поворачивает ключ в замочной скважине, пользуясь этим как оправданием, чтобы не смотреть Юте в глаза. — Нет, все в порядке. Тебе нужно где-то жить, в конце концов, а в других местах будет слишком дорого, — слова звучат обрублено, словно Юта обрезает им крылья. Мир кажется неправильным. Сила притяжения объекта зависит от его массы, и прямо сейчас Сычёну кажется, словно его кости сделаны из свинца. Это единственное объяснение тому, почему он чувствует себя так странно, словно его кожа ему не принадлежит. Он не может понять, откуда эта тяжесть, почему смотреть сейчас на Юту так трудно. — Я не ожидал этого, — говорит он, неуверенный, что имеет в виду. Все. — Не волнуйся обо мне, я буду в порядке, — улыбка Юты слишком широкая, чтобы быть настоящей. — Уже поздно. Мне пора возвращаться. Джошуа всегда злится, если я бужу его, когда прихожу домой. — Ага, — выдыхает Сычён. — Вызвать тебе такси? — Мне нравится бегать, это не проблема. В воздухе повисает прохлада, и Сычёну почти хочется забрать все слова назад. Может, он не имел это в виду. Может, он сказал то, что говорит обычно, и не думал об этом. Может, ему стоило дать Юте шанс— Слишком поздно. Он сказал, что сказал, и Юта уже уходит. — Напиши мне, когда решишь насчет комнаты, — кивает Юта. — Спи хорошо. Не забудь выпить воды, или завтра будет похмелье. Гравитация слабеет с ростом расстояния. И Сычён не понимает — почему Юта спускается по лестнице, выходит из здания и уходит по улице, а он чувствует, как его тянет сильнее, чем когда-либо. Человеческая память неидеальна. Это было три года назад. Это одна тысяча девяносто шесть дней. Конечно, учитывая високосный год. Прошло три года, а это воспоминание почти как шрам в мозгу Сычёна. Он помнит каждую деталь той ночи, от блеклого изумрудного цвета футболки Юты до того, как Тэён улыбнулся, когда тот мужчина позвал его танцевать. Он помнит лицо Юты, больше всего, помнит, как он выглядел, когда Сычён разбил его сердце. Помнит так, так ярко. Какое-то время они не разговаривали, даже после того как Сычён поселился с ним. Юта был таким же счастливым, как и всегда, но его улыбка никогда не доставала до уголков глаз, он никогда больше не касался Сычёна — только спустя месяцы, когда он начал встречаться с девушкой, которую встретил в тренажерном зале, и все, кажется, стало нормально. Лучше, чем нормально. Жить с Ютой было прекрасно, как понял Сычён. И когда закончилось лето, Юта упомянул переезд, и просто предположил, что Сычён поедет с ним — и это было к лучшему, потому что Сычён тоже решил, что поедет. Но он все еще помнит, как выглядел Юта, и только поэтому он никогда не скажет ему, что чувствует сейчас. Потому что это правда. Он плох в отношениях, и он не станет дважды разбивать Юте сердце — особенно не сейчас, когда он знает, какое оно хрупкое. Однажды он разлюбит Юту, он уверен. Осталось только понять, когда.𝚫
Годы спустя археологи найдут то, что останется от этой квартиры. Под безжалостным солнцем пот будет покрывать их лбы, и они будут вонзать кирки в камень, поднимая в ядовитый воздух клубы пыли. Они будут целеустремленными в своих бесконечных поисках хоть какого-нибудь знака, что на этой измученной планете когда-нибудь была жизнь, что здесь была жизнь. И после того, как многие сдадутся, еще больше — падут, последний археолог найдет это здесь, скрытое под множеством слоев осадочных пород, и все решат, что здесь, должно быть, жил какой-нибудь Бог. Это единственное объяснение, которое Сычён может придумать тому, зачем Юта по своей воле платит за кабель в наши дни: потому что, когда мир будет разрушен, и будущие поколения начнут копать в поисках признаков жизни, они найдут этот кабель, и решат, что здесь жили боги. Технически, на самом деле, можно сказать, что причина есть. Юта смотрит Спорт с большой буквы “С”, и чтобы смотреть Спорт, ему нужен кабель или что-то типа того, и он воспринимает включение этой траты в необходимые как оправданное решение, потому что он должен убедиться, что получает постоянный доступ. Сычён бы предпочел, чтобы Юта просто сказал ему, что вступил в секту. — Ты тренер по футболу, я просто представить не могу, как тебе хочется после целой недели игры в футбол еще и смотреть его? — однажды спросил Сычён, отчаянно пытаясь найти в этом хоть какую-то логику. Юта пожал плечами и открыл баночку Gatorade. — Я не потею, когда смотрю, как играет Реал. Справедливо, полагает Сычён. Он видел потных людей. Не самое приятное зрелище. Так что, кабельное телевидение в их квартире есть, и Сычён никогда его не использует. Он не сказал бы, что боится его, конечно нет, но оно выглядит угрожающе. Слишком много каналов, по его мнению, и никаких рекомендаций, в отличие от настроенного в точности по его вкусам Нетфликса. Но сейчас вечер четверга, самого медленного дня на работе, и ему больше нечем заняться, кроме как лежать на диване и ждать, пока он утонет в подушках. Он размыто помнит, как Юта однажды сказал ему, на каком номере National Geographic, но он тоже на кабельном, и они, похоже, меняют каналы местами просто развлечения ради, как какие-то больные социопаты. Так что номер 127 приводит его на какой-то спин-офф MTV, и это так психологически давит, что он тут же переключает на другой канал, нажимая на случайные кнопки. Он пролистывает множество разных программ, несколько спортивных каналов, что-то про моду, эпизод Призрачных приключений и почти сдается и выключает телевизор, собираясь уйти в кровать, но вдруг видит женщину с такой огромной грудью, что задумывается, есть ли где-нибудь краудфандинг на операцию по ее уменьшению. На ней прозрачный топ на тонких бретельках, который почти ничего не скрывает, и она высоко и пронзительно хихикает. — О, Чарли, ты такой сильный, — говорит она, прикусывая нижнюю губу. Ее пастельно-розовая помада размазывается по зубам. Камера поворачивается к мужчине, стоящему в розовом кусте и очень неаккуратно и небезопасно держащему садовые ножницы в руках. — Ты еще не видела, но что я на самом деле способен, Дженнифер, — Чарли рычит, так, что возможно, это можно признать очень абстрактно-сексуальным. Сычён не может не задуматься, почему Чарли вообще занимается садоводством полуголым. Он обгорит на солнце, не говоря о том, что ужасно испачкается, и что это как не самая несекусальная вещь. — Ты мог бы показать мне, знаешь? Мой муж нескоро вернется, и я видела, что ты делаешь с розами. Может быть, ты мог бы также поработать и со мной? Сычён не гордится тем, что у него заняло так много времени, чтобы понять, что он смотрит порно. Хотя он, конечно, предполагал. Отвратительный свет, углы камеры и приближения, огромные груди “Дженнифер”, полнейшее игнорирование всех правил безопасности в обращении с опасным оборудованием? Это порно. А, точнее говоря, — гетеросексуальное порно по телевизору. А что насчет детей? — Ты маленькая дерзкая шлюшка, не так ли Дженнифер? — голос Чарли звучит так, словно он жует стеклянные стаканы ради веселья. Сычён представить себе не может менее привлекательных слов. Он вдруг замечает баннер в верхнем углу экрана, говорящий, что превью заканчивается через две минуты и шестнадцать секунд, и если он хочет продолжить просмотр, все, что ему нужно сделать — это легко и быстро оплатить с помощью кредитной карты всего за пару кликов! Сычён хмурится, обдумывая такой способ смотреть порно — и осознает, что пропустил важную часть сюжета, потому что Дженнифер уже притягивает руки Чарли к своим гигантским грудям. — Тебе нравятся эти арбузы? Я сама вырастила их. Превью заканчивается в тот момент, когда они начинают целоваться так грязно и мокро, как это только возможно, сплошные языки повсюду и огромные руки Чарли, тянущиеся за спину Дженнифер. На телевизоре высвечивается радостное уведомление с предложением нажать кнопку на пульте, если он хочет продолжить. Внизу живота закручивается странное чувство, которое можно размыто описать, как эрекцию, хотя это ощущение и не ново для него. Он не смотрит порно. Потому что он человек утонченного вкуса, в который не входят дешевые фильмы, в которых от кинематографии одно название. Кроме того, ему не так уж и нравится мастурбировать — слишком много усилий, слишком много потраченного впустую времени и сплошной беспорядок в итоге. Последний раз, когда его либидо давало о себе знать, был тогда, когда изобрели электричество. Он не сказал бы, что этот фильм его хоть как-то интересует: Дженнифер похожа на пластиковую куклу, которая расплавится, только поднеси ее к огню, а Чарли выглядит, как тот тип мужчин, на который он никогда бы даже не взглянул. Слишком много волос, слишком большая борода, решает он, это вызывает беспокойство: он будто бы застрял на нижних ступенях эволюционной лестницы. Ему хочется сказать что-то о том, как они целуются с таким отработанным профессионализмом. Он не назвал бы это возбуждающим, но это и не… не возбуждает. Он нажимает кнопку на пульте, прежде чем подумать об этом снова, и, к счастью, реквизиты кредитной карты заполняются сами. Если бы ему пришлось встать и найти свою карту, он начал бы обдумывать происходящее. В последний раз Сычён смотрел гетеросексуальное порно в старшей школе, на ночевке, и он не знает, ужасает его или восхищает то, что стандарты остались точно такими же, как и десять лет назад. Чарли и Дженнифер перемещаются в спальню, размеренно теряя по пути слой одежды за слоем. Они целуются так, словно им за это платят, — и, по правде говоря, так и есть. Дженнифер громко кричит, наверняка мешая соседям, когда рука Чарли, толстая, как кусок рождественской ветчины, поднимается по ее бедру. Стоны Чарли наоборот, такие низкие и хриплые, что найти их возбуждающими так же сложно, но Сычён уже наполовину возбудился и заплатил за это, так что почему нет. Как и это порно, его движения неловкие, неаккуратные, их наверняка никто больше не должен никогда видеть — но он нормально справляется. Он двигает рукой, глядя больше на экран, чем на свои движения. Честно, ему на очень-то и интересно то, как огромный торс Чарли вжимает Дженнифер в кровать. Но в человеческой сексуальности что-то есть. Сычён понимает, что сейчас он как перевозбужденный подросток, но в его защиту — так и можно описать то, что он в последнее время чувствует к Юте. Он всегда знал, что Юта привлекательный. Это очевидно, у него есть глаза, и эти самые глаза видели Юту без футболки, влажным, видели его мускулы. Это было восхищение издалека, он мог бы смотреть так на картины Моне. Теперь это уже не похоже на любование картинами Моне, потому что Сычён никогда не хотел переспать с картиной. А вот с Ютой… Нет. Это глупо. Он даже думать об этом не будет. Ничего особенного, ничего, о чем можно было бы задуматься. Юта вернулся на работу уже две недели назад, и Сычёну просто сложно привыкнуть к тому, что “услады для глаз” в квартире больше нет. К этому опыту пришлось привыкнуть, правда — он по-новому взглянул на порнографические зевки Юты по утрам, но больше сказать об этом нечего. Он переживет. Как и всегда. И все равно, эти чувства нужно где-то подавить, так что он не смущается реакций собственного тела в ответ на садовые приключения Чарли и Дженнифер, едва сбиваясь в дыхании и продолжая двигать рукой. Чарли честно нельзя назвать привлекательным, и он не понимает, почему они решили снять с ним кого-то такого, как Дженнифер. Она достаточно хорошая актриса, чтобы изобразить интерес к Чарли, а Чарли, справедливости ради, может быть и лучше справляется с садоводством, но с Ютой все равно не сравнится. Если бы сейчас здесь был Юта, все было бы по-другому. Он был бы грубее, это точно, но разве от этого не стало бы лучше? Он ходил бы по грани, той, что заставляет поджимать пальцы на ногах и от которой быстрее бьется сердце. И поцелуи на экране такие драматичные, в них нет никакого удовольствия, и с Ютой все было не так, Сычён уверен. Его было бы много, но это было бы так невероятно, так прекрасно. Поцелуи с Ютой были бы всем. Только этой картинки на фоне садовника, который трахает жену своего босса, достаточно, чтобы подтолкнуть его к черте, и он догадался взять салфетку заранее, чтобы потом не стирать с телевизора засохшую сперму. Он тяжело выдыхает, чувствуя как сердце стучит с огромной скоростью, и смотрит, как Дженнифер кончает во второй раз примерно в тоже время. Он не думал о Юте на самом деле. Это просто чтобы снять стресс. Он не досматривает до конца, не слишком заинтересованный в сюжете и в том, вернется ли муж Дженнифер домой, и выключает телевизор, утаскивая себя в горячий душ и планируя закончить вечер рано. Он больше не думает обо всем случившемся. Зачем? С Ютой это никак, совершенно никак не связано.𝚫
Юта прикусывает губу — так, как он всегда это делает, когда у него стресс. Не настоящий, серьезный: когда он искренне в стрессе, он становится активнее. Бегает по кварталу, а если идет дождь — наматывает круги вокруг дивана, словно стараясь добить ежедневный счет на FitBit-браслете. Когда он закусывает губу, причина его стресса в какой-то неловкости. Например, как когда у доставщика пиццы туалетная бумага свисает с брюк — это некомфортно для всех, но Юта, с его природной эмпатией, страдает в два раза больше. Он листает ленту в телефоне, намеренно отводя взгляд от телевизора. Сычён наблюдает за ним, попивая кофе и позволяя аромату пробудить себя в это воскресное утро. — Что-то не так? — спрашивает Сычён, видя, как губы Юты становятся похожи на губы малыша, у которого режутся зубы. — Нет, все в порядке, — врет Юта, доставая кошелек. Он открывает этот полуизорваный лоскут из кожи, достает из него все карты, считая их — от его школьного пропуска до старой подарочной карты Таргета. Его взгляд задерживается на кредитной карте, а потом поднимается на Сычёна. И он закусывает губу сильнее. — Просто скажи уже, — вздыхает Сычён. — Что не так? — К нам в квартиру кто-то вломился? Сычён долго на него смотрит. — Нет? А должны были? Ты ждал, что нас ограбят? Это какая-то услуга, которую ты заказал? — может, это какой-то кинк? — Нет, конечно нет, — быстро отвечает Юта, сводя брови. Он снова смотрит на экран телефона. — Может кто-то из друзей? Тэён или кто-то еще приходил? — Юта, ты знаешь, что я ненавижу общаться с людьми, зачем мне приглашать кого-то домой? Боже, а что если они постоянно начнут приходить? — он просто не чувствует себя собой. — То есть, никто не приходил сюда? Только ты? Никто больше… не пользовался телевизором? Телевизор, висящий на стене, кивнул бы, если бы мог, но он не может, потому что прикреплен к ебаной стене. — Юта, в чем дело? — Я не хочу лезть, — начинает Юта. — Но, э-э, это ты купил кое-что под названием “Вокруг да около куста” с моей кредитной карточки? Сычён удивлен, что он не роняет чашку с кофе и решает, что это только потому что он буквально застыл. Он обдумывает идею солгать, но решает что это уже не сработает: он отмел вариант того, что это были друзья, или что воры вломились в дом только чтобы посмотреть порно. Все, что осталось — это сказать правду. — Да, все верно, — отвечает Сычён голосом пустым, как белая страница. Глаза Юты расширяются. — О? — высоко переспрашивает он. — Это был я, — продолжает Сычён. — Скажи, сколько денег списалось, и я верну тебе. Моя ошибка, я не осознал, что плачу с твоей карты — глупо с моей стороны. Юта выглядит точно так же, как и младшая сестра Сычёна, когда он сказал ей, что Санты не существует, а если бы он существовал, его бы арестовали за незаконное проникновение. Он продолжает держать голову высоко и притворяется, что это норма вещей. — Это бы ты? — голос Юты едва ломается на последнем слове. — Ты посмотрел… — он снова смотрит в телефон, чтобы проверить, — Ты посмотрел “Вокруг да около куста” шестнадцатого числа? — Да. Юта снова смотрит на уведомление от банка, которое разглядывал последние десять минут, словно надеясь, что слова изменятся. Наконец он блокирует телефон и снова смотрит на Сычёна с беспокойством. Перед тем, как заговорить, он несколько раз облизывает губы, и это так раздражает, что Сычёну хочется достать из кармана деньги и дать ему, чтобы он наконец купил себе бальзам для губ. — Такое название, — колеблется Юта. — Что мне кажется, что это фильм для взрослых. “Фильм для взрослых”? — “Список Шиндлера” — это фильм для взрослых. Юта, это порно. Мы оба знаем, что это порно. Юта морщится. — Хорошо. Ладно. Это порно. Я погуглил название и просто… — Юта, перестань и скажи уже, — говорит Сычён — он звучит слишком храбро для кого-то, кто две секунды назад чуть не уронил свою чашку с кофе на пол. — Почему ты заплатил за просмотр гетеросексуального порно? Сычён залпом допивает остатки кофе; кипяток обжигает горло, но недостаточно сильно, чтобы забрать у него способность говорить, так что смысла в этом почти нет. — Это… — он прерывается, — это очень личный вопрос, Юта. Юта снова морщится. — Я не пытаюсь тебя пристыдить, ты знаешь, что у нас тут зона без осуждения, очевидно, но… — эти слова, кажется, вызывают у него физическую боль. Он будто бы может умереть от этого, стресс просто заставит его сердце остановиться. — Сычён, ты ведь гей, так? — Ты звучишь прямо как моя мать каждый раз, как я звоню домой. И я скажу тебе точно то же, что и говорю ей: да, я гей, и нет, это не из-за того, что я посмотрел “Бриолин” подростком. Юта сжимает руки в кулаки, выдыхает и разжимает их. — Сычён, мы можем закончить этот разговор, если тебе некомфортно. Но я не понимаю. Если тебе не нравятся женщины в этом смысле, зачем тебе смотреть гетеросексуальное порно? У Сычёна нет на это ответа, но Юта, к счастью, его и не ждет. — Это сбивает меня с толку, — он вдруг закатывает глаза. — Он так отвратно снят. Ты — тот человек, который ходит в дорогущие торговые центры, чтобы смотреть фильмы в оригинале, и я даже представить не могу тебя смотрящим такой фильм, как “Вокруг да около куста”. В этом есть смысл. Сычёну не нравится находиться на иррациональной стороне спора, но сейчас он тут застрял. — Разве не ты из нас тот, кто говорит, что все в порядке, пока тебе в кайф? — отвечает Сычён, и Юта моргает. В последние несколько лет он довольно часто использует эту поговорку. — Никогда не представлял эту фразу твоим голосом, погоди, — он снова поднимает взгляд. — Не-а, все еще не верю, что это происходит. Сычён поджимает губы, открывает кран и поворачивается к Юте спиной, начиная агрессивно мыть чашку. — Не вижу, в чем проблема. Я сказал, что верну тебе деньги. Что тут еще говорить? — Я мог бы тебе помочь. В этот раз Сычён роняет чашку. Она не разбивается — высота была небольшой — но с громким звоном ударяется о металлическую раковину. Юта, что, предлагает— , нет, это бы было безумство— , но он ни с кем не встречается— , но он не думает о Сычёне так— , может быть, это просто о сексе— , он точно не мог— , а если мог— , это же— Сычён поворачивается к Юте, пытаясь не выглядеть так, словно в его голове только пронеслась тысяча мыслей за долю секунды. — Извини? Юта, кажется, обдумывает свои слова. — То есть, если тебе нужна рекомендация, я мог бы помочь. Тебе не нужно платить за порно, — выплевывает он слово. — Ты хочешь порекомендовать мне порно? — уточняет Сычён. Это как-то кажется и хуже и лучше, чем то, о чем он подумал. — Это не странно, мы с Тэном постоянно так делаем, — Юта хмурится. — Слушай, тебе не обязательно смотреть, но незачем тратить деньги на то, что можешь бесплатно найти в интернете. Сычён не знает, как реагировать на информацию, что Юта и Тэн обмениваются порно. Это много. Он решает просто кивнуть. — Ладно. — Окей. Отлично, — с плеч Юты заметно спадает напряжение, и Сычён поворачивается обратно и продолжает мыть свою чашку. Юта снова начинает говорить, когда он ставит ее сушиться. — Кстати, о чем был фильм? То есть, я из названия предположил, что про садоводство, но мне интересен сюжет, там были какие-нибудь кинки— — Нет.𝚫
Ссылки приходят ему на почту из всех возможных вещей письмом с пометкой “Самое лучшее💦”, и Сычёну приходится экстренно отправить Юте сообщение с просьбой не присылать ему больше порно на рабочую почту. Юта отвечает довольно быстро, извиняется, и Сычёну остается надеяться, что если Чонин и проверяет их почты, то не слишком внимательно смотрит (ну, или что ему нравится то же, что и Юте). Сычён больше не думает об этом, принимая решение не мастурбировать больше никогда. Он верно думал: слишком много усилий для такого небольшого результата. Но ему все еще любопытно, что Юта ему порекомендовал, учитывая то, что даже после нескольких лет совместной жизни Юта понятия не имеет, что Сычёну вообще нравится. Юта, с его рассортированным по цвету списком кинков и фетишей наверняка считает Сычёна каким-то бесполым небоскребом. Сычён открывает первую ссылку; вебсайт сообщает, что компания предоставляет равные возможности, и участие в съемках добровольное и все такое, и он игнорирует все это, просто ожидая, пока видео загрузится. В уголке есть баннер со списком актеров компании, и Сычён узнает одно из них — это, кажется любимый актер Юты, он участвует в большинстве видео, которые он ему отправил. Сычён не знает, что делать с этой информацией, но она кажется довольно бесполезной. В этом видео нет сюжета, и Сычён чувствует облегчение, осознавая, что ему не придется просматривать весьма неприличную и небезопасную сцену садоводства снова. Ролик начинается с двух мужчин, брюнета и блондина, сидящих на кровати; брюнет отчаянно, почти голодно целовал мужчину под ним. Блондин оставляет царапины на спине, и мужчина не шутит про кошек, а просто стонет, и Сычёну думается, что это уже лучше, чем Дженнифер и Чарли, куда меньше ужасных диалогов. Внизу живота чувствуется легкое возбуждение, но он пока не расстегивает джинсы — и в противоположность ему брюнет на видео стаскивает джинсы с блондина и как только он спускается губами к его члену, Сычён ударяет по кнопке паузы. И дело не в минете с видео — дело в том, что парень снизу выглядит точно так же, как и Сычён. На кадре вблизи их схожести становятся еще заметнее. Такой же острый нос, темные глаза, и его волосы? Должно быть, они ходят в один салон, чтобы поддерживать одинаковый идеально выбеленный блонд. На секунду Сычён мысленно вспоминает всю свою жизнь, пытаясь понять, не снялся ли он когда-нибудь случайно в порно в один из тех немногих раз, когда у него был секс — но нет, не снялся, в этом он уверен. Он проматывает видео, осматривая двойника повнимательнее и снова ставит на паузу, когда наконец находит отличие: у того на бедре татуировка дракона. Точно не он. Он продолжает воспроизведение и чувствует еще большее облегчение, когда осознает, что клон не звучит так же, как он. Сычён скорее умрет, чем так громко застонет, пожалуйста, за стеной же соседи. Но это все равно… странно. Схожесть слишком большая. Дальше смотреть он не может. Слишком странно. Кажется неправильным. Он не может смотреть, как его самого готовятся трахнуть, это неправильно, это как-то по Фрейду. Могут появиться некоторые психологические проблемы, от которых он никогда не восстановится. Юта был прав, это лучше, чем порно по телевизору, он оценивает такой жест, но просто не может досмотреть дальше. Он почти выключает компьютер, но вспоминает, что один из этих актеров — любимый актер Юты, и это же самая простая задача на вероятность, есть 50% шанс, что это блондин или брюнет, один из двух, и все-таки— И все-таки, Сычён уже знает, что это блондин, но проверяет и притворяется, что удивлен, когда оказывается прав. Его двойник использует имя ВинВин, и он снялся уже в пятидесяти фильмах. Специализируется он, судя по всему, на связывании. А еще он выглядит как Сычён и является любимым порноактером Юты. Юте нравится порно, в котором снимается некто, похожий на Сычёна. Все в порядке. Сычёну понадобится время, чтобы это осмыслить. Он решает не торопиться, закрывает вкладку инкогнито и очищает мысли. Ну что же, это. Это очевидно какая-то эмоция. Судя по базовым первичным потребностям Сычён может решить, что ему нравится то, что у Юты такое высокое мнение о “его” теле. Очевидно, что Юта не думает, что Сычён бесполый небоскреб, на самом деле, он думает, что Сычён настолько привлекательный, что смотрит— Он вдруг осознает, что понятия не имеет, как с этим справляться.𝚫
