Мы рабы и мы господа, мы везде и мы нигде, мы подчиняем себе багровые реки.
«Багровые реки», режиссёр — Матьё Кассовиц
Звёзды вязнут в небосводе, как в раскалённой смоле. Когда Ева соблазнила Адама, Бог ударил кулаком в ярости Своей, и серебряная скорлупа солнца разлетелась в звёздный щебень. С тех пор солнце нещадно согревает почву пастбищ, а звёзды мерцают по ночам. Но сегодня — сегодня они дрожат. «Отчего дрожите, звёзды?» — веселится Дина про себя, но не выдаёт своего ликования ни словом, ни делом. Воины, приставленные братьями, верно шагают рядом. До чего у неё хорошие братья! Левий и Иуда, её верные, добрые братья: они всегда баловали её и учили слову Божьему. И они же обнажили ради неё свои мечи в праздничный день. Огонь заливает золотым заревом весь город: ночь становится светлой, словно день. Сандалии из козьей кожи стёрлись, но Дина идёт, не обращая внимания на камни, что царапают молочные ступни. Ничего, раны заживут. До чего же светлая и знойная ночь! Пот течёт с висков ручьём, а воины уже раскраснелись. Их смуглые лица блестят от испарины, а глаза наливаются солёными слезами изнеможения. Тяжело сопровождать Иаковову дщерь, дщерь, что была опорочена Сихемом и трижды за это отомщена. — Горячи ли ваши мечи? — наивно спрашивает Дина, резко останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Как много копоти, должно быть, осело на её лице: если провести ладонью по щекам, под ногтями останется чёрная каёмка, как у крестьянина. Немудрено, что во рту пересыхает и страстно хочется пить. — Нет, госпожа, металл холоден, — отвечает Сим, правая рука Левия. — Его может согреть лишь кровь. Дина знает, отчего дрожат звёзды. Они дрожат от едкого дыма, поднимающегося от спалённых соломенных крыш. Они дрожат от криков и визгов. Они дрожат от её, Дины, наряда: оборванный подол и отяжелевшие юбки тянутся по земле, собирая опилки и пепел, а серьги в ушах радостно, по-праздничному звенят. Церемониальная одежда Дины насквозь пропахла гарью и потом. Она слышит этот дурманный аромат, и ей кажется, что так пахнут свирепые воины. Она идёт по улицам Сихема, подняв голову к небу, словно пытаясь урвать хоть глоток чистого, не пропалённого воздуха. Полыхает пожухлая трава, полыхает дерево, даже люди. Так много огня! Дышать сложно… Дина сбавляет шаг, снимает с головы невестино покрывало. Сухой терпкий ветер обдаёт её распаренное лицо. Это дыхание Господа. Не стоит Его злить. Когда Дину увидел Сихем, он потерял голову: надо было взять с собой верных слуг, а не отмахиваться от наставлений матери. «Девы Сихема добродетельны, — по-детски лепетала Дина. — А сыны смелы и милосердны». Где были сыны Сихема, когда княжич, обхватив её за талию, тащил прочь от юных рабынь? Где были дочери Сихема, когда Дина, дочь Иакова, с которым говорил сам Бог, исступлённо молилась вдали от семьи? Неделю, страшную неделю она провела во дворце, на подушках, набитых дурманной пахучей травой, укрытая тончайшим шёлком, распинаемая похотью Сихема. Он был причёсан и надушен, но разве это могло облегчить её долю? Дина жила в нескончаемой лихорадке из пота и семени: она не могла ни спать, ни есть. Её выворачивало от одного запаха еды, поэтому Сихем зажимал ей нос и вливал в рот какие-то настойки… Улюлюкал над ней, одевал, кормил… А потом, раскаявшись, попросил её руки у отца. И отец согласился на этот брак. За что?! За что?!.. Разве она была плохой дочерью, разве она не чтила Господа? Отец согласился на брак, а братья приторно глядели на сватов в пёстрых рясах и монисто. Тогда ещё Дина не знала, что они трижды за неё отомстят. Она много плакала, глаза почти не просыхали, и матушка плакала тоже. Она