Миг

Харука никогда в полной мере не осознавала своей силы. С самого детства она была очень слаба, часто болела, и потому родители решили, что ей будет лучше на свежем воздухе в деревне, чем в душном дыме Токио. Их прощание было слезливым и икающим, — девочке, как никак, всего пять лет было, — полным обещаний часто навещать и писать письма. Она очень любила свою бабушку, что всегда была с ней рядом. Это она познакомила маленькую потерянную девочку с миром музыки, с тем миром, что стал для златоглазки всем. Она уже и не держала обиду на родителей, что явно не собирались исполнять все обещание, не грустила из–за одиночества или скуки. Особенно скуки. Теперь скучно ей никогда не было. Она с утра до ночи сидела за пианино, ее маленькие пальцы старательно нажимали клавиши, создавая звук за звуком, превращая их в мелодии, что с каждым последующим становились все лучше и лучше. Оба–чан(1) видела это и уже тогда знала, что ее ждет великое будущее. Ее непутевый сын и его дамочка еще пожалеют, что отказались от такого сокровища. ХХХХХ Шли года, и маленькая девочка превращалась в прекрасную девушку. К пятнадцати годам она была не по возрасту развита в… основных женских аспектах: ее тело было практически идеальным. Ее коралловые волосы по плечи были мягкими и шелковистыми, золотые глаза поражали своей уникальностью, мягкие черты лица манили, а изгибы и выпуклости во всех нужных местах соблазняли. Когда Хару–чан сказала, что поедет учиться в Академию Саотомэ, ее бабушка очень беспокоилась за нее. И дело было не только в ее не столь крепком здоровье — уже не таком, как в детстве. Но все же! — но и в другом. Ее внучка была очаровательно невинна, и при этом обладала телом богини. Страшно даже подумать, что может произойти, если кто–нибудь решит воспользоваться ее доверчивостью и сделает ей больно. Оба–чан не желала своей Хару–чан такого, потому вечером, за день до отъезда, села вместе с ней за стол и объявила, что им нужно серьезно поговорить. Она объяснила все, что смогла, и множество раз просила свою внучку быть осторожной среди мужчин. Харука отчаянно краснела и довольно уверенно заявила, что не намерена вступать в какие–либо отношения подобного рода с противоположным полом, и что все, что она хотела, это профессионально заниматься музыкой. Не любовью (не в том смысле, о котором сейчас многие подумали). Оба–чан все понимала, но уверяла, что, если она этого не хочет, все равно найдется тот, кто захочет. «Ты выросла в очень красивую девушку, Хару–чан. Ты милая, добрая и невероятно талантливая. Я уверена, что найдется кто–то, кто заметит это также, как и я. Я лишь прошу тебя: будь осторожна. Иногда мужчины могут сделать все возможное, чтобы получить то, что они хотят. Не позволь загубить свой свет». «Не волнуйся, Оба–чан, не буду». И, когда бабушка Нанами Харуки через две недели получила письмо о том, что ее внучка более чем счастлива и уже завела много друзей, большая часть из которых парни, она могла лишь вздохнуть. Все, чего она хотела — это обезопасить Харуку. Большего она не просит. «Ками–сама(2), прошу, пусть у нее все будет хорошо. Пусть она не познает той боли разбитого сердца, что ведома мне». ХХХХХ Когда Харука приехала к ней под конец учебного года, явно чем-то расстроенная, бабушка уже думала о худшем. Однако все оказалось не так страшно, как она думала. Все было хуже. К ней (за ней) приехало аж шесть различных мальчиков, один лучше другого, и она пели её песню. Её внучка расплакалась, и они окружили девушку, утешая, - кто как мог, - при этом ласково улыбаясь. Оба-чан смогла убедить их остаться на ночь до следующего поезда, что все равно будет рано утром, умудряясь игнорировать того странного мужчину, свалившегося им на голову с вертолета и лопочущего что–то о том, что Хару-чан прошла какое — то испытание. Взгляд Сияющего Саотомэ был бесценен, теперь уж точно сформировавшаяся группа STARISH могла это подтвердить. Но, тем не менее, директор узнал в пожилой