— Выглядишь напряженным, — отмечает Тэён, протягивая руку за пультом, отчего Сычён тут же мысленно ежится от воспоминаний о том разговоре. — Довольно верное замечание, — отвечает он. — Хочешь чего-нибудь выпить? — Лимонад? — Тэён смотрит широкими, полными надежды глазами. Сычён достает лимонад — как обычно притворяясь, что не покупает его специально для Тэёна, — и наливает его в глубокий стакан. — Лед? — Два кубика. И зонтик, раз уж ты такой вежливый. Сычён игнорирует его и протягивает ему стакан; Тэён принимает его с широкой улыбкой. — Итак, теперь тебе не на что отвлечься. Расскажешь, почему ты позвал меня к себе, несмотря на то, что миллиард раз говорил забыть, где ты живешь? Сычён осознает, что начинает прикусывать губу и почти шлепает себя по рту. Никаких больше плохих привычек, перенятых у его ужасного соседа. — Кое-что случилось со мной и Ютой, и я не знаю, что чувствовать насчет этого. Тэён кивает. Он всегда выглядит таким понимающим, таким успокаивающим. — Хорошо. Так, что случилось? Начни с начала. Вы двое… Сычён перебивает его до того, как он успевает произнести следующее слово. — Никаких “нас двух”, здесь только один, и это я. — Хорошо! — машет руками Тэён. — Тогда просто скажи мне, я не буду предполагать. Нельзя найти правильного способа, как сказать кому-то что твой двойник — порнозвезда, так что Сычён выбирает самый лучший и просто сует телефон Тэёну под нос. Его челюсть приоткрывается, и он бегает взглядом от экрана к лицу Сычёна и обратно. — Подожди, я не понимаю, когда ты… — он сбивается. — Это что, порно? Сычён ставит видео на паузу. Он не хотел пересекать границу “просмотра порно с друзьями”, как это делают Тэн и Юта, но ему нужно было, чтобы Тэён досмотрел до этого момента и увидел мужчину, который собирается сделать другому лучший минет в его жизни, сидящего между чужих ног с широко раскрытыми глазами. — Сычён, — ахает Тэён, приоткрывая рот. — Это не я, — сообщает Сычён. Тэён снова смотрит на экран. — Ты уверен? — Тэён, это не я! — Сычён шлепает его по плечу. — Я знаю, что это не я. Ты думаешь, я не запомнил бы, если бы меня сняли на видео, когда я занимался сексом с незнакомцем? — Ладно, в этом есть смысл. У тебя пугающе хорошая память, — соглашается Тэён. — Так что это такое? Статистика может быть немного обрывочна, но лежащий в основе математический принцип остается верным. Число возможных генетических комбинаций, которые могут привести к определенному результату, ограничено. Учитывая это, нельзя считать возможность существования кого-то с до жути таким же лицом невозможной. На самом деле, такой человек почти точно существует, но вероятность встретить его очень и очень мала. А найти его, смотря порно? Еще меньше. — Совпадение, — говорит Сычён. — Черт, — присвистывает Тэён. — Вы пугающе похожи. Он точь в точь как ты. То, что некто объективный со стороны подтвердил это, вызывает облегчение. Значит, он не выдумал это. Этот человек правда выглядит почти точно так же, как и Сычён, и этот человек, этот ВинВин, в качестве карьеры выбрал заниматься сексом на видео за деньги, что, конечно же, полностью валидно. Наверняка, он в этом хорош, учитывая то, в скольких видео он участвовал. Это приятно. По крайней мере, его репутация успешного человека не страдает. Он не может отрицать, что ему любопытно, кто из них зарабатывает больше. — Как ты его нашел? — спрашивает Тэён, передавая ему телефон, заметно не в силах больше смотреть на двойника. — Ты не похож на человека, который… делает подобное. Сычён не находит в себе энергии, чтобы обидеться, потому что это правда. Трудно поверить, что это эффект одного импульсивного решения, принятого из-за того, что он был один и скучал по Юте. Сычён должен следовать своему обычному стилю: планировать все за месяц. — Я не сам его нашел. Это была рекомендация Юты. Тэён открывает рот и закрывает его. Повторяет это трижды. — Это вызывает только больше вопросов. Сычён пытается сделать так, чтобы это принесло как можно меньше боли. — Я заплатил за просмотр порно на кабеле, и это было просто отвратительное и ужасно гетеросексуальное порно, и Юта узнал, потому что деньги списались с его кредитки. Он не хотел, чтобы я тратил деньги на порно, поэтому предложил отправить мне ссылки на его любимые видео, и в большинстве из них был этот ВинВин, и он выглядит почти так же, как я, и я не уверен, что чувствовать насчет этого. Тэён несколько минут не отвечает, осмысливает эти слова, и когда он все таки осознает их смысл, его лицо загорается. — О. О, да, я понимаю. Да, это не самая нормальная ситуация. — Правда, так и есть, — говорит Сычён, сворачиваясь в комочек на диване. Однако слышать подтверждение своим словам приятно. Тэён такой понимающий и добросердечный человек. Если бы было можно, Сычён передал бы ему все свои эмоции, он понял бы их намного лучше, чем он сам когда-либо смог бы. — Итак, тебе это кажется странным? — начинает Тэён. Так все обычно и начинается, когда он пытается помочь Сычёну разобраться, что он чувствует. — Ты хочешь, чтобы он перестал делать это? Тебе некомфортно? — Нет, — слишком быстро отвечает Сычён. — Все в порядке. Я не против, — и спустя секунду: — Это странно: то, что мне не кажется это странным? — Ты снова пытаешься заставить меня чувствовать за себя, я не знаю, что ты чувствуешь, — Тэён хмурит брови. — Но, отвечая на твой вопрос, нет, это не странно. Это приятно. Может быть, так ты думаешь? Тебе нравится осознавать то, что он видит тебя таким желанным. Я прав? Сычён безмолвно кивает. — Хорошо, теперь мы немного ближе к пониманию этой ситуации. Итак, ты не против. Тогда остается вопрос… почему, — Тэён переводит взгляд на его телефон. — Может, дело просто в телосложении? Какой тип он предпочитает в парнях? Это хороший вопрос. Сам Юта признавался, что для него сексуальным пробуждением был Серхио Рамос, но Тэёну нужен более реалистичный ответ. Сычён прикрывает глаза, пытаясь вспомнить мужчин, которых Юта приводил домой за последние несколько лет. Одним из последних был, конечно, Доён, с его дерзостью и тонкой талией. До этого был Джэхён, который делал самый вкусный кофе и от которого всегда пахло спреем для тела. Еще Мингю, который ростом был как минимум метров пятнадцать, сложен был как кирпичная стена и носил Юту на спине. Это все были стабильные отношения. А его перепихоны на одну ночь разнились во всем, в чем только возможно: от пола до роста и предпочтений в шлепанцах. Один раз Юта трахнул какого-то парня, который пообещал ему хорошую скидку на гавайаны, и, получив ее, бросил его. — У него нет предпочтений, — подытоживает он. — О, — произносит Тэён. Он снова думает больше, чем говорит вслух. Сычёну этот его взгляд очень знаком. — Это проблема? — Нет, вовсе нет. Не так уж и важно, — Тэён отпивает лимонад и, помня, как Сычён в прошлый раз накричал на него, поставил стакан в подстаканник. Его глаза загорелись. — О. Тот парень из видео. Винвин. Он, э-э… — М? — подталкивает Сычён. Тэён смотрит на него так, словно Сычён умеет читать мысли, а это невозможно, потому что, если бы Сычён и умел бы читать его мысли, он бы просто никогда не смог восстановиться от количества рэпа, который вечно играет в его голове. — Он давал или принимал? — Я думаю, они обменялись минетами, — Сычёну искренне не кажется, что это что-то значит. Повисает долгая пауза. А потом до него доходит. — Тэён, ты что, спрашиваешь, снизу мой двойник или сверху? — Я сформулировал это приятнее, — надувает губы Тэён. — Тэён! — Но это важный вопрос! Мы пытаемся выяснить, почему Юте нравится это смотреть, и это — важный компонент. — Я не знаю ответа, — краснея, отвечает Сычён. — Я не досмотрел до конца. Слишком странно. Я никогда не был из тех людей, которые хотят трахнуть своего клона. — Это разве не то же самое, что и мастурбация? — тянет Тэён. — Нет. Нет, не то же самое. Это странно, Тэён, как можно хотеть трахнуть своего клона? — Было бы неплохо узнать, насколько хорош я в постели, — задумчиво отвечает он. Сычён немного отодвигается от него в сторону. — Так, ладно, мы вернемся к этому немного позже, но я предполагаю, что он снизу. Не знаю, просто кажется, что Юта так предпочитает. Я думал, мы все это знаем. Тэён замечает на себе его взгляд и хмурится. — Не смотри на меня, я ничего не знаю. Я уже говорил, мы не спали с ним. Точно. Сычён забывает, что раньше они встречались. Но это было так давно, что это даже уже не античность. — Я знаю, знаю. Просто… это странная ситуация, — подытоживает Сычён и глубже утопает в диванных подушках. Еще немного дальше, и он, наверное, достанет до земли. — Ну, тогда очевидно нужно спросить: а знает ли он? — Я почти уверен, что нет, — Сычён вздыхает. Юта не тот человек, который может заметить что-то подобное, он не всегда замечает, когда у него садится телефон, он никогда бы сознательно не отправил Сычёну что-то подобное, если бы осознавал. — О, — повторяет Тэён. — Так он подсознательно думает о тебе, когда дрочит? Круто. Круто, это совершенно обычная вещь, которую делают все соседи. — Уверен, если я ему скажу, ему будет так ужасно стыдно, что он никогда больше не посмотрит мне в глаза. — То есть, ты ему не скажешь? Одна только мысль о том, чтобы поднять эту тему, заставляет Сычёна хотеть закопать себя в грязи. — Это было бы так неловко, — говорит он. — Как я вообще могу поднять эту тему? Тэён хмурится. — Послушай, тебе не обязательно это делать, но, мне кажется, это в любом случае всплывет, — он прерывается, не решаясь продолжить. — Не сдерживайся, ты практически меня голым увидел, тут больше нечего скрывать, — говорит Сычён. — Это могло бы стать хорошей возможностью… поговорить с Ютой. Обо всем том, о чем у вас не было шанса поговорить раньше. Может быть, об изменениях в ваших отношениях. Одна из лучших черт Тэёна — это то, как он старается быть дипломатичным, но Сычён умный, так что в этом нет смысла. — Тэён, ты знаешь, как я ненавижу, когда ты начинаешь ходить вокруг да около, — прикрывая глаза, произносит Сычён — и тут же краснеет, вспоминая, где еще он слышал это выражение. — Скажи Юте, что он тебе нравится, — быстро проговаривает Тэён, тут же закрывая рот ладонями. Сычён пронизывает его взглядом. — Что ты сказал? Ущерб уже нанесен, и Тэён, кажется, тоже это понимает, поэтому он разводит пальцы и сквозь ладони продолжает: — Сычён, это длится уже несколько месяцев. Просто скажи ему. Скажи ему, что ему не нужно смотреть порно, потому что ты прямо здесь, готовый и без рвотного рефлекса. — Тэён, больше лимонада ты не получишь, — Сычён встает, подходит к холодильнику и выбрасывает бутылку в мусорку. — Ты не понял метафоры, — бормочет Тэён и качает головой. — Это не из-за лимонада. Сычён, ты не можешь думать, что я не заметил, как ты… меняешься, когда говоришь о Юте. — Меняюсь, как? Расскажи мне. Скажи мне прямо сейчас, чтобы я скорректировал свою личность, — он думает, стоит ли ему открыть блокнот и начать делать заметки. — Сычён, все не так, — Тэён вздыхает, словно ему не удается подобрать слов. — Это не что-то, что нужно корректировать, это просто наблюдение. — И что за наблюдение? — Ты с ним нежен, — говорит Тэён. — И не так, что это на тебя не похоже. У тебя всегда была слабость к Юте, и, я думаю, теперь это больше не слабость, а скорее просто. Ты. Сычён открывает рот, чтобы поспорить, начать все отрицать, привести тринадцать различных гипотетических объяснений от “я никогда в жизни не чувствовал привязанности к другому человеческому существу” и до “может быть, это ты сам влюблен в Юту”. Но Тэён всегда такой мягкий, до раздражительного осторожный с чужими чувствами, что Сычёну трудно поверить, что за этими большими глазами прячется что-то кроме искренности. — Тэён, я не буду с ним разговаривать. В этом нет нужды, — он крепко сжимает зубы, не позволяя правде вырваться наружу. — Тебе он нравится, ведь так? — глаза Тэёна широко раскрываются, и Сычён решает, что это нужно остановить, пока оно не зашло слишком далеко. — Конечно нет, Тэён. Мы оба знаем, единственные вещи, которые мне нравятся, это воздушные змеи и математика.𝚫
— Ты посмотрел те ссылки, которые я тебе скинул? — спрашивает Юта, поливая свои вафли таким количеством сиропа, что у Сычёна от одного только взгляда начинают болеть зубы. — Нет, — отвечает он, тут же чувствует на себе взгляд Юты и передумывает. У него никогда не получалось скрывать что-то от Юты. Иногда его взгляд мог быть настолько пронизывающим, что это приводило в ужас. — Да. Юта кивает. — Классно. Понравилось что-то? Это просто благословение. Юта такой невозмутимый, его так трудно по-настоящему смутить, что вся неловкость того дня, кажется, полностью испарилась. Юта спрашивает из искреннего интереса, никаких скрытых мотивов. Скрытых мотивов никогда и не бывает, в этом нет нужды, когда он такой без всяких усилий естественный. — На самом деле, я не смог посмотреть некоторые из них. Слишком странно. — Со связыванием? Черт, если честно, я думал, что тебе они понравятся, — Юта слизывает сироп с большого пальца, и мозг Сычёна перестает функционировать на тот короткий момент, когда язык Юты касается подушечки пальца. — Нет, — говорит Сычён, агрессивно закрывая приложение с новостями и вытаскивая себя обратно в реальность. Он смотрит на Юту и готовится к тому, что последует за этим. — Просто твой любимый порноактер выглядит точно как я, — пластырь лучше оторвать быстро, одним движением, пока туда не попала какая-нибудь инфекция и палец не пришлось отрезать. Юта громко смеется. — Как скажешь, — невероятно, как он даже не осознает этого. Это как прийти в музей и восхищаться статуями, на которые накинуты простыни. — Я серьезно. — Конечно, — Юта прикусывает губу, чтобы сдержать смех. — И ты говоришь, что у тебя нет чувства юмора! — Юта, я выгляжу точно так же, как ВинВин, — Сычён хмурится. — Нет. ВинВин выглядит как я. Я оригинальный. И прекрати уже смеяться и подумай об этом. Он видит, как это происходит. Осознание. В один момент Юта радостно хихикает, закинув голову назад. А потом он выпрямляется, осматривает Сычёна сверху вниз и тогда — тогда. Его глаза раскрываются. По лицу короткой вспышкой пробегает страх. — Подожди, вот блять— вот дерьмо, — ругается он, резко поднимаясь на ноги, словно готовый выпрыгнуть из окна при первой же необходимости. Взгляд падает туда, на голубое небо, которое как будто бы насмехается над ним, а потом возвращается на Сычёна. Он облизывает губы прежде чем заговорить, пытается придумать какое-то объяснение. — Боже, я даже не заметил, клянусь, я даже не знал— , о, Сычён, я… — Все в порядке! — все-таки хрипит Сычён. — Правда, все в порядке, — Тэён ошибся, говорить об этом с Ютой было ужасной идеей, он выглядит так, будто готов совершить ритуальное самоубийство. — Не в порядке! Боже, это просто неприемлемо, Сычён, извини меня, я сожгу свой ноутбук прямо сейчас, дай только обувь надену, где моя зажигалка— Ну, это Тэён сказал, что это приятно. Что это вполне объяснимая и понятная человеческая эмоция. И на него можно положиться, как на какой-нибудь эмоциональный термометр, который позволяет Сычёну понять, когда вода достаточно теплая, когда и что можно говорить. — Юта, я не против. Мне кажется, это комплимент. Брови Юты сводятся вместе. — Что? — Мне кажется, это приятно, что ты видишь кого-то, похожего на меня, привлекательным, — это точно то же самое, что он сказал Тэёну. Так почему сейчас это кажется таким странным? Судя по движению его губ, Юта повторяет эти слова про себя. И после: — Ты не против? — Вовсе нет, — говорит Сычён, сразу же после этого тихо пища что-то вроде: — Мне нравится, — и крепко закрывает себе рот. Он опускает взгляд и пристально смотрит в экран телефона — хотя все, что там можно увидеть это стандартная фотография осенних листьев на экране блокировки. Он ждет, пока на часах сменится минута, и только тогда поднимает глаза. И Юта смотрит. Юта смотрит на него, бесстыдно, не боясь, и в его взгляде читается что-то, что Сычён почти может описать как желание. Оно тонкой нитью виднеется в его потемневших глазах, разливается по всему лицу. У Юты всегда был пронзительный взгляд, но сейчас он, кажется, может пробить любую броню, разобрать на мельчайшие детали. И Сычён не идиот. Даже наоборот. Большую часть времени он слишком умный, он знает, что сам разжигает это пламя, которое может обжечь и его. Это логично: если он хочет избавиться от всех чувств к Юте, ему пора перестать провоцировать такие ситуации, пора выставить свои границы, словно бетонные стены. Но он не может себя заставить. Он не представляет, насколько сильно хочет Юту, но иногда ему кажется, что это желание таится глубоко в его костях. И Сычёну кажется, что Юта его никогда не захочет: только не после того раза, не после того, как Сычён разбил его сердце на кусочки однажды, — но эта ситуация добавляет в уравнение новую переменную: и даже, если здесь нет любви, то точно тянется тонкая нить вожделения. — Тебе нравится? — спрашивает Юта, пробегая языком по губам. Результаты всего этого представляются совершенно рациональными. Для этого есть имя, закон, который все это контролирует, но Сычён не может думать об этом сейчас, не может думать ни о чем, кроме Юты. Первый исход — в котором Сычён говорит “да”, ему нравится, нравится то, что Юте нравится его тело, и, может быть, Юта, такой импульсивный, предложит ему что-нибудь вроде попробовать продемонстрировать на практике. Еще один — где Сычён говорит “да”, ему нравится, но добавляет, что в Юте ему нравится еще множество вещей помимо этого. На самом деле, он зашел бы настолько далеко, что сказал бы, что Юта нравится ему так сильно, и что ему так больно от того, что Юта проводит здесь так мало времени. И еще один, тот, который он и выбирает — где он надевает на лицо привычное безразличное выражение и говорит: — Да, ничего такого, — и опускает взгляд в телефон, изо всех сил пытаясь игнорировать дрожь в руках и чувство, как глаза Юты пронзают его насквозь. И Юта отводит взгляд — но только после того, как цифра на часах сменяется снова.𝚫
В последнее время Юта говорит только об одном: плей-офф. Событие, к которому они шли весь сезон, самое важное во всем учебном году. Или, по крайней мере, что-то вроде того. По правде говоря, Сычён не очень понимает, что такое плей-офф. Определенно, это игра, игра в футбол, потому что он достаточно знает о работе Юты, чтобы помнить по чему он тренер. А вот вопрос, одна это игра или несколько игр, дело жизни и смерти в духе "Королевской битвы", все еще остается без ответа. Маркерная доска становится ночным компаньоном для Юты. Иногда ранним утром он слышит, как Юта встает с кровати, как маркер скрипит по доске, пока он размышляет над стратегиями. Юта напряжен сильнее, чем когда-либо был, и Сычён не может не думать, может ли он как-нибудь помочь, хотя и не понимает ничего в футболе. И может, он будет всю жизнь жалеть об этой мысли. Однажды в пятницу Юта бросает в прихожей свою сумку и тут же подбегает к доске, чтобы что-то исправить. — Эй, хочешь посмотреть плей-офф? — То есть, по телевизору? — спрашивает Сычён. Юта коротко улыбается, прежде чем повернуться обратно к доске, и поднимает ластик. — Нет. То есть, в реальной жизни. — Ты… хочешь, чтобы я был там физически? — уточняет Сычён. За все два года, что Юта работал в академии, Сычён ни разу там не был. Не то чтобы ему очень хочется. Его время в школе уже прошло, он выпустился, и ни единая сила на Земле не может заставить его вернуться в это адское место — ни единая, кроме, как оказалось, Юты. — Почему нет? — спрашивает Юта. — Игра начинается в пятницу в четыре, ты можешь уйти с работы пораньше, приехать на автобусе и сразу прийти на поле, а обратно мы поедем вместе. И ты сможешь встретиться с моими парнями! Так, значит плей-офф это одна игра. По крайней мере, он так думает. Если честно, Сычёну кажется невероятно скучным смотреть на то, как в футбол играют профессионалы — а наблюдать за игрой подростков звучит в тысячу раз хуже. Но Юта уже кучу лет сходит по этому с ума, буквально теряет сон, и он просто не может отказать. — Конечно, — говорит Сычён. — Но я не поеду на блядском автобусе.𝚫
