***
Замок напоминал старое английское поместье, из последних сил цеплявшееся за былое величие на грани разорения в двадцатых годах двадцатого века. Подъездная дорожка была устлана песчаным гравием, но за стрижеными газонами резко раскидывался дикий лес. Она осмотрелась; отсюда не открывался вид на широкое поле, где праздно стреляли по фазанам выходцы из высшего общества, а борзые с длинными лапами сновали вокруг хозяев. Зато можно было заметить двухэтажную пристройку — наверное, там жила прислуга. Она неспешно обходила замок, шествуя на звук веселья где-то со стороны задней части фасада. Тёмные, густые волосы, слишком прямые и тяжёлые, чтобы держать укладку из кудрей, перевязаны в низкий хвост. Белоснежное шифоновое платье без плеч, с расшитым бисером корсетом, спускалось до щиколотки. Она держалась непривычно и слегка нетвёрдо в босоножках на каблуке, но выглядела, как настоящая Золушка. Замок с резными башенками на фоне невысокой фигуры казался огромным, но сад, раскинувшийся за поворотом, — просто исполинским. Возвышавшийся архитектурным памятником фонтан поблёскивал переливами бликов, игравших в воде с каждым громким залпом фейерверка. В воздухе пахло летом и ранункулюсами. Совершенно неправильно, выбивающе из колеи. Садовые лютики, молочно-белые, нежно-розовые, пышными букетами венчали каменные вазы у подножия лестницы. Пёстрая толпа гостей сновала с бокалами на тонких ножках. За хрустальными гранями пузырилось шампанское. Никто не смотрел на цветы. Все любовались яркими всполохами салюта. Илинка опустила голову, рассеяно оглядывая себя. На пальце сверкнуло кольцо с крупным, жёлтым, прямоугольным бриллиантом. У неё никогда не было таких платьев и украшений. Она никогда не бывала на подобных вечерах, в окружении столь почтенных лиц, и не видела настолько головокружительных фейерверков. Зимние ранункулюсы никогда не цвели летом. Илинка вновь обернулась к замку. В высоком окне ей удалось заметить фигуру хозяина поместья. Он лукаво улыбнулся и под очередной залп золотистых искр, рассыпавшихся драгоценной пылью в ночном небе, отсалютовал ей бокалом. …из дрёмы её вывел собственный кашель. Илинка отплевалась, приподнимаясь на локтях в ванне, в которой едва не захлебнулась. Расставленные по полу свечи догорели до половины. Вода совсем остыла, пена давно полопалась. — Какой изящный полумрак. — Мужской голос раздался совсем рядом настолько неожиданно, что девушка едва не погрузилась под воду вновь, с головой. — Вот, значит, как ведьмы восстанавливают силы. — Она взмахнула руками, оборачиваясь на звук, и бутылочки, стоявшие на бортике, разлетелись в разные стороны: что-то с грохотом врезалось в кафельную плитку, что-то булькнуло рядом с её бедром. — Сама додумалась или вместе с кошками? — словно в подтверждение, за дверью протяжно замяукала Ноапте. Фамильяр пытался пробраться к хозяйке и защитить её от угрозы, но магия более сильная и тёмная мешала ему. — Ты! — карие глаза вспыхнули с таким негодованием, что казалось, ресницы Илинки вот-вот охватит огонь. Не помня себя, она судорожно сдёрнула с сушителя полотенце и погрузила ткань в воду, прикрывая обнажённое тело. Ей хотелось добавить что-то ещё. Что-то, на что у неё слов не сыскивалось. Скучающий вид Ноэ вызывал в ней смешанные чувства — от зудящего раздражения до обжигающей ярости. Словом, спектр эмоций был один. Он демонстративно втянул воздух носом и проговорил: — Пахнет декадансом. Илинка нервно дёрнулась. Расцарапанную после атаки нечисти щёку обожгло вспышкой боли. Руки и ноги не слушались, когда она выскочила из ванной, точно ужаленная, и едва не поскользнулась на холодном полу. Не хватало только убиться. Перевернуть свечи. Распластаться в самой нелепой из всех возможных позе. Голой. Тем временем Ноэ безынтересно разглядывал баночки на полке у раковины. — Маска с розовой глиной, гель для интимной гигиены… а я всё гадал, как обстоят дела с личной жизнью у местных «с приветом». Надеюсь, он был первым парнем на дерев… Вопрос повис в воздухе, не оконченный. Одна рука Илинки яростно прижимала полотенце к груди. Другая взмыла в воздух — в попытке толкнуть, пихнуть, да хоть схватить за лацкан пиджака и выпроводить пинками, — но вдруг замерла, остановленная крепкой хваткой