***
Выдвигаться решили завтра — беллиорцы должны были предоставить какой-то транспорт. Пока же Лио-Лай и Вей-Кан оказались предоставлены сами себе. Лингвист выловил в коридоре какого-то беллиорца и увлечённо что-то обсуждал с ним на языке жестов. Девушка же попросила провожатую (её звали Flita, Флита) рассказать побольше про ser… серьги. Хорошее предложение, если вдуматься. Они ведь друг друга не понимают. Флита сообразила первой и принесла блокнот и коробку карандашей. Девушки устроились на кровати в комнате Лио-Лай, и беллиорка принялась рисовать, периодически произнося какие-то слова. Сначала на листе появилась черноволосая женщина в белом костюме из свободных брюк и рубашки («Anna»). Лио-Лай показалось, что где-то она её уже видела. Затем Флита нарисовала вокруг женщины облачка-мысли, в которых появились разнообразнейшие украшения: колье и кулоны, кольца и браслеты, заколки, гребни, пояса, подвески, броши… серьги. На другом листе Флита изобразила иглу, протыкающую мочку уха. — Хотите, милая гостья? — поинтересовалась она, указав одной рукой на рисунок, а второй — на Лио-Лай. Флита что, предлагала ей проколоть уши? Менвитка представила себя с теми веточками в ушах. Что ж, это выглядело… довольно симпатично. Лио-Лай решительно кивнула, и Флита ушла, чтобы вернуться минут через десять с небольшой коробочкой в руках. Внутри оказались крохотная бутылочка спирта, облачко ваты, игла в металлическом футлярчике и круглый флакон с неизвестной жидкостью сиреневого цвета. Ну, спирт — понятно, для дезинфекции. А сиреневое нечто? Как оказалось, им смазывали иглу, и оно обладало замечательным свойством заживлять ранки в мгновение ока. Серьги Лио-Лай действительно подошли. Веточки свисали, прячась в волосах, и таинственно поблёскивали листочками-изумрудами. Изумруды… Камни аристократов и богачей. Простой биолог вроде Лио-Лай и мечтать не смел о том, чтобы не просто прикоснуться к этим камням, а надеть украшения с ними на себя. Но здесь, похоже, их не так ценили. По крайней мере, Флита с помощью рисунков дала понять, что набор украшений теперь принадлежит менвитке. Походило на сделку с Ниртаем, но Лио-Лай не смогла отказаться. Тем более по сравнению с украшениями местных дам или той же Флиты набор был более чем скромен. До темноты Лио-Лай сидела на подоконнике, зарисовывая в блокнот парковых птичек. Голографические снимки она, конечно, тоже делала, но без таких вот зарисовок от руки процесс изучения казался ей неполным. Утром девушку разбудила Флита. В изножье кровати уже лежал выстиранный комбинезон, рядом стояли начищенные сапоги. — Вам пора, милая гостья, — произнесла женщина, провожая Лио-Лай к выходу. Капрал Дарук проводил рамерийцев за пределы Изумрудного города, переправился с ними через канал, а та-ам… О Хоо, вот это да! В небольшой роще стоял, доставая головой до верхушек деревьев, исполинский рыцарь со свирепой рожей. Тот самый, с пятого гобелена. — Не думал, что он такой здоровый! — озвучил общие мысли Элар-Шен. Завидев их, рыцарь прогрохотал: — Привет, рамерийцы, разрази меня гром! Затем он лёг на землю, и капрал Дарук указал рамерийцам на закреплённую у него на спине корзину, походившую на кузов небольшого грузовика. Кажется, теперь испугался даже полковник. Впрочем, нет. У менвитов нет страха. У арзаков чувств нет вообще. Поэтому все спокойно влезли в корзину и пристегнулись ремнями к креслам. Великан аккуратно встал и быстрым шагом двинулся вдоль жёлтой дороги. Благодаря его скорости, рамерийцы оказались недалеко от Ранавира уже вечером. Однако попасть туда им