Он не едет на блядском автобусе, но лжет своему боссу. Семейные дела, говорит он Чонину, который, к счастью, не задает никаких вопросов кроме: “Разве вся твоя семья не в Китае?” Придумать свадьбу выходит гораздо проще, чем признаться, что он едет посмотреть на школьников, играющих в футбол. Кун машет ему из окна, когда видит, как он выезжает с парковки, и Сычён улыбается ему в ответ, совершенно не горя нетерпением ни от предстоящей поездки, ни от футбольного матча. По крайней мере, футбол — это очень простая игра. Он может разобраться, что происходит, а табло для очков очень большое, так что он знает, когда кричать и хлопать. Трибуны полны школьников, но Сычён, к его облегчению, оказывается на стороне для взрослых, большинство из которых, судя по всему, родители. Несколько мам с интересом оглядывают его, одна даже предлагает ему колу, на что он отвечает: — Я очень сильно гей, но спасибо большое. Найти Юту на поле тоже оказывается очень просто. Частично — из-за того, что он один из немногих людей на поле, кто не носит бордовую или желтую форму, а частично — из-за того, что его поведение даже отсюда очень легко можно узнать. Он поднимает руки и кричит что-то, так, как этого не делает никто, кроме него, и Сычён вдруг ловит себя на том, что наблюдает за Ютой больше, чем за самой игрой. На короткий момент Юта выглядит так, словно готов ударить судью, но один из студентов его успокаивает, и Юта выливает на себя целую бутылку воды. Они выигрывают, конечно, Сычён и не ожидает меньшего. Юта так над этим работал, и Сычён знает, что и остальная его команда, должно быть, такая же талантливая и играет точно с такой же страстью, как и он. Он не замолкает о своей команде так, словно они его собственные дети, и пусть он иногда на них и ругается — “Если Джено еще раз остановит тренировку, чтобы показать видео с котиками, я запрещу все телефоны” — он все равно заботится о них. Толпа взрывается, как фейерверк, и крики и аплодисменты разносятся по стадиону. Юту окружает и обнимает его команда, и их смех почти слышен с трибун. Сычён не уверен, куда ему теперь идти. Остаться здесь и ждать Юту? Или пойти в его комнату? Он даже не знает, где здесь общежития. А после он замечает, как мамы начинают медленно куда-то разбредаться, и осторожно следует за ними — они, судя по всему, идут в одно место — на поле, к раздевалкам. Они бегут обнимать своих детей, и те раздраженно кричат; Сычён оглядывается вокруг в поисках тренера, и вдруг чувствует, как его обнимают чьи-то руки. — Ты пришел, пришел, пришел! — кричит Юта, глядя на него так, словно он сияет так же, как их трофей. — Я пришел, — соглашается Сычён; сердце делает что-то странное в груди. — Я так рад, что вы выиграли, Юта, я знал, что вы сможете. — Я тоже. Мне пришлось бы отрезать мизинец, если бы мы не выиграли, — торжественно произносит Юта. Он оглядывается — за его спиной начинают собираться подростки. — Мы собираемся праздновать. Ты же пойдешь с нами, да? — Э-э, — тянет Сычён. — Давай, ты не можешь отказаться. Чем еще ты будешь заниматься — сидеть в моей комнате в общежитии весь следующий час? — спрашивает Юта притягивая его к себе за плечо и поворачивая его к семи парам немигающих глаз. — Давай познакомлю тебя с командой.𝚫
Команда, собранная из малообразованных студентов старшей школы, которые никогда не слышали о холестерине в фаст-фуде, собралась в ближайшем KFC и заняла самый большой столик в самом конце зала. Даже неполной командой в семь человек — некоторых родители забрали, чтобы отпраздновать лично — они умудрялись издавать столько шума, что Сычён начинал мечтать о том, чтобы вернуться в свой офис. — Они просто замечательные, да? — нежно произносит Юта и ударяет капитана команды пластиковым подносом. — Марк, хватит орать, я пытаюсь рассказать своему лучшему другу какие вы пиздецки замечательные, ты мне мешаешь. Марк пытается поспорить и защититься, но Джемин заставляет его замолчать, засовывая в рот картошку-фри. — Они много едят, — отмечает Сычён. — Кто за это все платит? Улыбка Юты на секунду спадает. — Об этом я не подумал. Боже, они еще и по второй порции возьмут. И еще и мороженого захотят. Поверить не могу, что попаду в долги из-за нескольких кусков курицы. И в ту же минуту, словно ведомый странным провидением, внутрь входит Тэн, садясь рядом с Ютой и надувая пузырь из жвачки рядом с его ухом. — Ты не сказал мне, куда вы пойдете. Мне пришлось спрашивать родителей Джисона, — он хмурится, забирает с подноса Юты палочку картошки фри и откусывает, не выплевывая жвачки. — Потому что тебя не приглашали, — говорит Юта, не выглядя, однако, обиженным. — Хочешь побыть щедрым и оплатить нам обед? — Нет. — Справедливо, — отвечает Юта и забирает у Тэна оставшуюся половинку украденной палочки картошки. Если честно, поначалу Сычёна их дружба забеспокоила. Кроме их места работы, у них не было ничего общего — и даже здесь Юта — футбольный тренер, а Тэн — учитель в театре на полставки. Сычён был уверен, что эти занятия друг друга исключали, почти до нуля снижая вероятность их встречи. И все же, несмотря на все говорящие об обратном факторы, Сычён вполне мог назвать Тэна вторым самым близким другом Юты, конечно же, после себя. Он никогда не проводил с Тэном много времени и не так уж и часто проделывал двухчасовую поездку на автобусе. Он принял очень логичное решение поселиться в том районе, где жилье было дешевле, и ему не приходилось тратить ценнейшие часы своей жизни в общественном транспорте. Но Сычёну не хотелось сейчас думать об этом — Тэн слизывал кетчуп с пальцев Юты, который сверлил его взглядом. Сычён задумался бы о том, есть ли между ними какие-нибудь романтические намерения, но однажды в том году он прямо спросил у Юты, встречаются ли они с Тэном. В ответ на это Юта рассмеялся и ответил: — Он шутит, что у его члена есть зубы. Не хочу узнавать правда это или нет. Так что они не вместе. Но Сычён был бы не против, если бы они были. Но они не вместе. Это хорошо. — Сычён, верно? — спрашивает Тэн, оглядывая его с головы до ног. — Мы давно не виделись. Я приходил к вам в гости однажды, на прошлое Рождество, да? — Да, я смотрел, как ты блевал в моей ванной, — отвечает Сычён. — Хорошее было время, — отвечает Тэн. — Что ты делаешь в нашем лесу? Хочешь отдать своих незаконнорожденных детей в престижную школу? Тогда на твоем месте я выбрал бы другое место; не стоит доверять академии: они приняли меня на работу. — Я приехал посмотреть игру, — Сычён делает глоток ледяного чая. — Что ты здесь делаешь? — О, я просто решил отпраздновать вместе с ними. Я все равно был здесь, взял себе несколько смен, — Тэн кивает на кассу. Юта поворачивается к нему с вновь загоревшимся интересом. — Ты мне не говорил. — Я здесь ненадолго. Одна из их работниц запнулась, упала и забеременела, и несколько месяцев ее не будет, а мне сейчас нужны деньги, так что это было несложным решением, — Тэн наклоняется к соседнему столу и тычет нападающего, номера семь, в бок. — Ченлэ, ты будешь это доедать? — Ченлэ пододвигает курицу к нему, и Тэн сияет. Тэн начинает рассказывать о случае с родителями Ченлэ, и Юта заинтересованно слушает; Сычён начинает все сильнее чувствовать, что этот разговор его не касается. Есть жареную курицу с командой Юты и его лучшим другом — не та ситуация, в которой он знает, как себя вести, но в этой части его жизни он никогда не участвовал. Он не ревнует — напротив, он счастлив, что у Юты здесь такая хорошая жизнь. Он этого заслуживает. Определенно, это лучше, чем остальные 26,2% его недели. — Кстати о деньгах. Юта, ты подумал о той должности учителя? Звучит как что-то, что тебе понравилось бы, — отмечает Тэн. — Должность учителя? — переспрашивает Сычён; глаза Юты предупреждающе блестят. — Сейчас не время говорить о работе, Тэн. В этом заведении у нас внеучебный отдых, — говорит Юта, а после — встает и оглядывает свою команду. — Кто-нибудь из вас, идите сюда, расскажите моему лучшему другу, какой я отличный тренер. Происходит что-то, похожее на очень быструю игру в камень-ножницы-бумагу, и довольно милый подросток со светло-каштановыми волосами подсаживается ближе к Сычёну и машет ему рукой. — Я Джемин. — Здравствуй, Джемин, — отвечает Сычён и не пожимает его руку, потому что видит, как его пальцы покрывает жир. — Это Сычён, — знакомит их Юта с заметной гордостью в голосе. — Он инвестиционный банкир. Очень интересная работа. Разбирается в математике. Он самый крутой человек, которого я встречал в своей жизни. Тэн фыркает. — Я прямо здесь, но не будем об этом. Джемин лишь добродушно улыбается. Его друзья хихикают между собой. — Рад наконец познакомиться. Тренер много говорит о вас. Сычён осознает, что “тренер” — это Юта, только спустя пару мгновений. Он переводит на Юту взгляд и с удивлением отмечает, что его лицо пылает от смущения. Юта откашливает. — Это неважно, Джемин. Ты должен сказать ему, как я всех вас вдохновляю и что я многому вас научил. — Он вдохновляет всех нас и очень многому нас научил. — Ты, маленький кусок— Тэн откашливается и хлопает в ладоши. — Как бы весело это все ни было, у меня начинается смена, так что увидимся у выхода, когда вы будете уходить. — Удачи с курицей, я буду скучать по тебе каждую секунду, что тебя здесь не будет, — кричит ему Юта. Он поворачивается к Джемину. — Все еще хотите мороженого, маленькие гремлины? — Команда, которая только что выиграла плей-офф и заставила вас гордиться, хочет мороженого, — отвечает Джемин, широко улыбаясь. Он и вправду часто улыбается. Юта тяжело вздыхает и достает кошелек. — Пойдемте закажем. — На самом деле, Юта, все в порядке, я оплачу,— быстро поднимаясь на ноги говорит Сычён. — О, тебе не обязательно. Они же не твои дети. Они и не мои дети, но я по закону должен покупать им еду. Не знаю, правда это или нет, но они говорят, что читали мой контракт, — Юта зевает. — Но правда, никаких проблем. Да и как ты уже сказал, у меня очень интересная работа. Я могу себе позволить, — говорит Сычён, вставая и полностью пресекая протесты Юты. Джемин послушно следует за ним и заказывает мороженое у Тэна, который удивительно по-другому выглядит в форме KFC. Не то чтобы более ответственно — скорее, словно ему сменили палитру, как у персонажа игры. — Кто-то сегодня щедрый, — ударяя по кассе, отмечает Тэн. Сычён пожимает плечами. — Это просто мороженое; я же не покупаю им каждому по Switch. — Было бы чертовски круто, если бы ты купил. Но тебе бы пришлось купить один и мне. Я — почетный член команды, знаешь ли. Я смотрю матчи, когда никого другого нет рядом, — Тэн глубокомысленно кивает. — Я рад, — и Сычён имеет это в виду. Хорошо, что у Юты здесь есть поддержка, и его команда и друзья явно очень его любят. Сычён не ревнует — скорее, ему пусто. В этой части жизни Юты его нет, и это так заметно. Это глупо, и он это знает. — Как дела у Тэёна? — спрашивает Тэн, опираясь на стойку так, как работникам явно делать нельзя. — Тэён? — недоуменно повторяет Сычён. — Э-э, думаю, нормально. Купил себе несколько новых змеев. — Он любит воздушные змеи, не правда ли? — почти с нежностью произносит Тэн. — Почему ты спрашиваешь? — они даже не друзья. Тэн открывает рот, чтобы ответить, но рожки заканчивают готовиться, и он передает их в руки Джемину и Сычёну. — А-а, ну что ж, надеюсь, скоро увидимся снова. Нам стоит встречаться почаще. Сычён не знает, может ли с ним согласиться, но решает, что улыбнуться в ответ не помешает. — Тренер хороший, — задумчиво произносит Джемин; Сычён почти забыл, что он здесь был. — Нам нравится его доставать, но и он любит портить нам жизнь. В конце концов все получается. У нас еще один трофей. — Он очень вас любит, — отвечает Сычён. — Он много о вас говорит. Хотя, на самом деле, не так уж и точно. По тому, как он вас описывает, я бы сказал, что вы куда ниже.𝚫
В Древнем Китае у воздушных змеев было практическое назначение. Армии были разбросаны по всей стране, словно густой дым, накрывающий всю территорию. Им нужно было связываться, как-то давать друг другу знать, если кому-то из них нужна помощь. Когда людей брали в плен, кончалась еда, или их жизни были в опасности. И — они посылали воздушные змеи. Их они конструировали из бамбука, который окружал их, добавляли шелк и запускали их в небо в надежде, что кто-то поднимет взгляд в небо, увидит в синеве змей и поймет — “им нужна помощь”. Сычён видит в этом логику. Краем глаза он наблюдает за Ютой, который, скрестив ноги и улыбаясь, смотрит какое-то видео на телефоне. Он уже собрался, его сумка стоит у двери, внушительная, словно мраморная статуя. Он всегда ждет до самого последнего возможного момента, чтобы побежать к автобусной остановке. Объясняет это тем, что паника полезна для его кардио. Юта смеется, его глаза блестят, и он ставит видео на паузу, чтобы насладиться. Сычён осознает, что сейчас он, как какой-то вуайерист, наблюдает за Ютой, пока тот не делает ничего особенного, но, о, как же ему нравится на него смотреть. За Ютой приятно наблюдать, чисто эстетически, и именно так Сычён себя и оправдывает, несмотря на то, что Юта, который сейчас сидит перед ним, не брился несколько дней, и его волосы торчат в разных направлениях. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы переехать? — вырывая себя из этого состояния спрашивает Сычён. Юта недоуменно моргает. — В смысле… куда? — Куда угодно. Юта замолкает на пару мгновений. — Тебе не нравится квартира? Я знаю, с отоплением тут бывает не очень, но кабель хорош, не думаю, что я смогу с ним расстаться. — Дело не в квартире, — Сычён хмурится. — Просто в целом. Юта откидывается на спинку дивана и задумывается. — Я мечтаю жить в пентхаусе с бассейном на крыше. И с электрическим отоплением в стенах. Они такие крутые, представь, ты заходишь в кухню, и ву-уш-ш, тебя накрывает теплом. Представляешь, как это круто? — Давай серьезно, — говорит Сычён, и по тому, как Юта ухмыляется, становится понятно, что все это было намеренно. — Ладно, — соглашается он. — Я всегда хотел себе дом, знаешь? Настоящий дом с лужайкой, чтобы установить там гамак и качаться часами. Ну и, конечно, жить поближе к работе было бы отлично. Никому не нравится ездить на автобусе два часа, в этом я уверен. У Сычёна падает сердце. Нельзя сказать, что он удивлен. Юта сам сказал — никто не захочет жить так, как живет сейчас он. — Но, — продолжает Юта. — Куда мы поедем? Середина пути отсюда до академии — это буквально поле. Тебе придется очень долго ехать на работу. И тебе не понравится запах навоза, я знаю, ты ненавидишь даже когда я оставляю кружку из-под кофе в раковине. — Нет, я не об этом, — в голове Сычёна сейчас, ударяясь о стенки черепа, гудят пчелы. — Просто… причем здесь моя работа? Повисает момент недоумения, и осознание, кажется, накрывает Юту сразу. — То есть, если мы переедем, то только вместе? — и после он колеблется. — Да? Сычён выдыхает громче, чем стоило бы, только чтобы заглушить собственные мысли. — Да. Конечно. Я просто проверял. Вот в чем дело: Юта такой проницательный; кажется, он всегда знает больше, чем показывает. Сычёну пришлось учиться находить мелкие детали, но для Юты это так же естественно, как дышать. И Юта, должно быть, заметил, что что-то не так — его брови заинтересованно поднимаются. Но двигается он медленно. Расчетливо. Сначала он смотрит в экран телефона и потягивается, зевая. Затем он встает, неторопливо разминая затекшие ноги. Берет из холодильника бутылку воды, ставит ее на тумбу и наваливается своим телом на напряженного Сычёна. — Что ты делаешь? — протестует Сычён. — Обнимаю тебя, дурачок, — отвечает Юта, пряча лицо в изгибе его шеи. — Ты сегодня выглядишь очень мило. Ты сменил шампунь? — Да, я начал использовать бычью кровь, смешанную с алкоголем, отпусти меня, — его протесты оказываются совершенно бесполезны, но и он не так уж и сильно пытался. Приятно было просто позволить Юте обнимать себя, чувствуя, как все тепло, которое он собирает внутри, согревает его сквозь кончики его пальцев. Юта обнимает его крепче, тихо бормоча: — Поверить не могу, что ты решил, что я когда-то захочу жить без тебя. И после он замирает. Он слышит, как Сычён резко делает вдох. И Сычён знает, что он имел в виду, просто выбор слов неудачный, они буквально говорили о выборе жилья, никакой двусмысленности. Но Боже, как бы Сычёну хотелось, чтобы она здесь была. — То есть, — начинает Юта, отстраняясь. Сычён начинает скучать по его теплу в то же мгновение, — то есть, я хочу сказать— — Конечно, я понял, что ты имел в виду, — в словах Сычён куда больше уверенности, чем в нем самом. Гул в голове только усиливается. Удивительно, как Юта не слышит его, стоя так близко. — Мне просто стало любопытно. Я не собираюсь переезжать. — Это хорошо, — Юта снова загорается. — Мне здесь нравится. Мне нравится, что у нас есть. Вот и все, не так ли? “Мне нравится, что у нас есть”. И не нужно ничего менять или исправлять. Просто нет смысла. Сычён не понимает, почему его это так расстраивает. Конечно, объективно говоря, жизнь прекрасна такой, какая она сейчас есть. Ему не нужно больше, и он не станет рушить то, что построил, ради какой-то мимолетной безрассудной страсти. В реальность его возвращает вздох Юты. — Уже поздно. Мне пора идти. — Конечно, — механически отвечает Сычён. — Хочешь заняться чем-нибудь на следующих выходных? Может быть, мы можем пообедать где-нибудь в субботу? Или выйти на пробежку в воскресенье? Скажи, чего тебе хочется, — и, коротко сжав его плечо, Юта берет свой телефон, сумку и выходит за дверь, прежде чем Сычён успевает сказать что-то еще. Он смотрит, как замок поворачивается, и в квартире вдруг становится очень пусто, и он начинает ждать следующих выходных. Юта ушел и забрал с собой свое тепло, но Сычёну кажется, будто его кожа горит там, где Юта его касался. Он думает о том, чтобы запустить белый змей, позволить ему взлететь под потолок и выше, выше, пока он не поднимется над крышей их дома, пока все его не увидят, и пока всем не станет ясно: “Им нужна помощь”.𝚫
Корпоративные ужины — это пустая трата времени. Нет никакого удовольствия в том, чтобы оставаться после работы с коллегами, пить строго ограниченное количество разбавленного вина и есть какую-то не самую вкусную еду, которую выбрал кто-то, кто успел прошептать Чонину о своих предпочтениях сегодня вечером. Сегодня, судя по всему, таким человеком оказался Кун, который предал Сычёна и порекомендовал открывшийся недавно по-идиотски дорогой ресторан с богатым баром, в котором все равно не было смысла, если, конечно, кому-то из них не хотелось вырубиться на заднем сидении чонинова Приуса. Сычёна разрывают сомнения. С одной стороны, стоит сказать, что это место просто невероятное. На сцене пианист играет легкие мелодии, и вся атмосфера прямо-таки дышит дороговизной и богатством. С другой — с одной стороны от него сидит его босс, а с другой — коллега, и ему кажется, что он скорее предпочел бы сидеть между двумя огромными голодными дикими кошками. — Здесь довольно неплохо, — произносит ягуар, проводя рукой по идеально уложенным волосам. У Чонина всегда было граничащее с одержимостью пристрастие к гелю для укладки, судя по запаху цитрусов, доносившемуся из его кабинета по утрам понедельника. — Я так рад, что мы это делаем. Сычён не отвечает на это, притворяясь, что все его внимание обращено на меню. Здесь есть буйабес, который ему нравится, так что он заказывает его и стакан минеральной воды, потому что иногда пить то, что он ненавидит, помогает ему не забывать, что жизнь ужасно несправедлива и управляется безразличным Богом. — Сычён, я тут подумал, — смазывая маслом бесплатную булочку, говорит Кун. Ужасно разочаровывает то, как он использует только половину кубика масла. Просто используй весь, то количество калорий, которое ты получишь, если съешь то, что оставил, будет каплей в море рядом с тем, сколько их в самой булочке. Сычён вдруг осознает, что не слушал Куна. — Да? — спрашивает он. — Думаю, ты слышал про семинар, который проводит Итук в соседнем штате, — ах, да, ему приходил е-мейл об этом. Сычён пробежал по нему глазами, пока выбирал из зубов остатки шпината. — Если ты собираешься туда, мы можем поехать вместе. Я думаю, что останусь на ночь — посмотрю на виды, может, схожу на дегустацию вина. — Это на выходных, да? — спрашивает Сычён, поднимая руки и давая официанту поставить перед собой стакан воды. — В таком случае — нет, я не работаю по выходным. — Даже если это Итук? И мы можем взять один номер в отеле и поделить цену? — продолжает Кун. Его улыбка завлекает, и Сычён не может отрицать, что ему интересно встретиться с таким загадочным и богатым человеком, как Итук. — У меня есть планы на выходные, — объясняет он, и тут больше нечего говорить. — Должно быть, важные планы, — с нотками смеха в голосе отвечает Кун. В этом он явно прав. Начинают прибывать первые блюда, и Сычён начинает медленно есть свой фалафель, когда наконец он осознает, что на сцене есть еще и певец. Ему не то чтобы нравится песня, но голос кажется знакомым. Чтобы все-таки узнать его, Сычёну требуется пара мгновений. Он ни разу не слышал, как этот голос пел, но то, как он тянет гласные, и этот едва заметный акцент, он почти понял— — Тэн. — Извини, я не понял? — улыбаясь, спрашивает Кун. — Еще десять бокалов этого, и мне придется вызывать такси, чтобы доехать до дома, — отмахивается Сычён поднимая бокал вина. — Извини, мне нужно отлучиться на минутку. Этот человек определенно точно выглядит, как Тэн. На нем сияющий пиджак, на глазах — яркие цветные тени, и когда он замечает Сычёна, то подмигивает ему, продолжая петь. Сычён вежливо ждет, пока он закончит петь, медленно делая глотки из своего бокала с вином; голос Тэна, мягко аккомпанирующий мелодии пианино, звучит довольно приятно. Когда песня заканчивается, Тэн что-то коротко шепчет пианисту, спрыгивает с импровизированной сцены и подходит к Сычёну, в тот же миг избавляя его от бокала вина. — Приятно тебя здесь видеть, — широко улыбаясь, говорит Тэн. Его губы поблескивают. Можно было бы сказать, что перед ним невозможно устоять, но Сычёна никогда не трогала столь драматичная демонстрация красоты. — Я здесь живу, — отвечает Сычён. — Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть в школе? — Я был в школе, — спорит Тэн и на мгновение замолкает. — Не мог бы ты не говорить так, я теперь чувствую себя, будто я ученик. — Да уж, точно, не лучший выбор слов, прошу прощения, — Сычён закатывает глаза. Нельзя сказать, что он много времени провел с Тэном, и, скорее всего, этот разговор станет для него напоминанием, почему. — Но, да. Я был в школе. А потом приехал сюда. Милое место, не так ли? Платят здесь не так уж и много, но если я пофлиртую со старушками и позволю схватить себя за задницу, у меня будут самые лучшие чаевые здесь. У Сычёна не получается уложить это в голове. С одной стороны, Тэн совершенно точно выглядит так, будто вписывается сюда, и даже сейчас его рассматривает какая-то женщина за барной стойкой. Тэн замечает и посылает ей воздушный поцелуй. Так что ему тут явно комфортно. Их с Ютой странная совместная жизнь выглядела так, будто они живут по отдельности, на противоположных концах диаграммы Венна, пересекаясь только на несколько часов по выходным. Сычён уже привык к этому, правда, и когда что-то из другой жизни Юты встречается с другой жизнью Сычёна, он чувствует себя немного странно. Но если этому и суждено было случиться, то пусть это будет Тэн. — Почему ты здесь? Проходит какая-то серьезная конвенция по вопросам чисел? — спрашивает Тэн, сигналя бармену и поднимая бокал, прося наполнить его еще раз. — Никакая, блять, не конвенция. Чем ты думаешь, я занимаюсь на работе весь день? Сижу и тыкаю в кнопки на калькуляторе, а в конце месяца получаю зарплату? — спрашивает Сычён. — Ну, по правде говоря, да, — Тэн начинает зевать. — Ну что ж, нет, я этого не делаю. Но я здесь из-за работы, — нехотя признает Сычён. — Во сколько ты заканчиваешь? — Если ты предлагаешь мне заняться сексом, то я должен сказать тебе, Сычён, что я в отношениях и на данный момент— — Я не хочу с тобой спать, — заявляет Сычён. Тэн ахает и прикрывает рот ладонью. — Друг мой, ты не на той стороне истории. Как это ты не хочешь со мной спать? Если подумать, я хотел уже написать своему любимому и спросить, можем ли мы пригласить тебя к нам в следующий раз. Сычён начинает чувствовать на себе взгляд Чонина и замечает, что основные блюда уже принесли. Не хотелось бы оставлять свою еду без присмотра надолго — в конце концов, так людей и отравляют. — Мне нужно возвращаться, но если когда я закончу, ты будешь здесь, мы можем пообщаться. — Я буду здесь, — маша ему рукой, сообщает Тэн. — Иди, повеселись со своими числами. Передавай от меня привет.𝚫
