Любовь на расстоянии 9 метров

      Мысли путались. Я понимала, что не могу рассказать Насте всю правду, но и держать это в себе становилось невыносимым. Эмоции с каждым разом одолевали все сильнее. Я была безумно ей благодарна за то, что после моего рассказа, где я выложила ей почти все подробности кроме моментов моего знакомства с трансформером под минимум пару десятков тонн, она не задала мне лишних вопросов. Она просто выслушала. И я улавливала ее нотки ужаса в голосе, когда она осторожно поинтересовалась, как я не померла на том бетонном полу. Я не представляла, как после всего произошедшего нам встретиться лично, я слишком хорошо знала свою мать. Она не оставит все это просто так. Мы лишь договорились о том, что как только я пойму, что вулкан внутри матери поутих, мы созвонимся и обсудим возможности лично встречи. Я очень хотела ее видеть, видеть перед собой, слышать голос в живую, а не через телефон. Моя душа требовала выплакаться кому-то, кому можно доверять, без тени сомнения, без малейшего грамма опаски. Она требовала человека, которому можно сказать все и точно знать, что кроме тебя и его этого никто не узнает, и Настя была именно этим человеком, я могла доверить ей свою жизнь. Но на данный момент что-то планировать было бесполезно, ситуация была слишком шаткая и неоднозначная. — Удачи, Соловьева. — Спасибо. … Утро было пасмурным и моросил легкий снег с дождем, но лицо матери озаряла улыбка. Она выскочила из машины и налетела на меня, сковав объятиями. — Машенька, слава Богу, все в порядке. Брови Сергея, стоящего позади меня уже, почти достали до его челки. Он помнил ту женщину, которая первого Января поставила на уши почти всю его клинику. Я и сама была в легком замешательстве. Мама очень редко поддавалась нежным чувствам, еще и прилюдно. На виду у всех она любила только скандалить. Но через пару секунд я с облегчением выдохнула и обняла ее в ответ, когда-то же в жизни должно было наступить это «Все будет хорошо». Уже из машины, через боковое зеркало, я видела, как Сергей давал последние наставления по поводу моего ухода и восстановительных терапий. По его словам, я еще пару месяцев должна была ездить к нему на процедуры, и он хотел бы лично удостовериться в моем полном восстановлении спустя некоторое время. Все это он говорил мне перед выходом из палаты, когда у меня щемило сердце, что я должна отсюда уезжать, но сейчас я была абсолютно спокойна. Я сидела и понимала, что это первый раз, когда я не боюсь и не переживаю, что сейчас начнется кошмар и это было очень приятное чувство. Но я заметила, как лицо матери побагровело, и у меня снова затряслись колени. Ложное, секундное спокойствие растворилось в воздухе, как и не бывало. «Он же не мог ей рассказать! Он не имеет на это права, он не имеет права на разрушение моей жизни!» Через пару минут мама села в машину, громко хлопнув дверью и уставилась на меня. Органы растворились в ужасе, который бурлил внутри. — Так… теперь ты у меня будешь много отдыхать и потихоньку приходить в себя. Я найму тебе машину, Сергей сказал, что пешие прогулки сейчас не дольше двадцати минут в день. Физкультуру пока будешь пропускать, но учиться все равно надо. Ничего, наверстаем как-нибудь. Я уже созвонилась с большинством преподавателей, все готовы идти на встречу. Я не верила в происходящее сейчас даже больше, чем в то, что произошло этой ночью. Всю дорогу до дома я бессмысленно пялилась то в окно, то в бардачок. Мама не произнесла больше ни единого слова. А у меня все больше нарастало ощущение, что это затишье перед бурей… Да какой там бурей, перед апокалипсисом. Не успела я войти в квартиру, как мне на руки с неистовым лаянием запрыгнула собака. Она елозила у меня по ключицам и шее, затейливо выгибая свое небольшое тельце. Мать терпеть не могла, когда собака находилась у кого-то рядом с лицом, но даже сейчас, она стояла позади и мило улыбалась, смотря на это проявление любви и ласки. За время моего отсутствия дома ничего не изменилось. По идеальному порядку в своей комнате я поняла, что за пару дней до моего приезда внепланово была вызвана компания клининга и в доме навели идеальную чистоту. Не было ни единой пылинки, и даже собачья шерсть словно по волшебству исчезла. Очень осторожно, чтобы не произвести сильного шума, пока мама пошла мыть руки, я приподняла дно нижнего шкафчика с бельем и увидела свою маленькую шкатулку не знаю для чего мне это было нужно, но в следующую секунду у меня как-то отлегло, стало чуть легче, но сил, чтобы ее открыть, я в себе не нашла. В этот день мне пришлось рано лечь спать. Я провела несколько месяцев в больнице и думала, что уже полностью поправилась и набралась сил, но всего лишь одна поездка до дома, бессонная ночь, пара эмоций, чуть посильнее чем обычно, и я валюсь с ног. Я видела каждую складочку одеяла, которое укрывало мое обмякшее тело, но уснуть не могла, я разучилась. Сквозь прозрачные, еле зеленые шторы я опять это делала, я пыталась разглядеть Кибертрон. Но