было не суждено: рыцарь рванул куда-то на юго-запад и остановился намного дальше, уже на склоне горы. Там он аккуратно опустил корзину на землю, после чего унёсся обратно. — Ищем проломы в деревьях, — приказал полковник. — Движемся по ним. Паукольвы, если верить беллиорцам, охотятся в первой половине дня. Сейчас они должны спать. Поблизости ничего интересного не наблюдалось — опушка как опушка. А вот маэ в двадцати налево пролом был. Что-то громадное совсем недавно пробралось в чащу, снеся по пути пяток вековых деревьев. — Лио-Лай, что скажете? — спросил Мон-Со, склонившись над одним из кривых пней. — В наших легендах пауколев — гигантское паукообразное со львиными хвостом и головой. У зверя очень тонкая длинная шея — его единственное слабое место. Здесь, судя по следам, мы имеем дело с чем-то похожим. Также следы говорят, что паукольвов тут прошло по меньшей мере пять. И, — вздохнула зоолог, — это самка с детёнышами — худший расклад из возможных. — Ильсор, что с передатчиком? — Первый концерт Ан-Хеля, господин полковник, — отозвался арзак, подкручивая переключатель громкости. Ан-Хель или не Ан-Хель, но из передатчика действительно доносилась классическая музыка. Сказка потихоньку превращалась в ужастик. — Таинственное место, тихая музыка… — перечислил думавший о том же Элар-Шен. — Ночью кого-то утащат в чащу, а кому-то отгрызут ногу или руку. — Пистолет, лейтенант! — прошипел Мон-Со. Четыре лучевика тут же нацелились на кусты. В лучах заходящего солнца они становились всё более зловещими. Стволы деревьев превращались в костлявые руки, шёпот ветра — в тихие проклятья, длинные тени — в решётки клеток. Неудачное время для охоты. Им бы парой часов раньше сюда прийти — было бы намного проще. Рамерийцы осторожно шли по пролому. Менвиты водили фонариками лучевиков по кустам, Ильсор шёл между ними, продолжая настраивать передатчик. Лио-Лай пыталась вспомнить, сколько детёнышей бывает у паукольвов. Лес становился всё тише и тише: исчезали птичьи трели, редкий стук копыт, чьи-то визги и писки. Логово тварей было совсем близко. Внезапно тишина заполнилась звуками. Кто-то скрёбся в кустах и поскрипывал: «скви-и, скви-и». Это ничуть не напоминало членораздельную речь. Неразумная живность? А истребить её самим беллиорцам местные верования не позволяют? Что-то схватило Лио-Лай за ногу и потащило влево. Девушка упала, чудом не выронив пистолета, и направила фонарь на это что-то. Нить паутины. Беловатая, почти прозрачная, она тянулась куда-то в гущу леса, где светились восемь красных глаз. Темноту рассёк смертоносный луч. Глаза закрылись, натяжение ослабло. Вот только тварь была не одна. Полковник уже вовсю отстреливался от трёх паукольвов сразу, четвёртый схватил Ильсора и убегал. Вей-Кан помчался за ним. Элар-Шен, который отвлёкся на спасение Лио-Лай, тоже угодил в окружение трёх тварей, одна из которых была сильно больше других. Паучья мама! Лио-Лай хотела крикнуть ему, чтобы не шевелился, но не успела. Лейтенант пристрелил двух паучьих деток, и самка взвыла на весь лес. Повсюду стали загораться новые красные глаза, а мамаша в ярости клацнула зубами на Элар-Шена. Тот как-то неудачно извернулся, и его нога по колено утонула в львиной пасти. Лио-Лай выстрелила. Тварь осела невнятной кучей, но нога уже была откушена. — Остановите кровь! — рявкнул Мон-Со, выхватывая у Элар-Шена пистолет. Он умел стрелять с двух рук. Меткость от этого проседала, но паукольвы были большими, так что проблема была не так велика. Другое дело — лейтенант! Лио-Лай наложила тугую повязку, перебинтовала