Он шутил о десяти бокалах вина, но уже после трех начинает чувствовать приятную легкость. Не опьянение, конечно, нет, это же рабочий ужин, но он позволяет алкоголю прогнать волнения. Ровно в девять-тридцать Чонин оплачивает счет и прощается, и остальная команда начинает уходить почти сразу за ним. — Готов идти? — спрашивает Кун, заботливо протягивая Сычёну его куртку. Сычён забирает ее и колеблется. Тэн все еще на сцене, теперь сидя, и почти лениво хриплым голосом поет какую-то балладу. И он не может зайти настолько далеко, чтобы назвать Тэна своим другом, — но не может отрицать, что ему не любопытно узнать, как Юта живет в другую часть своей недели, узнать о той части его жизни, о которой он не говорит. — На самом деле, я задержусь. Я знаю певца, думаю, я останусь поговорить с ним. — Не знал, что у тебя есть такие друзья, — Кун поднимает одну бровь. — Правда, нет, — куда эмоциональнее, чем нужно, отвечает Сычён. — Он просто… друг моего друга. Кун оставляет его у барной стойки, и Сычён машет Тэну, решая, что тот спустится ведомый, очаровательной перспективой получить бесплатное вино, и когда тот снова спрыгивает со сцены, Сычён уже заказывает для него бокал. — Ты такой милый, — улыбается Тэн. — Я мог бы тебя поцеловать. — Не мог бы, — без капли веселья в голосе произносит Сычён. — Я тебя убью, если поцелуешь. — Теперь я понимаю, почему ты так нравишься Юте. Сычён фыркает, игнорируя бабочек поднимающихся по горлу. — Ты рассказывал мне о своей работе певцом здесь. — Не знаю, что еще сказать, — делая глоток, говорит Тэн. — Мы живем в жестокой экономике. Нужно как-то зарабатывать на хлеб. И Сычён бы не назвал эту эмоцию сочувствием. Скорее, недоумением. — Разве в академии тебе недостаточно платят? — Я там всего лишь на полставки, — усмехается Тэн. — И в любом случае, я планирую крупную покупку. Мне нужно много денег, быстро. — Собираешься купить остров? Взгляд Тэна загорается. — Боже, ты сказал это, и теперь мне кажется, что это было бы так круто— — он качает головой. — Но нет, к сожалению, я не покупаю остров. Но если бы купил, ты был бы желанным гостем. Ты не такой скучный, как я думал! Не знаю, почему мы так редко общаемся. — Ну, ты живешь там. Я живу здесь, — произносит Сычен. — Да, и как жаль, что дороги еще не изобрели, и ехать придется дольше, чем по Орегонской тропе, и я умру от дизентерии за эти ужасные восемь месяцев, — торжественно произносит Тэн, закатывая глаза. — Чувак, я могу просто приехать на гребаном автобусе, Юта просто меня не зовет. Так собственнически относится к вашему времени вместе. Я сказал бы вам снять комнату, но у вас уже целая квартира есть. Сычён моргает, не зная, обижаться ему или нет. — Я не виноват, что он тебя не приглашает. — Он хочет всего тебя себе. Так эгоистично. Накричи на него за это в следующий раз, — говорит Тэн. Сычёну начинает казаться, что Тэн пил весь вечер, но не может осуждать его — потому что и сам выпил почти столько же. — Ты же знаешь, что мы с Ютой не вместе? — говорит Сычён с большим безразличием, чем планирует. Просто нужно было это уточнить. Нельзя позволить Тэну предположить что-то неверно. Сычёну отлично известно о собственничестве Юты, но оно всегда ограничивается границами дружбы. — О, это я очень хорошо знаю, — фыркает Тэн. — Если это когда-нибудь поменяется, дай мне знать. Е-мейл отправь или вроде того. И Сычён не знает, почему он краснеет. — Как дела у Юты? Пианист продолжает играть, но музыка звучит пустой без пения Тэна. Несколько женщин начинают оглядываться, ища, куда пропал певец. — Почему бы тебе самому его не спросить? — Я спрошу, — просто отвечает Сычён. — Но мне хочется знать, в порядке ли он на самом деле. Тэн оглядывает его. — У него все прекрасно. Ему сейчас не о чем нервничать — плей-офф прошел — так что тренировки по футболу стали приятнее. Недавно я заметил его в центре огромного группового объятия. Возможно, ему сломали пару костей. Сычён не осознает, что улыбается, представляя это. — Но, конечно же, он много думает о том предложении, потому что занятия начинаются через пару месяцев, — Тэн допивает вино и машет бармену, глядя глубоко в глаза Сычёна. — Просто знай, если ты попросишь, я за тебя умру. Бармен кивает и наливает ему еще один бокал. Сычён ни на чем из этого не фокусируется. — О каком предложении? Какие занятия? Я не очень понимаю? — произносит Сычён. — Занятия в школе идут уже несколько месяцев. — Ну знаешь, предложение, — вздыхает Тэн. — Директор спросил его, хочет ли он пройти обучение, чтобы стать настоящим учителем. Он сможет вести уроки, вместо того, чтобы быть тренером и вести физкультуру. Сычён запомнил бы это. Он знает, что запомнил бы, но в голове пусто, и единственное объяснение этому в том, что Юта никогда не говорил ему. — Я не знал, — тихо говорит он, и Тэн несколько мгновений тратит на то, чтобы осознать его слова, и краснеет, когда все понимает. — О. О, я думал, он рассказал тебе. О, Сычён, извини, если я не должен был тебе говорить. Слушай, здесь ничего серьезного, Юта все равно не очень хочет возвращаться в университет еще на год. Он сам мне сказал. — Представить не могу, почему он мне не рассказал, — постукивая по барной стойке костяшками пальцев, бормочет Сычён. — Уверен, у него просто вылетело из головы, — притворно-приподнято говорит Тэн. — Кроме того, он все равно не согласится. Как будто он сможет прожить без тебя. Потому что— Потому что ну конечно же. Если Юта вернется в университет, он не сможет проводить с Сычёном 26.2% своего времени. Или хоть сколько-нибудь времени. Он будет жить в общежитии, и никто из них не сможет приезжать к другому регулярно, только не с тем, как далеко все находится и как они будут заняты. Внутри Сычёна все падает, когда он начинает понимать, почему Юта ему не сказал. — Спасибо, что рассказал мне, Тэн, — произносит он и надевает куртку. — Мне пора идти, я просто измотан. Удачи с оставшимся выступлением. — Сычён, — спрыгивая со стула, колеблясь, зовет Тэн. — Не воспринимай это как предательство твоего доверия или что-то вроде того. Юта любит тебя. То есть, говорить это нет смысла, потому что это очевидно, но он правда любит тебя. — О, — выдыхает Сычён, и ему немного хочется, чтобы Тэн не говорил этого. Теперь ему только хуже. — Он говорит о тебе постоянно. Это даже немного раздражает. Типа, мы понимаем, Сычён — самый умный парень в мире, и у него такие милые ушки, что тебе хочется плакать. Двигайся дальше. Короче, — Тэн начинает покачиваться и хватается за плечо Сычёна, чтобы устоять на ногах. — Короче. Уверен, что он расскажет тебе на выходных или когда-нибудь еще. Давай, перестань выглядеть таким грустным. Он скоро вернется домой.𝚫
Если говорить о своих проблемах, они уйдут. В этом он точно уверен. Разве не в этом весь смысл психотерапии? Верно. Так что Сычён в своем новом решении почти полностью уверен. И он совершенно уверен, что, какими бы ни были его чувства к Юте, они становятся все сильнее, и теперь он нуждается в ком-то, кто знает, что такое эмоции и может помочь ему разобраться в этом. Сычён решает, что лучший способ сказать это — это как-нибудь случайно проронить в разговоре, пока Тэён не замечает. Он мысленно проделал это уже множество раз, и это кажется самым логичным решением. И вот он в середине процесса сборки змея-дюна¹, нейлоновая ткань покрывает пол комнаты. Он сконцентрировано хмурит брови, собирая каркас, когда Сычён наконец решает попробовать начать разговор. — Мне кажется, у меня есть чувства к Юте. Тэён чуть не ломает в руках стержень из стекловолокна. — Я мог испортить свой змей, Сычён. Не очень предусмотрительно с твоей стороны. Сычён поджимает губы. — Я не специально. Извини. Однако, Тэён не перестает работать над змеем. Он сидит на коленях и склоняется к полу, прикрепляя тросы по всей поверхности змея, напевая что-то себе под нос. Когда он заканчивает, то берет еще один трос и ставит его вертикально. Сычён задается вопросом, намеренно ли Тэён его игнорирует, может быть, это наказание? — Тэён, — спустя несколько минут говорит он. — Да? — теперь Тэён расправляет ткань змея. Она оранжевая, такого же красивого цвета, как и ромашки на клумбах у дома. Среди всех змеев этот не выделяется: в нем нет ничего необычного, он не такой уж и быстрый — но он красивый, и этого было достаточно, чтобы оправдать покупку. — Ты не слышал, что я сказал? — спрашивает Сычён, чувствуя себя все глупее и глупее с каждой секундой. — О, я услышал, — отвечает Тэён, поднимая на него взгляд. — Я ждал, пока ты что-то добавишь. Разве мы не обсудили это пару месяцев назад? Он снова возвращается к своему змею, и Сычён сдается. Он фокусируется на змее, который чинит сейчас, и пытается игнорировать все свои мысли, несколько раз измеряя длину каждого троса, заполняя голову числами. Девяносто сантиметров вниз, сто десять — в стороны, нужно привязать его— — Что изменилось? — наконец спрашивает Тэён. — Ничего не изменилось, — тихим голосом отвечает Сычён. — Я просто не знаю, сколько еще смогу это терпеть. Я думаю о нем постоянно. Я думал, что раз лето прошло, то мне станет проще, но мне не стало. Мне только хуже, потому что теперь я еще больше по нему скучаю. Он ничего не говорит о предложении, которое сделали Юте по работе. Кажется, что это должен сделать не он. Но он может говорить о своих собственных чувствах, своих мыслях, и если он собирается рассказать Тэёну всю правду, он не станет выбирать слова. — Я всю неделю провожу в ожидании выходных, потому что тогда я смогу увидеть его снова, — признается он, и тогда Тэён отбрасывает свои стержни в сторону и обвивает его шею руками в объятии. Они нечасто обнимаются. Оба знают, что Сычёну не нравится, когда его трогает кто-то, кто не Юта, а Тэён уже видел, как он ударяет кого-то в лицо локтем, и знает, какая судьба ждет тех, кто не повинуется этому самому главному правилу. Но сейчас Тэён, кажется, забывает обо всех правилах безопасности и крепко обхватывает Сычёна руками. И у Сычёна не получается отрицать, как приятно просто позволить Тэёну снять этот груз с его сердца. — Ты собираешься ему рассказать? — спрашивает Тэён, отстраняясь, — знает, что сычёновы границы прочно выстроены и четко обозначены, и если это объятие продлится слишком долго, его здоровье могут ждать последствия. — Нет, — отвечает Сычён. — Нет, ты же знаешь. И ты знаешь, почему, знаешь, как я разбил его сердце тогда, в первый раз. Я больше не сделаю ему больно. — Сычён, прошли годы, — предупреждающе произносит Тэён. — Но это не меняет того, как сильно это на него повлияло, — шепчет Сычён. — Он не смотрел мне в глаза несколько месяцев, а когда начал — он был таким грустным. Я не могу увидеть это снова. Юта не переживет, — может быть, не переживет и сам Сычён. — Я понимаю, почему ты так нервничаешь, но мне кажется, тебе не нужно об этом волноваться, — Тэён вздыхает. — Ты же знаешь, ты очень для него дорог. — Но это не значит, что он меня любит. Потому что этот факт нависает острым лезвием над его головой. Сычён не дурак. Он знает: Юта о нем заботится, он знает: для Юты он “очень дорог” — но это не любовь, это не что-то вечное и точно не такое сильное, как его собственный шторм из эмоций бушующий внутри грудной клетки. Тэён сжимает зубы и, кажется, обдумывает свои следующие слова. — Сычён, ты помнишь, когда мы с Ютой расстались? Глаза Сычёна резко расширяются. — О, Тэён, неужели у тебя еще остались чувства— — Нет! — Тэён качает головой. — Боже мой, нет, вообще нет, да в этом нет смысла, я с— — он замолкает, видимо, решая не заканчивать фразу. — Я больше не думаю о нем в таком смысле. Между нами не было ничего серьезного. Ты это знаешь. — Тогда зачем ты хочешь вспомнить, когда вы расстались? — Ты не дал мне закончить, — мягко журит Тэён. Сычён стыдится. — Извини. Да, я помню тот день. Ты позвонил мне, чтобы сказать. — Ты прав. Тогда я тебе сказал. Но случилось все не тогда, — поправляет Тэён. — Если не тогда, то когда? Это не могло случиться задолго до того дня, потому что примерно неделей раньше мы все еще запускали змеев в парке и встретили Юту, — этот случай Сычён помнит слишком ярко. — Да, — отвечает Тэён — и это все, что здесь нужно сказать. ¹-змей дюна=dyna kite𝚫
Сычён помнит тот день так отчетливо хотя бы потому, что не каждый четверг он ломал кому-то нос. Во всем виноват Юта. С этим были согласны все вовлеченные стороны, и, если понадобилось бы, он готов был использовать это как защиту в суде. Однако это не пригодилось, потому что Юта не стал пытаться засудить его, но Сычён все равно погуглил законы о нападениях той ночью. Тогда их с Тэёном змеи были далеко не такими впечатляющими. По крайней мере, для Сычёна из настоящего. Тогда он думал, что они были самой невероятной вещью, которую он когда-либо видел. Они были из настоящего нейлона, не из пластика или ткани, и он столько времени провел просто проводя пальцами по темно-синему материалу. Они с Тэёном потратили больше времени любуясь на них, чем запуская. Это был змей-дельта, быстрый, быстрее всех, что у него были раньше, и Сычёна восхищало то, как он разрезал небо. Они оба были заворожены, и Тэён железной хваткой держался за его ручку. А потом он увидел своего парня. Сычён уже встречал Юту раньше, и его мнение о нем было где-то между полностью нейтральным и позитивным. Конечно не таким позитивным, как его 100% пиздецки-позитивное отношение к воздушным змеям, поэтому он спокойно забрал у Тэёна нить и отправил его делать то, чем там занимаются парочки, когда встречаются на улице. И вот в чем дело: Сычён из настоящего знает, что Юта обожает бегать, а еще больше он обожает бегать в парке. Но Сычён из того четверга этого не знал, а еще он не знал, как правильно контролировать змей. Его едва ли можно было винить, в его руках впервые оказалась такая скорость и сила, а если он и начал эту показуху, то только потому что считал себя достойным. Но в тот четверг Юта вышел на пробежку, и бежал он быстро, и все это произошло именно в тот момент, когда Тэён его увидел и передал управление Сычёну. Все просто случилось слишком быстро. Резкая перемена в давлении заставила змей стрелой полететь вниз, словно падая из рая. И летал он быстро, а падал еще быстрее — со скоростью Очень Много километров в час, — и Сычён правда пытался спасти ситуацию дергая нить из стороны в сторону. Но все стало только хуже. И змей полетел вниз быстрее. Прямо в лицо Юты, который был слишком увлечен пробежкой, чтобы остановиться и не получить острым краем воздушного змея по лицу. Он не умер. Он даже не закричал. Закричал Тэён — закричал и тут же побежал к нему, истерично начиная трясти. Но Юта выглядел скорее шокированным, чем каким-то еще. При ближайшем осмотре оказалось, что главный урон был нанесен его носу, откуда сейчас лилась липкая алая кровь. Тэён побледнел. — Юта, ты в порядке? — спросил он; его голос поднимался все выше и выше. — Ага, — пробормотал Юта, виной чему была, скорее всего, кровь, разлившаяся по всему его лицу. — Все нормально— — Тебе что-нибудь нужно? — спросил Тэён человека, который прямо сейчас сидел со сломанным носом, из-за чего не мог нормально говорить. — Тэён! — вклинился Сычён. — Можешь сбегать и принести полотенце или что-то вроде того? Я останусь с ним. Когда вытрем кровь, отведем его в больницу и окажем первую помощь. — Да, точно, хорошо! — откликнулся Тэён, убегая куда-то вдаль. Сычён покачал головой и нахмурился, взглянув на руины лица Юты. Он потянулся в карман и достал носовой платок, и не задавая больше вопросов, запрокинул голову Юты назад и приложил его к носу. Юта что-то пробормотал, и Сычён фыркнул. — Хватит болтать. Кровь в рот попадет. Хочешь, чтобы кровь попала тебе в рот? Нет. Так что молчи. Юта неплохо следует инструкциям, если не сказать больше, так что больше он ничего не говорит. Пару мгновений спустя он мягко хлопает по голове Юты, и тот склоняется вперед. Платок насквозь пропитан кровью, и Сычён отбрасывает его на землю, доставая из кармана упаковку бумажных салфеток, которую носит с собой — в конце концов, сейчас сезон аллергий, не хочется, чтобы они застали его врасплох. — Насколько тебе больно? — спросил Сычён. — И да, теперь можешь говорить. — Вообще не больно, — ответил Юта, и тогда Сычён специально надавил чуть сильнее, стирая кровь, и Юта пискнул от боли. — Ладно, немного больно. Не делай так больше. — Тебе нужна скорая? — спросил Сычён, пытаясь скрыть свое веселье от того, как быстро Юта сдался. — Конечно нет, это просто сломанный нос, у меня же не почка отказала, — фыркнул Юта. И на мгновение сбросил маску, шепотом спрашивая: — Плохо выглядит? Сычён не был лжецом, так что, закончив вытирать лицо Юты, критически его осмотрел. Юта все еще был довольно привлекательным даже со следами крови на лице и неестественно изогнутым носом. — Не так уж и ужасно. Это не комплимент. Объективно говоря — не комплимент. И совершенно никакого логического объяснения тому, почему уголки губ Юты ползут вверх, и он начинает сиять, глядя на Сычёна. Эта улыбка широкая, показывающая все зубы и освещающая все его лицо, и у Юты нет никакого права выглядеть таким счастливым, когда из его ноздрей все еще стихает кровь. — Я рад это слышать, — Юта ответил и потянулся к волосам рукой — наверняка инстинктивная реакция, — случайно касаясь носа рукой и вскрикивая. И в этот раз улыбался уже Сычён. Юта — просто нечто, такой невероятно забавный, что глядя на него невозможно не испытывать радости. Тогда Сычён вдруг осознал, что именно он виноват в том, что случилось, и эта вина покрыла его с ног до головы. Он решил, что должен извиниться — но ему не хотелось. Потому что он пришел сюда первым, он просто запускал здесь змей, и во всем виноват Юта. — Тебе не стоило здесь бегать. Юта удивленно моргнул. — Извини? — Тебя не ударило бы, если бы тебя здесь не было, — ответил Сычён — и, на самом деле, он бы понял, если бы Юта сейчас просто ударил его в ответ. Он чувствовал, что ведет себя просто ужасно, но не мог себя остановить. — Думаю, ты прав, — не прекращая улыбаться, произнес Юта. — Это был охрененный змей. Я не успел разглядеть его до того, как он ударил меня по лицу, но за секунды до? Просто пиздецки крутой. Сычён покраснел. — Спасибо. Это дельта, — не хочется вслух благодарить парня своего лучшего друга, который только что получил травму. Это странно. — Где Тэён? Юта моргнул, словно с трудом вспоминая имя. — Да, где он? — вздохнул он. — Все в порядке, я сам схожу к медсестре и встречусь с ним по пути. Со мной все нормально. Кровь остановилось, спасибо тебе. — Не за что, — ответил Сычён, замолкая после. Он все еще не извиняется. — Это меньшее, что я могу сделать. Надеюсь, ты хорошо доберешься до больницы. — Не волнуйся обо мне, я очень крепкий. Каждый день пью витамины, — уверенно произнес Юта, снова улыбаясь этой своей ослепительной улыбкой. Просто ужасно, она даже ярче солнца. — Ты ведь Сычён, верно? — Ага. Почему спрашиваешь, пытаешься узнать мое имя, чтобы подать в суд? Юта рассмеялся и в ту же секунду поморщился — из носа полилась свежая струйка алой крови. Он вслепую потянулся за бумажной салфеткой в руке Сычёна и закрыл ею нос. Когда он продолжил говорить, слова вышли приглушенными. — Просто хотел уточнить. — Прекрати говорить, — устало сказал Сычён. — Просто иди в больницу. Я уже вижу Тэёна. Он наблюдал, как фигура Юты исчезает вдали, неопределенно маша рукой. Он не мог сказать, что жалел о случившемся, особенно после того, как позже Тэён рассказал ему, что с Ютой все будет в порядке через две недели. Больше всего он жалел о своем бедном погнутом змее, и с усердием принялся за починку. Это был последний раз, когда он видел Юту за долгое время. Вскоре после этого Тэён и Юта расстались.𝚫
