Дракула: История любви

Романтика, ангст. За всю свою пока совсем недолгую жизнь Илинка собрала коллекцию самых разнообразных ярлыков: странная, чудная, одарённая, ведьма, чокнутая. Последними её нарекали те девушки в селении, к которым она относилась равнодушно, но которые отчего-то её невзлюбили. Наверное, винили в том, что не все парни на деревне смотрели в их сторону: люди вообще любят искать виноватых, а уж если не складывались отношения с противоположным полом в маленьком местечке, где ходила громкая слава о её бабке — к гадалке не ходи, проблема не в скверном характере, а во вмешательстве со стороны. И плевать, что пресловутые парни нечасто заглядывались в её сторону — из тех, кто верил в её «чудачество» и опасался, что она непременно заколдует да приворожит несчастных. Остальные в двадцать первом веке всё-таки относились к россказням с долей скептицизма, но селение было маленьким, и в процентом соотношении доля верующих и не верующих делилась приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Дар в себе Илинка почувствовала сравнительно поздно, но многие подружки тогда перепугались, что она двинулась рассудком, как Габи. Собственно, только он и остался ей верным другом, несмотря на молву. Габи да Сандра, которая всегда защищала сестру от нападок. Не то чтобы многие рисковали говорить ей гадости в лицо, однако зрение Илинку никогда не подводило, и она замечала косые взгляды в свою сторону. В общем и целом, чудной она действительно была. Но вот дурой — никогда. И уж тем более не страдала расстройством памяти. А потому то, что шептаться за её спиной стали чаще, не заметить не могла. К тому же, Габи совсем перестал заходить в гости. Однажды ей всё-таки удалось встретить друга и поинтересоваться, не хочет ли он, как раньше, посидеть за чашечкой чая и поиграть с картами. Они любили так забавляться: тасовали колоду, задавали вопросы и вытягивали по одной карте. Что тебя ждёт? Встреча с королевой кубков. Образ королевы в таро, говорила Илинка, — это всегда образ женщины, которая проявляет заботу о близких, о мире, который её окружает. Королевы олицетворяют эмоции, испытываемые чувства и внутренний мир, хотя все четыре королевы очень разные. Масть кубков всегда выражает чувства. Эта королева придаёт им большое значение, она ценит свой внутренний мир, не позволяет посторонним в него вторгаться, одаривает нежностью близких и терпеливо учит окружающих испытывать и принимать их эмоции. О чём вы с ней будете разговаривать? Тройка кубков — и снова кубки, — вас ждут приятные дружеские посиделки. Герои этого аркана не похожи друг на друга, имеют разные интересы, жизненный опыт, занимают различное положение в обществе. Голубые с лиловым одежды первого персонажа подчёркивают стремление постигнуть истину в любом вопросе, найти правду, хотя он бывает не практичен и идеалистичен. Сине-красные одежды второго персонажа говорят о настойчивости, жажде действий, готовности встать на защиту того, кто слабее. Габи улыбался: это как будто про нас. Ты в одной карте, добавлял он, видишь больше, чем многие способны разглядеть в другом человеке за всю жизнь. Илинка отвечала, что главное в чтении карт — видеть детали, изображённые на аркане, а главное в раскладе — уметь собрать нужные мелочи в единую картинку, отбросить лишнее, прочитать карты во всей их совокупности, ведь именно «соседство» определяет наиболее верную трактовку. Однако, завидев её в тот день, Габи шарахнулся, точно от прокаженной. Он принялся озираться, как если бы опасался, что кто-то вот-вот покажется из-за угла, и отказался от чая. Илинку это насторожило. Потребовалось время и настойчивость, чтобы добиться от друга причин его поведения. «— Тот мужчина, — сказал Габи, всё ещё