даже омут луны сегодня было очень плохо видно из-за высокой облачности, которая не отступала уже несколько дней, и только изредка ночью можно было разглядеть пару звезд, но увидеть другую планету, это вряд ли… Собаку, по настоянию Сергея, ко мне больше не пускали. Мои легкие после тяжелой пневмонии могли остро среагировать на шерсть. Но я бы предпочла задыхаться от шерсти, чем почти два часа в темноте копошиться в своих мыслях. «Почему же он приехал? Он ведь не обычный трансформер, он не может просто взять и прилететь куда ему вздумается… или может? И почему он не захотел ответить на мой вопрос именно сейчас? И какой у него интерес во всем этом?» Голова лопалась от вопросов, и мне хотелось получить ответ на все и сразу. Я ворочалась из стороны в сторону, а в руке был телефон, где на быстром наборе стояли три звездочки. Все чаще меня посещало убеждение, что это было лишь видение, плод пострадавшего, психологически, воображения и мне просто хотелось набрать этот несчастный контакт на случай ЧС, услышать голос и тут же сбросить. «Срочно нужно успокоиться Маша! Где он, а где ты! Что я ему скажу? Добрый вечер?! Все, живем дальше!» Но жить дальше было тяжело. Началась бессонница. Несмотря на то, что я уставала будто бы вагоны разгружала, я все равно не могла уснуть, ворочаясь по пять часов, я засыпала только в три или четыре утра, а будильник звенел уже в полшестого. Теперь я не лежала целыми днями в палате, выходя только на ЛФК или физиотерапии. Мотаться на пары, пусть даже и на машине, было нелегко. Постоянно бросало то в жар, то в холод. Просто сидеть было невыносимо больно, начинала гудеть голова и шея готова была вот-вот переломиться пополам. На парах было еще хуже. Первые пятнадцать минут я еще пыталась фокусироваться и запоминать информацию, но потом мозг отключался, накатывала вековая сонливость и приходилось работать на автопилоте — умело изображать бурную деятельность. Выход к доске или рассказ реферата превращалось в что-то мучительное и длящееся целую вечность. Глаза жгло от яркого экрана видеопроигрывателя, все картинки казались низкого качества и были в пиксель, очень быстро начинало тошнить, а головокружение сопровождало почти при каждом действии. Только к концу второй недели, я с горем пополам, смогла восстановить скорость восприятия текстов на родном языке, написание все еще было гораздо медленнее обычного, выше тройки я за диктанты не получала. Сквозь скрежет зубов я выслушивала замечания и жалобы от преподавателей, когда в сто пятисотый раз просила повторить ранее сказанный материал. Иностранные языки были для меня в буквальном смысле за языковым барьером. Аппарат речи отказывался произносить не русскую белиберду и спустился по произношению до уровня третьего класса. Я благодарила все на свете, что немецкий, второй выбранный мной язык, начинался только со второго курса и я могла спокойна вспоминать одиннадцать лет изучения английского. Но спустя еще пару недель наша всеми известная женщина «палач» решила усложнить мне восстановительный процесс и вошла на одно из занятий в сопровождении высокой брюнетки. Ее голубые глаза просверлили мою душу. И я говорю не о прекрасном цвете морской волны, ее глаза горели голубым огнем, на меня безотрывно смотрел трансформер в человеческом обличии. Пока я находилась в астрале, куратор представляла нового преподавателя по дисциплине, введенной пару месяцев назад — Кибертронский: орфоэпия и орфография. Вся аудитория, после нескольких секунд замешательства встала с мест как марионетки, вспомнив, что вошли преподаватели, так велел устав и этикет. Но первый раз за все время куратора никто не слушал, все уставились на НЕЕ. Ее голос, в первый раз прозвучал мягко, но спустя еще несколько фраз по спине начали бродить мурашки, когда отчетливо проступило отсутствие человеческого в интонации. Я поймала себя на мысли, что не замечала такой особенности, например, в звучании голоса Оптимуса. От этого становилось не по себе. — С нового семестра мы будем видеться довольно часто. Мой родной язык еще не является профильной дисциплиной, но в свете последних событий и очень быстро, развивающихся дипломатических отношений наших рас, я думаю все к этому идет. Я предпочту преподавать вам в этом облике, чтобы было меньше любопытных взглядов. Так же мое имя довольно сложное и длинное на произношение, поэтому вы можете обращаться ко мне просто Чайка. Все дополнительные вопросы, которые точно у вас могли возникнуть, мы обсудим с вами на предстоящей, ознакомительной паре, которая состоится в ближайшую среду, где и познакомимся так же лично с каждым. Здравый смысл не являлся моей сильной стороной. Он говорил мне, что в этом нет ничего такого. Я давно хотела изучить этот язык, и тут такая прекрасная возможность. Но какая-то дурость внутри меня, со страху взяла вверх и ночью этого же дня, когда, убедившись, что все домашние спят, я нажала на зеленую кнопку вызова на телефоне. В ответ были лишь короткие монотонные гудки…