сильных пальцев. Вместе с тем она оступилась, резко не находя опоры. Ноэ поймал её запястье в считанных сантиметрах от плеча. Поразительная реакция для того, кто изображал меланхолию в высшем её проявлении. За дверью раздалось шипение Ноапте. Илинка внутренне сжалась в комок от его тисков, не имея ни малейшего представления, что будет дальше. Взгляд, доселе затуманенный гневом, начал проясняться. Лишь теперь она заметила, насколько плохо выглядел всегда одетый с иголочки Ноэ. Костюм порвался в нескольких местах. Рубашка заляпана грязью. Светлые волосы спутались. На виске красовалась ссадина. Губа разбита. Что ещё произошло в замке? Он тоже там был? Тьма окутывала его плотными коконом, просачивалась сквозь человеческую оболочку. Она пыталась вырваться, расползтись по всей ванной комнате её маленького домика, дотянуться чёрными лапами до каждой улочки селения Холодное. Оболочка трещала по швам, не выдерживая такого напора изнутри. Глаза — карий и зелёный — выжигали дыры в её лице. Поглотившая Ноэ тьма была почти осязаема. В какой-то момент Илинке почудилось, что по безупречному лицу пробежалась тень чёрных сосудов. Он медленно разжал пальцы, выпуская её запястье. Низкое, задушенное: — Прошу прощения. Я не хотел делать больно, — он отвернулся, не глядя на неё и не позволяя разглядывать себя в ответ. — Стоило постучать, но твой кот чуть не выгрыз мне сердце. И надень что-нибудь, — добавил Ноэ у порога. — Говорят, встречать гостей в таком виде — моветон. Хотя, как по мне, весьма интересно. Казалось, он был признателен, что Илинка не кинулась на него с неудобными расспросами, но тихо и за несколькими бетонными стенами.***
«Так вот, как живут обычные люди», — читалось ярким текстом на кислой мине Ноэ каждый раз, когда Илинка обращалась к нему за мелкой помощью. — «Прескверно», — морщился он, закидывая дрова в печь. Вся галантность Ноэ испарилась без следа, когда он в первый и единственный раз дал ей понять, что не намерен обсуждать произошедшее той ночью в замке. Ясно было лишь одно: чувствовал он себя виноватым и правым одновременно. Илинка в принципе не любила давить на людей, если они сами не желали раскрыться, а уж вставлять слово поперёк подобному существу — себе дороже. Растраченная сила возвращалась к ней слишком медленно и неохотно. Или, правильней сказать: не возвращалась совсем. Она могла гадать на картах. Готовить успокаивающий чай для девушки, что пришла к ней в слезах и умоляла вернуть бросившего её парня. Проводить несложные ритуалы на чью-то любовь, здоровье и открытие денежного потока. «Привороты, обожаю!» — Ноэ веселился, наблюдая за мелочными страстями людского рода. Один раз со скуки хотел вмешаться и «наколдовать чего-нибудь интересного», что Илинка, безусловно, строго-настрого запретила делать. Он приходил в себя гораздо быстрей, чем она. С его силой, как таковой, у Ноэ, насколько она могла судить, проблем не наблюдалось. То была рана куда более глубокая и кровоточащая, нежели её ведьмовская слабость. Илинка прекрасно чувствовала людей и разбиралась в тонкостях чужих натур. Проблема Ноэ задела его душу. Ту самую, наличие которой он упорно отрицал даже наедине с самим собой. Она понимала, что он относится к ней лишь как к временному отвлечению от насущного. Была ли против? Нет. Она привыкла помогать. Пусть наблюдает за человеческим тщедушием, если ему от этого веселей. Он нужен Господину, даже если тот пока этого не осознал. Особенно сейчас, когда Илинка могла сделать для его защиты примерно целое ничего. Она шла, повесив голову, и старалась ни о чём не думать. Тревога и беспокойство то накатывали, то снова отпускали, и девушка то замедляла шаг, то снова двигалась быстрее, как машина с расстроенным карбюратором. Солнце нежно грело побледневшие от затяжных переживаний щёки. В тёмных, каштановых волосах играли золотинкой рассветные лучи. Она уже покормила кур и поставила тесто для блинчиков — всё равно они не получались такими же вкусными, как у Сандры, — а теперь просто хотела побыть в одиночестве, уйдя из дома под предлогом нужды в сборе трав. Вопреки надеждам, Ноэ увязался следом. Илинка слышала, как бьётся корзина с бутербродами и термосом о его ногу при каждом шаге: галантный кавалер был галантен до