нервно бегая глазами, — он очень чёрный! — Какой мужчина? — Он всегда с тобой. — Ты уверен? — Илинка не насмехалась. В ней заворошилась тревога за друга. — Со мной не было никакого мужчины. — У него страшное лицо, — Габи уставился в одну точку за её спиной. Его взгляд оцепенел. Илинка решительно не понимала, о чём шла речь, но точно знала, что на сей раз она просто обязана выбить из друга информацию. — Габи, что ещё ты помнишь про того мужчину? — Он мне не нравится. — Может, ты запомнил, как он выглядит? — У него разные глаза. Один тёмный, другой светлый. Он чужак». Больше у неё с Габи разговор не клеился. Илинка провела вечер, напряжённо обдумывая полученную информацию. А потом вспомнила того мужчину, которого видела во снах рядом с Господином. Чёрная энергия. Глаза — карий и зелёный. Он был здесь? Что ему было нужно от неё? Ноапте внимательно наблюдала за хозяйкой, доверительно щуря жёлтые глазки. Илинка погладила кошку по пушистому чёрному загривку, и та довольно заурчала. Она подобрала Ноапте на улице котёнком как раз в тот момент, когда почувствовала, что в ней пробуждается бабкина сила. Всегда говорили: новая ведьма раскрывает свой потенциал только после смерти старшей ведьмы в семье. Она сразу поняла, что это знак, и Ноапте появилась в её жизни не просто так. Илинка ласково нарекала кошку своим фамильяром, но говорить, к глубокому сожалению, та не умела — в отличие от кота Салема из небезызвестного сериала. В ту ночь она решила, что обязательно докопается до истины, и сборы чемоданчика не отняли у неё много времени. Уже наутро такси отвезло её к замку Господина. Заявляться в его дом через чёрный ход, без приглашения, было бы невежливо, рассудила она. Тем более с кошкой. Габи ясно дал понять, что приближаться к её домику он пока не намерен, а потому оставить Ноапте ей было не на кого. В замке её встретил молодой парень, поприветствовавший гостью с сильным акцентом. Илинка ответила ему на румынском, и тот сразу засиял. Наверняка привык, что кроме хозяина замка говорить на родном языке ему не с кем. — Меня зовут Валентин. Господин Влад сейчас в библиотеке. Он знает о вашем прибытии? Валентин учтиво забрал у неё чемоданчик. Илинка взяла кошку на руки. Ноапте была довольно тяжелой: она щедро кормила свою любимицу и никогда не скупалась на кошачьи вкусности. — Нет… я не предупреждала его. Но я по важному делу. Валентин просто кивнул. Казалось, за время, проведённое в замке, он привык к странным гостям и не задавал лишних вопросов. — Я провожу вас в лиловую гостиную. Господин Влад к вам спустится. — Спасибо вам. Илинка чувствовала себя неловко: она не привыкла, чтобы кто-то носил её вещи. Неприятней было признавать тот факт, что ещё больше она не привыкла к мужскому вниманию, а потому предстоящая встреча и разговор вызывали у неё приступ вполне объяснимой паники. Он не был просто-мужчиной. Он был тем, кого она не боялась лишь потому, что оберегать его было её семейным долгом, и Илинка знала: он никогда не причинит ей вреда. Ни в одном из своих обличий. Она сидела в кресле — слишком большом, — когда Ноапте повела ушами и с любопытством крутанула головой. Через несколько секунд дверь отворилась, и кошка соскочила с её колен. Илинка ожидала, что та зашипит, однако фамильяр словно понял, что этот человек — «свой». Кошка села у ножки кресла, вопросительно смотря жёлтыми глазами на вошедшего. — Илинка, — Влад приветственно склонил голову. Голубые глаза потеплели. — Я рад тебя видеть. Илинка повторила его жест. Почему-то ей было сложно выдерживать его взгляд. Она смущённо уставилась в ковёр, как если бы в жизни не видела ничего интересней переплетения нитей в узорах. — Простите, что без приглашения. Я не задержусь, только… только