саму рану — бестолку. Единственное, чем она могла помочь, так это вколоть обезболивающее. Хотя оставался вопрос, попала ли она куда надо в темноте и нервотрёпке. — Около дюжины? — шипел Мон-Со. — Их тут не меньше сорока! Элар-Шен бледнел, у лучевиков разряжались батареи, паукольвы подбирались всё ближе. Вдвоём Лио-Лай с полковником их не победят. О Хоо, ну почему? Лио-Лай не хотела погибнуть в бою! Ей куда больше нравилось мирно изучать всякую живность! А теперь эта живность изучит её! По косточкам разберёт! Все вкусы оценит! Лио-Лай не хотела погибнуть. Ярко-фиолетовая вспышка разорвала сумерки.***
Мысли скакали как взбесившиеся ранвиши. Ильсор лишь делал вид, что чинит передатчик — всё равно не заработает, раз до сих пор то молчит, то музыку передаёт. Надо будет Ланату показать. Отметив эту идею, арзак снова провалился в размышления. Ну кто, кто мог загадать то желание? Ильсор составлял для себя примерные портреты членов экспедиции, однако в сочувствии арзакам мог уличить (возможно… маловероятно… в порядке бреда…) только полковника Кау-Рука. Но его в Изумрудном городе не было. Кто тогда? Полковник Мон-Со? Нет. Точно нет. Ирлен, конечно, говорил, что комэск его больше не гипнотизирует, но Мон-Со просто не мог такого пожелать. Служака, преданный идеологии до мозга костей, потому что это закон. Лейтенант Элар-Шен? Странный, немного чудаковатый менвит. Что у него в голове — непонятно. Но на арзаков ему плевать — он даже своего техника по имени не зовёт, хотя относится к нему лучше, чем многие. Других двоих Ильсор почти не знал. Зоолог Лио-Лай. Про неё говорили, что она витает в облаках и вообще слишком молода для экспедиции. Ну, вроде Лио-Лай действительно была самой младшей среди менвитской части экипажа. К арзакам относится ровно, регулярный гипноз игнорирует по рассеянности. Лингвист Вей-Кан. Строгий. Периодически может отвесить своему арзаку подзатыльник за какие-то косяки. Знает запрещённый язык, но это ничего не значит. Он может быть влюблён в свою науку. Но желать арзакам свободы? Хотя, пожалуй, это наиболее вероятный вариант. Задумавшись, Ильсор пропустил момент нападения. Лишь удар лицом о землю вернул его в реальность. Похоже, он наступил на паутину, которую теперь волокли в логово. Следом спешил Вей-Кан. Он целился в тварь, но почему-то не спешил стрелять. Наконец сверкнул луч. Пауколев завалился набок, придавив Ильсору ногу. Арзак вскрикнул от боли. О, нет! Лучше бы он этого не делал! Старший брат как-то рассказывал, что в разных языках существуют свои междометия для выражения одних и тех же эмоций. Логично, что забывшие свой язык арзаки будут применять менвитское «ау» или молчать вместо родного «ой». И лингвист не мог об этом не знать. — Сканер считает, что это всего лишь ушиб. — Менвит спокойно дошёл до Ильсора и осветил его сначала фонариком, потом сканером. — Ободранные колени, ладони и подбородок. Мальчишеские травмы, да? — спросил он вроде бы даже доброжелательно. — Лазил когда-нибудь по деревьям? — Не могу помнить, господин Вей-Кан, — привычно склонил голову Ильсор. Он не успел подняться и сейчас сидел на коленях, так что должен был выглядеть достаточно жалко. Менвит почему-то разозлился и резко вздёрнул его на ноги. — Даже не говори, что ничего не помнишь! — проговорил он сквозь зубы, а затем вдруг притиснул Ильсора к себе, будто хотел задушить, и прошипел ему на ухо: — Тинор — мой сын, если ещё не понял, диверсант ранвишев! Ильсор не успел ничего сказать или подумать — в проломе что-то вспыхнуло, и Вей-Кан рухнул в кусты, увлекая его за собой.