конца, а потому вызвался тащить даже плед. Что ж. Хочет сельскую дискотеку — будет ему вечеринка. Авось сбежит в своё тёмное царство или помрёт со скуки. Хотя, кладя руку на сердце, Илинке думалось, Ноэ просто не хотел оставаться один на один с Ноапте. Фамильяр преданно служил своей ведьме и норовил кинуться на незваного гостя каждый раз, когда хозяйка не видела. — Леди, поделитесь мудростью, — раздался голос за её спиной, вырывая из трясины мыслей. — У нашего пути есть конечная цель, или вы просто идёте вперёд в надежде, что я от вас отстану? Уголки губ дёрнулись вверх. Пожалуй, она нуждалась в его нетривиальном обществе больше, чем полагала. Сейчас, когда Сандра уехала, Илинка осталась совершенно одна с ягнятами, курами и миллионом собственных проблем. Правильно говорят: единственный человек, который будет рядом с тобой всегда, — это ты сам, и лучше со своей головой дружить. Илинка похвастаться этим не могла ни в переносном, ни в прямом смысле. Отвечать не хотелось. Хотелось просто молчать под звуки чужой болтовни. А потому она окинула взглядом цветочную полянку и сообщила: — Пришли. — Рандеву с пчёлами? — Единение с природой. — Единственное единение, которое я приемлю, — это единение тел. Не дожидаясь особого приглашения, Илинка улеглась на расстеленный плед. Ноэ повозился, скидывая пиджак, закатил рукава рубашки, оголяя предплечья. Несмотря на вернувшийся лоск, в окружении жёлтых полевых цветов он смотрелся удивительно органично. — Тебя интересуют девушки только в этом плане? Ноэ упал на спину рядом, подставляя лицо солнцу. Светлые волосы небрежно растрепались. Он запрокинул руки за голову и то ли поёрзал, занимая удобное положение, то ли изобразил пожатие плечами. — Я люблю развлекаться. Женщины — один из самых простых и доступных способов. Они любят красивые обещания, которые мужчины не собираются выполнять, падки до внешнего очарования и становятся покладистей в зависимости от толщины кошелька. — Не все женщины такие. Ты просто расист. По отношению ко всей расе людей. — Возможно, — неожиданно согласился он, и фраза прозвучала ближе. Илинка повернулась, встречаясь с его лицом, обращённым к ней. Ноэ молчал. Глаза разного цвета словно что-то выискивали в её чертах, никак не находя, хватаясь за скользкий хвост зацепки, но тут же его упуская. Его взгляд выражал полную осознанность, когда Ноэ приподнялся на локте, наклонился к ней и замер в паре сантиметров от лица. Он… он ведь это не серьёзно. Правда же?.. На губы — снова в глаза. Классический, безмолвный вопрос. Она рассеяно посмотрела на его губы, как если бы усомнилась, что этого действительно можно желать. С ней. Обычно мужчины не спрашивали, можно ли её поцеловать. Либо делали это — неожиданно, неумело, как с её первым парнем, — либо она сама намекала всеми доступными женщинам уловками, как со своим вторым кавалером. Илинка напомнила себе, что ей нужно дышать. Хоть иногда. Плавный вдох… Его тёплый выдох щекотливо пробежался по губам, которые тут же начало покалывать. Это было глупо, но сейчас она боялась его больше, чем тогда, в ванной, когда страшиться действительно стоило. Или нет. Не так. Больше всего на свете сейчас она боялась саму себя. Она несмело прикрыла глаза, дав молчаливое согласие. Первое прикосновение выходит почти целомудренным, в уголок губ. Она слегка поворачивает голову к нему и мягко ведёт губами по его губам. Кожа горит в том месте, где его ладонь покрывает её щёку. Большой палец плавно очерчивает линию скул, рука движется дальше и убирает со лба пушистую прядь густых волос. Она чувствует себя мороженым, которое растекается по всему стаканчику и капает на землю в июльскую жару. Второе касание уверенней. Они выдыхают одновременно, тихие вздохи смешиваются между собой. Ноэ бывал бестактен, но за озвученную им правду можно было обижаться только на саму себя: порой он высказывал в лицо то, в чём ты давно боялась признаться самой себе. Он был прав: в маленьком селении на девушку с репутацией местной сумасшедшей мужчины не особо падки. Отсюда и эта привязанность к животным, как попытка компенсировать недостаток тепла и поделиться нерастраченной любовью. Он был прав, что в Брашове перед ней открылось бы куда больше дорог. Если бы она не была такой