хотела кое-что спросить. Надеюсь, вы не сочтёте это грубым и слишком личным. Влад передвигался тихо, как тень, а потому она растерянно вздрогнула, стоило ему осторожно коснуться её локтя. Снизу-вверх, глаза в глаза. На бледном, усталом лице мелькнула добрая улыбка. — Я обязан тебе жизнью, — проговорил он с уважительной искренностью, — и жизнью своих друзей. Тебе ли кланяться. Он мягко подтолкнул её в сторону дивана, предлагая присесть. Она почувствовала себя школьницей в гостях у самого крутого старшеклассника. Голос Влада звучал глубоко и доверительно: — Оставайтесь столько, сколько потребуется, — он попутно взглянул на кошку, которая потёрлась головой о софу. — Двери этого дома всегда для тебя открыты. Валентин покажет комнату, если ты захочешь переночевать. Спрашивай обо всём, — он откинулся на спинку дивана и сцепил пальцы в замок перед собой. Губы тронула тень улыбки. — Вряд ли у меня найдутся от тебя «слишком личные» секреты. Илинка немного нервно улыбнулась и заправила за ухо длинную, отросшую чёлку. В каждом его движении сквозила такая мощь и сила, что невольно чувствуешь себя плебеем. — Я хотела побольше узнать о твоём друге, — разговор на более короткой дистанции её смущал, но в то же время ей стало проще, будто кто-то отвязал от шеи верёвку с тяжёлым булыжником. — Ноэ, если я правильно помню имя. — Влад молча кивнул. Лицо его ничего не выражало. — Когда вы виделись в последний раз? Беглый взгляд на стоящие на камине часы. — С час назад. Он сводил с ума Валентина. Проводил тесты на знание блюд как на присуждении звезды МИШЛЕН, пока я не велел ему отстать от парня. Что он успел натворить? Вопрос, точно в этом не было ничего удивительного. Илинка набрала в грудь побольше воздуха. — Как раз это мне нужно узнать.

***

Она не выходила из комнаты целый день. Поднос с обедом, принесённый Валентином, стоял на прикроватной тумбе, не тронутый. Молоко в чае замёрзло и свернулось тонкой плёнкой. От мешанины злости, обиды и чёрт знает, чего ещё, хотелось что-нибудь разбить. В голове, словно заезженная пластинка, крутился только один вопрос. Как он мог? Как? Он? Мог? Как у него хватило совести так с ней поступить? В ушах звенел голос, на повторе. Он поднял его единственный раз за всю их «беседу». «Потому что я знал, что не вернусь!» Он её бросил. Одну. Просто сбежал, струсив, и даже не удосужился объясниться, сознаться в своих слабостях. Илинка не испытывала к нему благодарности за то, что помог ей излечиться. Это был очень тёмный ритуал, и это объясняло, почему Габи так сторонился её дома. Она в бешенстве. Ей не до «спасибо». Больше всего она злилась на его малодушие и безответственность. Мужчина не должен быть таким. «Не все мужчины — Влад», — говорил ей внутренний голос, который всегда старался оправдать окружающих и верил, что каждый заслуживает быть понятым и прощённым. Илинка велела этому голосу заткнуться и агрессивно перевернулась на другой бок, засучив ногами, заворачиваясь в кокон одеяла плотней. Хуже всего были воспоминания. Их прорвало, как плотину, и теперь вода хлынула потоком, снося всё на своём пути. Нельзя «стереть» память, как в кино. Можно только временно оградить человека от самого себя. Но рано или поздно задвинутые на задний план образы так или иначе дали бы о себе знать. Чем он только думал? …Зелёные луга и цветение диких полевых растений. На пастбище пасся чей-то скот. — Давай их превратим во что-нибудь потешное, — Ноэ игриво вскинул руку, и Илинку захватила паника раньше, чем он успел моргнуть. Фраза слилась в одно слово: — Ноэ-мы-не-будем, — она развернулась так резко, что копна каштановых волос ударила его по лицу, — заколдовывать овец, — схватила за запястье, вынудила опустить руку быстрее, чем подумала