— Это случилось не вскоре после этого, — говорит Тэён, опуская взгляд на оранжевый нейлон перед собой. — Что? — Это случилось не вскоре после этого. Это случилось в тот же день. В тот же день, когда Сычён сломал Юте нос и не извинился? В тот день? — Он расстался со мной буквально в тот же день. Сказал, что ему кажется, что мы не так уж и подходим друг другу, и лучше нам остаться друзьями, — Тэён описывает это так, как люди описывают что-то, что делало им больно давно, но больше — нет. Как будто боли уже нет, но память все еще осталась. — Он был прав, но дело не в этом, — а в том, что это случилось не тогда, когда я тебе говорил. Мне нужно было время, чтобы все обдумать, прежде чем я почувствовал, что готов сказать тебе. Внутри сердца Сычёна что-то распускается, в воздух поднимаются лепестки, но ему хочется раздавить это в грудной клетке. — Может быть, он просто неясно мыслил из-за обезболивающих? Тэён просверливает его взглядом. — Сычён, он не неясно мыслил из-за обезболивающих. Медсестра дала ему блядский ибупрофен, он был в порядке. Нет, Сычён, я пытаюсь сказать тебе, что ты буквально ударил его воздушным змеем по лицу, а он все равно был полностью тобой очарован. У меня не было ни шанса, и он это знал, и мы расстались с достоинством. Цветок распускается. — Ты хочешь сказать, что он расстался с тобой… из-за меня? — Да, хочу, — утверждает Тэён. — Сычён, он был влюблен в тебя с того самого момента, как увидел. Чего бы ты ни сделал, это не изменится. Даже, если ты запустишь гребаный воздушный змей ему в лицо. Даже, если ты скажешь ему, что жалеешь о том, что сказал несколько лет назад и что ты хочешь быть с ним сейчас.𝚫
— Эй, я хотел спросить, в порядке ли твой парень после того случая с его носом? — спросил Сычён. Он решил, что позвонить будет лучше, — всего минута боли и страданий, и они больше никогда не заговорят об этом. И все равно не то чтобы сейчас он занимался чем-то важным: просто решал оставшиеся уравнения перед завтрашней лекцией и почти все закончил. Пятница всегда была самым простым днем для него. Тэён затих, и Сычёну показалось, что звонок оборвался; но потом он заговорил. — Да, все хорошо. Медсестра сказала, что все заживет через пару недель. — Окей. Классно. Жаль, что так получилось, — сказал Сычён, потому что — перед Тэёном он извинится: это справедливо. Но перед Ютой он извиняться не будет. Он сам виноват. — Ничего. Кстати, он показался тебе нормальным? — Как я могу ответить? — спросил Сычён. — Я едва ли его знаю. — Ну да, но все ли было в порядке? — Он просто много улыбался. Не знаю, нормальное ли это поведение, — вспомнил Сычён, садясь за свой стол и проверяя ежедневник. Выпускной казался далекой мечтой. — Ага. Ладно, забудь. Спокойной ночи, Сычён, мы еще поболтаем.𝚫
Юта снова это делает — ту штуку, когда он улыбается так широко, что Сычён чувствует, как его собственные губы изгибаются в ответной улыбке. Сычёну нравится эта улыбка, но теперь этого недостаточно — теперь он чувствует такую любовь, и сила этого чувства к обычной улыбке его ужасает. Он никогда не испытывал таких сильных чувств, и незнакомые ощущения продираются под кожу. Но несмотря на все это Юта не перестает улыбаться. Как он может так на него смотреть — так, словно одного сычёнова существования достаточно? Недостаточно. Юта должен хотеть больше, ему пора перестать смиряться со всем — с этой идиотской работой в этой идиотской школе, со своим соседом и всеми его чувствами, которые он не может выразить из-за того, что слишком большой идиот. Юта такой теплый, такой яркий и талантливый — он все, что Сычён не. Сычёну трудно дружить с людьми, даже с теми, кого он знает уже годы — Юта притягивает к себе как магнит, завораживает даже незнакомцев. Сычён скрывается — Юта сияет, бесстыдно ведет себя по-своему, он открыт во всем, что чувствует и думает, и Сычён даже представить не может, каково это — он не может даже назвать своих собственных эмоций. Юта может так много, Сычён видит весь его потенциал, словно читая одно из описаний сделок у себя на работе. Он может представить Юту как график, увидеть его рост и потенциал, и Сычён достаточно хорош в своей работе, чтобы понять — это его путь, тот самый, по которому он должен идти. Сычён видел, как восхищается им его футбольная команда, как сильно он любит их всех. Он может сделать больше, как учитель, как— И Сычён полностью уверен, что Юта колеблется только из-за того, что не хочет покидать дом на целый год. И он чувствует себя ужасно из-за того, что радуется этому, из-за того, что он счастлив, что Юта не хочет его покидать. У любви, кажется, есть ужасная сторона, и Сычён ненавидит то, как чувствует себя из-за этого — ощущение расползается по нему второй кожей. Это несправедливо. Несправедливо, что жизнь Юты может стать лучше, продолжиться, но он сдерживает себя ради Сычёна — и еще несправедливее то, что Сычёну не хочется, чтобы он прекращал, не хочется каждым дюймом его эгоистичного тела. — Все в порядке, Сычён? — спрашивает Юта, хлопая дверью холодильника. Он всегда пьет молоко прямо из коробки, а когда ему об этом говорят, он отвечает, что время, потраченное на мытье стакана, можно потратить лучше: за поиском лекарства от рака или за просмотром последнего матча Лиги Чемпионов. Сычён это ненавидит — вот поэтому в пятницу он покупает бутылку молока специально для Юты. Он всю свою жизнь устроил вокруг того человека, которого половину времени здесь даже нет. Больше половины, горько поправляет себя он. — Все нормально. Просто устал, — откидываясь на спинку стула, отвечает Сычён. — На работе много всего, — много чего? Много лжи? Последний отчет он закончил вечером в пятницу. Еще до того, как Юта приехал. Конечно, он закончил — он всегда заканчивает все свои дела в пятницу, чтобы суббота и воскресенье оставались свободными для Юты. Он никогда раньше не задумывался, как сильно его жизнь вращается вокруг Юты, и не знает даже, какой бы она была, если бы не это. Он слышал о людях, которые живут в ожидании выходных, которые ненавидят свою работу настолько сильно, что с тревогой ждут конца недели, гоняясь за ними, словно дети за улетающими воздушными шариками. Сычён никогда таким не был. Он любит свою профессию, любит работу, которой он занимается. Но ведь он совершенно такой же. Нет. Он всегда стремился быть выше среднего. Так что он не просто такой же, он даже хуже. Он еще быстрее бежит за воздушным шариком, который летит еще выше. Он существует только в те 26.2% недели, когда Юта рядом. Это еще меньше, чем у тех людей, которые ждут пятницы. — Хреново, — отвечает Юта, поднося коробку молока к губам. На губах остается белое. Он склоняется ближе к Сычёну и кладет руку ему на шею — тот самый нежный жест, который он делает так часто, и Сычён отклоняется, словно от гильотины. — Почему ты не хочешь, чтобы я тебя трогал? Сычёну от этого слова становится ужасно неловко. Это никогда не было проблемой, такая нежность Юты всегда была привычной, и Сычён ее полюбил, но сейчас всякий раз, когда Юта его касается, его это душит. “Душит”, пожалуй, неверное слово. Обжигает. Юта приобнимает его за плечи, но этого недостаточно — только не тогда, когда он мог прижать его к узкому неудобному дивану, который они оба купили из мечтаний об элегантной современной квартире. Недостаточно того, как Юта притягивает его за рукав, когда может обхватить его подбородок и поцеловать его этими еще влажными от молока губами. — Не можешь пить из стакана? — вздыхает Сычён. Сердце гремит в груди. Он не знает, почему. Может, он умирает. Ему кажется, что это было бы неплохо. Все его дела в порядке, где-то в столе лежит черновик завещания, где он как хороший сын оставляет большую часть своих денег родителям, его коллекция змеев останется Тэёну, а все остальное — Юте— — Я не знал, что это так тебя беспокоит, — широко и смущенно глядя на него, произносит Юта. — Ты давно не поднимал эту тему. — Беспокоит. Всегда беспокоит. Юта отставляет молоко на тумбу. — Хорошо. Ладно, я попью из стакана, не нужно так на меня смотреть, — он опирается на дверь холодильника. — Молоко все равно почти закончилось. Я знаю, ты откроешь другое, когда я уеду. Отсюда Сычёну видно, что в бутылке осталось меньше четверти молока, как раз достаточно для вечернего кофе Юты. Все его расписание он выучил наизусть. Знает его до мелочей и может заметить даже минутное отклонение. Как же сильно он погрузился в жизнь Юты, как сильно запутался в ней, словно связанные вместе нити воздушного змея. — Юта, мне кажется, это все больше не работает, — Сычён пытается решить, что это значит. Может быть, дело просто в молоке. Не в нем. Он имеет в виду это гребаное мерзкое чувство, ползущее по его венам всякий раз, как он смотрит на Юту, и мешающее дышать, он имеет в виду то, как его сердце готово выпрыгнуть из груди на пол, когда он слышит как в воскресенье вечером Юта уезжает. Потому что скоро он уедет снова, и Сычён не знает, как долго он сможет это выносить. Он не такой, как Тэён, чье сердце разбивалось так много раз, что стало практически неразрушимым. Сычёново сердце такое, какое есть: комковатая мышца, которая вяло бьется, и как же несправедливо, что Юта так легко может взять его в свои руки и делать с ним все, что захочет. — Сычён, что ты имеешь в виду? — глаза Юты взволнованно расширяются. — В последнее время ты странный, с тобой все в порядке? И Сычён знает, что ничего не в порядке, но не может сказать ему — он сжег этот мост три года назад, и не может дальше продолжать стоять на остатках его пепла. У него был шанс. И он его потерял. Но у Юты столько возможностей. Если бы он был графиком, он был бы возрастающим, и Сычён почти что может проследить это пальцами в воздухе. Единственное, что сдерживает Юту — это сам Сычён. — Мне кажется, тебе нужно съехать, — говорит Сычён — и почему же становится так больно дышать? Юта неотрывно смотрит, его челюсть приоткрывается. Он фокусирует взгляд, стараясь осмыслить слова, повисшие сейчас между ними в воздухе. — Если дело в чем-то таком простом, как молоко— — Дело не— Не в молоке, не в этом, дело во всем. Я… — опираясь руками на тумбу проговаривает Сычён. Он делает вдох, пытаясь найти в себе смелость, которой нет. — Я не могу больше так жить, когда ты здесь только на выходных. — Почему нет? — спрашивает Юта — и его недоумение легко понятно. Конечно, он не понимает, что происходит, Сычён впервые заговорил о чем-то таком. — Арендная плата, — вот что торопливо и запинаясь произносит Сычён и, когда понимает, что это логичное объяснение, впивается в него ногтями. — Слишком сложно платить за квартиру без постоянного соседа. Я уже долго стараюсь, но больше не могу. И это ложь, очевидная ложь. Сычён зарабатывает достаточно, чтобы позволить себе квартиру вдвое больше этой. Но выбирает жить здесь, вместе с Ютой, и по сути — все, что он делает — это комбинация плохих решений. — Сычён, — глаза Юты наполняются эмоциями, которые Сычён не в силах прочитать. — Почему ты не сказал мне, что у тебя проблемы с деньгами? Мы могли бы сесть и все решить. О нет. Сейчас Юта будет пытаться ему помочь, и Сычёну этого сейчас не нужно— На несколько секунд Юта задумывается. — Послушай, давай сядем, посмотрим счета и со всем разберемся. Я не плачу за воду, но мы оба знаем, что я принимаю душ по двадцать часов, так что я могу начать вкладываться в это, — Юта замолкает и начинает ходить по комнате взад-вперед. Ну конечно же, всегда, когда Юта напряжен, когда весь он — эта нервная энергия, он начинает двигаться. Он вдруг ловит взгляд Сычёна на себе и отвечает ему взволнованной улыбкой. — И нам не нужно кабельное, ты же не смотришь телевизор, а мне нужен только спортивный канал. Можем отказаться от него— — Юта, нет. И вот она. Боль, словно ударом рассекающая лицо Юты и делящая его улыбку надвое. — Сычён, — пустым голосом переспрашивает он. — Ты сейчас серьезно? — Да. Юта издает лающий невеселый смешок. — Ты правда хочешь, чтобы я уехал? То есть, ты больше не хочешь со мной жить? — Да, — слова на вкус как осколки стекла. Он звучит так безразлично, словно вся та жизнь, которую они построили вокруг друг друга за все эти три года, ничего не значит. Словно она была для Сычёна чем-то ничего не значащим. Но ничто не может быть так далеко от правды, как это, но его тон этого не выдает. Однажды Тэн сказал ему, что его голос — баритон; он иногда задумывался, значило ли это, что он совершенно не способен передавать эмоции. — Я не знаю, что сказать, Сычён, — Юта проводит рукой по волосам. — Я хочу просто сесть и поговорить, но… ты ведь не передумаешь, да? — Юта смотрит на него, и его взгляд пронзает Сычёна. — Ты никогда не передумываешь. Я знаю. Сычёну кажется, словно он вернулся в тот вечер три года назад, когда он говорил Юте, что у него нет шансов. Юта ведь прав, не так ли? Сычён никогда не передумывает. Именно этого он и заслуживает. — Мне кажется, так будет лучше для нас обоих, — наконец вспомнив, как дышать, произносит Сычён. — Ты так много времени проводишь ездя туда и обратно только чтобы приехать сюда на два дня, это изматывающе, в этом нет смысла. — Нет смысла? — повторяет Юта, повышая голос. Он злится. Злится на Сычёна. Вот, до чего он довел. — Что ты имеешь в виду? Я приезжаю сюда, чтобы увидеться с тобой. Больно. От этого так больно. — Я того не стою, — отчаянно говорит Сычён. — Это решать не тебе. Сычён, ты можешь меня выгнать, если тебе так хочется, но ни на секунду не притворяйся, что мне не нравится жить здесь или что приезжать сюда для меня обуза. Каждые выходные были для меня чертовым событием с того дня, как я получил эту работу. И — он уходит. Проходит мимо Сычёна, словно его там и нет, и хлопает дверью в свою комнату мгновение спустя. Проходит три минуты, прежде чем он возвращается, и Сычён поначалу не уверен, почему, не ожидает увидеть его снова — но Юта продолжает его игнорировать. Он достает из шкафа коробку и возвращается в комнату. Собирать вещи. Сычён притворяется, что не видит, какие красные у него глаза. Притворяться сложно. Притворяться всегда сложно. Где бы точка невозврата ни была, Сычён кажется, что он ее избежал — но трудно быть уверенным, когда его сердце теперь кажется неполным.𝚫
Сычён топит себя в числах. Его статус прилежного работника — его гордость, и его подтверждают все эти сертификаты работника месяца, но это все уже становится смешным. Грядет слияние двух компаний, и Сычён практически единолично управляет им. Никто его не просил. На самом деле, Чонин не раз сказал, что планировал назначить нескольких человек для работы над этим проектом. Сычён отказывается от помощи — и работает он всегда безупречно, сдает отчеты вовремя, и Чонину нет смысла запрещать ему делать больше, чем то, за что ему платят. Теперь у него даже есть ключи от офиса — потому что он работает по выходным. Кун предлагает установить для него программу, которая позволит ему работать из дома, но вся суть именно в том, что Сычён не хочет возвращаться домой. Слишком много стен. Больше, чем нужно. Строители явно нарушили какой-нибудь строительный кодекс с тем, как много там стен. Они не разговаривали с того дня, он и Юта. Прошло почти две недели, и они ни слова друг другу не сказали. Сычён с трудом может вспомнить, когда такое случалось в последний раз. Хотя — один раз он помнит. Тогда они жили в своей первой квартире и еще учились в университете, (когда сердце Юты было еще разбито), Сычён вернулся в Китай на зимних каникулах. И сочетание его занятости, ужасной связи и разницы в часовых поясах привело к тому, что их разговоры стали редки, и это было самое долгое время, что они не разговаривали. А потом, однажды, между свадебной церемонией двоюродного брата и приемом гостей, Сычён выкроил время и просто позвонил Юте, наполовину ожидая, что он не ответит. Тогда все равно был какой-то кошмарно поздний час. На том конце раздался один гудок, такой длинный, что Сычён готов был повесить трубку, но вдруг услышал хриплый голос. — Хей, Сычён, это ты? — за этим последовало несколько громких зевков. Юта сказал, что не спал и что у него не было работы с утра, и провел следующие десять минут, расспрашивая Сычёна обо всем, что случилось, пока он был дома, особенно внимательно интересуясь, хорошо ли он ест и спит. И повесил трубку после. Прошло десять дней и несколько океанов тишины, прежде чем Юта проснулся посреди ночи только чтобы услышать его голос. А сейчас прошло пятнадцать дней, и счет продолжался. По правде говоря, Сычён не говорил ни с кем из своих друзей, даже с Тэёном. Они выпили кофе неделю назад и больше не встречались, и судя по тому, как часто Тэён проверял свой телефон, казалось, что и он сейчас занят. Вместо своих друзей Сычён теперь общается с мистером Чемоданчиком. Мистер Чемоданчик — инвестиционный банкир из другой компании, участвовавшей в слиянии, которая Сычёну не платила, поэтому он не забивал голову мелочами. Его имя было ненужным дополнением. Бесполезной деталью. Ему не важны слова, ему важны числа, и всякий раз, когда мистер Чемоданчик входит в кабинет с привычным безразличным выражением на лице, Сычён представляет его лицо в виде игрового автомата. Это делает их разговоры не такими невыносимыми. В последнее время мистер Чемоданчик приходит часто. И судя по тому, как быстро он отвечает на все рабочие электронные письма, которые он ему посылает, Сычён решает, что у мистера Чемоданчика, должно быть, нет жизни. Хотя ему кажется, что он не может судить — только не тогда, когда сам он проснулся в семь утра в воскресенье, чтобы приехать на работу в пустое здание. К счастью, по выходным здесь не так шумно и людно, как в рабочие дни, и Кун вдруг выглядывает из-за угла офиса. — Мистер Мун пришел с тобой встретиться. Сычён поднимает взгляд. — Кто? — Мистер Мун, — совершенно спокойно повторяет Кун. — Нет такого имени. Улыбка не покидает лица Куна. — Такое имя есть. — Не может, блять, быть. — На самом деле, может, это мое имя, — мистер Чемоданчик машет с другой стороны двери. На его шее настолько идеально бежевый галстук, что он, кажется, устанавливает новый стандарт для этого цвета. Он даже не выглядит обиженным — он продолжает улыбаться своей обыкновенной улыбкой, которая никогда не достает до уголков его глаз. Игровой автомат в голове Сычёна делает “дзынь”. — Я приношу извинения, — приведя мысли в порядок, Сычён встает из-за стола и склоняет голову. — О, ничего. Думаю, вы знаете меня просто как Тэиля, — говорит мистер Чемоданчик, и Сычён делает вид, что так все и есть. — У нас запланирована встреча в четыре? — Верно, да. Точно. Я сейчас приду в конференц-зал, — отвечает Сычён, пытаясь не смутиться. Он даже не осознал, что день прошел так быстро — в последний раз, когда он проверял время, на часах было начало третьего. В последние дни время вело себя странно. Кун остается, когда Тэиль уходит, и оглядывает Сычёна с беспокойством. — Сычён, с тобой все в порядке? Если хочешь, я могу пойти с тобой на встречу вместе с тобой и помочь? — Нет, не нужно, — отвечает Сычён и вливает в себя почти пол литра воды. — Все нормально. — он открывает ящик и проглатывает четыре мятных леденца для дыхания. — Просто мне кажется, что мистер Мун это не настоящее имя. Кун поправляет очки. — Ты уверен, Сычён? Я немного волнуюсь… — Не нужно, — отрезает Сычён. Он наносит на губы персиковый бальзам, собирает нужные файлы и хлопает Куна по плечу, прежде чем уйти. Мистер Чемоданчик — то есть, Тэиль, но наплевать — сидит на своем привычном месте перед своим открытым ноутбуком и улыбается Сычёну. — Продолжим оттуда, где мы остановились? — Тэиль не дожидается ответа. — Моего клиента не устраивает его доля. Он полагает, что должен получить как минимум двадцать семь и фиксированные выплаты. — Двадцать семь процентов? Почему двадцать семь? Некрасивое число. Почему не двадцать пять или не тридцать? — спрашивает Сычён. Глаза Тэиля расширяются. — Вы можете дать тридцать? — Нет, конечно, ваш клиент бредит, он столько не получит, — Сычён вздыхает. — Послушайте, у меня есть график, сейчас, секунду... — он роется в своей папке, но не находит нужной бумаги — зато находит чек из МакДональдса на Роял Бургер, двадцать наггетсов и колу зеро. — Я могу помочь, — мягко говорит Тэиль. — Уверен, у меня есть этот график, вы прислали мне его вчера ночью. Мой ассистент придет через минуту и поможет нам. — Ассистент? — Его наняли недавно, только для администрирования, в моей голове все эти числа едва ли задерживаются, — Тэиль смеется и вдруг почти нежно смотрит Сычёну в глаза. — Зато задерживаются симпатичные мужчины. Просто, так. — Мило, — произносит Сычён. Лучи вечернего солнца пробираются через жалюзи, и Сычёну хочется их закрыть, погрузить всю комнату в темноту, словно в подземелье, но, кажется, Тэилю эта идея не слишком понравится — да и со стула вставать не хочется. — Давайте посмотрим на макет контракта, составленный юридическим отделом, — предлагает Сычён — и по крайней мере, этот документ у него оказывается. Он достает две копии: для себя и для Тэиля, и они оба просматривают его пару мгновений. Дверь открывается, раздаются шаги, и кто-то садится рядом с Тэилем. Сычён не поднимает взгляда, когда они начинают переговариваться. — Что читаете? — Макет контракта по слиянию, который запрещает весь контент, связанный с акциями и расширением бренда, — бормочет Сычён, а после поднимает глаза и встречается с очень ярким и знакомым взглядом. — Ого, круто. Моя любимая книга — это “Очень голодная гусеница”, — Тэн кивает. Сычён уставляется на него. Тэн улыбается. — Не уверен, что мне нравится формулировка в четвертом абзаце страницы тридцать шесть. Звучит так, будто моего клиента спасают от банкротства. — Потому что именно это и происходит, — бормочет Сычён и смотрит на Тэиля. — Хорошо, мы поговорим с юристами о том, чтобы это изменить, я запишу. — Ты тоже, Тэн, запиши, — Тэиль вдруг ахает. — Я не представил вас! Сычён, это Тэн, мой ассистент. — Мы встречались, — сквозь сжатые зубы произносит Сычён. — О, правда? Это чудесно! Откуда вы знаете друг друга, раньше работали вместе? — спрашивает Тэиль, начиная светиться. Глаза Тэна расширяются и он