трусихой. Ты храбро сражалась с нечистью, сказал он, но ты так боишься оторваться от корней Холодного и шагнуть вперёд. У Илинки когда-то был парень. Даже два, но второго называть таковым выходило с натяжкой — он больше брал, нежели горел желанием отдавать в ответ. Когда Сандра спрашивала о нём, Илинка смущённо пожимала плечами и называла эту связь «одиночеством вдвоём». И ни один из них не целовал её так «правильно», как это делал Ноэ. Поцелуй, от которого она начала задыхаться, стал напористым и почти грубым. Таким, от которого нужно было отказаться. Он сжимал её лицо и точно хотел, чтобы она отказалась. Зарываясь пальцами в тёмные волосы, проникая языком в горевший рот, он будто желал показать ей, от чего она должна бежать, сломя голову, к своей кошке или первому встречному сельскому дурню. Только вот Илинка меньше всего хотела, чтобы этот новый, внезапно настолько совершенный ураган эмоций прекратился, едва начавшись. Это было похоже на то, как несёт без тормозов под гору дизельный грузовик. Он спустился к шее, покрывая нежную кожу укусами. Вжался губами, втянул тонкую кожу… в голове поплыло. Пальцы начали подрагивать, и ей невпопад подумалось, что её колени непременно бы подогнулись, если б она не лежала. На пледе. Среди этого пустынного поля. Под ним. Руки выпутались из плена волос, случайно дёрнув несколько прядей, зацепившихся за ремешок дорогих часов, и скользнули под ткань платья. Под тонкое хлопковое бельё без плотных чашечек. Сердце ошалело колотилось прямо в его ладонь. Внутренности сжались. Вспышка мимолётного испуга наполнила нутро комом непереваренной пищи. Хватило одного жеста — пальцев, вцепившихся в плечи, обтянутые рубашкой. Уже не столь совершенной, слегка мятой. То ли в рвении попросить о большем, то ли в попытке оттолкнуть. Слишком ярко. Слишком сильно. Слишком непривычно и… быстро. Ноэ тихо хмыкнул, опустив голову на её плечо, пряча лицо в сгибе шеи. Поцелуй — изначально, как вспышка любопытства, — вышел из-под контроля. Он сам выходил из него, а потому её предупреждение пришлось как нельзя кстати, возвращая его в реальность. В какой-то момент он хотел мазохистски оттолкнуть её напором и грубостью, чтоб было не повадно думать, будто он — внезапно свалившийся на голову благородный принц из сказки, вроде Влада, — но вместо этого он проговорил, мягко касаясь губами впадинки под ухом: — Скажи, как ты хочешь. Илинка почувствовала, как щёки начали гореть от волнения. Ноэ не был сельским дурнем. Ноэ вообще не был человеком. Сказать, что это её напугало вкупе с отсутствием особой популярности у противоположного пола, — ничего не сказать. — Не сразу, — негромко ответила она, чувствуя себя полной дурой, однако Ноэ сдержанно кивнул и отстранился, напоследок оставив беглый поцелуй на щеке. — Знаешь, почему многие мужчины так не любят ведьм? — неожиданно добавил он уже совершенно будничным тоном, закидывая руку назад и наугад срывая цветок. — Они сами себе на уме. Их не обманешь, не купишь за деньги. Они привяжут тебя к себе, если захотят, и осознание собственной власти делает их свободными и независимыми. — Ноэ воткнул жёлтый цветок в её волосы, возле уха. — У женщин и кошек хозяев нет, — обратился он к ясному небу. — Они приходят лишь на время.***
Кровная связь потомственных ведьм опасна лишь в одном: когда одна ведьма набирает силу, вторая вынужденно слабеет, позволяя раскрыться новоиспечённой одарённой и занять её место. Никогда два полярные звезды не сияют ярко на одном небосклоне. Однажды Илинка проспала до обеда, выключив несколько заведённых подряд будильников. А на следующий день просто не встала с кровати. Она заметила это ещё тогда, когда Сандра почувствовала нужное для лекарства Лео растение, а Илинка — не услышала. Надеялась, что всё обойдётся. Не обошлось. Ломота и озноб сковали тело. Несмотря на лето за окном, она лежала, завёрнутая в кокон из одеяла и двух шерстяных пледов. Ей было жарко, но без удушливого ватного плена — слишком холодно. Взмокшие волосы вились мелкими кудряшками и прилипали ко лбу. Кровать казалась ей настолько огромной, словно её края непрерывно отдалялись от Илинки, а сама она была крошечным младенцем на родительском ложе. Она крутилась в постели, как кукла на шарнирах. Каждую