о собственных действиях. Ноэ весело. Он находил это забавным! Илинка не успела среагировать — чужие пальцы смахнули с её лба растрепавшиеся волосы и заправили за ухо. — Какая злюка, — он произнёс это почти ласково. Почти — потому что это Ноэ, а не обычный, нормальный парень. — Не смешно. — А, по-моему, очень даже. …Тишину и умиротворение закатного вечера нарушал только переливчатый треск цикад. Илинка любила это время суток. Кожа приобретала красивый персиковый оттенок, в кудрях играли золотом последние лучи уходящего дня. Она рассеянно крутила в руках чашку с чаем. Лестница скрипнула под чужим весом — Ноэ присел на ступени у дома рядом с ней. Он впервые за весь день просто молчал. И её впервые не напрягало его присутствие. Шевеление сбоку. Мгновение — её плечи покрыл пиджак. Ещё хранящий тепло чужого тела. Илинка посмотрела вопросительно, однако Ноэ упрямо не ответил на этот взгляд. — Вечереет. Уже прохладно. Он продолжил любоваться закатом. С этой стороны ей было видно только карий глаз, в котором полыхало огнём ярко-рыжее солнце. Они долго сидели в тишине, пока медный диск не скрылся за горизонтом, оставив после себя сумеречную синеву. Илинка поднялась первая и вернула ему пиджак. О том, что ей на мгновение не захотелось отдавать приятную, тяжёлую ткань, она пообещала себе подумать позже. — Спасибо. — Всегда к вашим услугам, — он привычно ухмылялся и привычно флиртовал. Только для неё это совсем не привычно. Илинка повиновалась внезапному порыву до того, как его опередил здравый смысл, и оставила на слегка колючей щеке мягкий поцелуй. На секунду ей почудилось, что Ноэ обескуражен, однако наверняка утверждать было сложно: он слишком хорошо владел собой и слишком быстро менялся в лице. Они оба не возвращались к этому вечеру ни разговором, ни намёком. …«Скажи, как ты хочешь». …Она не имела ни малейшего представления, как себя вести рядом с ним после того, что было. Ноэ же выглядел так, словно его вообще ничего не заботило в этом мире. А её переживания, казалось, становились настолько материальными, что трансформировались в тучи, которые окутали Холодное чёрной предгрозовой кучевой. Селение у них маленькое. Кафе со столиками на веранде тоже маленькое. Илинке чудилось, что на них пялились абсолютно все. Или нет. Все девушки пялились на Ноэ. Попутно недоумевая, какой бес его попутал, что он сидел рядом с этой сумасшедшей. Если б только они знали… Ноэ флиртовал с официанткой. Скорее всего, неосознанно, — такая уж у него манера общения. Та ворковала возле их столика и ощутимо сдерживалась из последних сил, чтобы не подсунуть вместе с чеком свой номер телефона. Ноэ всегда за неё платил, но, несмотря на жгучее любопытство, Илинка не спрашивала, откуда у него деньги. Почему-то она думала, что лучше ей не знать. Когда они встали, Ноэ галантно подал ей руку. Он сжал её ладонь и больше не отпускал. …Илинка чувствовала, как утреннее солнце грело её тело. Надо бы закончить пикник к обеду, иначе обгорит. В отличие от золотистого загара Ноэ, её кожа более светлая и чувствительная. Она поправила лямку хлопкового жёлтого сарафана. Летние лучи загородила высокая тень. — Если снимешь туфли, пущу на плед. — С чего ты взяла, что мне туда хочется? — Ноэ хмыкнул и провёл рукой по волосам. Илинка беспечно пожала плечами. — Тут классная вечеринка. Он спрятал улыбку в уголке губ, но послушно сделал то, что она сказала. — И для кого мы так вырядились? — вопрос адресован явно не к себе — Ноэ считал, что выглядел абсолютно уместно в их селении со всем своим фарсом. — Неужто для того фермера? — Почему именно для него? — Он симпатичный. Для фермера. — Я скоро начну думать, что гетерохромия — твоя единственная «гетеро» часть. Вместо ответа он резко