начинает быстро трясти головой. Это совершенно точно не розыгрыш. На Тэне костюм, наверное, впервые в жизни, он даже пришел готовым, с дорогой записной книжкой и собственным ноутбуком. И Тэиль не похож на человека, который бы подыграл шутке. Какой бы причина ни была, он здесь работает, и как бы Сычёну ни было любопытно, он не настолько злой, чтобы лишить Тэна работы, вспомнив, как тот пытался сделать горловой минет мечу. — На корпоративе, — бормочет он. — Неважно, рад видеть, что вы нашли помощь. Запишите это, Тэн. Было бы замечательно, если бы вы отправили мне копии записей потом. Тэн выдыхает. — Ноу проблемо, мистер… — он замолкает, явно пытаясь вспомнить фамилию Сычёна. — Сэр. Сычён прикусывает губу, подавляя странную смесь раздражения и смеха внутри, и фокусируется на тексте. — Что вы думаете об оговорке об утечке в сноске на странице сорок два? Тэн явно для этого не квалифицирован. Чем дольше длится встреча, тем больше Сычён это понимает. В какой-то момент он склоняется к Тэилю и громким шепотом спрашивает у него, как пишется слово “фискальный”. Потом он открывает окно и проводит пять минут, наблюдая за голубями. То, что Тэн не знает ничего о финансах, не слишком удивляет. Сычён решает, что не может быть слишком критичным, он сам едва ли знает название команды, с которой происходит слияние, — но Сычён хотя бы знает, как делать свою работу. — Если вы не против, что я спрошу, — произносит Сычён, не отрывая глаз от электронных часов, показывающих минуту после пяти. — Как вы докатились до того, чтобы нанять Тэна? Тэн, собирающий в сумку свой ноутбук, смотрит на Сычёна, словно застанный врасплох олень. — О, — говорит Тэиль, явно ожидавший, что Сычён спросит что-то другое. — О, его просто порекомендовало агенство по поиску временных работников. А что? Думаете, он недостаточно квалифицирован? — Я бы так не сказал, — стараясь быть дипломатичнее, отвечает Сычён. — Могу ли я недолго переговорить с Тэном? Мы так давно не виделись, хочу наверстать упущенное. — Но я еду домой с мистером Муном, я не могу остаться, — быстро тараторит Тэн, запихивая в сумку оставшиеся вещи.. — Уверен, мы сможем поговорить в другой раз— — Я сам тебя подвезу. Тебе нужно на автобусную остановку, так? — произносит Сычён. И, кажется, Тэн принимает свою судьбу. Он выходит из офиса так, словно идет на казнь. Долго пожимает Тэилю руку на парковке — а потом Тэиль поворачивается к Сычёну, как будто бы собираясь его обнять, и Сычён делает шаг назад, отходя за столб. — Я свяжусь с вами, когда юридический отдел закончит исправлять документ, — говорит он, маша рукой с комфортной и близкой дистанции в пятнадцать метров. — Хорошего вечера, Тэиль, я позабочусь о вашем ассистенте. — Где он? — осматривая парковку, спрашивает Тэиль. — Клянусь, пару секунд назад он был здесь. — Я найду его, — бормочет Сычён. — Безопасно доехать. На самом деле, Сычён не сильно волнуется о том, куда пропал Тэн. Вход в здание, в котором он работает, происходит строго по пропускам, и с этой парковки невозможно выйти без него. Тэн застрял на этом этаже. Сычён опирается на свою машину. — Тэн, просто выходи. Ты не сможешь скрываться от меня вечно. Я не сделал так, чтобы тебя уволили. И я хотел бы услышать объяснение. — Ты знаешь, у тебя нет совершенно никаких прав быть ко мне таким противным, — эхом раздается по пустой парковке голос Тэна. — У твоих небес шаткое положение. — Это два разных выражения. Я или в шатком положении, или должен спуститься с небес на землю. — Ну и что, на твоих небесах все равно творится пиздец, — Тэн появляется из-за столба; его брови недовольно нахмурены. — Что за дерьмо случилось с Ютой? Что ты натворил? Упоминание Юты Сычёна смущает. Он не дурак, он знал, что разговор о Юте когда-нибудь произойдет, знал, что скорее всего ему придется объясниться — но представлял, что у него будет роскошная возможность самому поднять эту тему тогда, когда ему будет удобно. А не то, что на него накричат на подземной парковке. — Окей, ты не можешь спрашивать меня об этом, когда сам нарядился в инвестиционного банкира. Как, черт возьми, тебя Тэиль вообще нанял? — громко возмущается Сычён. Тэн опирается на машину с другой стороны и складывает руки на крыше. — Я не притворяюсь инвестиционным банкиром. Я административный ассистент, — медленно произносит Тэн, будто это должно добавить сказанному смысла. — Смотри, если тебе станет от этого лучше, я понятия не имел, что он с тобой работает. Будь уверен, если бы я знал, то не стал бы брать эту работу, — Тэн останавливается. — Ладно, взял бы, но, не знаю, замаскировался бы. Может, усы бы надел. — У тебя есть работа, — почти кричит Сычён. — Я же знаю! Ты учитель актерского мастерства! Почему ты работаешь с Тэилем? — Меня уволили из KFC, — вздыхает Тэн. — Гости спрашивали у меня совета, что им заказать, и я просто говорил им сходить в МакДональдс ниже по улице. Клетки в мозгу Сычёна начинают взрываться, как попкорн. — Но ты же все еще работаешь в академии? — Очевидно. Юта однажды рассказывал, что пьесы, которые ставит Тэн, всегда отличались особенно интересным подходом. Его постановка “Маленьких женщин” с парнями на всех ролях оказалась, как говорили, завораживающей и немного спорной. Она собрала множество зрителей, и Сычён даже подумал о том, чтобы посетить его следующую постановку. И совершенно очевидно, что Тэн был компетентным учителем актерского мастерства — если не больше. — Зачем тебе столько разных работ одновременно? Что случилось с работой певца в клубе? — Это только по пятницам, — дует губы Тэн. — И я работаю по тем же причинам, по каким работают все. Мне нужны деньги. — Тэн, — Сычён пытается сохранять спокойствие. — Тебе нужна помощь с составлением бюджета? Тебе не нужно будет столько работать, если ты немного изменишь мой стиль жизни. Один из моих коллег учился на экономическом, уверен, если я попрошу у него одолжения, он будет рад помочь тебе что-нибудь решить— — Слушай, я не сжигаю деньги в камине, я просто… — изнеможение опускается на Тэна темным облаком. Он опускается на пол и прячет лицо в руках. — Боже, все так запуталось. — Ты должен кому-то денег? — спрашивает Сычён, почти боясь услышать ответ. Сейчас он, хотя и довольно неуверенно, может назвать Тэна другом — но он не тот, кому он готов дать большую сумму денег, чтобы помочь избежать перелома обеих ног. Тэн смотрит на Сычёна так, словно он сказал что-то совершенно глупое. Сычён никогда раньше не замечал темных кругов под его глазами. — Нет, вовсе нет. Боже, я не пытаюсь разобраться с долгами или что ты там подумал. Нет, просто… — он колеблется, — мой любимый. — Твой любимый? — Мое солнце, — нежно повторяет Тэн. — Мы вместе уже два года, но все было сложно, и я знаю, что сам в этом виноват. Я принимал его как данное очень долго и теперь пытаюсь это исправить. Сычён никогда не видел Тэна серьезнее, чем сейчас. Его блестящие глаза и острые ухмылки исчезли — и сейчас он сидит на бетонном полу и с отчаянием смотрит вниз. — Я просто хочу, чтобы он знал, как он мне дорог. Я говорил с Ютой, много говорил, и только тогда понял, как для меня важен мой любимый. Я не хочу остаться без него, не хочу, чтобы он чувствовал, что я его не ценю — потому что я ценю его. Я люблю его больше всего в своей жизни. Имя Юты кажется нитью, которая оборачивается вокруг сычёнова горла. Не душит, но напоминает. Напоминает о том, что Юта продолжает поддерживать всех вокруг, помогать всем, продолжает освещать мир вокруг себя, даже когда Сычён больше не является частью его мира. Старается помочь Тэну наладить отношения с его любимым даже когда его собственная жизнь разрушилась. Тэн устанавливает с ним зрительный контакт. — Я хочу выйти за него замуж. Я хочу быть с ним вечно, хочу, чтобы у нас была самая большая свадьба, и чтобы все знали, как он мне дорог. Я так давно изо всех сил пытаюсь накопить на кольцо, потому что оно должно быть идеальным. Я знаю, что ему нравится розовый кварц, и в магазине неподалеку от академии есть самое невероятное кольцо, что я видел. Они сказали, что отложат его для меня на три месяца. И я буду работать до изнеможения, если понадобится, но я должен купить ему это кольцо, — в его взгляде читается уверенность. — Я должен. Я слишком сильно его люблю, чтобы отпустить. Если бы любовь была графиком, Тэн перешел бы точку невозврата две подработки назад. Быть таким преданным, работать на трех работах только чтобы суметь купить то самое кольцо для помолвки? Это любовь. — Розовый кварц прекрасен, — не в силах передать, насколько эти слова его тронули, произносит Сычён. — Один мой друг очень его любит, он никогда не снимает подвеску из него. Уголки губ Тэна ползут вверх. — Да, да, он просто прекрасен. — Тэн, это… — Сычёну не удается подобрать слов. — Ты такой хороший человек. — Это не вопрос того, хороший ли я человек. Когда ты любишь кого-то так сильно, ты просто хочешь сделать это, потому что настолько они для тебя важны. Это сложно, да, но быть без него будет сложнее. Тэн никакого права не имел оказываться таким мудрым. — Ну, теперь ты знаешь, почему я здесь, — почти мягко произносит Тэн. — Не хочешь рассказать, почему Юта не возвращался домой уже две недели и все свое время проводит лежа на диване и смотря гуро? Сычён хмурится. — Тэн, Юта согласился на ту работу? — Ну классно, давай, игнорируй мои вопросы, — Тэн замолкает, чтобы дать Сычёну ответить, но тот продолжает молчать. — Нет, не согласился. Сычён, мне кажется, он и не хочет, и я уверен, он не хочет чувствовать себя так, словно ты его заставил. Я имею в виду, если бы он согласился, было бы это похоже на Юту? Нет. Нет, не было бы. Юта просто ужасно упертый, он тот человек, который откроет гугл в середине спора, даже если ошибается, он тот человек, который поедет в другой МакДональдс, если в этом закончилось мороженое, который будет кричать в лицо человеку, пока тот не начнет слушать. — Возможно я совершил ошибку, — вдруг говорит Сычён. — Хочешь рассказать, в чем была ошибка? — спрашивает Тэн. — Нет. — М-м. Ладно, справедливо, потому что и Юта мне не рассказывает всю историю. Так что, как насчет этого: я попробую угадать, что происходит, а ты скажешь мне, насколько я ошибаюсь, и мы пойдем от этого. Думаю, так будет правильно. Сычён издает размытый согласный звук, и Тэн начинает. — Итак, Юта не возвращался домой уже две недели, каждый раз, когда мы обедаем вместе, он агрессивно тыкает в горошины в своей еде, и заставляет детей бегать десять дополнительных кругов на тренировках каждый день. А еще он отказывается говорить обо всем, что не футбол. Я даже не смотрю футбол, но могу рассказать все о любимой команде Юты. У Сычёна морщится нос. — Я ткну пальцем в небо и скажу, что ты сделал что-то тупое с самыми лучшими намерениями, потому что хочешь, чтобы Юта согласился на эту работу и думаешь, что он колеблется, потому что если он согласится, это будет значить, что он не сможет больше с тобой жить. Так что ты прогнал его сам, и теперь вы не разговариваете и оба страдаете из-за этого, — Тэн задумчиво кивает.. — Думаю, все так. Как я справился? — Ты правильно понял почти все самое главное, — слабо отвечает Сычён. — Как…? — Сычён, ты не можешь просто решать, что для него правильно. Это же очевидно. — Но, Тэн, так же будет лучше— Тэн поднимается на ноги. — Ты не имеешь права такое говорить. Ты не знаешь, чего он хочет, и не можешь даже предполагать. Где-то между своим желанием всего самого лучшего Юте и представлении его в виде возрастающего графика, Сычён забыл, что значило любить Юту. — Ты должен с ним поговорить. Я говорю это как тот, кто чуть не потерял самого дорогого человека, скажи Юте, пока не стало поздно. Тэн прав. Наверное, впервые за всю жизнь, Тэн прав. Ему нужно поговорить с Ютой. Теперь он это знает, теперь он этого хочет. И осознает, насколько это нужно. — Что именно сказать ему? — спрашивает Сычён. — Ты умный парень. Уверен, ты что-нибудь придумаешь, — похлопывая Сычёна по плечу, говорит Тэн. — И, хей, Сычён? Когда ты все поймешь, знай, что я мог бы тебе сказать, но не думаю, что это мое место. Но было бы здорово, — глаза Тэна снова блестят. Сычён поднимает бровь. — Я не особо понимаю? Тэн отмахивается. — Не волнуйся об этом. Но, слушай, ты буквально гений. Что за херня была на встрече? Чем ты вообще занимаешься? — Я уже говорил, я инвестиционный банкир, — уже начиная вздыхать, отвечает Сычён. — Я работаю финансовым консультантом для компаний и их представителей. Моя работа — максимизировать прибыль в рамках бизнес-модели клиента. Также я сопровождаю слияния и сотрудничества компаний, и именно этим я занимался сейчас. — Ого, круто, — говорит Тэн. — Я думал, ты продаешь цены. Машина открывается. — Что значит “продавать цены”? — Ну знаешь, когда ты продаешь пятьдесят баксов за тридцать? Сычён пронзает его взглядом. — Садись в ебаную машину, Тэн, или пойдешь до остановки пешком.𝚫
Тэён в плохом настроении. Это случается редко — Тэён светится чаще, чем солнце на небе. То, что они с Сычёном подружились, почти странно: Сычён необходимость улыбаться видит как пустую трату энергии, а Тэён рисует улыбчивые лица на чеках, прежде чем отдать их официантам. Но сейчас он в плохом настроении. Он лежит, свернувшись на диване, с ноутбуком на коленях, и они вместе занимаются онлайн-шоппингом. Они находятся в поисках нового змея Роккаку для Тэёна взамен старого, который он потерял в результате неудачного случая на фестивале воздушных змеев, и Сычён был бы не против купить новый для себя, поэтому он пригласил Тэёна помочь. Конечно, до того, как Сычён осознал, что помимо кофе и ноутбука Тэён принес с собой еще и грозовое облако. — Интернет такой медленный, как ты вообще с ним живешь? — шипит Тэён стуча по F5 так громко, что звук разносится по квартире. — Обычно все не так плохо, — осторожно отвечает Сычён, решая не продолжать фразу. Тэён издает неразличимый недовольный звук и отпивает кофе. Стакан, должно быть, опустел, потому что глаза Тэёна сужаются, и он отбрасывает его на стол. — Обязательно было? — хмурится Сычён. Он поднимается на ноги и выбрасывает стакан в мусорку. — Извини, — искренним извиняющимся тоном отвечает Тэён. Слова, конечно, не отменяют случившегося. — У меня выдался плохой месяц и плохие выходные. Я не хотел пачкать твой ковер. — Ничего не пролилось, все в порядке, — говорит Сычён, усаживаясь на диван напротив Тэёна. По правде говоря, он рассчитывал, что этот разговор пройдет по-другому. Ему хотелось спросить Тэёна, как ему поговорить с Ютой, как лучше извиниться, но, судя по всему, Тэён сегодня был не в состоянии делать что-то, что не включало тихое злое рычание. — С тобой все в порядке? — осторожно спрашивает Сычён. — Нам не обязательно это делать, — тут же отвечает Тэён. — Мы же не такие люди. Давай просто вернемся к змеям? — Нет, Тэён, что тебя беспокоит? — продолжает Сычён, хоть и осознает, что слова звучат натянуто. Он волнуется, правда, он искренне не знает, как справляться с такими вещами. — Иногда все просто так расстраивает, знаешь? — произносит Тэён, играясь с ожерельем из розового кварца у себя на шее. — Тебе кажется, что ты для человека что-то значишь, а потом понимаешь, что все, что тебе казалось значимым, на самом деле какое-то дерьмо. Сычён недоуменно моргает на такое размытое описание. — А. Мне нужно чуть больше контекста. — Ты на меня разозлишься, — избегая его взгляда, отвечает Тэён. — Возможно. Но я очень сомневаюсь: ты очень редко меня расстраиваешь, поэтому мы и друзья, — говорит Сычён. — Хочешь, сделаю тебе кофе? — Нет, просто… — Тэён продолжает играться со своим ожерельем. — Правда. Ладно. Я просто скажу. Буду честным, — он глубоко вдыхает. — Я встречался кое-с-кем последние два года. И не рассказал тебе. Два года? Тэён держал свои отношения в секрете два года? Он с трудом сдерживается, чтобы не рассказать, какие подарки он купил вам на день рождения. — Хорошо, — моргает Сычён. — Почему ты мне не сказал? — Я не думал, что это будет серьезно! — пряча лицо в подушках, говорит Тэён. — Мы переспали один раз, а потом… оказалось, что не один. Потом мы начали видеться время от времени, потому что никто из нас не хотел отношений, и все было отлично, но Сычён… — он вздыхает, глядя в потолок. Теперь Тэён говорит по-другому. Нежно. Улыбаясь собственным мыслям, словно вспоминает о чем-то счастливом. — Он мне нравится. Очень, очень нравится. Он просто невероятный, он прекрасный, он смешной, и он делает мою жизнь такой интересный — но мне кажется, он не думает обо мне так же. — Это не должно было быть серьезно, но вы встречались два года? — Сычён замечает в своем голосе нотки предательства — но понимает, что все это время был не самым внимательным другом, и, если бы Тэён сказал ему об этом раньше, Сычёну скорее всего было бы неинтересно. — Я знаю, знаю, — Тэён откладывает ноутбук в сторону и выглядит совершенно печально. — Какое-то время все было хорошо. Но теперь? Мне кажется, он мне изменяет. Он избегал меня неделями, и всегда говорит что занят на работе, а когда он попросил меня встретиться на этих выходных, я отказал ему, потому что просто знаю, что он расстанется со мной, и я так этого не хочу, мне так не хочется его терять— Сычён много раз видел, как Тэён плачет. Тэён плачет в кино, плачет, когда играет в видеоигры, плачет, когда смотрит на ютубе видео с предложениями, и совершенно точно хотя бы один раз плакал, когда в продуктовом не было его любимого вкуса молочного коктейля. Но он никогда не видел, как Тэён плачет из-за человека, потому что когда это случается, Тэён находит человека, который может помочь ему получше Сычёна. Так срываться на его глазах очень непохоже на него. С такими словами Сычён не знаком. Тэён по-настоящему всхлипывает, краснеет и прячет лицо в ладонях. У Сычёна от одного только взгляда на такую яркую боль в его глазах болит сердце. Он делает вдох, отстраняет руки Тэёна от его лица и обхватывает его ладони своими. Если бы были хоть какие-то сомнения в том, что Сычён любит Тэёна, то сейчас они должны просто испариться. — Тэён, говори со мной, — просит он. — Я не хочу его видеть. Я знаю, что случится, если мы увидимся. Он или изменяет мне, или просто ненавидит меня настолько, что не может даже полчаса посидеть и пообедать вместе со мной. Я не хочу его видеть, Сычён, я не хочу, чтобы мне разбивали сердце, — Тэён всем телом дрожит от всхлипов, и Сычён тянется в карман и кладет штук пять бумажных салфеток в его руки. В конце концов, он всегда приходит подготовленным. — Все хорошо, Тэён, не плачь, — пытается успокоить его Сычён, но Тэён только начинает рыдать сильнее. — Прости, пожалуйста, Сычён, я знаю, ты не хочешь, чтобы я плакал у тебя на диване. — Я бы сказал, что ты прав, но я не хочу, чтобы ты плакал хоть где-нибудь. Хочешь, я найду его адрес, пороюсь в его почте и поищу, за что его можно засудить? — спрашивает Сычён, мягко поглаживая Тэёна по голове. — Боже, вот еще что, — шепчет Тэён, поднимая влажные алые глаза на него. — Ты его знаешь. — Я знаю его? Твоего тайного парня? — Сычён поднимает бровь. Сердце начинает падать. — Тэён, это Юта? Ты влюблен в Юту— Шок от его слов заставляет Тэёна резко прекратить плакать. — Что? Нет! Нет, я не влюблен в Юту, сколько мне еще говорить тебе, я не влюблен в его, перестань думать, что все влюблены в Юту только потому что ты в него влюблен. Боже, нет, это не Юта, это… — он вдыхает. — Это Тэн. О. — Тэн? — Тэн, — тяжело сглатывая, произносит Тэён. — Знаешь? Лучший друг Юты. — Второй лучший друг, я лучший друг Юты. — Это что, сейчас важно? — высоко и хрипло кричит Тэён. — Не надо кричать, — Сычён моргает. Слишком много информации, которую надо обдумать за такое долгое время. Он решает оставить “ты влюблен в Юту” на потом. Он не уверен, насколько успешно он с этим разберется, но в последнем отзыве о сотрудниках Чонин писал, что он очень хорош в ведении документации. Сейчас он именно это и сделает: уберет папку с мыслями об этих словах и о Юте в целом подальше и сфокусируется на “это Тэн”, хотя менее озадачивающим все это не становится. — Хорошо, извини, что накричал, но— Не может быть, что это Тэн. Тэён и Тэн встречались всего один раз, года два назад на Рождество, на вечеринке, которую Сычён с Ютой устраивали в этой самой квартире. На самом деле, это именно Тэён предложил отвезти Тэна домой — очень мило и заботливо с его стороны. Тэён написал, что безопасно добрался до дома только следующим утром. И да, теперь Сычён это вспоминает, и, кажется, Тэён говорит правде, но все это — лишь косвенные доказательства. Еще один важный факт: Тэн ясно сказал ему, что сейчас он занят. Сам сказал, что он в очень сложных отношениях, потому что не может относиться к любимому человеку так, как тот того заслуживает, и пытается заработать денег на помолвочное для кольцо. Кольцо, кстати, из розового кварца— Глаза Сычёна падают на ожерелье на шее Тэёна. — Это розовый кварц? Тэён выглядит так, словно забыл, что оно существует. — Э-э, ага. Это важно? — Важно. Очень красивое, — говорит Сычён, возвращаясь на свое место. Теперь он, вроде как, понимает. Если бы Тэён сказал ему, что переспал с Тэном, Сычён наверняка написал бы целое эссе гарвардского формата по поводу того, насколько плохая это идея, как на Тэна нельзя положиться, какой он странный — и был бы прав, но только частично. Он никогда не смог бы предсказать, как хорошо Тэн повлияет на жизнь Тэёна. Тэн работал на нескольких работах одновременно, только чтобы заработать на помолвочное кольцо, которое понравится Тэёну, чтобы показать, насколько серьезен он насчет этих отношений. Сычён внутренне стоит. Иметь одного друга было проще. Двое друзей, которые еще и встречаются, так сильно усложняют ему жизнь. — Тэён, я думаю, ты должен с ним встретиться, — произносит он. — Чтобы он меня бросил? Сказал мне в лицо, что не любит меня, и, наверное, никогда не любил, и что все, что между нами было, никогда ничего не значило? — Тэён прекратил плакать, и теперь его голос стал острым, как бритва. — Я не хочу, чтобы из меня сделали идиота, Сычён. Сычён пытается звучать как можно убедительнее. — Тэён, мне кажется, он не хочет с тобой расставаться. Мне кажется, он хочет показать тебе, как сильно он тебя любит, и, думаю, ты должен дать ему шанс. — А что, если он не хочет? — Тогда можешь дать мне его адрес, я покопаюсь в его мусоре, и мы его засудим, — пожимает плечами Сычён. — Напиши ему. Думаю, это к лучшему. Тэён колеблется. — Сычён, я… — Все будет хорошо, Тэён. Напиши ему, я пойду в ванную, — забирая свой телефон, произносит Сычён. Тэну повезло, что он сохранил его номер.𝚫