кость выламывало из суставов, мышцы сводило. Ноапте свернулась клубочком на краю кровати, в ногах у хозяйки, и впервые не шипела на Ноэ, расположившегося за спиной её владелицы. Он зажимал её в кольцо, в попытке унять крупную дрожь маленького тела. К ночи Илинке сделалось совсем плохо. От лихорадки и бесконечной ломоты она впала в воспалённый бред и начала плакать, а на все вопросы, что для неё можно сделать, отвечала капризным хныканьем и слабыми стонами. У неё не попадал зуб на зуб, когда она в полубреду, указывая в дальний угол дома, прошептала: — Ноэ, кто это? Ноэ видел то, что видела она, и что ей видеть не было положено: неприметных, бесполых существ с очень тонким телом и уродливыми мордами с впалыми глазницами. — Злыдни, — негромко ответил он. — Не смотри на них, — Ноэ потянул её за плечо, несильно вынуждая повернуться лицом к нему. — Они тебя не тронут. То, насколько внезапно у неё хватило сил резко отшатнуться от него, удивило их обоих. Огромные карие глаза, превратившиеся в испуганные блюдца, смотрели на Ноэ с плохо сдерживаемым ужасом. — Твоё лицо… Она его увидела. Настоящего. Страх, всколыхнувший всё её нутро, уступил свинцовой усталости так же быстро, как возник. Илинка тяжело вздохнула и опустила веки. Ослабленные руки подкосились, голова безвольно упала на подушку. На ней почти не осталось сухого места от слёз и пота. — Если я вижу тебя таким, значит, всё плохо, — она говорила неслышно. Пересохшие губы едва двигались. Девушка вяло шевельнула пальцами, замершими между ними. Ноэ правильно понял жест и подвинулся к ней, так, чтобы её голова оказалась на уровне груди. Чтобы не видела того, что выше. Они долго лежали в тишине. Он было решил, она забылась беспокойным сном. Однако Илинка слабо попросила: — Расскажи про свой дом. Всё равно мне осталось недолго, звучало между строк. Всё равно я не знаю, куда попаду после того, как оставлю это место и это тело. — Давай покажу, — Ноэ подцепил пальцами её подбородок, прося взглянуть в глаза. Илинка напряглась, но не отстранилась. — Только для этого нужно поцеловаться, — неожиданно, выдавить из себя привычную ухмылку оказалось физически тяжело. Она издала звук, похожий на фырканье. — Так уж и нужно, — смогла бы — наверняка закатила глаза. Илинка потянулась к его губам, и он поспешил первым преодолеть как можно большее разделяющее лица расстояние. «Так уж и нужно», конечно. Он коснулся её висков и крепко зажмурился, представляя дом. Чернота космоса бесконечна и безгранична. Мириады звёзд закручиваются в воронки и проносятся мимо. Звёздная пыль и межзвёздный газ мелькают яркими хвостами. Он чувствует каждую её эмоцию особенно остро. Тошноту, комок, в который сжались внутренности, давление в ушах. Она сама будто летит сквозь это пространство, такая чуждая его миру. …а потом оказывается в месте, придуманном им специально для неё. В огромном английском замке из светлого камня. В лёгком белом платье, хрупкая, как тростинка, почти прозрачная. Исчезающая, истончающаяся, как стираемый о доску мел. Спускается по ступеням к крупным вазонам с нежно-розовыми ранункулюсами. Он понимал, что вызывало постоянный диссонанс. А потому теперь в саду тихо оседал крупными хлопьями снег. Тут ей не будет холодно. После она войдёт в дом, где встретит всех своих друзей. Пусть там играет музыка, горят в высоких канделябрах свечи и льётся рекой звонкий смех. Пусть самый достойный из мужчин пригласит её на танец. Хоть этот рыжий удобный болван. Хоть сам Влад. Пускай туфли застучат по лакированному паркету. Он идеальный костюмер. Он продумал каждую деталь. Завтра утром над селением Холодное забрезжит рассвет, и Ноапте вытянется поперёк кровати, сложив лапы на ноги хозяйки. Карпатская нечисть тесно переплетена с карпатской магией, но даже в его мире действует закон равновесия. Изгоняя болезнь из тела человека, ты всегда берёшь зло на себя. Зло, с которым куда проще справляться там, откуда ты и явился. Ему от ведьмовской хвори ничего не будет. Только останется ещё один рубец, недалеко от того, что нанёс сам себе из-за Влада. Завтра она не вспомнит о нём ничего, кроме снов, в которых он изредка появлялся как спутник её Господина. У Илинки и Ноапте «хозяев» нет. Они пришли в его жизнь лишь на время.