наклонился и схватил её за щиколотку. Илинка звонко засмеялась от щекочущего ощущения и попыталась вырваться, но он упорно тянул её на себя. Платье задралось, и Ноэ с вопиюще довольным видом устроился сверху между её ног. Улыбка очень скоро сползла с его лица. Илинка только один раз видела его таким серьёзным — тогда, на фестивале. Она чувствовала себя неуютно под таким взглядом. Несмотря на глубокую задумчивость, глаза у него горели, и девушка поёрзала, пытаясь хоть как-то поправить сарафан. Сделала только хуже. Ткань съехала в сторону настолько, что оголила бедро и тонкую полоску светлого нижнего белья. Широкая ладонь опустилась на её колено. Илинка дёрнулась, словно от удара тока. Наверное, что-то отразилось на её лице, и он понял: на сей раз в ней говорил не страх. Рука издевательски медленно скользнула ниже, пока не замерла у самой кромки белья. Большой палец обвёл нежную кожу на внутренней стороне бедра. — Знаешь, что бывает лучше секса? — Ноэ наклонился низко. Слишком низко. От его дыхания пошевелилась прядь её волос. По щекам разлился колючий и жаркий румянец. — Его ожидание. Илинку оглушил этот тон. Низкий, гудящий. Она сглотнула колотящееся в горле сердце, когда он придвинул губы к её уху, рассылая по коже море мурашек. — Когда ты смотришь на девушку, — почти неслышно шептал он в раковину её уха, — и уже знаешь, что проведёшь с ней ночь, — перед глазами разорвались круги, стоило его губам коснуться выемки под ухом. Улавливая бешеное биение пульса. А затем они соскользнули по шее, разрывая кожу. — И не одну. А она смотрит на тебя и понимает, что этому мужчине она бы отдалась. Смотрит на его руки, представляя, как окажется в его объятиях. Как он скользнёт ладонями под платье и коснётся её так близко, но так недостаточно. Так мало, — повинуясь собственным словам, он провёл пальцами по её животу, вызывая дрожащий вздох. Рука опустилась ниже, очертила края белья. Кожа вспыхнула в тех местах, где он коснулся её костяшками. — И уже хочется, чтобы он наконец сдвинул бельё в сторону. А потом вошёл так глубоко… В живот ударила горячая судорога. Ноэ наклонился к её лицу и обжёг губы дыханием, но в тот момент, когда она уже была готова податься навстречу поцелую, слегка отстранился. — …медленно. Выходя почти полностью, а затем резко подаваясь вперёд, — он подцепил резинку мягкого кружева, удивительным образом не коснувшись тела. С губ сорвался дрожащий выдох. Она отчаянно пыталась вызвать в себе злость за то, что он играл с ней, как мог играть сейчас с той официанткой из кафе. Не получилось. Ни черта не получилось. — Пока ты не попросишь, — голос был тихим и слегка задыхающимся, — чтобы я наконец перестал себя сдерживать. Он снова наклонился, совсем немного, отчего его запах, от которого просто ехала крыша, накрыл её с головой, а нос коснулся её носа. Она чувствовала, как пересохли губы, которые бесшумно проговорили: — Пожалуйста. Он часто дышит, и у неё кружится голова, когда его пальцы наконец касаются её. От этого в конец вышибает мозги. Она вздрогнула, дёргаясь бёдрами навстречу. Прикусила губу, будто сдерживая рвущиеся… слова? Стон? Его дикий взгляд прикован к ней. Сейчас оба глаза кажутся чёрными из-за того, как сожрали радужку расширившиеся зрачки. Она обхватила его затылок, ощущая его ладонями, обдавая теплом, задыхаясь от того, как он дразняще, почти невесомо ласкает её. Пробежалась подушечками пальцев ниже, по ключицам. Подалась вперёд, притягивая его к себе, легко, одним надавливанием крошечных ладоней, и он ощутил её губы там, где только что порхали пальцы. Которые двинулись под ворот рубашки, до той пуговицы, которая оголяла неприлично крупный участок тела. Низкий стон заставил её вздрогнуть. Илинка испуганно