Конечно, был заключен контракт. Он написал его в заметках на телефоне минуты за четыре, и он не то чтобы законно их связывал, но выглядел достаточно связывающе для такого человека, как Тэн. Сычён не стал брать проценты, очевидно, он же не ужасный человек, но ясно дал понять, что ожидает возврата денег в течении шести месяцев, и только потому, что Тэн выглядел так, словно не спал тридцать часов. Еще Тэн пообещал переслать ему все документы, связанные со сделкой, которые отправил ему Тэиль, чтобы Сычён был на шаг впереди на следующем совещании. Так что, все было очень справедливо и только совсем чуть-чуть нелегально. Сычён притворился невероятно удивленным, когда он вышел из ванной, и спустя всего пару минут Тэён поднял взгляд от телефона. — Он хочет встретиться прямо сейчас. Хочет увидеться на пляже до заката. — Тебе стоит пойти, — кивает Сычён. — Правда? Лучше бы ему пойти. Сычён только что скинул Тэну полтысячи долларов. Если Тэён пропустит собственное предложение, он очень, очень разозлится. — Давай, Тэён. Встреться со своим тайным парнем. Тэён встает на ноги, но все еще колеблется. — Сычён, мне очень жаль, что я тебе не сказал. Правда. Я не ожидал, что это зайдет так далеко, а когда зашло, мне казалось, что говорить тебе слишком поздно. Я не хотел тебя расстраивать. — Тэён, тебе не нужно извиняться. Думаю, я и сам не слишком тебя поддерживал как друг, — честность, на удивление, чувствуется, как облегчение. — Надеюсь, с Тэном все пройдет хорошо. — Когда я вернусь, — неуверенно начинает Тэён. — Ты расскажешь мне, почему ты не говорил о Юте уже, кажется, несколько недель? — Я совершил ошибку. Но я над этим работаю. — Ты очень дорог ему, Сычён. И он тебе очень дорог. Вы просто можете быть дороги друг другу вместе. Разве это не тот принцип бритвы Оккама, о котором ты мне говорил? Самое простое решение — верное. — Ты и правда слушаешь меня, да? — Сычён даже не пытается скрыть улыбки.𝚫
В его дверь раздается звонок. Такое случается очень нечасто. Особенно потому что его лучший друг —второй лучший друг, мысленно исправляется он — ушел час назад, особенно потому что его сосед здесь больше не живет и особенно потому что Кун не знает, где он живет, и Сычён старается, чтобы так это и оставалось. На короткий безумный момент ему кажется, что это может быть Доён — единственный хоть немного разумный вариант, который приходит в голову. Наверное, Доён вернулся, чтобы забрать что-то, что он забыл: может, свою футболку, может, свою девственность. Он ругает свою слишком уж развитую фантазию, когда за дверью оказывается, пожалуй, самый разочаровывающий гость из всех возможных: доставка. На пороге стоит коробка, довольно большая, и Сычён втаскивает ее внутрь, мысленно ругая курьера за то, что он не потрудился попросить его подпись. Посылка явно должна быть доставлена сюда: на ней номер их квартиры — но Сычён не помнит, чтобы он что-то заказывал. Еще похоже, что коробка через многое прошла: ее уголки поломаны, по бокам наклеено несколько марок — судя по всему, она побывала в нескольких странах, прежде чем ее сюда доставили. Под всеми этими марками виднеется наклейка, которая при ближайшем рассмотрении говорит ему, что получатель — Юта Накамото. А. Это первое физическое доказательство тому, что Юты здесь нет. Сейчас пять часов вечера воскресенья, и, если бы все было в порядке, Юта был бы здесь, чтобы получить свою посылку. И ему, скорее всего, так нетерпелось бы открыть ее, что он схватил бы с кухни первый попавшийся нож и разрезал картонную коробку прямо здесь, в прихожей. Сычён начал писать письмо-извинение на листе бумаги из блокноте, но каждое слово, которое он пишет, выходит неправильным и надуманным — да и просто ложью. Конечно, ему жаль, что он выгнал Юту, но он не лгал, когда говорил, что жить с ним становится больно. Он не может винить себя за то, что так долго избегал отношений, любить кого-то значило дать им над собой огромную силу и просто верить, что они не причинят ему боли. Это просто ужасающе для такого человека, как Сычён, которому нужно держать все в руках, нужно знать, что он всегда может на себя положиться. И потом появляется Юта. И если бы Сычён когда-нибудь отказался от хотя бы части этой независимости, позволил бы себе быть уязвимым — он не смог бы сделать это ни с кем другим, как с Ютой. Есть такой феномен под названием закон Хика. Он говорит, что чем больше у человека вариантов, тем дольше он будет выбирать. Он связывает два этих показателя через логарифм и объясняет эту связь через уравнение, и именно поэтому спустя столько времени Сычён все еще его помнит. Человеческий мозг способен обрабатывать информацию с невероятной скоростью, но если информации становится все больше и больше, процесс начинает замедляться. Так что, чем меньше вариантов, тем быстрее происходит выбор. Сычён касается кончиками пальцев наклейки. У него много вариантов. Можно отправить посылку Юте — у него есть его адрес. Можно пригласить Юту сюда поговорить и отдать ему посылку. Это было бы логично. На часах без одной минуты пять. А может — Сычёну пора просто сдаться. Признать, что Юты больше здесь нет, привыкнуть уже наконец к тому, что, наверное, им никогда и не суждено было быть вместе. Часы показывают пять. Автобус, на котором ездит Юта, уходит через двадцать минут. Он задумывается: чем сейчас занимается Юта, с друзьями ли он или дома. О чем он думает, ел ли он снова лапшу на обед, скучает ли он по Сычёну, злится ли на него. Вот в чем дело: закон Хика прав, чем больше вариантов, тем дольше принимается решение. Но только не тогда, когда вопрос о Юте. Только не тогда, когда дело в любви. Потому что во всем, что Сычён пока видел, любовь отрицает все законы математики. Он смотрит на коробку еще пару мгновений и хватает с полки ключи.𝚫
Сычён ерзает, стоя у двери. Коробка в его руках тяжелая. Все тело болит от скованности. Идея поездки на автобусе ему никогда не нравилась даже в теории, и он не в восторге от подтверждения ее на практике. К счастью, рядом с ним никто не сидел, — наверное из-за пугающе огромной помятой коробки, в которой человеческая голова находится с большей вероятностью, чем что-то ценное. Коробка, однако, не спасла его от грохочущего рэпа, игравшего всю поездку и заставлявшего его голову пульсировать, от жуков, встречавших у окна свою смерть и от обжигающего кожу солнца. Теперь он более чем уверен, что просто ненавидит ездить на автобусе. Но это буквально единственный вариант. Пробки в такой час просто ужасные, и Сычён знает, что каждый момент, в который он не двигается к цели, — это момент, в который он начинает обдумывать все, что делает. Он не проявляет заботу так внезапно, он не проявляет заботу в целом, да по правде говоря, он не заботится ни о ком вообще. Юта — исключение на новом уровне, исключение, только подтверждающее правило. Он наконец достигает своей цели — двери комнаты Юты, — и, на самом деле, он ни разу здесь не был, но номер комнаты все равно помнит. Конечно же, он ведь всегда был хорош с числами. Пальцы уже начинают неметь от того, как долго он держит в руках посылку. Нужно постучать. Нужно прекратить думать. Но он не может отрицать, что боится того, что Юта взглянет на него и захлопнет дверь перед его лицом. Сычёну кажется, он этого не переживет. Из них двоих только Юта мог вынести разбитое сердце и продолжить жить дальше, Сычён даже близко не так силен. И он думает о Юте, о его утренних пробежках, пронзительном взгляде и хриплом утреннем голосе, о том, как он никогда не моет посуду — и понимает, что не готов это терять. Он стучит в дверь. — Сычён? — произносит Юта, открывая дверь. Он замолкает и моргает. — Сычён? — Привет, — говорит он. Во рту становится сухо. Юта трет глаза запястьем. На нем большая футболка, его волосы взъерошены и запутаны, как когда он случайно засыпает на диване. Сычёну хочется пропустить через них пальцы. Юта осматривает его с головы до ног и щипает себя за руку так сильно, что вскрикивает. — Хорошо, значит ты и вправду здесь. Э-э. Ладно. Э… Почему ты здесь? Сказать, что он изумлен, было бы преуменьшением. — Тебе пришла доставка. — Мне пришла доставка, — медленно, выделяя каждое слово, повторяет Юта. — Мне пришла доставка? Сычён кивает. Взгляд Юты полон сомнений. — Как ты вообще сюда зашел? Они же не пускают незнакомцев, — спрашивает Юта. — Я сказал им свое имя внизу. Думаю, они решили, что я не представляю угрозы. — Тогда они все очевидно идиоты, ты самый смертельно опасный человек в любом помещении, куда ты заходишь, — бормочет Юта. — Но это все равно, типа, странно, где ты вообще припарковался? Приятно понимать, что травма, которую он получил от поездки на автобусе, была только эмоциональной, а не физической. — О. Я не на машине. Юта фыркает, опираясь на дверной проем. — Ну да, конечно, ты приехал на автобусе. Сычён не отвечает, опуская взгляд на свои руки. Надо подстричь ногти. Кутикулы уже выглядят не очень. — Сычён, ты не любишь прикасаться даже к дверным ручкам. Никогда не поверю, что ты проехал два часа на общественном транспорте только чтобы доставить мне посылку. Может, стоит сходить на маникюр. Он знает, что салоны сейчас предлагают мужской маникюр. В конце концов, рукопожатия — это важная часть каждого представления, а ногти — важная и заметная часть рук. — Сычён? Он резко вскидывает взгляд вверх. Юта выглядит измотанным. — Заходи внутрь, — говорит он и закрывает дверь за Сычёном. Когда Юту оставляешь самого по себе, он создает вокруг себя беспорядок. Сычёну уже хочется заставить Юту ждать на диване и пойти мыть его посуду. Вся комната сразу начнет выглядеть лучше. Так не по себе сидеть в гостиной, откуда открывается вид ровно на раковину, полную посуды, липкой от соевого соуса. Сычён все свое время провел бы, критикуя эту квартиру. Ему кажется, что пылесос ни разу не касался пола здесь. Пустые пакеты от чипсов и бутылки от газировки валяются вокруг телевизора, на каждой горизонтальной поверхности лежат грязные от пота футболки. — Если бы ты сказал мне, что приедешь, я хотя бы постарался убраться, — едва слышно бормочет Юта. — Клянусь, я знаю, как стирать вещи, просто откладывал это. — Все хорошо, — быстро отвечает Сычён. — На самом деле, если ты хочешь, я мог бы разобраться с той посудой, это займет минут пятнадцать. — Сычён, — произносит Юта таким тоном, который он обычно использует для людей, с которыми собирается быть невежливым. — Сомневаюсь, что ты два часа ехал сюда на автобусе, чтобы помыть мне чертову посуду. Он не ошибается. — Твоя доставка. Я... — Мы можем хоть на секунду забыть о доставке? Сычён, мне кажется, что ты должен мне… хоть что-нибудь. Ссору? Объяснение? Я, блять, еще не решил, но явно что-то больше, чем просто посидеть на моем диване и посмотреть в пустоту, — Сычён ожидал этого, но все равно так больно слышать, как Юта к нему так холоден. Юта, который ему знаком, всегда относился к нему с теплом. Сычён не знает, с чего ему начать. Начать с лета, объяснить, каково было вспоминать, как сильно Юта дорог ему, каждый день? Рассказать про уколы ревности, которые он чувствовал всякий раз, когда приходил Доён? Или вернуться еще дальше назад, в ту ночь, когда Юта смотрел на него со звездами в глазах и спрашивал, как работает гравитация, и Сычён знал, как работает гравитация, но понятия не имел, как она работает. Потому что вот это гравитация, сила, которая притягивает их друг к другу, которая никогда не была сильнее, чем сейчас, когда они смотрят друг на друга с разных концов комнаты. — Юта, прости меня. И, наверное, впервые за всю свою жизнь Юта выглядит так, словно у него нет слов. Сычён продолжает. — Юта, прости меня. Я делал тебе больно, но никогда не хотел этого, я хотел совершенно противоположного. Мне казалось, что все, что я делаю — к лучшему для тебя, но было глупо полагать, что я знаю, что делаю. Ты не один из моих клиентов, я не должен смотреть на тебя и думать, как тебя улучшить, потому что для меня ты всегда был так близок к идеалу, как человек вообще может быть, — голос дрожит. Срывается. Он смотрит на Юту, ища подтверждения, указания, чего-нибудь, но Юта лишь смотрит на него так, словно перебирает все струны его души. В конце концов, вот, что такое уязвимость. — Юта, я не хочу, чтобы ты переезжал, — это самая простая часть математического доказательства. Факт, ответ. После этого идет сложное — объяснение. — Я никогда этого не хотел, потому что жить с тобой, видеть тебя каждые выходные — это главное событие моей недели. Я каждый день провожу в ожидании пятницы, в ожидании того, что ты войдешь в дверь. Мне кажется, что ты это и так знаешь, потому что ты всегда просто знал меня. Но я не хотел, чтобы ты отказывался от этой работы только потому что думал, что я без тебя не смогу. И Юта, которому всегда было трудно молчать в кинотеатрах, теперь не произносит ни звука. И тишина никогда не была такой заметной раньше. Сычён вздыхает. — Юта? Скажи мне, что ты думаешь? Мне очень жаль. Юта наконец издает звук, разбивает свою пустую маску, еле слышно выдыхает. Он подносит руки к лицу и проводит ладонями по волосам. — Знаешь, ты буквально сломал мне нос и никогда не извинился за это. Ты обвинил меня, сказал, что я сам виноват, что оказался там, ты отказался брать ответственность даже когда все мое лицо было испачкано в крови, — он качает головой и улыбается воспоминанию. — Я всегда буду это помнить. Как ты пытался остановить кровь, но все еще не извинялся. И вот теперь ты здесь, просишь прощения. — Поверить не могу, что ты это помнишь, — виновато отводя взгляд произносит Сычён. — Конечно, помню, — Юта говорит это так, словно думать иначе глупо. — Этот день изменил всю мою жизнь. Я никогда не встречал никого такого, как ты, и в тот момент я, кажется, уже знал, что никогда больше не встречу. Несправедливо, как Юта с такой легкостью прорывается через его доспехи. Сычёну становится трудно дышать. — Юта, мне так жаль. Я никогда не хотел заставлять тебя делать хоть что-то. — Я пытаюсь осознать все это, но мне сложно, — произносит Юта, но в его голосе нет злобы. Он склоняется вперед, словно это поможет ему понять. — То есть, ты совершил ошибку, выгнав меня, и приехал сюда с коробкой, чтобы извиниться? — на лице Юты очевидно читается недоумение. Он знает его три года. Никто не знает Сычёна так хорошо, как Юта. — Я просто не могу понять. Но в этом и проблема. Юта думает, что Сычён будет вести себя логично. Но когда речь заходит о Юте, логика покидает его. Сычён начинает делать вещи, которые никогда бы не сделал, говорить то, что никогда бы не сказал, он бросился бы на тысячи лезвий, если бы это значило, что Юта улыбнется. Ничего в том, что Сычён чувствует к Юте, не логично. — Это даже не моя посылка, — больше для себя фыркает Юта. — На ней твое имя, — спорит Сычён. — Да, но она не моя, — Юта поднимается на ноги, и на мгновение Сычён пугается, что Юта уйдет. Но тот всего лишь достает ножницы из кухонного ящика и кладет их на коробку, толкая ее Сычёну. — Давай. Сычён пытается разрезать скотч, но у него не выходит, и картон мнется. — Мне кажется, ножницы тупые. — Боже, дай мне минутку, в этом месте ничего, блять, не работает, — рычит Юта, исчезая в, Сычён полагает, своей комнате. Он продолжает тыкать лезвием в скотч, бегая взглядом по комнате. Забавно: Юта ест те же хлопья, что они едят дома. Наверное, ему очень нравится. На самом деле, в этой квартире есть довольно много следов присутствия Сычёна, хотя он даже никогда здесь не был. В комнате есть несколько рамок с фотографиями их обоих, и Сычёну не удается сдержать улыбки. И только тогда он замечает календарь. Он настолько большой, что он не сразу даже осознал, что это такое. Он висит на противоположной стене, на нем фотография какого-то футболиста, но взгляд Сычёна цепляется не за это. За даты. Каждый выходной день обведен в кружок зеленым маркером, а вокруг нарисованы восклицательные знаки. Лезвие разрезает коробку в то же мгновение, как он осознает. Юта ждет этих выходных точно так же, как и Сычён. Он отрывает оставшийся скотч, раскрывает коробку и уставляется внутрь. — Вот еще одни, может получится... — Юта обрывается, увидев Сычёна перед открытой коробкой. — Ну вот, все получилось. — Юта, — выдыхает Сычён.— Что это такое? Он знает, что это такое. Конечно, он знает. — Это воздушный змей, — отвечает Юта. — Змей-дельта. — Почему ты купил мне дельту? — Твой сломался. Давным давно. Ты сказал, что тебе было наплевать, что ты почти не запускаешь дельты, что ты всегда можешь попросить змей у Тэёна, ты придумал так много оправданий, но я знал, что тебе очень хотелось новый, — Юта отводит взгляд, садясь обратно на диван. — Наверное, он потерялся на таможне, но все-таки добрался до сюда. Надеюсь, тебе понравится. Я знаю, этот зеленый цвет уродливый, но он напомнил мне о твоем старом змее, том— — Который напоминал тебе о телепузиках, — заканчивает Сычён. — Точно. Возможно ли математически выразить, когда пересекается точка невозврата в влюбленности? Совершенно точно, кривая будет экспоненциальной, потому что любовь не линейна, она не следует установленной последовательности “1, 2, 3”. Любовь похожа на “1”, и все в порядке, потому что это всего лишь единица, а потом превращается в “4”, потом в “9”, потом вдруг становится “16”, и кривая становится круче и круче, ты тонешь глубже и глубже, открываешь глаза и уже “196”, и ты так далеко от “1”, что не можешь ее увидеть, она превращается в далекое воспоминание. Так что, любовь, наиболее вероятно, — экспонента, что значит, ее график можно построить. А это значит, что где-то между единицей и бесконечностью будет точка невозврата, тот момент, в который любовь становится всепоглощающей. Сычён пересек эту точку уже давно. Сычён был влюблен в Юту так долго, что уже не представляет, каково это — не любить его. И он мог бы купить цветы или написать поэму, но разве не правило бритвы Оккама говорит, что простейшее решение — лучшее решение, и если Сычён хочет сказать Юте, что любит его, он должен просто— — Юта, я люблю тебя, — слова хрупкие. Неловкие. Тонкие. Он отдает их Юте с открытым, обнаженным сердцем, сняв с себя всю броню. — Юта, я люблю тебя так сильно, что мне больно на тебя смотреть. Каждое мое идиотское решение, каждый импульсивный, иррациональный выбор, — все они из-за того, что я люблю тебя и понятия не имею, что с этим делать. Я пытался это отрицать, пытался избавиться, но просто не могу. Сердце бьется так сильно, будто Сычён пробежал марафон. — Сычён, — бормочет Юта, широко раскрывая глаза, но нет, сейчас не его очередь говорить. Пока нет. Он придвигается ближе. Сычён делает вдох. — Я думал, если буду видеть тебя реже, то смогу от этого избавиться. Я думал, если буду видеть тебя чаще, то смогу от этого избавиться. Но я не могу. Это чувство всепоглощающее, и оно теперь забрало все внутри меня. Я знаю, я разбил твое сердце и не могу ожидать, что ты дашь мне шанс, но Юта, пожалуйста, знай, что я никогда не хотел, чтобы ты уезжал, никогда. Просто… я всегда любил тебя так сильно. — Что ты имеешь в виду? — голос Юты трескается. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь “люблю”? Сычён беспомощно смотрит на него. — Я имею в виду “люблю” в том самом ужасном смысле, в котором я могу любить. В том, где ты мой моральный компас, даже когда я хочу плыть в другом направлении. Где я просыпаюсь, чтобы пойти с тобой на пробежку, хотя ты знаешь, как я ненавижу бегать. В том смысле, что смотрю твои футбольные игры даже если едва ли разбираюсь в спорте. Взгляд Юты не сходит с него. Сычён не смеет двинуться. — Юта, я очень, очень в этом плох, я не умею быть в отношениях, но, прошу, знай, что я говорю искренне. Если ты уже начал двигаться дальше, если ты не любишь меня больше, как раньше, все хорошо, просто скажи, и я буду жить дальше, — он вздыхает. — Но я должен был что-то сказать. Я должен был рассказать тебе. Я должен перестать решать за тебя, основываясь только на том, что считаю для тебя правильным или нужным. Вот так. Вот все факты. Когда вы производите математическое доказательство, вы всегда заканчиваете написанием ответа. И Сычён делает именно это, повторяет: — Я люблю тебя. Юта бормочет что-то едва слышно. После, он смотрит на Сычёна и выдыхает: —Блять. — Я не расслышал первую часть, — говорит Сычён, и его голос становится выше, чем раньше. — Для человека со степенью магистра ты пиздецки сильно тупишь, если думаешь, что после всего этого времени я мог перестать тебя любить. Юта подбегает к нему, обхватывает его лицо ладонями, гладит скулы большими пальцами, и его дыхание жаром обдает лицо Сычёна. Это первый раз, когда Юта коснулся его за несколько недель, но кажется, будто прошли годы, и все тело Сычёна отзывается электрическим разрядом. Юта всегда был таким теплым, и сейчас под его кожей как будто разнесся огонь, добираясь и до губ. — Ты любишь меня? И Сычён, который никогда не извиняется, даже когда ломает чей-то нос, потому что никогда не бывает неправ, но знает, что продолжает делать Юте больно, несмотря на все свои самые лучшие намерения, смотрит сейчас в пронзительные глаза Юты, расслабляется в его объятиях и прикрывает глаза. — Прости меня. Прости за то, что я тебя люблю и что я так в этом плох. Юта целует его, в тот же миг, не тратя ни секунды, не обдумывая, словно ждал этого. Он едва склоняет голову, и их губы встречаются — Сычён от прикосновения ахает. Юта, должно быть, воспринимает это как отказ, потому что начинает отстраняться, но Сычён притягивает его обратно, вновь соединяя их губы. Он представлял, каково будет целовать Юту, в своих мечтах, спрятанных далеко в подсознании, и, наверное, хорошо, что он никогда не вдавался в подробности, потому что все, что он мог себе представить, не сравнилось бы с тем, как на самом деле оказывается чудесно целовать его на самом деле, чувствовать его губы на своих, чувствовать, как его самого держат, словно нечто драгоценное. Все оказывается лучше, чем он себе представлял. Юта целует его мягче, чем Сычён ожидал, медленно, целиком, и даже когда поцелуй становится небрежным, когда губы и языки начинают беспорядочно скользить друг о друга, Юта все равно крепко прижимает его к себе. Он позволяет рукам спуститься по груди вниз, к его рукам, переплетая их пальцы, и разрывает поцелуй. Сычён смотрит на их переплетенные руки и ругает свое сердце за то, что сейчас оно бьется еще быстрее, чем когда они целовались. — Сычён? — зовет Юта, и в его голосе слышится улыбка. Сычён избегает его взгляда, прикрывает веки и позволяет Юте поцеловать себя снова. О, это приятно. О, это больше, чем приятно. На самом деле, это просто невероятно: то, как Юта целует его все глубже, словно голодал все это время, то, как кончики его пальцев спускаются по его скулам к шее, к ключицам, запоминая, помечая каждый кусочек его кожи. Сычён поглаживает большим пальцем тыльную сторону руки Юты. — Сычён? — и в этот раз Юта зовет, пока Сычён наконец не поднимает голову, и крадет еще один короткий поцелуй. — Это по-настоящему? Это правда происходит? — Я не знаю, — говорит Сычён. Если быть честным, то все может получиться, это настолько проще, чем перебирать возможные ответы в голове, выбирая из них самый подходящий. — Пожалуйста, не переезжай. Мне жаль. Очень, очень жаль. Я не хотел тебя прогонять и не хотел влюбляться в тебя, и тем более не хотел тебе рассказывать, я понятия не имею, что делаю, я же говорил тебе, что ничего не понимаю в отношениях— — Отношения? — с тихим писком повторяет Юта, снова целуя его с такой силой, что Сычён отшатывается назад и ловит равновесие опираясь на кухонный стол — и это оказывается верным решением: он садится на него, и Юта использует уменьшившуюся разницу в росте, чтобы обнять его шею руками и продолжить целовать со всей страстью, которую он так долго сдерживал. Сычён, желая касаться больше, обхватывает талию Юты ногами. Юта бормочет что-то между поцелуями. — Я тебя не слышу, — выдыхает Сычён. — Просто, — Юта прижимается своим лбом к его. — Просто я поверить не могу. Поверить не могу, что ты держал это в секрете столько месяцев, ты хоть знаешь, сколько всего мы могли сделать за это время, и теперь ты приехал сюда, чтобы извиниться, приехал на чертовом автобусе— И после этого Юта перестает говорить. Сычён выдыхает, когда губы Юты спускаются вниз по его шее, оставляя на коже влажные поцелуи и укусы, потому что — как узнает Сычён — Юте очень нравится кусаться. Он прикусывает кожу, пока на ней не расцветают темно-алые следы и, словно извиняясь, зацеловывает их. Сычёну думается, что этот кухонный стол весьма хорош — это ведь красное дерево, не так ли? — и наверняка очень дорого стоит, и ему очень не хочется оставлять на таком чудесном предмете мебели следы от ногтей, но губы Юты такие умелые, что Сычён не знает, сколько еще сможет сдерживаться. Должно быть, Юта думает точно так же. — Можно отвести тебя в спальню, солнце? — шепчет он в шею Сычёна. — Можно показать, как сильно я тебя люблю? Сычён выдыхает, не зная, какое из этих слов трогает его сильнее. — Прошу. Юта сбрасывает все с кровати, обращаясь с Сычёном с такой нежностью, жестом просит его сесть на кровать и садится к нему на колени, обвивая шею руками. — Я никогда не мог забыть тебя полностью, понимаешь? Как можно? Ты ведь просто идеален. Юта сдвигается ниже, тянется губами к его шее и продолжает кусаться, иногда прерываясь и продолжая говорить, словно бы одними своими действиями не сбивает у Сычёна дыхание, заставляя его бедный разум теряться между кухонным столом и этой кроватью. — Иногда я задумывался, замечал, как ты на меня смотришь, но всегда думал, что просто путаю фантазии с реальностью. Поверить не могу, что в чем-то оказался прав, — Юта хихикает в его кожу и поднимает взгляд: его глаза светятся такой преданностью, что Сычён не сдерживается, склоняется вперед и целует его. Это мое, решает Сычён. Только мое, и никто больше его не получит, этот взгляд в его глазах теперь только для Сычёна, его руки на сычёновых плечах, вкус его поцелуев. Это мое, и именно поэтому Сычён кусает губу Юты с такой силой, что прокусывает до крови, и Юта, смеясь, отстраняется. — Ладно, справедливо, я заслужил. Наверное, стоило спросить, прежде чем оставлять метки на твоей шее, но разве ты можешь меня винить? Я так долго ждал, — и после всего этого Юта еще и дует губы, и Сычён осознает, что дал ему слишком много власти над собой, и уже поздно, ему придется терпеть вот такого Юту вечно. Напоминание об ожидании делает больно, и Сычён пытается задвинуть это чувство подальше, забыть о нем в поцелуе, но оно начинает жечься на языке, и он отстраняется. — Юта, прости меня за то, что я сказал, — выдыхает Сычён. — За все. Правда. —О, хороший мой, — шепчет Юта, прижимая его ближе к себе, до невозможного ближе, пока каждый атом их тел не будет соприкасаться. Он опускает Сычёна на кровать, нависает над ним и осыпает самыми нежными поцелуями его лицо, брови, скулы, нос подбородок, губы. Юта целует так, словно это его единственный шанс сделать это, словно ему нужно сделать все, что он всегда хотел, и сейчас ему кажется, что скоро часы пробьют полночь, и все это испарится. — Юта, я серьезно, — говорит Сычён, переплетая их пальцы. — Мне жаль, мне так жаль, я сделал тебе так больно, и даже не сейчас, а еще тогда, клянусь, я не хотел— — Солнце, все в порядке, — говорит Юта, снова утягивая его в поцелуй. Нежность делает с сердцем Сычёна что-то, чего он не может описать словами. — Поверить не могу, что ты держал это внутри так долго? Сычён, это, должно быть, сжигало тебя изнутри. Сычён замирает. Юта всегда был таким заботливым, таким проницательным, чувствительным, и сам он никогда не мог даже сравниться с ним. И даже сейчас он думает о Сычёне, каково было ему смотреть на него, желать его. Сычён тяжело выдыхает. — Конечно, Юта, конечно, но ты... — Сычён сглатывает. Теперь он смотрит прямо на Юту. Нельзя говорить что-то подобное сейчас, только не так рано. — Что насчет меня? — осторожно спрашивает Юта. Его глаза блестят, будто луна. — Ты любил меня. Так долго, — тревога распускается в груди. — То есть, ты вроде как это сказал, но может ты не имел в виду так— — Сычён, я люблю тебя. Сычён пытается не расплакаться. — Я люблю тебя, я очень, очень люблю тебя, я любил тебя все эти три года, и это уже стало частью меня. Я знаю, каково любить тебя, и мне не больно, это делает меня только сильнее, — на лице Юты расцветает улыбка; он убирает с лица Сычёна пряди волос. — Но я знаю тебя, я знаю, как сильно ты бережешь свое сердце, как ты ненавидишь быть уязвимым, я могу только вообразить, как больно тебе было думать, что ты не можешь быть со мной, — Юта подносит их сплетенные руки к губам и целует то место, где их пальцы соединяются. — Но ты можешь. Ты можешь быть со мной. Сычён вздыхает, сжимая ладонь Юты. — Хорошо. Теперь ты мой. — Тогда я теперь могу целовать тебя вечно? — со смехом спрашивает Юта. — Ты должен. Я физически умру, если ты не будешь. Я абсолютно уверен, — Сычён хмурится. — Поверить не могу, что я тебе разрешаю. Ты знаешь, как я ненавижу, когда меня трогают, — он знает: Юта понимает, что он не серьезно, у Юты все его защитные механизмы расставлены в голове по алфавиту. — Я полностью воспользуюсь этим разрешением, — Юта обнимает его челюсть, и, когда он целует его, для разговоров больше нет места. Поцелуй становится глубже, и Сычён теряется в том, как целуется Юта: так страстно, настойчиво, так сильно похоже на него самого. Его рука пробегает по его позвоночнику, заставляя Сычёна ахнуть, и Юта, гребаный Юта смеет хихикнуть. Он слишком этим наслаждается, слишком много удовольствия получает, ища все возможные способы заставить Сычёна ахать и стоять. — Я сниму это, — сообщает Сычён, пытаясь вернуть себе потерянную власть, и тянет за футболку Юты. Юта смотрит на него, весело улыбаясь. — Давай, я тебя не останавливаю. И, наверное, это было какой-то ошибкой. Юта теперь лежит на спине, открывая загорелую, смуглую кожу, и Сычён смотрит на него сверху, не в силах справиться со всем миллионом возможностей, которые приходят к нему в голову при виде этого. — Будешь просто смотреть? Мне показаться? — легким, словно ветер, голосом спрашивает Юта. Сычён краснеет, не зная, с чего начать, и Юта, его такой проницательный Юта, берет его руку в свою и кладет себе на грудь, заставляя пальцами коснуться соска. — Мне нравится так, — шепчет он. — Ты хочешь сказать, с другими людьми, — с яркой ревностью в голосе произносит Сычён. — Да, с другими людьми, но с тобой — больше. Мне все нравится больше с тобой, — говорит Юта. Его дыхание становится сбивчивым, когда Сычён начинает, едва сжимая, поглаживать кожу. Интересно видеть Юту таким, видеть, как он распадается на мельчайшие кусочки. И все это — из-за него. Сычён склоняется ниже и обхватывает его сосок губами, и Юта выгибается на простынях, вскрикивая и продолжая шептать непристойности, от которых Сычён покраснел бы, если бы не был полностью погружен в свое занятие. — Блять, Сычён, боже, да, — бормочет он, неловко хватаясь за волосы на затылке Сычёна. С каждым движением сычёнова языка его пальцы сжимаются и разжимаются, член все заметнее твердеет. — Подожди, Сычён, — выдыхает Юта, поднимаясь на локтях и глядя Сычёну прямо в глаза. Его зрачки расширены. — Я не… ты знаешь, как плохо я подбираю слова. Я просто… — Что-то не так? — Могу я показать тебе, как сильно я тебя люблю? И даже сейчас — он ждет Сычёна, ждет, пока он осознает все сказанное. Терпеливо ждет. Юта — тот человек, который отменит заказ, если он не прибудет за двадцать минут, который ломал телефоны, потому что они тормозили, но когда дело в Сычёне, он прождал целые годы. — Юта, я твой, — наконец произносит Сычён — и он никогда бы не подумал, что правда принесет такое освобождение, пока не увидел блеск в глазах Юты. — Хорошо. Хорошо, мне больше никто не нужен, я так устал пытаться устроиться. Ты не представляешь со сколькими людьми я трахался, пытаясь тебя забыть, — бормочет Юта, целуя его шею. — Ну конечно, расскажи мне побольше о них, пока мы целуемся, — хмурится Сычён. Ему не нужно больше доказательств того, что, пока сам он буквально заклеил себе ноги, Юта регулярно радостно получал свои дозы окситоцина. — Если ты так хочешь, — Юта улыбается той самой своей кошмарной улыбкой, какую он использует, когда собирается быть ужасным. — Одним из них был Доён, очевидно, он был дольше всех, и у него совершенно не было рвотного рефлекса, честно, это было невероятно, лучший минет в моей жизни— Сычён притягивает Юту за волосы к себе, соединяя их губы, потому что знает наверняка — Юта не сможет говорить, если его рот будут вылизывать изнутри. Они тяжело дышат в губы друг друга, Сычён чувствует, как Юта хихикает даже продолжая целоваться, и отстраняется, чтобы взглянуть на него. — Почему ты такой? — Я просто счастлив, что теперь смогу дразнить тебя до конца жизни, и тебе придется терпеть меня, потому что ты меня любишь, я знаю, — Сычён спрашивает себя: будет ли его сердце теперь пропускать удар всякий раз, когда Юта говорит слово “любовь”. — Я беру свои слова назад, — бормочет в его шею Сычён. — Нет, не берешь, — обхватывая его шею руками, отвечает Юта. — Ты теперь весь мой, и ты меня любишь, ты сам сказал, что любишь меня так сильно, что не мог на меня смотреть, это так по-гейски— Сычёну приходится поцеловать его снова, чтобы заставить замолчать. А потом он просто продолжает, потому что ему нравится. Он мог бы сказать, очень нравится. То, что Юта грубый — это известный всем факт. Сычён знает это от его друзей, и от того, как трясутся стены, когда Юта приглашает себе в гости “друга”, а совершенно точно он убедился в этом, когда вошел в его спальню и нашел там привязанного к кровати Доёна с кляпом во рту. Сычён знает, что у Юты есть целый ящик игрушек и целых список вещей, которые он любит делать с другими, и которые он любит, чтобы делали с ним, и Сычён к этому готов, он почитал про это в гугле одной темной и одинокой ночью среды, решил, что для него допустимо, а что нет, выбрал стоп-слово — но он совершенно не готов к тому, что происходит сейчас. Юта смотрит на него с искренним восхищением, оставляя поцелуи на бедрах и поднимаясь выше, к груди, руками лаская член. Он такой осторожный, такой нежный, что от этого почти больно. Он держит Сычёна так, словно он может разбиться, и каждые несколько секунд прерывается, чтобы подняться и поцеловать его. Везде, где Юта его касается, Сычёна словно обжигает самым приятным пламенем. Прикосновения Юты проходят по всему телу, и Сычён вздыхает в неприкрытом наслаждении. Смотреть на Юту сложно: веки становятся тяжелыми от удовольствия, которое копилось в нем весь последний час. — Юта, ты не хочешь сделать что-то со мной? — Сычён прерывается, не в силах сфокусировать разум ни на чем, кроме слабых укусов на своих бедрах. — Тебе что-нибудь нужно? И Юта качает головой, улыбаясь самой мягкой, похожей на рассвет улыбкой. — Все, что мне нужно — это ты. Сычён кончает в руку Юты, и это совершенно не переворачивает мир с ног на голову — наоборот, успокаивает, словно дыхание; с Ютой все получается естественно, словно так и должно быть. Сычёну кажется, что он никогда не сможет этого забыть: Юту, раскрасневшегося, с влажными от пота волосами и бровями и такого счастливого. Его волосы взъерошены, там где Сычён их сжал, когда Юта кончил на его живот. Следы, покрывающее все тело Юты, — такое яркое видимое доказательство того, что Юта теперь его. Сычен любуется. — Солнце? — зовет Юта. — Привести нас в порядок? Сычён глубоко вдыхает, пытаясь вспомнить, как ощущается воздух в легких. Здесь он как будто бы тоньше. — Даже не смей оставлять меня, — бурчит он, притягивая Юту к груди и пряча лицо в его шее. — Никогда. — А как же работа? — смеясь, спрашивает Юта. Мистер Чемоданчик может пойти нахуй, плевать на работу. — Мы можем работать удаленно, мне наплевать, — говорит Сычён; Юта, наверное, ничего не слышит: его слова выходят приглушенными. Юта смеется, обнимает Сычёна за плечи и целует в макушку. Солнечный свет, проникающий через окно, превращается в сумерки, темнеет, и Сычён не двигается: в руках Юты безопасно, там он под защитой. — Ты же переедешь обратно, да? — Сычён наконец задает вопрос, который мысленно задвигал подальше весь последний час. — Не знаю, видишь ли, я ужасно влюблен в своего соседа и только что заставил его кончить, выстанывая мое имя, так что это может сделать все немного неловким. — У тебя ужасные шутки, — хмурится Сычён. Юта показывает язык. — Что ж, жаль, теперь ты со мной застрял. Лучше привыкай. Только подожди, я попрошу у Тэна книгу с плохими шутками на день рождения. Сычён начинает спорить, и Юта прижимает его еще ближе, и обижаться на него не получается: быть к Юте так близко на самом деле приятно. Наконец, они перестают двигаться, и Юта тянет руку вниз и переплетает их пальцы. — О чем ты думаешь? — тихо спрашивает Сычён, прижимаясь ближе. — Честно? Боже, жду не дождусь, когда мы оскверним каждую поверхность нашего дома. Будет невероятно. Сычён фыркает. — О чем думаешь ты? — вдруг смутившись, избегая его взгляда спрашивает Юта. — Я думаю об одном принципе в математике. Может быть, любовь никогда не была уравнением или графиком. Может, она всегда была выражением, чем-то необъяснимым, но без сомнения верным. Чем-то вроде бесконечности, таким, что совершенно точно существует, но что невозможно определить. Но это просто любовь, в целом. А то, что есть у Сычёна и Юты, это чувство между ними, когда они лежат рядом друг с другом, и весь остальной мир поставлен на паузу — это нечто совершенно другое. Оно похоже на дельту — математический символ, обозначающий изменение. Он чем-то похож на воздушный змей, тот самый, который Сычён запускал три года назад, — на змей-дельту, парящем на голубом небе в своем легком, естественном путешествии. Тот змей, который он не может забыть. Который не может забыть и Юта. — Расскажи мне, — просит Юта, начиная широко улыбаться. — Попробуй объяснить. Обещаю, я постараюсь понять.𝚫
— Боже мой, Сычён, он мне почти в лицо прилетел! — вскрикивает Тэн, отпрыгивая в сторону от прямого столкновения. — Ты буквально сам виноват, что здесь шел. Мы на фестивале воздушных змеев. Здесь повсюду змеи. Тебе нужно ходить внимательнее, — говорит Сычён, хотя в его словах нет никакого яда. Да если бы и был, это ничего бы не значило — Тэн игнорирует Сычёна и запрыгивает на Тэёна, который почти теряет равновесие, а его змей чуть не падает на землю. — Тэн, пожалуйста! — кричит Тэён, одной рукой ударяя по воздуху рядом с собой — промахиваясь. Сычёну кажется, что он и не собирался ударять Тэна. — Мы же пытаемся летать. — Послушай его, — говорит Сычён. Тэн продолжает доставать Тэёна, обнимая его и оставляя на шее поцелуи, периодически уворачиваясь от его шлепков. — Тэн, ты просто ужасный. — Я невероятный, и ты это знаешь, — Тэн наконец прекращает осыпать поцелуями Тэёна и поворачивается к Сычёну, который на это предупреждающе поднимает бровь. — Почему ты улыбаешься? — требует Сычён. — Я что, не могу радоваться? — надувает губы Тэн. — Я здесь со своими самыми любимыми в мире друзьями. С одним из них я еще и регулярно сплю. Моя жизнь просто восхитительна. — Я рад, что ты наконец-то достиг пятой ступени пирамиды потребностей Маслоу. Но пожалуйста, все же радуйся этому где-нибудь в стороне. Твое существование мешает моему змею летать. По правде говоря, ничего особенного Тэн не делает. На часах начало седьмого, солнце начинает садиться. Большая часть обычных посетителей уже ушла по домам, и все, кто здесь остался — такие же энтузиасты, как Тэён и Сычён. И теперь они просто пускают змеи ради веселья, потому что нет ничего прекраснее, чем воздушный змей на сумрачном небе. — Юта уже закончил свой экзамен? — спрашивает Тэён, маневрируя змеем. Сычён бы почувствовал, если бы его телефон завибрировал. — Не думаю. Он не писал мне после того, как ушел его писать. Но он справится, он много к нему готовился. Он звонил мне ночью и просил повторить с ним техники дисциплины, — опусти брови, Тэн, это не так интересно, как ты думаешь. — Наконец будет выпускной, на который ему хочется идти, — задумчиво говорит Тэн. — Солнышко, ты пойдешь туда со мной? — Конечно, — ярко улыбается Тэён. — Я не был в университете так долго, интересно, остались ли шоколадки такими же, как раньше. Хочу их попробовать. — Может быть, Юта закончит свой экзамен, прежде чем мы будем обсуждать его выпускной? — Сычён вздыхает — но и сам думает, что, когда приедет домой, начнет все планировать. Юта так усердно трудился в этом году, он заслуживает отпраздновать конец своих трудов со всеми друзьями, — а потом, он заслуживает их личного празднования дома. — Ладно, есть еще одна причина, по которой я счастлив, — признает Тэн, крутя на пальце кольцо с розовым кварцем. — И что это? — спрашивает Сычён. Он не доверяет Тэну. Он никогда не станет доверять Тэну. Тэн жульничает в Pictionary. Он подтверждал, что ему нельзя доверять уже множество раз. — Не волнуйся, я спросил своего жениха, и он сказал, что все в порядке. На самом деле, он даже меня поддержал. Глаза Сычёна расширяются. Он не может сделать ничего, кроме как повернуть голову. Все остальное заставит коробчатый змей, который сейчас в воздухе, упасть, а он уже потратил кучу времени, чтобы запустить его. — Поддержал в чем? И потом — Тэн склоняется и коротко целует Сычёна в щеку, прежде чем резко отскочить назад и спрятаться за тонкой фигурой Тэёна. — Тэн, я надеюсь, ты осознаешь, что, как только этот змей коснется земли, мне придется тебя убить, — говорит Сычён. Он искренне надеется, что Тэн не думает, что он шутит. Он серьезен. Он совершенно точно прикончит жениха своего второго лучшего друга. Это ужасно трагично, но, к сожалению, любой человек, кроме Юты, который поцелует его, должен умереть. — Боже мой, замечательный вид. Сычёну приходится остановить себя, чтобы не повернуться и случайно не обезглавить Тэна леской от воздушного змея, — но это Юта, он точно знает, что это Юта. — Ты это планировал? — пораженно спрашивает Сычён. Предательство приходит от тех, от кого ты меньше всего его ждешь. — Ну, ты говоришь так, словно я это обдумывал, — успокаивающе произносит Юта. — Скорее, одной ночью Тэн пришел в мою комнату в академии очень пьяным и сказал, что ты просто невероятно милый и что он умрет, если когда-нибудь не поцелует тебя в щеку. — Ты принес меня в жертву? Юта снова его целует. — Вроде того. Да. Прости. Но это было очень мило, я буду помнить этот момент вечно. — Ты кошмарный, и я никогда не буду говорить с тобой снова, — Сычён поворачивается к Юте спиной. Юта просто смеется. Он отходит в сторону от Сычёна, чтобы обменяться парой слов с Тэёном и Тэном. Сычён пытается прислушаться и разобрать, о чем они говорят, но у него не выходит, и он не хочет поворачиваться обратно и давать им удовлетворения от такого очевидного подслушивания. Спустя всего секунду он чувствует, как Юта встает рядом с ним. — Я шутил, я все еще хочу с тобой разговаривать, — бурчит Сычён, и Юта смеется, притягивая его к себе. — Я знал. Давай, пойдем прогуляемся. Обещаю, это не пробежка. Они и вправду идут очень медленно, пытаясь сделать так, чтобы змей продолжал лететь, но Юта, кажется, не против. Он наслаждается атмосферой, всплесками цветных воздушных змеев на оранжевом закатном небе. — Ты не сказал, что твой экзамен закончился, — говорит Сычён. — Я хотел сделать тебе сюрприз. Рад, что у меня получилось успеть на фестиваль. Здесь просто прекрасно, как всегда, — говоря эти слова, Юта смотрит на него. Сердце Сычёна начинает колотиться. Он не думает, что когда-нибудь это прекратится. — Событие года, — легко толкая Юту в плечо и пряча в его шее улыбку, говорит Сычён. — Именно так, — выдыхает Юта, переплетая их руки. — Не могу дождаться, когда мы будем здесь в следующем году, и еще через год. Нити воздушного змея путаются, и Сычён решает, что так ему нравится больше всего.