***
— …сообщить его господину? — И навлечь… — …он чуть не содрал себе!.. — …крепче, чем кажется. Подождем.***
Он так устал, но… Титаническим усилием воли Мол цепляется за ускользающее сознание, борется с искусственной дремой, в которую вгоняют препараты. Нащупывает иголку в левой руке, вырывает без церемоний и начинает дышать глубже, пытаясь ускорить метаболические процессы. Тихо. Дроиды пиликают друг дружке недалеко, пахнет бактой и антисептиком. Что-то не так. Он еще помнит… песок, скрипящий на зубах, и… Он помнит тренировку и шум волн… Тяжелая дрема уходит, и ее место тут же заполняет боль. Привычное состояние пробуждает окончательно. Что-то не так… Мол приоткрывает глаза. Медпункт, похожий на тысячи других: койки за занавесками, белые стены, яркие лампы. Что-то… Он кидает взгляд на нижнюю часть своего тела. Он чувствует давление одеяла. Чувствует шероховатую ткань. Он помнит, прекрасно помнит, вечную тянущую тяжесть металлической части позвоночника. Знает, где кожа переходит в узловатые шрамы и где нервные окончания были выжжены, и где у него совершенно точно отсутствует мочевой пузырь. Мол шевелит пробно ступнями, и те шевелятся. Его снова начинает мутить. Он откидывается на подушку, крепко зажмурившись. В висках стучит, затылок налился свинцом. Пальцы его находят повязки, которыми кто-то обернул его голову, цепляются за бинты, тянут. Он слышит треск рвущейся ткани. Все такое реальное. Неужели опять сходит с ума? Нет, нет. Он помнит. Помнит пустыню и два палящих солнца, и песок, забивающийся в металлические суставы. Помнит постаревшее лицо своего заклятого врага и клинок, которым тот наконец-то его добил. Он помнит вчерашнюю тренировку и шум волн, и голос Килинди Матако, ему от силы тринадцать лет. Нет, нет. Ему уже шестой десяток. Он никогда не знал возраста точно, и не додумался спросить у Саважа, пока еще… Вчера было… сорок лет назад. Все путается. Мысли толпятся, обрывки рассуждений и чувств, и ощущений — слишком много, слишком… Дроиды пиликают совсем рядом, пытаются вколоть что-то ему в шею. Мол задыхается. Очухивается уже на другой стороне комнаты, в его кулаках искрятся металлические манипуляторы. Дроиды недовольно потрясают обрубками, но подходить ближе не решаются. — И правда очнулся! — раздается чей-то голос за спиной, и Мол не нападает на вошедшего только потому, что — еще никого не убивал — убил так много, что предпочитает не спешить с выводами. Мол отскакивает с прохода — белая плитка на полу холодит ступни — и оценивает угрозу. Целитель с Орсиса — Мол не помнит имени — хмурится на дроидов и манипуляторы: — Стоимость урона придется вычесть из пожертвований твоего господина, мальчик. У Мола кровь стынет в жилах. И пусть это только предсмертное видение, пусть всего лишь бред сумасшедшего… — Не нужно сообщать Учителю! — голос такой высокий, но ломается на последнем слове. — Я сам починю. Целитель окидывает его недоверчивым взглядом: — Чтобы завтра были как новенькие. Функционал лично протестирую, — мужчина достает карманный сканер и манит Мола пальцем. — Иди-ка, проверю показатели. Мол приближается аккуратно — переставляет ноги, чувствует каждый мускул — ждет, пока целитель не хмыкнет что-то себе под нос, мазнет бактой кровоточащую царапину из-под иглы и махнет рукой. Мол зовет дроидов и убирается поскорее из медпункта. Его босые ступни — его ноги! — шлепают по каменному полу. Мол завороженно смотрит вниз на красно-черную кожу, выглядывающую из штанин пижамы, шевелит пальцами при каждом шаге. Голова все еще пухнет, все еще разрывается от обилия воспоминаний, но это кажется таким пустяком по сравнению с ощущением целого тела. Мол находит взглядом дверь в уборную, подходящую для его расы и пола, отдает дроидам их обломки и приказывает ждать. Внутри всего лишь одно заплеванное тусклое зеркало. Но даже этого… Мол застывает напротив отражения. На него смотрит — ребенок. Круглое лицо, которое даже свирепые отметины не могут спрятать. Широко распахнутые глаза, по-детски большие. Испуганные. Он забыл. Забыл, что когда-то был таким маленьким. Ему не досталось этого ощущения, будто он был ребенком. Дрожащие пальцы касаются щеки — мягкой кожи, проводят по черным линиям. Он… он пришел сюда не за этим! Мол стряхивает оцепенение, отходит к стене и задирает пижамную рубашку. Его худенькое незрелое туловище не заканчивается на талии. Мол успевает добежать до унитаза, куда отхаркивает лишь кислый желудочный сок. Все существенное он выблевал еще ночью. Голова раскалывается, в глотке рождается крик, но Мол затыкает