отпрянула, но он тут же притянул её к себе, обхватывая свободной рукой за шею, зарываясь в волосы. Усиливая давление между её разведённых ног с подрагивающими коленками. Резко целуя. Просто врезаясь губами в её рот. Врезаясь пальцами в неё. Голова плывёт, весь мир плывёт, её мозги плавятся от этого требовательного движения в ней. От того, как он с силой прижимается к ней, как она чувствует бедром его возбуждение, как язык скользит внутрь, вызывая тонкий всхлип. Снова. И снова. Глубже, сталкиваясь с её языком. Заведя руку ей за голову, устроив её затылок на сгибе локтя, он словно пытался вжать её в себя. До основания. Чтобы вошла под рёбра и никуда не делась. Пальцы путались в его волосах. Ей так остро было необходимо его чувствовать. Всего и каждой клеткой. Будто она боялась, что он исчезнет. Что его на самом деле нет, и она правда местная сумасшедшая. Но он был. Здесь, сейчас, с ней. Оторвался от неё, переводя сбившееся дыхание, под её тонкий, недовольный протест. Только для того, чтобы ухватиться за лямки сарафана и сдёрнуть их вниз. Сознание качнулось от взгляда, с которым он понял, что на ней нет привычного тоненького тканевого бюстгальтера. Губы обхватили сосок, заставляя её с силой выгнуться навстречу. — Пожалуйста-быстрее, — бессвязно и на выдохе. Его стон вибрацией прошёлся по груди, зубы слегка сжались на твёрдой вершинке. Она не дотягивается до всех пуговиц, ей не удаётся с первого раза расстегнуть каждую, пальцы сумбурно скользят по мелкому пластику, но той степени, до которой она смогла расстегнуть рубашку, хватило, чтобы стянуть ткань ниже и коснуться его спины. Провести ладонями по такой идеальной коже. Он настолько огромный на её фоне. Илинка услышала бряцание пряжки ремня. Сдвинутая к локтям белоснежная ткань. Её сбившийся на талии сарафан. Он впервые за день целует её нежно и замирает, прижимаясь губами к губам, прижимаясь к ней, помогая себе рукой. Илинка глупо улыбается в его губы и отстраняется на секунду только для того, чтобы шепнуть: — Не сдерживайся. Одно резкое движение, один сильный рывок. Напряжённые соски вжимаются в его грудь. Язык кружит вдоль её шеи, пока он не вминается в неё губами, всасывая кожу. Всё плывёт. Она плывёт, весь мир качается в такт его толчкам. — Ноэ… Она замечает, как он вздрагивает от произнесённого вслух имени. — Ноэ, — шепчет снова, гладит плечи, чувствуя горячее дыхание у самого уха, когда он сгребает её в объятия и прижимается щекой к щеке. Чувствуя голой грудью, как бьётся его сердце, вот-вот готовое раздробить рёбра. Сердце, которое, вопреки предрассудкам, у него есть. …Илинка со злостью запустила подушкой в дверь. Влад не станет злиться на то, чего не узнает. Из горла вырвался задушенный всхлип.

***

Это был самый долгий день в его бесконечно долгой жизни. Лучше б она с ним не разговаривала. Лучше б она делала вид, что его вообще не существует. Это было бы объяснимо. Это бы означало, что ей больно, и она испытывает к нему хоть какие-то эмоции. Но Илинка его не игнорировала. Когда этот грёбаный долгий день без неё, когда она так близко, на расстоянии нескольких комнат, закончился, она спустилась к ужину с совершенно равнодушным выражением лица. Она отвечала на все попытки завязать диалог так, словно он был для неё никем. Влад искоса смотрел на неё и напряжённо цедил стакан с водой вот уже двадцать минут. Взгляды, которые он кидал в его сторону, были куда красноречивей. Знать он не знал. Догадывался. О, Ноэ видел, как ему сносило крышу от злости из-за этих догадок. Гляди, вот-вот костюм по швам затрещит, являя миру монстра. Он пытался его вытянуть на разговор «по душам», когда Илинка пулей вылетела из гостиной, со всей силы шарахнув дверью о косяк. А с виду такая тщедушная. Наверняка