попросила забрать Дину до свадьбы в дом, и разве мог кто ей отказать? Дину выводили из дворца под руки, потому что она спотыкалась и ревела в три ручья, а служанки причитали и плакали вместе с ней. Отец тяжело вздыхал: вряд ли ему всё это нравилось, братья ядовито перешёптывались, рабыни хромали, опустив глаза в пол. Одна только госпожа Рахиль молчала, поджав губы и держа за ладошку малютку Иосифа. «Теперь ты порченая, — объяснил Еммор на прощание. — Прости моего сына и живи с ним, как госпожа». Но Господь не прощает поругание дщерей Его. В час свадебного пира, когда небо ещё не до конца почернело, началась резня. Никто не успел закричать — даже отец: его подхватили на руки рабы и вынесли вон. Гости пили вино, слушали, как бьют в кожаные литавры, как надрывно звенят бубны. Музыка отрывисто гремела в ушах. Только Левий и Иуда не притронулись ни к трапезе, ни к питью. Первым закололи Еммора, а потом побили богачей. Дина закричала, закрыв дрожащими пальцами лицо. Кровь из ярёмных жил княжны брызнула ей на скулы. Левий кивнул своим верным воинам, и они резко вздёрнули Дину на ноги, взяли под локти и, обнажив мечи, двинулись к выходу. Краем глаза Дина заметила отбивающегося от нападок братьев Сихема. На миг ей стало жаль его. Ведь он раскаялся и раскаялся искренне, и он любил её, и был готов ради неё на муки плоти и души… Сихем браво сражался. Даром, что всё было бесполезно. Успел выбежать из залы, залитой топкой кровью, но ведь братья его нагнали бы рано или поздно. «Кровь за кровь», — исступлённо подумала Дина, впопыхах убегая из хором. Она вспомнила, как впервые в неё толкался Сихем, как его спутанные волосы щекотали шею и ключицы. Это было в какой-то конюшне: воняло мокрой шерстью и навозом. Её вырвало в стог сена, но пыхтящий Сихем не растерялся: зловонием больше, зловонием меньше. Как только Дина утёрла губы, он рывком повернул её на себя и продолжил то, чем был занят. Дина плакала и плакала, а когда всё кончилось, попыталась вытереть семя рукавом. И что же она обнаружила? Кровь. Лоно кровоточило, словно его вспороли иглой для шитья. Ей было так больно ходить… Сихем нёс её до дворца на руках. Теперь Дина чувствует лишь целебную боль и терзающую глотку жажду. Она останавливается перед полыхающим сводом хором, откуда недавно спасалась. Жар целует её детское лицо. Дерево трещит — треск сотрясает жгучий воздух, и Дина видит, как рушатся балки. Хлёсткий степной ветер взметает её чёрные волосы. Она ждёт, и ждёт, и ждёт, и… Левий выходит из княжеского дома. Он тащит за волосы причёсанную голову Сихема, и алая дорожка окропляет босые ступни брата. Вены наливаются кровью, бьются на шее — Левий тяжело и жарко дышит, обнажая белые зубы хищника. Велик и могуч сын Иакова! Дина глядит на кровь, запёкшуюся на скулах и на лбу брата, застилающую вместе с потом злые тёмные глаза. — Сестра, — громогласно провозглашает Левий. — Се есть возмездие Божье! Прими приданое своё! Голова жениха с раскрытыми веками и опалёнными ресницами катится под ноги. Дина не языческая жрица, чтобы брать в руки плоть человеческую, поэтому она переступает через неё — и идёт навстречу брату. Господь выжигает Сихем за Дину, палит посевы, пожинает урожаи ледяным градом и адским пламенем. Он умерщвляет сынов сихемских, делает невольниками дочерей сихемских, пускает по миру их злато, каменья, детей, масла и шёлк. Он зальёт багровыми реками дома и храмы языческих богов, посыплет пеплом да головы грешников, обрушит чернёный свод небес на них. Господь есть возмездие, Господь есть справедливость, Господь есть любовь. Господь отдаёт ей в приданое весь Сихем. Дина подходит к Левию и поднимает руки в молитве.