рот кулаком и издает лишь глухой писк. В этот раз он приходит в себя в углу туалета, обнимающий собственные коленки и покачивающийся на месте. Колени — они вполне реальны. Специфический запах уборной — тоже. Снова спятил, но в этот раз с ногами — разве не прекрасное развитие событий? Что лучше — пески той несчастной планетки, на которой он почти наверняка сдох, или вот такой трюк сознания? Мол проводит ладонями по собственным бедрам, по голеням, сжимает щиколотки. Его когти оставляют царапины на красно-черных линиях. Он не чувствовал ничего лучше этой легкой боли. Мол упирается лбом в колени, трется о них рогами, дышит глубоко и размеренно. Они все никак не исчезают, не превращаются в груду металла. За дверью дроиды опять пиликают что-то нетерпеливое. Мол поднимается с пола, идет. Шаг за шагом на его вполне реальных ногах. Сошел с ума, спятил, поехал окончательно — какая разница? Он подпрыгивает на месте легонько и чуть не задыхается от счастья. Дроиды встречают его ворчанием, но на всякий случай держатся подальше, а Молу плевать. Он передвигается по коридору прыжками, потом бегом, потом делает колесо обратно к медлительным дроидам, и прыжок из стойки на руках, и два сальто подряд. Из его груди рвется смех. — Неужели господин Далц не зажилил хороших таблеток? Мол оборачивается. Медленно, словно плотность воздуха вдруг возросла. Выдох застывает в легких, а улыбка вянет на губах. — Тебе все еще плохо? — Килинди Матако спешит к нему, хмурится и обеспокоенно дергает головными отростками. За ее широкой спиной прячется человеческая девочка. Он помнит ее имя — Далин. Мол смотрит в гигантские черные глаза наутоланки, видит там свое отражение. Ее теплая кровь на руках и такое спокойное лицо. — Я не хотел… — Мол захлопывает собственный рот ладонью. Килинди все еще хмурится, а Мол дрожит от ужаса. Чуть не сказал вслух! Он даже думать этого не смел, даже помыслить о таком! Его голову снова пронзает болью, каждая остекленевшая пара глаз вдруг решает напомнить о себе. Они никогда не волновали его раньше, все эти незначительные жизни. Он никогда ни о чем не жалел. «Я не хотел тебя убивать.» — Мол! Мол, тебе надо обратно в медпункт! — голос Килинди доносится словно из-за толщи воды. Одной рукой он снова вцепился в рога, а другую… А другую поддерживает Килинди и даже Далин приготовилась его ловить. — Нет, — Мол отталкивается от стены, к которой, видимо, привалился. — В комнату. У меня же есть… койка? Он ничего не соображает, годы жизни, годы сумасшествия, годы служения наезжают друг на друга, путаются. Две девочки помогают ему доковылять до общежития. Он ничего не узнает, но они укладывают его на одну из кроватей, и Мол решает, что это будет его место. Далин убегает за кружкой воды, а Килинди говорит тихо, что он пропустил дневные занятия, но там ничего интересного все равно не было, и что она даст списать конспекты. От ее слов почему-то становится невыносимо тяжело в грудной клетке. Мол отворачивается от Килинди, говорит: — Хочу спать. И ждет, пока они с Далин обе уйдут. От Орсиса остались очень зыбкие воспоминания. Мол предпочитал не зацикливаться на прошлом. Он предпочел забыть. Он многое… многих забыл. Мол не помнит, как убил Далин. Даже сейчас он не может толком представить ее лицо. Килинди сказала: «Видимо, тебе не интересно, какой мы с Далин приготовили сюрприз?» Поэтому он помнит имя человеческой девочки. Из-за того, что все восемь лет, проведенные на Орсисе, были заменены ощущением теплой крови на руках и одной предсмертной фразой. Он никогда ни о чем не жалел. Он никогда… Вот только его всего трясет. Мол думает, что если все же умер там, на Татуине, то это, верно, его версия загробной жизни? Ему предстоит теперь встретиться с каждым, кого он убил? Или… или что же, он должен снова их всех убить? Или раскаяться, просить прощения? Мол скалит зубы от одной только мысли. Что за сентиментальный бред? Что тут происходит, на самом деле? Он вскакивает с постели не в силах больше лежать смирно и начинает мерить шагами узкое пространство между рядами идентичных коек. Дроиды все еще тут, все еще ждут ремонта. Мол выглядывает в окно, которое выходит во двор академии. Несколько групп учеников тренируются — в рукопашном бое, владении оружием, акробатике. Мол замечает синюю голову Наутоланки и быстро отводит взгляд. Ему надо разобраться сначала, потом уже… Мол переводит взгляд на медицинских дроидов, перемигивающихся в углу. Что ж, он может работать руками и думать одновременно. Только сначала стоит переодеться наконец из пижамы.