даже Валентин услышал в своей каморке. Тогда он хотел её остановить. И она даже повиновалась, едва его рука мягко скользнула по её предплечью. А потом резко её отбросила и на попытку приблизиться снова — толкнула. Выбежала, как ужаленная. Это была она. Настоящая она. А этот манекен, который с ничего не выражающим лицом жевал салат, — нет. Она могла бы собой гордиться: ничто не задевало его сильнее, чем показное равнодушие. Нашла, чтоб её, уязвимое место, куда бить. Бесконечный день превратился в бесконечную неделю. Из Лествилла прибыла процессия слабоумных и отважных во главе с рыжим дурачком. Влад наконец отстал от него — куда там ему, когда глаза снова начала мозолить его дражайшая зазноба. Илинка немного ожила, встретившись с сестрой. Спустя двое суток после торжественного пришествия и обсуждения последних новостей в мире надвигающегося зла он не выдержал. Люди, разговоры, теории о каком-то номере сорок четыре и чёрной собаке. Да плевать он на всё это хотел. Информация ползла огромным серым пятном перед глазами. Лица, голоса, невнятный бред, летящие в окно капли дождя, вечно всё драматизирующий любовный треугольник, ужин. Калейдоскоп. Всё крутилось и заворачивалось в него самого, а он… будто стоял сторонним наблюдателем. И видел перед глазами печальное лицо в обрамлении густых тёмных волос. Когда рыжий огрызнулся на него за обедом, Ноэ обалдел. Он в упор не вспоминал, чем мог насолить облезлому льву за последние… ну, скажем, двенадцать часов. Зато помнил, что долговязый тёрся возле неё в библиотеке, обсуждая карпатскую нечисть. Да, с ними была Лайя, но плевать. Главное, что он ошивался возле неё. А Ноэ — нет. Но потом он огрызнулся на Илинку, и Ноэ показалось, что он сейчас просто встанет и прикончит его. Неизвестно — как. Всё равно — как. Это был секундный порыв. Ему было плевать, что за неприятности творились в раю с вывеской «Влад-Лайя-Лео». Плевать, что Илинка никак не отреагировала на выпад друга, наверняка осведомлённая о его проблемах куда больше, чем он. Ноэ давно не ловил себя на желании сказать кому-нибудь из обитателей замка что-нибудь мерзкое или огрызнуться просто так, для профилактики. Чтобы не думали, что он стал хорошим, белым и пушистым, если помог уделать Ратвена. Но в тот момент рыжего захотелось ударить. Хорошенько так врезать. По-человечески. У него отчаянно чесались руки, а потому он ушёл в библиотеку, чтобы хоть немного остыть. Румынская поэзия не отвлекала. Ни хрена не отвлекало. Вместо страниц пред взором стояли её глаза, блестящие так, словно она вот-вот заплачет от информации, что обухом свалилась на неё, и он уже полчаса пытался прочесть одну-единственную строчку. — Не мог бы ты отдыхать покомпактнее? Столы не для твоих ног здесь расставлены. Этот голос его отрезвил. Укол. Она впервые на него огрызнулась? Ноэ даже не пытался скрыть совершенно блаженной улыбки, следя за тем, как она проходит к одному из стеллажей, а затем исчезает из поля зрения и шуршит книгами. — Надо же, — он с удовольствием захлопнул книгу и отбросил томик в сторону, скрестил руки на груди. — Мы снова разговариваем? Илинка вновь зашелестела страницами. Немного нервно. — Я всегда с тобой разговариваю. Но мне нужен этот стол. У нас много работы и мало времени. Мы не знаем, с кем имеем дело. Если ты забыл, то охранять замок — мой долг. Хочешь помочь — вперёд. Ноэ этого только и ждал. Он пружинисто поднялся и направился к стеллажам, выискивая её в одном из пролётов. Вопрос, вертевшийся на языке и отзывающийся раздражением где-то совсем близко к глотке, сорвался прежде, чем он его обдумал: — Почему на тебя рычал Лео? Она даже замерла с какой-то книгой в руках. — Не твоё дело, — голос приглушён. — А мне кажется, моё. Раз