женщине перед ним Наоки Нанами, одну из самых великолепных композиторов прошлых двадцати лет, и, из уважения к ней, благополучно отстал от парней и дамы, позволив им немного отдохнуть от моральных потрясений, прежде чем начать изводить на репетициях. В течении всего дня и вечера Оба–чан наблюдала за мальчиками и своей внучкой, с каждым мгновением все больше и больше кое-что понимая. Харука больше не была такой слабой. В её нежных руках есть власть, о которой мечтают большинство женщин этого мира. Эти ребята были словно её послушные марионетки. А она, как опытный кукловод, дергала за ниточки и показывала, куда идти и что делать. Не буквально, но очень на то похоже. Стоило ей улыбнуться, и они таяли, как снег в жаркий июльский день. Хару могла засмеяться, и они, словно под гипнозом, неотрывно смотрели на нее. Златоглазка вела себя как ласковый друг, а они всеми силами пытались получить от нее хоть немногим больше любви, чем другой. Они были полностью в её власти. Наоми стало их жаль. Хотя, по правде говоря, пусть лучше будет так, чем наоборот. Сама же Харука об этом даже и не догадывалась, восхищаясь тому, как ей, девушке–провинциалке, совсем не интересной и не красивой (с её точки зрения), удалось найти таких замечательных друзей, как эти парни. А её бабушка смотрела, как красноволосый мальчик по имени Иттоки Отоя безбожно краснел под стать собственных волос, пока Хару благодарила их за все, что они сделали для неё, высокий блондин в очках по имени Шиномия Нацуки ярко улыбается и тянется её обнять, синеволосый юноша с родинкой под глазом, — кажется, Хиджирикава Масато, — нежно улыбается и кивает, парень с оранжевыми волосами и розой в руке, Дзингудзи Рен, подмигивает ей и дарит эту самую розу, еще один синеволосый юноша по имени Ичиносе Токия положил руку ей на плечо и что–то сказал, а блондин одного роста с Хару с шляпой на голове просто глупо ухмыляется и выглядит намного безумнее, чем остальные, — смотрела и вздыхала, зная, что поздно что–то менять. Они уже слишком сильно влюблены, чтобы думать о чем–то еще. Интересно, хоть кому–нибудь из них удастся завоевать сердце её милой внучки? Что — то ей подсказывало, что нет. В этой комнате нет того юноши, с которым Хару будет счастлива провести всю жизнь рука об руку. Он где–то рядом, но не здесь. Предчувствие редко подводило её. Если подумать, то вообще никогда. Но ведь им незачем знать это, верно? ХХХХХ Не ведомо для них, в эту минуту, за пределами дома, на ветке дерева, откуда замечательно было видно нежно улыбающееся лицо Нанами Харуки через окно, сидел загорелый юноша с короткими темными волосами и лазурными глазами, что мечтательно смотрели на вышеупомянутую девушку. Он произнес лишь одно предложение из восьми слов тихим шепотом, чуть наклоняя голову, в глазах сверкал магический свет: — Подожди немного, моя принцесса, скоро мы будем вместе… А после он за секунду исчез с порывом ветра, словно его никогда и не бывало. Лишь маленький розовый цветок медленно и плавно опустился на траву. Он лежал, никем не замеченный и не признанный, ровно до той поры, пока молодая девушка не вышла из дома на улицу и не села в тени дерева, вдыхая родной воздух. Её золотые глаза зацепились за розовое пятно подле ее руки. Дыхание замерло, сердце пропустило удар. Она медленно протянула руку и взяла четырехлепестной цветочек в свою ладонь, не веря тому, что видела. Она узнала бы этот цветок из тысячи. Неужели он был здесь? Её взгляд метался по местности вокруг, конечно же, никого не замечая. Но надежда оставалась. Сказать истинное спасибо ему было просто жизненно необходимо для нее. Не заботясь о том, услышит ли её кто–то внутри дома или нет, она крикнула: — Сесиль–сан, если вы слышите меня, спасибо! Спасибо огромное! Это было начало нового витка в их жизни, но никто не узнал об этом сейчас. Это станет ясно лишь через год, на Магистратуре, где все будет еще сложней и запутанней, чем в Академии. Но это уже совсем другая история.