я в этом замешан. — Немой вопрос в мельком пробежавшихся по его лицу карих глазах. — Я ведь, вроде как, твой партнёр. Она замерла, вперив пустой взгляд перед собой. Вот оно. Реакция. Фраза её оглушила, хотя Илинка попыталась взять себя в руки. Пальцы лихорадочно зашелестели страницами. — Ты не замешан, — она упрямо проигнорировала последнее предложение. — Не вокруг тебя вращается вся наша планета, — произнесла с расстановкой, прожигая его взглядом и вновь опуская глаза в книгу. — И как тебя касаются наши темы для обсуждения я тоже не представляю, знаешь ли. Он сжал зубы, кляня себя за всё и сразу. Илинка явно не собиралась продолжать разговор. Она прошла мимо, с охапкой книг. Ноэ раздражённо оттолкнулся плечом от стеллажа. Несколько секунд смотрел на то, как она раскладывает книги на столе, как придвигает к старым томам поближе древний, как Влад, фонарик с массивной железной ручкой-кольцом. Чувствуя её отстранённость. Она будто была потеряна. На мгновение ему стало не по себе от того, что Илинка, — привычно-мятежная, когда злилась, нежно-сюсюкающая, когда тискала свой пушистый и хвостатый сгусток ненависти к Ноэ, — могла действительно расстроиться из-за того, что какой-то рыжий болван смог её обидеть. Нет. Нет, блин. Не рыжий. Но болван. Он знал её. Знал уже столько времени, что мог поклясться — она по-прежнему упрямая, не позволяющая никому и ничему на свете себя сломать. Он не позволит никому её сломать. — Если это был урок, — он не привык извиняться. А потому говорил медленно, тщательно подбирая слова. — То я его усвоил. Я уже облажался с Владом. Я всё исправил, он принял мои извинения. Сейчас я прошу о том же тебя. Дай мне возможность самому всё починить. Тёмные глаза сверлом впились в его лицо, а пальцы сжались на страницах книги. Он почти видел, как в них идёт борьба: желание довериться сражалось со страхом испытать боль. Она устало опустила взгляд. В голове вспыхнули её старые слова. «Не сразу». Ноэ подошёл ближе и осторожно разжал руку, вытягивая несчастную страницу из плена. Она поддалась. Пусть не смотрела на него. Пусть слишком вяло отреагировала на то, как он переплёл пальцы. Пусть. — Ноэ… Её голос утонул в раскате грома. Таком яростном, что задрожали внутренности. Что она там говорила? Мало времени. Что ж, тут её мастерство гадалки подвело: времени у них не было вообще. Взгляд невольно упал на колоду карт в голубом шёлковом мешочке, расшитом золотистыми переплетениями нитей, имитирующих лозу какого-то растения. Вспомнился один из первых вечеров, которые он провёл в компании Илинки и вечно недовольной его обществом Ноапте. Ноэ тогда уговорил её немного ему погадать. Она не соглашалась долго, однако, когда сдалась, даже как будто бы повеселела. Как всегда предупредив, что увидит больше, чем сможет сказать. «— О, — она задорно выложила перед ним очередную карту. — Тебя ждёт любовь с некой королевой кубков. И постель, — очаровательная ведьма потешно хмыкнула, доставая старший аркан любовников. Эта карта удивляла Ноэ меньше всего. — Твоя любимая… — он уже был готов опустить какой-нибудь комментарий, как Илинка вдруг переменилась в лице и замерла с очередным арканом в руках. — Мне жаль, — тихо проговорила девушка и тут же спохватилась, точно сболтнула лишнего. Ноэ пытался заглянуть через стол и узнать, что такого она там увидела, но Илинка слишком быстро спрятала карту в колоду. Она попросила его задать другой вопрос, заметно нервничая». Ноэ прижал её к себе, обнимая за плечи, чувствуя кожей её нарастающий страх. Илинка безотрывно вглядывалась в ночь за окном. Маленькие пальцы сжались на его кистях, как бы бессознательно уговаривая обнять её покрепче. В голове Ноэ эхом пронеслись собственные слова: «…лишь на время».